Он как-то робко приблизился к ней, очень плохо понимая, что сейчас намеревается сделать. Свеча под распятием как-то ярко разгорелась и в ее всполохе особенно проявился лик Создателя на иконе. Валентин подсел к девушке, когда его неожиданно проняла чудовищная дрожь. Только заметил, что всякая его телесная память перестала существовать. Это не его женщина, это женщина Того Самого, на иконе, а он, Валентин, и тут абсолютно чужой… С ним и тут возятся из жалости. Там, на улице и дома, хотя бы не жалели, мир остудил его полной чашей своего презрения и отчужденности – как он, собственно, и заслужил. А она – играет во всепрощение, тратит свое время, силы, и понуждает ее к этому Тот Самый, за свечкой который… «Свечку держит!!! Ха-ха!..» - раздалось изнутри помешанного.

Неумолимая волна ненависти и к Богу, и к Алене, не говоря уже про себя самого, захлестнула несчастного в полную, наконец, силу. Любая мало-мальски здравая мысль отступила, и он почувствовал, как ликует внутри него, набирая обороты разрушительной силы, тот самый неопрятный дядька. Вспомнилась армия – были офицеры, и он не мог им не подчиняться, хоть презирал их от всего сердца… Как то странно, но сейчас он тоже НЕ МОЖЕТ НЕ ПОДЧИНИТЬСЯ, и презирает, и дрожит от отвращения к вселившейся в него параллельной сущности – но идет ровно туда, куда «подзуживают». Да, тут была не армия, тут уже был «его выбор»!

- Знаешь… Алена… - заговорил он как-то в нос, абсолютно не своим голосом,- Я, ведь,… пока тебя не нашел, думал… что я … мертв! – он долго промолчал, заметил, как девушка пристрастно смотрит на него немигающим взором. «Видишь! Видишь!!!» - бесновался Внутри Его, - «Как врет она! Как жалеет тебя, Ха-ха-ха! Давай!!! Убей Его в ней! Убей Его в ней! УБЕЙ ЕГО В НЕЙ!!!!!!!» Алена смотрела в упор, понимая, что надо дать парню выговориться, облегчить страдания. – Я… - продолжал Валентин, - думал… что мир этот параллелен… Что меня убили, а я этого и не помню просто!

…Она молчала.

- А тут… сейчас… я вижу… Что мы ЖИВЫ! И я, и ты, живы! И я хочу жить… С тобой хочу жить дальше, жить вдвоем! ВДВОЕМ! А не втроем, вчетвером, впятером….. – как пластинку заклинило. Теперь в глазах Аленки уже промелькнуло подобие тревоги.

«Убей Его в ней! Убей Его в ней! Убей Его в ней!» - взрывалась голова Кремня - «Она - твоя! Нам будет легко и хорошо втроем!!!!»

- Вдво-ем!!! - как то визгливо выкрикнул Валентин, вероятно, из последних сил пытаясь спорить со своей головой. – Мы с тобой вдвоем, потому что мы… ЖИВЫ! – прямой, страшный взгляд его уткнулся в икону с горящей свечей, пламя ее выдало какую-то особенно яркую вспышку.

Алена довольно резко вскочила с дивана и встала между Валентином и иконой.

- Ха-ха! Представляешь, Он - мертв, а мы – живы!!! – вдруг нездорово расхохотался парень, - Он не будет нам свечку держать!!! Его – распяли, а нас пока не удалось… Весь мир с самого нашего рождения пытается нас распять!… Рас..шесть…рас…семь!!... Ха-ха-ха! Хрена им лысого!!! ОН – МЕРТВ! Смотри!!! – двинулся к иконе, сильным движением рук отодвигая девушку…

- Валя! Не делай этого! – каким - то пугающе спокойным, металлическим голосом произнесла Алена. Казалось, вся она подобралась, как хищница перед прыжком. Ни капли страха, истерики – одна лишь жесткая стойка…

Встав у иконы, он глумливо, косоруко, перекрестился, резким выдохом задул свечу. Затем двумя пальцами, брезгливо, как бы, взялся за Образ, поднял его и с силой грохнул об пол. Треск удара… Эхо в звенящей тишине.

