СУМАСШЕДШАЯ ШУРКА 1 Лариса очень устала. Ветер на привокзальной площади поминутно останавливал ее, заставляя бросать сумки и чемодан к ногам и хвататься за улетавшую шляпу. Эти остановки удлиняли путь, а сил не было и так. Лариса кляла ветер, тяжелую поклажу, высокие каблуки на сапогах, широкополую шляпу, модную, но не удобную, кляла дождик, похожий на туман. Хотелось в тепло, сесть, а приходилось брести, медленно переставляя ноги и наклонив голову. « И это юг!» – возмущалась Лариса, с тоской поглядывая на толпу у кассы. Ей предстояло еще выстоять очередь на троллейбус до Ялты. Когда она добралась, наконец, до Симеиза, то уже чувствовала себя не уставшей сорокалетней женщиной, а больной и всеми брошенной старухой. Были времена – она весело сбегала по лесенкам этого милого местечка, радуясь древним каменным ступеням, а сейчас Лариса спускалась по ним бочком и охая: каблуки разъезжались по снежной кашице, покрывшей ступеньки, чемодан и сумка, словно камнями набитые, тянули вниз. «И это юг! Будет этому конец?» – бормотала Лариса в нарастающем отчаянье. Люди почти не встречались – ветер и непогода разогнали их по домам. Спросить, туда ли она идет, было не у кого, и вскоре оказалось, что она пошла-таки в обратную сторону. Пришлось возвращаться. Теперь Лариса молча плакала и все чаще останавливалась. Успокоилась немного, лишь когда увидела сквозь мокрый сумрак экзотический силуэт своего санатория. Там ее ждал отдых. Вспомнились слова Алеши: «Ты в рай едешь! Море, солнце круглый год и дворцы сказочные!» Она помнила эти дворцы с молодости. В Симеиз они приезжали раньше каждый год, всегда с детишками. Крым она любила, но дикарский быт переносила нелегко. И когда после пляжа, разморенные и голодные, они возвращались к своей хозяйке, в перенаселенный дворик, то, проходя мимо санатория, невольно завидовали его обитателям, принимавшим солнечные ванны на веранде. Их-то кормили, у них голова не болела от забот, а то, что они больны туберкулезом, как-то выпадало из сознания. Да и слово туберкулез не пугало: Лариса твердо усвоила со школьной скамьи, что в СССР болезнь вылечивают, от туберкулеза не умирают, как раньше, он « не болит», как, например, желудок или печенка. Короче, жить можно ! И туберкулезные действительно пребывали в раю: дворцы, море, красота, кормежка бесплатная… И кто бы мог подумать, что Лариса приедет сюда не пляжиться, а лечиться, и на собственной шкуре узнает, что такое туберкулез? Насмотрелась она за полгода в больнице всякого и давно уже растеряла наивный оптимизм незнайки. Видела умирающих девушек и парней да стариков, проживших в диспансере большую часть жизни – без надежды на излечение. Это был особый мир – вроде колонии, где все друг друга знали годами, выходили на волю и возвращались под крышу, ставшую родной, к тем, кто наизусть знал их легкие, бронхи, железки… Здесь кочевали из больницы в санаторий, чтобы вновь попасть в больницу. Конечно, были и счастливчики, уходившие навсегда, если можно назвать счастливчиками тех, кто по несколько месяцев кряду травил себе печень сильными антибиотиками или расставался с куском легкого. И Лариса проходила свой первый круг испытания, завершая его, как ей страстно мечталось, – навсегда. Похоже, наступил конец и ее дорожным мукам. Лариса прикрыла за собой тяжеленную входную дверь, поставила вещи к ногам и огляделась. 2 Через полчаса, вместо того чтобы тут же броситься на кровать, как мечталось, Лариса, потрясенная, ходила по комнате и озиралась вокруг расширенными глазами. Так вот какую начинку скрывали эти сказочные дворцы от непосвященных! Обшарпанные стены, железные койки с продавленными сетками, где и разыскали такие? Тумбочки – одна на другой, для экономии места. Облезлый шкаф с перекошенной дверцей…Извилистые трещины расходятся по потолку от голой, на длинном шнуре, лампочки. Нигде ни занавески, ни коврика… « Куда меня занесло? – с тоской подумала Лариса. – Не палата, а КПЗ, ей богу!» Ей захотелось немедленно поделиться с кем-то своими впечатлениями, но, похоже, в этой комнате никто не жил. – Так мне и надо! – сказала Лариса вслух.– Поехала перед самыми праздниками! Умные люди разъезжаются, а я… Ладно, переночую, а утром попрошусь в другую палату. Вот приму сейчас душ, чаек поставлю, отдохну… Звуки собственного голоса понемногу успокоили ее. За окнами стояла непроглядная тьма, и море шумело совсем рядом, или это ветер бесновался, пытаясь раскачать кипарисы. В комнате было холодно, в батареях еле теплилась жизнь. Лариса выглянула в коридор и обнаружила, что палата ее находится прямо против туалета. Иронически усмехнулась: «А вот и удобства!» Но едва она отворила дверь в сие заведение, как изумленный крик вырвался из нее: – Боже, что это?! Сталактитовая пещера?! – Молодец! – услышала с унитаза за бесстыдно распахнутой дверцей.– С юмором женщина! А я три дня ревела, как приехала! Лариса постеснялась взглянуть на неожиданную собеседницу, стала рассматривать стены и потолок, украшенные причудливыми потеками, наростами и таким жирным слоем изумрудного мха, что все это действительно походило на нерукотворную пещеру. Под ногами хлюпала вода, и Лариса брезгливо наступила на швабру, проложенную к закрытой двери второй кабинки, Потом не выдержала – перевела глаза на ту, распахнутую – и расхохоталась: сидевшая там весьма полная дама держала над головою зонтик, по которому обильно стекала с потолка ржавая вода. – Смеетесь, – серьезно сказала толстуха, – ничего, скоро сами будете вот так…Слушайте, не стойте под душем, идите на второй этаж, там почище будет, А здесь три дня как потоп. Сантехника не дозовешься, уже празднует. На втором этаже Ларису поджидал еще один сюрприз: ей объяснили, что душа в этом корпусе нет, горячей воды тоже, а холодную в одиннадцать вечера отключают. Купаются все в городской бане либо в другом корпусе – по средам. В своей комнате Лариса обнаружила тазик и устроила походное мытье, потом выпила чаю (благо, кипятильник взяла) и легла на кровать-гамак, бормоча мамину любимую присказку: – Ничего, в войну было хуже… |