Максим Чупров Черное сияние Видеть ауры я начал осенью 1999-го. Это случилось за обедом в школьной столовой. Мы с друзьями клевали гречневую кашу и обсуждали двух новеньких девочек в нашем классе. Стас, самый говорливый из нас, выдвигал гипотезы насчет того, кто из них уже не девственница. Он ставил на Дашу, невысокую брюнетку из одиннадцатой школы, и готов был поспорить, что она примет его приглашение на свидание. Я был в числе тех, кто сомневался в его успехе. Мы ударили по рукам, и тут это произошло. Ауры вспыхнули у меня перед глазами, словно прожектора на стадионе. От неожиданности я зажмурился. Подумал, что теряю сознание. Непонятно зачем шлепнул себя по лбу. Когда я открыл глаза, ауры не исчезли. Они по-прежнему светились вокруг людей, будто рой светлячков. Стас спросил, не слишком ли сильно мы ударили по рукам. Я пробурчал что-то в ответ. Успокоившись, собравшись с мыслями и придя в себя, я трезво взглянул на это новое открытие. Ауры – я еще называю их свечениями – напомнили мне расплывчатые ореолы вокруг святых на иконах. У каждой ауры был свой цвет, сколько людей – столько и цветов. У кого-то они были ярче, у кого-то темнее. Каждый человек в столовой был окружен этим призрачным свечением. У толстой поварихи оно было светло-зеленым с оттенками голубого, у первоклассника в малиновом костюмчике за соседним столом – оранжево-коричневое, у Стаса – цвета кофе с молоком. Ни у кого не было какого-то абсолютного цвета. Нельзя было сказать: «Вот он – красный, он – оранжевый, а она – фиолетовая». У некоторых аур были вкрапления какого-то другого, совершенно противоположного оттенка. И насколько я успел заметить, ни в чьих аурах не было ни малейшего намека на черное. Черные ауры бывают разве что у трупов. Через полминуты свечения погасли. Ауры исчезли так же быстро, как и появились. Должен сказать, я немного разочаровался, потому что начал кое-что понимать. То, в частности, что по свечению о человеке можно многое узнать. Его возраст, например. Или сколько часов он спал прошлой ночью. Я не знаю, как это происходит. Я просто смотрю на ауру и вижу – нет, даже не вижу, чувствую, – этому человеку сорок девять, этому двадцать два, этот дрыхнул последние десять часов, а у этого вообще бессонница. Я узнаю возраст по аурам, как опытная портниха определяет на глаз размер заказчика. Или как строитель, который точно прикидывает, сколько мешков цемента потребуется на возведение стены уготовленных пропорций. После того случая в столовой я не видел ауры месяца три. Все это время я пребывал в некой прострации, терзаемый мыслями, что аур на самом деле не существует, что они лишь плод моего больного воображения и что мне надо сходить к врачу. Когда я увидел ауры во второй раз, все мои сомнения развеялись. Ибо такого мое воображение – вполне здоровое, надо отметить, – никогда не смогло бы создать. Я был на школьной дискотеке. Скромно сидел на скамеечке, ожидая медленный танец, чтобы пригласить Наташу, вторую новенькую девочку из нашего класса. Спор со Стасом касательно первой я благополучно проиграл. Правда, они скоро расстались. Когда танец подходил к концу (к тому времени Наташа уже разрешила проводить ее домой), ауры появились вновь. В полутьме дискотеки они засияли, словно светлячки. Наташа спросила, что это я так на нее уставился. Но уставился я не на нее, а на ее ауру. У нее была красивая аура. Самая красивая из всех, что мне доводилось видеть. Бледно-розовая с оттенками голубого по краям и небольшим вкраплением желтого. Окруженная этой аурой, Наташа показалась мне королевой в своем самом лучшем бальном платье. По ее ауре я каким-то