Снег падал уже третьи сутки подряд. Красиво и завораживающе необыкновенно. «Манифик», вместо привычного «Привет», - говорили жители друг другу при встрече. И так это у них получалось по доброму, что в ответ вам ничего больше не оставалось, как сказать это самое Манифик и улыбнуться.

 

Затянуло ледяным узором знаменитую кондитерскую мадам Адель. Вокруг рюшики, пироженницы, блеск серебра. Мадам авек мадемуазель держат в правых руках чашки с соблазнительным шоколадом. Веки, как и подобается – полуопущены, левая рука спокойно лежит на мягком бархате. Надо сказать, ясности ради, что в декабре 1884 года он пользовался несказанным спросом в аристократических кругах. Уж очень блюдение традисьёнель в этом смысле похвально. Сама мадам Адель лично предлагает посетителям шоколад с корицей, миндалем, ромом, карамелью…и еще к тому же угощает воздушным румяным безе.

 

…Жёли Седерик была единственной дочерью и принадлежала к одной из уважаемых семей, что соответственно накладывает определенный отпечаток. Положение усугублялось еще и чрезмерной практически саморазумеющейся почтенностью окружающих. Их с нетерпением ждали во всех салонах, они были визитной карточкой самых фешенебельных ресторанов и театральных сезонов. И все же было существенное но, которое также ждало семью как все ранее перечисленное – полное одиночество, вернее даже, полное социальное в данном случае одиночество, четко обусловленное их ролью. Мэ, уи, уи вокруг них всегда были толпы воздыхателей. Но вы же сами понимаете, что происхождение и бдимая память поколений, ну ни как не позволяла снизойти до такой ценности как душевное родство с кем бы то ни было кроме таких же, как они сами. Смирясь найти здесь свое, они усердно поддерживали переписку с подобными знатными семьями Гвадымалы, Мексики и кажется еще и Камберы. Мама-н и папа-н Седерик относились к происходящему без особого трагизма, чего нельзя было сказать о бедняжке Жёли. В Сорбонне для нее была отведена отдельная скамья, после назначен индивидуальный график, а после ее и вовсе забрали на полный домашний пансион прохождения тонких наук и материй. Кстати, говоря, о материях: тот же бархат, гипюр, шелка, да плюс еще всякие разные дамские штучки ей позволено было выискивать в самых передовых модных домах Европы. Пока, как вы можете предвидеть, не случилось практически тоже, что и с учебой. Путешествия Жёли закончились, благодаря любящим родителям для нее отстроили целую фабрику и при ней, конечно же сразу же вырос дом мод. Парочка соборов и одна общественная библиотека появились, как вы уже тоже догадываетесь, под протекцией данной семьи. Единственное, пока на что не пошли мама-н и папа-н для любимой пётит Жёли – это написание для неё книг. Также семья решила пока не открывать собственный ресторан или кафе, дабы все-таки радовать хоть изредка общество своим присутствием. По тем же причинам была приостановлена постройка собственного театра. Которой надо бы отметить совершенно не вписывался в колорит Вандомской площади. А в целом, почтенную семью Седериков горожане любили.

 

Но что до всего происходящего было нашей Жёли? Дошло до того, что сегодня она не пошла в свою любимую кондитерскую, где ее как всегда поджидал самый лучший столик у окна, одинокий пуфик и гобелен с поющей жар-птицей. Уткнувшись в окно, подперев на обе руки подбородок, она бессмысленно пыталась сосчитать летящие снежинки. «Как же мне тоскливо», - говорило все ее поведение.

 

Жёли была настоящей кокеткой! Любила строить глазки, красиво по-драматически вздыхать. От истинной мадемуазели у нее было явно больше, чем от своих именитых предков. Она знала все про мушки: справа – встретимся через неделю, слева – встретимся через два дня на углу базилики, и о-ля-ля, заветное над губой – я вся твоя. Жёли смешивала сандал с бергамотом и знала, что так наверняка лишит кого-то покоя; правильные пропорции сирени и розы сделают ее милее; а чабрец с щепоткой муската сохранят сладкие сны. Для неё это все напоминало игру, игру, которая согласно правилам дальше комнаты не должна показывать своего носа.

 

Но, опять же сегодня, сегодня, метнув решительный взгляд в сторону последней оставшейся пастилы на подносе возле ночного столика, Жёли приняла для себя окончательное и бесповоротное решение. Пора! В этом ее также уверила и старая семейная кухарка Бабет. В конце концов она уже давно вроде как созрела для создания семьи, настолько насколько вообще до этого может созреть мадемуазель тридцати лет, уставшая от общения с золотыми зеркалами, портными и заискателями. И вот когда все же Жёли в тысячу второй раз проиграла свою свадьбу, она решительно сказала вот это самое: «Пора!». При этом в подтверждении сего, уверенно топнула ногой и с легким сердцем доела все-таки последнюю пастилу.

