Куземко Владимир Валерьянович. ЗАПИСКИ СТАЛИНСКОГО ЗЭКА. Публикация фрагментов воспоминаний с комментариями. ПРЕДИСЛОВИЕ. Предыстория этой публикации такова. Весной 1994-го года ко мне за помощью обратился проживающий в одном доме со мною парень, мелкокалиберный коммерсант. Разбирая старые бумаги, он нашёл воспоминания умершего ещё в 60-е дедушки, якобы некогда - секретаря райкома, а затем - многолетнего узника ГУЛАГа, Зная, что я литератор, и что у меня есть пишмашинка, он предложил мне за небольшую сумму денег перепечатать эти рукописные воспоминания, дабы сделать их доступнее для чтения. (Сам он их так и не прочёл - из-за неразборчивого почерка). . Деньги мне были нужны, и я согласился, после чего получил одиннадцать исписанных убористым почерком блокнотов. (Судя по ГОСТам и ТУ на предпоследних страницах, они были изготовлены в 1965-1966 г.г.). Почерк действительно был скверный, и позволил лишь мне первоначально бегло пролистать эти блокноты. Но их содержание сразу зацепило меня выразительностью изложения. Перескажу вкратце запомнившееся. Никаким секретарем райкома автор воспоминаний никогда не был. Простой рабочий парень, из Днепропетровска. Начинал изложение с конца 20-х годов, и особенно бросались в глаза его впечатления от поездок к родичам в деревню, где как раз сперва проводилась коллективизация, затем - был голод… А в городе, через родственников, он каким-то образом контактировал с окружением тогдашнего первого секретаря Днепропетровского обкома партии Хатаевича, помню – упоминал какую-то экономку-латышку… Весной 1937-го года - арест (вёл «контрреволюционные» разговоры), суд, приговор - 9 лет лагерей. Доставлен на Колыму, где и отмотал срок полностью, освободился лишь в 1946-м году. Описанные им картины лагерного жития-бытия потрясали. Особенно страшным был 1942-й год, когда узников перестали кормить. Автор выжил лишь потому, что был механиком, в его квалифицированном труде нуждались, потому он получал какую-то пайку… Запомнилась сцена празднования Нового 1943-го года, когда автор-зэк со стороны наблюдал, как отмечают этот праздник охранники лагеря, тогда как буквально рядом, в бараках, повально умирают люди… В 1946-м году, освободившись, вернулся в Днепропетровск. В вечерних сумерках подошел к своему домику в балке, услышал из-за двери голоса родных, и, постучав, сказал тихо: «Открой, мама, это я!..» Сцена описана так, что нельзя читать без слез. В послевоенные годы трудился рабочим на днепропетровском заводе, и ярко описал издевательства заводской администрации над пролетариями.. Воспоминания обрываются на эпизодах начала 50-х годов. Закончить их автор не успел. Просмотрев записки, я приступил к печатанию текста, начав с четвёртого по порядку написания блокнота. В предыдущем блокноте автор описывал свой арест, суд и вынесенный ему приговор, а в этом - дорогу на Колыму, и первые дни пребывания на там. Описанные здесь события происходили ориентировочно начиная с лета 1937-го года. Работа шла медленно, поскольку текст приходилось буквально расшифровывать, но спустя две недели удалось перепечатать весь блокнот. Далее случилось вот что. Пришёл заказчик, выслушал рассказ о том, что содержится во врученных мне блокнотах. Очень огорчился, узнав, что по своему содержанию воспоминания носят антикоммунистический и антисоветский характер. Напомню: лишь два с половиной года прошло после распада СССР, и ещё не было ясно, вернётся ли Советская власть или нет. Заказчику же почему-то казалось, что - обязательно вернётся, и эти дедушкины воспоминания могут как-то по нему ударить. В итоге он заявил, что отказывается от идеи перепечатать записки деда, и забрал блокноты. Поскольку об оплате моего труда разговор им не поднимался, то и я не сообщил ему, что один из блокнотов уже перепечатан. На том и расстались. Больше мы с тем парнем не общались. Через пару лет он переехал из нашего дома, а ещё лет через пять я случайно узнал, что он умер от какой-то болячки, хоть и был ещё молодой. Остались ли у него родственники – я не знаю. Судьба 11-ти блокнотов с воспоминаниями мне неизвестна. 15 лет эта машинописная копия блокнота №4 пролежала в моём архиве. И вот теперь, введя текст в компьютер, перепроверив содержащиеся в нём данные через Интернет, и снабдив своими комментариями, я решился предать эти фрагменты гласности. Не обладая авторскими правами на данный текст, и не имея разрешения законных наследников автора на публикацию, исхожу из следующего: 1. «Записки…» имеют большую и непреходящую историческую ценность. 2. Публикуются не как художественный текст, а как документ эпохи. 3. «Если не я – то никто». Остальной текст, возможно, уже уничтожен… А тот, кто писал эти записки, явно хотел, чтобы их прочло как можно большее количество людей. И я лишь исполняю его посмертную волю. Обязан сделать важную оговорку. Являясь весьма достоверными по общему содержанию, в ряде случаев текст содержит сведения, при детальном анализе оказвшиеся неточными, либо описывает некоторые из событий таким образом, каким они просто не могли произойти. Эти случае оговорены в моих комментариях. Чем объясняются эти неточности - не знаю. Предполагаю следующее. Автор, решив написать воспоминания в середине 60-х годов, на волне интереса к подобной теме в годы правления Хрущева, и рассчитывая опубликовать их (возможно –за рубежом!), для придания воспоминаниям большего веса «укрепил» сообщаемые им и лично известные ему факты ещё и тем, что слышал от кого-то, или же прочитал в воспоминаниях других узников ГУЛАГа… Но в результате - запутался в нестыковках… Это – огорчительный, но не смертельный недостаток публикуемого материала. Итак, слушайте голос человека из далеких 60-х годов… Глава 1. ПРОЩАЙ, СВОБОДА!.. …воспоминания, опубликованные в наших журналах «Нева» и других, это подтверждали. Воспитанный дома и по книгам в духе справедливости, я эту справедливость как таковую отстаивал вплоть до дня ареста. Конечно, должен сказать и то, что политика в моей жизни не играла никакой роли - в смысле влияния на мое благополучие. Просто я вёл такие разговоры, когда кто-то страдал, пусть даже всего лишь один человек, лично мне и не знакомый, в то время как мои друзья про это и слушать не хотели. Вот вам характеры – у одних и у других. И когда заводился разговор на политические темы, я вёл его до конца, тогда как другой скажет десяток слов – и спешит переменить тему. Я же мог говорить на подобные темы часами… А мне это нужно было?!. Было такое время, время схваток за власть… Борющийся за власть знал хорошо, за что борется. А бороться было за что, стоило только прикинуть умом, что за страна, и что за богатства у неё, и кто её населяет. На моих глазах происходило интересное время становления так называемой Советской власти. Были живые люди, которые вели эту борьбу. Одни – за одни идеи, другие – за другие. Цензура была, но не до такой степени, как после 1929 года. В этом можно убедиться, читая «Неву» и другие журналы вплоть до 1929 года, а также повести и романы о революции и гражданской войне, которые теперь ни за какие деньги не достанешь. В них была описана почти правда, которая потом для Сталина и его шайки стала непреодолимой стеной. Вот и был нанесён первый удар на то, что можно писать, и в каком духе можно писать. Книги дали мне очень большой кругозор. К тому же я совал свой нос… Вернее, интересовался чужими разговорами людей. которые меня не знали… С 1928 года и по 1930 год каждое лето ездил в «Америку» или «Африку» (как я называл село). в итоге повидал свой край, жизнь людей, и увидел, на своё несчастье, как происходила «мирная» коллективизация селян. Может, где-нибудь свое болтовней и обратил бы на себя внимание к лучшему для меня, но у себя на Родине - лишь получил за это звание «враг» и каторги 9 лет. Как ни относился к правительству, но была у меня мечта выучиться на инженера. Если бы не арест - может, и вышло бы… Но теперь, глядя в прошлое, понимаю: с моим характером в итоге все равно оказался бы в тюрьме, даже и в прошлой войне…. С моим характером не стал бы молчать, глядя на те несправедливости, что у нас творились. Не знаю, то ли сейчас скажу, но думаю,. что кровь моих родных, переданная мне, очень живучая, плюс к этому мои неплохие физические данные помогли выжать в тех адских условиях, которые нам, политзаключённым, отвела «партия передового трудового народа». Конечно, было тяжело на душе, когда нас погрузили в вагоны, и мы поехали в неизвестном направлении. Как оно будет дальше? Из книг я знал, что выживают те, кто сильный и здоровый, кто видел и пережил нужду. - а у меня всё это уже было за плечами… Наш поезд загрохотал по мосту. Была ночь, Днепропетровск светился электрическими лампочками, в ночной темноте серебрился Днипро… Очертания холмов на которых расположился город, навел меня на грустные мысли. Поезд гремит на мосту, . Днепр серебрится… Как тяжело на душе!.. За что меня осудили? И мелькнуло в голове, что действительно хоть и правду – но говорил я что-то против Советской власти… А ведь сидевшие со мною люди воевали за эту власть, считали её своей, народной. – и вот они тоже осуждены, не взирая ни на заслуги, ни на ранения, ни на перенесённые за неё мучения… Значит, мне остается только молчать… Прощайте, мои дорогие, неоценимые и родные, простые честные труженики… Простите меня за то, что столько причинил вам горя, вы в этом абсолютно не виноваты… Поезд выехал на другой берег Днепра. Ночь, кругом темно. Только горят две лампочки в нашем вагоне. Люди спят, а я ещё не сплю. Всё думаю… Глава 2. ТЮРЬМА В ХАРЬКОВЕ. Проснулся уже утром. Мы приехали в какой-то город, оказавшийся Харьковом. Наш этап повели в тюрьму. Когда привели туда, то узнали, что тюрьма находится «на Холодной горе». В тюремном дворе перетрясли наши вещи, пересчитали нас по списку, и начали партиями отводить в камеры. Я попал на второй этаж. Камера размерами примерно 7 на 8 метров, два окна с видом на какую-то улицу через стену, метра в три высотой. В камере было 25-30 человек. Дали каждому хлеба 700 грамм и какой-то «затирки». Ни нар, ни матрасов, пол цементный. По случаю лета в камере было жарко, хоть в окнах с решетками не уцелело ни одного стекла. Не помню тех людей, что были со мною ещё с Днепропетровска. В пять часов вечера в камеру к нам привели человек 30. На ночь мы расположились спать на полу, подостлав то, что у каждого было. У меня было бобриковое пальто. Утром встали, нас отвели в уборную, вернули в камеру, на прогулку не выводили. В десять часов утра в камеру привели ещё человек 30, в том числе трёх молодых цыган и одного старого цыгана, лет 65-ти. На ночь спали на полу, один возле другого. К концу недели в камере было почти 200 человек, спать приходилось по очереди. Одна часть спит, а другие – или стоят, или ложатся как брёвна один возле другого, и всё равно все уж не помещались, чтоб спать одновременно. На вторую неделю в камере стало 280 человек. Днём стояли один возле другого, или двигались по кругу. Можно было и сесть на пол среди ног людей. В середине второй недели умер старый цыган. Перед смертью молодые цыгане подняли его на руках и держали перед решёткой, чтобы он мог посмотреть через стенку на улицу, где стояли цыгане и махали руками нашим цыганам в камеру. Так старик и умер на руках у своих. Сообщили надзору о смерти старого цыгана, чтобы его унесли. Но надзор никаких мер не предпринимал, и мёртвый цыган лежал под окном три дня, от чего в камере сильно завоняло трупом. Мы подняли крик, и к концу третьего дня покойника из камеры убрали. А пока он лежал в камере, молодые цыгане что-то грустно напевали, и замолчали лишь тогда, когда его унесли. Цыгане на улице за стеной так и стояли потом каждый день. Вечером, после того. как мёртвого унесли, в камере умер ещё один. Снова начали кричать надзору. Но мёртвого забрали только утром, - и то хорошо! К концу недели умер уже третий по счету, его забрали сразу же, а к нам в камеру пришло начальство. Мы стали протестовать, кричали, что в камере нечем дышать, что нас 280 человек, так что нельзя даже сесть, и что ж это за издевательство?! Или мы объявим голодовку, или пусть разгрузят камеру!.. А нам в ответ один пёс сказал так: «Плевали мы на вас, врагов! Можете объявлять голодовку - больше хлеба останется, а будете кричать – ещё добавим людей! Здесь бывало и по 350 человек сиживало, так что вам ещё повезло!..» И ушли исполнители воли партии… Прошло две недели, как я попал в такие условия, когда нас стало в камере 280. Не знаю, когда с таким количеством людей легче сидеть, летом или зимой, но только понял, что теперь мы не люди, а какая-то ненужная вещь. Кажись, за день до погрузки в поезд к нам в камеру втиснули ещё 20-25 человек, и стало нас триста. И тут я понял, что значит быть здоровым и сносить перегрузки… Люди млели и падали в обморок, а по их плечам других подносили к решёткам, чтобы те могли дыхнуть свежий воздух. Так за день человек тридцать ослабленных очутилось возле обоих окон. За эти две недели я проспал очень мало. Но утром нас вызвали, как и раньше, в уборную, а потом по очереди велели брать вещи и выстроиться в коридоре. Когда мы построились, я глянул вдоль шеренги в два ряда, и удивился: чуть ли не во весь коридор выстроились! Как столько могло поместиться в одной камере?!. Но тюремный ублюдок не зря же нам сказал, что было и по 350 человек, и что нам ещё повезло. Вот вам и философия, и идеология коммунизма! Потом нас отвели в тюремный двор, первый раз за две недели. Там нас собралось до тысячи человек. И всех повели на станцию, где начали грузить в товарные вагоны. Глава 3. ДИСКУССИЯ В ВАГОНЕ. Не знаю, сколько людей было в каждом вагоне, но в нашем – 38 человек. И ко мне в вагон попал Роншток, так что пришлось мне ехать с тем, кого первый встретил, когда в пятом часу ночи его перевели из смертной камеры. Но Роншток поместился на нижней полке вагона, а я на верхней, вторым от решётчатого окошка. Вагоны - старого образца. Двойные раздвижные двери - и с одной стороны вагона, и с другой. Но с одной - забиты наглухо¸ и там стояло приспособление для туалетных дел, - с таким маленьким отверстием, что только рука и смогла бы туда протиснуться. Для воды стояли два ведра и бочка ведёр на четыре. С другой стороны дверь была на замке, и открывалась охраной поезда, когда им было нужно нас проверить. Ни матрасов, ни одеял на не давали, что с нами было домашнего – то и стлали, и им же накрывались. После камерной душегубки в вагоне стало немного легче. Там можно было только стоять, а здесь – и немножко ходить по вагону, да и сквозило изрядно. Хотя те двери, что были закрыты - обили, чтобы не было щелей. Цель, конечно - не уберечь от сквозняков, а чтобы мы, упаси боже, не имели возможность уцепиться руками и взломать двери для побега. На обоих концах вагона - по площадке со стрелком на каждой, итого два стрелка на вагон. Наш состав состоял из 80 вагонов. Вагонов восемь в поезде занимали начальство, стрелки и харчи. Как к вечеру мы заметили на крутых поворотах, на крышах переднего и заднего вагонов установили пулемёты и какие-то посты наблюдения. Ночью при остановках все вагоны снизу доверху простукивались самым тщательным образом. В случае подпила изнутри доска от удара треснула бы. Еда такая: 700 грамм хлеба, 10 или 15 грамм сахара – это всё. Так мы ночью двигались по великому сибирскому тракту, с божьей помощью и на паровой тяге. Необъятна наша рабская страна! До чего же необъятна, и до чего же рабская - просто оторопь берёт!.. Проехали Волгу, воспетую свободолюбивыми людьми, проехали город Сызрань с мостом. Проехали Урал, и пошли монотонные дни и ночи, стук колёс, покачивание вагонов, степь и оханья обречённых людей… Появилась тайга. Кругом – лето, кругом зелень, глянешь в окошко с решёткой- и душа разрывается от тоски, когда видишь людей, занятых повседневными делами. Часто проезжали аэродромы… Со мною рядом лежал военный из Харькова, командир артиллерийской батареи по фамилии Гарбуз. 