Cветлой памяти Яны Северовой.

 

* * *

- Ну ты летишь со мною или не летишь?-спросил Аркадий, ставя на стол

опрокинутую только что очередную рюмку с водкой. – Давай

определяйся! Послезавтра я иду заказывать билеты.

Вадим, к которому обращался Аркадий, молча полез в карман

джинсов, вытащил оттуда мятые долларовые бумажки и бросил их на

стол.

-Уговорил. На, возьми! Лечу только ради того чтобы скрасить тебе

своим присутствием дорогу. Ты же сам признавался – летишь туда уже не

первый раз и тебе одному скучно. Сколько раз можно смотреть на

золотую Прагу? Кроме нее по всей Европе разбросано много других

прекрасных городов, где не ступала еще твоя нога!

-Ты не понимаешь! – стал возражать Аркадий, принимая

деньги. Прага не потому золотая, что небо ее венчают золотые кресты

костела святого Николая! Или фасады Золотой улочки! Про это разговор

отдельный! Их надо просто видеть! Все дело, в какое время года мы

летим! Мы летим в середине октября! Билеты забронированы на 18

число! Ты увидишь настоящую золотую осень, сошедшую с картин

Левитана! Увидишь желтую, опадающую с нормальных деревьев листву!

Не с платанов и эвкалиптов! Целых три дня не будешь лицезреть наших

соотечественников с рожами распаренными хамсином, с глазами цвета

двадцатишекелевых бумажек, в зеленых шортах. Там, куда мы летим,

гуляют по улицам вполне европейские лица!

-О заливает! О поет! - наклонился к уху Вадима Илья. – Рожи

и пальмы ему еврейские не нравятся! Просто в это время самые дешевые

билеты на самолет. Он об этом знает, потому торопит тебя.

-Да тебе хоть даром предложи полететь - не полетишь! - как

Илья не шептал, Аркадий его услышал. Тут же разгорелась очередная

перепалка. Разогретые водкой они поносили один другого, на чем свет

стоит. Но после взаимных претензий могли мирно продолжать спаивать

друг друга. Пока друзья занимались этим, Вадим погрузился в свои

мысли. Увидеть Прагу, конечно, заманчиво, что там ни говори! Раньше

был только в Америке, а в Европе ни разу. Но более всего, не какой

нибудь костел святого Николая манил, а желание по силе и высоте

несравнимое ни с чем. Ни с одним костелом, ни с какой либо другой

достопримечательностью Праги. Он мечтал увидеть Яну. Это желание

затмевало все. Мысль об этом не давала покоя никогда. Но особенно

почуял реальную возможность ее осуществления, когда Аркадий стал

настойчиво звать в Прагу. Чем черт не шутит – вдруг он встретит ее там!

Легко сказать «встретит». Они расстались в Ленинграде летом 1984 года.

Потом была длительная переписка, пока он не репатриировался в

Израиль. С переездом в другую страну - связь прекратилась. Но вот уже

столько лет, сам не зная почему, хранит он этот конверт! Конверт без

обратного адреса с тремя письмами, с десятком поздравительных

открыток, написанными в разное время. Наверное, не хранил бы, но

там так много строк, дороже которых сердце не помнит. Что же это за

наваждение свалилось на них в тот малый промежуток времени, пока они

отдыхали на юге? Наваждение не отпустило его даже тогда, когда

коротенькое, отпускное время закончилось, и они разъехались в разные

стороны. Сегодня ему менее всего хотелось бы причину тогдашнего,

любовного сумасшествия объяснять похотливым зудом молодого тела

или возможностью в чужом городе насладиться случайной близостью с

кем-то. То есть отнестись ко всему произошедшему, как к банальному,

курортному флирту. Когда подстегнутый юношеской романтикой - шумом

ночного морского прибоя, огнями вечернего, южного города, блеском

реклам и ресторанов, раскованный и смазливый парень находит то, что

искал. За чем собственно и приехал. Если бы все было именно так – разве

хранил бы он эти строчки, написанные красивым почерком молодой

иностранки? Вспоминал бы ее лицо, думал ли о ней беспрестанно по

прошествии стольких лет? Он давно забыл бы ее, вычеркнул из памяти,

если б просто влюбился. Но с течением времени, когда посыпались от

нее письма и открытки, когда кружилась голова от строк, ставших

родными, когда она снова отдыхала в Сочи и телеграфировала, что одна,

что ей не хватает его он, разрываемый противоречиями и

невозможностью приехать, понял, что не влюбился. Он полюбил. Только

признаться себе в этом боялся. Гнал подобную мысль. До сих пор не

может объяснить свою трусость и нерешительность, схожую с

запуганным до смерти чеховским персонажем: «Как бы чего не вышло».

Теперь он понимает – в нем говорила впитанная почти с младенчества

преданность СССР. Разве можно было изменить родине – уехать за

границу! Он же не был ни диссидентом, ни отщепенцем, ни каким-нибудь

отказником, в конце концов! Но дело даже не в этом! Более всего он был

еврейским паинькой-мальчиком, который, боже упаси, не способен

доставить страдания родителям! А они были бы не малые, если бы

объявил им, что уезжает в тогдашнюю Чехословакию! Мама: «Сыночек!

Какая Чехословакия! Ты с ума сошел! Посмотри сколько еврейских

девочек вокруг! Зачем тебе надо какая-то чешка! Она же старше тебя!