Девчушка зажмурились, музыкальные кисти рук с силой охватили серые волны длинных волос…

В нечеловеческой тишине прошло секунд десять, длящихся вечность. Первым проснулся голос в голове Валентина. «Ну вот и все!! Она твоя теперь, бери ж ее!!» Следом за этим вдруг медленно, из противоположного угла, начал выползать шорох от скользящего предмета по стене… Шорох рос, рос, делался все громче, пока не разразился резким ударом об пол, сопровождающимся беспорядочной музыкой-агонией порванных струн. «Вечная школьная» скрипка Алены перестала существовать…

«Теперь только ты!!! Ну же!» - орал Внутри Его…

Валентин сделал пару деревянных шагов к девушке. Ноги были как ватные… Он совершенно не хотел интимной близости, что и понятно, но «выполнял приказ», не мог уже ослушаться. Дева медленно отнимала руки от глаз и головы. Как вдруг!..

В душу безумного уперся НОВЫЙ взор. Какой это был взгляд, черт возьми! Искры, вылетевшие из широко открытых огромных глаз как будто стрелами вонзились в сердце помешанного, отрезвляя его и обездвиживая, как специальные пули в фантастических фильмах. Он замер на пол-движении, не в силах сделать ни шагу, пока ему не прикажут, пока не освободят от заклятья. «Теперь уже – ОНА! Приказывай, солнышко…» – с каким то глумливым, более, чем великим отвращением, подумал Валентин.

- Убирайся прочь, ублюдок! – раздельно произнесла девушка. Не своим совершенно голосом. КАК ОНА БЫЛА ПРЕКРАСНА! Тело расправилось кошачьей статью, крупный бюст всколыхнулся, она ловким движением заправила грудь под блузку… Как она была ДЬЯВОЛЬСКИ, безоговорочно прекрасна! Ничего лишнего или спорного. «Ну видишь, я же говорил!!! Бери ее! - бесновался дядька, - Упустишь – пропадешь!!!» . Телесное желание неимоверной силы, незнакомое ему доселе, гигантской иглой проткнуло всего Валентина, он рванулся в этом безумии к Алене, но… замер, подчиняясь какому-то новому приказу. Вдруг как бы увидел себя и свою позу со стороны – такой возбужденный, весь наизготовку, но не могущий пошевелиться. Его разобрал внутренний истерический хохот над самим собой.

- Я кому сказала, пошел на …, ЧМО сатанинское! – Девушка ровным, уверенным движением наклонилась и подняла с пола кожаный ремень с большой «женской» пряжкой. Двигалась на него она, ему «разрешили» только неловко пятиться назад. И это выговаривала та самая Аленушка, которая со смехом требовала «Срочно подайте мыло! Рот промою!», если вдруг в разговоре от нее случайно проскакивало бранное слово.

Свирепая, воинствующая дева ловко, как в хорошо поставленном триллере, взмахнула в разреженном вакууме воздуха ремнем и пребольно хлестанула Валентина прямо по глазам. Тот содрогнулся от боли, чуть было не упал с ног, но внезапная страсть к этой «новой» Алене только разрасталась, изготовившись взорвать его, разнести в клочья…

Аленка!!!.... Как ты…. Я тебя обожаю!!!! Я хочу тебя!!!!!.... в какой то истерике, с хохотом, заорал он. Как будто сам превратившись в того бесноватого, вселившегося в него. – Т-так меня, ТАК!!! Я… этого… заслуживаю!!!!!!!!!!» Во всех движениях Алены чувствовалось какое-то безразличие к происходящему. Легко взмахнув в пространстве рукой, она перехватила ремень за другой конец. Теперь тяжелая пряжка была в том месте, под которое попал бы Валентин, если бы не понял, что пора элементарно спасаться. В девичьем взгляде читалось….