1)) Хороший человек, красный партизан, окончил артиллерийское училище. Получил срок (где-то около 10 лет) за высказывания в защиту Тухачевского и других. Роншток молчал. А в нашем вагоне (да наверняка и не только в нашем) все спорили о политике Сталина и его шайки. Разные люди в вагоне – и простые, и большие руководители из горсоветов, военных ведомств, судов, прокуратур, городских партотделов. Все сходились к тому, что, давно поняв специфике нашего народа, Сталин решил сперва разделаться с теми. кто настроен демократически, и хочет идти к коммунизму и коллективизации постепенно… Сам Сталин никакой роли ни до революции, ни во время её не играл, и лишь благодаря Ленину вошел в доверии тем, что, по заданию Ленина, ликвидировал лидеров старых демократических партий, что Ленину было позарез необходимо. За эти заслуги он и поставил Сталина Генеральным секретарем партии. Сталин понял, что в любое время он может стать козлом отпущения в случае возмущения народа уничтожением лидеров старых партий. Поскольку он мог подбирать себе штаты, то и стал подбирать таких людей, которые были наихудшего поведения, но стремились к власти любыми путями. Болезнь Ленина помогла Сталину остаться Генеральным секретарем, а со смертью Ленина он уже имел таких сторонников, что мог действовать вовсю. Действовал он, конечно же, дискуссиями. Ему было важно выяснить мнения тех, кто, как и Ленин имел вес в революцию и после неё. Это Троцкий, Фрунзе, Зиновьев, Бухарин, Рыков и многие другие, в том числе военные. От Троцкого удалось избавиться легко. он сам уехал из России. Фрунзе зарезали на операционном столе. До 1929 года Сталин подобрал преданных ему людей, готовые ради власти в огонь и воду. Людей-то он подобрал, но у его противников было ещё больше людей, и - более заслуженных. И тут пошёл принцип: мы - передовой авангард рабочего класса, мы уж 10-15 лет строим социализм, нечего нам отчитываться перед какими-то рабочими и селянами, хватит им и того. что мы выступим со статьями в газетах и журналах… Короче, они отгородились от тех, кто их вознёс на вершину власти. Власть же их убаюкала. Внушив: «В нашей руководящей среде мы поспорим-поспорим, да и помиримся. Лишь бы о наших спорах не знал народ.» К этому и стремилась шайка Сталина с ним вместе. Чтоб спорили тихо-чинно, по-братски, чтоб, конечно, ничего не узнали рабы-трудящиеся. Но недаром Сталин был попом и восточным бандюгой. Когда выяснились мысли, и планы главных его соперников, он окончательно подобрал во всех областях и городах своих приверженцев, и приступил к действию. И пошли пока ещё неважные процессы в судах, чтобы и людей к ним приучить, и выяснить надёжных исполнителей воли Сталина, а также и ненадежных для него людей. то есть тех, кто ещё имел душу времен гражданской войны. Потом возникла главная цель: коллективизация страны. Здесь-то и выявились главные людоеды… И какая была для Сталина и его шайки радость, что все прошло как по нотам. В народе только посапывали в две дырки, в верхах шли нежные споры, - ну как не разделаться с этакими «слугами народа»?! Сталин трудился со своими янычарами, забывая даже о сне. И здесь ему на ум пришло: а что если мы угрохаем народолюба Кирова? Это же будет шедевр нашего искусства авантюр! Мы не одного зайца убьём, а несколько - сколько захотим. Главное – избавимся от явного претендента в Генеральные секретари - раз. Во-вторых, буквально всех демократов ленинских под метелку и на мясорубку пустим. Вот какова была его идея!.. Да это его сам бога надоумил. Не зря же он, сучий потрох, семинарию закончил! Сталинцы решили: «Уберем всех – и заживем мы, братцы, как вша в кожухе!» Так Сталин рассчитал всё, буквально до единого человека. Задумано – сделано. Трахнули Кирова, и появился второй святой в партии. (Первый- Ленин, второй - Киров-мученик). Потом пошло-поехало. Так завертелось-закрутилось, что и сам Христос не разобрался бы в этой мясорубке. Валили дерево, а с ним летели тысячи веток и сучков. Стреляли как врага народа наркома какого-нибудь, а с ним в придачу сажали тысячи пешек-работяг, да ещё тысячи находили пулей наградили... Надо побольше зарыть, пока удобный момент - тех, кто воевал-боролся за демократическую жизнь в революцию, за свободу и равенство, за народные Советы. «Эх, братцы, проспали мы это в своих кабинетах, которые нам доверил трудовой народ. Уж слишком обленились и обнаглели в вверенной нам власти, слишком стали брезгливы до народа, вот и законная расплата пришла!» Получайте, суки, чтобы не воображали из себя богов! Чтобы помнили, скоты: хоть мы и у власти находимся, но перед народом не надо было свои идеологические авантюры скрывать! Так говорил Гарбуз, так говорили и другие в вагоне, и я все лучше начинал понимать все эти процессы и судьбы. 2)) Примечания. 1)) Личность не установлена. Но по поведению - смотрится провокатором, ведущим в вагоне контрреволюционные разговоры с тем, чтобы после прибытия в пункт назначения доложить о всех, кто ему поддакивал, по начальству. 2)) Высказывания участников дискуссии слишком откровенны и прозорливы для того, чтобы поверить в их правдивость. Скорее всего, 90% их автор сочинил при написании воспоминаний, и они скорее отражают его собственные мысли по этому поводу в конце 60-х годов. Глава 4. РОНШТОК. Поезд наш двигался и двигался вперёд. Тайга сменялась степью, степь – тайгою, города – местечками и сёлами. Дни тянулись томительно и долго в своём однообразии!.. Только и радости, что перемена ландшафта. Мы заросли бородами. Роншток стал похожим на какого-нибудь путешественника 16-го века.. Частенько его в вагоне разыгрывали, правда – в доверительном тоне. Вроде: «Что, товарищ Роншток, узнали теперь лицо и характер лидеров первого в мире социалистического государства?» Роншток им отвечал: «Если бы мы, коммунисты, пришли к власти в Германии, то там не допустили бы того, что Сталин сделал в СССР!» На что ему говорили: «Это вы теперь так утверждаете, когда всё испытали на собственной шкуре, а не очутись здесь, то сейчас тоже хлопали бы в ладоши Сталину, повторяя: «Правильно делает!» Роншток возражал: «Немецкий народ – не русские, и такого издевательства над людьми не допустил бы, кто бы ни оказался у власти. Пример налицо. Гитлер, наш кровавый враг - пришёл к власти, и всех нас. главных коммунистов, пересажал в тюрьмы, но никого не расстрелял, а потом через год даже 50% амнистировал. Это - факт, о нём и у вас писали в газетах». 3)) А когда его спрашивали: «Товарищ Роншток, раз у вас всё уже позади, и вы со сроком, то скажите честно, за что же вас, друга и заместителя Эрнста Тельмана, так строго осудили? И это - после того, как так выпрашивали у Гитлера, и встречали с таким триумфом - как наркома какого-нибудь! А в итоге – дали вам расстрел… Что же было, а?», - Роншток отвечал: «Не имею права рассказывать о своём деле. Я хочу жить, и потому должен молчать!» 4)) Гарбуз на то ему сказал: «Оказывается, вы хотите, чтобы мы умирали за вас, коммунистов, а вы сами-де должны жить… Вот оно что!.. Какая-то паскуда благодаря массам народа выдвинутая в депутаты, - так он уже хочет жить, а те, кто его выдвигает, должны умереть за него?! Интересная философия высокочтимого коммуниста, которой прошёл всю революцию, не раз был на волосок от смерти, а теперь - послушно ведёт за собою людей на убой, пока не настанет и его очередь… Да таких трусов, как вы, мало ещё Сталин пострелял! Жалко, что из-за вас, любящих жить и править, простого народа оказалась в тюрьмах слишком много… И многие сюда из-за вас попали, вас отстаивая, и не зная о том, что вам хочется только самим жить и управлять, не считаясь с чаяниями людей… Вот чего простой народ не знал о вас!» Я начал успокаивать Гарбуза, так как рядом с ним сидел, на что он мне ответил: «Ты сынок молчи и слушай, и запоминай, тебе ещё жить и жить… В жизни все пригодится. А Роншток молчал… Я даже немного обиделся на него за это. Но почему-то жалел. Может – потому, что он первым со мною встретился после той страшной для него ночи в смертной камере, ещё не веря, что его привезли к живым людям, - таким же, как и он, осужденным, а я его встречаю, и помню рыдания его. когда он убедился, что живой я, а не кукла какая-то на нарах. Мне было жалко Ронштока. Думаю, в душе он ненавидел Сталина, но что-то его сдерживало от высказываний. 5)) Примечания. 3)) Фактов амнистирования Гитлером арестованных лидеров Компартии Германии установить не удалось. Вопрос нуждается в более тщательной проверке. Про поведение «гуманных» немцев на захваченной ими позднее советской территории напоминать не надо, надеюсь… 4)) Что сообщают о Ронштоке публикуемые фрагменты? Один из руководителей Компартии Германии, эмигрировал в СССР, весной 1937-го года приговорён к расстрелу, после чего смертный приговор заменён заключением в ГУЛАГ. При проверке этих сведений в Интернете выявлено два любопытных документа. Первый из них – докладная записка заместителя наркома иностранных дел СССР В.Потёмкина И. Сталину: «16.05.1937 № 1143 ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ 7 апреля с.г. Военный Трибунал Харьковского военного округа приговорил к высшей мере наказания — расстрелу германского гр-на Эриха Роншток. Роншток обвинялся в том, что, выполняя задания германской политической полиции, занимался сбором шпионских сведений промышленного и военного значения, которые систематически направлял в Германию через Посольство и отдельных лиц. Для сбора шпионских сведений Роншток привлек ряд лиц, работающих на различных предприятиях оборонного значения. Кроме шпионажа, Роншток занимался подстрекательством к проведению диверсионной работы на заводе им. Кирова в городе Б. Токмаке и незаконно хранил огнестрельное оружие. Роншток полностью признал себя виновным. По сообщению тов. Ульриха приговор уже утвержден Комиссией ЦК. Совсем недавно по аналогичному делу германского гр-на Гейстгуйзена НКИД ставил вопрос о замене расстрела 10-ю годами заключения, причем инстанцией было вынесено положительное решение. По тем же мотивам, что и по делу Гейстгуйзена (не было еще ни одного случая расстрела германских граждан, расстрел может вызвать нежелательную реакцию в Германии и ухудшить положение арестованных в Германии коммунистов), НКИД считал бы целесообразным и в данном случае, несмотря на тяжесть совершенных Ронштоком преступлений, заменить последнему расстрел 10-ю годами лишения свободы. Зам. наркома иностранных дел СССР В. ПОТЕМКИН АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 250. Л. 152—153. Подлинник. Машинопись.». А второй документ – это постановление Политбюро ЦК ВКП (б) по данному вопросу: «17.05.1937 256 — Вопрос НКИД Заменить германскому подданному Э. Роншток высшую меру наказания (расстрел) — 10-ю годами лишения свободы. АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 304. Л. 14. Копия. Машинопись.» То есть тут все подтверждается документально: такой Роншток – существовал, причём именно в данный период и при данных обстоятельствах. Проблема в другом – никаких иных упоминаний об этом человеке в Интернете нет! И это при огромном количестве данных про функционеров Компартии Германии, в 30-е годы эмигрировавших в СССР и репрессированных здесь. Вот взятые наугад подборки таких данных: «Из примерно 6 тысяч проживавших в СССР германских поданных (по состоянию на 1 июля 1936 года) статус политэмигранта имели 811 человек: более чем на каждого второго из них (на 414 человек) НКВД уже располагала компрометирующими материалами. …два важных директивных письма, изданных ГУГБ НКВД в начале 1937 года и оказавших большое влияние на ход грядущих репрессий против политэмигрантов из Германии. Первое из них (№12 от 14 февраля) - озаглавлено "О террористической, диверсионной и шпионской деятельности немецких троцкистов, проводимой по заданиям гестапо на территории Союза ССР", второе (№26 от 2 апреля 1937 года) - "О возрастающей активности германских разведывательных органов и специальных учреждений фашистской партии (иностранный и внешнеполитический отделы "Антикоминтерн", разведывательная служба охранных отрядов и так далее) на территории Союза ССР". …общее число граждан Германии, арестованных в СССР в 1937-1938 годах, составляло от 750 до 820 человек О масштабе репрессий над немецкими политэмигрантами свидетельствует докладная записка руководителя службы учета, регистрации и проверки кадров представительства КПГ при ИККИ Исаака Дитриха, направленная руководству представительства В ней указывалось, что на 28 апреля 1938 г. представительством зарегистрировано 842 арестованных немца. "Действительное количество арестованных, естественно, больше. В провинции, например, в Энгельсе, на свободе не осталось ни одного немца (эмигранта). В Ленинграде в начале 1937 г. группа немецких коммунистов состояла из 103 человек, а в феврале 1938 г. из них осталось только 12 товарищей». Можно сказать, что более 70 % членов КПГ арестованы. Если аресты будут продолжаться в том же объеме, как в марте 1938 г., то в течение 3-х месяцев не останется ни одного немца - члена партии". И так далее, и тому подобное. с длинными списками фамилий репрессированных руководителей и активистов КПГ. Так вот, никакого Ронштока среди них – нет. Из этого следует, что «другом и заместителем Тельмана» этот человек не являлся. Теоретически можно предположить, что Роншток был всего лишь рядовым членом КПГ, руководящий статус которому автор придал исключительно с целью придать своим запискам больший вес… Но внимательно всмотримся в мотивы отмены смертной казни, приведённые в докладной: «…расстрел может вызвать нежелательную реакцию в Германии и ухудшить положение арестованных в Германии коммунистов.» Совершенно ясно, что немецкий коммунист - вовсе не такой человек, расстрел которого в СССР мог вызвать негативную реакцию в нацисткой Германии, и уж тем более ухудшить положение арестованных там немецких коммунистов… Роншток явно был из тех социальных слоёв, которые при нацистах обладали определённым общественным весом, вот НКИД (явно по наущению немецкого посольства) и проявило озабоченность его судьбой. Итак, Роншток – был, но коммунистом – не был. Как же тогда расценить рассказываемое им здесь и позднее в фрагментах о своей работе в КПГ и Коминтерне? Самым правдоподобным кажется такой вариант: было два немца, с которыми в этот момент общался автор воспоминаний: Роншток и некий коммунист (но не слишком руководящий, иначе судили бы его не в провинции, а в Москве). А затем по какой-то причине (либо склероз, либо опять-таки желая «усилить» текст) мемуарист соединил их воедино. Получилось не совсем складно - любой, изучив материалы, мог удостовериться, что никакого Ронштока в руководстве КПГ не существовало. 5)) Поведение Гарбуза смотрится провокационным. Не исключено, что чекисты специально подсадили сюда этого своего сексота, чтобы он приглядывал персонально за Ронштоком, и в беседе «выводил» его на нужные темы. Но немец оказался опытным конспиратором, и на эту «подставу» не клюнул. ГЛАВА 5. ПО ТРАНССИБУ. Так тянулись дни за днями в спорах и свободных высказываниях. В одном из городков из переднего вагона вынесли мёртвого заключённого. Отжил, несчастный, немного не дотянув до «светлого дня коммунизма». Пока мы ехали по Сибири, стране каторжан, то получали на 38 человек когда полторы, а когда две буханки хлеба. И я бы сказал, этот хлеб был даже лучше, чем в тюрьме. Но интересно, что буханка весила 20 килограмм и имела форму кирпича. Как её такую могли выпечь? Видимо, долгая практика выработала у тюремщиков мысль, что выпекать именно такие буханки - экономичнее, а жалобы каторжан на неудобство – так они жаловаться на что-нибудь в любом случае будут. 6)) Приехав в Иркутск, стояли здесь два дня. Водили в баню весь эшелон, по одному вагону, куда-то в тупик запасных путей. Видать, давненько уж сделали эту баню для таких, как мы, так как кругом такие решётки - не то что рукой, а и кувалдой не проломишь. Это была первая баня за 15 или 20 дней в пути. Ещё в Красноярске похолодало. Вагоны не были приспособлены к топке, да и кому оно нужно… Чем больше нас помрет в пути, тем лучше для партии и её исполнителей. Ведь чины и награды уже получены всеми, кто трудился в поте лица своего в оформлении этих рабов-каторжан, и теперь до нашей судьбы нет дела «слугам народа» всех рангов. Через два дня двинулись дальше. Начали проезжать мимо «священного Байкала». Для кого-то священный, но только не для нас теперь. Туннелей проехали. наверно, сорок или больше, точно не вспомню. Снова выехали на равнину. Тайга, горы. Стало холодно. Проехали г. Читу, после которого немножко потеплело. Проехали через Биробиджан. Показался г. Хабаровск. Здесь проехали самый большой мост в нашей стране. 7)) От Читы мы ехали до Владивостока. Попало на глаза много аэродромов и военных частей, - даже мне, пацану, это бросилось в глаза, - «мы готовимся к войне с японцами!» Прошёл ровно месяц, как мы выехали из Харькова, и вот уже въехали во Владивосток… Дополнение. Когда приехали в Читу, а привезли нас днем, то выгрузили из нашего эшелона человек 15, взяли под усиленную охрану и повели, куда – не знаю. В числе тех 15-ти или больше человек была вся дирекция нашего военного завода им. Ворошилова. И я через окошко в вагоне крикнул техническому директору завода Самойлову: «Дядя, прощайте!» Самойлов, тоже меня увидев, помахал рукой, и его напарники замахали руками. Вот что увидел я тогда. Как они, остались ли живы или нет – не знаю. 8)) Наш эшелон вывезли на окраину Владивостока. Нас выгрузили из эшелона и пешком повели в лагерь. Погода была солнечная, даже жарковатая. В лагере нас по спискам разместили по баракам. Примечания. 6)) Нигде в литературе про 30-е годы не встречал упоминаний про использование в ГУЛАГе 20-килолграмовых буханок. Упоминаются лишь, что в Соловецком лагере выпекались 11-килограммовые буханки. 