непостижимым образом узнал, что позавчера у нее умерла рыбка по имени Мельпомена и что она похоронила ее в парке возле молоденькой березки. Наташа пощелкала пальцами у меня перед лицом, словно врач, проверяющий реакцию пациента. Я встряхнул головой и сказал, что внезапно заметил какая у нее прелестная фигурка и залюбовался ею. Глупость, конечно, но Наташа широко улыбнулась и поцеловала меня в щеку. Тот вечер закончился для меня как нельзя более удачно. В дальнейшем свечения появлялись чаще. Сначала я видел их раз месяц, затем раз в неделю. А к середине 2002 года – моменту окончания школы и моего вступления, как говорила мама, в чертовски взрослую жизнь – стал видеть каждый день по сорок-пятьдесят минут. Я быстро привык к ним. Точно так же человек, страдающий гипертонией, привыкает к скачкам давления. Я не знал, стану ли видеть свечения еще чаще или вообще постоянно. Меня почему-то очень сильно пугала перспектива видеть ауры постоянно. Что если я узнаю о людях слишком много? Узнаю то, что знать мне вовсе не следует. От этого я вполне можно сойти с ума. Но к моему большому счастью свечения не стали появляться чаще. Я никому не рассказывал об аурах. Даже маме с Наташей. Возможно, я боялся, что меня сочтут сумасшедшим и отправят в какое-нибудь засекреченное правительственное учреждение, где будут исследовать, словно пришельца. Возможно, был слишком жаден и не хотел ни с кем делиться своим даром – хотя, становясь взрослее и мудрее, все больше знакомясь с аурами, я пришел к выводу, что это скорее кара, нежели дар. Как бы то ни было, ни одна живая душа не узнала о моей… специфической особенности. Кроме, конечно, старика. После школы я поступил в университет на физико-математический факультет. Мне всегда нравилась математика, в математике я был как рыба в воде. Наш учитель говорил, что у меня «исключительно математический склад ума». Поступил я без проблем и едва прозвенел первый звонок, весь с головой погрузился в учебу. Поэтому аур практически не замечал. Я, конечно, видел их, но словно боковым зрением, вскользь. Это все равно, что замечать зонтики в руках людей во время дождя. Привычно и естественно. Но в апреле 2003 года все изменилось. В апреле 2003 года я встретил старика. Старик сидел на скамейке в парке и кормил голубей. Мои пятьдесят минут каждодневного «ауровидения» истекли еще за обедом, поэтому я так и не узнал, какая у старика была аура. Почему-то мне казалось, что она должна была быть постельных тонов и обязательно с ярко-голубыми вкраплениями. Тот день был тяжелым, и перед тем, как пойти домой я решил побродить по парку, подышать свежим воздухом и понаблюдать за игрой волейболистов. Волейболистов в парке не оказалось, поэтому я миновал асфальтированную площадку, где они обычно играли, пересек поросшую высокой травой полянку и вышел на широкую аллею. Мальчишки на велосипедах, перебрасываясь теннисным мячом, катались по ней взад-вперед. Они что-то кричали друг другу, ругались и каждую секунду рисковали грохнуться на асфальт. Едва завидев старика, я понял, что он слеп. Во-первых, на нем были темные очки, хотя солнце было сокрыто густыми облаками, а во-вторых, он совершенно не обратил внимания на теннисный мяч, выскользнувший из неловких рук одного из мальчишек и закатившийся под скамейку. Он «смотрел» прямо перед собой и бросал голубям хлебные крошки, которые выуживал из целлофанового пакета. Я подошел к скамейке и аккуратно опустился на краешек в странной надежде, что он не почувствует моего появления. Но он почувствовал. – Здравствуйте, – сказал старик. – Чудесный сегодня денек, не правда ли? – Пожалуй, – согласился я. – Что