Утро выдалось на удивление ясное. Прохладный бодрящий ветерок проникал сквозь одежду, но это было только приятно, так как на улице начало сентября – «бабье» лето. Днем столбик термометра поднимется до 35 градусов, станет трудно дышать и ходить по учреждениям. Старики торопятся утром поскорее закончить свои домашние дела, чтобы еще успеть и в «собес». Трясутся в душном автобусе, а в «собесе» - так они называют "Управление социальной защиты населения" – очередь. В ней никто не пропустит вперед, стоять тяжело, в ней люди только пожилого возраста. Все стулья заняты, из кабинета медленно выходят те, кто уже доказал свое право на какое-нибудь повышение пенсии.

 

Мужчина встает, направляется в кабинет. Одет в серую поношенную куртку и такие же брюки. Седые волосы зачесаны назад, подслеповатые глаза выбирают служащую, у которой освободилось место. Медленно садится, начинает объяснять свою проблему.

- Дедушка, я уже в который раз вам говорю, что для подтверждения военного трудового стажа необходимы такие же документы, как и для стажа в другое время.

-Но где я могу достать справку, ведь нас в колхозе, когда мы там работали, не оформляли, зарплату не платили, а работать заставляли.

-Поэтому и ввели добавку к пенсии для лиц вашего возраста. Ведь платят всем, чего же вы еще хотите?

-Девушка, я хочу, чтобы заново пересчитали мой трудовой стаж, учитывая четыре лета работы в колхозах в военное время.

-Несите справки о стаже, пересчитаем. Как трудно работать со стариками, - вздыхает служащая, когда мужчина выходит из кабинета, - объясняешь помногу раз одно и тоже, все равно не понимают.

 

Иван Семенович устало бредет домой. Где он возьмет эти документы? Вспомнил - Катя, подруга детства, зачем-то брала справки о том, что училась в школе. Этой школы теперь нет, хотя здание сохранилось. Нужно обратиться в отдел народного образования. Спросил у прохожих, где он находится. Опять садится в автобус. В отделе народного образования старика встречают хорошо, выдают справку о том, что учащиеся 7-10 классов с 41 по 45 год работали в колхозах. Приказ, которому все подчинялись. В городском архиве выдали справку, что сохранились сведения о его переводах из класса в класс. Сказали, что редко кому так везет.

 

Опять «собес». Опять та же служащая.

-Дедушка, я же объясняла – нужны справки о стаже, а не о том, что вы учились в школе, - служащая громко выговаривает слова, разделяя каждый слог, ведь старик плохо слышит.

- Где работали – там и берите. Вы пошли не по тому пути, ведите тех, с кем работали, они будут свидетели, и несите справку об отсутствии сведений в архивах, тогда оформим.

 

Ушел, задумался. Где он работал? С кем работал? Разве можно найти их теперь? Свою жену привести свидетелем? Но с ней он не работал в колхозе. Где взять справку об отсутствии архивов? Можно ли обманывать государство? Сел на скамейку, достал письмо от друга Леонида, полученное еще в 1993 году. Тот писал:

 

«Дорогой друг! Не решаюсь обратиться к тебе с просьбой. И если не сможешь или не захочешь ввязываться, я не буду сердится. Дело вот в чем. В городском совете ветеранов войны и труда один добрый знакомый, из числа руководящих товарищей, сказал мне, что если я добуду справку о том, что во время войны работал помимо завода, хотя бы один месяц, он будет приплюсован к тем одиннадцати, которые есть у нас с тобой, поскольку мы поступили на работу с 1 июня 1944 года. И тогда мне выдадут удостоверение труженика тыла со всеми вытекающими из этого последствиями. Я не знаю, может ли войти в рассуждение наша работа в колхозах и совхозах на летних каникулах, на заводе летом 42 или 43 года на строительстве второго Комсомольского котла ТЭЦ. Вспомни: сначала мы снимали фаски на трубах, а потом нас перевели в чернорабочие на само строительство. Мы разгружали кирпичи, носили их на носилках за спиной наверх, к каменщикам. Даже в ночную смену ходили. Там еще какие-то были ребята и девчонки. Я помню в лицо одну, но фамилию, имя – не помню. Она была, по-моему, из вашего класса, а в шестидесятых годах я видел её, кажется, в Центральной лаборатории. Но дело не в ней. Главное, что мы работали там, на Комсомольском котле, что-то около трех месяцев. Я запомнил это потому, что мы осенью получили в кассе зарплату – 300 рублей.