7)) Из Интернета: «Мост через реку Амур под Хабаровском является и по настоящее время не только крупнейшим на Транссибе, но и самым большим мостовым переходом в нашей стране. Мост получил имя "Алексеевского", в честь наследника цесаревича Алексея Николаевича. Некоторые по этим же причинам называли его «Царский мост». Это грандиозное и величественное сооружение, также называют "Амурским чудом". Возведение моста началось 30 июня 1913 года, 15 октября 1916 года состоялось торжественное освящение и открытие моста. На момент постройки в октябре 1916 года амурский мост был самым длинным в Старом Свете. Построен около г. Хабаровска по проекту профессора Л.Ф. Проскурякова. Мостовое сооружение представляло собой прочную конструкцию из металла и бетона длиной почти 2600 м. и полной высотой 64 м. На строительство моста было израсходовано 17800 тонн металла. Проект грандиозного по тем временам сооружения, наряду с башней Эйфеля получил золотую медаль Всемирной выставки в Париже в 1908 году. В то время это был самый крупный мостовой переход в Восточном полушарии. Амурский мост соединил не только два противоположные берега Амура, но это и «венец Транссиба, последняя точка в истории строительства Великого Сибирского пути». 8)) Имеется в виду Днепропетровский комбайновый завод имени Ворошилова, на котором автор работал до ареста. Глава 6. ДАЛЬЛАГ. ТАЙНЫ КОМИНТЕРНА. Лагерь был огромный, очень много бараков. Из разговоров с уголовниками, обслуживающими нас едой, мы узнали, что людей в этом лагере временами бывает до 65 тысяч, и кроме нашего – есть ещё три или четыре таких же лагеря, тоже переполненного людьми. 9)) Когда нас расселяли по баракам, то Ронштока каким-то образом забрала к себе в барак группа немцев, а я поселился в соседнем бараке. Бараки длинные, в каждом – четырёх-ярусные нары. Находилось в каждом бараке до 500 человек. Врать не буду, порядок был нормальный. Все распределены по «бригадам», по 50 человек в каждой. Хлеб подвозили к баракам и выдавали каждому по спискам, а баланду мы сами ходили получать по талончикам. Хлеба давали в сутки лишь 700 грамм, и я всё время чувствовал себя не очень сытно. Размерами этот лагерь такой: 1500 – 1800 метров в длину, и примерно в такую же ширину. А против наших трёх бараков напротив - огорожено место за забором высотой 1800 миллиметров, и в этом отгороженном месте стояло 6 или 8 бараков. Там находились заключенные-женщины. Эта зона прилегала к общей зоне, где находились стрелки на вышках, а забор с внутренней стороны не охранялся, и внутри в женской зоне стрелков не видно, только и было, что забор между мужской и женской зонами. Кстати: в этом лагере нас всех, конечно, по одному фотографировали, записывали, сколько зубов во рту и какие есть внешние приметы – крупные шрамы, наколки, прочее… Когда смотрел я на Владивосток, то вспоминал Японскую войну 1905-го года. Хотелось увидеть морской флот, мою мечту! Но ничего этого не увидел, а видел только лица замученных людей со всех концов нашей необъятной, полудикой, темной и вообще недоразвитой страны. Часто прогуливались с Ронштоком по лагерю, и он рассказывал, как наши обвиняли его и прочих членов ЦК Компартии Германии в том. что они не придерживались инструкций Коминтерна. На эти обвинения Роншток отвечал нашим, что Коминтерн сильно наделся на немецких евреев, и через различные коммерческие сделки субсидировал их, с целью подкупа через видных евреев-коммерсантов и ученых руководящих военных и политических чинов Германии. А ведь мы, говорил мне Роншток, не раз указывали Коминтерну, что через евреев этого делать нельзя, потому что Гитлер не раз враждебно высказывался и против евреев, и против коммунистов, и против Коминтерна. 10)) Были ошибки Коминтерна и в связи с делом о поджоге рейхстага, это тоже ставилось ему в вину. 11)) И делалось это потому, что после прибытия Ронштока в СССР товарищи из Коминтерна начали ему говорить, чтобы он потребовал от Сталина прекратить готовящуюся расправу над теми, кто подготовил и возглавлял русскую революцию. «Меня не раз отговаривали от этого поступка ответственные работники и НКВД, и ЦК, но я даже не догадывался, что за лица подобраны здесь Сталиным, и на что они способны. И как ни уговаривали они вежливо, по-товарищески меня, но убедить в правильности этих репрессий не смогли. Я ясно понимал, к чему всё клонится, и какую цель преследует. А цель была такая: ликвидировать всех, кто не высказывал одобрения действиям Сталина, и поддерживал его противников, имевших бесспорно большие заслуги перед революцией, чем Сталин и подобранные им люди. И - беспощадно уничтожить всех, кто противников Сталина поддерживал, а заодно и осуществить в кратчайшие сроки всеобщую коллективизацию страны. не считаясь даже с миллионными жертвами. Для исполнения этих задач находили несознательных, бездушных и политически абсолютно неграмотных людей, получивших неограниченные права в своих деяниях, заранее зная, что в случае возмущения населения эти бездушные исполнители воли Сталина им же будут обвинены в искажениях при проведении коллективизации, и в случае необходимости – наказаны. Короче говоря, этим исполнителям предстояло стать козлами отпущения в делишках Сталина. В этих моих разговорах с руководящими работниками я высказывал своё мнение о текущих делах Сталина, и им ничего не оставалось, как меня изолировать, пока ещё не поздно!..» 12)) Не знаю. правильно ли изложил мне своё мнение Роншток, но я ещё больше понял из разговора с людьми, подобными ему, что представлял из себя Сталин и его видные ставленники, и чего они хотят. А стремились они к своей абсолютной диктатуре, к неограниченной власти. Чтобы в их ведении находилось буквально всё - до последней рабочей точки, до каждого звена как в промышленности и сельском хозяйстве, так и в науке, культуре, военном ведомстве, - чтобы всё попало под их строгий контроль. Только таким путем и такими методами эта шайка убийц могла царствовать спокойно и беспечно. Примечания. 9)) Имеется в виду Дальлаг. Организован в соответствии с Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 11 июля 1929 года году и реформирован в 1938 году. Управление лагеря находилось в г. Хабаровск. Максимальное единовременное количество заключённых - 112 000 человек. 10)) В литературе никаких материалов на эту тему не нашёл. Но кажется очень правдоподобным, что советские коммунисты-евреи через евреев в немецкой секции Коминтерна стремились опереться именно на богатых евреев в Германии, что было, разумеется, непростительным промахом. И понятно, что ввиду этой ошибки после разгрома евреев нацистами в Германии позиции КПГ были серьёзно подорваны. 11)) Анализа этих ошибок Коминтерна в литературе не нашел. 12)) Из с пересказанных автором воспоминаний Ронштока опять-таки вытекает, что тот занимал в КПГ настолько заметное место, что имел возможность лично общаться со Сталиным. Но, как уже говорилось, никого с такой фамилией в руководстве КПГ не было. Остаётся только предположить, что эти похожие на правдивые высказывания мемуарист слышал от кого-то другого. И остаётся только удивиться, что кто-то мог быть столь откровенен с ним. Глава 7. МАТЬ ЯГОДЫ. Однажды, выйдя из своего барака, и прогуливаясь вдоль забора, за которым была женская зона, я заметил, как с нашей стороны некоторые через дырку в заборе от оторванной доски залазят туда. Заглянул в дырку, я там увидел барак и человек десять рядом. На скамейке возле барака сидела старушка. Проникнув в дырку и подойдя к скамейке, услышал обрывок разговора. Говорила старушка (на вид ей было лет 70-т) : «Ну так откуда я могла это знать?! У моего сына бывали все наркомы. Правда - кроме этого босяка…Я ежедневно и до самой смерти буду молить бога, чтобы он послал ему такую же смерть, какую этот зверь сделал моему сыну!.. Пусть ему такая же будет! Мне про этого «бычка» много сын рассказывал, да поздно уж было… Он и сам не раз говорил мне про это… Ему надо царствовать как Николаю Второму… Так царь же не был таким зверем, как этот «босяк»!.. Я его не боюсь, этого изверга рода людского!.. Хоть их целиком Москва, но они всех боятся как ночные воры, меня, старуху - и ту в тюрьму посадили!.. У того «дурака» посадили родителей за Александра?» (Видимо, имеется в виду семья Ульяновых, старший сын которых был казнён за попытку цареубийства). «Нет… А этот босяк всех подряд садит, садит… И до чего же народ у нас - терпит!..» Старушка , расплакавшись. встала и ушла в барак. Я спросил у одного из присутствовавших, кто это. И мне ответили: «Мать Ягоды, народного комиссара внутренних дел СССР…» 13)) В этом же бараке содержались жёны Тухачевского, Якира, Уборевича и других высших военных, которых Сталин расстрелял. Их жёны, как это сообщалось во всех газетах, отказались от своих мужей, оказавшихся «шпионами вражеских разведок». Но то было в газетах, а на деле никто из них таких заявлений в газеты не писал, и они были напечатаны без их согласия. Об этом мы узнали от них самих. 14)) Хочу сказать, что жёны военных ни с кем не вели разговоров при мне, вот только мать Ягоды имела смелость с нами разговаривать, да ещё в таком резком тоне - о «босяке-Сталине» и «дураке-Ленине», о его родителях и брате-Александре… Да, мать Ягоды была молодец, но это когда уж было поздно, а вот её сын думал, что «мы в верхах не будем друг другу кровь пускать!», и – ошибся… А ведь кто, как не он, и должен был знать, что затеял Сталин со своими людьми, одним из которых сам Ягода долго и являлся… Боялись они народа. Боялись, чтобы народ не узнал, что на самом деле творится, и к чему это приведет. Боялись? Ну тогда – получай!.. Кто первый всадит пулю другому – тот и пан! Ещё иногда заходили в ту женскую зону люди, но я больше не ходил. Что-то не тянул туда… . Была к тем женщинам какая-то жалость, но ведь помочь всё равно ничем не мог. Сам постоянно ходил голодный… Примечания. 13)) Мать Ягоды - Хася (Ласа) Гавриловна (1863-1940 г.г.), уроженка г.Симбирска, домохозяйка. 20 июня 1037 года Особым совещанием при НКВД СССР была сослана на пять лет в г. Астрахань. 8 мая 1938 года «за контрреволюционную деятельность» приговорена к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. Умерла в январе 1040 года в Севвостлаге (бухта Находка). Реабилитирована в июле 1960 года. Судя по этим данным, в описываемое мемуаристом время (конец лета – начало осени 1937-го года) мать Ягоды находилась в астраханской ссылке. Каким же образом он мог общаться с нею в расположенном у Владивостока лагере? Полагаю, он и не общался, а просто пересказал услышанное от кого-то в ГУЛАГе про с эту женщину. Кстати, у мемуариста мать Ягоды осенью 1937-го года говорит о сыне как об уже умершим, между тем как, цитирую по Интернету: «Генрих Ягода был расстрелян 15 марта 1938 года. Последней попыткой ухватиться за соломинку было прошение о помиловании, в котором Ягода писал: «Вина моя перед родиной велика. Не искупить её в какой-либо мере. Тяжело умереть. Перед всем народом и партией стою на коленях и прошу помиловать меня, сохранив мне жизнь». Президиум Верховного Совета СССР прошение отклонил. Говорят, когда Ягоду вели на расстрел, он пел «Интернационал».» Ясно, что подобные разговоры вести мать Ягоды могла только после 15 марта 1938-го года, но никак не раньше. 14)) Из Интернета: «8.6.1937 "Правда" сообщила, что в редакцию поступило письмо от жены Якира, в котором она отрекалась и проклинала его.». «10 июня 1937 году жены военных – Гамарник, Якир, Тухачевская, Уборевич – были сосланы в Астрахань, где их 5 сентября 1937-го года арестовали, по статье ЧСИР, т. е. “член семьи изменника родины”, и дали по пять–восемь лет. Отправив в Темниковские лагеря (Мордовия)» «16 октября 1941 г. В этот трагический для Москвы день было казнено по решению Военной коллегии и военных трибуналов 220 человек, причем некоторых доставили в Москву специально для расстрела из разных далеких тюрем и лагерей. Так, в эти дни всеобщего смятения и паники в Москве были расстреляны привезенные из астраханских и Мариинских лагерей жены: Корка, Уборевича, Тухачевского и др» . Из этой информации видно, что в описываемый период жёны находились не в Дальлаге, а в мордовском лагере, и встретиться ними автор воспоминаний никак не мог. Поэтому и так скуп в воспоминаниях: нечего вспоминать! Глава 8. СМЕРТЬ МАНДЕЛЬШТАМА. Однажды, выйдя из барака, я заметил, как избивают одного, причём – впятером. Он лежал на земле, а они били его ногами, и он был весь в крови. При моём появлении они ударили его ещё каждый раза по два, и вся шайка быстро ушла по направлению к главной вахте. Я подошёл к лежавшему. Он был почти без сознания. Роста примерно 165 сантиметров, чернявый волос, похож на еврея. Хоть в то время я их недолюбливал за продажность и подхалимство перед НКВД, но в подобных этому случаях, даже и до ареста, не считался с национальностью и всегда приходил на помощь… Главное, из барака даже никто не выскочил ему на помощь!.. Ох и народ! Я помог мужчине подняться, и почти что понёс его в барак. Положил на место Ронштока (человек этот был из его барака, помещался на четвертом ярусе нар). Роншток, взяв меня за руку, вывел из барака, мы стали прогуливаться по лагерю, и он сказал: «Лёня 15)), знай, что этого человека бьют специально, по заданию. Он – ваш поэт. Его раз ночью, когда я только тут поселился, эти же пятеро сбросили с верхних нар, и он лежал без сознания. Теперь вот второй раз уж его избивают до потери сознания те же люди…» Дня через три или четыре я снова наскочил на них, когда этого человека они вновь начали избивать ногами. Кинулся с кулаками на этих негодяев. (До ареста я занимался штангой, и в 1936-м году на областных соревнованиях уж толкал 128 кл, выжимал 100-105 кг, рвал 96-98 кг, так что хоть и голодал. но ещё силёнку имел).16)) Свалил одного, потом другого. А третий меня попытался пером в живот ударить, я начал отбивался рукой от ножа, и этот негодяй ударил меня в левую руку, между указательным и большим пальцем. И когда все эти бандиты кинулись на меня с ножами - тогда я дал дёру от них и удрал. Да они за мною особенно и не гнались. На другой день снова зашёл к Ронштоку. Избитый лежал на верхних нарах и стонал. Роншток сказал мне: «Нельзя идти на помощь этому человеку, все равно эти бандиты его убьют, а не они - так другие, и тебя они тоже сразу убьют ножами. Подумай сам, вот они его бьют только кулаками и ногами, но ведь у каждого по два ножа - что им стоит пырнуть его разок и всё… А – нет!.. Значит. Указание у них такое: бить только руками и ногамИ…А тебя они, видишь, сразу ножом пырнули, и хорошо хоть – в руку только, да ещё и слабенько попали, а если бы – в живот?! Зачем тебе это нужно?! Ты молод, и ещё домой вернёшься… Береги себя, нельзя ни в какие драки вмешиваться избегай всяких тёмных дел, и вернёшься домой целым!» Я решил сам поговорить с избитым, и полез к нему на верхние нары. Он меня узнал, поблагодарил за то, что я кидался ему на помощь, но сказал так: «Нельзя, сынок, мне помогать, ты мне ничем не поможешь, всё равно они меня здесь убьют. Эта банда исполняет приказ «банабака» А он, людоед, умеет мстить… Я не клюнул на их подачки и чины, не стал работать на восхваление «банабака»,. Наоборот. стал писать против него. Там убить меня им было стыдно, а в лагере за мою смерть они уж не отвечают. И этим пятерым тоже не уйти от смерти, чтобы самому «банабаку» оставаться чистым…» Я спросил его: «А кто этот банабак?» Он чуть улыбнулся и ответил: «Да это наш кормчий Сталин!» Так я узнал, кто этот банабак. А что это за слово такое, я и до сих пор не знаю. 17)) Потом этот человек сказал мне: «Спасибо ещё раз, сынок, но не помогай мне больше! Не хочу, чтобы из-за меня погиб невинный человек. И предупреждаю: эти бандиты тебя сразу убьют, ты уже получил ножом в руку, а мог бы – и в сердце… Я – Осип Мандельштам. Если любил стихи и читал, то и мои стихи, может быть. помнишь…» Да, я когда-то кое-что читал из Мандельштама. Он спросил меня, как меня зовут, за что осужден. Я всё рассказал о себе. Он пожалел, что не нашлось у меня среди близких людей таких, которые смогли бы удержать меня от опасных политических влечений… После этого я уже боялся попасть этим пятерым бандитам на глаза. Через двое-трое суток та же банда в два часа ночи вошла в барак, вытащила ножи, тихонько залезли на нары, где лежал Мандельштам, и сбросила его на пол. Такое они уже второй раз делали. Первый раз когда сбросили, Мандельштам упал на бок, и сильно ударился. А в этот раз он упал спиной, сильно стукнулся и головой о пол, и лежал без сознания. Повыскакивали эти убийцы из барака, а люди Мандельштама подняли с пола. положили на нижние нары, и заявили в лагерную контору. Пришли санитары, и утащили его в больницу при лагере, где он и умер. Только мелочная тварь может мстить так, а не «отец всех народов» и «академик всех наук». После этого я больше не видел тех пятерых убийц Мандельштама. Не знаю, освободили ли их из лагеря, или нет, но - вряд ли. Освободи такую шваль, а потом они где-нибудь начнут похваляться, что вот, мол, по заданию таких-то органов мы «завалили» такого-то писаку тогда-то в таком-то лагере. Для НКВД эти пятеро пешек никакого веса не имели, и на них в другом месте скорее всего направили других убийц, а то и просто завезли куда-нибудь да и постреляли… Без особых… Мертвые – молчат, мертвые - не страшны… Ну а те, кто всё видел, в учёт уже не идут. Потом Роншток мне сказал: «Видишь, сынок, я же говорил тебе! А ты хотел его защищать… Эти бандиты выполнили приказ убить его, а теперь и их уберут… у нас в Германии такого не допустили бы, даже и в лагере. Не пойму, что за народ у вас? Мне этого нельзя говорить, но тебе скажу: не люди у вас, а просто какие-то свиньи!» 