еще нужно старику? Свежий воздух, уютная скамейка и милые воркующие собеседники. – Ага. – Вам тоже не хватает свежего воздуха? – Да, у нас в университете такие душные аудитории. – Студент? – Студент. Старик высыпал на землю оставшиеся хлебные крошки, скомкал пакет и засунул в карман пиджака. Голуби накинулись на крошки, словно голодны стервятники. Говоря со мной, старик не поворачивал головы. Я понимал, он слепой, ему незачем поворачивать голову, но от этого мне становилось как-то не по себе. Словно я беседовал с роботом. – На кого учитесь? – Я математик, – гордо заявил я. – Это мое призвание. – Похвально, похвально… Моя молодость, к сожалению, далеко позади. Я ничего не ответил. Старик поправил темные очки. Откинулся на спинку скамейки. Какое-то время мы молчали. Когда мальчишки убрались с аллеи, старик пододвинулся ко мне поближе и прошептал чуть ли не на ухо: – А ты из прозорливых? – Что? – изумился я, хотя прекрасно понял, что он имел в виду. – Ты ведь прозорливый, не так ли? Я чувствую это. – О чем вы говорите? – Не делай вид, что не знаешь. Ну и как они тебе? Я их уже лет десять не видел. С тех пор, как ослеп. – Кто «они»? – Сияния, бестолочь ты этакая. – Сияния? – Ауры, ореолы, свечения, нимбы, называй, как хочешь. Притворяться больше не было смысла. Старик знал мой секрет. От этого он сразу стал мне неприятен. Я мог запросто встать со скамейки и уйти из парка, подальше от этого безумца, забыть о нем и убедить себя, что это был всего лишь дурной сон. Но я не сделал этого. В душе я надеялся, что этот слепец кое-что расскажет мне об аурах, кое-что, что поможет мне жить с ними дальше. – Они красивые, – сказал я. – Точно, – улыбнулся старик. – Ты когда-нибудь видел северное сияние? – Нет. – Зря. По красоте человеческие ауры сравнимы разве что с северным сиянием. Старик умолк. Вопрос вертелся у меня на языке, но я не решался его задать. Мне казалось, что малейшим проявлением интереса к аурам я выставлю себя слабаком в его глазах. Собравшись с духом, я спросил: – Что еще вы знаете об аурах? – Да много чего, – ответил старик, – но это не важно. – Что же тогда важно? – искренне удивился я. Старик ухмыльнулся. Это была горькая ухмылка. Впервые за время разговора он повернул ко мне голову. Его губы дрожали. – Ты видел у кого-нибудь черную ауру? Я поежился. Одно упоминание о черных аурах, которых я, к счастью, ни разу не видел, вызвало во мне страх. Черные ауры ассоциировались у меня с проклятием. – Я всю жизнь потратил на поиск черной ауры, – продолжал старик. – Они бывают у одного человека из миллиарда. Или из двух. Я исколесил полмира. Я искал везде: на вокзалах, на площадях, в гостиницах, в парках, в аэропортах, в метро, в магазинах, в борделях, в школах, в роддомах, в университетах, даже в Белом Доме побывал. И ничего. Безрезультатно. Даже ни одного человека с черными вкраплениями. Черные ауры такая же редкость как способность перемножать в уме десятизначные числа. Но они все-таки существуют. У Гитлера была черная аура. – И что вы бы сделали, если бы нашли такого человека? – А ты как думаешь? – Старик сжал руку в кулак, выставил указательный палец и изобразил выстрел. – Пиф-паф и дело с концом. Самое лучшее – это обнаружить черную ауру у младенца. Тогда вообще все просто. Даже пистолет не нужен. – Но откуда вы можете знать, что младенец… – Это всегда известно. Черная аура никогда не приносит добро. Она несет с собой только зло. А человек с такой аурой является инструментом осуществления зла. Никогда не бывает известно, как и когда проявится это зло. – Интересно, – сказал я, – вы были кем-то вроде охотника на вампиров? – Можно