Библиотека Шевченко большая: пять «девочек»-сотрудников и заведующая. Взрослый абонемент, детский отдел, читальный зал, да плюс еще три филиала в общежитиях подшипникового завода. Инна в детском отделе работала, Эмма, Мика, по-домашнему, - библиотекарем читального зала была, Маринка - библиотекарем филиалов. А Рая и Валя - на выдаче работали, книги принимали-выдавали. Коллектив женский, все с верхним образованием, все умницы и красавицы. Ну, или почти все.

И все как одна – одинокие. А замуж хочется всем. Ну, или почти всем.

Легко выскочила замуж только Маринка, причем, два раза. И оба раза неудачно! Зато от первого брака осталась у нее дочка Диана, а от второго – двухкомнатная квартира на четвертом этаже в старой пятиэтажке. Маринка сама говорила, что отделалась от своих мужей с наименьшими потерями. Первый муж уехал во Владивосток, плавает, деньги присылает. Второй муж в Израиль уехал и оставил ей родительскую квартиру. Но, Маринка у них в библиотеке такая везучая одна была. А все остальные и замужем не были, и детей не имели, и, что самое обидное, не имели никакой пока перспективы познать прелести семейной жизни.

Инна даже пыталась переписываться с зеком из колонии в Пермской области. Зек писал душевные письма со стихами, ждал освобождения, обещал завязать и на Инке жениться. Он и вправду освободился, отбил телеграмму «встречай двадцатого москва кишинев вагон 3 женя» Инка, вся в наряде и с укладкой, прибежала на перрон и заглядывала в глаза всем проходящим и глядящим из вагонов. Но Женя не приехал. Либо, по дороге к Инке он опять сел, либо, Инку из окна вагона разглядел и решил проехать мимо. А, может, у него и не одна такая невеста была, кто знает...

Мика, послушная дочка, все ждет, когда мама выберет ей жениха из приличной семьи. Сколько у них женихов потенциальных в гостях перебывало – не сосчитать! Считай, каждое воскресенье какой-то приличный наведывается, чаи пьет, о политике и погоде разговаривает. Мика всегда занята: «Мама ждет гостей к чаю!» - говорит. Но, пока ни один из гостей маме не подошел, в каждом находиться какой-то изъян. Мика поделилась однажды, что совсем не уверена, что мама хочет замуж ее выдать. Скорее, маму сам процесс устраивает. Но Мика маме слова поперек не скажет, не так воспитана.

Райка времени даром не теряет. На работу в понедельник прибежит и шепчет всем по очереди: «Три презерватива использовала!» И не знаешь, то ли верить ей и осуждать, то ли не верить и поддакивать. А может быть завидовать...

Валька в библиотеке на первом месте по красоте. Волосы золотые до поясницы, глаза голубые. Инка их обзывает «коровьими», но всем же ясно – завидует. У нее самой глаза какие-то желтые, как у тигра, вот она и пыжиться! А у Вальки талия тоненькая, а груди большие, высокие, ноги стройные, как выточенные. И ухажеры у нее толпами. Цветы приносят, на танцы зовут, в кино, даже в театр. Один предлагал на теплоходе круиз – две недели счастья. А Валька всем отказывает. Она всего-то раз в жизни была влюблена. Еще в школе влюбилась в молодого учителя физики. Он, конечно, и думать забыл о какой-то Вале Потаповой, а она всех ухажеров с ним сравнивает. И результат всегда в пользу этого физика.

Еще у в библиотеке Шевченко имелась заведующая, Клара Исааковна, тоже одинокая. Правда, назвать ее красавицей и в молодости, наверное, можно было только с большой натяжкой, а уж в послепенсионном возрасте... Даже Маринка бы не решилась! Клара Исааковна была старейшим работником, заведовала библиотекой чуть не тридцать лет, могла легко найти любую книгу и выдать любую справку. А еще она была участником войны и медали имела, и на все встречи ветеранов ее в президиум выбирали. Но, при этом, характером Клара Исааковна обладала, мягко говоря, тяжелым. Райка шутила, что если, мол, замуж мы не выйдем, то и превратимся в Клару, и тогда самим с собой тошно будет. Целыми днями просиживала заведующая у себя в кабинете, тайком покуривая, выдыхая дым в форточку и забрасывая далеко в печку окурки. И всегда подслушивала о чем девочки говорили. Если сплетни уж очень ее доставали, то могла из кабинета выскочить и разнос устроить нешуточный даже при читателях. Инке доставалось больше всех. Во-первых, ее детский абонемент ближе всего к Клариному кабинету, а во-вторых, чуяла она, наверное, что Инка серьезно на ее место метит.

Так вот, значит, замуж девочки выходили туго и со скрипом. Но зато все вместе, так сказать, всей библиотекой одновременно.

Ну, как бы там ни было, а цель была поставлена на новогодних посиделках. Библиотеку закрыли, прицепили на дверях табличку «Учет». Накрыли в складчину стол, принесли бутылку кагора и три бутылки шипучего напитка «Буратино», и стали отмечать наступающий новый тысячу девятьсот какой-то. Клара Исааковна уже неделю была в доме отдыха ветеранов, так что можно было посидеть спокойно и с душой.

Вот тогда и поставила Инка перед ними задачу: хоть из себя выпрыгни, а найди мужа в наступающем году. Хоть самого завалящего, но чтобы можно было от него забеременеть и в декрет уйти. Во-первых, Клару Исааковну инфаркт хватит, когда вся библиотека в декрет уйдет. Во-вторых, дети будут вместе расти, говорит, и сможем мы друг другу помогать с детьми возиться. Родители были у Вали, Инки и у Мики. Но, Микина мамаша внуков нянчить вовсе не собиралась, она об этом Мику давно официально предупредила. Инкины же родители не чаяли дождаться внуков, и уже давно ее уговаривали, что они ей вынянчат хоть пятерых. Валина мама каждый день командовала тремя внуками-дошкольниками, Валиных сестер детками. Бабушке с таким опытом еще один через полтора-два года, когда старшие в школу пойдут, не помешал бы. Ну, и в-третьих, в наступающем году исполнялось Инке целых двадцать восемь, Маринке и Райке по тридцатнику, а Мике и Вальке по двадцать шесть каждой – старость не за горами.

И, под остатки кагора, девочки торжественно пообещали, что в наступающем новом году приложат все усилия и обязательно замуж выйдут. Тем более что замуж хотели все. Ну, или почти все.

 

Рая

 

Рая всегда нравилась военным. Душки-вояки были от нее без ума. Она ходила на танцы в Дом Офицеров – билет рубль пятьдесят. На танцплощадке в парке – тридцать копеек. Разницу чувствуете? Вот и Рая думала, что в Доме Офицеров контингент рангом повыше. Ну, и конкуренция пониже, само собой. Приглашали Раю танцевать лейтенанты и капитаны, и даже майоры (совсем как в песне!), но замуж никто не звал. На танцах все они холостые, а дома у каждого, небось, жена у телевизора. И вели, поэтому, они Раю, разгоряченные танцами, в офицерское общежитие. Ели-пили-веселились и любили ее там горячо. И все! На следующих танцах вчерашний лейтенант-капитан-майор упорно Раю не замечал. Но, однажды, все-таки Рае свезло, и познакомилась она с подполковником Дякиным. Звали Дякина Иваном Кузьмичом. Был он уже в отставке, работал военруком в техникуме, выглядел молодцом, форму носил с шиком. Еще были у Дякина пышные пегие усы и плешь во всю макушку, которую он ловко прятал под зачесанные со лба пряди. Кроме всех прочих достоинств, детей у Дякина не было, а мысли о наследнике были, сам Рае признался. Пил Дякин немного, мучился язвой и нуждался в женской заботе и домашней пище, – для Раи беспроигрышный вариант. По ее мнению, Дякин был готов жениться, и брать его можно было голыми руками. Тем более, что для Ивана Кузьмича этот брак был не первым. Он овдовел лет пять назад. Идеальный вариант: и подзабыл уже первую жену, и все еще помнит, как хорошо жить семьей, когда каждый день ешь домашнее.

Иван Кузьмич пригласил Раю посмотреть его трехкомнатную квартиру. В квартире, совершив кавалерийский наскок, повалил ее на кровать, чуть не сломал шею в десантном захвате, и завершил дело так же по-десантски – молниеносно. Рая еще не поняла, что это с ней происходит, а уже все закончилось, и Дякин, подкручивая усы и улыбаясь во весь рот железных зубов, победоносно смотрел на Раю и ждал поощрения перед строем. Рая похвалила: еще бы, не какой-то шальной лейтенант – будущий муж. Дякин даже подарил ей пару безделушек покойной супруги – на память о первой встрече. На стене, кстати, висел портрет самой воендамы в роскошной норковой шубе.

«Ага, - подумала Рая, - в шубах не хоронят, шуба здесь, в шкафу висит! Хоть бы моль не поела...»

Роман их с Дякиным продолжался три месяца. К кавалерийским наскокам сзади в любой точке квартиры Рае удалось привыкнуть. К молниеносности выполнения – ну, почти что. Труднее давалось игнорировать рассказы Дякина о его героическом прошлом. Приняв рюмку-другую, Иван Кузьмич начинал заплетающимся языком рассказывать невероятные приключения, героем которых был он сам. Однажды, Рая не выдержала и, прервав словесный понос, поинтересовалась: «А где же звезда героя, покажи! Раз сам Гречко вручал, то звезда должна быть!»

