Поэма семнадцатая. Николай Кузьмин На мне клеймом – Таджикистан Не отойду вовек от этой Горчайшей из горчайших ран, Счастливой песни недопетой. Ссутулился и позабыл Как радуются и смеются. Душа моя пошла в распыл. Больнее душам достаются Перипетии, чем телам. Журфак, что сделался трамплином В судьбе всем пламенным делам И венцимеровским былинам, Прости меня за то, что пью. Господь не подарил таланта Перелагать в стихи мою Великую утрату... Вам то Едва ль почувствовать, понять, Как горько вдруг всего лишиться. По-звездному сверкать-сиять – И в грязь в единый миг свалиться. Но, правда, есть кому в стихах Мои проблемы отзеркалить, Пересочувствовать мой крах – Есть Лиля... Бог послал направить Меня в судьбе и поддержать. Аманова. Такое чудо -- Любовь... Когда уже и ждать Ее устал – из ниоткуда Пришла. Мою судьбу в свою Вплела... За что мне эта радость? Я пьянством развалил семью. Но из бобыльего уклада Старательно она меня, Из одиночества, выводит, Почище водочки пьяня. Где силы с чувствами находит Меня поддерживать. Ведь я – И по трезвянке не подарок, А пьяный... Правильно... Ведя Меня к себе, чтоб я в угарах Похмельных, что-нибудь с собой Не сотворил, она спасает Меня... Но примирить с судьбой Не сможет... В сердце воскресает История моя такой Обрывистой в конце дороги. Не ожидался горький сбой. Я сам, друзья и педагоги, Все верили: вперед и вверх От МГУ-шного порога, Что в избранный нас жребий вверг, Ведет счастливая дорога. И ведь вела... Об этом я Поведаю чуть ниже вкратце. Сейчас – стихи, до всех дошла Чтоб горечь... Не взыщите, братцы За то что я не веселю, А к состраданию взываю. Стихи – ее, кого люблю И с кем теперь переживаю Совместно горькую судьбу. Стихами и своей любовью Аманова ведет борьбу С моею алкогольной новью... * * * Она наверно свыше мне завещана, Судьба по жизни вместе нас ведет Как хорошо, что у меня есть женщина, Что любит , и надеется и ждет. Ну, как же я не смог заметить важного, В ее глазах – любовь и благодать. Все перед ней бравадничал, куражничал, Боялся слово нежное сказать. Она за нас двоих в ночи молилася, Доверяясь Богу и судьбе своей. Она со мною, словно мать возилася, А я не знал, дурак, что нужен ей. Она терпела все, страдала, мучилась И слышно было ночью мне сквозь сон. Как проглотив тайком слезу горючую Она со мной дышала в унисон. Твердя, что ничего нет в жизни вечного, Дробя ее терпенье на корню Я о других рассказывал ей женщинах, Подчеркивая значимость свою. И вечерами, под дожди осенние Глотая водку , словно воздух, я Читал в дыму угарном ей Есенина Она сидела, слушала меня. И невдомек мне было своенравному, Что в радостный и неурочный час Она была всегда опорой главное И как могла все берегла для нас. Просить прощенье – это дело зряшное Из этого не выйдет ничего, Я знаю, все что с нею - настоящее. И это для меня важней всего. Быть может, мне она судьбой завещана И я скажу душой не покривя: Как хорошо, что у меня есть женщина Что любит искренне и верует в меня. Итак, закончен пятый курс. Куда пойьт, куда податься? Кто новенькому даст сикурс, Чтоб стартовать и подниматься. Эх, «Сельская...» от мужика Такого сдуру отказалась. Куда же мне идти? Пока Душа сомнением терзалась, Нас вызывали в деканат. «В распоряжение обкомов!» -- На север только был наряд, В районки, стало быть... Главкомов Российских, наших областей Журфаковцы интересуют, Но меньше досок и гвоздей... А тут тебе соблазн рисуют, Пред коим трудно устоять: В республиканской должностенка, Госиничные стол, кровать, Всег-то через год – хатенка, Квартира, значит, на семью, Цивилизованная, в доме Столичном... Я беру мою С собою Ольгу, едем... Кроме Меня доверились судьбе