и так сказать. – И если бы нашли человека с черной аурой, то сразу убили бы его? – Без малейших промедлений. – Может быть, черная аура и является источником какого-нибудь зла, но убивать из-за этого человека… – Ты просто многого не знаешь. Я жалею, что начал видеть ауры, когда был уже в зрелом возрасте. Если бы я начал видеть их раньше… У тебя есть шанс, сынок. Ты можешь избавить человечество от плохого человека. Но сначала ты, конечно же, должен отыскать его. Ты молод, силен, энергичен, зряч, в конце концов. У тебя есть шанс, – повторил старик. – Умоляю тебя, используй его. Найди человека с черной аурой. И сделай то, что должен. – Я ничего не должен, – проговорил я с неожиданной злостью. – Это не моя забота. Старик покачал головой. – Меня, кстати, зовут Ролан, – сказал он и протянул руку. Я пожал ее, но своего имени не назвал. Мало ли зачем оно может понадобиться этому ненормальному, однако… однако уже тогда я понял, что посвящу немалую часть жизни поискам человека с черным свечением. Только это понимание было сокрыто глубоко в моем сознании, и я не хотел признаваться себе, что действительно займусь поисками. Но спустя уже неделю после разговора со стариком я дождался появления аур и отправился на вокзал. Устроил наблюдательный пункт в самом дальнем углу зала ожидания и старался не пропустить ни одного человека. Только яркие ауры. Ни малейшего намека на черное. На следующий день я сидел в аэропорту. Тот же результат. Старик схватил меня за локоть. Я вздрогнул. По коже побежали мурашки. – Найди его, – прохрипел он. – Найди Черного. – Отпустите меня. Он отпустил. Я вскочил со скамейки, с каким-то злорадством подумав, что старик ни за что не сможет вскочить точно так же. Развернулся к асфальтированной площадке и пошел прочь. Не сделав и трех шагов, остановился. Потом повернулся обратно к старику. В голову мне пришла ужасная мысль, и я не мог не спросить: – Вы… вы ослепли из-за аур? Старик обратил ко мне свое морщинистое лицо, и его очки показались мне пустыми бездонными глазницами. Он натянуто улыбнулся. – У меня была декомпрессионная болезнь. Случилась атрофия зрительного нерва и развилась катаракта. – Почему это произошло? – Слишком быстро всплыл на поверхность. Я немного успокоился. Решил больше не расспрашивать старика о его трагедии. – Прощайте, – сказал я и зашагал к выходу из парка. К концу 2005 года я стал одержим. Одержим поисками человека с черной аурой. Вся моя жизнь пошла прахом. Я бросил университет за полгода до защиты диплома. Расстался с Наташей, едва мы стали жить вместе и на горизонте наших отношений появилось заветное слово «свадьба». Ее мама назвала меня прощелыгой. Свою мать я тоже бросил. Просто ушел ночью из дома, оставив записку, в которой сообщил, что уезжаю на заработки, и попросил не искать меня. Короче говоря, я сжигал все мосты. Пути назад не было. В моей жизни осталась одна единственная цель – черная аура. Я до сих пор удивляюсь, как умудрился не сойти с ума, разыскивая ее. Был день, когда я подумал, что нашел ее. Я проснулся на рассвете, потому что в последнее время ауры начали появляться около восьми утра, и я должен был приготовиться к этому. Я принял душ, оделся, заткнул за пояс пистолет и вышел на улицу. Моросил дождь. Дул слабый ветер. Было воскресенье, погода оставляла желать лучшего, и людей на улице было мало. Но меня это не волновало. Ауры появились аккурат, когда я забрался в автобус, следующий до вокзала. Мои расчеты не подводили. В автобусе все были светлыми. Только у бабули в коричневом пальто были небольшие вкрапления темно-синего, но это не имело значения. На вокзале как