«Отобрали! – пьяно сокрушался Дякин. – Я – герой союза, а звезду бляди-чекисты отобрали! И Гречко умер, некому жаловаться. Нынешний только малоземельцев награждает!»

«Так и не вернули?»

«Нет, не отдали, гады! – не сдавался Иван Кузьмич. - Я полковником был, начштаба дивизии! Погоны тоже отобрали! Я жаловался прокурору Горному, письма писал, даже не ответили. И трофеи все забрали при обыске...»

Рая уже не знала – то ли верить, то ли не верить. Про трофеи было бы интересно узнать, хотя...

«Врет все Дякин! – решила она. – Пусть только женится, уж я его на чистую воду выведу!»

На пятницу, перед Днем Советской Армии, который приходился на субботу, Иван Кузьмич пригласил Раю к себе праздновать. Дома познакомил с Петей-Петюней, Ивана Кузьмича братом двоюродным, и с его девушкой Юлей. Петя – так себе, мордатый, ручищи огромные, только что ростом вышел, а так – глянуть не на что. Юленька его бледненькая, худенькая, волосенки реденькие прямые, носик пуговкой, а лицо наполовину большими очками закрыто. Но, девушка интеллигентная, сразу видно, на всю компанию свысока смотрит. Тетка с дядькой, родители Петины, и два сослуживца с женами еще были. Рая вокруг стола так и вилась: с родней знакомит, значит, жениться будет! Стол накрыли щедро – праздничный паек. Водочка «Столичная», винцо «Фетяска».

«Любимое вино генсека! – заметил Иван Кузьмич, разливая по рюмкам. – А он фуфло пить не станет!»

Пили-ели-веселились до глубокой ночи.

Тетка с дядей засобирались домой. Рая им в прихожей пальто подавала – родня, надо уважать. А в это время в комнате, Петюня успел Ивану Кузьмичу в морду напитком «Спортивный» плеснуть. Рая со стариками вбежали, когда Петька-гад уже на Иване Кузьмиче верхом сидел и по морде хлестал. И все повторял: «Опять, сволочь! Опять!» Рая сначала пыталась их разнимать, но ее сослуживцы Дякина отодвинули, и профессионально обоих драчунов успокоили. Дякина на кровать взгромоздили, а Петьку снесли по лестнице и в «Жигуль» папашин затолкали. Так вот скандально это празднование и закончилось. Рая гостей проводила и стала со стола убирать, потом занялась посудой, потом полами. Потом уже и троллейбусы не ходили, так что пристроилась она под бок к своему Кузьмичу и проспала до утра.

Утром убежала Рая на работу к девяти. Дякин еще почивал с устатку и с трудов выпитых. Субботу отработала Рая, сама не зная на каких ресурсах. Так устала, что вечером еле-еле до кровати добралась. В понедельник Дякина не видала, в среду он, наконец, позвонил в библиотеку, болен, мол, не приходи, Раечка. Ну и ладно, хоть насморком не одарит!

В пятницу явился Дякин к концу Раиной смены в полном параде и с букетом. Рая аж засветилась вся. Раз цветы приволок, значит, предложение делать будет! Нет, ну что все мужики с мухами – факт известный, а вот Дякин у нее, так хоть впечатление производит. Еще бабушка Рае внушала, что форма любого замухрышку видным мужчиной делает. Рая любовалась Дякиным из окна читалки – видный мужчина. Выплыла из библиотеки королевой, Дякина взяла под ручку, и, на глазах у всех читателей, зашагали они с подполковником, как два голубка, через парк: Рая с букетом, Дякин с портфелем. Дома у Ивана Кузьмича, как всегда быстро, по-военному, завершили, едва начав: раз-два и ах! Дякин еще валялся, а Рая уже картошку варить поставила, на стол накрыла. Рюмки достала, водочку из холодильника. Цветочки – в вазу, шинель – на вешалку, свое пальтишко – на крючок. Следующей зимой она, небось, в норке ходить будет!

Иван Кузьмич водочки налил и тост сказал: «За нас, Раечка, за наши счастливые пути!» И что-то в этом тосте Рае категорически не понравилось, а что – не поняла она.

Иван Кузьмич ел, помидорчиком соленым закусывал, а потом и говорит: «Ты, Раечка, женщина умная, – а сам «ням-ням», да «ням-ням», ни на секунду не перестает жевать, - сама, наверное, догадалась, что я женюсь».

Рая еще не успела лицо сделать под «увы и ах», а он продолжает: «И женюсь я на Юлечке. Опять, получается, я у Петьки девушку отбил. Супруга, покойная, тоже сначала с Петькой гуляла, давно еще было».

Рая слушала и не верила – ведь еще полчаса не прошло как Дякин с кровати слез, либо это ей сон страшный приснился.

«Ты, Раечка, умница, - опять Дякин завел, - найдешь себе еще мужа, может, даже и полковника! – и смехом, гад, залился. - Под полковником будешь, а?»

Рая в библиотеке рассказывала – девочки ушам не верили. Кому же такой Дякин нужен, ну разве что, кроме библиотекарши тридцатилетней?

«Я Дякина и спрашиваю, мол, а как же мне быть, я ведь надеялась. А он, подлый, мне в ответ: «А Юлечка - тоже библиотекарь, у нас в техникуме работает!» Как будто, это что-то объясняет!» - возмущалась Рая.

Девочки молча переглядывались – объясняет, но от этого не легче.

«Эх, если бы хоть одна из нас замуж вышла – прервала бы цепочку невезения, - мечтала Инка, - за ней бы все повыскакивали!»

 

Мика

 

Мама ее настоящая умерла, когда Мике года не было. Жили они тогда в Венгрии. Командир не разрешил везти в гражданский госпиталь. «Острый аппендицит, - говорит, - все равно не довезете. Здесь режьте!» Ну и резали. Папе тогда дали десять суток отпуска, чтобы он Мику к бабушке отвез. Два года Мика жила у бабушки, а потом папа приехал и забрал ее. Он женился, рассказывал, и женщина попалась хорошая – учительница, и дочка у нее восьми лет, сестрой Мике будет. Анька и вправду ей сестрой стала, они и сейчас дружат. Мика Аниных детей в парк водит, мороженым кормит, подарки дарит. И муж Ане попался хороший, Мике всегда рад. Мама, (конечно, мама, не мачехой же ее звать!) Мике как родная. Она ее воспитала, музыке учила, одевала-обувала, даже после папиной смерти не бросила. Теперь вот, замуж выдает. Мика у нас натура нежная, говорит, трепетная, ей не абы кто нужен, а человек, способный ее оценить, понять. Красиво говорит, но это для чужих. А вот Мике она по-секрету сказала правду. Мика, оказывается, счастье мужчины составить не способная, потому как не полностью она развилась в женщину и женой будет фригидной. Мика даже заикнуться об этом боится в библиотеке – на смех еще подымут. Маринка, вот, двух мужей имела, и оба в этом плане довольны были. Из-за характера ее противного развелись, по Маринкиной версии. Рая, вообще, каждый выходной партнеров меняет, и, опять-таки, по ее словам, все ею довольны. А ей, Мике, такого счастья не дано. Мама ей чуть не каждый день повторяет, чтобы она не надеялась по любви замуж выходить, и чью-то, особенно любимого человека, жизнь испортить.

Сейчас у мамы новая идея: найти человека пожилого, солидного, профессора или доцента. И Мике хорошо с пожилым будет, и маме для компании неплохо. Ну, и квартирный вопрос остро стоит. У них с мамой двухкомнатная квартира старой планировки. Коридор широченный, окна огромные – по два в каждой комнате. Одна комната у них гостиная, а другая – мамина спальня. А Мике мама отгородила чуть не полкоридора - получилась прекрасная спальня. Без окон, правда, но Мика там только спит, все время они с мамой в гостиной проводят. И телевизор там, и стол, и гостей туда приглашают. А вот выйдет Мика замуж – в ее спальню двуспальную кровать не втиснуть. Придется им с мужем спать в гостиной, либо с мамой спальнями меняться. Мика даже думать боится, чтобы маму в чем-то ущемить! Себе дороже: сразу пойдет перечисление плачущим голосом, как Мика стоила ей бессонных ночей, молодости, красоты, здоровья. Ой, даже думать не хочется!

Инка, простая как три копейки, злорадствует, что мама, мол, для себя мужа ищет, а Микой только прикрывается. Но Мика-то знает, что это совсем не так, а рассказать подругам правду не решается.

Игорю Николаевичу, согласно библиотечному формуляру, было тридцать лет. И лысый он был на все тридцать. И нескладный, как все худые и высокие мужчины. И вежливый, как все интеллигенты, особенно такие, который по воле судьбы работают на производстве, где, по долгу службы, весь рабочий день старательно матерятся, решая бесконечные производственные проблемы. За проходной от таких мужчин плохого слова не услышишь. И женятся они, в основном, на учительницах, преподавательницах музыки, воспитательницах, чтобы можно было прийти домой и сказать жене: «Ты у меня самая нежная, самая привлекательная, я с тобой душой отдыхаю!» И это, конечно, правда, потому как мастера Иван Сидорович и Сидор Иванович никакого сравнения с женой не выдерживают. Это не мешает нашему интеллигенту кричать в присутствии нежной и трепетной в телефонную трубку: «Я вам остановлю! Я щас приеду и вас там всех раком поставлю!» Но, отношение к самой привлекательной от этого не меняется, и, положив трубку на рычаг, наш производственник обнимает самую нежную и просит прощения, что должен ненадолго отлучиться (всех раком поставить, это ж, сколько времени надо!?), так как без него, того и гляди, производство совсем остановится.