Боже мой! Я этого не переживу!». Рядом папа хватается за сердце и

трясет партбилетом. «Меня снимут с работы! Как людям смотреть в глаза

– сын директора школы сбежал за границу!». Папе не важно, что

заграница это всего лишь социалистическая Чехословакия. В общем все в

этом роде, плюс собственная нерешительность, отсутствие мужества и

воли бороться за свою иностранную любовь. Сказать еще точнее,

отсутствие нормального здорового авантюризма, когда самостоятельный

юноша, наплевав на все запреты, чтобы доказать чистоту своих помыслов,

уезжает с красивой чешкой в Прагу. Так не случилось. Поезд давно

ушел и навсегда увез Яну.

Спустя годы, перечитывая письма, он до слез умилялся милыми

ошибками и оборотами предложений русского языка, который она знала,

но говорила с заметным акцентом. Он слышал его всегда, когда

перебирал слегка пожелтевшие уже страницы. Знал их почти наизусть.

Тоска вкрадывалась в сердце. Тоска и великая горечь. По тому, что не

осуществилось, не сбылось. А могло быть. Злился на себя за трусость, за

глупость несусветную, что не услышал Яну, когда она в надежде на его

здравый смысл предлагала ехать с ней. Он ненавидел себя. Она ведь

любила его! Иначе не звала бы в свою страну. Иначе много позже не

призналась бы, в одном из писем, что год жизни бы отдала за одну

шальную сочинскую ночь, которая случилась однажды между ними. Она

рухнула на них посреди маленькой комнатенки, которую снимал он с

друзьями на время отпуска. Все было банально до ужаса. Познакомился с

ней в ресторане, пригласив на танец. Его забавлял ее акцент. Она ему

понравилась с первого взгляда, эта девушка. Решил, что из

Прибалтики. Танцевал только с ней. Едва подходил к столику, она охотно

вставала, шла, улыбаясь навстречу. Потом танцевали под магнитофон

приятеля в тесной времянке для отпускников - дикарей. Вдыхал запах

шикарных, белых волос, голова шла кругом, губами нежно целовал мочку

уха. С ума сходил, слушая ее неправильный русский язык. Потом

что-то тихонько ей расстегивал. Она присела на узкий топчан, где

он по обыкновению спал и стала снимать черные колготки…

-Что ты задумался? Мысленно гуляешь уже по Праге! - с

рюмкой водки к нему тянулся Илья. – Давайте за вашу удачную поездку!

Без сувениров для меня не возвращайтесь!

… Поздно вечером, войдя в дом, Вадим, подстегиваемый скорым

отъездом в Чехию, чуть ли не с порога включил компьютер и нашел

папку «Поиск» со старыми файлами. Там хранилась всякая информация,

скопированная давно, после нескольких лет проживания в новой стране.

Тогда Вадиму казалось - живя в Израиле, имея Интернет шансов найти

Жанну больше. Ничего подобного. Ни одна из известных ему поисковых

систем вроде «Поиск людей по всему миру, 24 часа» и еще одна очень

большая международная поисковая система «От А до Я» не утешили его.

Ответы, полученные от их модераторов, от разных прочих форумов, а

также из бесплатных частных объявлений газеты "Информ. Прага" и

«Радио Прага» были написаны, как под копирку. Всегда вежливый ответ:

«Извините. В базе наших данных не обнаружено записей, которые

соответствовали бы Вашему запросу». «Запрос слишком скудный, -

отчаивался Вадим. - Как ничтожно мало, оказывается, я знал о Яне! В то

время достаточно было одного присутствия возле себя, ее светлых волос,

зеленых глаз и больше ничего. Больше ничего знать не хотел! Поэтому

единственное, что помню: она – сотрудник Министерства труда и

социального обеспечения. Советник министра. Во всяком случае, была

тогда. Что еще? За мужем, но с мужем отношения далеко не радужные. Он

отчетливо помнил, как она говорила об этом грустно, глядя на

набегавшие, на морской песок волны. А! Вот еще что! В 1968 году Яна

стояла в рядах демонстрантов, протестующих против вторжения в

Чехословакию советских танков. Знаменитая Пражская весна.

Вспоминала об этом, испытующе глядя на меня, не пытаясь скрывать

своего осуждения и гнева. Но теперь не об этом. Разве всего этого мало!

Имя, фамилия, год рождения, правда, приблизительный. И место работы».

В каком - то шибко официальном сайте, Вадим с радостью списал

адрес Министерства труда. Сделал три копии этого адреса. Ему казалось,

что в этих координатах есть хоть какая-то зацепка. Потом подумав

немного стал писать по - английски объявление:

Dear employees of the Ministry!

Vadim Kirsanov living in Israel addresses to you with the greatest

request.

Could you help me to find your employee Janna Yjinova which in years 80-

ых worked in the Ministry as the counselor of minister. In the same years she

had a vacation in the city Sochi (USSR). There was our acquaintance. Today

she can be the candidate or the doctor of sciences. I shall be rather grateful

to you for the smallest information, for the address on e-meil or phone.

Внизу дописал номера мобильного и домашнего телефонов, указал

израильский адрес. «Прилечу в Прагу, зайду в вестибюль министерства и

на доску объявлений на самом видном месте приколю эти пять строчек», -

откинувшись от экрана компьютера, он довольно потирал руки. Тем не

менее, не слишком обольщаясь удачей.

 

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

 

Самолет приземлился в Пражском аэропорту Рузыне. Приятели

прошли таможенный досмотр. Стояли в ожидании автобуса перед большой

площадью аэропорта и вдыхали морозный, плотный воздух.

-Ну, ты видишь, какие вокруг открытые, улыбчивые лица! И ни

одного человека в шортах! Никто не чешет себе между ног! – махал

руками Аркадий.

