Человек идет по скользким доскам вдоль покосившихся построек «Бичегорска» - Саранпауля, и лютый страх неизбежности колотит его. Он направляется к приземистой одноэтажной гостинице поселка, до нее еще два километра ходу. Поселок в непогоду как вымирает. Ни души на лежневке вдоль заборов. По раздолбанной дороге пройдет минимум УАЗ, а через пару дней со стопроцентным успехом только военные вездеходы. Воздух промозглый, зябкий, напоенный смрадом прилегающих болот вкупе со свежестью падающей ледяной мороси. Тишина… Гулко донесутся издалека стоны одинокого грузовика и раскатисто протрещит матерная брань с крыльца какого-нибудь строения – будь то балок-вагончик или нелепо скроенная изба. - Грек! … - жалобно стонет вслух Валентин, _- Ну оставь меня, паскуда ты этакая! – на глазах юноши слезы, его трясет. Он даже в глубине осознает, что никакой Грек тут ни при чем, что это не Грек его преследует, а он сам – самый злейший и беспощадный враг из всех возможных. Но ослабевшее сознание почему-то вопиет к какому-то мистическому Греку. – Я - бич, я ушел отовсюду… от тебя… от вас, от Ирины…. Зачем ты… вы… опять!» - уже не чудо, что человека, ранее известного в московских кругах, как «Кремень», давят слезы. Как сопливого пацана. – Дайте мне дожить свой век ТУТ! – взывает он к небесам. Но эти небеса уже давно глухи к Кремню… Вот и корпус гостиницы… Нелепый желтый цвет на общем сером фоне Саранпауля. -Валечек! Вернулся, красавчик мой! – как всегда в изрядном подпитии к нему бросается бессменная «портье» Маха, сорокапятилетняя похотливая баба, во рту которой отсутствует две трети зубов. Она пытается облобызать парня, как дождавшаяся невеста, он привычно уворачивается. – Твой номерок. Как всегда, тринадцатый!, - ехидно лыбится она, бряцая ключами на вытянутой руке. Б…..! – вдруг резко реагирует юноша, _Ну почему мне всегда он! Вы что, суки, издеваетесь надо мной!- Баба отскочила от парня, который вдруг отреагировал так неадекватно. Ее беззубый рот открылся в немом удивлении. –Хотя…. – тут Валентина окутала какая-то поволока. Глаза очень нехорошо вспыхнули и тут же потухли. Сейчас он был страшен без преувеличения. Это был тот самый взгляд, брошенный им на летном поле. -Слушай, Мах! А еще нет номеров? -Есть, - жирным языком глубоко пробубнила Маха, - Но я, касатик мой, думала… -Индюк тоже думал, - процедил Валентин. - Короче, так! Давай мне этот волшебный номер, и еще… ну, двадцать первый, например. – какой то азарт приключений загулял в парне. – Через некоторое время сюда пожалует Малюта с корешами… Так вот для него я – в двадцать первом. Скажи, в честь «алкогольного совершеннолетия» -Ой! Вах! Миленький мой! Малюта!!! – баба испуганно зашла за стойку, не на шутку, как видно, струхнув… - Ты че, ты че. Валечка! Не лады с Малютой что ль? Иди ко мне в хату, налью, спрячу касатика мово! Не взду… -Да нет, Мах, ты че? Что я, смертник что ли? Просто кореша хочу разыграть. Давай два ключа, не дрейфь. Приходи бухать к нам потом. - Валь? Ты ж не пьешь, вроде как! - Я– нет! С Васьком бухнешь, весело будет, - он улыбался. -Да ну его в п…, головореза, - скороговоркой заговорила «хозяйка» гостиницы, - век бы душегуба не знать поганого. Касатик, подь ко мне, я ща запру эту богадельню, и пусть взламывает… Участкового вызову… - Так, Мария Батьковна… Не бухти и не спорь. Пятерная цена за два номера – плачу вперед, - раздельно говорил Валентин, - На! – купюры, хрустнув в его руках. Упали на стойку. Гони быро за добавкой, пока баржа не уплыла. Не тронет тебя Малюта, слово Кремня. Новое предстоящее приключение развеселило заболевшее вдруг сознание парня. Он даже почти забыл, что по его душу придет не только Малюта, но еще – если транспорт, конечно, организуется без проблем – и геолог Викентьич с своей веснушчатой дочурой…. Нет, он даже не ненавидел Малюту… Зачем? Разве стоила эта куча подгнившего, проспиртованного мяса каких-либо эмоций. Просто не имел он права жить так, как живет, в том огромном мире, где правила божественная Ирина… Она по-прежнему правила вселенной, где обитал Валентин, хоть и была далеко, да и ничего он давно не слышал о ней. В сорок семь лет она стала актрисой. Теперь он иногда видел ее на экране телека, где крутили один из первых постсоветских сериалов. Тридцатилетний коммерческий режиссер «из новых» нашел свою музу, еще будучи сопливым пацаном, разгильдяем-студентом. Он тоже имел счастье открыть Богиню, когда та была прелестной дамой около сорока… И ни с кем ему не было так уютно и радостно, как с этой безумной женой ученого, вращавшегося в высоких партийных кругах. Сменилось положение в стране, и они решили перенести свою вечную игру с жизнью на экран, чтобы еще и в карманах что-то похрустывало… О Боже! Иришка не менялась! По телеку Валентин видел всю ту же Богиню! Возраст лишь слегка зацепил ее милое лицо, слабые морщинки у глаз нисколько не портили ее, а лишь придавали дополнительный шарм. Вращение в кругах молодой богемы также наложило легкий след пристрастия к напиткам на ее небесную сущность. Но по-прежнему, никто бы не дал ей сорока восьми лет, ей было…. Двадцать восемь! И она правила миром, ей поклонялись, на нее молились. Теперь уже вся