Ремень взвизгнул в рассекаемом воздухе. Кремень трусливо пригнулся… Пряжка прошла свой круг через то место в пространстве, где только что была голова парня и висок.

Послушай, недоделка! – продолжала говорить бывшая возлюбленная Валентина своим новым голосом, - убереги от греха! Выблядок мироздания! Ну-ка схватил свои кроссовки и прочь, про-очь! Задом в дверь! – ремень с пряжкой опять свистанул в пространстве. Дева наступала, он пятился. В поведении Алены не чувствовалось ни малейшего разочарования, ни капли истерики. С особым ужасом он ухитрился понять – не было даже цели уничтожить его, как недостойного жизни в ее мире! Одно только ровное, звериное безразличие к исходу… Плевать – жив он, мертв он! Убьет ли она, помилует ли – это уж как получится… Но при этом нацеленность ее грациозных движений тела была все-таки на уничтожение… того, что просто нелепо досаждает ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Самая страшная сущность, надо сказать.

ВОТ КАКУЮ АЛЕНУ ОН И ХОТЕЛ ВИДЕТЬ И РАНЬШЕ, И ВСЕГДА!! Вот кто удовлетворил бы все его желания относительно женщины! Но… Не послушаться ее - было бы подписать себе смертный приговор, это уж точно. Именно так, пятясь задом, он схватил свою обувь и выскочил на лестничную площадку, так и не поняв, как умудрился открыть дверь.

… Возбужденно хохочущий, босой человек быстро, какими-то скачущими движениями шел по улицам, зажав двумя пальцами кроссовки. На лице его алел, все более и более проявляясь, след от точного удара ремня, из-под красноты этого следа безумно сверкали, беспорядочно бегая, зрачки глаз. Язык вслух рождал что-то невнятное, как после укуса пчелы : «Как… она прекрасна, сучка! Не могу без нее, не могу!!». И внутри его хохотал, ликовал, глумился грязный беззубый дядька:

«Ты молодец, конечно!!! Ну! Теперь ты видишь, кто она!! Под кем ходит она!!! А!!! Хочешь такую девку??!!! Но ты слабак, слаба-а-а-ак! Что ж ты, дурень, не трахнул ее, как…. ? Ты же упустил ее, упусти-и-и-л!»

 

А что Аленка? Она всего-навсего не дала сыграть собою ни Богу, ни дьяволу!

 

Сомнений не оставалось – Валентина охватило настоящее безумие с неопределенной точкой отсчета, с неясной причиной, но таким очевидным течением и прогрессированием. Теперь уже «в хлам»! Он, как безвольная телега на расшатанных осях, катился по наклонной плоскости, не отвечая уже ни за скорость, ни за направление своего пути. Такой, казалось бы, стойкий парень, нарекшийся Кремнем… Не хватало внутренних сил, разума и воли даже почувствовать намек, что же явилось причиной такого неожиданного падения человека в «нижнюю тундру», как выражаются эскимосы.

После случившегося ему как внушили, что без Алены жизнь просто остановится, что он не выживет. Теперь каждое раннее утро (чтобы она, не дай Бог, не успела уйти), он бежал к той квартирке в центре города и ждал у подъезда, поскольку дверь Алена не открывала. Она вела себя крайне странно! На звонки в дверь не реагировала абсолютно, хоть обтрезвонься, но регулярно, выходя из дома, как ни в чем ни бывало совершенно хладнокровно здоровалась с несчастным, даже с улыбкой. Так реагируют на очень давнего знакомого, с которым говорить, собственно, не о чем, но почему бы радушно не поздороваться, не спросить «Как дела».

…И всегда куда-то как торопилась. В ее внешности особо ничего не изменилось, былая фурия не выявлялась так открыто ни в чем. Та же самая хиппушка, что и появилась на подмостках андеграунда уже лет пять назад, ну, немного посдержанней в эмоциях, погрустней, что ли. Это для тех, кто не заглядывал ей прямо в глаза.