19)). ------------------------------------------- ------------------------------------------- -------------------------- Примечание. 15)) Единственный раз здесь названо имя автора воспоминаний. 16)) Для ориентировки – цитата из Интернета: «В 1933 году в тяжелой атлетике появилось имя Георгия Попова. Он одним из первых использовал большие тренировочные нагрузки в своей подготовке, объяснив периодичность их изменения в недельных циклах. А так же изобрел новый способ приседа под штангу – «разножка». Он первым из украинских тяжелоатлетов установил наивысшее мировое достижение в рывке – 98,2 кг, а в 1937 году ему было присвоено звание «Заслуженный мастер спорта СССР». Чемпионат Украины 1936 года проходил на Донбассе (г. Иркино). Победителем впервые стал 20-летний киевлянин Я. Куценко (в дальнейшем 14-разовый чемпион СССР. В 1938 году он первым из тяжелоатлетов бывшего СССР показал в сумме троеборья 400 кг в тяжелой весовой категории.» У мемуариста в сумме троеборья получается 328 килограмм. При этом его вес, скорее всего, средней весовой категории. Тоже неплохо! 17) Банабак – полупрезрительное наименование кавказцев. Слово с национальным душком, вроде подобных ему: москаль, жид, хохол, бульбаш, и т.д. 18)) Что и говорить, версия смерти известного поэта - красочна и правдоподобна. Но – совершенно не увязывается с реальными фактами! Вот они: в мае 1937 года Мандельштам вернулся из ссылки в Воронеже, после чего год жил под Москвой. Вновь арестован лишь в мае 1938-го года, через четыре месяца умер в заключении. Цитата из Интернета: «Точная дата и обстоятельства гибели Мандельштама многие годы были неизвестны. "В июне сорокового года брата О [сипа] М[анделыптама], Шуру, вызвали в загс Бауманского района [г. Москвы] и вручили ему для меня свидетельство о смерти О. М. - пишет Н. Я. Мандельштам, вдова поэта.- Возраст - 47 лет, дата смерти - 27 декабря 1938 года. Причина смерти - паралич сердца. Это можно перефразировать: он умер, потому что умер. Ведь паралич сердца это и есть смерть... и еще прибавлено: артериосклероз... …Только в 1989 году исследователям удалось добраться до личного дела "на арестованного Бутырской тюрьмы" Осипа Мандельштама и установить точную дату смерти поэта. В личном деле есть акт о смерти Мандельштама, составленный врачом исправтрудлагеря и дежурным фельдшером. На основании этого акта была предложена новая версия гибели поэта. 25 декабря 1938 года, когда резко ухудшилась погода и налетел снежный ветер со скоростью до 22 метров в секунду, ослабевший Мандельштам не смог выйти на расчистку снежных завалов. Он был положен в лагерную больницу 26 декабря, а умер 27 декабря в 12.30. Вскрытие тела не производилось. Дактилоскопировали умершего 31 декабря, а похоронили уже в начале 1939 года. Всех умерших, согласно свидетельству бывшего заключенного, штабелями, как дрова, складывали у правой стенки лазарета, а затем партиями вывозили на телегах за зону и хоронили во рву, тянувшемся вокруг лагерной территории. В конце 1990 года искусствовед Валерий Марков заявил, что нашел место, где погребен Мандельштам. Он рассказал, что после ликвидации лагеря во Владивостоке его территория была отдана морскому экипажу Тихоокеанского флота, и воинская часть законсервировала, сберегла конфигурацию лагеря, считавшегося объектом особой государственной важности. Таким образом, сохранились и все лагерные захоронения. Но, конечно, никто сейчас не будет проводить исследование и отождествление останков погибших заключенных - не та обстановка в стране. А может, это и не нужно. Пусть мертвые спят спокойно, где бы ни находился их прах. Публикация в газете "Известия" о том, что найдена могила Мандельштама, попала на глаза бывшему узнику сталинских лагерей Юрию Моисеенко. Он откликнулся на нее письмом, в котором писал: "Как прямой свидетель смерти знаменитого поэта хочу поделиться дополнительными подробностями... Лагерь назывался "Спецпропускник СВИТЛага", то есть Северо-Восточного исправительного трудового лагеря НКВД (транзитная командировка), 6-й километр, на "Второй речке". В ноябре нас стали заедать породистые белые вши, и начался тиф. Был объявлен строгий карантин. Запретили выход из бараков. Рядом со мной спали на третьем этаже нар Осип Мандельштам, Володя Лях (это - ленинградец), Ковалев (Благовещенск)... Сыпной тиф проник, конечно, и к нам. Больных уводили, и больше мы их не видели. В конце декабря, за несколько дней до Нового года, нас утром повели в баню, на санобработку. Но воды там не было никакой. Велели раздеваться и сдавать одежду в жар-камеру. А затем перевели в другую половину помещения в одевалку, где было еще холоднее. Пахло серой, дымом. В это время и упали, потеряв сознание, двое мужчин, совсем голые. К ним подбежали держиморды-бытовики. Вынули из Кармана куски фанеры, шпагат, надели каждому из мертвецов бирки и на них написали фамилии: "Мандельштам Осип Эмильевич, ст. 58', срок 10 лет". И москвич Моранц, кажется, Моисей Ильич, с теми же данными. Затем тела облили сулемой. Так что сведения, будто Мандельштам скончался в лазарете, неверны". Как нетрудно убедиться - ни малейшего сходства с версией нашего мемуариста!.. Прежде всего резко отличаются даты: сентябрь 1937-го года и декабрь 1938-го… Как это объяснить? Скорее всего, весь эпизод со знаменитостью автор придумал, чтобы сделать воспоминания более весомыми. Не исключено, впрочем, что память подвела его относительно фамилии погибшего литератора. Сперва он забыл её, а спустя десятилетия «вспомнил»: да это же, кажись, был Мандельштам! Но «вспомнить» опять-таки помогла хитрая мыслёнка: если расскажу о том, как на моих глазах убивали САМОГО Мандельштама, то такие воспоминания легче опубликовать!» Однако непонятно, как же автор собирался объяснять расхождения в датах смерти поэта… Или выяснить настоящую дату (хотя бы приблизительно) он просто поленился? Глава 9. ПАРОХОД «КУЛУ». ШТОРМ. Через две недели нас стали собирать на этап. А куда – неизвестно. Собрали в лагере человек с тысячу, из моих знакомых - Роншток, Гарбуз, ещё кое-кто. Было часов 11-12 дня. Проверили по списку, и под усиленной охраной вывели из лагеря. Построив по 10 человек, предупредили: «Малейшее движение влево - вправо, и стреляем без предупреждения!» Охрана шла в три ряда по обе стороны колонны, первый к нам ряд охраны - без оружия, с какими-то метровой длины плётками в руках, в затылок друг другу, через каждый метр. Второй от нас ряд шёл с винтовками наперевес, тоже в затылок друг другу. А третий ряд – с собаками и с наганами в расстёгнутых кобурах, друг от друга метрах в 3-4. Так что охраны было в избытке, по одному охраннику на 3-4 наших. Ведь не кого-нибудь вели, а заклятых врагов Сталина и его холуев. Владивосток удалось увидеть только окраинами. Шли где-то с час, и пришли в порт. Там нас уже ждало здоровенное судно, метров 350 в длину, под названием «Кулу». Что за название – не знаю. больше такого не встречал. 19)) Начали грузить в трюмы. На корабле стояло начальство с сияющими лицами, и кое-кто из команды этого гадостного судна. И так на меня повлияла эта их «работа», такие они все, так называемые «командиры корабля», стали видеться мне дешёвыми и низкими!.. Уж столько лет прошло, а до сих пор не могу спокойно смотреть на этих «моряков-командиров», в глазах моих до сего дня стоят те «адмиралы-извозчики», с такой дешёвой блядской улыбочкой смотрящие на мясников из НКВД… До сих пор меня тошнит от них!.. Может, и хорош человек, нынче проходящий мимо меня в военно-морской форме (но только не имею в виду моряков срочной службы, а лишь – командный состав), и не имеет никакого отношения к таким делам, но всё равно – какой-то орган моего организма без моего сознания выработал отвращение к ним. Это честно говорю. Часто внушаю себе: ну при чём же этот командир к тем дням и тем местам?! Ведь он, может, тогда и в армии не был, и в тех местах никогда не находился… Но, честно говоря, не могу свой организм переубедить!.. Потому и не обращаю никакого внимания на людей в военно-морской форме, и даже отворачиваюсь от них… А ведь и те люди, которые были на корабле при нашей погрузке в трюмы, в душе, быть может, тоже не одобряли события тех кровавых дней. Так как я был в конце эшелона, то попал на верхний этаж трюма, оказавшись прямо перед люком. Я и Гарбуз заняли верхние нары. Когда мы разместились, то начали ходить по трюму Он состоял из трех этажей, самый нижний был для инвалидов. Грузили нас целый день и ночь. Не знаю, сколько людей загрузили, но где-то тысячи четыре. Из них 700 человек – стопроцентные инвалиды, - в протезах, корсетах для позвонков… А человек 8-10 - абсолютно слепые. Настала ночь. Хлеб на этот день нам выдали ещё в лагере, на корабле нам дали только воду. Примерно в три часа ночи мы почувствовали, что корабль начал двигаться. При погрузке кругом корабля и на корабле были сплошные кордоны охраны, так что насчёт побега и думать нечего. И вот мы почувствовали, что наш корабль-тюрьма двигается. Сон взял своё у многих, но я про сон забыл. Что ждёт нас утром?.. Будем ждать… Утром, в 8 или 9 часов, я уж не спал. Несколько членов команды корабля пришли и начали описывать нас по 10 человек – чтобы по десяткам выдавать хлеб и еду. На каждый 10 человек дали банный тазик с номером, чтоб из каждых десяти двое избранных получали еду на всех. Против нашего люка стояла уборная на 8-10 дыр, сделанная из досок. (Через такую дырку спрыгнуть в море нельзя – узко). Недалеко от люка в центре корабля стояло две большие плиты из кирпича под деревянным навесом (от дождя). На корме стояло два больших стога сена, в копушках. Там же сооружён навес на 29 коров, которых, видимо, везли на Колыму для отвода глаз японцев. Над нашим люком тоже был навес из досок. На ночь его закрывали на замок, днем открывали. И все время у люка стояло два стрелка. Всё сделано так, чтобы они от нас были огорожены, и они же с нас глаз не спускали На носу корабля цепями приковано 50-60 бочек. Думаю - с маслом. Стрелков на палубе днем человек 20, если не больше. Начали пускать в уборную. Я тоже вышел, увидел кругом море. Земли не видать. Море было неспокойным. Дул ветер.. Стал носить ведрами воду в трюм. Брал её возле капитанской рубки. Давали нам хлеб, и в тазик на 10 человек - каши с жиром. Кушать можно, хоть жир и сильно отдавал рыбой. 20)) За едой выпускали по 4-6 человека, а в уборную – по количеству дырок. В уборную были бесконечные очереди. Тем, кому уж было невмоготу, надо было спускаться вниз, к инвалидам. Там стояла бочка диаметром метра два и высотой метра три. Рядом - другая, чуть поменьше. Сделано так, чтобы инвалиды могли подходить или подползать к дырам по покатым помостам. Но к инвалидам ходили редко. такие они там были жалкие, И сильно обидно на них смотреть, когда они сами себя обгаживали. (Мы ведь ещё не привычны были к тем повседневны м ужасам, которые нам преподносили лагеря Колымы). Первый день, проведенный на корабле в открытом море, ничем особым не отличался. Мы знакомились заново, я ходил везде в трюме, смотрел на людей. Большинство сидело на нарах. Ветерок усилился, волны на море стали повыше, начало сильно покачивать. С наступлением темноты мы получили ужин. Перестали выпускать из люка, и люк закрыли. Ночью я почувствовал, что корабль сильно качает, кое-где люди блевали - качка брала своё. Я себя чувствовал хорошо. Утром начали по очереди выходить за хлебом, и каждого предупредили: будьте внимательны и держитесь за концы, чтобы не вывалиться за борт. Волны уже были в метр и более. Снова походил по трюму. Ближе к центру увидел .Ронтшока – он качку переносил не очень хорошо, но без рвоты. Второй день прошёл нормально. Ночью сильно качало, многие не спали. Но я чувствовал себя отлично. Спал без задних ног – значит, хорошо мне было. На третий день море было не узнать. Волны били в борт. Часто по палубе шла вода по 20 сантиметров, и море - такое, что смотреть страшно. Люди в трюмах кругом рвали, я же всё равно чувствовал себя прекрасно. Но суматохи на корабле не было. Ночью был слышен треск на палубе, качало так, что уж и в трюме надо держаться, чтобы идти. Ночь я проспал нормально, но иногда просыпался от сильной качки. Когда утром открыли люк, то уборной уже не было – её смыло волной. Смыло навесы над коровами, и из 29 коров осталось только половина, - несмотря на то, что коровы специальными ремнями были обвязаны под передние ноги, а эти ремни цепью привязаны к железным частям корабля. Не стало плит для приготовления пищи. А в середине четвертого дня такая началась буря, что даже за хлебом и водой выходить стало неохота. Но многие из команды уже знали меня в лицо, и чуть ли не гнали из трюма, чтобы я снабжал остальных. Целый день только и знал, что таскал воду и еду. Но зато и был сыт по горло. И сделал кое-какие запасы. Оправлялись прямо на палубу, прикрепив к перилам корабля железные сети чуть выше палубы, и с такими ячейками, чтобы можно ухватиться руками. Ночью опять сильно качало, кое-где трещали нары, слышались сплошные стоны и рвоты. Дни шли однообразно. Штормило день и ночь. То со снегом, то с дождем. Смыло всех коров, кроме одной. Смыло всё сено – два громадных стога. Разорвало цепи, которыми были прикреплены бочки с маслом, и всё пошли за борт в море, - кроме одной, которая как-то застряла в люке. Но у люка все равно днем стояли одетые в плащи стрелки, привязанные цепями и непрерывно заливаемые волнами. На какой-то день в трюмах уже почти никто не ходил. Пришли из команды и отобрали всех ходячих. Таких оказалось 24 человека, вместе со мною. Меня поставили старшим. Потом меня и ещё одного привели в то помещение, где находилась еда для людей, и велели сделать то-то и то-то. Т.к. буря на корабельных складах такого натворила –ужас! Кругом все побито-рассыпано, вообще хаос. И море бушевало и бушевало днем и ночью. Велели нам брать с собою людей по пятеро, и убирать, чтобы был порядок. Сказали: кушайте сколько хотите, но порядок наведите. Проинструктировали, что где находится, куда что надо ложить-ставить. Были здесь галеты, сахар, крупы, масло, консервы, хлеб, сухари, другие продукты. В общем набрали мы людей, и два дня занимались уборкой. Я и другие изрядно набрали еды- галет и сухарей, немного консервов, а сливочного масла я дважды набрал по два полных кармана (в пальто у меня были карманы, довольно вместительные), и в карманах приносил сливочное масло своей десятке. А галеты и сахар брал за пазуху, и тоже наверно, с полпуда принёс. За два дня убрали мы и все укрепили на складах. Нам дали ещё галет, сахара и сухарей. А море бушевало и рвало, страшно было на него смотреть. Временами от волн на палубе было воды до метра - ужас какой-то! Тяжело было и здоровым людям, а ведь с нами ещё и инвалиды плыли. 700 человек.. От шторма у них на 8-10 день сорвало большую бочку с дерьмом, а она в свою очередь сбила меньшую бочку, и фекалии разлились у них в трюме. Что там было – словами не передать… Все инвалиды – в дерьме!.. Вонь, смрад… Начали кое-какую уборку делать из шлангов, но от качки даже просто стоять – и то трудно, а тут ещё надо и работать. Вот уборку и бросили. А команда – та вообще ничего не думала предпринимать. Ночью мертвых, «закаченных» людей стали бросать за борт. Занималось этим человек семь из команды, на 15-е сутки плавания. Выбросили десятка полтора, если не больше. Как-то раз, когда начало смеркаться, я с двумя вёдрами пошёл набрать воды. И вдруг на палубу через борт как хлынет вода! Меня как подбросило! Чудом успел схватиться за поручни возле капитанской рубки, и этим спасся, а то был бы за бортом. Вёдра мелькнули за борт… После этого стал ходить только с одним ведром. Заранее приметил один из спасательных кругов. И имел его в виду в случае, если корабль начнет гибнуть. Думал: ухвачусь за этот круг и спасусь! Но не подумал, что температура воды в Охотском море в это время около десяти градусов. Долго не проплаваешь! И разве то были волны? Как я узнал от команды, высота волн иногда доходила и до 10-16 метров! 21)) Правда это или нет - об этом уже скажет в Магадане газета «Советская Колыма». Один из команды сказал, что наш «Кулу» - бывший старый царский крейсер, очень надежный. и мы можем не бояться утонуть от шторма.22)) Это было видно, так как наш корабль глубоко сидел в воде, и борта были от воды метра на два с половиной – три, а может и больше. Как-то под вечер я с ведром пробирался к крану, набрать воды, и в это время заметил в море военный корабль, с каким-то ненашенским флагом. Меня срочно согнали с палубы в люк… Потом я узнал, что то был японский миноносец, а за ним - ещё один. Больше я не видел ни одного корабля вплоть до бухты Находка. За три дня до Находки 23)) буря потихонечку начала спадать. Но ходить по палубе все равно было ещё опасно. Однажды увидел в море касаток. Вначале подумал, что это нас ждут подводные лодки, но потом понял, что они не смогли бы плыть так близко друг от друга. А с расстояния в полкилометра я понял, что это какие-то рыбины, и узнал, что те громады – касатки. некоторые из которых могут доходить размером до 16 метров. 