-Так ведь середина октября, Аркадий! Холодно!

-Там, откуда мы приехали яйца чешут в любое время года! –

клокотала в Аркадии неприязнь к израильтянам. По этому нас не любят

по всему миру! Из - за отсутствия элементарной культуры!

Подошел автобус. В подтверждение его слов, как специально, группа

туристов, из Израиля толкаясь, шумно, с криками бросилась занимать

места. Аркадий напустил на себя вид, человека случайного в этой дикой

толпе. Долго рассаживались, в салоне автобуса громко кричали:

«Мойше! Ципи! Хаим!». Наконец тронулись. Автобус повез их из

аэропорта в центр города. Дорогу с обеих сторон обступали смешанные

леса. Красные кроны деревьев красиво чередовались с такими же

красными черепичными крышами, с готическими башнями и прочими

замечательными архитектурными сооружениями Праги. Вадим во все глаза

смотрел из окна на подпаленные осенью зеленые холмы прекрасной

Чехии. В какое-то мгновение ощутил прилив такой нежности и грусти,

глядя на эти загородные лесопосадки, на стволы белых берез и кусты

ольхи, что учащенно забилось сердце. Как давно он не видел деревья,

которые так же желтеют тронутые осенью и в далекой Белоруссии, и в

лесах под Санкт-Петербургом.

-Она догнала нас, - перехватил его взгляд сосед, сидевший через

проход.

-Кто догнал нас? - не понял Вадим.

-Осень! Она гналась за нами, пока мы летели в самолете, - не

отрываясь от видов в окне, сказал сосед серьезно. Вадим

снисходительно улыбнулся.

- Да, да! Я видел эти кисти рябин и кленовые листья через

иллюминатор, - он очень хотел, чтобы попутчик поверил в это. Вадим,

действительно, был очарован медно - рыжими пятнами вперемежку с

белыми стволами берез. Между тем, они уже въезжали в Прагу. Даже

здесь, в пригороде желтая густая трава и листопад скрывали узкую

велосипедную тропинку, что петляла, не отрываясь далеко от шоссе.

Повсюду в парках, скверах и садах безраздельно правила осень.

Аркадий как будто бы уловил внутренний восторг Вадима от

пражских, неповторимых пейзажей.

-Ну, видел ли ты что-нибудь подобное в наших палестинах?-

крикнул ему в ухо. Я знаю, в какое время года нужно приезжать сюда!

Это тебе не апельсиновые плантации.

Их поселили в гостинице «Аполлон» в пятнадцати минутах

езды от центра. Не теряя время, едва оккупировав номер, они туда

отправились. Сели на трамвай девятый номер и с улицы Конянова

прикатили на Вацлавскую площадь. Приехали в самый центр города.

Пока Аркадий сорвался менять доллары на кроны, Вадим присел на

бульваре. Широкий бульвар с газонами желтых цветов, с

многочисленными киосками, сувенирными магазинами с фасадами

домов, где на стенах почти каждого были мемориальные доски, упирался

в Национальный музей. Это было величественное здание. Своим

контуром, самой архитектурой оно отдаленно напомнило Вадиму родной

Исаакиевский собор в Питере. Только там, перед ним стоял впечатляющий

памятник императрице Екатерине, а здесь возвышался не менее

впечатляющий монумент святому Вацлаву. Зайти бы внутрь музея! Но

Вадим сдерживал себя. Как это ни казалось смешным, но еще в

аэропорту, он невольно вглядывался в лица пробегавших мимо

белокурых женщин. А вдруг встретит, или случайно узнает Яну! Терять

же время на лицезрение внутреннего интерьера музея, на его ценности

и красоту, было жалко.

Вадим курил, смотрел на женщин и цветы. Стал вспомнить, как

Яна рассказывала ему о неком студенте философского факультета,

который в 1969 году видя, как советские танки гусеницами утюжат

выложенные цветными камнями родные мостовые, опрокинул на себя

канистру с бензином, щелкнул зажигалкой и вспыхнул, как факел. Он

умер, протестуя против советской оккупации. «Где это могло быть? -

Вадим взглядом обводил площадь. - Может быть где-то здесь, а может

быть совсем в другом месте». Вдруг представил, как палестинец с сектора

Газа поджигает себя где-нибудь на улице Аленби в Тель-Авиве в знак

протеста против оккупации израильтянами Иерусалима. Вадим чуть не

подавился дымом – стало смешно. Потом вытащил листок с адресом

министерства и стал думать о том, что вот, мол, он сидит здесь, а Яна,

наверное, ждет в вестибюле министерства.

От ветра колыхались флаги под крышами домов, утренний морозец

пощипывал уши. Вадиму было приятно осознавать: он сидит посреди

Европы и, нет в нем ни тени страха, что сейчас рядом с ним взорвется

террорист. Не в этом ли разница между европейским уровнем жизни и

правом на жизнь для тех, кто репатриировался в Израиль!

Появился Аркадий. Он как будто бы прочел его мысли:

-Обрати внимание! Чехи озабочены только сексом и

пивом! Никто на тебя не смотрит с подозрением! Нигде ни одного

ивритского слова! Мы теперь при местной валюте! Вот твои кроны! -

протянул он деньги. Мне еще нужно сделать звонок в Израиль! Сообщить

родственникам, что я благополучно долетел! Идем со мной к телефонным

будкам!

По дороге к автоматам Вадим купил банку пива и глотал его пока

Аркадий крутил диск телефона. Неожиданно тот выглянул из дверей:

-Пиво сосешь! Теряешь зря время! Возьми, телефонный

справочник! Ищи свою чешку! Фамилию помнишь? - протянул он ему

толстую, изрядно потрепанную книгу.