Он пристраивался к ее ходу, хвостом устремлялся, куда бы она ни вела. Девушка быстрым шагом двигалась по какому-то своему пути, совершенно непонятно КУДА и ЗАЧЕМ! Валентин забегал вперед, хватал за локоть, приставал с каким-то бессвязным разговором – она вполне нормально реагировала, не ускоряла шаг, не стремилась вырваться… В нее вселилась какая-то страшноватая по ощущениям ровность и, особо приметно, глубиннейшее безразличие к любым внешним раздражителям. Очень, очень странно она себя вела.

Он и с того, и с другого боку пристраивался к ней с разговором. Выходило, понятно, что-то отрывочное и какое-то юродское. Она не шла молча, отвечала… но как то не по своему, неадекватно. При этом не удостаивая Валентина даже боковым взглядом, говоря в пустое пространство перед собой. И – полнейшее безразличие и к вопросам его, и к ответам своим. Наподобие:

- Лён!.. Ты не сильно переживаешь… что я так?..

- Да ладно… Ничего, собственно… - какая-то задумчивость в бесцветном голосе, - Давно пора было… решить это все как то… - и дальше, дальше по своему прямому пути.

- А ты была – совершенство!!! – тут он неподдельно превозносил свои истинные чувства, - Как ты!!! Восторг!!!

-А! Понравилось… Ну и славно… что так… Я вообще крутая герла…

А еще повторишь! МНЕ ЭТОГО НАДО!!! – тут он тоже не врал, ему правда было надо…

- А?!.. Да не вопрос… Как-нибудь, мне просто некогда сейчас, милый… Давай-давай как ни то, в другой раз… От…..хаю, что родная мама не узнает… - тут она странным взглядом смотрела напрямую, - Хотя, знаешь, тебя и сейчас трудно узнать!..

И продолжается ее скорый ход и его трушение за ней, как на поводке.

И так несколько дней подряд. Алена была явно очень глубоко не в себе, но вот в какую сторону ее несло – этого не дано было знать никому, и в первую очередь Валентину. Непонятно, то ли она была зверски возбуждена какими-то сильными наркотиками, хотя более вероятно, все состояния девушки выходили из ее нутра, стоило лишь приоткрыть створку. Ей не надо раньше было никакого кайфа, она была сама НОСИТЕЛЕМ и даже распространителем по окружающему пространству любых кайфОв.

Каждый раз в эти несколько коротких дней все заканчивалось одинаково. Алена ни с того ни с сего резко останавливалась, как то по-старому, ласково, улыбалась и произносила:

- Ну все, милый! Спасибо за компанию, дальше я сама.. До встречи. – отчасти это могло звучать, как дамское издевательство.

Он ее люто страшился отпускать, с ее уходом снова приходила власть бездонной пустоты его сердца. Так он хватал ее беспомощно за руку, силился обнять. Подступали слезы. Она разворачивалась, и…

Вот и наступал тот момент, ради которого он ее теперь преследовал. Металлический взгляд космической мегеры обездвиживал его, при этом спазмы неожиданно пришедшего вожделения чуть ли не заставляли дергаться. Она шла напрямую, сопровождаемая эфирными молниями.

- Заставляешь меня повторить!...

Он начинал пятиться, боясь повернуться к ней спиной. Затем все-таки разворачивался, совал руки в карманы и уходил прочь сгорбленной фигурой. В его саморастлении еще не успел пропасть инстинкт самосохранения. Она шла на него УБИВАТЬ! А не пугать, не дразнить, не самовыражаться по-девичьи. В ее глазах не было ни капли ненависти – что за примитивное, «человеческое», чувство! Просто все равно, как там будет. Он мешал ЕЙ тут, на ее территории, и у него всегда оставался выбор, как у любого другого объекта – уйти восвояси или же быть уничтоженным.

