Пируэты судьбы ПИРУЭТЫ СУДЬБЫ 1 Голос был молодой и очень мелодичный. Он уже сообразил, что попал не туда, но так захотелось услышать еще раз этот девичий голосок. – Вы не туда попали, перезвоните. – А куда я попал? Девушка, не кладите трубку, очень вас прошу! – И что дальше? Вам охота поговорить? А на часы смотрели? Час ночи! – Я вас разбудил? Но у вас такой свежий голос, не сонный! Мне нужна психологическая помощь. –.Откуда вы взяли, что я могу вам помочь? – У меня страшная бессонница, у вас – тоже? Может, знаете средство от этой напасти? – Если бы знала, то давно бы спала! Он обрадовался: – Вот видите, значит, мы оба нуждаемся в помощи! Давайте поговорим! – Ночной разговор – не лучшее средство от бессонницы. И о чем можно разговаривать с чужим человеком? Кстати, это очень дорогое удовольствие! – А вы мне перезвоните! У меня льготный телефон! – Делать мне нечего! Трубку положили, он огорчился. Но быстро понял, что ошибся всего на одну цифру, в конце номера. Значит, она где-то рядом с тем номером, куда звонил. Набрал тройку. Не туда, его послали очень далеко, по-хамски. Попробовал двойку. Нежный голосок пропел «Алле-е!», а он заторопился: – Умоляю, выслушайте меня! Если вы снова отключитесь, мне одна дорога! – Сигануть с балкона? Женщина (или девушка?) рассмеялась. Он обрадовался: – Ваш голос лечит! Ну, пожалуйста, перезвоните! Он очень быстро назвал свой номер. Трубку положили. Когда раздался звонок, он радостно затарахтел: – Спасибо! Спасибо, вы меня спасли! Я вам так благодарен! Скажите хоть ваше имя! – Имя мое – Дмитрий, и я твоего звонка жду целый час! Сам дозвониться не могу. С кем ты там наговаривался? Кто тебя еще спасал? Или ты целый взвод спасателей нанял? А я? Я уже в спасатели не гожусь? – Димыч, извини! Я тут... В общем, ты мне кайф сорвал! Я тут познакомился с одной дамочкой... У меня, так сказать, появился шанс избавиться от одиночества, а ты... – А ты хоть помнишь, чего звонил мне?! Я для тебя стараюсь, а ты... Ну, козел рогатый! Димка просто бросил трубку, и он, обескураженный, притих на кровати в ожидании, что тот ему перезвонит. Но не дождался. Утром он набрался храбрости и сам перезвонил. Знал, что обидчивый приятель не сделает это первым. Димка недовольным тоном дал ему информацию про состояние дел, а потом уже смягчился: – Так что у тебя за роман намечается? Выслушал его и брюзгливо посоветовал: – Кончай заочные шашни. Лучше с Диной помирись. – А я все думаю, где этот голос слышал... Молодость напомнил. Была у нас на курсе такая артисточка, не говорила, а пела. Жеманница. Противная, кошмар, но все-таки это была молодость... – Тебя могила исправит, – рассердился Дмитрий, – тебе что нужно сейчас в первую очередь? Шашни заводить или квартиру продавать? Вечером он потянулся к телефону. Музыкальный голос звучал в нем весь день, даже когда с покупателем договаривался. Звучал некстати, мешал соображать. А мозгам положено было оставаться свежими: покупатель попался въедливый, все критиковал, передвигаясь по квартире. – Кафель надо менять, – бормотал, кривя губ, – это обязательно... Темновата спаленка... И так все расчехвостил, что получалось так: квартира хоть и в центре города, и с балконом во двор, но никуда не годится. И он, покупатель, ни за что бы ее не покупал, если бы не срочность. Он лукавство этого прохиндея раскусил сразу, а потому помалкивал. Но когда тот цену сбавил сильно, сказал: –. Прощайте! И больше мне не звоните. Покупатель сдался сразу. 2 Саша от одиночества не страдала, хотя и не имела семьи. Семья осталась в прошлом, как сладкий сон: любимый муж, удачная свекровь, хороший сын, Антошка. Удача кончилась, когда внезапно Антон заболел диабетом, в самой агрессивной форме, когда уже через пять лет страдают сосуды конечностей. Тридцатилетнему Антону ампутировали ногу. Пока слабыми наркотиками снимали фантомные боли, он привык к такому способу успокоения и стал его искать... Не хватило у него воли для борьбы с депрессией. Саша, с ее врожденным жизнелюбием, отражала удары судьбы с поразительным мужеством, и как раз в этот период, когда друзей теряют, она нашла себе верных на многие годы. Лида была медсестрой в клинике, где лечился Антон, и знала о его проблемах не понаслышке. Валя была матерью начинающего алкоголика, из той же породы матерей, что и Саша, готовых идти на плаху во имя здоровья ребенка. Только Валентине повезло больше: ее сын женился и очень вовремя избавился от своих привычек... Женщины сдружились в больнице и больше не расставались. Возможно, их связала не так беда или взаимное сочувствие, как общность характеров, склонных к оптимизму. Уход мужа был предсказуем. Бороться с сыном-наркоманом у него тоже не хватило сил. Ранняя смерть сына на какое-то время выбила из колеи и мужественную Сашу. Когда вдруг обнаружился внебрачный ребенок Антона, девочка со странным именем Дорина, Саша кинулась облегчать жизнь этого существа. – Откуда ты взяла, что это ребенок Антона? – справедливо сомневалась подруга Лида. – Почему мама Дорины возникла на горизонте только после его смерти? Она ждала этого? – Думаю, не хотела связываться с безногим. – Значит, сволочь она, мамочка Дорины. – Не обязательно. Просто слабый человек. А слабость – качество врожденное. Мой мальчик тоже оказался слабым. А разве он был плохим мальчиком? В общем, пятилетняя Дорина сначала просто приходила к бабушке, а когда подросла, то чуть ли к ней не переселилась – во всяком случае, бегала ночевать частенько. Правда, к тому времени, когда она стала студенткой, появились и доказательства ее причастности к семейству Зиминых. Дорина принесла мамины фотографии, на которых Антон был запечатлен в разных позах: на пляже – рядом с Зоей, за партой института – в обнимку с Зоей. Кто с кем и почему расстался, Дорина не знала, а Саша не стала допытываться. – Ты боишься узнать правду, – наседала на нее Валя, – Эта Зоя просто узнала про твою двухкомнатную квартиру и, считай, пристроила свою дочь на будущее. – Значит, хорошая мать, – улыбалась Саша, безоглядно верящая людям. – Ты бы не приставала к Сашке, – говорила Вале Лида. – У нее эта девочка – один свет в окошке. Свет в окошке был довольно тусклым, по мнению прагматичной Валентины. Дорина не проявляла особых родственных чувств к бабушке в промежутках между возникающими у девочки проблемами. То вдруг не хватало денег на косметику, то поссорилась с мамой и ночевать негде, то негде отметить день рождения друга своего, и она тащила к бабке всю компанию. Саша пекла «наполеон» и стряпала салаты. Компания хвалила Сашу, Дорина чмокала бабушку на прощанье и исчезала до следующей потребности. На следующее утро после ночного звонка Саша со смехом рассказала о нем Лиде: – Сегодня ночью какой-то тип позвонил мне и стал жаловаться на одиночество. Приятный баритон. Но говорить-то с ним не о чем. Лида не ответила, но про себя отметила, что Сашу звонок взволновал. – Он мне и телефон оставил. – Ну и забавляйся себе на здоровье, если бессонница. – И у него тоже. Жаловался на одиночество. – Значит – старый козел. Саша рассмеялась: – Так и я козлиха. Знаешь, что такое старость? Это когда вечером челюсть – в стакан, парик – на стол, лейкопластырь от радикулита – на поясницу, капли – в глазки, таблетки от гипертонии – в желудок, а утром – парик на голову, зубки – в рот и так далее. –Ладно, не прибедняйся! Волосы у тебя еще не вылезли, радикулитом не маешься, а зубки... так это общая проблема. – В общем, разбираешь себя по деталям, а утром собираешь, – продолжала Саша, которой этот образ понравился. Приятный баритон позвонил снова. На этот раз он назвал себя Владом, сказал, что ему сорок лет, он журналист, вдовец, дети живут в Америке. Саша ответила, что ей тридцать пять, зовут ее Машей, она работает программисткой, что она очень устает и потому просит ее ночью не будить. Про бессонницу, мол, наврала, просто он ее разбудил. Если он хочет звонить от нечего делать, пусть он и звонит от семи до девяти со своего льготного телефона. Лиде она сказала потом: – Он такой же Влад, как я Маша. И чего бы сорокалетнему льготный телефон оформляли? – Я ж говорю – старый козел. В прошлом бабник. Страдает бессонницей, как все старичье, или аферист какой-нибудь. Будь осторожна в своих игрищах. Саша пообещала, но звонка все равно ждала. Давно не слышала в своей квартире приятных мужских голосов. К ней слетались одни женщины, оставляя мужей дома. Когда прямо в ушах твоих звучит такой голос, вспоминаешь молодость. Тогда острое ощущение собственного здоровья и многих лет впереди, и замужества, а потом – деток – просто переполняло сердце. И всякие мелочи, вроде того, что ты завалил зачет по физкультуре или охрип, а тебе вечером петь на студенческом концерте, казались полноценным горем. А на следующий день ты уже бросал гранату на физкультуре не себе под ноги, а преподавателю, то есть на три метра дальше, и тебя даже хвалили, а твое пение с уклоном в бас отметили как удачу... И ты был снова счастлив по-щенячьи, даже не подозревая, что гранаты будут рваться под твоими ногами всю оставшуюся жизнь, и тебе только останется зажимать голову руками и молить Бога, чтоб не убило близких. Вечерние разговоры Саши с Владом постепенно стали привычной игрой. Саша вдохновенно рисовала чужую судьбу, и это уже походило на сериал. Влад изощрялся в метафорах, проявлял чудеса стилевого разнообразия и этим доказывал свою причастность к журналистской братии. Саша разыгрывала не очень начитанную бизнес-леди, но в дебри своей профессии не углублялась – переводила стрелки на личную жизнь с мужем-недотепой, которого пора бы и поменять. Она так красочно описала неряшество своего супруга, его дурные привычки и манеры провинциала, что Влад искренне изумился: – Как же вы замуж выходили? Как такого можно было полюбить?! «Отбой, – подумала Саша грустно, – мы переиграли, пора кончать». О чем она и сказала. Но Влад вошел во вкус и не желал расстаться со своей новой знакомой. Из того, что он нагородил про свое житье, добрая половина была правдой: брак не удался, он одинок и просто мечтает жениться еще раз. Но соврал, был грех: не сорок ему, а больше, зато выглядит молодо и душой вообще – юноша. – Вы мне голосом напоминаете одну особу, – однажды разоткровенничался Влад.– Я с нею учился. Неприятная особа, но голос... – А чем неприятная? – слегка обиделась Саша. – Если неприятная, то зачем вы меня с нею связываете? – Я неправильно выразился. Она была как раз внешне очень приятная! Даже красивая. Голубоглазая, светленькая, стройненькая, но гордячка –жу-уткая! Корчила из себя певицу. Рано вышла замуж и после этого – не подступись! – Ага, – злорадно заметила Саша. – Она просто дала вам от ворот поворот, и вы... А, кстати, какого росточка была ваша... певица? – Рост был ее единственный недостаток. Действительно, у нее был не рост, а росточек! Уж на что я не очень... – И как же звали эту... этого недомерка? – веселилась Саша, уже не без основания. – Я хотел сделать вам комплимент. Вы хоть и любительница детективов, но речь у вас... то есть словарный запас у вас... приличный, – ушел от ответа Влад. – Не увиливайте от ответа. – А вам - то что? Не помню. Давно это было. – Сколько же вам лет, если давно в студентах ходили? – А у меня память плохая. – Склероз? Так чем вам эта... певичка крошечного роста насолила? – Что вы, Машенька, вцепились в эту глупую курицу из моей молодости? Саша теперь откровенно смеялась. Ах, ты, старый дурак! Я-то тебя узнала! И зовут тебя Герман, и был ты не просто влюблен в меня, а катастрофически! Стихами забрасывал, письмами... И не курицей глупой меня называл в этих письмах, а Дюймовочкой! И обещал носить на руках, если я откликнусь на твою любовь! А я не могла – другого любила, который потом от меня ушел в самую жуткую минуту жизни. Вот так и совершаются ошибки в молодости... Ведь был этот Герман довольно-таки симпатичным парнем, похожим на француза. Такими рисовались ей французы – курчавые волосы, темные глаза, живые, как у тогдашнего кумира эстрады – Ива Монтана. Только ростом не дотянул