страна. А тут – торжество скотства, пьянство, мат! Не, Вася Малютин, Кремень просто обязан показать, где твое место в этом мире!.. Валентин перво-наперво вывернул лампочку в двадцать первом номере и сотворил на койке некое подобие лежащего человека. Разлил возле кровати подсолнечное масло, на веревке укрепил в темном углу ведро с камнями. Он тоже был актер, как и его божество, вернее – режиссер и сценарист. И сейчас ставил комедию в стиле «Один дома», правда, монстры, которые ожидались, были куда страшнее, чем там, в неоновом Голливуде… Азарт в нем плескал пьянящим напитком в сердце, он был прежним Валентином, задорным и остроумным Кремнем, каким его знали многие. Он не будет лишать бича его никчемной жизни, он просто посмеется над ним и скипнет опять в горы. Устроит прощальный фейерверк, так сказать. Все равно Саранпауль ему уже наскучил, северная страна огромная, можно идти далее. Давно его тянуло на Лену, на алмазные прииски… Или на «Угрюм-реку»..Черт возьми, как же интересно, что за реку имел в виду классик?! К нему даже вернулась какая-то радость жизни, дремавшая уже с полгода. По крайней мере его новая жизнь куда ближе к его мечтам. Даже более, чем та, которую он нес (именно НЕС) на себе, предаваясь всем ее прелестям в столице. ДА! Выживает и побеждает сильный. Не просто сильный, а ВЕСЕЛО сильный, как по Учителю… Мышцы и размеры тут ни при чем. А вот веселье, задор и кураж – это да. Через короткое время все приготовления были закончены. Но не судьба была проиграть сценарий по писанному… Малюта с корешами, конечно же, явился. Да и напуганая до смерти Маха указала ему на двадцать первый номер. Но надо ж было Валентины выйти в коридор именно в тот момент, когда бичи вломились в двадцать первый. Страшный грохот, удары, матерный вой Малюты – он ринулся вперед, и все, что предназначалось ему, сработало. Но его подельники увидели парня в коридоре гостиницы – не успевшего юркнуть в свой излюбленный ранее тринадцатый. И накрыли его, как сопляка… Парень получил увесистый удар, свернувший челюсть, затем грязный сапог какого-то незнакомого бродяги резанул его, упавшего , по печени. Сознание уходило… - Ну что теперь, сын шлюхи… Давно ли ты молился?. – в грудь уперся ствол дробовика. Сомнения не было – выстрел будет. На севере так не пугают. … В двадцать первом он нестерпимой боли орал и матерился Малюта, видно, повредивший при скользящем падении ногу и не могущий добраться до ненавистного парня… Дверь номера издала непередаваемый звук и слетела с петель. Одновременно с этим раздался громкий и резкий крик -Ложись, падла! Мордой на пол!!! Стволы брось!! Милиция! «Милиция» подействовала безотказно Двое подельников Малюты отринули от неподвижного Валентина, резко отбросили ружье и исполнили приказ. В проеме стоял Викентьич – тоже со стволом, наведенным на одного из бичей. - Лежать. Б…, кому сказано, - уже спокойней, с металлом в голосе произнес он. –Головы не подымать, пристрелю!!!! – да эти умудренные подобным опытом люди и так не подняли б своих бедовых голов. Валентин очнулся, и тут же скорчился от неимоверной боли во всем теле. - Да, парниш! – вполголоса обратился к нему геолог, - я как чуял, что за тобой только с оружием можно идти… Эх, молодь, не бережете вы себя... – улыбка озарила его симпатичное лицо. – Собирайся, что ль, по-бырому, вездеход у дверей. Парень поднялся-таки, это ему стоило неимоверных усилий превозмогания боли. - Начальник! Миленький!! – ворвалась в номер Маха с початой поллитровкой в руке, -Токма увези парнишечку отсель, навсегда увези… Не жить ему теперича здеся, это точно… - она обливалась пьяными слезами ужаса. Геолог окинул взглядом экспозицию, мысленно спрашивая «А это… как?» - Все, все обустрою! – женщина прерывающимся шепотом заговорила ему в ухо, - Токо вот ушел недавно, в тайгу ушел, не заплатив… каменщик один окаянный… На него и свалю, как участковый явится… Иди, касатик, иди, и Вальку мово только забери.. Не жить ему тут, не жить соколику… - Ну смотри, тетка! – грозно шепнул в ответ Викентьич, - не дай Бог натрендишь чего! - Ничего, ничего, дружочек! Ради Валечки на все пойду… Он, начальник, знаешь какой? Он, соколик мой, и святой и дьявол в одном, и святой, и дьявол.. Очень я люблю его, паренька этого… Увези скорей, а то Малюта очнется и… …Судя по крикам и стонам из дальнего номера, Малюте предстояло очнуться в поселковом медпункте. - Давай, Лён, принимай техника – Викентьич за руку подтащил к выходу Валентина. В коридоре стояла ошарашенная девчушка. -Ну ты, блин, и «Влюбленный»… Мастер найти на свою задницу приключений. – она откровенно восхищенно стиснула его ладонь. С трудом держащийся на ногах юноша опять отшатнулся от нее, как от объекта, несущего особую опасность. Откинув резко голову, он вскрикнул от нечеловеческой боли в поврежденной челюсти. - Да что с тобой, право! – повысила голос «папина дочка», и прыснула смехом прямо как тогда, у вертолета, - ты что, синдром девственника тут, на северах, проживаешь, что ли? Единственное, что мелькнуло в измученной голове Валентина – неизвестно, что лучше . Может, зря все так сложилось? Не лучше ли было все кончить единым махом с Малютиной компанией…… |