Над утоптанной площадкой аэропорта «Бичегорска» с признаками намечающегося оледенения висела белесая мгла, которая давила на черепную коробку, душу и психику. Из молочного сырого воздуха выпадали кажущиеся прозрачными капельки мороси, и студеный ветер, прочно выбравший одну сторону и куда-то явно торопившийся попасть, (не дай Бог опоздать) подхватывал их и нес в одном известном ему направлении. Капельки падали на поле уже в виде мелких льдышек. Хрустели под сапогами людей. Середина июля – а, кажется, все! «Качают лопастями вертолеты… Еще один закончился сезон…» ..

МИ-8 с тревожным грохотом закрутил в вихре падающие из белизны льдинки и осторожно, медленно приземлился. Было что-то сюрреальное в том, что в такую погоду машина осилила полный опасности перелет с далеких гор в поселок; эти «стрекозы» уже дня три как не летали. Беспомощно стояли вдоль приземистого барака аэровокзала, заполненного не по северному густой толпой геологов, охотников, бродяг и редких обывателей, которым таки приходится иногда летать на «материк» по делам или к родне.. Надежда на вылет из «Бичегорска» таяла с каждым днем. Небо все белее, лед, несущийся из молочной ваты, все колючее… Вот уже и минус по Цельсию. Видимость – еле-еле метров пятьдесят.

Под тарахтение уставшего пропеллера отчаянный вертолетчик Джек дернул шнур над головой в своей кабине, отер пот завершившегося стресса и повернулся лицом к пассажирам – девяти работникам засидевшейся в горах новосибирской геопартии.

-Все, амба! – глухим голосом озвучил он, - донес таки вас… Расходись по номерам. Взад теперь нескоро. – Последние аккорды засыпающего винта договорили за него.

Люди тяжело поднимались с боковых лавок. Встряхивались – как бы для того , чтобы убедиться, что невозможный по законам разума полет закончен, и что они все-таки еще на этом свете, а не в «стране вечной охоты» по выражению североамериканских аборигенов. Тихая нецензурная брань сочилась из слабых улыбок, выражавших радость сохраненной таки жизни. Под рыдание мотора к «стрекозе» подкатил старый носатый ЗИЛ, и спрыгнувшие с борта грузчики «ханты-мансийской» национальности стали носить от вертолета довольно тяжелые и объемные полевые ящики геологов. Веселый молодой водила (также хант, манси или вовсе ненец) уже пошел балагурить с группой, уперто стоящей на летном поле с такими же ящиками и рюкзаками, что выносились из вертолета. Вид этих людей рождал чувство неосуществимой, но не покидающей надежды с примесью наглой уверенности в невозможном.

- Братишка, сейчас не только вертушка, но и вездеход тебя не зацепит в горы ехать, - со смехом вещал он золотозубому начальнику, мужчине лет пятидесяти с интеллигентным приятным лицом и в толстенных очках, - если в наших краях ТАКОЕ приходит в июле, то это недели три – тире – месяц безнадега полная!! Если кто и решится по такому молоку горы брать, так не доедете - этими дождями размоет все вездеходки…. Танк тебе нужен, вот что! – водила расхохотался своей шутке.

- О!! Викентьич – от севшего вертолета к начальнику почти бежал полный дядька в «председательской» кепке, как видно шеф прилетевших, - какими судьбами в такую погоду и в такой дыре!

- Ба-тюшки!!! – осклабился фиксами Викентьич, - вот так встреча, Борянушка! Как там академики в Городке, никак не отстанут от Неройки!

- Как видишь. Настолько не отстанут от этого хрустального чуда, что не пожалели ни денег, ни наших жизней… Самого Джека наняли, чтобы скорей нас вынести с нее. Торопятся с камушками, как видно. Это еще что, нас этот вот ЗИЛ сейчас стрелою помчит в Ивдель,

- Так это ж на «Аннушке» два часа, сколько ж вы ехать будете!? – тут геолог вспомнил, как летели над этой огромной низменностью, сплошной мох и чахоточные деревца. И все это рассечено-размыто бесконечными изгибами рек и речушек… Где там ЗИЛу-то ехать.

-…а потом через пару недель взад, уже с новой снарягой и с новыми знаниями.

- Эй-эй, Борян! Я через пару недель тебя на Неройку не понесу! – вмешался вертолетчик… - Тут месяцем не отделаться! И… Ну ее на…, эту Неройку. Всех бабок не заработаешь, а жизнь дорога.. К тому же гулять хочу.- с этими словами Джек достал плоскую флягу из внутреннего кармана утепленной куртки и вожделенно присосался к горлышку. – Уф!!! Вот так лучше будет. Прилетели… Расслабьтесь!