до певца из их юности. Поджарый был паренек, быстрый, и как оказалось впоследствии – большой любитель женщин. Заклинило его тогда на ней, Сашеньке, но неизвестно что бы случилось с этой любовью, если бы ответила Саша тем же. На долго ли хватило бы жару у настырного поклонника? – Вы чего замолчали? – не выдержал паузы Влад. – Обиделись за весь женский род? – Да нет, заинтриговали вы меня... – Господи, чем?! Вам не кажется, что пора переходить на «ты»? – Давно пора, – улыбнулась она себе. – А еще лучше – встретиться! – Ну, это опасно. – А мы сделаем так, – деловитым тоном начал Влад, – назначаем встречу в районе одного квартала, например, на аллее, ходим по этой аллее или сидим на лавке. И угадываем, кто из прохожих – вы или я? Если не будет подходящих по нашему вкусу – то просто сваливаем тихонько... – Драпаем с передовой, так? Влад рассмеялся. – Зато не обидно. Вечером Саша позвонила Лиде, рассказала обо всем. Посмеялись. Лида посоветовала пойти на свидание. – Рехнулась я, что ли? Да он меня не узнает! Бабка старая, в брючках из секонд-хэнда, дачных сандалиях... Я знаешь, какая была в институте? Модница! – Не узнает – и хорошо. Пройдешь мимо, хоть на него посмотришь... Слушай, а какой нахал! Думает, что идет к молодой на свидание, а сам пенсионер! На что он рассчитывает? Ему сколько? – А мне сколько? Значит, и ему примерно шестьдесят с гаком. Действительно, нахал. Или крутой. Может, у него имидж богатого дяди, на которого еще может клюнуть какая-нибудь дурочка... – Идти надо, хотя бы из любопытства. Хочешь, мы с Валентиной тебя проводим? Или компанию тебе составим? Если будем втроем – он на нас внимания не обратит. – А давай! – весело согласилась Саша. – И так жизнь без приятных сюрпризов... 3 Сашу готовили всем коллективом. Подключили еще одну подружку – из детства. Милочка была косметологом. Она давно уговаривала Сашу навести порядок на собственной физиономии. Саша отбрыкивалась. Ей хватало подкрашенных губ и старомодных стрелочек в углах глаз, чтобы чувствовать себя нормально. Хватит с нее крашеных волос. Милочка устроила целую операцию по преображению детской подруги. Начала с масок, массажа, выставила целую батарею флакончиков и баночек, чтобы разрисовать Сашу по всем правилам современного макияжа. Саша только глаза таращила – в ее арсенале был один черный карандаш, один голубенький (для век), скромная помада и щетка для волос. Недавно ее уговорили пользоваться тональным кремом, и она даже попробовала, но тут же пошла умываться. У нее от природы и так была светлая кожа, а румянец возникал легко – от повышенного давления в минуты волнения. Но Милочка приказала не сопротивляться, и Саша подчинилась. – Никаких сандалий, – командовала Валентина. – У тебя были туфли-лодочки, светлые такие. – Не налезут, ноги отекают. – А мы – силой. Потерпишь. На два квартала тебя хватит. С двух сторон поддержим. – Представляю эту картинку... Лида рылась в гардеробе в поисках нарядной блузки. Нашла что-то из прошлой жизни, яркое. Критически осмотрела. – А ты знаешь, сойдет. Сейчас эта мода вернулась – приталенная короткая блузка. Еще бы пупок открыть.... Раскопали воздушный шарфик, нацепили, принялись фантазировать, как его помоднее завязать. В комплекте с блузкой серебристого цвета голубой шарфик смотрелся неплохо, подчеркивал цвет Сашиных глаз. Втиснули бедную Сашу в туфли-лодочки. – Стой и не шатайся. Комиссия принимает товар. Сели втроем осматривать результат своего труда. – Сойдет, – милостиво согласилась Лида. – Только ногу не подверни. Пока шли втроем (впритирку) по Сашиной улице, со смехом строили версии ожидаемой встречи. Саша им рассказывала о Германе, вспоминая мелочи студенческой жизни, удивлялась: – Как это я его сразу не узнала? У него же был чудный голос! Баритон. Я еще тогда думала: ему бы повыше быть... Любила высоких, хотя они на меня, крошку, почти не смотрели. Ну, если не считать будущего мужа... Он, кстати, второй раз женился на такой шпале – метра под два! Аллея была перенасыщена