Сколько времени прошло, а я все не могу успокоиться. Словно заноза в сердце – эта белокурая курносая девчонка. Кто бы мог подумать, что наша с ней история примет такой оборот? А началось все с того, что сердобольные мои подружки из цеха, где я работаю слесарем-наладчиком, взялись подыскивать мне невесту. Не потому, что считают меня каким-то тюфяком, не способным создать семью. Наоборот, ценят мою коммуникабельность, живой характер. Считают отзывчивым и чутким. Одним словом, для дружбы со мной ни для кого преград не существует. Меня такая позиция вполне устраивает. А вот некоторым хочется поскорее увидеть меня семьянином. Я бы и сам не против, если б попалась не какая-нибудь трещотка или кокетка. Насмотрелся уже: то от зеркала не отходит, все ей наряды подавай, то целыми днями без умолку болтает по телефону. Дольше недели ни с кем не связывался, научился ценить собственную самостоятельность и дорожить ею. В городе я не так давно, сам деревенский, оттуда и в армию призывался. На заводе оказался по настоянию городских родственников. Жил сначала в общежитии, а потом к тетке своей перебрался после того, как она овдовела. Был в квартире за хозяина, всему толк давал: канализацию в порядок привел, проводку починил, старую мебель ликвидировал. Жили мы с теткой дружно. Она потихоньку на меня дарственную оформила, я и не знал. Потом так же тихонько в своей спаленке упокоилась, будто не хотела меня беспокоить. Остался я один. Ко всему привычный, не привередливый. Приводил девчат, но серьезных намерений не было ни у меня, ни у них. Так вот же принялись донимать меня в цехе: годы, мол, уходят, будешь бобылем куковать всю жизнь. Чем тебе, допустим, Тамара не подходит – чертежница из конструкторского бюро? Сначала я и слушать не хотел, потом как-то в столовой столкнулись лоб в лоб. Видать, ей заводские тоже на мозги капали насчет замужества. Посмотрела на меня исподлобья, будто я в чем-то виноват, и прошмыгнула мимо. Встречались потом еще не раз. Старались не замечать друг друга, Было такое впечатление, что за нами следят: сойдемся или нет? Однажды поймал ее взгляд – короткий, но изучающий. Обжег он меня, заставил задуматься: может, и впрямь девчонка неплохая? Синева в глазах такая, будто небо с утра в них опустилось, да так и застыло. Может пролиться слезами, может наполниться гневом… - Послушайте вы, как вас там? Коля, кажется? Занимайтесь своими делами, не преследуйте меня! - Вот как! А откуда вы взяли, кажется, Тамара, что я вас преследую? - На лбу у вас написано! Иначе, откуда вы знаете, как меня зовут? - А вы? Я ведь тоже вам не представлялся! Она отвернулась и ускорила шаг. Мне почему-то стало смешно. Стою на тротуаре и хохочу, как ненормальный. Захотелось еще и еще увидеть эту синюю бурю, эти дрожащие губки и гордо поднятый нос. Вот так характер! Но встреч больше не выпадало. Пришлось самому спросить у девчонок, как бы между прочим: - Куда ж ваша Тамара подевалась? Я только намерился поговорить серьезно… - Не смеши, Коль, ты разве не слышал? - О чем? - Как о чем? В Америке твоя Тамара! Вернее, могла быть твоей, а ты прохлопал! - Не понимаю. Что ей делать в Америке? И тут мне поведали такое! На сказку похожее. Искала Тома какой-то документ дома. Все переворошила и добралась до родительского сундучка. А в нем оказалось двойное дно. Приподняла она картонку, а там – пожелтевшее от времени письмо лежит. Стала читать и обмерла: писал ее дедушка из Америки. Больше десятка лет назад. Сообщал, что очень хочет увидеться перед смертью, обнять дочку и зятя, познакомиться с внучатами. Живется ему неплохо, скопил он капитал, да не знает, кому его оставить – ни жены, ни родни поблизости нет. Так получилось, что после германского плена домой не стал возвращаться, боялся, что в родной стране по лагерям затаскают. И писем жене не писал, чтоб ей неприятностей не было. Может, и сейчас, - пишет, - еще рано связи возобновлять, но решил рискнуть. Отзовитесь, поймите старика! Простите, если в чем виноват… Тамара – к матери: - Как хотите, а я поеду к дедушке! - Перестань! Его уже и живого нет! Мы боялись огласки, прятали письмо… Мать предупреждала, что ничего хорошего из этого не получится. Остался, значит, - отрезанный ломоть. Без него прожила, дочку вырастила, в люди вывела… - Но ведь бабушки уже нет! Я поеду! Как ни уговаривали – стояла на своем. И, наконец, уехала. Дед оказался жив, встретился с внучкой, как полагается. Но был очень старый, здоровье никудышнее. Передал Тамаре все нажитое: дом, сбережения, имущество. Она взялась хозяйничать, устроилась на работу. Чертежница она неплохая, сумела прижиться в чужом краю. - Теперь наша Тамара – миллионерша! – с гордостью сообщили мне девчата. – Письмо прислала! - А обо мне ничего там не сказано? – замялся я. - Как же! Держи карман шире! Станет она вспоминать о тебе, если ты не отважился даже проводить домой после знакомства! - Какого знакомства? Вы, сводницы, даже не догадались нас познакомить! Да, что теперь поделаешь! Сглупил я. Эх, Тамарка, знать бы заранее... |