всегда яблоку негде было упасть – все скамейки в зале ожидания заняты, у касс выстроились длиннющие очереди, люди с сумками и чемоданами шныряли туда-сюда. Я по обыкновению сел вдалеке от основного скопища народа, надвинул на глаза кепку, чтобы поменьше демонстрировать свой пристальный взгляд, и приступил к наблюдению. Первые двадцать минут ничего интересного не было. Я к этому привык, поэтому не расстраивался. Я терпеливо ждал. Без пятнадцати девять в зал вошла молодая симпатичная девушка с огромным рюкзаком за спиной, который никак не сочетался с ее хрупкой спинкой. Она оглядела зал в поисках свободного места. Обнаружила его рядом с толстой дамой, через три сиденья от меня, и, чуть наклонившись вперед, чтобы рюкзак не перевесил, зашагала к сиденью. Я следил за ней взглядом и старался придать лицу невозмутимый вид. Давалось это с трудом. У девушки была самая темная аура из всех, что мне доводилось видеть. По краям она была белой и чернела к центру. Но и цвет ауры в самом центре нельзя было назвать черным. Он был темно-синим, как у бабули из автобуса. Тогда этого я, к сожалению, не заметил. Я вскочил с сиденья и рванулся к девушке. Схватил ее за шею и начал душить. Она закряхтела, как старый мотор. Вцепилась своими ладошками в мои руки. Ее ноготки впились в запястья, закапала кровь. Какой-то мужик подскочил ко мне сзади, отодрал от девушки и швырнул на пол. Я выхватил пистолет и всадил пулю ему в живот. Он разинул рот в тупом изумлении, схватился за живот и грохнулся на сиденье. Люди, позабыв о своих сумках, бросились из зала ожидания. Девушка была жива. Я поднялся на ноги и застрелил ее. Я думал, ее аура изменится. До того дня я был убежден, что после смерти человека его аура становиться абсолютно черной. Но аура девушки не изменилась. Аура осталась прежней, и, приглядевшись, я с ужасом понял, что не такая уж она и темная. Просто немного темнее обычных. Не ее я искал. Я громко выругался. Надо было уходить. Кто-то уже наверняка вызвал милицию. Я закрыл девушке глаза и покинул вокзал через служебный выход. После этого случая я стал осмотрительнее. Гораздо осмотрительнее. Перестал носить с собой пистолет. Решил, что если обнаружу Черного, то буду следить за ним, выжду удобный момент и только потом убью. Больше никаких спонтанных нападений. Я не хотел убивать невинных людей. За последующие два года я встретил много людей с аурами, как у этой девушки. Каждый раз, встречая такого человека, я с трудом подавлял в себе желание убить его без малейших промедлений. Меня так и подмывало кинуться на него, вцепиться в горло и душить. Душить до тех пор, пока тело не обмякнет. Но я сдерживался. Закрывал глаза и считал до десяти. Однажды я отважился поговорить с таким человеком, выяснить, насколько они отличаются от людей со светлыми аурами. Это было нелегко, все равно, что говорить с тем, кого подозреваешь в убийстве своей семьи. Я ехал в автобусе в час пик. Длинный «Икарус» плелся по тесным городским улицам. Женщина с темной аурой сидела на одиночном кресле и читала книжку. Я откупорил банку «кока-колы» и встал возле нее. Когда автобус чуть тряхануло, я наклонился над женщиной и вылил несколько капель на книжку. – Ой, извините, пожалуйста, я просто идиот, – выпалил я, хлопая глазами. – Ничего страшного, – сказала женщина. Потрясла книжкой над полом автобуса, пытаясь избавиться от «кока-колы», но капли уже впитались в бумагу. – Хотите, я куплю вам новую? Если вы едете до «Центрального Стадиона», то там поблизости есть замечательный книж… – Не стоит. Благодарю. Я понял, что на самом деле она была не прочь обзавестись новой книжкой. Вот только