Вадим схватил справочник, подивившись смекалке друга. Такому простому

решению проблемы! Тем не менее, лихорадочно листая книгу, подумал:

«Да, ну, ерунда! Ничего я здесь не найду! Надо ехать в министерство! А

Аркадий не хочет зря терять время». Слюнявил палец, лихорадочно

искал страницу на букву «С». Нашел! «Серова, Селенова, Сеженова и

вдруг о чудо! Северова! А имя! Имя Яна?! Ниже до боли знакомой

фамилии значились два имени. Одна просто Яна, а другая с сокращением

YanaDr.

-Это сокращенно доктор! - вырвал книгу из рук, подошедший

сзади Аркадий.- Ты говорил, что она была кандидат, так теперь она –

доктор! Пляши! Это она! Слишком явное совпадение! Он говорил, и в

голосе не было тени сомнения, что это Яна. Вадиму сделалось не хорошо!

Задрожали колени, лицо покрылось испариной. Неужели сейчас услышит

родной голос!? Он прислонился к холодному стеклу кабины, закрыл

глаза. Аркадий уже крутил диск телефона. И сразу без всякого

приветствия:

-Алло! Яна, вы говорите по - русски?

На том конце провода, наверное, сказали «да» потому что Аркадий

улыбаясь, с удвоенной силой продолжил:

-Вы отдыхали лет двадцать назад в Сочи? Помните Вадима?

Яна, он стоит рядом! Передаю ему трубку!

Вадим схватил трубку и стал, как оглашенный орать:

-Яна, милая! Душа моя, это я! «Душа моя» было ее

обращение к Вадиму в каждом письме. Сейчас он прокричал его, как

пароль, как волшебные слова, сокращая, как ему казалось, этими словами

двадцать лет, что пролегли между ними.

-Вадим! Душа моя, - как эхо отозвалась Яна, - я не верю

своим ушам! Это ты? Ты где? Откуда ты звонишь?

-Я в Праге, Яна, милая! - кричал Вадим. Cердце могло вот-

вот выскочить из груди.- Я хочу тебя видеть! Где мы можем встретиться?

Он вдруг услышал:

-Вадим! Я не выхожу из квартиры!

И сразу:

-Где ты остановился?

Тот, стал лепетать что-то о каком - то крупном автосалоне, который

заметил напротив гостиницы, где их поселили. У него поехала крыша. Он

понес какую-то околесицу, вместо того чтобы точно назвать адрес. Да он

его и не знал. Аркадий вытащил из сумки гостиничную карточку, вырвал

из рук Вадима трубку и стал диктовать Яне адрес. Она записала его.

Потом Вадим снова услышал родной голос:

-Завтра в одиннадцать часов утра я приеду. Жди меня у

входа.

-Да, да, Яна, миленькая, я буду ждать тебя! Я тебя встречу!

Целую тебя! До завтра!

-Завтра! - снова, как эхо он услышал ее голос, и трубку

повесили.

Они вывалились из кабины телефона, и Аркадий ликовал:

-Ну, что бы ты делал без меня? Поезжай сейчас в

министерство! На деревню дедушке!

-А почему она сказала, что не выходит из дома? - эта фраза

не шла у Вадима из головы.

-Завтра спросишь! С тебя бутылка!- смеялся Аркадий,

складывая вчетверо вырванный листок с телефоном Яны. - На, спрячь!

Будешь звонить ей из Израиля.

- Я буду звонить из номера! - Вадим не переставал

удивляться Аркадиному практицизму. Он готов был поставить ему не

бутылку, а целый ящик.

Друзья направились к Карловому мосту, который соединял Старый

город с Малой стороной. Внизу, под мостом - воды широкой реки

Влтавы.

-На этом мосту около тридцати статуй!- рассказывал Аркадий.

Но все, что ты видишь – только копии. Подлинники хранятся в

Национальном музее, около которого мы сейчас были.

Подлинные скульптуры это были или копии Вадиму было,

собственно, по барабану, не очень важным. Потому что, гуляя по площади

Крестоносцев и глядя на башни и скульптуры, мысли были заняты

завтрашней встречей. Возникало желание ущипнуть себя! Он до конца

еще не мог поверить, что через несколько часов увидит Яна. Радость

долгожданной встречи делала в его глазах Прагу еще величавее, еще

красивей и таинственнее. Солнце пражское неяркое и скупое струило

свои лучи на позолоту ратушей, соборов и церквей, на верхушки

высоких деревьев. Все это сливалось и рвалось, образуя красивое

колье для города. Оно звенело на морозном ветру. Колье для города, в

котором живет Яна. Завтра он ее увидит.

Поздно вечером друзья вернулись в гостиницу. Поужинали с

добрым, чешским вином и, переполненные впечатлениями от увиденного,

завалились спать. Собственно, для Аркадия Прага не была открытием

Америки. Этот его приезд был не первый. Перед тем, как лечь он

рассовывал вещи и сувениры, купленные друзьям и родственникам. У

Вадима не шла из головы завтрашняя встреча. Всю ночь он

практически не спал. Представлял, какой она будет. Несколько раз

вставал, подходил к освещенному уличным фонарем окну, закуривал. За

окном мерцала, переливалась разноцветными огнями ночная Прага. «Где

же обещанные метеосводкой дожди в столице?» - думал Вадим, глядя на

опавшие листья, которые то кружились на дороге, то стремительно летели

вслед проносившимся машинам. За высокими крышами домов едва -

едва брезжил рассвет. Зарождался новый день.