Игорь Николаевич увидел Мику в читальном зале. Сидела Мика за столом у окна и кармашки к книгам приклеивала. И такой нежной и трепетной она ему показалась, что хоть сейчас руку и сердце предлагай. Игорь Николаевич и предложил. Сначала кино, потом кафе-мороженое. Потом расхрабрился на гуляние в парке, потом на пикник пригласил. Еще в гости ходили к его приятелю на день рожденья.

А в воскресенье Микина мама затеяла пироги, а к пирогам пригласила доцента местного мединститута. Доцента этого она уже третий раз звала. Он интеллигентный, вежливый, мамин ровесник. При этом видом не противный: живот не висит, волосы седые, но свои, без лысины, глаза живые, зубы ухоженные. Говорили все о здоровье, о правильном питании, о том, какие он, доцент, на даче фрукты и овощи выращивает. Неглупый дядька, доцент этот, с юмором, Мике понравился. Вот, думала, совсем и не противный, хоть и старый, такого можно терпеть. Мечтал доцент городскую квартиру оставить и на даче круглый год жить. «А воздух, какой, а красота, а тишина!» – восторгался он весь вечер. И все бы хорошо, говорил, но одному на даче трудно. Отопление включать-выключать, снег чистить, собаку выгуливать дважды в день. Летом, да, удовольствие, а зимой трудно. Так и сказал доцент, что без жены и думать невозможно на даче круглый год жить. У него машина, так что от электрички не зависит, в руках сумки таскать не надо, машина везет. Мама Мике так и сказала: «Если бы мне предложили такого жениха – бегом побежала бы!»

А тут Игорь Николаевич со своими поцелуями: «Эммика моя, Микуся!» И к себе так настойчиво зовет – а у него малосемейка на соседней улице, и лезет сразу под кофточку и под юбку! Мика ему хотела сказать о своей женской недостаточности, но застеснялась. Ну, и еще, самой себе-то чего врать, – нравилось ей, как Игорь Николаевич ее целует. Ей вот скоро двадцать шесть, а толком никто ее даже не целовал. А все потому, что мама ее предупредила: вдруг дойдет до интимных отношений и все раскроется - позора не оберешься. В школе в щечку чмокали, в лагере в губы два раза, в институте на дискотеке дурак один, выпивший, к шее во время танца присосался. Но, так как Игорь – никогда. Уже месяц знакомы, на «ты» перешли, а дальше поцелуев Мика его не допускает, боится.

Девочки чай пили в библиотеке, у Мики подробности выспрашивали. Райка и говорит: «Ты его заводишь, смотри, Мика, он себе другую найдет. Мужчинам разрядка нужна!»

Инка сразу язвит: «Особенно, военным мужчинам. У них сейчас и разрядка и разоружение. А еще борьба за мир в горизонтальной плоскости!»

А Клара Исааковна советует: «Выходите Эмма Леонидовна замуж, терять Вам нечего, а человек с виду приличный, образованный, инженер».

Решила, в общем, Мика с Игорем объясниться. Не просто объясниться, а всю правду рассказать: не нужна она ему, не полноценная она женщина. Только все откладывала она это объяснение – уж очень хорошо ей с Игорем было. Каждой приятно, когда ей говорят, что она самая-самая, и зимой цветы приносят, и на восьмое марта розы дарят, и билеты в первый ряд на концерт Иосифа Кобзона достают. А пока Мика время тянула, очень много событий произошло вокруг самой Мики и, конечно, в библиотеке Шевченко.

 

Инна

 

Инне очень хотелось стать завбиблиотекой. Не просто какой-нибудь библиотеки, а именно нашей родной – библиотеки имени Шевченко. И чтобы рядом с белым гипсовым бюстом Кобзаря-Шевченко красовалась табличка: «Заведующая библиотекой Инна Петровна Тобис». Но это после, а пока хотелось Инке замуж выйти и ребенка сразу родить. Двадцать восемь – это предел. Сама мужа не нашла, значит, либо старой девой оставаться, либо любого хватать. Инкина подруга вот так схватила – алкаш оказался, все пропивает, а она уже беременна. Вот теперь и гадает, нормальный ребеночек будет, либо водкой, проклятой, покалеченный. Но, Инка решила еще годик побыть оптимисткой, может быть и повезет. На день рожденья Ленина, двадцать второго апреля, то есть, в библиотеке принимали в пионеры учеников из соседней 29-й школы. Бюст Шевченко по такому случаю помыли, рядом цветы в вазе поставили. Инка вырядилась в новое платье из голубого кримплена с кружевным воротником.

Во время торжественной церемонии заявился в библиотеку Петька Дякин, Райкиного неудавшегося женишка брат двоюродный. Не один пришел, с другом. Видно, для храбрости взял с собой, так сказать, для укрепления рядов. Дождался Петюня, пока нарядные пионеры потянулись к выходу строиться, и стал Раю обхаживать. Все выйти звал, мол, есть серьезный разговор. Рае очень хотелось узнать свежие новости про ее бывшего Дякина с Юлечкой-библиотекаршей. Как раз обеденный перерыв подоспел, и предложила Рая Инне пойти с ними в кафе пообедать. Шепчет ей, что они ее приглашают с подругой, пойдем, мол, с ними. Да, уж в кафе поесть куда более заманчиво, чем бутерброды в уголке жевать! Пошла с ними Инна для разнообразия, а то уже не помнит, когда в кафе с мужчиной была. По дороге познакомились с Петюниным другом. Пашей назвался. Сейчас этих Паш, Саш, Гриш развелось, и все имена уменьшительные.

«Мельчает мужик! - думала Инна по дороге в кафешку. - Скоро все мужики в маникюре ходить будут и в байковых халатах!»

В кафе Паша ей стул пододвинул, комплексный обед принес, еще бутылку воды сладкой взял, чтоб тот комплексный обед легче внутрь протолкнуть.

Ели-пили и обсуждали Петино предложение. У Ивана Кузьмича с Юленькой намечалась свадьба. Играть свадьбу будут с размахом, потому как родители у невесты не бедные, а она у них одна дочка, а родни много. Праздновать намечали в новом кафе, что недавно построили на улице Киевской. И предложил Петюня Рае свой план страшной мести. Рая, по его мнению, Юле могла сто очков вперед дать. Вот и приглашает он Раю пойти с ним к Ивану Кузьмичу на свадьбу. «Ты, Рая, платье наденешь короткое и с вырезом, туфли на каблуку, помаду, маникюр – вся как с Парижу! А у Юльки ни титек, ни заду – показать нечего. Пусть Ванька слюнями захлебнется!» - злорадствовал Петя, забыв, что совсем недавно считался женихом той самой Юлечки.

Под эти уговоры, Паша потихоньку стал приглашать Инну на ту же самую свадьбу. «Так в приглашении и написано: «Павел и Спутница!», вот я и приглашаю вас, Инна, чтобы вы были она!» - пытался объяснить Паша. Потом запутался, стал объяснять опять. Но Инна уже лихорадочно подсчитывала, что до свадьбы еще месяц и, если сделать химическую завивку через две недели, то она как раз уляжется, и будет самое лучшее время для свадебной прически. А платье можно надеть это самое голубое, а кружева надо не забыть постирать и накрахмалить. И босоножки… Тут ее мечтания прервал Паша своим «Так пойдете?» Инна улыбнулась ему над стаканом с «Буратино»: «С удовольствием!»

 

Свадьба со Сметаной

 

Девятое мая выпадало в тот год на пятницу. В среду и четверг Клара Исааковна приходила на работу в бордовом костюме, бренча медалями, приколотыми к лацкану жакета. Два дня она провела в школе на торжественных линейках и в классах, рассказывая о своей фронтовой молодости. Рассказывала она хорошо, дети всегда слушали, задавали вопросы. В четверг, однако, пришла она расстроенная, жаловалась, что ей задали абсолютно бестактный вопрос о том, как относились к девушкам, которые случайно забеременели на фронте. Клара Исааковна долго возмущалась современной молодежью и бесстыдницами-старшеклассницами. Уходя домой с охапкой цветов, она вскользь обронила, что приглашена на дачу и праздновать Победу будет в достойной компании.

В субботу работали всего двое – Мика и Инна. Читальный зал пустовал, редкие посетители после полудня совсем иссякли, и Мика с Инной до самого закрытия пили чай, критиковали артистов из журнала «Искусство Кино» и «за жизнь» разговаривали. Главный вопрос, конечно, как же эту проклятую цепочку невезения прервать.

«Вот приходим мы в понедельник на работу, - мечтательно говорила Инна, - а кто-то говорит: «Девочки, я выхожу замуж!» - представляешь!»

«Только это буду не я!» - смеялась Мика.

В понедельник Клара Исааковна пришла на работу совсем по-летнему: платье крепдешиновое, босоножки. Объявила девочкам, что с часу до двух будет собрание коллектива. В двенадцать часов она «отошла на минутку» в гастроном. Принесла торт «Подарочный» и втиснула его в маленький холодильник в подсобке. К часу дня библиотеку закрыли. Клара Исааковна сама принесла в читальный зал чайник, даже чай сама заварила. Девочки сели и приготовились слушать очередную политинформацию о Малой Земле, либо об израильских агрессорах и лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила. Но, Клара Исааковна, краснея как девочка, встала и торжественно начала: «Девочки, я хочу вам рассказать об изменениях в моей жизни. В лучшую сторону, разумеется. Я выхожу…», - тут она сделала длинную паузу, во время которой Инка, не удержавшись, услужливо подсказала «на пенсию!?»

