- Ну щто, руски, навоевался? Дом тебе мало был? Семья? – где же он, гад, постригался? Волосы чистые, будто ещё шампунью пахнут и дорогим одеколоном, а чёрный оклад бороды выхолен до волоска. Лишь седина кое-где пробивается. Хотя, у горцев седина ранняя… - Пот тебе мало проливал в учебка? Крови хотел? Смерть хотел? Любопытный? Мишка мятым мешком лежал на боку, скрипел песком на зубах от боли в груди и ногах, стонал хрипло на вдохе, при этом сквозь пыльные ресницы старался спокойно смотреть на пятерых бородатых боевиков, упакованных оружием и боеприпасами по самое некуда и новенькие комки made in … неважно… но не в наши убогие «стекляшки», вискозные наполовину. Ближний, ещё более навороченный, оттого и ясно, что старший. Они стояли в расслабоне полукольцом и все смотрели на него, будто уверены в быстрой расправе Смерти над этим раненным сержантом. Серая беззвучно присела невдалеке на камень… - Щто молчишь, руски? Щто молчишь, сержант? Зачем приходил сюда с автоматом? Зачем слушал своих полковников? А ведь это они тебя смерть послали, не я. Мне твой смерть, как шакалу ветер в степи. Но ты мне в дом пришёл, зачем пришёл? Детям моим смерть нёс? Дом мой огню подарить? Жена мой… - нервы его после каждого слова натягивались струной и вот, лопнула струна! Сильнейший удар ногой в живот сломал Мишкино тело пополам, заставил гортань взвизгнуть позорно от боли, слюной с кровью поперхнуться и закатиться на вздохе новым хрипом и стоном… - Отвечай, пёс! Его друзья хохотнули и, похоже, закивали одобрительно, просили «на бис». - Отвечай, пёс! За всех отвечай! – один из боевиков что-то прогургонил на ихнем, Мишка лишь уловил что-то про ноги. - Щто, руски, ноги больно? Рустам говорит, что это он тебе ноги перестрелил, когда ты гранатами на нас пощёл. Ты герой, руски? Как это… Матроскин? Матросов! – тут же перевёл им, похоже – заржали опять. - Скажи мне, руски. Скажи, что тепер ты думаешь? Ненавидишь? Смерть боишься? Скажи. Интерес мне, - присел ближе, почти лицо к лицу оказался. Мишка смотрел мутным взглядом прямо в его чёрные зрачки и видел в них отражение белого облака в голубом небе. Как так может быть?! Как в этих глазах может отражаться небо? Или смерть превратилась в это голубое сияние?.. Нет, сидит вон, Серая, не шелохнётся. Мишка всегда презирал смерть. За отца, которого она забрала, за Кольшу Бедного – одноклассника, глупо утонувшего в речке Северке много лет назад, за Макса – боевого друга и взводного балагура, получившего снайперскую пулю прямо в висок, когда пацан просто поссать к кустам отошёл – не приучен он на дорогу мочиться; дурные привычки всегда злые шутки играют… За мать, которая, хошь-не хошь, а ждёт письма от Мишки, а не о его Смерти… - Больно тебе, руски? Вижу – больно. А мне больно каждый день хоронить своих родственников и друзей – джигитов и настоящих мужчин чеченских. Больно мне за дети, которых вы убиваете вот из этих автоматов? Ка-лаш-ни-ков! Как спит руски Калашников? Какой сон видит? Всему миру смерть подарил вот таким автоматом… Что снится руски Калашников? Молчишь? Мишка немного успокоился и выровнял дыхание. За это время он уже немного изучил горцев – пока тот говорит, а этот видимо любил говорить, да не одному – Мишке, а всем: ему, себе, напарникам своим… Так вот, пока говорит он, ни один из остальных не выстрелит в раненного сержанта… Подожди, серая, не лыбься… Постарался медленно вдохнуть воздуха для встречного вопроса: - А гранаты у тебя тоже русские, джигит? А рации? А деньги, что в карманах, джигит? А война?.. - Щто