 

ДЕНЬ ВТОРОЙ

 

Утром минут десять Вадим носился по гостинице в поисках

утюга. Хотел погладить рубашку. Но гостиница оказалась того самого

уровня, когда утюг найти было проблематично. Он, единственный был

заперт в каком - то чулане, а ключ давно потерян. Пришлось надевать

рубашку не глаженную. Глядя в зеркало, лицо казалось таким же не

глаженным, как рубаха. И хоть постоял под душем, чисто побрился, сам

себе не нравился. «Каким она меня помнит интересно,- рассматривал он

себя в зеркало. – Уж, наверное, не полысевшим, таким старым. Да и

Яна, конечно же, изменилась. Ведь прошло столько лет!».

На улице друзья распрощались. Аркадий, пожелав Вадиму приятной

встречи, прыгнул в трамвай и укатил в город. А тот дошел до

ближайшего перекрестка и купил большой букет цветов. Он даже не знал,

как называются эти цветы. Они были большие и яркие, приятно пахли,

похожие на полевые. Без пятнадцати одиннадцать вернулся к гостинице,

закурил и приготовился ждать. Ждать пришлось не долго. За спиной

раздался мягкий скрип тормозов, Вадим обернулся и увидел в машине

Яну. Он узнал бы ее из тысячи лиц! Те же светлые волосы, те же глаза,

как много, много лет назад. Она рассчитывалась с таксистом и растерянно

смотрела на него. Подлетел к машине, распахнул дверь:

-Яна, миленькая, здравствуй!

-Здравствуй, Вадим, душа моя! Одну секунду.

С пола авто подняла палочку и тяжело стала выбираться из машины. Он

взял ее за руки, помогая выйти. Смотрел на ее лицо и не мог скрыть

своего удивления.

-Яна, милая, почему ты с палочкой? Что случилось?

-Я стала плохо говорить по-русски. Забыла все слова.

Тот же знакомый, мягкий акцент, та же милая улыбка. Она виновато

улыбалась, стоя в белой курточке и джинсиках. Та же родная и близкая,

как когда-то в Сочи. Взяла цветы, стала их нюхать. Они стояли, держась

за руки. Вадим потянулся поцеловать ее. Прижался щекой к щеке, она

подставила вторую и смотрела на Вадима. Ей мешала палочка в руках.

До него стал вдруг доходить смысл фразы: «Я не выхожу из квартиры».

-Ну, вот я приехала. Пойдем к тебе, - переложила

букет в другую руку, взялась за палочку. Он держал ее за пальцы, на

глаза стали наворачиваться слезы. Как она сильно изменилась, очень

хрупкая и худенькая. Молча распахнул перед ней двери гостиницы,

пропуская вперед. Осторожно держась за перила лестницы, Яна тяжело

стала подниматься. Спиной Вадим чувствовал, с каким удивлением

глядят на них две девушки из-за стойки административного барьера.

«Кто это? Что это за бабулю встречает с цветами израильский турист?».

Не проронив ни слова, вошли в кабину лифта. Лифт медленно полз

наверх. Вадим снова прижался щекой к Яне.

-Милая моя, сколько лет мы не виделись? Подумать только!

Она во все глаза смотрела на Вадима, улыбаясь, трогала рукой его

седые волосы. Спросила:

-Как ты?

Вадим односложно сказал, что ничего и они прошли в номер. Яна

осмотрелась, он помог ей снять курточку, подвинул стул, сели за стол

напротив друг друга.

-Можно у тебя курить? – бросила она на стол пачку

сигарет.

-Конечно, Яна! Сейчас вместе закурим.

Закурили. Не знали с чего начать разговор.

-Надо цветы поставить в воду, - Яна расправила

целлофан. Вадим схватил какой - то кувшин, сорвался в ванну.

Вернулся, поставил цветы.

-Ну, расскажи о себе, - она снова слегка улыбнулась и

загасила в пепельнице сигарету.

-Откуда, ты думаешь, я приехал? – спросил Вадим,

чтобы с чего-то начать. Он хотел услышать «из Ленинграда», но Яна не

задумываясь, ответила: «из Израиля».

-Как ты догадалась? – удивился Вадим и взял ее за

руку. Ручка была худенькой, почти прозрачной. Она пожала плечами:

«Догадалась». Он не торопясь, стал рассказывать, что вот уже

четырнадцать лет живет в Израиле. У него взрослый сын. Достал из сумки

большой конверт, разложил на столе фотографии сына, мамы и несколько

своих, снятых в разное время. Яна с интересом рассматривала их.

-Мама жила в Америке, куда уехала с папой вслед за

моей сестрой в 1993 году. Четыре года назад мама умерла.

Жанна рукой коснулась его щеки. У нее были грустные глаза.

Потянулась за новой сигаретой.

–Вот эта книжка посвящена памяти мамы, - положил

он перед ней книгу. Это третья моя книга.

-Ты писатель? Пишешь книги?

-Я подписал ее тебе, милая Яна.

Если трудно будет читать из-за русского языка, просто поставь ее на

полку. Мне будет приятно от мысли, что она стоит у тебя дома.

-Не! Я обязательно буду читать. Мне интересно! - воскликнула

она и раскрыла обложку. Страницы подрагивали, потому что

подрагивали ее тонкие пальчики. Стала читать сделанную Вадимом

печатными буквами надпись: «Дорогой Яне через много, много лет

после нашей юности, когда мы были молоды. С нежностью и любовью

от Вадима. Я тебя всегда помнил, потому что никогда не забывал». Внизу

стояла дата и подпись.