23)) Люди все поголовно лежали. Больные. Похудевшие, все кругом было забрызгано блевотиной, кое-где нары водой залило. Многие получили синяки и травмы, но мы давно уже были для тех. кто нас арестовывал, судил и вез - каким-то ненужным хламом. Например, никто из начальства за все 15 дней плавания даже не удосужился заглянуть к нам, спросить о наших делах. Примечания. 19)) «Кулу» - это расположенная в Индии долина, считающаяся в этой стране одним из самых красивых мест. Но пароход, скорее всего, назван по имени реки Кулу, берущей начало на Охотско-Колымском нагорье. Слияние этой реки с рекой Аян-Юрях и образует реку Колыму длиной в 2129 км, протекающей по территории Якутии и Магаданской области, и впадающей в Колымский залив Охотского моря. Из интернета: «Эвены, по территории расселения которых протекает Колыма, называли ее Кулу; сейчас название Кулу сохранилось лишь за притоком . Колымы. Эвенск. кула 'склон берега реки, обращенный на С.; сев. склон', что вряд ли могло дать название большой реке. Возможно заимствование названия эвенами из коряк.-чукот. куул 'глубокая речка', что более убедительно». Кроме того, Кулу – это название села в .Тенькинском районе Магаданской области. Пароход «Кулу» неоднократно упоминался в воспоминаниях отбывавших срок заключения на Колыме в 30-е годы , - на нём их переправляли из Владивостока в Магадан. Про историю этого судна - цитата из Интернета: «Массовые морские перевозки заключенных начались с образованием в конце 1931 года Дальстроя и приданного ему Северо-Восточного ИТЛ — других путей, кроме морского, с «материка» на Колыму не было. …С летней навигации 1932 года рейсы в Нагаево стали регулярными, тоннаж фрахта нарастал из года в год, и в 1935 году Дальстрой обзавелся собственным морским флотом, закупив в Голландии крупнотоннажные морские суда «Britlle» (переименован в «Джурму»), «Batoe» («Кулу») и «Almelo» («Генрих Ягода», переименованный потом по понятным причинам в «Дальстрой»), позже в Англии был куплен океанский грузопассажирский кабелеукладчик «Dominia» — после переоборудования он стал флагманом флота Дальстроя и получил название «Николай Ежов», тоже вскоре замененное на «Феликса Дзержинского». 20)) Видимо, жир был тюлений. 21)) Про Охотское море – из Интернета: «Наиболее штормовым является осенне-зимний период под воздействием ветров северных направлений. Наибольшие высоты (до 7 метров) волны наблюдаются в южной части пролива. Летом шторма бывают значительно реже с меньшей высотой волны (2–4 метра). Распределение температуры воды в поверхностном слое Охотского моря отличается большим разнообразием. Наиболее холодные воды летом Значительные размеры и большие глубины моря создают благоприятные условия для развития крупного волнения. Наиболее неспокойной является южная часть моря. Жестокие шторма чаще всего наблюдаются с ноября по март. Иногда шторма не утихают в течение 7–10 дней, а наибольшие высоты волн во время штормов достигают 10–11 метров.» Как видно из этого текста, волны высотой в 16 метров – это уж чересчур. 22)) Как ранее уже говорилось, пароход «Кулу» под другим именем был закуплен в 1935-м году в Голландии. Почему член команды назвал его старым царским крейсером – непонятно. Возможно – пошутил, или не хотел откровенничать с зеком. 23)) Имеется в виду бухта Нагаево Глава 10. МАГАДАН, ВРАГИ НАРОДА. Вечером мы пришвартовались в порту. 24)) Было ещё светло. Нас встречали духовой оркестр и много людей в военном и штатском. Спустя немного времени из центрального люка начали выходить красноармейцы – в шинелях, но без оружия. Это были договорники. завербованные на Колыму для охраны заключённых, 800 человек. Их-то и встречал духовой оркестр. Контрактников посадили в машины и увезли с шиком. Шедшие последними вынесли гроб – это одного договорника закачало насмерть. «Вытянулся» он уж перед самым причалом. (Гробы, видимо, есть в запасе на каждом корабле, а для кого – не знаю). Потом начали выводить нас. Ещё когда подплывали к бухте, то с обоих сторон появились небольшие горы, - какие-то не радующие… Может – оттого, что не по своей охоте ехали мы сюда… Да и на вид они были не очень живописные, без какой-либо заметной растительности. Бухта Находка 25)) длиной примерно 7-8 километров, шириной где два, где четыре километра. Но это приблизительно. Стрелков-договорников вместе с гробом увезли. Нас же, обречённых, взяли «в штыки», и всех, кто мог идти, повели пешком, а кто не мог - повезли на машинах. Я шёл пешком. И что удивительно - земля под ногами качалась, словно палуба корабля в шторм. Некоторые наши от этого даже падали. Ну не знаю, как другие, а я ощущал под ногами именно не землю, а качающуюся палубу. Такое у меня длилось три дня, и у других - тоже. Не помню, сколько времени мы шли к лагерю, от причала и до города Магадана 26)) было 8 километров. Короче, прибыли в лагерь ночью, и разместились, кто где нашел место. Утром разделились по 10 человек – на чаёк и еду. Я осмотрел лагерь. Он был большой. В бараках - 2- и 3-ярусные нары, в четыре ряда. Сами бараки - длиной метров в 80-100. Народу полно, но . свободно. Давали хлеба 700 грамм, и в больших тазах - кашу с тюленьим салом, как и на корабле. - на 10 человек. Увидел знакомых – Ронштока, Гарбуза, других. Разместился на 3-м ярусе нар. Со мною рядом лежал заведующий валютным отделом СССР Нейфельд или Нефельд. Мне он говорил, что его подпись до ареста была на наших деньгах. Но в связи с тем, что многих арестовали из валютного отдела, наши органы власти выпустили новые образцы денег, на которых уже не было подписей исчезнувших людей. 27)) Рядом с ним находился профессор из Луврского музея, Париж, ему было где-то за пятьдесят. .28)) Нейфельду примерно столько же. Напротив моих нар разместилось 6 человек из киевской капеллы бандуристов и певцов. Капелла была заслуженной, пользовалась мировой славой. Но всю её Сталин ликвидировал как злостных националистов. 29)) Дня через два мы уж все перезнакомились. Я спросил Нейфельда, за что его посадили. Он прямо ответил: за то, что начал рассказывать честным партийцам, военным и профсоюзным работникам, о том, что забирают из золотого фонда СССР золото и другие драгоценности без оглашения каким-либо органам. «Я знал. что всё это золото и драгоценности пошли на разные рискованные операции за рубежом. За то, что имел смелость высказываться по этому поводу (а я был обязан это сделать), мне и дали 10 лет за «измену и экономическое вредительство». Но главное даже не это, а то, что НКВД и Сталину надо ликвидировать тех, кто знает подноготную о Сталине и его приверженцах, и мешает ему в этих зверских планах по отношению к народу и бойцам революции. А я таким и был. Ну ничего, будет когда-нибудь и ему самому то, что он с нами сейчас делает!» (Вообще Нейфельд был разговорчив). Я хорошо знал историю. – и нашу, и западных стран. Хорошо изучил художников, скульпторов, архитекторов, знал историю произведений многих всемирно известных художников, наших и иностранных. Как-то после прогулки по лагерю вернулся в барак, лёг на нары. Тогда я ещё не знал своих соседей, что за люди. Но по разговорам понимал, что люди культурные, - кое-когда в русскую речь вставлялось много французких слов, иногда даже говорили только по-французки. И вот вижу, что профессор на бумаге рисует Нейфельда, и так нарисовал – ну словно на фотографии! Я обрадовался, говорю: «Изумительно! Вы, наверно. Профессор художеств?» И добавил: «Куда там нашему академику Бродскому до вас…» 30)) Профессор улыбнулся и говорит: «А кого ещё, молодой человек, вы знаете из художников?» Я сказал, что сам не художник, и нигде не учился художеству, но вот брат мой - художник-самоучка, выставлялся на выставках художественной самодеятельности, и Бродский его хвалил. Брат на выставке первое место занял, за что его хотели даже послать учиться в художественный институт в Харькове, да батька не пустил. Через брата я знал нашего художника Погребняка, 31) и ещё кое-кого. На это профессор ответил, что лично с Погребняком не знаком. но его картины видел, и очень ценит. Потом я часто беседовал с профессором о художниках всех эпох, и он мне много о них рассказывал. А когда спросил я, за что его посадили. он рассказал так: «Я – подданный Франции, приглашен в СССР для оформления г.Ленинграда к 20-летию Октябрьской революции. Приехал с женой-француженкой. Сам я русский, но ещё в 1909 году уехал во Францию. Там жил с родителями, уже как подданный Франции. Там у меня осталась дочь… А мы с женой приехали по договорённости. Сделав свои дела, приехал в Москву, к товарищу, которого я на твоих глазах рисовал… У него оформлял документы, по которым мне за мою работу в Ленинграде должны были заплатить определённую сумму в валюте. Сдела это, и ещё немного задержался в Москве, посмотреть столичные музеи и дворцы, сделать зарисовки… Здесь меня с женой и арестовали, обвинив в шпионаже. Сколько протестов мы ни писали - всё без толка. И вот результат: меня с женой осудили за шпионаж, и дали по 5 лет. Теперь снова пишу жалобу в ваши органы, чтобы меня с женой хотя бы поместили в одном лагере, но и этого от ваших негодяев не добился. Счастье ещё, что дочь не привёз, а то и её посадили бы. Ей ведь уже 18-ть. А здесь. видел, есть даже и дети 15-16 лет. И по 5-8 лет срока имеют. Это какой-то кошма у нас в стране творится! Если только смогу вырваться из этого логова с женою, я им это всё им припомню во Франции…» Вот какого мнения были люди о нашем житье-бытье. Часто пели нам шесть человек из украинской капеллы. Какие у них были замечательные голоса! Какие изумительные песни! Люди вокруг плакали от этих голосов, и от этих песен. Среди этих шести был один, бас - ростом 164 см, в плечах широк, и какой у него голос!.. Я любил беспредельно бас Шаляпина, и думал, что лучше и быть не может, но когда я услышал этот бас из украинской капеллы, то он показался мне лучше – до того бархатистый, и одновременно мощный голос! Он исполнял песни из репертуара Шаляпина, и многие кругом говорили, что наш бас намного лучше шаляпинского. Может, от того нам это казалось, что были мы унижены и замучены… Но бас был действительно замечательный! Одна только была у этого басиста беда: ростом был мал. И получалось как-то неестественно: рост небольшой, а голос – сто человек перекроет. 32)) Примечания. 24)) Порт располагался в бухте Нагаево, Охотское море. .Из Интернета: «Узкая, вытянутая бухта Нагаева глубоко вдается в сушу. прячась за гористым полуостровом от штормов Охотского моря. Мореходы давно оценили эту прекрасную стоянку для судов. Гидрограф-геодезист Б. В. Давыдов отмечал, что эта бухта «по справедливости может быть названа лучшей якорной стоянкой во всем Охотском море». В 1929 г. на берегу бухты появились сборные домики Восточно-Эвенской (Нагаевской) культбазы, которая впоследствии переросла в город Магадан. Лишь в 1933 г. началось строительство морского торгового порта. В то время «Дальстрой» обслуживало четыре парохода. К началу навигации следующего года был закончен первый 50-метровый деревянный ряженый причал. Строилось все вручную.» 25)) Бухта Находка находится в Японском море, Приморский край. Автор спутал её с бухтой Нагаево. Охотское море. 26)) В описываемый период Магадан был лишь посёлком. Статус города он получил лишь летом 1939 года. 27)) Видимо, имеется в виду валютный отдел Госбанка СССР. В литературе я нашел лишь одно упоминание о человеке с подходящей фамилией и биографией: во второй половине 30-х годов «руководители секторов и отделов в наркомате финансов: финансированием промышленности ведал Л.Б.Нейфельд…» Он же вполне мог перейти на работу в Госбанк СССР. По поводу выпускаемых тогда денег - цитата из Интернета: «В 30-х годах Советское правительство осуществило ряд эмиссий денежных билетов новых образцов. Это было вызвано целым рядом факторов. Во-первых в стране произошёл целый ряд территориально-политических преобразований - на территории Средней Азии были созданы три союзные республики, аналогичные изменения произошли и с Закавказской Федерацией, а Киргизская и Казахская автономные республики были преобразованы в союзные. Эти события нашли отражение в Государственном гербе СССР - он стал иметь 11 витков ленты (по числу союзных республик). Кроме того, многочисленные репрессии, прокатившиеся по стране не пощадили и многих финансовых деятелей страны, подписи которых присутствовали на денежных знаках. Естественно, что такие купюры старались скорее заменить на новые. В этот период были выпущены в обращение билеты Госбанка СССР образца 1937 года достоинством 1, 3, 5 и 10 червонцев, а также Государственные казначейские билеты образца 1938 года номиналом 1, 3 и 5 рублей. На билетах Госбанка впервые появился портрет В.И.Ленина и одновременно с этим исчезли и более никогда не появлялись факсимильные подписи членов Правления Госбанка СССР, работников наркомата финансов, кассиров и др., а также надпись о размене билетов на золото.» 28)) Личность установить не удалось. 29)) Непонятно, о ком идёт речь. Если говорить о капелле бандуристов, то скорее всего имеется в виду Объединённая капелла бандуристов. Цитата из Интернета: «В марте 1935 г. на основе участников бывшей Киевской и Полтавской капелл был создан объединенный коллектив, просуществовавший аж до 1942 г. Под руководством М. Михайлова капелла записала немало пластинок в 1937 г., ставших образцовыми. После М. Михайлова художественное руководство часто менялось. Некоторые руководители работали с коллективом только по две недели, до ареста. Коллектив был расформирован, а участники были мобилизованы.» Если имеются в виду певцы, то удалось найти в литературе за 30-е годы упоминание о некой Киевской хоровой капелле, но о её судьбе – ни слова. 30)) Исаа́к Изра́илевич Бро́дский (1883—1939) — российский и советский живописец и график, педагог, заслуженный деятель искусств РСФСР (1932), один из главных «официальных», придворных живописцев Кремля в раннюю советскую эпоху, автор обширной изобразительной ленинианы. 31)) Имеется в виду Николай Степанович Погребняк (1885-1965) - известный днепропетровский художник. 32)) Личность выяснить не удалось. Глава 11. ДАЛЬСТРОЙ. Хочу напомнить, что в Магадан мы приехали в 20-х числах сентября 1937 года. На второй день после прибытия в лагере вывесили газету «Советская Колыма», где был напечатан приказ директора «Дальстроя» полковника Гаранина:33)) о том, что «невзирая на 12-бальный шторм, длившийся в течении 10 дней, команда корабля «Кулу» проявила героическую стойкость и справилась со своим заданием, доставив все в целости. Выношу всему экипажу «Кулу» благодарность».. А мы, 24 заключённых, которые день и ночь убирали на складах и таскали тяжести, - мы ведь тоже заслуживали за это награды, но - увы… Числа 24-го, или чуть позже, собрали почти всех людей в лагере, и впервые прочитали, как помню, первый «расстрельный» приказ…Хоть мы находились в пересыльном лагере, и не работали. Но все равно нам прочитали такой «гуманный» приказ, видимо - для поднятия среди нас патриотизма. В дальнейшем нам в течении года эти приказы читали чуть ли не ежедневно с сентября 1937 года и до 9 августа 1938 года. Когда нас собрали на площади, и все стали думать, на что нам нужно этот приказ слушать, многим показалось: вдруг нас сейчас освободят, и далее заставят работать по вольному найму на весь срок, что вынес нам суд (и такие были среди наших тогда разговоры). Но наши мечты быстро были оборваны словами: «Заключенные, слушайте приказ начальника «Дальстроя» полковника Гаранина. «За контрреволюционный саботаж, проявленный на предприятиях «Дальстроя», расстрелять 48 человек» (прочитали фамилии осужденных).. И дальше: «Предупреждаем всех заключенных, что никакой пощады к саботажникам не будет. Полковник НКВД директор «Дальстроя» Гаранин.» 34)) Вот и развеялись радужные мечты для всех, кто ими немножко жил. Чудеса, да и только… Скрывать не буду: в то время я думал, что все расстрелянные и впрямь делали какой-то саботаж, и удивлялся только тому, почему так много сразу расстреляно людей? И кто они: вольнонаёмные или заключённые?.. В приказе об этом ни слова. Потом мы часто слышали подобные приказы: «Расстреляно столько-то…», «расстреляно столько-то…» В Магадане стало прохладно, выпал сильный снег. В лагере отобрали человек сто для очистки снега. Попал и я в эту сотню. Нас повели на аэродром, где мы очищали взлетное поле. Ничего особенного там не было, запомнилось только тем, что только покушать дали получше, и всё. 35)) С нашего лагеря ежедневно отправляют людей на прииски Колымы. Однажды меня нашел Роншток. Обнял и, поцеловав, сказал: «Лёня, прощай! Через несколько минут еду в Южное направление. Что за управление, что меня ждет. как там будет – понятия не имею… Желаю, чтобы ты попал туда же, куда и я. Так долго судьба вела нас вместе, неужели сейчас разлучит? А если не встретимся больше, то запомни адрес моей жены и сына, они живут в Киеве», (улицу я уже забыл), «ты должен раньше меня освободиться – зайди к ним и всё обо мне расскажи. Я со своей стороны им о тебе уже писал, и всегда буду о тебе им писать, так что ты у них будешь вроде как мой сын!» Выступили у нас обоих слёзы на глазах, мы обнялись, и на этом расстались. Больше о Ронштоке до сегодняшнего дня я ничего не слышал. 