«Инна! – возмущению Клары Исааковны не было предела. – Ты! Ты! Ты своей несдержанностью можешь испортить любое, даже самое торжественное мероприятие!»

Она начала опять, еще более торжественно: «Я. Выхожу. – глубоких вдох, выдох, опять вдох, и, окончательно покраснев, - ЗАМУЖ!»

Девочки онемели. Даже Райка, да что Райка, даже Маринка слова не могла выговорить. Наконец, Инна выдохнула: «За кого?»

Клара Исааковна платье на груди расправила и стала рассказывать, что зовут жениха, Сметана Борис Петрович, что он подполковник в отставке,что занимает ответственную должность редактора заводской многотиражки. Райка при слове подполковник закашлялась так, что еле-еле отдышалась к концу рассказа. После традиционных поздравлений, Клара Исааковна торжественно разрезала торт и вручила каждой по куску бисквита с кремовыми узорами.

«Да, - только и смогла сказать Инка, наблюдая, как жених Сметана забрал у Клары сумку и повел на остановку троллейбуса, - нежданно-негаданно, но девочки, цепочка неудач прервана. Мы пробьемся!»

«Все, что было задумано, все исполнится в срок…» - подпевала ей Маринка.

Через пару дней Клара Исааковна торжественно демонстрировала в библиотеке свежий номер многотиражки со стихами ко Дню Победы:

«Под Нарвой на границе

Мы разбили вражьи лица!»

«Какая экспрессия!» - восхищалась Клара Исааковна.

Свадьба со Сметаной состоялась через две недели. Жених был в форме со всеми регалиями, невеста - в нежно-сиреневом крепдешине, с газовым шарфиком на голове. Обсуждая подробности свадьбы за вечерним чаем в библиотеке, Райка произнесла историческую фразу: «Замуж, оказывается, хотят не почти все, а все поголовно. Во всяком случае, вся наша библиотека с заведующей во главе!»

 

Месть: подготовка

 

Свадебная месть была назначена на первое июня. Рая отдала шить новое платье, специально к событию. Платье должно было быть блестящим, прозрачным и открытым везде. Как по заказу, к майским праздникам выбросили в магазине тканей на базаре полупрозрачный полиэстер с люрексом. Рае позвонила подруга – брать, что ли!

«Она еще спрашивает! – возмущалась за чаем Райка. – Это именно то, что надо. Дякин умрет от зависти!»

Платье Рая принесла в библиотеку, и вечером, когда Клара Исааковна уже ушла кормить своего Сметану ужином, девочкам продемонстрировала.

«Они в церкви не венчаются? - деловито спросила Марина. - Это хорошо, что нет, а то ты этим своим платьем даже попа возбудить можешь!»

В пятницу после закрытия библиотеки провожали Валю в отпуск. Валя, сразу после ухода Клары Исааковны, убежала домой готовить еду. За полчаса до закрытия они с мамой принесли в библиотеку вкусно пахнувшие сумки со всякой снедью. Девочки загодя сложились на шампанское и лимонад, купили шоколадно-вафельный торт, Валин любимый. Ели-пили-веселились. В конце ужина Валя призналась, что едет в Песчанку. Там, в исправительно-трудовой колонии, работал бывший школьный физик, Валина первая и постоянная любовь.

«И правильно! - помогая Вале укладывать в сумку кастрюлю с остатками картошки с мясом, говорила Инка. – Посмотришь, разочаруешься, и любовь пройдет. Ему, физику твоему, уже – тридцать шесть, шутка ли. Небось, в морщинах весь, лысый, потасканный. Езжай, тебе на пользу!»

Вся неделю в обеденный перерыв Райка моталась по магазинам в поисках нового лифчика. Старые лифчики были видны из чересчур щедрого выреза на спине и груди. Белья под такое мстительное платье Рая, конечно, не нашла, поэтому решила идти вообще без лифчика. Она опять демонстрировала платье, уже на голое тело. Девочки только головами качали.

«Ох, Райка, - предупреждала Мика, - смотри, чтоб во время танцев у тебя все не повываливалось! Скандал будет, позору не оберешься!»

Полные богатых впечатлений от Райкиного платья и от замужества Клары Исааковны, девочки почти не отреагировали на Иннину новость, что ее Петин друг пригласил быть «спутницей» на той самой свадьбе. Только Маринка поинтересовалась: «В чем пойдешь?» Иннин выбор одобрила: «Ага, хорошо, тебе идет, фигурку видно. Бусы нацепи хорошие, мои бирюзовые можешь надеть». Но, благо повод появился, Инна, наконец, решилась купить набор из сережек и ниточки бирюзовых бус, которым она любовалась в витрине ювелирного магазина почти полгода. Красота, конечно, но ведь почти две месячных зарплаты – жалко! Вот перед самой свадьбой и купила. После ухода Клары Исааковны, которая теперь ни на секунду не задерживалась, и ровно в пять часов бежала готовить своему Сметане диетический ужин, Инна бусы и сережки девочкам показала.

«Так ты на Пашу рассчитываешь! – догадалась Рая. – А он даже ничего из себя, не противный. Петюня говорил, что был женат, но не сложилось. Может быть, с тобой сложится!»

В субботу первого июня в библиотеке работали Маринка с Микой. Валя – в отпуске, Рая и Инна – на свадьбу идут. Маринка Мику уже не первый раз пытала, мол, почему с Игорем своим не спишь. И квартира у него есть, и тебе, по всему видать, нравится мужик.

«Ты боишься, что ли? – донимала ее Марина. - У тебя ж, признайся, никого не было. Ну, колись! Не скажешь – ты мне не подруга!»

Мика краснела, бледнела, заикалась, но настырная Маринка просто лезла в душу: «Вот он придет сейчас – и идите к нему! Я без тебя закрою, всего час остался. А вы идите, пусть Игорь тебя человеком сделает! Ты даже близко не понимаешь, что это такое. Ну?»

Бедная Мика устала сопротивляться. В три часа в библиотеку пришел Игорь Николаевич в полном параде: рубашка голубая наглажена (сам гладил, рукава мятые!), брюки серые отутюжены, туфли бежевые – как с картинки. Принес им с Маринкой коробку эклеров, чай заварил. Он уже изучил их библиотечное хозяйство, знал где что лежит. За чаем Маринка и сказала Игорю, чтобы Мику к себе повел, квартиру свою, малосемейку, ей показал. Вы, говорит, так давно знакомы, и Мике, мол, интересно посмотреть, как Вы живете. И усиленно Мике моргает, подтверди, мол, подруга. Игорь Николаевич просто расцвел, разулыбался как будто ему вот прямо сейчас «Жигули» в подарок вручают. Маринке руку поцеловал, Мику за плечи обнял и повел «как живет» показывать. Маринка только хмыкнула: мужик одинокий известно как живет. Холодильник, небось, пустой, простыни застиранные, занавесок вообще нет. Ничего, Мика заботливая и любит таких нескладных. Б-г захочет - и веник выстрелит, так что, может и у нескладного сегодня сложится!

Закрыла Маринка библиотеку Шевченко и пошла домой. Дома у нее Диана, дочка, и мама с папой в соседнем подъезде в такой же хрущебе двухкомнатной. Удобно: и отдельно и рядом. В любой момент можно Дианочку к ним отослать. Только моментов таких у нее все меньше. Может, замуж еще раз сходить?

 

Свадьба с тремя библиотекарями, скандалом и дракой

 

На свадьбу люди как приходили? Правильно, с цветами и с конвертом. В конверте деньги – двадцать пять с пары, либо, пятнадцать с одинокого мужика – это не закон, просто так положено. Типа, как у всех. Но, конечно, еще и расчет на честность. Наприглашаешь едва знакомых – кто-нибудь тебе поднесет в конверте рубль, а то и просто пустой конверт в руку сунет. Рассматривать некогда, гости уже в очередь выстроились. Музыканты для каждого гостя марш играют. Только-только жених с невестой (а ноги уже отваливаются стоять, особенно, в свадебных туфлях на шпильках!) присядут, - музыка гремит марш, другие гости подошли. И назначено было на три часа, и уже пять, а еще половины гостей не пришло! Так что, стоять и стоять еще невесте с женихом напротив дверей.

Как только гости отойдут к другим гостям и начнут обсуждать стол и невестино платье, к жениху подходит специальная бабушка. У бабушки этой в руках большая сумка, а в сумке все конверты. Ну, во-первых, у жениха карманы не резиновые, чтоб все конверты до конца свадьбы таскать, а во-вторых, давно гуляет по городу байка, что в райцентре одном свадьбу на вокзале в ресторане играли. Так вот, жених там все конверты по карманам распихал и на проходящий поезд вскочил. После этого случая, на каждой свадьбе есть специальная бабушка, ну, или тетя. Она все деньги забирает и до следующего утра их стережет. Ее домой на машине отправят, на машине назавтра в дом к невесте вместе с сумкой привезут. Почет ей и уважение, а главное, - доверие обоих семейств, которое потом годами длится. Ей будут деньги на хранение отдавать, у нее кольца с бриллиантами и облигации трехпроцентные прятать, когда на юг в отпуск поедут.

Петины мама с папой – родня близкая – еще с утра в кафе помогали. Как сказала Юлечкина мама: «Что там официантки из заказанного на стол поставят, я проверять не буду. Но, мое они не возьмут, не для них я делала!» А сделала она копченые свиные окорока, колбаску домашнюю, буженину. Рыбки привезла собственного посола, помидорки и огурчики маринованные – да всего не перечислить. Вот мама Петина с отцом и трудились все утро, нарезая, раскладывая и на столы расставляя эту красоту. В конце работы, стало им всем официанток жалко, и накрыли они им отдельный стол со всеми деликатесами. Сразу установилась у них любовь и всеобщее уважение, а когда папаша невесты напомнил, что каждой официантке даст по «сиреневой», если лениться не будут, то они захлопотали по-настоящему.

Ну, вот, значит, сумка у бабушки уже порядком потяжелела, а столы от еды просто ломились, когда Петя с Раей, наконец, на свадьбу прибыли. Инна с Пашей их полчаса перед кафе дожидались. Вместе и вошли. Музыканты загремели маршем, жених приосанился, Юлечку под ручку подхватил. И на Раино платье уставился. Петюня Раю по дорожке к молодым вел: рот до ушей, голова вверх задрана, только что носом потолок не роет. Конверт Дякину протягивает, цветочки – Юлечке. И улыбается при этом - чисто клоун. А Дякин глаза Рае в вырез платья запустил и оторваться не может, а невестину руку в перчатке кружевной от напряжения намертво сжал. Юлечка тоже заулыбалась, руку Дякина от себя отцепила и с Петюней расцеловалась по-родственному. Рае улыбнулась как родной, Инне с Пашей тоже. У Паши еще один букет приняла, а конверт Дякин машинально в карман пиджака запихал. В белом платье Юлечка выглядела почти хорошенькой. На груди оборочки, у шеи рюшечки, глазки тенями голубыми увеличены, локоны вокруг лица наверчены – красавица, можно сказать. Очки Юлечка свои огромные сняла, щурится близоруко, понять не может, отчего Дякин так разволновался. Паша ее вовремя отвлек, стал с Инной знакомить, супницей ее от волнения назвал, вместо спутницы. Тут за спиной опять марш заиграли, другие гости подошли, так что двинулись Рая с Инной и с кавалерами к столу. Они-то отодвинулись, а Иван Кузьмич за Раей головой вертит, как подсолнушек за солнцем. Рая стол изучает, руку правую на бедро положила, а левой Петюню по плечу гладит, вроде бы машинально. И ногу отставила, и бедром качает. И уже половина мужского контингента на нее вылупилась.

Паша высмотрел два стула в уголочке у стенки и Инну туда повел. Сели они, разговаривают. Паша ей про техникум, да про студентов, а Инна про Клару Исааковну, вредную, и читателей, которые каждый день книги на полках путают. Потом еще Паша стал ей про свой «Запорожец» рассказывать, что колеса поменял, и как техосмотр проходил, и что новые свечи купил по случаю. А Инна ему про родителей рассказала, что все лето они на даче живут, там же зимние заготовки делают, помидоры в бочках солят, грибы маринуют.

Тут тамада стал в микрофон приглашать всех за стол, стали рассаживаться. Рая ухватила места почти напротив молодых, и для Инны с Пашей два места заняла. Первый тост отец невесты говорил. Микрофон «фонил» сильно, никто слова не разобрал, но все равно хлопали. Выпили по первой, на еду накинулись – вкусно, оторваться невозможно. Да и голодные все: звали-то к трем часам, а за стол сели в полшестого. Минут пятнадцать в зале было тихо, как на партсобрании все равно. Разговоров не слыхать, только вилки чуть позвякивали и вода в бокалах шипела-пузырилась. Наконец, отвалились от стола для второго тоста. Мама невесты читала по-бумажке, но до конца не дошла, расплакалась. Только и повторяет сквозь слезы: «Береги ее, Ваня!» Иван Кузьмич к теще разбежался, утешал ее, к столу отвел. Тут официантки стали пирожки горячие разносить с мясом и с капустой. Под пирожки еще выпили. Потом пили за счастье, потом за любовь. После любви уже каждый пил сам по себе. Закуски съели. Начались танцы.

Сначала все смотрели как Иван Кузьмич Юленьку в вальсе кружит. Фата развевалась, цеплялась за форменные пуговицы, а невеста во все глаза смотрела на своего Дякина и улыбалась. У Раи аж в горле запершило – вспомнила как с Дякиным в Доме Офицеров вот так же… Эх! Тут вальс закончился, гости расхлопались, а музыканты сразу же без перерыва ударили «семь-сорок». Молодежь потянулась к пятачку перед ансамблем, Петюня повел Раю за собой. Ох, не зря Мика Раю предупреждала, не зря говорила, чтоб поосторожнее танцевала. Грудь у Раи, под свадебное «семь сорок», мелькала в вырезе платья почти целиком. Подол задирался, открывая, неотрывно глядящему на танцующих Ивану Кузьмичу, Раины ножки, и все, что повыше, почти до поясницы. Наконец, «семь сорок» замолкло, гости скакать перестали, и начался медленный танец. Инна кружилась с Пашей. Он, оказывается, и вальс умел, и даже танго танцевал в кружке Дворца Пионеров. Иван Кузьмич танцевал с Юленькой, но на Раю все равно глядел во все глаза. Еще бы! Петюня, весь потный, еле ногами переступал. Платье-то почти прозрачное, сквозь него видать как через марлю, даже лучше. И груди у Раи люрексом блестят, и соски в такт музыке качаются. И все это поверх бутылки «Столичной», вдвоем с Пашей распитой под хорошую закуску. Далеко ли до греха! Раю пытались пригласить другие парни, тем более, что со стороны жениха все гости были сплошь военные. Те самые лейтенанты-капитаны и майоры. Но, Петя стоял на смерть: «Моя невеста танцует только со мной!» - заплетающимся языком отказывал он, держа Раю за талию.

Наконец, уже после горячего, когда убирали со столов закуски и расставляли тарелки для сладкого, исхитрился подобраться к Рае с Петюней сам Иван Кузьмич. И Раю танцевать приглашает. А Рая идет. Это у них с Петюней была часть плана, ими за предсвадебный месяц выпестованного. Идет Рая танцевать, бедрами виляет и к Ивану Кузьмичу прижимается, заводит его. Юленьке-то не видно, что там в толпе происходит. Иван Кузьмич уже и красным был, потом бледным стал, потом в желтый цвет его кинуло, от злости, наверное. Как, говорит, тебе, Раечка, Петюня. Рая улыбку изобразила и Ивана Кузьмича огорошила: «Как же я Вам благодарна, дорогой Иван Кузьмич! Вы меня с настоящим мужчиной познакомили. Он самый лучший из всех кого я знала!»

«Что, - ухмыляется Дякин, - лучше меня?»

«Ну, как кремневое ружье, - выдает Раечка домашнюю заготовку, - против автомата Калашникова!»

И снова делает Дякину в лицо голливудский оскал. И это притом, что платье у нее прозрачное и везде открытое.

Ну, надо ли удивляться, что как только Рая в туалет вышла, Иван Кузьмич туда ворвался и стал на ней платье рвать? Сама его провоцировала! Потом на Раины вопли в туалет влетел Петюня, за ним Паша, а потом чуть ли не все гости. И все выпившие, наевшиеся и жаждавшие поразмяться. Милиция быстро приехала, четверти часа не прошло. Протокол составили. Спрашивали у Раи, станет ли она заявление подавать за попытку изнасилования – платье-то все измочалил, пол юбки оторвал. Рая на Ивана Кузьмича, разом протрезвевшего, глянула и орет: «Платье пусть новое покупает!» Милиция ушла, даже не стали никого забирать – все на ногах держались. Тут к Дякину с Петюней Юлечка подошла, каждому в руку стопку всунула, водки бутылку со стола взяла.

«Мы – родня, одна семья, - говорит, - а в семье чего не бывает, но, по-семейному, все миром решается. Выпейте и поцелуйтесь!» И Раю обнимает. И Инну, которая платье Раино булавкам прикалывает, тоже обнимает заодно. Не такая уж глупенькая это Юлечка оказалась.

Просто замуж хотят все, во всяком случае, все библиотекари.

 

Свадебный завтрак

 

Пока Рая своим платьем держала в напряжении свадебных гостей, Мика с Игорем сидели в его малосемейке. Комната 16 метров, кухня большая. Стол круглый и сервант маленький в кухне поставить можно. Душ и туалет совмещенные. Но не тесно. Машина стиральная под стенкой возле ванны стоит, и еще места полно. Окна голые, диван-кровать Игорь уже при Мике пледом накрыл. И чайник поставил, банку с растворимым кофе открыл и банку сгущенного молока консервным ножом открывает. Руки у него дрожат, крышку до конца не дорезал, отрывать стал и порезался, конечно. Мика руку его под воду сунула, пластырь в сумочке нашла, порез заклеила. Там возле мойки, Игорь и стал ее целовать. «Микуся, - говорит, - я тебя так люблю, так тебя хочу…», и еще другую чепуху Мике в ухо шепчет. И хочется Мике попробовать, как же это бывает, и боится она, что Игорь на смех ее подымет. А тот времени даром не теряет, уже блузку на ней расстегнул, лифчик, (и как только сообразил, что застежка спереди!) в стороны отбросил. И руки его уже прямо на голом теле, а Мика еще ему не сказала про свою проблему! И говорить-то она уже не может, а только стонет от удовольствия. Ей даже показалось, что звуки эти от кого-то другого исходят. Оглянулась она назад, а Игорь понял это по-своему. На руки ее подхватил и потащил в комнату на диван. Пока он раздевался, Мика успела в себя чуть-чуть прийти и про фригидность свою ему сказать. Так и сказала: «Игорь, я должна тебе сказать, что я женщина в сексуальном плане холодная, фригидная, счастлив ты со мной не будешь, а потому, нам лучше, лучше…» - чуть не заплакала Мика, но сдержалась. Хорошо, что фразу эту она давно сложила, готовилась! Хотела еще что-нибудь про фригидность добавить, но Игорь уже рядом с ней на диван плюхнулся и поцелуем рот закрыл. И как-то само собой получилось, что Мика и говорить перестала, и думать, и даже личностью себя ощущать. Одно тело осталось. И нравилось ее телу все что Игорь с ним делал, это точно…

К девяти вечера проголодались они здорово. У Игоря кроме консервов ничего в холодильнике не нашлось. А потому, решили они выйти поискать еды какой-то. И еще Мика должна была маме позвонить, та, наверное, места себе не находит, волнуется. Телефон-автомат, на Микино счастье, работал. Мама, и правда, беспокоилась. На Микины отговорки, что она у подруги заночует, сказала, что у них гости, доцент пришел.

«Цветы бесподобно красивые! – щебетала мама в трубку, - сладкое шампанское, мое любимое, Киевский торт. Мы тебе всего понемножку оставим!»

«Жаль, что Мики нет, правда!» – это уже к доценту. Мика быстро с мамой попрощалась. Магазины были закрыты, а есть хотелось. Мика и не помнит, когда же она такая голодная была, ну, разве что в детстве в пионерском лагере, когда обед прогуляла. Игорь провел Мику тропинкой через дворы к задней двери нового кафе: «Здесь свадьба сегодня, сейчас нас покормят!» За десятку официантка вынесла им полный бумажный пакет и еще бутылку шампанского, открытую, но полную и с пробкой. Видно, так со стола убрали. А может, слили остатки из других бутылок в одну, кто теперь разберет. На кухне у Игоря попробовали они и копченое мясо, и колбаску домашнюю, и буженину, и огурчиков маринованных. Рыбку, официантка им отдельно в полиэтиленовый пакет упаковала, даже хлеба дала.

Наутро позавтракали они остатками свадебных закусок, кофе попили со сгущенкой, и решили идти к Микиной маме объясняться. Мика юбку свою погладила, а то, когда с едой пришли, то Игорь юбку ее за диван забросил, рубашку Игорю свежую дала.

У дверей своих Мика заробела и, вместо того, чтобы ключом открыть, решила позвонить. Дверь открыла мама, почему-то, в Микином халате, хотя, всегда критиковала его, называя ядовито-розовым. Мика Игоря маме представила, тот ей букет вручил, по дороге купленный, и прошли они в комнату. А там стол накрыт по-парадному, с белой скатертью и сервизными тарелками. И сидит за столом доцент в мамином халате из темно-синего панбархата. Этот халат мама Мике даже стирать не доверяла, прямо тряслась над ним, а тут чужому человеку надеть позволила! Или уже не чужому?

«Я…мы..», - запиналась мама.

Тут доцент широко улыбнулся и, протянув руку Игорю, сказал: «Присоединяйтесь к нашему свадебному завтраку!»

Приятный все-таки мужчина, доцент этот, повезло маме!

После огромного куска Киевского торта поверх маминых пирожков и салатов, Мике хотелось только спать. Но, Игорь тянул ее на улицу, да и мама не протестовала, ей, видно, хотелось еще немного с доцентом наедине пообщаться.

«А куда мы идем?» - спросила Мика уже в троллейбусе.

«Фригидность твою лечить!» - прошептал Игорь ей на ухо.

 

Игорь с Микой в четверг заявление в ЗАГС подали. Ждать надо месяц, а если в торжественной обстановке сочетаться хотите, - тогда три месяца. Игорь ждать не хотел ни одного дня. Он в понедельник зашел за Микой на работу и повез ее вещи перевозить. Мика в пятницу после ЗАГСа пришла расстроенная – ей хотелось свадьбы в белом платье, во Дворце бракосочетания. Конечно, наш городской ЗАГС в то время дворцом только спьяну можно было назвать. Так, первый этаж жилого дома, да еще, словно в насмешку, возле витрины кукольного театра. На каждой второй свадебной фотографии позади яркие афиши с куклами. Хорошо, что хоть лестница есть широкая, можно групповую фотографию сделать, всех гостей на ступеньках выстроить.

Мама Микина тоже из-за загса расстроилась: «Люди скажут, что я тебе и свадьбу настоящую не сделала!» Доцент мамин, услышав про их с Игорем проблемы с регистрацией, успокоил, что все будет улажено, пусть, мол, Мика платье свадебное покупает и не волнуется. Игорь отпросился на следующий четверг и возил Мику с мамой на своем «Москвиче» в райцентры за покупками.

Платье выбрали просто ослепительное!

«З нимэцькых гэдээривськых кружевов!» - гордо сказала продавщица.

Еще купили платье для мамы – бело-розовое, креп-жоржетовое, все в оборках. Туфли белые Мика сначала не хотела покупать, но потом увидела белые лаковые босоножки и не выдержала, купила. Мама колебалась недолго, спросила свой размер и купила себе такие же.

«Все равно, - говорит, - твоих босоножек из-под длинного платья никто не увидит, а мне они очень нравятся!»

А фату Игорь выбрал: короткую, мягкими складками, узким шелковым жгутом на концах отделанную.

«У Вас, Игорь, оказывается, есть вкус!» - удивилась мама.

«Да у меня масса достоинств! – смеялся Игорь, укладывая коробки с босоножками в багажник. – Вы меня еще не знаете!»

Мика рассказывала о мамином замужестве в обеденный перерыв. Клара Исааковна слушала с просветленным лицом и, когда Мика закончила свой рассказ, заметила: «Ты, Рая, напрасно ухмыляешься и считаешь, что семья на сексе держится. Семья строиться на взаимном уважении и общих интересах, особенно, в зрелом возрасте!»

«Я понимаю, Клара Исааковна, - невинно опустив глаза, отвечала Райка, - но, что делать, если мы, в нашем возрасте, обоюдно очень в сексе заинтересованы?»

Но вывод, в общем-то, девочки сделали правильный: замуж хотят все, даже не очень молодые и даже не библиотекари.

 

А кто еще за него пойдет!

 

Рая с Инной отрабатывали вторую субботу подряд после скандальной свадьбы. В три часа, как по звонку, в библиотеку заявились Паша с Петюней. Петюня принес бидончик вишни: «Мама с дачи послала, мытая!» Поели они вишен, проводили последних читателей, закрыли и сдали под охрану объект «Библиотека Шевченко». И, от нечего делать, пошли в кафе. То самое, где две недели назад сначала Иван Кузьмич на Рае платье порвал, а потом Петюня ему все пуговицы с мундира «с мясом» выдрал. По дороге в кафе, Петюня рассказывал, что его мама говорила, что Юлечка уже беременна, «бо дужэ рыгае!». В кафе Рая велела ему принести себе два молочных коктейля. Оказалось, что Петя их тоже «уважает», так что он и себе взял два. Инне Паша принес кофе с пирожным, себе тоже.

«Как странно, - думала Инна, - мы с ним такие разные, а вкусы совпадают».

Паша рассказывал, что его друг в Америку уехал, и такие деньги там зарабатывает, что купил машину пять метров длиной. И сам он, Паша, уехал бы завтра, но одному там делать нечего, нужна жена, семья, поддержка в чужой стране. И, рассказывая это, на Инну смотрел.

«Какая там Америка, - думала Инна, - мне бы здесь свою жизнь устроить!»

Рая с Петюней смеялись до упаду его шуткам, Инна с Пашей переглядывались и вежливо улыбались.

«Вот и шутки мы одинаково понимаем, - опять думала Инна, - вот бы такого человека найти, чтобы с полуслова понимал!»

И все ей не верилось, что Паша этот именно тот человек.

После кафе гуляли, сидели над речкой у школы, смотрели, как плещется рыба . Домой идти никому не хотелось. Петюня уже несколько раз отлучался за угол школьного здания покурить. Рая потянула Инну за рукав: «В туалет хочу – умираю! Давай отойдем!» Они обошли вокруг школы и нос к носу столкнулись со школьным сторожем.

«Дяденька, - сразу заканючила Рая, - пустите нас в туалет, мы просто умираем в туалет хотим!»

Она приплясывала перед сторожем с поспешно вынутой из сумочки мятой рублевкой. Сторож молча повел их к боковым дверям, открыл замок, махнул рукой: «У кинэць калидора, йдить!» Райка бежала по коридору, словно и вправду, все ее жизнь зависела от заветного места! Инна не стала ее дожидаться и зашла в дверь для мальчиков. Рая не показывалась долго. Наконец, вышла. Лицо бледное, руками холодными в Иннину руку вцепилась: «Мне домой надо, срочно, у меня расстройство желудка, живот крутит, тошнит…» Инна вывела Раю из школы, и они медленно пошли в сторону речки.

На улице показалась милицейская «канарейка», затормозила перед зданием – аж шины завизжали. Выскочили из машины два милиционера и резво побежали к берегу. Пока Инна, с полусогнутой от боли Раей, доковыляли до угла, навстречу им показалась процессия. Впереди два милиционера вели Петюню, который то хватался за живот, то наклонялся вперед, прижимая руку ко рту. За ними шел Паша, размахивая руками и пытаясь что-то объяснить стражам порядка. Замыкал шествие школьный сторож, который, увидев Раю с Инной, заорал, тыча в них пальцем: «Дивкы попросылыся, а шо ж нэ пустыты интелигэнтну людыну посраты! А ця скотына…» Дальше сторож кричал такое, что Инна предпочла закрыть уши.

Петюню увезли, и Паша, пытаясь поймать такси, поспешно объяснял девушкам ситуацию. Петя, как и Рая, наевшись в библиотеке вишен, запил их двумя большими стаканами молочного коктейля. И это в конце летнего дня, когда молоко завозят с самого утра! В общем, пока они над речкой сидели, Петюня успел сходить пару раз за углом школы. Когда девушки ушли, устроился на том же месте еще разок. Тут его и застукал сторож, обходивший здание по периметру. Петюне уже было так плохо, что он и убежать не смог, так, лежа на скамейке, и дождался милиции. Наконец, сверкнув зеленым огоньком, остановилось такси. Паша довел Раю до самой квартиры и сдал с рук на руки ее перепуганной тетке, потом сбежал вниз, и они с Инной покатили в милицию выручать Петюню.

Почти всю ночь просидели Инна с Пашей в больнице, дожидаясь, когда им выдадут, промытого до чистой воды, многострадального Петю. И всю ночь говорили ни о чем и обо всем сразу. И наговориться не могли. Инна позвонила родителям из вестибюля второй городской.

«Не волнуйся, мама, я не одна!» - заверила она.

Трубку перехватил отец и прогудел невпопад басом в самое ухо: «А если ты до конца года забеременеешь, то я тебе машину подарю! Швейную!» Отвезли они страдальца-Петеньку домой под утро. Два раза такси останавливалось и Петюня убегал в кусты. Но, все-таки довезли, сдали родителям, коротенько рассказали про милицию. Выбрались от Пети – уже светать начало.

«Хороша первая ночь!» - вспомнила Инна невесть из какой книжки. Паша взял ее под руку: «Пойдем ко мне, - предложил он устало, - спать все равно уже поздно, а у меня кофе есть хороший!»

В конце концов, какая разница: ночь это, день, или рассвет. Они шли пешком к Паше домой, и Инне казалось, что он и есть тот самый, которого она все свои двадцать шесть лет ждала. И совсем не важно, при каких обстоятельствах она это поняла. Не обязательно полурастворенное окно и свеча, и чтобы все красиво. Оказывается, иногда люди сходятся и на чужой диарее.

Иннино «падение в кровать», как обозвала новость Рая, прошло почти незамеченным на фоне Валиного отъезда. Она за время отпуска не только сошлась со своим физиком, но и успела с ним расписаться в Песчанском районном ЗАГСе. Валиных маму с папой и сестер ее с мужьями и детишками, доставили на свадьбу в милицейском «воронке». Гуляли в Песчанке два дня без просыха. В понедельник Валина мама принесла ее заявление об уходе «в связи с переездом по месту службы мужа». Бывший физик, соблазнившись зарплатой и жилплощадью, надел милицейские погоны, и теперь, уже в звании капитана, заведовал в колонии учебным комбинатом. Валя приезжала прощаться, но даже чаю с девочками не попила в удовольствие, – муж торопил обратно в Песчанку. «Милиционер, что с него возьмешь!» - подвела итог Инна.

Через два месяца состоялся товарищеский суд. Председатель суда прочитал представление из милиции о том, что Дякин Петр Васильевич совершил мелкое хулиганство и оштрафован на двадцать пять рублей. Коллективу предлагалось обсудить поведение Дякина П.В. Петюня уперся и категорически отказался объяснить в чем же состояло его хулиганство. Родителям и Паше он запретил рассказывать суть преступления, угрожал уехать в Сибирь на заработки, если хоть одна душа узнает. Председатель возмущался, обвинял бедного Петюню в неуважении к суду. Рая, Инна и Паша сидели во втором ряду рядом с родителями страдальца.

«Зарубят ему должность завотделением!» - прошептала Инна Паше.

«Спокойно, я тут одного свидетеля пригласил, за бутылку, конечно!» - шептал ей в ответ Паша.

Свидетелем оказался тот самый школьный сторож. Сегодня он был в костюме и при галстуке, трезвый и, сознавая значительность момента, старательно жестикулируя, говорил «по-русськи».

«Так это я що, я и вызвав ту милицию. Хлопэць навалыв таку купу, шо вэдром нэ прикрыешь. А ихни дивкы пишлы в туалэт як интэлыгентни жинкы. А такэ нещастя з каждым можэ случытыся!»

Зал валился от хохота. Председатель, весь красный от смеха, вытирая, выступившие слезы, предложил поставить Дякину П. В. «на вид». «Действительно, с каждым может случиться, - хохотал он, перекрывая смех в зале, - даже со мной, время от времени случается!»

После собрания, дожидаясь подсудимого на лавочке у входа, Петина мама сказала: «Ты, Раечка, теперь не можешь отказаться от Петьки нашего. Кто еще за него, засранца, пойдет? А мы вам машину купим, и полдома отдадим, и детей я вам глядеть буду. Выходи за Петьку! Вон, у Ваньки, племянника нашего, скоро дите будет. И ваше бы вместе выросло!»

В свободную субботу Петюня с Раей поехали подавать заявление ЗАГС. Свадьбу назначено было играть через месяц. Рая и Петюня разносили приглашения с калачами. Каждому принесла Рая в библиотеку приглашение-открытку и калач, маком посыпанный. Петина мама пекла калачи каждый день, а «молодята» - Рая с Петюней - после работу развозили приглашения по родным и знакомым. Туфли Рае прислали из Киева – лаковые на громадных каблуках, платье (в районе брали!) – на белом шелковом чехле и с рюшечками по подолу в десять рядов. Фата длинная и прицеплена к огромной шляпе. Последний крик моды – невеста в шляпке! Единственная в городе мастерица-шляпница работала в местном драмтеатре. Она на невестах состояние сделала!

Клара Исааковна сама предложила отработать за девочек в субботу и прийти на свадьбу с опозданием.

«Мне причесок не делать, а платье я утром в библиотеку принесу. Борис Петрович за мной к четырем заедет, мы успеем, я уверена, что еще даже за столы не сядут!» - говорила она.

«Ну, что ж, - изрекла на Кларино предложение Инна, - замужество некоторых гораздо человечнее делает. Замуж должны выходить все поголовно!»

 

Один - хорошо, а три - лучше

 

Пока бедный Петюня ожидал товарищеского суда, прошло, положенное законом время, и состоялась Микина свадьба. В самой торжественной обстановке. Ани, сестры, дочка несла традиционный факел, сынишка Анин впереди новобрачных шел с кольцами на подушечке. Мама в бело-розовом платье и лаковых босоножках, с доцентом под руку, справа от молодых стояли. Игоря мама, учительница из Крыжополя, в бежево-сиреневом костюме и в таких же точно лаковых босоножках, - слева от молодых. Доцент явился с цветами и с конвертом еще утром. Помогать пришел. На звонки отвечал, дверь открывал, даже с парикмахершей расплатился. Вместе со свидетельницей машину свою лентами обвязал, бант огромный на бампере прицепили. Мику в наряде невестином похвалил, а маме сказал тихонько: «Ты в этом платье точь-в-точь бело-розовый какаду. Попугайка моя!» Мама аж в лице переменилась, а Игорь, когда ему Мика рассказала, хохотал до упаду. Он в костюме светло-сером был, в серебристо-белом галстуке – даже мама не нашла причин для критики. Наоборот, похвалила: «Этот Игорь твой, он, конечно, производственник, но при случае, умеет произвести впечатление. Я думаю, твое влияние сказывается, я же тебя воспитала как следует, вкус художественный тебе привила!»

Регистрация прошла без запинки, мама расчувствовалась, доцент ее утешал, пытался развеселить: «Ну, дорогая, ну, не расстраивайся, люди могут подумать, что ты плачешь из-за того, что на свадьбе еще двое в таких же красивых босоножках!» Нет, доцент Мике положительно нравился!

На свадьбе у Мики Маринка познакомилась с Андреем. Веселый парень, разговорчивый, шутил, смеялся. Как-то так получилось, что он танцевал с ней все медленные танцы. Познакомил со своим братом. Антон, брат его, был на свадьбе с женой Лидой, очень беременной и всем недовольной. Она шпыняла бедного Антошу с самым ласковым видом по системе «стой там - иди сюда, а я что сказала!» Когда братья вышли на улицу покурить, Лида стала расспрашивать Марину о ее семье.

«Ты не надейся на Андрюшку, - сказала она, - я его со своей двоюродной сестрой сведу. Тебя твой мужик бросил с ребенком, вот и сиди! А Андрюшке на шо чужой ребенок сдался? Своих заведет!»

Ну, как такая вздорная баба могла подцепить Антона, – понятно. Испокон веков мужики женятся «по залету», надеясь, что ребенок склеит семью. А вот ей-то зачем такой Антон, неужели не видит, что он с ней не сживется? Тут с улицы вернулся Андрей и повел Марину танцевать.

И кто же станет осуждать одинокую женщину, которой так хочется урвать у судьбы хоть немножко счастья! Свадьба, конечно же, закончилась у Марины в спальне. И Андрей стал ее навещать частенько. И пригласил на дачу, на папин день рождения. Там на даче Марина опять встретилась с Антоном и его женой. Лидин живот стал еще больше, и ела она беспрерывно, громко при этом чавкая и оправдываясь перед папой: «Вы не обращайте внимания, шо я жамкаю, я после родов золотые зубы повставляю!» Наевшись, Лида дремала на солнышке, а Антон жаловался брату: «Не могу, физически с ней жить не могу, воротит с нее, рвать хочется! Ребенка жалко!»

Недели через две Марине, ждавшей его к ужину, позвонил Андрей. Ужин отменяется: он отвез Лиду в роддом, и, по Лидиной просьбе, ехал в район за ее мамой. Повздыхав, Марина поела перед телевизором, разобрала постель. Дианочку она отвела к родителям сразу после школы, так что ночевать ей предстояло в одиночестве. Она уже спала, поэтому не сразу сообразила, что звонят в дверь, схватила телефонную трубку, уронила ее на пол, стала искать тапочки, потом побежала к дверям босая. Со сна, еще ничего не соображая, открыла дверь, даже не спросив кто там. На площадке стоял Антон. Пиджак распахнут, рубашка расстегнута и на волосатой груди болтался галстук с ослабленным узлом.

«Андрей дома?» – заплетающимся языком спросил он, и, не дожидаясь ответа, прошел в комнату.

«А у меня мальчик родился… - упавшим голосом сказал он, вытирая пьяные слезы. – Черненький мальчик, мне его показали - почет оказали. Лидка–сука, проститутка, подстилка негритянская!» - он опять размазывал слезы и грязь по лицу.

Марина долго с ним не церемонилась – затолкала в душ, пустила холодную воду, потом сделала потеплее – не простудился бы. У нее был опыт мужниных пьяных возвращений. Сначала плачет, жалуется, а потом еще и по морде может заехать. Вытирала Антона полотенцем как маленького, свой халат дала, потом чаем на кухне полночи отпаивала. А потом, догадываетесь, что было? Ну, а как иначе может настоящая женщина мужчину пожалеть и утешить?

За вечерним чаем в библиотеке, Маринка рассказывала про подлую Лидку, безутешного Антона и про Андрея, не вдаваясь, правда, в подробности. Но, в библиотеке Шевченко все друг друга знали очень хорошо.

«Один – хорошо, а два – лучше!» - хмыкнула Рая.

«Нет, - испугалась Мика, - ты не должна, это очень плохо, это грех! Я даже представить себе не могу, чтобы я с двумя сразу!»

«А я очень даже могу, и не раз! – хвасталась Рая. – Но теперь – все, только с Петюней. Мама нам мебель покупает новую, телевизор цветной. Обещали, когда ребенка рожу, то цепочку золотую подарят с кулоном. Очень они внуков хотят!»

Свадьба Раи с Петюней прошла лучше, чем можно было ожидать. Драки случились только мелкие, милицию не звали, справились своими силами. Посуды побили немного, в основном, рюмки и стаканы. Петины родители, расстарались, даже поросенка молочного перед молодыми поставили на счастье. Одна только неприятность и случилась. Когда молодые поехали возлагать цветы к памятнику Ленина, невесть откуда налетевший порыв ветра сорвал с невесты шляпу и унес на мостовую под колеса проезжавшего мимо троллейбуса. Фату удалось спасти, а шляпа помялась и надеть ее уже не получилось. В конце свадьбы фотограф принес в ресторан фотографии из ЗАГСа, так что шляпу смогли увидеть все гости.

«Да она в этом сомбреро в кружевах в дверь бы не прошла!» – возмущалась Марина.

Завидовала, конечно, но виду не подавала. Кто знает, может, и ей повезет, тем более, что с семьей своих «братцев-кроликов», как она их теперь называла, она все чаще время проводит. Семен, папа Антона и Андрея, от нее без ума. Приедут они на дачу – он от нее ни на шаг не отходит: «Мариночка» да «Мариночка». Конечно, шесть лет уже вдовец, одиноко ему. И Дианку полюбил, фрукты ей присылает, конфеты. Дианочка тоже к нему привыкла, называет его «Семчик-цемчик». Андрей вот, всем хорош, а к ребенку равнодушен. Антон играет с ней, как с котенком, борьбу устраивает, под потолок подбрасывает, строгости никакой! А Семен, тот, конечно, взрослый мужчина, он и потребовать может, чтоб Диана за книжку села, чтоб ягоды собирать помогала. Так вот лето пролетело, а Марина никак не могла выбрать между Андреем и Антоном. Смущало ее, что они ее моложе. Пусть чуть-чуть, но все-таки. А ей всегда нравились мужчины посолиднее.

В начале сентября поехало все семейство братцев-кроликов в совхоз за помидорами. Помидор – первейшая закуска, особенно зимой, и особенно под горячую картошечку с мясом и водочку, да с мороза! Марина попросила Семена привезти и ей ящик помидор. В совхозе они дешевые – тридцать копеек килограмм.

В пятницу пришла она на работу бледная, заплаканная, девочек сторонилась. После ухода Клары Исааковны ее, наконец, прорвало, и рассказала она о своем невезении.

«Из-за ящика помидор! – повторяла она. - Из-за паршивых томатов, глаза б мои их не видели!»

В совхозе Андрей прихватил лишний ящик для Марины. Антон, решив сделать любимой девушке сюрприз, тоже запасся лишним ящиком помидор. Папа Семчик-цемчик погрузил ящик для Марины, как и обещал. Вообще, он, как оказалось, имел в отношении Марины далеко идущие планы. У Марининого дома остановили машину.

«У меня тут женщина живет, я хочу ей ящик помидор занести!» - сказал Андрей.

«У меня тоже – женщина!», - вытаскивая с заднего сидения ящик, пыхтел Антон.

«Я тоже имею поручение на ящик помидор!» - сказал, выбираясь из машины, папаша.

«В дверь позвонили, я открываю, - рассказывала заплаканная Маринка, - смотрю: все трое стоят на площадке. И у каждого в руках по ящику помидор. Что мне теперь с этими проклятыми помидорами делать?» - рыдала она.

«Засоли их, либо в банки замаринуй, три ящика, все-таки, - советовала Рая. – Хоть что-то на память останется!»

В субботу навестил Марину сам Семчик-цемчик с цветами и тортом в круглой коробке.

«Мы с сыновьями посоветовались, они не против, ты, Мариночка, им очень нравишься. Так что, предлагаю тебе руку и сердце, стань хозяйкой в нашем доме!» - распинался, стоя на одном колене, галантный жених.

«А что, - подвела итог Райка, - один – уже хорошо, а три в комплекте – это ж, как в лотерею выиграть. Эх, жаль, что Петюнин папаша такой старый!»

«Да, - томно потянулась Марина, - Семену только сорок восемь лет, он еще вполне мужчина страстный!»

На Марининой свадьбе Микина мама шептала Кларе Исааковне: «А как хорошо его сыновья ее приняли! Они просто полюбили Мариночку!»

 

В канун Нового тысячу девятьсот какого-то следующего года, девочки повесили на дверях библиотеки табличку «Учет», накрыли стол, разлили по стаканчикам по глоточку сладкого шампанского и стали подводить итоги.

Пили-ели-веселились. И был повод, и не один.

Мика уже на пятом месяце: «Все, как мы и хотели! - говорит. – Клара Исааковна места себе не находит. Она Вале замену никак не подыщет, а тут еще мы с Раей в декрет собирается!»

Райка на спинку стула откинулась - живот мешает: «Социалистические обязательства выполнены! – рапортует. - Петюня мечтает, чтобы у Ваньки девочка родилась, а у него мальчик. А мама говорит, что за внучку они еще больше меня любить будут. Скорей бы уже, а то мы вчера на вечере новогоднем у Пети на работе были, так я танцевать могу только полтанца, да и то очень медленно».

«Ну, и я, кажется, в ваш клуб медленных танцоров записываюсь! - смеется Инна. – Вчера Паше сказала, так он чуть пол не проломил, так скакал! Рад-радешенек!»

«Ну, что ж, - Маринка добавляет, загадочно так, - выходит, я своей новостью никого не удивлю. У Дианочки и братцев-кроликов в следующем году будет братик, или сестричка».

«А отец кто? – тут же выскочила Рая. - Ты-то хоть знаешь, кто из них отец?»

«Кто муж – тот и отец! – отрезала Марина. – Я же не в коммуне живу, я теперь своим братцам-кроликам – мать! И никаких глупостей!»

«Клару точно инфаркт хватит, когда вы ей сообщите! – веселилась Рая. – А то, может, плюнет на все и сама уйдет. На пенсию, конечно. Слышишь, Инка, может, Клара от расстройства уйдет на пенсию!»

«Нет, пускай остается! – сказала Инна.- Мне не до заведования сейчас, у меня ребенок будет, работы на двадцать четыре часа в сутки. Что еще человеку надо?»

Правда, что еще нужно женщинам? Немножко тепла, ласки, заботы, хороших подруг, посиделки за чаем, семья, дети, достаток, - да все нужно, даже карьеру сделать в пику этим самым женоненавистникам.

Потому что женщины все сплошь умницы и красавицы, и все это они отдают любимым щедро, не требуя ничего взамен, ну, разве только того же тепла, ласки и заботы, а еще любви.

И замуж, как оказалось, хотят все, и молодые и не очень молодые, и библиотекари, и просто обыкновенные женщины.

И это здорово, потому что жизнь продолжается!