I.

Осень надела на город серую шляпу неба.

всюду снуют авто и нигде не увидишь кеба.

Хлопают громко двери, входящие ищут, где бы

 

можно спокойно сесть и подбить, наконец, итоги

вздохам, подвохам, деньгам и мелким интригам? Боги

бросили город давно и, если не всем, то многим

 

стало удобнее жить в безбожии общежития –

нет ни добра, ни зла – важны только события.

Вера, любовь и страх, как грех, подлежат сокрытию.

 

II.

Рухнул век на Охотном за серой лентой забора.

Идол останкинский выше любого собора.

Всюду реклама вопит и, видимо, очень скоро

 

ТВ - каналы заменят веру, а также взгляды.

Кто - на обедню в церковь, а кто в ряды и отряды

Благо очень удобно - враги и святыни рядом.

 

Очевидно империя – прежде всего, столица.

Запад – Восток, а между ними двуглавая птица –

Россия, то ли гОрлица, то ли орлица.

 

III.

Тьма вечерами бежит с площадей в переулки

Эхо в парадных становится мрачным и гулким.

Кошками пахнет – выходят коты на прогулку.

 

Кто-то фонарь разбил, аптеки поблизости нету,

Снега нет тоже пока. Ну, что напишешь об этом?

А Тверская-стрит манит блеском витрин и светом!

 

Это проще стихов и больше понятно народу.

Пушкин потупился. Страшно. Одет не по моде,

черный к тому же… легко схлопотать по морде.

 

IV.

Кончилось пиво, пена стекает по мокрой кружке,

тянет домой, прилечь под тёплый бочок подружки,

тем более к пиву - не раки, а только сушки.

 

Сгинула ночь, как век. Фонари прищурились косо

на голубей, меж столами жадно клюющих отбросы.

Люди бредут – тела их одеты, а души босы.

 

Идут, словно знают – куда, зачем и откуда?

Неразличимы в толпе ни Христос, ни Аллах, ни Будда.

Только все души – живые, и каждая жаждет чуда.