война, руски? - Война тоже наша с тобой? Чеченов с русскими, джигит? – Мишка через силу выдохнул последний вопрос и нашёл ещё немного сил, чтобы не потерять глаз бородатого. - Что скажешь? - Война - она всем война, руски. Ты ко мне с войной пришёл… - Ой, ли? Только однажды наши деды - и твой, и мой – они тогда вместе воевали. За жён и детей воевали. А ты за деньги воюешь. - А ты? - А я… А я за твоих детей воюю. Чтобы им не воевать, - Мишка сам от себя не ожидал таких слов. Не его - эти слова, но он их сказал и не соврал. Мать с детства врать отучила… Бородач сверкнул глазами, по скулам пробежала мелкая дрожь, и потухло небо в зрачках: - Это я за свой дети воюю, руски. И за землю свою, что вы, неверные осквернили. И не за деньги совсем… - Просто так получилось… - Мишка усмехнулся. - Заткнись… Что означала эта пауза? Что задумал? Резко сел на ногу, бросив автомат на колени, закрыл глаза и замер. Мишка боковым зрением увидел смятение боевиков – замялись, переглядываются… Старший кивнул, и они нехотя, но повиновались, исчезли за бугром. - Давай разбираться, руски. Зачем ты за моих детей воюешь? За моих детей я ответ. - А чтобы больше детей прямо в роддоме не брали в заложники? А жён и стариков в больнице… А ещё в школе… Кончай, джигит. Мы сегодня не справимся с этим вечным спором… - Конец быстро можно. Только он сегодня не мой. Он уже есть - вам. - Угу… - Нет? Где твой взвод, сержант? Встань, оглянись - одни трупы кругом! И не скрипи зубы… - Это не победа, джигит… - Глупый ты, руски. Зачем победа? Время победы прошло. - Я и говорю. - Всё! Молчи, падаль. Я не знаю, зачем сижу и говорю с тобой. Я сейчас встану, убью тебя и уйду… Аллах мне в помощь. - Уходи. Только… - Щто, только? Ты мне условие ставишь? - Попросить хочу… - не меняя позы, сквозь зубы выговорил Мишка. - Ты меня, руски, просить хочешь? Ты меня умолять должен… - Умолять не буду. - Будешь! – и вновь почернел взгляд. - Тогда лучше убей. - А щто ты хотел просить? – на удивление, так же серьёзно спросил боевик. - Оставь меня… Дай пацанов похоронить… Бородач не ожидал такой наглости. На его каменном лице на какой-то миг вдруг отразилось недоумение. - Мне жить осталось совсем немного – сам видишь. Ноги… Ещё и в плече пуля. Смогу ребят в воронку стаскать, там с ними и останусь. Не смогу, шакалы и вороны добьют… - почему-то очень хотелось поверить, что не откажет ему бородач с чёрным взглядом. - Хочешь выжить, руски? Вертушки ждёшь? - Не жду. Нас здесь искать не будут, мы за вами свернули, а рация вместе с радистом из гранатомёта по кустам раскидана… - Нет, руски. Не дам я тебе живым остаться. Я командир, и мне не простят слабость. И обидел ты меня… - Правдой? - У меня своя правда. - Ну и хрен с тобой, джигит. Стреляй и уходи. Далеко не уйдёшь… Смерть тут по пятам ходит… - Серая лишь ухмыльнулась криво. - Прощай, руски, - вскинул автомат, передёрнул затвор. – Времени нет. Твой Бог сегодня забыл про тебя, руски. Аллахакбар! Мишка видел все шесть пуль, которые с огнём и дымом вылетали из ствола Калашника. Они летели чёрной стройной цепью прямо ему в грудь. Шесть пуль, шесть букв слова СМЕРТЬ. И её увидел уже в тумане. Серая, прихрамывая, ковыляла вслед воину-джигиту… * - «Валдай», я «Степной», приём… - Слушаю, «Степной»… - Вижу место боя. Квадрат 42. Движения нет… - Никакого?.. - Никакого… - Это они?.. - Похоже на то… Их всех положили… И не час назад… - Чёрт! Опоздали… Сесть сможете?.. - Нет, никак… Тут склон и дебри… Темнеет… - «Степной», возвращайтесь на базу… Завтра… - Вас понял, «Валдай». Возвращаюсь… |