Ученик, не подмастерье, вечный, вечный ученик! У меня открыты двери сердца; высунув язык и с блаженством идиота, облизавши с губ слюну, жду, как чуда, я кого-то, несмотря на седину, 68 кто поможет прикоснуться волшебству к моей строке, чтоб заснуть в ней и проснуться где-то в сказочной стране, где, забыв о сути будней и удавке бытия, мы хмелеть с друзьями будем не от зелья и питья, а от музыки и песен, от любви и от стихов. Но… Ужасно сердцу тесен мир, открытый для всего, мир, вмещающий все боли окружающего дня, от пенальти на футболе до безумного огня войн, стихий, междоусобиц и террора всех мастей, потерявших честь и совесть непорядочных людей; где безумствует стихия зла и быта, и небес. Но хочу писать стихи я в мире сказок и чудес! Чтоб в строке, как во хмелю, я кайфовал, словами пьян, в трансе пел я аллилуйю. Но… Зачем самообман?! Не спасёт меня туманность, запределья миражи! Боль, впитавшая реальность, будет в строчках моих жить вместе с радостью людскою, с их тревогой и мечтой, даже, может быть, с тоскою, но реальной и живой. 69 Не сочту моей потерей песне отданные дни. Ученик, не подмастерье, вечный, вечный ученик. |