 

Если товарищ из правления Совета ветеранов войны и труда не врет, а врать ему нет смысла, мы имеем право получить удостоверение труженика тыла, приравненного в правах и прочем к ветерану войны. Он сказал даже больше: что мы имеем право на медаль «За трудовую доблесть в Великой Отечественной Войне 1941-45 годов».

Я ведь в принципе не против труженика тыла и тем более – медали. Мы ведь работали, школа нас посылала выполнять долг помощи отцам, которые в это время сражались на фронте, а мой отец еще был жив. Так что же мы - хуже других? Может, попробуешь выяснить про эти три месяца? Ведь, если мы получали зарплату, значит, где-то сохранились документы. Ветеран сказал мне, что трудовые документы хранятся 75 лет. Они могут находиться в бухгалтерских архивах или городском архиве. В общем, прикинь, если тебе это покажется интересным».

 

Иван прикинул: архивы ТЭЦ сгорели. Нет их. Остались только колхозы и совхозы. Душно как-то! Осень, а жара. Расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Если бы не письмо друга, ни за что бы не стал заниматься этим. А раз друг пишет - надо, значит, он должен это сделать. Не в награде дело-то! Память...

 

Первое лето войны никто не работал в колхозах. Наверное, надеялись, что война быстро кончится. А она не кончилась, урожай был не убран. Поэтому вместо начала занятий в сентябре школьники отправились в колхозы. Иван Семенович начинает вспоминать свою первую трудовую историю, путает названия деревень, сердится, что не помнит их.

-Где же это было, в Самарке или Саратовке? – он вытер пот. Платок положил в карман. Письмо друга туда же. Дальше вспоминает.

 

Это было село, где жили одни немцы, говорили с акцентом. Значит, Саратовка. Сегодня в Саратовке немцы уже не живут. После 90-х годов, после переселения немцев в Германию, ей грозило исчезновение. Колхоз обанкротился, развалилось овцеводство, но положение спасли переселенцы из стран ближнего зарубежья. Сегодня село обновилось. Земли – лучшие в районе. Хозяйство у колхоза - крепкое.

 

Почему не был убран урожай тогда, осенью 1941 года?

Не обошли Саратовку репрессии, многие рядовые колхозники в начале войны были арестованы и назад не вернулись. Некому было убирать тот урожай! Хлеб ушел под снег, нужно было косить вручную. Тогда и решили послать детей из школ города на уборку. В Саратовку направили весь их класс. Ехали в село на подводах, по полю. Да там и дороги не было никакой. Многие дети были плохо одеты, ботинки разваливались от слякоти. Детей разместили по кошарам, сараям, спали на соломе. Кормили немцы хорошо: галушки, в молоке сваренные, потом подсушенные, пампушки. Вкусно. Детям нравилось. В колхозе были даже сепараторы. Хорошо немцы жили.

 

Косили вручную, потом возили на обмолот. Мальчики работали на току. У Ивана рост небольшой – назначили отвозить рожь. Для этого дали волокушу – бревно круглое, привязанное к лошади. Им нужно оттаскивать солому от комбайна. Подъедешь к куче, забросишь копну, придавишь бревном и волоком тащишь. Подъехал – куча большая, бросил бревно, встал на него, оступился. Бревно больно ударило по затылку, а лошадь ушла. Ивана убрали с этой работы – веса не хватило, не справился. Обидно. Но сами немцы не обижали. Иван Семенович опять достает платок, вытирает пот со лба, руки трясутся. Жарко!

 

Лето 43 было уже в городе. Сейчас сравнивают, изучают, чей плен был терпимее, где меньше была смертность. Спорят, ученые статьи пишут. А он помнит так.

 

Чтобы запустить завод, необходимо было строить теплоэлектроцентраль. На строительство ТЭЦ послали четырнадцати-семнадцатилетних юношей и девушек из города и села. Строительство ТЭЦ объявили комсомольской стройкой. Вот тогда-то Иван впервые увидел пленных немцев, наверное, из-под Сталинграда. Это была довольно многочисленная группа, одетая в военную форму, но без знаков отличия. Рослые, худые, но не истощенные до изнеможения, державшиеся с чувством собственного достоинства военнопленные. Среди них были офицеры, приказам которых подчинялись остальные. Наши пятнадцатилетние пацаны одеты гораздо хуже. Из спецодежды выдавали только рукавицы, зато работали по восемь часов, как настоящие мужики. Получали рабочую карточку, по которой полагалось 700 граммов хлеба, вместо 400 ученических, крупы, жиры. Денег вообще не платили, но были стахановские обеды, которые состояли из двух вторых блюд. Уставали.

