Если начальство вызывает вас равнодушно-казённым тоном — всё нормально. Оно равнодушно-казённо вас поругает, равнодушно-казённо даст новое задание и с миром отпустит восвояси. В конце- концов, на то оно и начальство, чтоб ругать и давать задания. Если в голосе начальства сквозит гнев — тоже ничего страшного; хотя лучше бы знать заранее, что и по какому поводу его гневит, дабы подготовить объективное оправдание и даже перейти в атаку. Если же вызывают вас с елейно-отеческими, добродушно-наставительными или, не дай бог, просительными интонациями — готовьтесь к большой начальственной бяке. Капитан Егор Фёдорович Данилов, за глаза уважительно величаемый всей базой тралфлота не иначе, как «Данила-мастер», отслужил в рыболовном флоте без малого сорок лет, был сух телом и на похвалы, прямолинеен и одновременно дипломатичен, слыл эстетом и не был снобом, при этом прекрасно разбирался во всех начальственных интонациях. Сегодняшнее приглашение его явно не обрадовало. -- Разрешите Вам представить, Алексей Сергеич — наш, такскать, лучший капитан, такскать, Данилов, прошу любить и, такскать, жаловать. А это, Егор Фёдорыч, такскать, журналист из центральной, такскать, газеты. Пойдёт с вами в рейс, такскать, чтобы лично прочувствовать и, такскать, запечатлеть суровые будни пахарей, такскать, морей. Данилов цепким глазом оглядел корреспондента. Парнишка был невысок, узок в плечах, белобрыс и по-мальчишечьи вихраст. Фамилия у него тоже была какая-то не серьёзная — Гавриков. -- Не укачает? -- с усмешкой спросил он. -- Не знаю... -- покраснел Гавриков, и добавил после паузы, -- я буду стараться. -- Начпрода ко мне! -- кинул на ходу вахтенному матросу Данилов. Тот не замедлил появиться. -- Петрович, поставишь мальца на довольствие. Свободных кают у нас нет, так что жить будет у тебя. И приглядывай за ним, чтоб не сверзился в люк открытый или, не дай бог, за борт. Головой отвечаешь! -- Обижаешь, командир! -- улыбнулся Петрович. -- Будет, как у мамки за пазухой. * * * -- Скажите, Петрович, а это правда, что на флоте каждая вещь имеет своё название? -- Лёша Гавриков спускался вслед за начпродом по широкому трапу, ведущему из рубки в недра судна. -- Правда. -- кивнул на ходу Игорь Петрович. -- А эта лестница как называется? -- Штормтрап*. -- не моргнув глазом, ответил начпрод. -- А почему? -- не унимался Лёша. -- Потому что, чем выше поднимаешься во время шторма, тем сильнее качает. Амплитуда! -- уважительно произнёс Петрович умное слово, подняв вверх указательный палец, -- а это самый верхний трап. -- А-а-а, понятно... -- также уважительно отозвался Гавриков, занося что-то в свой блокнот. Путь из родного порта в район промысла, на банку Флемешкап**, лежал неблизкий. Пока шли по Балтике, погода была почти штилевой, и «товарищ корреспондент» носился по теплоходу, заводя разговор то с одним, то с другим членом экипажа, все полученные в процессе сведения тщательно записывая в пообтрепавшийся блокнотик. -- Скажите, Борис Андреевич, -- обращался он к молодому, статному боцману, -- а что такое бакштов***? -- Снасть такая, -- охотно объяснял боцман, -- на неё акул с бака, то есть с носа ловят. -- А почему с носа? -- Потому что живучая она, подлюга, и надо, чтоб под винт попала, сразу готовый фарш достаём на котлеты, -- пояснял тот. -- Скажите, пожалуйста, а как Вы определяете, когда трал полный? -- вопрошал он усатого тралмастера Гриневича. -- Усё просто, хлопче. Прикладаю ухо к ваеру****, ежель гудить — рыбы пид завязку! -- откликался тралмастер. И тут же шикал на прыснувшего матроса: -- ты, Серёга, не отвлекайся, завари-ка лучше товарищу журналисту чайку морского, та соли с перчиком не жадничай, неровён час, простынет хлопчик на сквизняке! И Серёга старательно, скроив серьезную мину, замешивал ядрёную, динамитоподобную жидкость, от которой плавились алюминиевые кружки. -- Простите, -- орал Гавриков сквозь гул дизелей прямо в ухо мотористу Саше Петрову, -- а что такое «коффердам»*****? -- А-а-а? Чего? -- орал в ответ Петров, -- Кофе? В Амстердаме? Нет, не растёт!.. -- и крутил пальцем у виска вслед удаляющемуся журналисту. -- Скажите, Георгий Иванович, -- интересовался Лёша у вахтенного штурмана, -- а что такое «дуга большого круга»******? -- Ну, как Вам объяснить, юноша, -- меланхолично начинал штурман, не отвлекаясь от прокладки курса, -- ну, дуга — это сектор круга... у круга есть радиус... вот Земля — она ведь эллипс, то есть не круг... а раз не круг, значит радиус ей не положен... а мы теоретически считаем, что не круг — всё равно, что круг... а дуга, значит... короче, не морочьте мне голову, я вот из-за Вас карандаш