народом. Женщины сначала прошлись мимо всех скамеек, пока не угробленных современной молодежью. На них плотно сидели старики. – Ты посмотри, Сашок, на этих развалин! Ты у нас просто куколка. Рядом с ними конечно. – Я сейчас упаду, – стонала Саша, старательно вышагивая в своих лодочках. – Терпи, сейчас найдем место и тебя усадим. Будем народ оглядывать сидя. – Это не он? – шепнула Лида. – С цветами который? – С ума сошла! Герман повыше и похудее. И должен быть старше. Подозрительный объект появился в конце аллее и стал откровенно шарить глазами по толпе, оглядываясь на каждую женщину. Его наполовину седая шевелюра украшала не очень красивое, но живое лицо с темными глазами и орлиным носом. Лида и Валентина одновременно шепнули: – Он? – Нет. Седовласый и черноглазый обогнул женщин с таким видом, словно они были групповой скульптурой. Мужчина с цветами уже ворковал с девушкой, передавая ей букет. Остальной народ по всем данным не подходил – либо был моложе, либо старше. – Вот гад, не пришел, – возмутилась Лида, привыкшая к дисциплине. – Передумал, – констатировала Валентина. – Или заболел, – предположила добрая Саша. Кое-как доковыляли к Сашиному дому и разошлись: не хотелось обсуждать неудачу. Не хотелось и Саше показывать, как она разочарована. Когда вечером Влад снова позвонил, Саша обрадовалась. Но тот начал с упреков: – Что ж вы меня надули, Машенька? Я, как старый идиот, шлялся по вашей аллее, а вы... – Скажите, как звали вашу певичку из молодости? Малышку? – перебила Саша. – Совершенно не помню, – соврал Влад, которому меньше всего хотелось вспоминать студенческую неудачную любовь. – А вы, случайно, не Герман? Это уже из моей молодости. – Я – Владислав. Вы хотите сказать, что вы – никакая не Маша? – Я – Саша, но теперь это не имеет никакого значения. Подурачились и хватит! – Но почему все-таки вы не пришли? Даже из любопытства? – Я-то пришла. Если вы – мужчина средних лет, с благородной сединой и черными глазами, то это вы прошли мимо меня, не удостоив взгляда. Она положила трубку, внезапно ощутив, что досада перерастает в незапланированную печаль. Звонок назойливо звал ее к переговорам, на которые уже не было душевных сил. – Сашенька, – торопливо заговорил Влад, – давайте сделаем еще одну попытку! Только назначим конкретное место! – Неужели вы ничего так и не поняли? Я только потому и пошла, что перепутала вас с другом молодости. По голосу, по фактам. Я шла к Герману, а не к незнакомому Владу. И вы прошли мимо, не взглянули, потому что моя группа поддержки, так сказать, представляла из себя двух пожилых дам. А я была между ними, и я ... и мне за шестьдесят! Пошутили – и баста! Саша положила трубку и вдруг расплакалась, как обиженная дурочка. Когда Лида и Валентина попытались до нее дозвониться, то просто не смогли. Саша трубку не поднимала – приводила в порядок свои нервы с помощью валерьянки. Нервы не желали никакого порядка – они хотели довести свою хозяйку до депрессии. Они посылали свои импульсы прямо в слезный центр, и Саша покорилась законам организма. За те два часа, которые она убила на оплакивание своей немилосердной судьбы, мысль уводила ее в прошлое, не желая проектировать будущее с помощью глупых надежд. А прошлое упорно рисовало образ юного Германа, писавшего ей стихи на уровне семиклассника-графомана. Ни ритма, ни рифмы. Смех один. Зато много чувств и обещаний любить до гроба. Учился он так себе, но в стипендии не нуждался – родители были профессурой в том же вузе. Саша тоже звезд с неба не хватала, потому что терпеть не могла химии и математики. Только на биологии она оживала да на зоологии. Однако троек избегала из страха потерять стипендию. Но больше всего ее увлекала вокальная студия, куда ей посоветовал ходить дирижер хора. Саша в хоре была солисткой. Хор, вокал – все это отошло на второй и третий план, когда она пошла в школу преподавать биологию. Школа закружила, завертела, отобрала все свободное время, и если бы не удача (Саша устроилась на подготовительные курсы