- Бориска! Чуть не забыл! Ты мне людьми не подсобишь!? Техник забухал, как прилетели в Саран… У тебя людей сейчас не найдется? Викентьич с надеждой глянул в сторону амбального вида парней в неряшливых одеждах, по которым легко было опознать «Бывших Интеллигентных Человеков» . – Мужики! Не желаете прямо сразу, без перерыва.. – обратился он уже к ним, после того, как Борис сам кивнул в ту сторону, договаривайся, мол.

- Вон того ублюдка бери! – кивнул небритый детина после задумчивой паузы на молодого парня лет несильно за двадцать. – Увези его подальше, начальник, а то до греха недолго!

Лица БИЧей, сведенные поволокой грядущего длительного запоя, были злы и как-то бесчеловечны. Этот контингент вечных бродяг, неотъемлемых спутников российской геологии, мог внушить разные чувства – от ужаса и отвращения до невольного искреннего восхищения какими-то буквально нечеловеческими проявлениями выносливости, неутомимости и физической силы. Когда стоишь у вырытого шурфа на склоне с разбросанными вокруг него валунами под центнер весом и тоннами вязкой глины, невольно возникает первый вопрос – а как на этот склон можно поставить технику? А никак! Вот она, техника – эти небритые парни с мутными глазами, выражающие вечную тоску «по чему-то-там» и животную беспредельность. Для них реально нет ничего невозможного – своими руками они творят то, что в другом месте доступно лишь железным агрегатам. И зарабатывают бешеные деньги, но никто не увидит этих денег ни в банке, ни в столичном ресторане, ни.. вообще нигде на «материке», поскольку нечего бичу делать там, на «большой земле» И не надо ему ничего того, ради которого горбатятся люди. Все эти деньги распылятся по поселковым магазинам золотоносных, алмазных и нефтяных районов, да по карманам шулеров и картежников, также неотъемлемого атрибута этих благословенных земель. Если бич еще не успел получить зарплату, то сладкой добычей «спиртоносов» оказываются камушки, впоследствии попадающие за огромные деньги к одержимым коллекционерам или в ювелирные мастерские.

«Ибо нет закона ни Божьего, ни человеческого на север от пятьдесят восьмой» - вывел эпиграфом американский классик. В русской же «Евроазии», вторя Джеку Лондону, эзотерически сплелись в единую философию ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ параллель северной широты и ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ сталинская статья… И нет тут ничего несправедливого. Не считает себя «Бывший Интеллигентный Человек» ни обделенным, ни обманутым. Это его жизнь, которую он сам себе выбрал… Он чувствует себя куда счастливее простых людей – хотя все менее и менее человеческого несут эти личности в душах. Хотя в этот контингент иногда вкраплены такие самородки, что разум безмолвствует от аномальности, от невозможности своей понять – как в таком кругу, при таком образе жизни могут попадаться ТАКИЕ личности! Но это – север, «Евроазия» - она сама по себе уже является одной глобальной, безграничной аномальной зоной…

Итак, небритый детина указал геологу на молодого худощавого парня. Бич этот славился наибольшей в поселке свирепостью даже среди своих соплеменников и носил характерное имя – Вася Малютин. Понятное дело иначе как Малютой, его мало кто звал. Убийства, отсидки, странствия, побеги – всех этих признаков вольной жизни сполна имелось у данного человека. И здесь, «на севере от пятьдесят восьмой», где за убийство полагалось «полтора условно» - он жил, как рыба в водоеме изобилия. При некрасивом обращении Малютина парень как-то вскинулся и сверкнул на бича глазами. Этот взгляд очень сильно бы насторожил опытного психолога . А еще сильнее, вероятно, священника…

- Валентин, - представился парень Викентьичу. «Какое редкое в последнее время мужское имя», успел подумать начальник партии. Юноша сразу заинтриговал немало повидавшего в экспедициях полевика, - СкажиТЕ, а разве реально сейчас куда-то уехать отсюда? – обратился он на «вы». В странных глазах Валентина все-таки светилась надежда на положительный ответ, хотя, казалось, он бы хотел сокрыть ее, эту надежду, как что-то недостойное.

- Да двинем с Божьей помощью, и не такие погоды преодолевали. – обрадовался Викентьич его согласию.