 

Во время обеденного перерыва, искупавшись в бассейне, образовавшегося от охлаждения воды для работы энергопоезда, мальчишки играли в приезжего гипнотизера: Иван говорил слова, которые слышал на сеансе, проверял, как эти слова действуют на товарищей. И, о ужас, все его друзья вдруг заснули беспробудным сном. Иван испугался, ведь не знал, как их разгипнотизировать обратно. Но они спали не от его слов, они спали от усталости.

 

Немцы работали рядом, выполняя, конечно, более тяжелую работу, чем ребята. Их участок был огорожен веревкой, выставлена специальная охрана. Запрещалось общаться с ними, но это трудно было предотвратить. Некоторые из немцев говорили по-русски, возможно, что кто-то один хорошо знал язык. Понимали друг друга.

 

Однажды, когда охранника не было поблизости, один из немцев приблизился к ограде, подозвал Ивана рукой.

-Мальчик, подойди. Поговорим. Я давно смотрю на вас и никак не могу понять, как вы живете. Мы в вашей стране в плену, вы – свободные люди и в своей стране. Работаете вместе с нами. Хорошо работаете, а одеты плохо, худые, не доедаете, босиком ходите. Ваши отцы воюют против нас. За что они воюют? За какую лучшую жизнь? Разве можно назвать жизнью то, что вокруг вас? Ведь так люди не живут!

 

Тогда, в 43 Иван негодовал. Да что может понимать пленный фриц в его стране? Думал: "Фашист ты недобитый, привык к роскоши, которую тебе кто-то другой готовит. Вот и читаешь свои пропагандистские агитки". Но отвечал Иван немцу прилично:

-Мы на жизнь не жалуемся и работаем добровольно. Некому больше, отцы наши действительно на фронте воюют против вас. Нужно построить ТЭЦ для запуска завода. Ведь война же. Мы её обязательно выиграем, мы все этого хотим!

Чувство патриотизма распирает, а у самого ботинки проволокой подвязаны – подошвы прохудились, в желудке подтянуло. Кругом разруха, горе людское, а немец про хорошую жизнь говорит! До этого ли!

 

Потом не только на строительстве ТЭЦ Иван встречал пленных немцев. Они работали на морозе в тонких шинелях, поверх которых были повязаны шерстяные шарфы. Немцы строили многие дома в городе. Они до сих пор стоят, выделяются своей особой архитектурой, то есть выглядят неказисто, одно слово: строили военнопленные. Или те, кто их возводил, не умел этого делать, или строил по военным проектам, далеких от идеалов красоты.

 

Ивану Семеновичу стало совсем плохо. Силуэты окружающих людей потускнели, раскачивались в тумане. Встал, хотел куда-то пойти, сделал несколько шагов, но вдруг упал впереди себя, даже не успев подставить руки. Рухнул.

 

-Смотрите, деду плохо, скорую нужно.

-Да, наверное, пьяный. Напьются, и тащатся куда-то.

-Нет, надо скорую, - девушка побежала в соседний «собес» к телефону.

Пока толпа рассуждала о состоянии здоровья старика, молодой парень нагнулся и быстро подобрал портмоне, выпавшее из рук Ивана вместе с платком. Оно лежало немного в стороне. Парень скрылся в толпе. Никто не заметил. Скорая подъехала быстро. Вышли две женщины в белых халатах.

-Помогите старика дотащить до машины.

-Я сам, сам, - старик очнулся, пытается встать.

-Лежи, дед. Мы тебя донесем. Правда, от тебя пахнет как–то нехорошо. Ты случаем не того?

-Наверное, того. Я сам, - опять пытается встать.

-Дедушка, а документы у тебя есть? В больницу без документов нельзя, - медсестра строго смотрит на деда.

Старик ищет по карманам свое портмоне.

-Что-то не могу найти, наверное, потерял.

-Как же мы тебя без документов?

-Да вы домой меня можете отвезти?

-Домой можем. Укол тебе сделаем и отвезем.

-Вот спасибо вам, доброго вам здоровья, что домой. А то я сам-то и не дойду.

Две женщины под руки ведут Ивана Семеновича к машине.

-Как же я теперь буду без документов? Да там и деньги были. Вот ведь какое несчастье! – сетует он.

-Как же, дедушка, случилось, что ты упал?

-Да вспомнил что-то нехорошее.

-Что же вспомнил-то?

Что? Иван это забыл. Забыл, куда ходил, зачем. Ему это теперь было не нужно.

 

А на другой улице нарядно одетый молокосос уже покупал себе что-то в киоске. Не будь разиней, дед!

 

Дед медаль свою так и не получил, стаж трудовой не доказал. Не успел...