в университет), так бы она и погибла на боевом педагогическом посту. И на пенсию Саша вышла, проработав два десятка лет на курсах. А Герман остался в молодости. Семейные несчастья окончательно стерли из памяти этот несостоявшийся роман. После ухода мужа и смерти сына Саша выпала из той области женского мира, которую называют интимной жизнью. Она не обращала внимания на мужчин, уверенная в том, что не имеет достаточного шарма для привлечения чужих взглядов. Короче, она прозевала свое женское счастье, профукала, проворонила. Потому что, если правду говорить, то на нее посматривали, с нею на улице в транспорте заговаривали, на нее даже возлагали свои надежды. Например, сосед с верхнего этажа, овдовевший три года назад, находил ее интересной женщиной и очень неглупой. Она так нетривиально отвечала на его простенькие вопросы, когда они вместе оказывались в лифте. Не очень молодой сосед с молодым именем Олег соскучился по женщинам еще при жизни жены, прикованной к постели параличом после инсульта. У него были дети, внуки, его друзья, а также друзья жены, и жизнь текла, как у всех – с перепадами из благополучия в неприятности – и наоборот. Но болезнь жены разогнала друзей (не сразу), сократила визиты деток, занятых работой и собственными проблемами. Словом, Олег Егорович прошел свой путь испытаний, может, и не такой трагический, как у Саши, но что драматический, это уж точно... А когда жена умерла, друзья вернулись на похороны и поминки, однако в дальнейшем предпочитали телефонную связь. Олег не обижался. Дети вернулись, чтобы помочь дорогому папочке, если нужно. А нужно не было. Он привык к самостоятельности и самообслуживанию. Нужно было – при больной матери. Помощь запоздала... Внуки подросли и тоже навещали дедушку-пенсионера, щедрого на маленькие подарки. Потом Олег Егорович вернулся в свой институт – не хватало специалистов старой закалки. Теперь он был окружен людьми весь день, а вечерами отдыхал. Но все чаще одинокий отдых выливался в печальное одиночество. Хотелось слышать рядом живого человека, а не голос телевизора. Хотелось вместе с кем-то поговорить о политике, прочитанной книге, о передаче или даже о погоде. Как много лет назад говорили с женой. Тоска по ней переросла в тоску по женщине вообще, любой, лишь бы... Тут он ловил себя на мысли, что как раз не любой. Нужна была внешне – такая, как соседка с шестого этажа, милая женщина с голубыми глазами и приветливой улыбкой. И еще, чтобы эта славная женщина читала книги, слушала хорошую музыку, хоть немного пела, чтобы ее не раздражали его внуки или дети, и чтобы дети с внуками относились к ней уважительно... Словом, условий было много, как оказалось. А соседка на его замечания о погоде смешливо отвечала, но на своем этаже все-таки выходила, бросив на прощанье пару слов и одарив вежливой улыбкой. Он же не смел развить тему разговора до диалога подлиннее. Он переехал в этот дом уже после всех пережитых ею несчастий, так что знал о них понаслышке. Разговорчивые соседки у подъезда непременно обсуждали горячие факты из жизни прочих с таким темпераментом, что не услышать было невозможно. Саша про соседа знала одно: его жена долго болела и умерла несколько лет назад. Он ей нравился внешне, она считала его одним из немногих интеллигентов в своем подъезде. Всегда здоровается, о чем-то спрашивает, что-то подмечает, и все это звучит не банально. Значит, не дурак. Дураков у них в доме было достаточно. С такими Саша здоровалась на ходу и быстро исчезала, не желая развивать глупую болтовню. Почти все эти глупцы были на подпитии и казались себе страшно остроумными. И все-таки Олег находился вне зоны ее интереса. Саша была уверена, что его окружают близкие и друзья, а попытку с нею заговорить считала обычной вежливостью. 