36)) Людей отбирали на этап в разные управления Колымы. Это были Южное управление, Западное управление, Восточное управление (это, кажись. Чукотка), Юго-Западное управление и самое страшное Северное управление.37)) Выдали нам зимнее обмундирование: новые валенки, суконные портянки, кальсоны, рубашку, верхнюю рубашку из чертовой кожи, ватные штаны, ватную фуфайку, ватный бушлат до колен, теплую матерчатую шапку и суконные рукавицы. . Те вещи, что были на мне со времени ареста, конечно самые неважнецкие, (а хорошие вещи давно забрали уголовники и во Владивостоке, и в Магадане) - они не нужны были на приисках, толку от них там никакого. Ну а такая мелочь, как разные фотографии, принадлежности вроде врачебных, другое подобное - нигде не забирали, оно никому и не были нужно. Теперь одна была забота у людей – что ждет впереди, как оно будет дальше, где и в каких условиях придется работать, доживем до конца срока? Мы уже поняли, что нас везут на Север… Примечания. 33)) Автор неточен Вот факты. На основании решения ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1931 года был организован Государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы (Дальстрой). Директором этого треста ноября 1931 года по декабрь 1937 года был дивизионный интендант Э. П. Берзин. Потом его отозвали в Москву, где арестовали и в августе 1938 году расстреляли, а с декабря 1937 года по .середину 1939 года директором Дальстроя был К. А. Павлов, комиссар госбезопасности 2-го ранга..(Этот ещё долго служил в органах ГБ, дослужился до генерал-полковника, и в 1957 году, после начатых ХХ съездом разоблачений сталинизма – застрелился). Для обеспечения имеющихся и планируемых работ Дальстроя на территориях, где практически не было населения, в апреле 1932 года был создан Северо-восточный исправительно-трудовой лагерь (СВИТЛ), входящий в структуру Дальстроя, Руководителем СВИТЛ с сентября 1934 г. по декабрь 1937 г. был капитан ГБ И.Г.Филиппов, в декабре 1937 г. его арестовали, и в 1938 г. он умер в магаданской тюрьме. С декабря 1937 г. по сентябрь 1938 г. СВИТЛ возглавлял полковник ГБ С.Н.Гаранин (а 1938 г. арестован и осуждён к заключению). Таким образом, С.Гаранин никогда не был директором «Дальстроя», а в вышеупомянутый период не работал в этой структуре вообще. Вышеупомянутый приказ мог быть подписан только тогдашним директором «Дальстроя» Э.Берзиным. 35)) С. Гаранин действительно прославился своими расстрельными приказами по СВИТЛ, много раз упоминаемых мемуаристов в последующем. Но в сентябре 1937 года руководил СВИТЛом не он, а Т.Г. Филиппов. Им-то скорее всего и был подписан упоминаемый здесь «первый расстрельный приказ». Шаламов вспоминал: «Филиппова на посту сменил Гаранин, развивший бурную кровавую деятельность. Я видел Гаранина раз пятьдесят. Лет сорока пяти, широкоплечий, брюхатый, лысоватый, с темными бойкими глазами, он носился по северным приискам день и ночь на своей черной машине "ЗИС-110" (неточность Шаламова - ЗИС 110 стали выпускать с 1946 года, здесь речь может идти о ЗИС-101, но скорее - об М-1, "Эмке"- В.Л.). После говорили, что он лично расстреливал людей. Никого он не расстреливал "лично" - а только подписывал приказы: Гаранин был председателем расстрельной «тройки». Приказы читали день и ночь: "Приговор приведен в исполнение. Начальник УСВИТЛ полковник Гаранин". Эти многократно слышанные автором воспоминаний гаранинские приказы так въелись в его память, что все приказы за период до декабря 1937 года он приписывает тоже С.Гаранину. заодно приписав ему должность директора «Дальстроя», но это – не так. 35)) Автор неточен. Вот цитата из Интернета: «Выполняя постановление СТО, Дальстрой приступил к строительству местных аэродромов для самолетов типа У-2. На берегу бухты Нагаева построили городок для авиаторов, где разместился штаб авиаотряда с гостиницей для экипажей транзитных рейсов и ремонтные мастерские. В берег бухты выше приливной волны вбили стальные сваи для крепления самолетов, и аэродром был готов. В октябре 1933 г. Нагаевский водный аэродром был передан из ведения Гражданского воздушного флота СССР Управлению морского транспорта Дальстроя. Еще долгое время самолеты садились летом на воду, зимой на лед. … В 1938 г. была создана комиссия для выбора площадки под строительство аэродрома в районе 20-30-ти км от Магадана. Решено было расположить аэродром на 13-м км основной трассы, он был сдан в эксплуатацию в начале февраля 1940 г. В настоящее время здесь находится база малой авиации.» Таким образом, с начала 30-х годов и до февраля 1940 г. в Магадане был только один аэродром - водный. Зимой самолёты садились на лёд, но в сентябре 1937 года никакого льда не могло быть и в помине, так откуда же взялась очищаемая автором площадка? Он явно что-то путает. 36)) Если жена и сын Ронштока жили в Киеве, а не в Москве, то это лишнее доказательство, что он не являлся какой-то важной фигурой в Коминтерне. Но вообще удивляет, что Роншток имел возможность писать своей семье. И почему он так уверен, что его жену тоже не арестовали? И, наконец, он же знает, что его собеседнику сидеть на Колыме ещё 9 лет. Какие же тут могут быть: «Передай привет супруге…»?.. Весь этот разговор мне кажется каким-то недостоверным. 37)) Вот более полные данные. СВИТЛ осуществлял обслуживание Северного, Южного, Юго-Западного, Западного, Тенькинского, Чай-Уринского и Индигирского Горнопромышленных управлений, разрабатывал несколько десятков приисков и рудников — «Штурмовой», «Пятилетка», «Ударник», «Мальдяк», «Чай-Урья», «Юбилейный», им. Тимошенко и др., строил и обслуживал обогатительные и золотоизвлекательные фабрики, осуществлял поисковые и разведочные работы на золото на территории в Колымо-Тенькинском, Кулинском, Суксуканском, Дерас-Юнегинском и Верхне-Оротуканском оловоносных районах, в том числе с попутной добычей на коренных месторождениях «Бутугычаг», «Кинжал», «Пасмурный» и на россыпных — «Бутугычаг» и «Таежный», и так далее. Глава 12. ПУТЬ НА ПРИИСК. На следующий день после разлуки с Ронштоком и мне в бане выдали зимнее обмундирование, а ещё через день нас, человек 200 или 300, собрали и по списку погрузили в крытые брезентом грузовые автомашины. В каждую помещалось около 30 человек… Сидели впритык на лавках, друг против друга. У меня был мешок, в нём - моё бобриковое пальто, штаны, пиджак, ещё какие-то тряпки, а также мой обвинительный акт на двух листах. Каждому выдали пайку (700 грамм хлеба и баланду), и мы тронулись в путь. Поехали по неизученному нами в школе и плохо знакомому даже по литературе краю. Выехали в полдень. К вечеру переехали первый перевал. Вдоль дороги тянулась тайга, но не та, что в Сибири. Деревья – пихта, сосна, какое-то стелящееся по земле и по скалам растение, - похоже на ёлку, но иглы большие, как у кедра. Деревья росли кое-где - густо, но в основном – редко. 38)) Переехали перевал, и сразу стало очень холодно. Вроде как в сказке про Снежную королеву… Люди начали мёрзнуть, и я тоже. Пришлось нам в машине и танцевать, и друг дружку матюкать для разогрева. К вечеру в каком-то посёлке нас выгрузили и дали погреться в пустых бараках. На отдельных утеплённых машинах ехала охрана, делать ей было нечего - куда тут сбежишь?.. И поняли мы, что нас направили в самое гиблое - Северное управление…39)) Куда именно – никто не знал. От местных заключенных узнали, что находится Северное направление от Магадана в 500 км на Север, и морозы там доходят до 60 градусов, и ниже… Говорили, что работают там на добыче золота по 6-7 часов с выходными днями, получая в месяц до двух-трёх тысяч. Всё это впоследствии оказалось брехней, но из наших многие этому тогда поверили. В машине я сошёлся с 4-мя ребятами моего возраста: Шура Гапонов, крымский татарин Джафар Ибрагимов, днепропетровец Николай Анчак и москвич Николай Багдашев. 40)) Ночью снова погрузили нас в машины и повезли. Спать приходилось в машинах, сидя. Ели мы раз в день, где-нибудь в посёлке. На второй или третий день человек пять отморозили себе кто - палец на руке или на ноге, кто лицо, - у кого-то нос прихватил, у кого-то - шкура на щеках начала чернеть… В посёлках врачи таким смазали мазями отмороженные места. Мороз крепчал и крепчал. Не помню на который день мы приехали в посёлок Ягодный. 41)) Здесь с утра нам дали отдохнуть часов 4-5, в сносной теплоте. Те, кто обморозился - принимали медлечение, а то у некоторых уж начали гнить пальцы… Двух даже оставили, забрав в больницу., т.к. надо было удалять пальцы на ногах. Я и мои новые друзья испытания морозом выдержали, хоть и мёрзли как никогда… Потом мы снова тронулись в путь. Как переехали первый перевал (он километров в 60-80 от Магадана) - пошли сплошные горы, горы и горы. Ехали в долинах среди гор. Горы невысокие, довольно пологие, ровные рельефы, но были и горы с грозными скалами. Часто попадались перевалы среди гор, ехали мы тогда довольно рядом со страшной крутизной до 200-300 метров, и буквально она от дороги в 2-3 метрах. Всё тут зависело от шофера. Ведь кругом снег. Если что – ухнем в обрыв, и прощай жизнь! Горами я любовался на тощий и голодный желудок. В среднем на мой глаз горы доходили до 1500 метров. 41)) Но какой же был холод – просто до костей пробирал, хотя машина и была обтянута брезентом, и сильных сквозняков не было. Выехав из посёлка Ягодный, мы через час или два примерно прибыли в какой-то большой посёлок. 43)) Нас выгрузили из машин и повели в бараки. Немного отогревшись, стали выяснять у местных заключенных: где мы? Я нашёл земляка из Днепропетровска, и он сообщил: «Это – прииск имени Водопьянова, Северного управления… А главное управление Северного управления – под горою, смотри!» Я посмотрел: под горой был большой посёлок, стояли четыре хороших одноэтажных дома из бревен, и ещё два дома - двухэтажных. Вот сюда нас и везли из Магадана на машинах около двух недель. В этом посёлке жили те, кто приехал на дикий Север либо в порыве романтики, либо в поисках счастья, некоторые - по партийной линии… Таких было большинство. Ещё часть была завербована через органы НКВД, обещавших им большие заработки при минимуме работы - только гонять зеков, чтобы те лучше трудились на благо своих надзирателей… Земляк посоветовал: «Постарайся попасть в мастерские, слесарем или монтёром, а то - пропадёшь в забое… С конца сентября…» (мы приехали в конце октября) «…в забое стали работать по 12 часов, а денег за работу не платят, выходных - нет, и морозы уже доходят за 50-55 градусов, а людей всё равно гонят на работу… 44)) Уж многих за отказ работать забрали в Центральный изолятор… С сентября по октябрь прочитали около десяти приказов о расстрелах нового директора Колымы Гаранина. 45) А до этого пса мы работали по 7 часов зимой, и с выходными днями, а в мороз свыше 60 градусов на работу не ходили вовсе, - заготавливали в эти дни дрова для лагеря, занимались прочими необходимыми работами. А сейчас политических поснимали с работ, хоть как-то связанными с механизмами, и вытурили из контор, - теперь они работают только в забое. Что за времена настали – не могу понять!» - жаловался земляк. Хотя сам, кстати, сидел за кражу, и работал - в гараже. Дополнение. При подъезде к прииску мы на машине вначале поднимались в гору, или ехали среди невысоких пологих гор, а когда выехали наверх - оказались на небольшом плато, и перед нами открылся вид с высоты метров 200-300 на долину, которая шла с запада на северо-восток, полу - дугой. Ширина долины – до 1000 метров, иногда чуть больше. Не было конца и края этой долине, 46)) в которой мне пришлось провести долгих 9 лет, где не раз спасался я от смерти, не раз замерзал, не раз как пьяный шатался от голода и болезней, под прикладами стрелков забирался в забой, чтобы работать, работать и работать… невзирая ни на что… А пока же мы свернули влево на спуск, дорога шла такими крутыми поворотами, что просто ужас, но всё прошло благополучно, и мы прибыли на место. 38)) Автор не точен. Вот цитата из Интернета: «Тайга расположена южнее и западнее зоны тундры и занимает все пространство Охотско-Колымского водораздела — бассейна реки Колымы и верхнюю часть бассейна реки Анадырь (Чукотка). В тайге нашей области нет обыкновенной сосны, пихты, сибирской ели. Здесь безраздельно господствует даурская лиственница. И только на юге области, по долине реки Яма, имеются небольшие рощицы сибирской ели. Лиственница — самая морозоустойчивая и светолюбивая хвойная древесная порода. Высоко в горах на сухих каменистых почвах успешно переносит суровые зимы Севера хвойный кустарник — кедровый стланик. Он имеет стелющиеся ветви длиной 2,5—6 метров. Зимой кедровый стланик обычно скрыт под снегом, а летом образует труднопроходимые заросли.» Таким образом, видеть пихту и сосну автор никак не мог, а только – лиственницу и кедровый стланик. 39)) Вот факты, взятых из Интернета: «Впервые россыпи золота в бассейне речки Хатыннах были обнаружены в 1929 году.. Непосредственное исследование бассейна началось через пять лет… в 38 километрах от устья речки Хатыннах возник одноименный поселок, в котором заработал прииск им. Водопьянова. Первое золото в валютную кассу страны горняки этого прииска сдали 14 августа 1934 года. А 5 сентября 1935 года в Хатыннахе было образовано Северное горнопромышленное управление, вошедшее в состав “Дальстроя” Именно с Хатыннаха началось бурное развитие Ягоднинского и соседнего Сусуманского районов. Какое-то время он служил форпостом разведки и освоения недр, а в дальнейшем и эксплуатации месторождений золота. Здесь располагался штаб геологов и горняков Северного горнопромышленного управления. Отсюда направлялись поисково-разведочные партии в разные районы центральной Колымы... Во второй половине 30-х годов Хатыннах представлял собой административную единицу политической и хозяйственной власти, охватывающую огромную территорию с развитой инфраструктурой: НКВД, горным управлением, мехмастерскими, базами, редакцией газеты, больницей, школой, клубом, столовой и т. д. Здесь была создана мощная конная база, обитатели которой использовались на транспортировках многочисленных геологических грузов, а также на горных работах...” С возникновением поселка и образованием в нем горного управления началось интенсивное развитие золотодобывающей промышленности в этом районе.» 40)) Личности не установлены. 41)) Ягодное, Ягодный — посёлок, ручей (левый приток реки Дебин). В 1928 г. на этом ручье работа¬ла геологическая партия. Поиско¬виков поразило обилие ягод, ру¬чей так и назвали - Ягодный. В 1936 г. здесь возник одноимён¬ный посёлок. 42)) Из Интернета: «Колымская горная область …расположена в верховьях Колымы и её правых притоков. Административно она располагается на территории Магаданской области. Восточная граница ее проходит вблизи горных массивов, образующих водораздел рек Северного Ледовитого и Тихого океанов. Область состоит из двух крупных географических единиц - Верхне-Колымского и собственно Колымского нагорий. Южные районы области образуют Верхне-Колымское нагорье. На западе оно граничит с хребтами Тас-Кыстабыт и Сунтар-Хаята, на севере к нему примыкают цепи хребта Черского. Южная окраина нагорья проходит вдоль массивов, образующих Охотско-Колымский. Перевалы чаще расположены на высотах 1000-1200 м, реже до 1800 м. Система Колымского нагорья простирается на юге области в северо-восточном, далее в северном направлении до долины Большого Анюя. Южная граница его - горы Охотско-Колымского водораздела, на севере подступает Юкагирское плоскогорье. Колымское нагорье состоит из сильно расчлененных среднегорных массивов. Средние высоты нагорья составляют 1300 м. Рельеф несколько сглаженный, хотя высокогорье отличается резкими формами. Перевалы имеют высоты 1000-1300 м,» 43)) Имеется в виду посёлок Хатыннах, названный по протекающей рядом речке, название которой, в свою очередь, произошло от якутского слова Хатыннаах - “изобилующий березами” 44)) Автор не точен. Он датирует свой рассказ октябрем 1937 года, тогда как вот факты из Интернета: «положение заключенных на Колыме стало резко меняться буквально спустя несколько дней после того, как "Дальстрой" в декабре 1937 г. возглавил старший майор госбезопасности К.А.Павлов. С 18 декабря 1937 г. были отменены все лагерные льготы, введен двенадцатичасовой рабочий день, восстановлены ночные работы и т.