После чего он напивался. Послеармейское неприятие спиртного перевернулось с ног на голову. Теперь в сердечной пустоте его завелся маленький, но злющий и голодный червячок, требующий водки. Валентин покупал дешевое пойло в палатке, брел домой, пил там без закуски долго не пьянея и терзал свою старенькую гитару одной-единственной песней на слова Гумилева, музыку которой неожиданно придумал сам. Плохо настроенный инструмент дребезжал, струны рвались – он натягивал их заново, пока позволяла длина… Когда струна делалась совсем короткой, не подлежащей натяжке, он бил по инструменту уже без нее.

«…Ты не знаешь, ты не знаешь.. Что такое эта скрипка… Что такое темный ужас начинателя игры!!!» - сотрясалось спертое пространство запущенной, захламленной «трешки»

«…Духи ада любят слушать…. Бродят бешеные волки по дорогам скрипачей!!...»

«…На, владей волшебной скрипкой!... Посмотри в глаза чудовищ… И погибни… страшной смертью… Славной смертью… скрипача…!»

Затем чего находил себя охватившим голову на койке и истошно рыдающим. Ему очень искренне было жаль разбитую скрипку Алены, как умершего любимого человека. Он не хотел, не собирался ее ломать! Она сама, САМАААААА!»

Утром просыпался в одежде на своем одиноком ложе. Это было самое страшное ощущение брошенности. Мир крутил, вертел его целый день на своем вертеле, тряс, глумился над ним, чтобы потом, насмеявшись вдоволь, шмякнуть его со всего размаху на эту одинокую, пустынную койку. Хотя какой там МИР? Его давно уже окружала одна пустота.

…И опять бежал к тому самому подъезду, чтобы повторить предыдущие сутки с точностью, казалось, до отдельных слов и движений.

Но на пятый день Аленка из подъезда не вышла. Просто не вышла, он прождал ее пол-дня, естественным образом привлекая внимание всего дворового люда, в том числе и агрессивно настроенной шпаны. Его, наконец, избили. Просто, как неприятного, торчащего придурка со странными глазами, устремленными, как у бешеной собаки, в одну точку – черное жерло парадного. Наконец он получил то, чего подсознательно желал. Размазывая по лицу долгожданную кровь, хромая, он шел к себе домой, не пропустив, понятное дело, коммерческой палатки по пути…

 

Алена исчезла. Так же неожиданно, как и все прочие жизненные перемены, произошедшие с девчушкой за последние несколько дней. И никому не дано было знать, куда. Только она сама ведала свой путь, неповторимый и бесконечный.

 

Откуда-то пришло известие, что на окраине, в подвале жилого дома скончалась от наркотической передозировки какая-то молодая девушка, по внешности – классическая хиппи. Вроде как отдаленно похожая на ту знаменитую арбатскую скрипачку.

 

Из крымской коммуны приходили слухи, как там появилась новая постоялица, не назвавшая своего имени, со скрипкой. Встала отдельным костром и принялась играть какую-то «внеземную» музыку, отчего вдруг стали наблюдаться неадекватные атмосфере перемены погоды, да и с людьми твориться какие-то чудеса… Как просветление, осознание, успокоение… На все вопросы эта воплощенная фея только отвечала, что прошлого – нет, что она «с гор». Вроде бы – робко замечали – как-то видели ее в Первопрестольной, на Арбате… Но не уверены…

И еще, и еще… Слухи, домыслы, тайны! Кто-то из бывших «волосатых» даже говорил, что ехал по делам во Владик на поезде, как его обслуживала некая очаровательная проводница… И Как екнуло : Да это ж Аленка с Арбата! Проводница снисходительно, «по-Аленкиному», улыбнулась, и коротко сказала «Мое имя Милена!» И больше ничего! Не подтвердила, не опровергла… Да, в отличии от простого человеческого мира в кругах творческой молодежи всегда много тайн и недоговорок, неизведанности. Как в той самой ницшеанской женщине-Жизни, ласкавшей и баюкающей когда-то на своих могучих волнах человека с именем «Влюбленный».