Стакан на столе, и горит в нем огарок, Теней пауки затаились в углах. Оплывшей свечи свет устал и неярок, Лишь круг освещает по центру стола. Открыт твой дневник на последней станице, В ослабшей руке задрожал карандаш, И огненным словом в последней зарнице: «Так много ты взял, ну а что же отдашь?» Стекают бесформенно слезы из воска, Свеча оплывает, не светит, кадит, От жизни прошедшей блестящего лоска, Ничто не осталось, она не щадит. Мерцает свеча и колеблется пламя, И тени как щупальца вьются в углах, Лишь вьюга в ночи, точно белое знамя, Капитулируя, свищет впотьмах. Бессмысленно буквы скользят по странице, Исправить уже невозможно ничто, За мутным окном лишь метель закружится, А больше в него не стучится никто. Пришло одиночество мертвенным роком, В душе шевельнулось: «Конец недалек…». И смерть уж грозит вдруг очерченным сроком, А взор обращается вновь на восток. Бушует метель за немытым оконцем, Усы таракана мелькнули во тьме, Простился со всем, и с любовью, и с солнцем, Лишь бледный портрет на замшелой стене. Да, мудрость приходит с последним дыханьем, С биеньем ослабшего сердца в груди, С последним прозреньем, конца осознаньем, Когда жизнь окончена, все позади. Но поздно… Растаяла свечка… И воска Лишь лужица тускло блестит на столе, И искры последние сна отголоском, Здесь тени сгущая, мерцают во тьме… Упав карандаш, покатился по полу, Рука, задрожав, не смогла удержать, Таблетка язык холодит валидола? А стоит ли дальше дневник продолжать… |