И укатили в «Понедельник», Что в переводе – «Душашбе», Другие... Мой дружок-подельник По стройотрядам, славный Шод – Таджик надежный Муллоджанов, Спросил, кто пригласил в поход: -- Борис Пшеничный... -- Без обманов. Редактор. Обещает – все! – Поверили тогда Борису – И завертелось колесо Судьбы. Задернули кулису Московскую... Таджикистан! Шод Муллоджанов – шеф-редактор Теперь «Московской Правды»... Сан Значительный! Теперь на трактор, Как в стройотряде, не пойдет... А веецимеровская басня, Примером не его берет, Надеюсь, не задену вас я: Шел редактор. Увидел трактор. Сел на трактор. Поехал на нем. Сидел редактор за рулем И не считал себя нулем. А может. Лучше бы редактор Совсем перо сменил на трактор. Ое стал бы знатный тракторист. А ныне – скверный журналист... Попутно: Димка, Сенин сын, Изрек четыре первых строчки В три года... Шедеврально, блин! Семен же дописал до точки... Эх, если б пригласили нас Пусть Пенза, Кострома, Калуга, Писали б для российских масс, В живых бы сохранили друга... Меркулов Витя... Он погиб, Как мы, от смуты убегая. Бандитствующий бил сахиб... А Витю привела благая Идея творчеством служить, Как нас, делам Таджикистана... Любил писать, умел дружить... Был славным... Памяти – осанна! Рязань, Тюмень, Владивостиок Не проявили к нам вниманья. Пусть вывод мой для них жесток, Меркулов из-за нежеланья Нас, не чужих, своих, принять, Погиб... Три тысячи собратьев Москву не в силах поменять На худшее – на них заклятье – в Москву влюбленным быть, легло -- Тогда в столице обретались, Хоть как-нибудь, куда ни шло – Писать и жить в Москве старались, Но плохо кончили... А мы Профессию в себе любили, А не себя в ней... Мы умы И перья зряшно не тупили, И в журналистику вошли... И не вина – развал Союза И не вина, что не могли Жить на чужбине... Тяжесть груза Потерь поныне нас гнетет... Так отвечаю недоноскам. -- Когда нас факультет пошлет, Мы радуемся ием заброскам И едем, видя в том судьбу... Итак, год семьдесят четвертый. Рюкзак с поклажей на горбу Довольно в странствиях поткртый. И поезд в Душанбе. Прямой. Не из Москвы, а из Рязани, Где Ольга в сфере обувной Трудилась. Раз судьбу связали, То едем вместе. И вояж Нам с нею свадебным казался. Годков на двадцать с лишним аж, На две страны он разбросался. Нас в дрему погрузил вагон. Задерганных в эксперименте... Впервые вышел на перрон Из поезда уже в Ташкенте, Где поезд полчаса стоял. Жара... Мозги текли от зноя. Пред этим поезд ковылял По Казахстану, где их стоя Встречали суслики в полях. Шеренгою на задних лаках Торчали... Им неведом страх? Переселенцев привечали. Жара – неодолимый враг. Наваливается на тело И стискивает, как в тисках. Испуганное, прочь хотело Отсюда тело сей же час. Семен три дня лишь в Ашхабаде Смог продержаться и: -- Атас! – Бежал в Сибирь спасенья ради. Нет, о побеге мыслей нет. Есть воля сдюжить, продержаться. Здесь начинается сюжет Судьбы – и будет продолжаться! -- Смотри, -- я Ольге на поля, -- Вот видишь, сколько здесь картошки? В ее цветении земля. В оконныегляжу окошки – Поля цветущие кругом... -- Но это не картошка – хлопок... – Попутчик бросил взгляд мельком. -- Картошка тоже ес... -- А сопок Не видно... -- Тот захохотал: -- Тянь-Шаня я и не приметил? -- Тянь-Шань громадой грозной встал Над всей судьбою. Я отметил Приезд. Тридцатое, июнь Под понедельник в Понедельник... Год семьдесят четвертый... Сдунь Пыль времени, край-конопельник, На прошлое брось быстрый взгляд. Нам археологи внушают: Здесь тридцать сотен лет назад Селились предки, утешают... Но расскажу о Душанбе... Вначале был базар здесь крупный, Но не случайно. По судьбе. В долине что была доступной Для пешего и