связываться со странным типом вроде меня ей определенно не хотелось. Наверное, в моих покрасневших глазах так и читалось: «Я собираюсь убить тебя и твою чертову ауру». Этого непродолжительного общения мне оказалось достаточно, чтобы убедиться в отсутствии различий между людьми со светлыми аурами и людьми с темными. Очень часто я жалел, что так быстро распрощался со стариком. За все это время у меня накопилась масса вопросов, и задать их, кроме как старику, было некому. Каждое воскресенье я гулял по парку, в надежде, что обнаружу его на той же скамеечке, кормящего голубей. Тщетно. Я решил, старик умер. Осенью 2007 года я окончательно отчаялся и решил покинуть город. Я рассудил, что Черного я здесь не встречу. Надо было перебираться в мегаполис. В Санкт-Петербург, например. Первого ноября я собрал все свои пожитки, сел в поезд, принял лошадиную дозу снотворного и спустя сутки очнулся от грубых толчков проводницы в славном городе на Неве. Первым моим чувством была растерянность. Один в большом незнакомом городе. Без родственников, без друзей, без средств к существованию. Я начал паниковать. Что делать? Куда идти? Куча вопросов и ни одного стоящего ответа. Повинуясь какому-то инстинкту, я спустился в метро, отдав за проезд последние деньги. Сел на поезд и доехал до конечной станции. Затем пересел на поезд, идущий в обратном направлении, и доехал до другой конечной станции. Проделав эту операцию несколько раз, я почувствовал голод и жуткую усталость. Сил мне придало появление аур. Я улыбнулся и посвятил ближайший час поискам Черного. Естественно, я не нашел его. Ближе к полуночи, когда подземка практически опустела, а моя голова раскалывалась так, будто в нее залили расплавленный свинец, я поднялся на поверхность. Видимо, я попал в центр города. Всюду светилась реклама, витрины магазинов, по улицам шныряли дорогие иномарки. Я рассудил, что нахожусь на Невском проспекте. Что ж, решил я, по крайней мере, отлично проведу вечер. В следующее мгновение я потерял сознание. Симпатичная медсестра глядела на меня сверху. Ее аура была светло-серой. Тоже редкость. Она улыбнулась и потрогала мой лоб. Я улыбнулся в ответ. – Вы поправляетесь, – сказала она. – Что… – Вы потеряли сознание из-за истощения организма и переутомления. Вы, видимо, долго ничего не ели. Мы ввели вам пищу внутривенно. Вас обнаружила группа подростков и вызвала «скорую», которая привезла вас сюда… Как вы дошли до такого состояния? – Не помню, – соврал я. – Вам повезло, что вы потеряли сознание на Невском проспекте, а не в каком-нибудь глухом переулке, а то так бы и пролежали до утра. – Да, наверно. – Знаете, к нам обычно привозят всяких бомжей, а вы вовсе не похожи на бомжа. – Почему? – Ну не знаю, вы будто… у вас нету ауры бомжа. На секунду я замер, но потом сообразил, что девушка просто играла словами. – Аура бомжа? Что-то новенькое. – Да, ну знаете, бывает, посмотришь на человека и сразу поймешь, что он бомж, даже если он в дорогом костюме и приехал на лимузине. Бомж даже не в том смысле, что у него нет работы и жилья, а в плане характера. И наоборот, человек может выглядеть просто ужасно, как, извините, вы, от него может ужасно пахнуть, как, извините, от вас, но не быть при этом бомжем. Вы определенно не бомж. – Спасибо. – Но борода у вас отросла просто жуткая. Вот, взгляните. – Она потянулась к зеркалу, что лежало на прикроватной тумбочке. Посмотрела на себя, поправила челку. Потом развернула зеркало ко мне, и я обомлел от ужаса. Не из-за бороды, нет. Вокруг меня, клубясь и извиваясь, словно куча ядовитых змей, кружилась в смертельном танце черная, как ночь, аура. |