-Спасибо, душа моя, - едва прошептала она губами. - Я

тоже никогда не забывала тебя.

-Ты можешь подумать, что это не совсем так,- улыбнулся

Вадим. Наверное, думаешь, что вспомнил о тебе, когда собрался в

Чехию. Родная моя, помнишь эти письма? Он положил перед ней конверт

с письмами. Конверт с ее письмами, которые хранил всю жизнь. У

Яны вздрогнули тонкие бровки. Она взяла конверт в руки.

-Боже мой! Мои письма! Мои письма! Сколько им

годов?! - изумилась она.

-И без обратного адреса, - Вадим потянул листочки из

конверта.- Если бы он был, могли встретиться раньше.

-Не надо, не доставай, - остановила его. Я читать не

буду. Мне это не просто, разумеешь?

Он не очень разумел, снова замолчали.

-Мы сильно накурили здесь. Пойдем, попьем кофе, - Яна

погладила книгу и положила ее в сумочку. Он снова помог надеть ей

курточку, перехватил ручку, прижался к ладони губами.

-Яна, я ничего не знаю о тебе…

-Душа моя, я больна! - сказала она и легонько сжала

его руку.

-Что случилось с тобой, родненькая!

-Давай выйдем на улицу. Мне тяжело.

Лифт спустил их вниз. Они вышли на улицу.

-Тебе не холодно? - взял он ее под руку.

-Не, не холодно,- ответила она. - Благодаря тебе я вижу

осень. Я почти не бываю на улице.

Вадим не стал ничего ни переспрашивать, ни уточнять. Понял.

Яне больно говорить хоть что – нибудь о здоровье. Они прошли, не

торопясь трамвайную остановку, пересекли трамвайные пути и открыли

двери небольшого ресторанчика «Олимпик». Пока шли, Вадим вспомнил,

как гуляли они когда - то по Невскому, заглядывая в многочисленные

кафешки и бары. Она возвращалась из отпуска в Сочи и специально

вышла в Пулково, чтобы повидаться с ним. Целый день гуляли по городу,

посетили кунцкамеру Петра Первого и даже зоопарк. Вечером провел

ее к гостинице «Балтийская», потом сидели в тамошнем баре, пили

сухое вино, беспрестанно обнимаясь и целуясь. Наверх, к себе Яна его

не пустила. «Мне нельзя», - шепнула она, и Вадим не понял «нельзя»

потому что она иностранка и ей могут пришить аморалку или « нельзя»

по другой известной, женской причине. Он ничего не уточнял, не

настаивал, хоть был слегка раздосадован. Но радовался, что она есть у

него! Радовался, что ради него вышла в Ленинграде из самолета. Почему

он не улетел тогда с ней?!»- сверлила голову мысль.

В ресторане в это утреннее время никого не было. Они сели за

столик у окна.

Подошла официантка. Яна сказала ей что-то по-чешски и та быстренько

вернулась с подносом, на котором стояли две крохотные чашки с кофе и

два бокала вина. Вадим подумал о десяти долларах. Он не успел

обменять их на кроны. Яна снова закурила.

-Зачем ты так много куришь, скажи, пожалуйста, Яна? -

Вадим осторожно пальцем провел по бровкам.

-О! Это только одно удовольствие, что мне осталось! - за

все время пока они были вместе, она весело рассмеялась. Вадиму очень

захотелось, чтобы она смеялась чаще, и рассказал анекдот, в котором

один серьезный доктор убедительно уговаривал друга бросить курить,

иначе, говорил, ты умрешь.

-Он его послушал? – торопила Вадима Яна.

- Нет. Не послушал. А если бы послушал, то не был бы у

него на похоронах.

Яна хохотала заразительно и звонко, промокая салфеткой глаза. Вадим

смотрел на нее и вспоминал, как она точно так же смеялась, пока они

гуляли когда-то по Приморскому бульвару в Сочи. Вдруг она спросила:

-Какой сейчас твой возраст?

-Мне в декабре стукнет пятьдесят, - Вадим улыбнулся

смешной постановке вопроса.

-Душа моя, я старше тебя на двенадцать лет, - она

задумчиво крутила ложечкой в чашке. Глаза из веселых, со смешинкой

сделались грустными. Вадим поразился про себя разнице в годах, но

вида не подал. Он знал - Яна старше. Только и всего. Разве мог всерьез

думать о ее возрасте, когда целовал красивую и молодую женщину в

теплых песках Черного моря. Да и потом много позже, сколько Яне лет

было ему знать неинтересно.

-Ты все такая же, милая моя пражанка,- слукавил он.

Расскажи немножко теперь ты о себе.

Яна щелкнула сумочкой, достала маленькую фотографию, протянула

Вадиму.

-А это моя дочка. Она старше твоего сына. Ей 37

лет.

-Ты уже бабушка? - улыбнулся Вадим.

-Нет, я не бабушка. Дочь не замужем.

Они пили вино, и Яна рассказывала о том, что уже четыре года она на

пенсии.

-Ты стал писателем, а я доктором наук. Но из-за

болезни с работы в Министерстве пришлось уйти. Муж десять лет назад

умер. Живу одна.

-Яна, родная моя, что врачи говорят? Когда ты

оставишь палочку?- не удержался Вадим от вопросов, которых задавать

не хотелось. - Почему ты такая худенькая?

-Потому что я кушаю только таблетки, - горько

пошутила она, и стала с удовольствием пить вино. Упреждая, вопрос

сказала:

-Нервы, душа моя. Все от нервов. Не могу водить машину,

слабые руки…Я так давно не пила вина… А знаешь, я в 99 году была в

Израиле.