- Окей! Гостиница в поселке одна, думаю, найти меня будет легко. Поехали! – Валентин спешно закруглил разговор, закинул на плечо небольшой рюкзак, («неужели это все его вещи!?») и двинул легкой походкой… по направлению к группе бичей во главе с Малютой. Проходя мимо, парень неожиданно споткнулся на ровном месте и плечом со всей силы врезался в грудь Васе. Хоть Малютин и насторожился при виде идущего к нему Валентина, но при ударе он крякнул и схватился за солнечное сплетение (оно у него как раз было на уровне плеча юноши).

- Ах-ах! Пардон, Малюта! Споткнулся. – вкрадчивым, нехорошим голосом изрек Валентин, - понаставили тут пней! – якобы ругаясь на неровное поле, добавил он. И пошел спокойным ходом дальше , оставив позади корчащегося от боли амбала. Когда тот пришел от удара в себя, он хотел что-то заорать вслед, но осекся на первом слове…. Ни у кого из наблюдавших эту сцену не осталось сомнения – ПРОСТО жить, или, в лучшем случае , жить полноценным человеком, парню осталось вовсе не так долго. До ночи. Малюта с остервенением что-то твердил одними губами, глядя в спину Валентину. Он уже знал, куда сейчас пойдет от вертолета, у какой из его поселковых баб есть ружье от покойного мужа… «Щас, щас… Только вот водочки попьем, и…» - лихорадочно гуляло в его оскорбленном сознании.

А Валентин спокойно себе шел по летному полю прочь от двух встретившихся партий.

- Москвич? – вдруг остановил его звонкий голос выросшей из под земли девчонки. Юноша поднял глаза и…. отпрянул от говорившей резко назад, каким-то беззащитным движением прикрывши лоб и глаза рукой. Тут он действительно споткнулся, и даже чуть не упал.

На него, открыто улыбаясь, смотрело симпатичное юное создание лет пятнадцати-шестнадцати. Девушка была в обтягивающих потертых джинсах, кроссовках и брезентовой штормовке, накинутой нараспах на легкую футболку. Не по погоде одета, но это, видать, ее не сильно удручало… Серые волосы вольно сбегали крупными завитушками от стихийного пробора, породисто окаймляли слегка загорелое лицо с правильными чертами, которое нисколько не портили веснушки, а наоборот, прибавляли этакого очарования юности. В волосах сверкали и таяли выпадающие из тумана льдинки. Вид ее выдавал девчонку, избалованную любовью окружающих, с замашками такой веселой всезнайки, много понимающей, много видевшей в жизни и ничего на свете не боящейся. Такими обычно бывают «папины дочки»…

- Так ты москвич? Ой! - она прыснула в кулачок, - Что ты так испугался-то? Это мой папа, - она кивнула в сторону Викентьича. – Значит, вместе работаем. Класс!! – нараспев произнесла.

У Валентина колотящееся сердце доставало до кончиков пальцев ног. Резкая мигрень вступила всей силой в голову, в глазах – пелена, перемежаемая с бродячими тенями. «О Господи!... Ты достал меня и здесь!! О-о-о!» - стонала, надрывалась его душа.

- Да, я из Первопрестольной… был когда-то! – наконец он собрал силы и ответил собеседнице, - неужто… так еще заметно.

- Ха! Да сколько же надо выпить, чтоб потерять москальский облик, - рассмеялась девчушка, - Санкт-Петербург, - ткнула она себя в грудь большим пальцем. - Нас, столичных, тут за километр можно отличить, особенно москалей. Ну все. Слава Богу, хоть будет с кем пообщаться, господин ровесник. Батя нам устроит транспорт, вот и двинем… Золотишко мыть для родины! Клево, что ты к нам попал, у нас весело, не пожалеешь! – Как-то двусмысленно произнесла она, загадочно поведя глазами. - Давай знакомиться, что ли!

- Валентин, - слабым голосом произнес парень, почему то с неземным страхом думая о том, что может ответить его собеседница. ОН УЖЕ ЗНАЛ, КАК ЕЕ ЗОВУТ!!!

- О! «Влюбленный»! Какое прекрасное имя! Знаешь, я еще не встречала парней с таким неймом… - с каждым ее словом Валентин как бы глубже и глубже проваливался в панический, леденящий ужас, в так и не отпускающий его душевный ад. , - Ладно, будем знакомы, Алена!...

….. Парень еле нашел в себе силы кивнуть девушке в знак прощания одеревеневшей головой, повернулся на каблуках и почти побежал дальше, дальше, дальше от новой миловидной своей знакомой….