Я как всегда не доехал до той станции, о которой я мечтал. Поезд остановился, как всегда не во время. И тогда через заляпанное, исстрадавшееся от бесконечных ветров стекло, вдруг начала проникать в купе та естественность природы, с которой, кажется, навсегда расстался, только сев в фирменный поезд.

Я мечтал, что со мной в купе окажутся две красивые девушки, с которыми я проведу незаметно время в пути, а потом будет приятное время и после поезда.

Но попались два мужика. Один – долговязый, с прямой спиной военного, второй – с прогнутой спиной, но уверенный в себе. Они сразу же познакомились и стали пить коньяк.

Хороший коньяк, как красивая женщина, нравится всем мужчинам, но в отличие от красивой женщины, его могут пить сразу трое и не ссориться.

- Знаешь, Николай, - говорил прогнутый, - все гады воруют, все дают взятки, но я патриот. Я из этой страны не уеду. Как бы мне хреново не было, но все равно люблю свою родину. И детей воспитаю так, чтобы, они тоже любили. Понимаешь, предать можно один только раз, а потом будешь всю жизнь мучиться.

- Согласен, - ответил Николай, давай выпьем за родину.

- Смотри, казаки, весь народ пошел на защиту Чечни, потому что это наша страна. Патриот не тот человек, который просто любит свою родину, но который готов отдать за нее жизнь.

- Я готов отдать жизнь.

- Тогда, давай выпьем. Я бы и в Чечню и в Осетию поехал бы добровольно. Только вот бизнес жалко. Только начал раскручиваться. Не понимаю. Не понимаю тех, кто отказывается.

-Ты, знаешь, - сказал Николай, - когда заварилась каша в Чечне, было объявлено, что полк в полном составе уходит туда. Немногим солдатам удавалось сообщать об этом домой. Об этом у нас не принято писать и говорить, но стали приезжать матери и прятали своих детей. Тогда полк перевели на казарменное положение, чтобы уже никто не мог скрыться. А потом молодых ребят просто ночью, втихаря, грузили в эшелоны. Военные поезда шли один за другим, поэтому отменялись или задерживались пассажирские рейсы. Многие поехали без смертных жетонов с выбитым на нем личным номером, потому что не успели изготовить. И до сих пор после той мясорубки трупы опознать не могут. Контракты оформляли после прибытия в Чечню, чтобы придать видимость законности и добровольности. Но разве можно не подготовленных солдат отправлять на боевые действия? Это просто человеческое мясо.

Я сидел вместе с ними пил коньяк и думал, что без героев не будет подвигов. Но подвиги и герои должны рождаться не для того, чтобы скрыть безалаберность и некомпетентность высшего руководства, а чтобы действительно защищать то, что тебе бесконечно дорого.

- Понимаешь,- сказал прогнутый, - я думаю, твердость духа проявляют не те, кто смог откосить от армии, а кто не испугался там служить. Если давал присягу, то должен быть верен ей. Это, как в бизнесе, верят и подписанным бумагам и твоему честному слову. Но если один раз подвел, то тебе уже никто не поверит. Дал слово, то держи его.

Тут поезд остановился. За окном стояли скинувшие листву осиротевшие деревца с повисшими от постоянного дождя ветками. Листья, которые все лето были их украшением, теперь обреченно лежали у подножия той высоты, с которой их совсем недавно сорвал постоянный закон осени. Две черты электропроводов словно рамкой отделяли то, что происходило на земле, и то может случиться на небе. Так, наверное, для заключенного делится жизнь на два пространства – до колючей проволоки и на то, что находится за ней. И я подумал, что хорошо то, что никто не может изменить и нарушить законы природы. Потому что людские законы пишутся, чтобы их соблюдать, а другие, чтобы предыдущие можно было нарушить. Но когда нарушаешь закон, то всегда за этим следует расплата, но расплачиваются за это обычно не те, кто принимал закон, а те, кто должен жить по нему.

- А я отказался участвовать в боевых действиях в Чечне,- сказал, помолчав, Николай, - но предателем себя не считаю. Когда заварилась вся эта каша, нас, кадровых офицеров, в приказном порядке заставляли ехать. Мало кто хотел участвовать в грязных политических играх. А мне, как и многим офицерам, предстояло сделать нелегкий выбор: отказаться от участия в боевых действиях и не продвигаться вверх по служебной лестнице, потерять в деньгах, возможно, не получить еще очень долго долгожданную квартиру от министерства обороны, возможно, увидеть презрение на лицах тех, кто собирался ехать в Чечню- «мочить черных», или остаться с семьей, сохранить свою жизнь для детей, вырастить из них достойных людей. Я и пять моих братьев выросли практически без отца, он всю жизнь по тюрьмам, между ходками делал еще одного ребенка матери и исчезал, нас же кормила земля и тайга, а воспитывала улица. Я в семье младший, больше около мамы крутился, жалел ее, видя не проходящую усталость на когда-то красивом лице, и поклялся, что мои дети будет расти при мне.

Я пришел к жене и спросил у нее: у тебя только два варианта – или я уеду в Чечню, могу вернуться оттуда героем, а могу не вернуться совсем, или я совсем отказываюсь туда ехать. Но тогда у нас не будет хорошей квартиры, не будет продвижения по службе, может быть, я дослужусь до капитана. Но жить мы будем в нищете. Мне жена сказала тогда так: если ты погибнешь, защищая Родину, то я останусь женой героя, и дети твои будут тобой гордиться. Но если тебя убьют на непонятной войне, то и я стану непонятной вдовой. И добавила: присягу ты давал не генералу, а Родине. И должен защищать не причуды высшего руководства, а Родину. Мне ты нужен живым, своим детям ты нужен живым, а генералам, поверь мне, все равно, какой ты - живой или мертвый. Между прочим, мертвый солдат дешевле стоит, чем живой.

Меня командование перевело служить в Забайкалье, подальше от Москвы, не разрешило поступать в Общевойсковую Академию. А вскоре у нас родилась дочь. После истечения срока моего контракта я уволился из Вооруженных сил, открыл свой автосервис, вижу каждый день родные лица, и скоро в нашей семье родится еще малыш. Представляешь, мне жена улыбается каждое утро и почему-то не устает от этого.

Ну, я с тобой не согласен, - проговорил прогнутый. – Я бы не стал слушать баб и обязательно бы ушел. Глядишь, там получил бы героя. И теперь бы не знал бы забот. Пенсия, почести, в общем, вип-фигура для всех. Дурака ты тогда свалял, но давайте выпьем.

Я вышел на соседней остановке, купил себе коньяка, ушел в соседнее купе, пил и старался понять, кто же может совершить настоящий подвиг: тот, кто с решимостью Гавроша может броситься под вражеские пули или тот, кто проявит внутреннюю твердость и сможет сказать «нет», когда все говорят «да». И чтобы сделал я? В результате я просто напился.