 

Поскольку везде она сопровождалась мама-н и папа-н, то шансов на что-либо подходящее, если конечно они не переедут вдруг в Гвадымалу хотя бы, и то не факт, что там остались собственно еще представители среднего или чуть больше среднего возраста – не было. Жёли твердо уверовала, что ее последняя возможность – это королевский пред рождественский бал. «Там то и будет легче всего воплотить задуманное», - просчитывала про себя она. А чтобы окончательно решиться на этот шаг, поклялась себе уйти в монастырь в случае провала, - тем самым, поставив последнюю точку в своих сомнениях. А в голове Жёли уже кружилось такое, что любая бы мадемуазель просто бы опешила от гениальности. Чего таить. Весь смысл был надежно спрятан в винегретку. Я сразу беру все в сои руки, и обращаю ваше внимание на то, что это не приторный уксус, не сам знаменитый Шеф Кузенье и даже не его знаменитое блюдо. О-ля-ля как же просто – это всего то навсего с наперсток коробок с нюхательной солью. Всем мадемуазель, а также мадам без исключения, полагалось в своей атласной сумочке иметь, на всякий случай, такой. Мода, как вы понимаете, вещь бездумная и даже бездушная, одни корсеты яркий тому пример. Обмороки уже давно никого не удивляли. «Ма, Шер» - говорил очередной кавалер, улицезрев бедняжку. Зная, что подобается случаю делать, тянулся к атласной сумочке за этой самой винегреткой.

 

…этот день настал. В магазинах разлетелся годовалый запас бархата и перчаток; кондитерские работали накануне круглосуточно; последняя партия вин поступила за час до открытия торжества. Замок Фонтень запульсировал. А город погрузился в пары имбиря, горького какао и топленого молока, и, кстати говоря, устриц и перепелов ни на одном из прилавков тоже не наблюдалось.

 

Жёли была особенно бледна. Мама-н и папа-н беспечно списали все на волнение, которое сразу же нашли неприличным. Мадемуазель знала уж точно причину своего недуга и про себя довольно улыбалась. Специально перед действом верная кухарка Бабет затянула корсет потуже, да в придачу накормила любимицу лимонным бисквитом, чтоб корсет держался наверняка. Жёли захватила винегретку и теперь мечтала лишь об одном – дотянуть до торжества.

 

…отыграли виолончели и колокольчики пригласили всех перейти в зеркальную бальную залу, где с бокалами шампанского гостей поджидали лакеи. Вне сомнений у Седериков были три отдельных, как и подобается семье такого почтенного происхождения. Они пользовались как и всегда повышенным к себе вниманием. Еле державшуюся на ногах Жёли окружили одни из видных кавалеров общества. «Пора», - решила она и с апломбом грохнулась в обморок.

 

Толпа расступилась.

 

Все знали, как помочь обыкновенной мадемуазель, а что делать с такой особой и как не приведи неверный, не осквернить память ее уважаемых предков, никто как выяснилось на данный момент и не представлял.

 

«Прекратите играть», - пронеслось по залу.

 

«Винегретку…», - послышалось из толпы.

 

«Винегретку, - подхватила, опомнившись, мама-н, - винегретку, достаньте винегретку…», - трясущимися губами шептала она.

 

В таком деле смелость необходима недюжинная. Все замерли.

 

«Достаньте же кто-нибудь винегретку», - практически уже завопила мама-н.

 

Толпа как-то оживилась. К бездыханному телу, из последних сил державшейся Жёли, подбежал средних лет статный мужчина. Перекрестившись, он полез в атласную сумочку Жёли. Вдруг лицо его перекривилось.

 

«Пустая», - протянул он в испуге.

 

«Пустая…» - подхватило эхо.

 

На помощь всем пришла уже практически отчаявшаяся на спасения Жёли, которая, приоткрыв левый глаз, коснулась рукой района декольте.

 

Горе спасителю не оставалось больше ничего, как довести начатое дело до конца. Закрыв глаза, он добыл злополучную винегретку именно в том самом месте, о котором вы сейчас подумали и о котором заблаговременно предусмотрительно подумала Жёли.

 

…Как вы понимаете все завершилось на приподнятой ноте. Жёли, конечно же, пришла в себя. За такое беспардонное приставание к мадемуазель, тем более такого происхождения да еще при сотне свидетелей и родителей последней, спаситель просто обязан был жениться на бедной девушке, дабы сохранить честь ее репутации и громкое имя семьи. Конечно же, не все было и тут так гладко, как хотелось бы. Спасителем оказался обыкновенный что ни на есть шпаклевщик, который далек был от знания именитых гостей и по доброте душевной пришел, с его же слов «милой барышне на помощь». Однако это не смогло омрачить будущее семейное счастье Жёли. Мама-н и папа-н от горя бросили все, включая любимое чадо и уехали к дальним своим родственникам в Гвадымалу, и к стати сказать, Жёли не ошиблась, младшему отпрыску было уже за шестьдесят.

 

…Смелый поступок мадемуазель, поставившей на кон свою жизнь и выигравшей, был оценен истинно по заслугам. Следуя примеру Жёли за последующее десятилетие таким образом образовалось еще с не один десяток крепких и любящих семей.

 

Другие рассказы автора: