- Слышь, мил человек! – Какой-то странный тип смотрел на Бориса сквозь патлы волос,  охвативших лохматым обрамлением его лицо.  В ярко-синих глазах играли отблески зажженной щепки, которую он держал над лицом Бориса вместо свечи. – Очнись! Утро скоро ужо, а я добудиться  тебя не могу.

     От неожиданности Борис рывком перешел в сидячее положение, отчего огонек на щепке погас и только продолжали светиться в темноте крохотной комнатки с маленьким окном синие точки глаз. Рука Бориса невольно потянулась к стене, нащупала выключатель и нажала на рычажок. Комната сохранила темноту. Только со стороны светящихся точек донеслось:

- Нету  лектричества. Давно уж нету. Годов двадцать, коли память не подводит. Отключили. Ничего тут нету. И никого.  Одна бабка Зинаида тут, в этой хате, сохранилась. Да еще я…

- А вы кто? Муж ее?

- Не разглядел? Да, откель знать-то тебе про меня? Поди, в городах  своих о нас и не слыхивали вовсе. Там нашему брату жисти нет.  Темного уголочку для дел своих не сыщешь. Бывал разом в гостях у родича свово. Намаялся. Сбежал отель. Боле – ни ногой!

      Щепка в руке странного человечка, едва достававшего ростом до колен Бориса, вновь загорелась и он обнаружил, что собеседник его одет я яркую  красную рубаху и полосатые штаны, заправленные в видавшие виды лапти.

- Откуда Вы, уважаемый? Баба Зина о Вас ничего мне не говорила.

- Это я мог бы спрос учинить: кто таков да откуда. Мне это поболе с руки.

- Отчего же?

- Я-то тутошний. Бабка Зинаида ужо третья хозяйка в дому. Ее мамки мамка сюда первой за порог  заступила. Ясно, после меня! А тут все торчу. К избе этой приставлен. Сколь она место занимать будет, столь и я тута задержусь.

- А-а-а! Домовой Вы, выходит. – Сообразил Борис.

- Самый, что ни есть!

- А звать-то как?

- Ранее все уважительно Митрофаном звали, когда изба людьми да пирогами полна была. Ныне бабка Зинаида только Митрошей и окликает. Лаской голодный желудок тешить. Стареют они потихоньку с избой вместях.  Кто первый рассыплется… И не додумаешь. Не отличишь порой, что скрипит. Толи - двери и половицы дряхлые, толи – локти да колени старушкины.

- Как же она тут одна?

        Митроша ярко блеснул глазами.

- С какой стати одна? Я, выходит, не в счет?

- Простите, уважаемый. Я людей  подразумевал.

- Люд отсель давно весь сбежал. Поближе к городам вашим. Здеся только стариков да старух побросали. Вот они и сошли поочередно в мир иной. Одну бабку Зинаиду тут оставили. Еще козу ее, Машку. Случайные наезжают. Вроде тебя. Кто порыбалить, кто на зверя походить. Особливо часто в грибную пору. Ты, мил человек, вот зачем мне понадобился… Я каждого ее постояльца про то прошу. Дровишек на зиму подсобрать подсоби. Иным чем подмогу окажи. Деньги за постой ей мало надобны. Где тратиться-то? Продуктов, какие в долгое хранение пригодны, оставь. Может и до фершала в поселок подкинешь. Снадобий каких поможешь у него выкупить. Ежели еще кто до зимы у нас загостит, глядишь до весны мы с ней и доскрипим вашей памятью. Мне-то много не надобно. Водицы с сухариком. Мне бы ее поддержать. Вместях у нас с ней этот постой закроется… Помоги, мил человек!

        По стеклышку оконца скользнул робкий лучик.

- Покедова, мил человек! Мой срок вышел. Ночью свидимся. А ты ужо помоги. Добро всякому зачтется…

 

       Спать Борису расхотелось. Он побренчал в сенях рукомойником, приятно растер тело полотенцем и выскользнул во двор, где стояла его машина.

       Спустя пару минут густой шлейф дорожной пыли обозначил его  путь в сторону ближайшего поселка, где он решил купить бабе Зине то, о чем так трогательно просил Митроша. Хотя не был   уверен,  явь то была, или сон.

 

Март 2009 г.