Сказала и вытащила из-под свитера крошечный золотой магендовид на

золотой цепочке. Рядом висела фигурка водолея.

-Ты еврейка!- не удержался от возгласа Вадим.

-Ты все забыл! Я тебе говорила. По отцу я еврейка. Да.

А мама была чешка. Уже никого нет, - прошептала она. Вадиму

захотелось прижаться к ней, поцеловать. Она почувствовала это.

Придвинулась к нему, положила руку на плечо, опустила голову.

-Яна, дорогая моя чешка-еврейка. Ты поправишься. Ты

обязательно поправишься. Пожалуйста, приезжай ко мне в Израиль. У

нас прекрасные врачи, я покажу тебе страну, Израиль очень красивая

страна, ты забудешь свою палочку…наши ортопеды одни из самых

сильных врачей в мире! А какие розы растут у нас прямо на улицах!-

бессвязно нашептывал он ей.

-Как это говорят у вас. Тель-Авив танцует, Иерушалаим

молится, Хайфа работает.

Она подняла на него свои зеленые глаза.

-Была на Кинерете, на Мертвом море, на Голанах,

много ездила. Это была последняя поездка. А до этого я посетила

Мексику, Австралию, Египет, Канаду. Много стран.

-Яна, душа моя, почему я только теперь приехал к

тебе?

- В одну речку не можно войти два раза. Уже все

слишком поздно.

Она допила вино. Потом достала из сумочки книгу и

поинтересовалась, чем занимается Вадим кроме литературы. Тот

рассказал, что работает в системе государственной охраны и

сотрудничает с русскоязычными газетами. Поговорили об актуальной

теме: об арабском терроризме. Яна стала рассказывать, как она вместе со

своей туристической группой примкнула к демонстрации израильтян.

Под их лозунг: «Ни шагу с Голан!». В глубине ресторана мелодично

пробили часы. Взглянула на свои:

-Я устала. Давай пойдем. Мне надо домой.

Позвала официантку, Вадим достал портмоне, но Яна задержала его руку

и расплатилась.

-Я до сих пор не знаю твоего адреса, - выдохнул

он.

Протянул гостиничную карточку, и на ней она написала адрес и

телефоны. Вадим же на салфетке, стараясь писать разборчиво,

написал свой израильский адрес.

-А если бы я приехал в твое министерство труда,

тебя бы нашли по моей просьбе? - спросил он.

-Конечно, - кивнула она. Меня там все памятуют.

Но министр - старый дурак. Они рассмеялись и поднялись из-за стола.

-Ты помятаешь, как назывался ресторан, где мы

познакомились? - вдруг спросила она. Не дожидаясь ответа, подсказала

Вадиму: «Лазурный». Он не помнил. Зато помнил, как потом каждый

вечер подходил с цветами и мороженым к пансионату «Орджоникидзе»,

где она остановилась. Подошли к трамвайной остановке. Вадим

хотел остановить такси, но Яна сказала, что поедет на трамвае.

-Я давно не видела Прагу. Буду смотреть на город из окна

трамвая. Проеду целых десять запынок. То есть остановок. Станция

моего метро называется «Ангел». «Сейчас она уедет, и я снова на годы

потеряю ее, - подумал Вадим. Двадцать лет и два часа! Два часа, что

были отпущены небесами, пока мы были вместе. Разве ради этих двух

часов прилетал я в Прагу!? Даже не сфотографировал ее! У меня нет ни

одной ее фотографии!». Он совсем иначе представлял их встречу.

-Яна, милая, пожалуйста, можно я сегодня приеду к

тебе. Мы даже с тобой не сфотографировались.

-Не. Прошу тебя не надо.

И опять это ее «мне тяжело».

-Фото свое я тебе вышлю, - добавила она. А ты мне

свое.

Опустила глаза и смотрела на букет цветов. Он обнял ее, стал целовать.

-Душа моя, спасибо тебе, что мы встретились. Я

очень рада ей. «Почему же тебе тяжело?» - хотел спросить Вадим, но

промолчал. Вместо этого он сказал:

-Пообещай мне, пожалуйста, что на будущий год ты

приедешь в Израиль.

Яна горько улыбнулась и категорически закрутила головой.

-Я живу ближе к Богу. Приеду, надену кипу, зайду в

синагогу, и буду просить его, чтобы ты поправилась.

Она поцеловала его. Подошел трамвай. Вадим поддерживал ее, пока она

поднималась по ступенькам. Обернулась, и вдруг он услышал:

-На будущий год я умру…

Села у окна. Он послал ей воздушный поцелуй. Она тоже посылала

воздушные поцелуи. Слезы душили его. Пассажиры с любопытством

смотрели на них. Полез за сигаретами, вагон тронулся. Махал рукой и

долго смотрел вслед уходящему трамваю. Дул сильный ветер, небо

потемнело, солнце зашло за тучи, начинал накрапывать дождь. Вадим

приплелся к гостинице и сел прямо на высокий парапет тротуара.

«Против нас все: рубеж, моя семья, мои года, образование, профессия,

все даже язык…» вспомнил он, как она писала ему эти строки в одном

из писем. «Неужели из - за этого увез ее сейчас трамвай! Глупости!

Конечно же, нет! Дело совсем в другом». Об истинной ее причине

спешно уехать домой он не хотел думать. «Твои друзья решили бы, что

старая тетья приехала – и это я не могу ( и не хочу). Прощай, ты был и

будешь последней любовью моей жизни». Так она писала ему двадцать

лет назад. Строки ее писем неотвязно лезли в голову.