д.» Таким образом, ранее середины декабря 1937 года происходить процитированный разговор никак не мог. 45)) Как уже говорилось, до начала декабря 1937 года С. Гаранин в Дальстрое не работал, и подобных приказов отдавать не мог, а «начальником Колымы» никогда не был вообще, являясь лишь начальником СВИТЛ и помощником директора Дальстроя К. Павлова. 46)) Имеется в виду долина в бассейне реки Хатыннах, притока реки Колыма, в 600 километрах севернее Магадана, Глава 13. ЛЕДЯНОЙ АД КОЛЫМЫ. На вторые сутки собрали нас, 120 человек, и в сопровождении десяти стрелков повели по долине дальше, на северо-восток. Пройдя километров шесть, мы пришли в лагерь. Он назывался «Нижний Хатыннах» (от речушки, которая протекала по этой долине, - у местных жителей она называлась Хатеннах), или - лагерный пункт №6. 47)) Лагерь стоял на небольшой возвышенности. Бараки сложены из бревен, вокруг лагеря - колючая проволока. Вышки со стрелками. С северной стороны лагеря протекла речушка (в это время она была скована льдом), шириной где три, где - шесть метров, за речушкой - поселок для договорников. С запада и востока тянулись горы. Одна, в 10 км на запад - высокая, километра в два высотой. По дороге в лагерь не раз встречали бригады заключенных, грузивших обломки скал, и отвозивших их в сторону. Перед входом в лагерь нас поджидало лагерное начальство. Мы подошли, остановились. Вышел вперед начальник лагеря - в богатой шубе и унтах, в сопровождении десяти человек, все – тоже в мехах. И он обратился к нам так: «Граждане заключенные! Слушайте, что я вам сейчас скажу, и запомните это до самого дня своего освобождения… Мы вас сюда, на Колыму, не приглашали, а мы вам дали сроки. Их вы получили за свои преступления на материке. Вы находитесь в исправительно-трудовом лагере, и за свои преступления должны честно и самоотверженно работать, - такой у нас закон. Предупреждаю: отказавшихся работать будем расстреливать - за контрреволюционный саботаж… Кто захочет объявить голодовку – это ваше право. Этого мы вам запретить не в силах… Но просто подождем, пока голодающий подохнет» (сказал – не «умрёт», а именно – «подохнет»), потом составим акт о смерти – и будет он после лежать в вечной мерзлоте до страшного суда. Есть у вас ещё одно право -жаловаться. Это вам разрешено. Жалуйтесь во все органы Советского государства, но от работы по этому поводу никто освобождать не будет. За выполнение норм выработки - 800 грамм хлеба и три раза в день приварок. Что будет за невыполнение - узнаете сами в бараках.… А теперь можете идти в лагерь, там каждому отведут место в бараке!» Вот как нас встретило лагерное начальство. Я, правда, не очень расстроился, но большинство от такой встречи окончательно пало духом. Нас привели в лагерь, завели в пустой барак, 48)) дали немного дров, и мы затопили две железные плиты. Немного потеплело. Потом пришёл какой-то уголовник, наш «ротный» 49)) , и повёл все 120-ть человек в столовую. Там нам дали суп – почти вода, ещё - по четыре столовых ложки гречневой каши, по стакану чая и 800 грамм хлеба. «Ротный» предупредил, что завтра в обед получим только хлеб, так что: «Берегите еду, чтоб и на утро осталось, а то до 12 часов дня жрать захочется!» Вечером к нам в барак пришёл бригадир одной из бригад «политических», Зиновский 50)), и взял меня, Гапонова, Анчака и .Ибрагимова к себе в бригаду. Богданова на этап на Нижний Хатыннах не взяли – он был осужден в Белоруссии за политические высказывания, а там политическая статья совпадала с хулиганством 51)), и полтора года Коля считался как бытовик - хулиган, и был занят в бригаде бытовиков, где можно было жить мало-мальски сносно. У нашего же бригадира была бригада в 120 человек, И он сам, и все в этой бригаде были политическими. На Колыме вообще все бригады были однородны: либо чисто политические.¸ либо – бытовые. В 1937 г., когда я приехал, среди зеков были и те, кого осудили за хищение сельхозпродуктов по статье 7/8 1931 года. 52)) Так вот, все они до августа 1937 года были как политические преступники, но единственная их вина часто была лишь в том, что тот или иной селянин взял себе колхозного зерна горсть. несколько колосков. В селе ведь был буквальный грабёж и голод, с 1929 по 1934 годы… И вот этому голодающему селянину давали 5-7-10 лет по политической статье. 53)) Но потом эту статью им заменили бытовой (то есть уже не контрреволюция, а - воровство), и им в лагере стало немного легче. В народе об этой статье говорили: «осужден за колоски по указу семь-восемь». Ведь начиная с 1935 года пошли аресты по всей нашей великой матушке России, и вновь арестовываемым давали только политические статьи, так что политических скоро стало через край, вот и пришлось части осужденных заменить политическую статью на бытовую. Наш лагерный пункт почему-то считался штрафным 53)), но работали там по столько же часов, что и на других пяти лагпунктах. Располагался лагерь с края долины на небольшой возвышенности метров на десять. В длину был с севера на юг метров 800 или чуть больше, в ширину метров 250-300.С севера была речушка шириной 5-6 метров и глубиной около метра. Рядом - деревянные дома для начальства и охраны. От речушки к нам - колючая проволока, место ровное, без холмов. В восточном углу лагеря стоял РУР - так называемая «рота усиленного режима», лагерная тюрьма. Сделан РУР в виду сарая из бревен, 7 на 8 метров, посредине железная печка, с одного из краев - двойные деревянные нары, обитые по краям железом, чтобы нельзя отодрать доски с нар. Внутренняя дверь из стальных прутьев в 20 мм, открывалась наружу. Решетки такие, чтобы голова не могла пролезть. Наружная дверь – деревянная. Сажали в РУР всех без исключения, за всякие провинности – и по работе, и по поведению. Политических мог посадить любой придурок (это те, кто нами командовал из заключенных, по бытовым статьям), а такжеь - любой начальник и охранник. Давали РУР минимум 10 суток, максимум - не более трёх месяцев. Попавшие туда зимой получали на сутки одно ведро дров, 300 грамм хлеба, кружку кипятка, и на работу гнали под конвоев - как и всех. Правда, работали – кто как мог… В РУРе кто - что-то делал, кто ходил из угла в угол, чтобы согреться, т.к. сил не было даже держать лопату или метлу, а кто – просто дожидался смерти. Отошедших за колышки зоны, где был РУР, стрелок (их при РУРе было до шести) мог застрелить без предупреждения. На обед из РУРа не водили, баланды им не давали, хлеба приносили 300 грамм на место работы, и ещё - по кружке несладкого кипятка. Стрелков на морозе регулярно сменяли, а РУРовцы стояли по 12 часов, как и все. Но мы хоть в бригадах получали кто 800, кто 700-600-500 (в зависимости от выработки) хлеба и 2-3 раза баланду, и спали в мало-мальски тёплом барке, да ещё и на соломенных матрасах, и одеяло у каждого. А в РУРе – ни матрасов, ни одеял - абсолютно, и дров хватало на 1-2 часа. А потом так делали: по очереди рвали на себе фуфайки, и потихонечку палили – чтоб только дыхнуть тёплого воздуха. Если на дворе было 50 градусов, то в РУРе - 40-45, вот и гуляй как хочешь. Метрах в 20 от тюрьмы в зоне по югу стояла лагерная пекарня, там для нас пекли хлеб. Чуть поодаль - лагерная столовая. За ней – УРБ контора, где делали учет работы лагеря, 55)) – там работали заключенные-«бытовики». От УРБ в ста метрах стояла вахта и лагерные ворота, этой площади было в длину метров 200-250 и ширину 40-50. За УРБ - домики помощника начальника Лагеря, старосты лагеря, ещё каких-то лагерных госпридурков, тоже из заключенных. От этих строений кругом стеною поднималась возвышенность метров на 10, и снова шла ровная площадка шириной метров 250-300, и длиною метров до 800, где по краям лагеря, метрах в 20 от проволоки, стояли деревянные бараки, штук 30-35, и 5-6 палаток, но из фанеры. На этой возвышенности у вахты была лагерная больница, но больных в неё не клали, там и коек не было, вовсе. Ещё против УРБ стоял небольшой сарай – склад лагеря. В столовую, в УРБ и в вахту вели ступеньки лестницы, к вахте была сделана дорога. При выходе на работу бригады выстраивались вниз от вахты и до пекарни. Людей в лагере было до 3, 5 тысячи, но иногда было и две тысячи, и меньше, но не меньше тысячи. За зоной были слесарные и плотницкие мастерские, электрики, в основном тоже бытовые, но брали и политических - молодых и «лёгких» статей, вроде «контрреволюционной агитации»… Бригадир привёл нас в барак, дал место на нижних нарах. Я лёг. Гапонов разместился надо мой, на верхних нарах. Ибрагимов лёг сбоку, Анчак - рядом с Гапоновым, наверху. Бригадир предупредил, что если кто-нибудь заболеет и почувствует высокую температуру – чтобы шёл в больницу заранее, к 4 часам утра. Потому что врач принимает с 5 или 5.30. и в день даёт освобождение от работы только на 24 человека. Если окажешься 25-м, то будь у тебя хоть 42 градуса, всё равно от работы не освободят. Таков лагерный закон, и нарушившего его больного выгонят из лагеря на работу, а то и РУРа дадут суток десять. «Знайте и помните это, ребята… Завтра познакомлю вас с вашей работёнкой!» В 10 часов вечера стали на поверку в бараке. Простояли с полчаса, потом зашёл дежурный по лагерю вместе с охраной, с ним помощник начальника лагеря и староста. Дежурный барака был с бытовой статьей. В каждом бараке был такой «ротный», его обязанность - шастать по бригадам и присматривать, чтоб никто не прятался от работы, а также получать для всей бригады талоны на хлеб и в столовую, на баланду, проверять, если ли больные, сверяться… Ну и все прочие жандармские дела по отношению к нам. «Ротные» были и в бытовых бригадах. Проверило нас высокое начальство, и дало отбой – спать. Все легли. Ну, братцы, утро вечера мудренее, что день грядущий нам готовит, и как пройдут года, которые нам влепили на материке за те разговоры. Оформили на долгие муки – смерть и нечеловеческие унижения. Был то ли конец октября, то ли начало ноября, мороз – уже за 50. А что же будет дальше?.. 56)) Примечание. 47)) Тут надо кое-что объяснить. Архипелаг ГУЛАГ состоял из отдельных исправительно-трудовых лагерей. В каждом таком ИТЛ - несколько отделений. Каждое из отделений делилось на расположенные отдельно «лагерные пункты», то есть – собственно лагерь. Каждый лагерный пункт, в свою очередь, состоял из «участков», которые, в зависимости от специфики деятельности, могли называться по-разному: «бригады», «командировки», «колонны», «трассы», и так далее. В данном случае лагерь – Северо-восточный ИТЛ, отделение – прииск Водопьянова с центром в посёлке Хатыннах, а лагерный пункт №6 – посёлок Нижний Хатыннах. 48)) Герою ещё повезло: в этом лагерном пункте зеков селили в бараки, а не в обыкновенные бараки, как делалось это тогда во многих других колымских зонах. 49)) Для удобства заключенные в лагере обычно были сведены в роты, а кое-где - ещё и во взводы и отделения. 50)) Личность не установлена. 51(( Неясно, что имеется в виду. 52)) Имеется в виду СОВМЕСТНОЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЦИК И СНК СССР Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности от 7 августа 1932 г., в котором, в частности, говорилось: «1. Приравнять по своему значению имущество колхозов и кооперативов (урожай на полях, общественные запасы, скот, кооперативные склады и магазины и т.п.) к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этого имущества от расхищения. 2. Применять в качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже десяти лет с конфискацией всего имущества.» Из Интернета: «Только в РСФСР по нему было осуждено в 1932-1939 годах 183 тысячи человек, в том числе, только в 1933 – 103,4 тысячи». 53)) Исходя из текста Постановления, дать меньше 10 лет никак не могли. 54)) Интересный момент: наш герой осужден на 9 лет не просто лагерей, а – самых страшных, колымских, в Северо-Восточном ИТЛ направлен на самое ужасное, Северное направление, и, наконец, даже и там сразу после прибытия его отправили не в какой-нибудь, а - «штрафной» лагерный пункт… Видимо, за что-то конкретно Советская власть его особо возненавидела, и сделала всё возможное, чтобы загнать его туда, откуда не возвращаются… А он, невзирая на всё, через 9 лет – вернулся!.. 55)) Имеется в виду учетно-распределительное бюро. 56)) Взял из Интернета немножко фактов о том, что ждало дальше моего героя и его колымских товарищей по несчастью: « НА 1 ЯНВАРЯ 1938 ГОДА …в Севвостлаге содержалось 90 741 человек, из них осужденных за контрреволюционные преступления — 34 569 человек, за преступления против порядка управления и бандитизм — 16 467, за должностные преступления — 3815, за преступления против личности — 4653, за имущественные преступления — 14 248, за хищение соцсобственности — 4431, за воинские преступления — 301, «социально-опасных и вредных элементов» — 10 139, осужденных спецтройками за нарушение закона о паспортизации — 1505, за хулиганство на транспорте — 109 человек. В период 1932-1937 гг. Дальстрой добыл почти 106 тонн химически чистого золота, из них: в 1932 г. - 511 кг, в 1933 г. - 791 г, в 1934 г. - 5515 кг, в 1935 г. - 14458 кг, в 1936 г. - 33360 кг, в 1937 г. - 51515 кг. С 1937 г. на рудниках “Кинжал” и “Бутугычаг” он стал добывать второй оборотный металл - олово. положению “политических”, необоснованно репрессированных. Большинство из них не только сознательно терроризировалось лагерной администрацией, как “социально чуждые” или классовые враги, но и физически уничтожалось. Причем, это происходило постоянно, будь то во время проведения одиночных или массовых акций. Наиболее кровавые из них пришлись на вторую половину 1937 г. и почти на весь следующий год. Тогда действовала Тройка Управления НКВД по Дальстрою (УНКВД по ДС). Согласно выявленным документам, она в первом составе рассмотрела за 1937 г.: с начала сентября до конца октября дела 2348 человек, за I декаду ноября - 118, за II - 270, III - 137 человек и приговорила из этого контингента к расстрелу 2428 человек. С 16 декабря 1937 г. по 15 ноября 1938 г. Тройка УНКВД по ДС во втором составе рассмотрела 10734 дела. Исходя из протоколов ее заседаний, был расстрелян 5801 человек. Таким образом, общее количество погибших более чем за год деятельности Тройки УНКВД по ДС в двух составах было не менее 8000 человек. Севвостлаг просуществовал до лета 1957 г. Он “умер” вместе с реорганизацией Дальстроя. Уже исследованные архивные документы позволяют говорить о том, что в Севвостлаге с 1932 по 1957 гг. содержалось не менее 800 тысяч человек, из которых погибло (умерло по разным причинам, было расстреляно) до 150 тысяч человек. К концу 1953 года Дальстроем всего было добыто 1059,1 тонн химически чистого золота, 55 340 тонн олова, 2 187 тонн вольфрама, 363 тонн кобальта, более 100 тонн урана» А вот ярчайший документ эпохи - самая лучшая песня про узников Колымы¸ под названием «Ванинский порт». Песня написана, очевидно, после Второй мировой войны (поселок и порт Ванино возведены в годы войны, когда взорвался порт в Находке) и не позднее начала 1950-х гг. Вот её текст: Я помню тот Ванинский порт И вид парохода угрюмый, Как шли мы по трапу на борт В холодные мрачные трюмы. На море спускался туман, Ревела стихия морская, Вставал впереди Магадан – Столица колымского края. Не песня, а жалобный крик Из каждой груди вырывался. Прощай навсегда, материк, Ревел пароход, надрывался. От качки стонали зэка, Обнявшись, как родные братья, И только порой с языка Срывались глухие проклятья. Будь проклята ты, Колыма, Что названа чудной планетой. По трапу войдешь ты туда, Оттуда возврата уж нету. Пятьсот километров тайга, Живут там лишь дикие звери. Машины не ходят туда, Бредут, спотыкаясь, олени. Я знаю, меня ты не ждешь И писем моих не читаешь. Встречать ты меня не придешь, А если придешь – не узнаешь. Глава 14. РАБЫ КОММУНИЗМА. В 5 утра ударили в рельс на лагерной площадке - подъём. Побежали в столовую. Дали поллитра баланды (вода!, в ней штук 25-30 крупинок с…. « (слово неразборчиво, возможно - сало?), и по стакану чая - тоже как вода. 57)) Выпили, вернулись в барак, а из него всей бригадой - к вахте. Мороз начал пробирать. Наконец начальство объявилось возле больницы и прочитало приказ Гаранина 58)) - расстреляно ещё пятьсот человек. Но начальство фамилий прочитало только 5-10, указало общее количество расстрелянных, и – «Марш на работу!» (В нашем лагере в некоторых бараках нары стояли в 4 и 2 ряда, но в большинство бараков - 3-этажные нары. Вдоль одной стены и вдоль другой. Но это я – так, к слову). Пройдя от лагеря с километр, пришли к месту работы. Опишу теперь, что это за работа, и как она велась, чтобы в дальнейшем к этому не возвращаться. Долина, где находился прииск имени Водопьянова, в длину имела 25-30 км, и в ширину до 1 км, местами – полтора. На дне долины находилось золото (кровь дьявола, как его окрестили). Оно лежало на разной глубине, от 3 до 25 метров. За 9 лет, проведенных мною на прииске, мне всего трижды пришлось добывать «поверхностное золото», лежащее под мхом, на глубине 30-50 см. А остальное золото мы добывали глубже. На нашем прииске золото начали разрабатывать в 1932 году. Ещё тогда геологоразведка составила карту расположения залеганий золота, примерно определив его количество. Чтобы извлечь золото из золотоносной породы, её надо добыть и промыть, Но до неё долго добираться… Ведь если мощность пласта, к примеру, 2 метра, то там сверху ещё метров 3-4 и больше пустой породы… А работать можно только летом - всего три месяца. Да плюс сентябрь, - хоть и морозы уж начинаются под 10-15, но намыть золото ещё можно… За такой короткий срок такой мощности скальных пород много не намоешь, И всё из-за вечной мерзлоты: она в Колыме идет в глубину до 500 метров. Лета фактически нет до конца мая, и потом оно идет лишь до 1 сентября. За лето скала протаивает до 50 см, редко до 80 см, а мох до 20 см. По долине этой течет речонка Хатыннах шириной в 3-5 метров. Глубиною до полуметра – метр.. и всегда – с водой. За 9 лет не было случая, чтобы эта речка пересохла. Она служила прииску главной силой в отделении золота от скальной породы. Русло реки в зависимости от места выработки золота заключенные меняли, отводили то влево, то вправо, от 20 до 500 метров. Значит, чтобы быстро добраться до золотоносной порода, надо снять тот слой породы, который золото не содержит. Его мы снимали после промывочного сезона, то есть с сентября по май. Но мерзлую землю кайлом и ломом не поломаешь, поэтому бурили бурки,, делали их глубже паром и длинными ломиками, выбирали из бурок грунт, и, подготовив участок к промывке, закладывали в бурки аммонал и взрывали Взрыв рыхлил мёрзлую породу, мы отвозили ее подальше и сваливали в отвалы до 10 и выше метров высотой. Это всё и было главной работой у нас, заключенных. 