сломал! И Гавриков почтительно отступал перед непостижимой наукой мореплавания. -- А Петровича гидэ? -- в дверь каюты просунулась круглая физиономия. Кердыбаев, маленький, со сросшимися в одну мохнатую линию бровями азербайджанец, неизвестно каким ветром занесённый из горного Кельбаджара в болота Прибалтики, был прачкой. Но так как прачка — слово женского рода, а прачкун звучало не эстетично, ребята окрестили его «пятым механиком». -- Не знаю, -- пожал плечами Лёша, отрываясь от блокнота. -- Слюший, Лёща, я тибе одним секрет скажю, -- воровато озираясь и прикрыв за собой дверь, зашептал Кердыбаев, -- ти знаишь, Петрович камбуз обманывать, даёт для кампот яблок, слива чёрний, а пищет — сухафрухт даль! -- Всё правильно, -- недоумённо помотрел на него Гавриков, -- это всё и есть сухофрукты... -- Не-е, ти тоже не панимаишь. Яблок гиде растёт? А виноград гиде? А априкос? Эта разний фрухт, вкус, цена разний, панимаишь? Он для кампот яблок даёт и слива сущёний, а изум и курага сам кущаит! А я тоже хачу изум и курага в кампот! Слюший, ты напиши, харашё? Толка ни гавари, чито я сказаль... -- Ну ладно, -- чтобы отвязаться, Лёша кивнул. Но на заметку взял, надо же какой-нибудь недостаточек, хотя бы совсем мизерный, упомянуть, слишком хвалебный репортаж пресен и неинтересен. -- Я напишу, что мне это рассказал матрос, допустим, «А». -- Не-е-е, не нада «А», -- замахал руками Кердыбаев, -- мине Алик зовут, фсе узнают сразу, чито это я. -- Да? -- задумчиво почесал за ухом тыльной стороной авторучки Лёша, -- Ну, я латинскую «А» поставлю. -- Ладна. -- согласно мотнул головой Алик. Постепенно статья обретала скелет, обрастала мясом и набирала вес. Траулер тем временем вышел в открытый океан и взял курс на северо-запад. Атлантика ворчала и ворочалась меж своих берегов, длинная волна то поднимала судно, то расступалась, и траулер ухал вниз, поскрипывая шпангоутами. Лёша сменил розовощёкость на бледно-зелёный оттенок, потерял аппетит и страсть к вопросам. Через пару дней снимавшееся с промысла судно забрало Алексея Сергеевича Гаврикова, чтобы вернуть на более для него привычную земную твердь. На прощание Игорь Петрович вручил ему огромный пакет с изюмом и курагой: -- Ты кушай, Лёша, это при качке помогает. Лёша смутился, но пакет с благодарностью принял. * * * Приход на промысел транспортного рефрижератора — праздник не хуже Нового Года. И выгрузка улова здесь абсолютно не причём: транспорт привозит свежие (всего месячной давности) газеты и журналы, новые фильмы и такие долгожданные письма и посылочки из дома. Первым делом читаются и неоднократно перечитываются, конечно, письма; моряки бродят из каюты в каюту, делясь домашними новостями и показывая мятые тетрадные листочки с обведёнными шариковой ручкой контурами пятерни сынишки или дочки, по которым корявыми буковками написано «Папе. Мне ... лет». Чуть позже доходит очередь и до прессы. В одной из газет, на второй странице, под фотографией траулера в штормовом океане обнаружилась статья некоего Г. Алексеева «О чём гудит ваер?». Присутствовали в ней и траление по дуге большого круга в кипящих рыбой бурунах, и акульи котлеты под соусом «коффердам», но апогеем творческой мысли, несомненно, была фраза «седой капитан с неизменной трубкой в зубах, заложив руки за спину, спускался по штормтрапу». Данилов, устав отбиваться от подшучивающих над ним коллег, сидел в своей каюте, с мрачным видом исписывая листы бумаги, комкая их и снова начиная писать. В дверь, постучав, заглянул Игорь Петрович и сочувственно спросил: -- Может, кофейку заварить, Егор Фёдорович? Капитан раздражённо отмахнулся: -- Не мешай, Петрович, не до тебя. Опровержение пишу. -- Насчёт компота? – с надеждой в голосе спросил начпрод. -- Да причём тут твой компот! – рявкнул Данилов, -- я уж, считай, лет пятнадцать, как курить бросил! И тоном, в котором одновременно слышалось и пренебрежение, и недоумение, и даже немного восхищения, процедил сквозь зубы: -- Ж-ж-журналюга! ------------------------ Штормтрап* - верёвочная лестница с деревянными ступеньками-балясинами. Банка** - отмель. Банка Флемешкап находится у берегов Гренландии. Бакштов*** - буксировочный канат, заводится с бака буксируемого на корму буксирующего судна. Ваер**** - трос, к которому крепится трал. Сопротивление трала таково, что скорость траулера падает почти в три раза, и трос гудит от напряжения даже при пустом трале. Коффердам***** - узкий, глухой отсек между соседними помещениями или танками. Дуга большого круга****** - кратчайшее расстояние от пункта А до пункта Б по поверхности Земли, на плоскости карты никогда не бывает прямой линией. |