По крышам забарабанил сильный дождь, а Вадим все сидел, и сидел,

пока не промок. Поднялся в номер, лег на кровать, не расправляя ее, и

весь день пролежал с открытыми глазами. Вечером вернулся Аркадий.

-Она права. Не смей приезжать к ней, - категорически сказал

он после короткого рассказа о встрече. - Сам подумай, какого женщине,

когда ты видишь ее больной!? Она не хочет этого. Ты даже представить

не можешь, как ей плохо, как тяжело. Она правильно заметила: в одну

реку нельзя войти дважды. Она живет воспоминаниями, ей больно, а ты

ей соль на раны. И не смей звонить сегодня! Садись лучше пить пиво!

Вадим поднялся, подошел к окну. Ветер срывал с деревьев остатки

желтых листьев, и дождь нещадно лупил по ним. Порыв ветра

вывернул наизнанку зонт какому-то прохожему. Он тщетно пытался

раскрыть его. «Вот она какая, пражская, дождливая поздняя осень, -

подумал Вадим. - Забуду ли я ее, как забыл много мест, где счастливый

и беспечный гулял когда-то с Яной?».

«Не зная горя, горя, горя,

в краю магнолий плещет море.

Сидят мальчишки на заборе,

и на меня наводят грусть…» эта песня

гремела тогда во всех ресторанах, со всех танцплощадок города Сочи.

 

ДЕНЬ ТРЕТИЙ, ПОСЛЕДНИЙ

 

Утром друзья позавтракали и поехали смотреть еврейский район.

Там размещалось старое еврейское гетто, еврейское кладбище - одно из

самых достопримечательных и наиболее посещаемых туристами мест.

Блуждая между надгробными памятниками, Вадим неотвязно думал о Яне.

«Что за болезнь у нее? Неужели все так непоправимо!? «На будущий год я

умру». Есть ли основание, чтобы так прямо заявить об этом? Бедная,

худенькая Яна!».

Во второй половине дня, вернувшись в гостиницу, он набрал ее номер

телефона.

-Яна, миленькая, как ты отдохнула? Как вчера доехала?

Как себя чувствуешь? - пустые, ничего не значащие вопросы. - Я хочу

тебя видеть. Сегодня последний день. Ночью я улетаю.

-Прошу тебя, не надо. Не приезжай! – сказала она. - Я

тебе напишу письмо, все расскажу. Мне хорошо. Я окружила себя

словарями и листаю твою книгу. Мне интересно. У тебя была

замечательная мама.

-Спасибо тебе за эти слова, Яна. Как только я прилечу –

позвоню тебе! И буду ждать тебя будущим летом у себя в Израиле!

Обещай мне не курить! Мне с верху видно все - ты так и знай! -

наигранным, веселым голосом трещал он. Аркадий стоял рядом и

скептически улыбался.

- Спасибо тебе, что ты приехала вчера! За эти два часа я

стою перед тобой на коленях!

-Не надо, Вадим! Целую тебя, душа моя! До свидания! – ему

показалось, что она заплакала. В трубке раздались гудки.

…Около часа ночи подошел автобус и привез их в аэропорт. На

небе светила круглая луна, красные черепичные крыши и асфальт

блестели после дождя. Быстро прошли таможенный досмотр, поднялись

по трапу в самолет чешской авиакомпании «Фишер».

-И тут без евреев не обошлись, - ворчал Аркадий. Мало

чехам своих фамилий! Улыбался. Он был в хорошем настроении.

Выполнил заказы всех родственников и не очень печалился, что Ильи,

их друга, не было с ними.

Вадим тоже набил свою сумку всякими сувенирами и подарками друзьям и

родственникам. «Илья - страшный зануда. Мы бы с ним намучились!

Собирай деньги! На будущий год не в Иерусалиме, а снова в Праге».

Вадим не возражал. «Мне теперь есть к кому ездить,- думал он, плавя

лбом стекло иллюминатора. - Только зачем же ты себя обманываешь? На

будущий год она умрет». Глядел на уплывающие под крылом ночные

огни Праги, кусал губы и пытался подвести некий итог своего

путешествия, найти подлинный смысл поездки. Сердце разрывали

противоречия и мысли о том, что Яна больна. Они были мучительны.

«Мое турне похоже на возвращение человека к своей первой любви. С

одной стороны интересно, конечно, что ты ее любил когда-то. Сердцу, по

- прежнему, это дорого. Дорого то, что любил, люблю и видимо то с чем

в землю лягу. Другим я уже не стану. Но что ты сегодня чувствуешь в

результате этой давнишней, юношеской любви?Любви, волнующей и не

дающей тебе покоя спустя столько лет! Что чувствуешь, теперь зная, как

живет сегодня Яна? Живет каждый день, как последний день. И это

драматическое обстоятельство важнее всего. Потому что оно

неисправимо. Вадим поражался цинизму, жестокости, неотвратимости

своих мыслей и ненавидел себя.

-Осень! Пражская осень догоняет нас! Она не хочет с

нами расставаться! Вы видите? - тронул его за плечо сосед сзади.

-Какая осень?- обернулся к нему Аркадий. - У вас снова

галлюцинации? Сейчас принесут кофе! Опуститесь на землю! Хоть вы и в

самолете!

-У вашего приятеля холодный, рациональный, трезвый ум,

- обиделся человек.- Нельзя таким быть!

Вадим отвернулся, закрыл глаза. Действительно вдруг показалось, что за

самолетом летят охапки красных листьев. Листьев, что три дня

кружились и падали на осеннюю Прагу.

 

* * *