59)) Когда я в составе бригады пришёл к месту работы.. то бригадир дал мне метлу и велел: «Пару дней будешь здесь подметать дорогу, по которой везут пустую породу на отвалы, - чтобы комья породы не валялись, а то сани в них упираются полозьями, и лебедка начинает буксовать» Я взял метлу и стал заметить дорожку для саней по правую сторону дороги, а по левую подметал другой. У того, другого, видны были только глаза, так как он перевязал тряпкой рот и нос, чтобы не отморозить. Я нос себе не перевязывал никогда. Поравнявшись с этим человеком, я первый поздоровался, и он мне ответил. Потом стал меня расспрашивать, откуда я, где учился и работал, вообще – всё обо мне. Я всё рассказал. Потом он рассказал о себе. Предложил вначале: «Отгадай, кто я и кем работал?» Я так и не угадал. Тогда он сказал, что был главным хирургом Кремлёвской больницы. Я ему не поверил, тогда он говорит: «Вот придем в барак, я покажу тебе документы, тогда и поверишь!» 60)) Так хорошо прошёл для меня первый рабочий день, хоть и помёрз я изрядно. Работали мы по 12 часов, учитывая и час на обед. Зимою ходили обедать в лагерь (на это отводился час, иногда ещё 20-30 минут). Но основное было не во времени, В столовой за 30 минут получал несчастную баланду, которую уничтожал буквально за две-три минуты. А потом все начинали тянули резину, чтобы хоть немного согреться в столовой, и отдохнуть по пути к ней и обратно. Конечно, особо отсиживаться в столовой не давали многочисленные придурки, а также разные мясники из договорников, приехавшие за длинным рублем на наш нечеловеческий каторжный труд. Поэтому прошло полчаса, и свора этих прохвостов, как летний гнус гнала нас из лагеря в забой –нас, «фашистов», как звали политических до самых тех пор, пока я не уехал с Колымы в конце октября 1946 года. Но и любой бригадир тоже старался быстрее вывести бригаду из лагеря, боялсь, что за «нежность» к своим людям его снимут с бригады и направят в забой. Ещё также и то, что на каждого человека была своя норма кубометров породы, которую надо отгрузить и вывести в указанное геологами место. А норма - такая, что не знаю, как и выразиться… Люди ли её составляли, или форменные садисты.?!. Эта норма была до моего отъезда с Колымы без изменений, Зависела она от мощности забоя, если она была от 1 до 2 метров, тогда норма - 6 кубометров отгрузить и вывезти, от 2 до 3 метров – 8-10 кубометров, а от 3 и выше - 12-14 кубометров. Ещё зависело от того, какой грунт, и как взорван. Если грунт был в основном скалистый (а он всегда таким и был), то с трех…» На этом рукопись обрывается. Как прочитавший её до конца, могу засвидетельствовать: дальше описывались такие кошмары, в сравнении с которыми всё, что описывалось ранее, смотрится крымским санаторием. Две страшные вехи выделяются над всем этим ужасом длиною в девять лет: расстрельный 1938 год и голодный 1942… Примечание. 57)) Возможно – имеется в виду сало? . Кстати, в прошлой главе говорилось, что до завтрашнего обеда кормить не будут вообще, а тут - выясняется, что только хлеб утром не дают. 58)) Гаранин появился на Колыме лишь в декабре 1937 года, поэтому отдавать подобные приказы месяцем ранее он никак не мог. 59)) Из Интернета: «За 1932-1941гг. большая часть тяжелейших работ, как, например, снятие значительного слоя так называемых торфов, т.е. верхнего слоя почвы, под которым находилась содержащая золото порода, пришлась на долю заключенных. Из всех орудий труда преобладали кирки и лопаты. О степени механизации труда в этой области можно судить по следующим данным: в 1932-1934 гг. экскаваторы не использовались вообще, начало некоторой степени механизации приходится на 1935г. Экскаваторами было отработано 9,3% от общего объема вскрытых площадей, остальные 90,7% отработали заключенные. Самый низкий процент степени механизации труда в этом виде работ за 1935-1941 гг. приходится на 1937 г. - 6,4%, в дальнейшем он возрастает до 17,4% в 1940 г. и 34,1% в 1941 г. Трудовые показатели определялись выполнением директивно установленных норм выработки. Они, в свою очередь, зависели от нескольких условий: температуры - например, зимой 1936-1937 гг. нормы выработки были рассчитаны для ведения работ при температуре -20° до Яблоневого хребта и -30° за ним, при более низких температурных показателях нормы изменялись и рабочий день сокращался; продолжительности рабочего дня - официально нормы были рассчитаны на 8-часовой рабочий день, но приказами руководители Дальстроя увеличивали его до 10-11 часов; вида земляных работ - это разного рода производственные операции, такие, как взрывание шпуров, разрыхление грунта с оттайкой и без нее, перевозка породы на тачках, вагонетках и т.д.; вида грунтов, с которыми приходилось работать - они подразделялись на шесть категорий, в зависимости от их плотности и, следовательно, сложности работы с ними; границ мерзлого слоя - т.е. глубины, на которую требовалось вести тот или иной вид земляных работ ( для работ по перевозке грунта в этом пункте указывалось расстояние от места загрузки породы до места ее выгрузки). 60)) Личность установить не удалось. Возможно, имеется в виду этот человек, - цитата из Интернета: «Яков Соломонович Меерзон, один из самых известных колымских хирургов. У него было неблагополучное родство – его двоюродным братом был Иона Эммануилович Якир, его родная сестра Надя была замужем за вторым секретарём Московского городского комитета партии Корытным, расстрелянным в 1937 г. До своего ареста Яков Соломонович был любимым учеником и старшим ассистентом академика Сергея Ивановича Спасокукоцкого. Его ожидала блестящая карьера, но грянул 1937 год. Яков Соломонович был арестован и обвинён в том, что он в составе преступной группы, возглавляемой Спасокукоцким, в ту пору главным хирургом Лечсанупра Кремля, готовил убийство товарища Сталина. Яков Соломонович не давал признательных показаний, требовал очной ставки со Спасокукоцким. В это время период ежовщины кончился, НКВД возглавил Берия, начался небольшой период послаблений, кое-кого из заключённых на Лубянке начали выпускать. Якову Соломоновичу попался на глаза клочок газеты, на котором был напечатан указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении академика С. И. Спасокукоцкого орденом Ленина. Яков Соломонович упросил своего освобождаемого сокамерника разыскать в Первой Градской больнице Александра Николаевича Бакулева (ученика и ближайшего помощника Спасокукоцкого) и рассказать ему об угрозе, нависшей над их учителем. Сокамерник оказался человеком мужественным, разыскал Бакулева и передал ему всё, что он услышал от Меерзона. Бакулев был из одной деревни с секретарём Сталина Поскрёбышевым. Он попросил последнего о встрече, они поговорили, после чего вопрос о участии Меерзона в преступной группе, возглавляемой Спасокукоцким, отпал. Но на Лубянке сам факт ареста являлся признанием виновности арестованного. Следователь стал требовать от Меерзона признания в том, что он… гомосексуалист. Яков Соломонович возмутился: «У меня двое детей, я женат». Свои десять лет он получил по 58-й статье и был отправлен на БАМ – строительство «магистрали века» началось ещё до войны. Через год, работая хирургом в лагерной санчасти, он увидел своего следователя, одетого в лагерный бушлат. «Ты ещё жив, идиот? – приветствовал бывший следователь Якова Соломоновича. – Если бы ты подписался под тем, что ты педераст, то получил бы свои три года по бытовой статье и вернулся бы домой. Теперь же будешь гнить здесь вместе со мной». Яков Соломонович поник главой, понимая всю правоту своего мучителя. Ещё через год он был этапирован на Колыму. Будучи блестящим хирургом, он вскоре прославился на всю Колыму, к нему стекались больные из лагерей. О нём написал Варлам Шаламов в «Колымских рассказах» в новелле «Курсы». Только на Колыме могла случиться история, которую я расскажу ниже. Однажды Меерзона вызвали с вещами на вахту, посадили в кузов грузовика и повезли в Магадан. Яков Соломонович ничего хорошего от этой поездки не ждал. Новое дело, новый срок… В Магадане его привезли к начальнику МагЛага Александре Романовне Гридасовой, гражданской жене Никишова, начальника Дальстроя. – Я назначаю вас главным врачом больницы МагЛага, – сказала она Меерзону. – Но я же заключённый, в больнице охрана… – Пусть это вас не волнует, – сказала ему Гридасова и вызвала в кабинет начальника охраны: – 3/к Меерзон назначен главным врачом больницы МагЛага. – Слушаюсь – ответствовал тот. Каждое утро майор, начальник охраны, докладывал Меерзону: «Гражданин начальник, в вверенной вам больнице происшествий не произошло». В 1947 г. Меерзон освободился из лагеря и был направлен на спецпоселение в Нексикан, где стал заведовать хирургическим отделением больницы Западного горнопромышленного управления. Через полгода он был снова арестован и несколько месяцев провёл в камере районного отдела МГБ. В конце концов его вызвал начальник райотдела майор Шифрин и объявил, что ему назначена ссылка до особого распоряжения. «Когда последует особое распоряжение?» – поинтересовался любознательный Яков Соломонович. – «После полной победы коммуниза в СССР», – ответил майор Шифрин. Ошибся майор, кстати, вскорости изгнанный из органов – фамилия подвела. Свобода пришла раньше. После смерти Сталина Яков Соломонович был амнистирован, позже реабилитирован. Он уехал с Колымы в Щёкино, под Тулой, несколько лет проработал там заведующим хирургическим отделением, оставил работу – ему было в то время далеко за 70 лет, – сотрудничал в местной газете. К его 80-летию Магаданский облисполком прислал ему приветствие и ценный подарок. Он и его жена, Зоя Андреевна Чертова, работавшая с ним на Колыме, похоронены на Яснополянском кладбище.» То есть мужчина с метлой был не главным кремлёвским хирургом, а лишь членом руководимой им контрреволюционной банды?.. Но тут нестыковка в датах: речь идёт о периоде уже бериевском, а в воспоминаниях - ещё расцвет ежовщины. Немножко - о «главном хирурге». . Сергей Иванович Спасокукоцкий (1870-1943 г.г.) - замечательный русский хирург, подлинный мастер хирургической техники - обогатил хирургическую науку исследованиями по ряду важнейших её разделов, воспитал целое поколение русских хирургов и создал передовую научную хирургическую школу. Судя по вполне успешной биографии, репрессирован он так и не был. Ещё одна интересная цитата из Интернета: «Во 2-м Московском медицинском институте клиникой факультетской хирургии в течение многих лет (1926-1943) заведовал известный хирург-профессор, а впоследствии академик - С. И. Спасокукоцкий. В числе его ассистентов был некий доктор Арутюнов. В 1938 году он был арестован органами ГПУ и, как всегда, исчез бесследно. Причина ареста, тоже как всегда, оставалась неизвестной. Эпизод этот вскоре был забыт как не представлявший чего-либо необычного для того времени, да и ранг исчезнувшего не способствовал долгому сохранению памяти о нем и интереса к нему. Неожиданно в 1940 году партийная организация института (Арутюнов был, кажется, членом КПСС) получила письмо от Арутюнова, написанное на листке ученической тетради и присланное, по-видимому, кем-то, освобожденным из заключения, по просьбе его "односидельца" - Арутюнова. В этом письме Арутюнов писал, что он осужден на 10 лет за участие в контрреволюционной организации, возглавлявшейся Спасокукоцким, в которую тот его вовлек. Далее он писал, что был уверен, что Спасокукоцкий расстрелян (по-видимому, на следствии Арутюнов все признал), раз он, только сообщник главаря организации, осужден на 10 лет. Случайно в концлагере в его руки попал клочок газеты с указом Президиума Верховного Совета о награждении профессора Спасокукоцкого орденом Ленина, и что, следовательно, он не только не расстрелян, но жив, здоров и пользуется благосклонностью Советского правительства (в дальнейшем был избран в Академию наук СССР). В связи с этим Арутюнов просит партийную организацию института ходатайствовать о его освобождении, как невинно осужденного. Его просьба осталась без последствий, никто не решился вступить в конфликт с ГПУ - МГБ, т. к. сомнения в обоснованности ареста в то время уже были преступлением против непогрешимости ГПУ, а передача письма в судебные органы могла вызвать ухудшение в судьбе осужденного.» Две поправки к тексту: в описываемый период были не ГПУ, а НКВД, и не КПСС, а ВКП(б). ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Осталось рассказать немногое. В 1937 году моего родного дядю (брат отца) Евгения Куземко мобилизовали на срчную, которую он проходил в войсках НКВД, причём не где-нибудь, а в конвойных войсках на Колыме. Он охранял заключенных. В детстве много раз видел старенькое фото: молодой дядя в красивой энкаведисткой форме сидит на мотоциклетке и уверенно смотрит вдаль. На обороте написано: «Привет с Колымы!» Потом это фото куда-то затерялось… Знаю о дяде мало. О его колымских делах - вообще ничего. Про военный период - что дядя в составе конвойных команд часто приезжал на фронт, забирал в эшелон немецких пленных и отвозил в тыл. А уж в самом конце войны, где-то на даче под Москвой - охранял пленного фельдмаршала Паулюса. Причём приказано было следить не за тем, чтобы Паулюс не убежал (надо понимать, этим занимались другие), а за тем лишь, чтоб на него никто не напал. После войны дядя вернулся в Днепропетровск, поступил на работу в милицию, и вскоре умер. Как, почему, где похоронен, был ли женат, остались ли дети - в семье не рассказывали, а сейчас уж и спросить не у кого. Мой дядя - сталинский палач, пусть и – самого маленького ранга… В команде с прочими палачами - мучил, терзал, расстреливал… Его вина - это вина всего моего рода. На миллионы жертв были миллионы палачей, которые зачастую потом сами становились жертвами. Интересную вещь заметил: многие из служивших в конце 30-х годов на Колыме чекистов имели какие-то пятнышки в анкете. Начальник Дальстроя К.Павлов. например, ещё в гражданскую однажды в 1918-м при отступлении потерял партбилет, за что ему прервали партстаж, и приняли в партию по новой… Начальник Северно-восточного ИТЛ Гаранин в 1935 году получил выговор «за связь с социально чуждыми элементами» (родители его жены были раскулачены. А начальник Управления НКВД по Дальстрою Сперанский – из дворян , ещё и из царских поручиков, да ещё и незаконченное высшее образование успел получить, что для чекистов – тройной нонсенс! Понятно, почему работать на Колыму направляли т а к и х: запачканы, потому и будут из кож лезть, чтобы оправдаться… Было подобное пятнышко и у дяди - его отец, мой дедушка. Франц Куземко. Рабочиё депо, коммунист ленинского призыва, польских кровей. .Выбыл из партии по состоянию здоровья во время чистки 1934 года. Это его спасло - всех его друзей по депо, которые состояли в партии, в конце 30-х шлёпнули. А дедушку не тронули, и в первую очередь - потому, что сын его для органов был СВОЙ. Типа: «Ещё и на Колыме парень долг Родине отдает!» У Франца Куземко, кроме Жени, было ещё двое сыновей и двое дочерей, плюс – жена. Подведи начальство дядя Женя, не оправдай доверие - расправились бы со всею нашей семьею. Он знал, что их всех ждет. И – не подвел. Наверно, он не был жесток по характеру. Колыма сломала его. Он не смог жить дальше. А его жертва – смогла. И спустя 30 лет написала эти воспоминания, которые случайно попали в руки племянника сталинского вертухая. Опубликовав их, я возвращаю лишь крупицу своего долга ему. Март 2009 г. |