4 Влад больше не звонил, и Саша забыла о нем, как забывают о глупой шутке через какое-то время. Но в душе осталась досада на себя: что же это она так расстроилась на пустом месте? До самой зимы жила она в своем ритме, немного ускоренном неожиданной удачей: она нашла ученика, у которого были проблемы с биологией. Потом выяснилось, что не только с этим предметом, а еще и с химией. И оказалось, что Саша не только не забыла школьную программу, но вполне поспевала за новыми требованиями. К ученику она ездила домой. Появились «лишние» деньги. Она разорилась на новый пиджак и сапоги – с рынка. Жизнь скрашивали, как всегда, книги, музыка (магнитофон она купила давно), горячие политические новости и звонки подруг. Те подбрасывали ей свои проблемы, так что было о чем подумать. Но телефон стоил дорого – приходилось не беседовать, а кратко рапортовать о прошедших событиях. События были мелкие, никудышние, для обсуждения не совсем пригодные. То есть – о них можно было и не говорить вовсе. Новый год она встречала в семье Валентины. Приятно было смотреть, как бывший алкоголик Васенька пьет яблочный сок и не особенно страдает. И чокается этим соком со всеми. А все бессовестно пьют шампанское. Как-то незаметно Валина семья стала ближе, чем родная внучка, все больше уходящая душой (и телом) от бабушки. Но в этом году Саша забастовала – приглашение Валентины отвергла. «Хоть высплюсь, – подумала она себе в оправдание.– А то сиди с ними до утра, а потом тащись на первый трамвай...». Ее, конечно, провожали, но она-то понимала, какой ценой даются эти провожания чужой старухи... Саша накупила себе всяких вкусностей, даже полусладкого белого вина. Лифт не работал. Она довольно бодро шла до четвертого этажа, после которого притормозила на площадке. Тут ее догнал Олег Егорович. – Давайте вашу сумку, – сказал он решительно. – Здравствуйте, с наступающим Новым годом! Вы столько тащите, будто роту целую угощать собираетесь. А чего внучка не помогает? Саша сумку отдала. Улыбнулась, поприветствовала и тоже поздравила. – Ну, спасибо, – сказала, когда дошли до ее этажа. – Откуда вы знаете про внучку? – И сам не знаю, откуда. Видел вас вместе, наверное. Но я угадал? – Все, кроме главного: я одна все это съем! Он засмеялся, Саша улыбнулась. – Не верите? Никого не жду. Внучки сейчас с бабушками не празднуют. У них своя компания, у меня – своя: я! Кто ее дернул за язык? Наверное, Бог, если он решил ей, старой дуре, подсказать, как вести себя с одиноким симпатичным соседом. – Поделитесь со мной! – пошутил Олег Егорович. – Я тоже один, но не догадался столько всего накупить! Возникла неловкая пауза. Олег Егорович по-прежнему держал в руке ее сумку. – Тоска зеленая – на Новый год... сидеть одному! – А где ваши дети и внуки? – спросила Саша. – Там же, где и ваши внуки – в компании молодых, веселых, здоровых. Саша взяла свою сумку из его рук, глянула в его смущенное лицо... И вдруг такая жалость к этому человеку захлестнула ее, что она прошептала: – Жду, приходите. Вас хоть как зовут? – Олег... Егорович. А вас – Александра Павловна, так? Я не ошибся? Когда дверь за нею была закрыта, Саша прислонилась к стене и постояла так с минуту. Почему-то жалостливая картина не ее одиночества, а его, возникла перед глазами. Это он недавно потерял жену и был одинок! Она что? Она привыкла! Это ее образ жизни. А он в новогоднюю ночь сидел бы один на один с телевизором и... О том, что она сама сидела бы вот так, Саша не думала. Ощущение было одно: в ее жизни открывается новая страница. Может, она и захлопнется тут же, быстро прочитанная, не очень интересная, но она уже потихоньку открывается... С момента, когда сумка опустошится, и Саша примется резать салаты и открывать консервацию... А потом подкрутит свои волосы цвета «дикой вишни» и примется за макияж. Телефонный звонок почему-то обрадовал ее. – Здрасьте, Маша-Саша, – весело сказал Влад. – Я желаю вам встретить своего Германа и быть счастливой в новом веке! – Спасибо, дорогой, – ласково ответила Саша.– Спасибо, что не забыли старушку, ищущую приключений! Я вам тоже желаю удачной находки на улицах нашего города! Имею в виду красивую женщину! А я своего Германа, кажется, встретила. Правда, зовут его иначе... Февраль 2008 г. |