ишака. В долину семь путей сходились. Товар везли излалека. Кто поумнее, поселились В долине. И возник кишлак С названием-наоминаньем О дне базаров, где ишак Трудился с подлинным стараньем. Сары Ассия, Душанбе, И Шахмансур – вот три селенья, Куда свозили на арбе Кизяк к зиме для отопленья. В соседстве были кишлаки – И дали городу начало, Чего уже и старики Не понят – память подкачала. Начало века. Здксь сарай (Дворец) гиссарских беков летний. А Алимхон Саид – спасай, Себя – пришел твой час последний -- Бухарский изгнанный эмир Нашел пристанище в двадцатом – Трещал, ломался старый мир. Эмир из Душанбе солдатом В буденновке был вскоре прочь Подалее отправлен вовсе. Из Душанбе не удалось Форпост исломский сделать... В ворсе Ковра истории был год Еще контрастный двадцать первый: Энвер Паша, басмач войдет, Потреплет Совнаркому нервы. Но взяи большевиками град... Двадцать четвертый эпохален. Кишлак стал городом. Виват! Его прогресс фундаментален. Четыре длмика кишлак Имел и сорок две кибитки. И главным транспортом – ишак, Ввозил от кизяка до нитки. И двести восемьдесят три Тут проживало чебурека... Как изменилось все смотри В течение лишь полувека. Гле бедный тот стоял кишлак, Столичный миллионный – город, В год, когда нас прислал журфак. Он все еще по сути молод, На есть вокзал, аэропорт, ТВ и радио, газеты, Театры, институты, спорт... Во всем – советского приметы, Что, однозначно, только плюс. Град долго был Сталинабадом... «Я встретил девушку»... Боюсь Тот фильм и песню с этим градом Ассоциирует едва ль Сегодняшнее поколенье. Хоть песню эту под рояль Поют и ныне без сомненья. Гиссарская долина. Здесь На высрие километровой Воды Кафирнигана взвесь С Варзобом... Климат душанбиный Континентальный и сухой. Не слишком холодно и жарко. Зимой осадки и весной. Контрастно все вокруг и ярко. И Душанбинка Душанбе Облагораживает влагой То озеро, что во алчбе Из речки водум пьет... Ватагой Мальчишек берега его С восторгом в окруженье взяты... Не надо больше ничего -- Тем озером проблемы сняты... На километр сей славный град Поближе к солнцу – солнце жарче, А августовсий звездопад – Прекрасен – здесь и звезды ярче. Цветуший в мае город-сад, Веселй, зеленью одетый... По высоте над морем град, Считают, чемпион планеты... Сто метров ль его границ – И горы, сумрачные пики... В названьях улиц – память лиц. Поэтов вдохновенны лики -- У персов, у таджиков их – Десятки тысяч. Все ценимы. В названьях улиц жорогих Поэтов имена хранимы... Столица производит треть Промышленных продуктов разных Республики... Электромедь, Текстиль, ковры, продукты... Праздник В двадцать девятом был году: Сюда добрался первый поезд Московский... Нынче на ходу – Три жел. дороги... -- Новый полюс Твоей судьбы, -- шепчу себе, Здесь навсегда заякоримся. Стань теплым домом, Душанбе, Согласен? Мы договоримся... Я верю: здесь найду друзей, Душе здесь не грозит остуда... Есть исторический музей. А в нем – огромный древний Будда. Театры: имени Айни. Солидно: опера с балетом. Есть драстеатры, цирк... -- Взгляни, Филармоническим концертом Чудесным нас встречает град... – Есть институты... -- Ну, да ладно. Отложим городской парад... Подышим городом... Отрадно Туда подняться, где Варзоб, Покинув горное ущелье, В град входит, дышит аэроб- Народ, здесь парк, как посвященье Стоит Великому Айни. Кем был он, Садриддин, при жизни? Был первым. Разжигал огни Культуры. Послужил отчизне Талантом. Первые создал Романы по Таджикистану. Он первым президентом стал И академии... Платану – Чинаре славу воспоем. Аллею Дружбы в этом парке Создали в пятьдесят восьмом Писатели... Так без помарки Творцы из азиатсих стран И африканских постарались – За двадцать лет подрос платан, Окреп, поднялся... Пасторали Сии не безразличеы нам... Столичная архитектура – Веранды, аркт... По углам, На перекрестках кубатура Домов побольше – местный стиль, А все в три этажа иные. Дома тридцатых – башни, шпиль, Послевоенные – и ныне Торжественно несут своей Эпохи вдохновенный почерк... Итак, приехпли... Скорей В редакцию... Сейчас глоточек Воды со льдом... Стоит жара... По счастью главный босс Пшеничный В газете с самого утра... Ура! Авторитет отличный У босса. Мигом разрулил Приезжих первые проблемы. Он нас в цековской поселил Гостинице согласно схемы Обещанной еше в Москве. Сюрприз: В гостинице сокурсник С женой... -- Серега! -- Колька! – Две Тут женщины при сих изустных Восторгах рядышком стоят. -- Когда успели пожениться? – И я и Садошенко в лад Воскликнули... Мы поселиться В двухместном поспешили. Есть! В буфет спостились пообедать. -- Вновь прибывшим окажем честь. Вина таджикского отведать С названьем редким «Душанбе»... – Цена достойна удивленья: Полтинник... Славный старт судьбе... Оставим за сриной сомненья... Днем позже Виктор прикатил Меркулов. Вслед за ним Наташа Алешина... Отличный быд Московский круг... Задача наша – Поинтересней стартовать... Я в Средней Азии впервые. На что «зеленым» уповать? Легкоо и быстро молодые Вошлт в газетный коллектив И, по призннью ветеранов, Сил наших молодых прилив Усилил мощь ее таранов, Поднял к газете интерес... А мы полны идей и планов. Осуществиться – позарез! Никто не ставит наи капканов. Мы пишнм очерки, эссе, Статьи рождаем, фельетоны. Мы поражаем стилем все: Остры и ярки, полифонны Творения у москвичей... Никто творить нам не мешает. Мы пишем ярче, горячей... Нам вдохновения хватает На стенгазеты, как в Москве, Капустники и дни рожденья... А сколько хмеля в голове – На всех – до умопомраченья. Мы воссоздали комсомол, Меня народ избрал комсоргом... Студенческоий еще помол, Журфаковский бурлит с восторгом... Пшеничный... Он поверил а нас. Они – в него... Он, наш редактор, На журналистский взвел Парнас... Он в жизни – судьбоносный фактор. Лишь за полгоода до того Он был редактором назначен, Как нас привлек... Скорей всего Он был в ту пору озадачен Созданьем клана своего. Он был на десять лет нас старше. Понятно: мы-то все «его»... А старики, в газетном марше Его неловкие шаги Запомнившие, с ними трудно. Ведь среди них – его враги, Кто против явно и подспудно. Он нами свой усилил клан... Таков был им осуществленный Значительный и точный план... Он, результатом вдохновленный, Поддерживал и помогал Всемерно молодым коллегам... Он в «Коммунисте...» ел и спал. Газета словно бы побегом Была, отростком от него... Он беспокойный трудоголик Жил, отрешиушист от всего. И лишь переживал до колик За каждый факт в ней и словцо... Нельзя увидеть отвлеыенным: Сосредоточено лицо, В руках газета... Он ученым Со временем серьезным стал... А в наше время он – редактор, Наш в жизни прочный пьедестал, Газеты атомный реактор. Он и шутил-то лишь о ней. Остановившись в коридоре На миг приветствовать «детей», Нас, то есть, молодежь, в задоре... -- Входили в иему на ходу. В редакции давно нас ждали. Не то уж «старцы» на ходу -- Сказать по чести – засыпали. – Так вспоминает Подобед Эмилия, корреспондентка: -- Редакция ждала побед. И молодежь вломилась дерзко... Вот Миша Лебедев, моряк. Он был подвижным, жадным, хватким До новостей. Его журфак Уральский... Мягким по повалкам Кузьмин был Коля. Из крестьян. Из костромской глухой деревни. В пятнадцать лет судьбы изъян Стал перекраивать. И гнев не Потратил втуне на питье, Подбно многим, слабым духом, Он выпрямил житье-бытье. Был техникум и страсть к наукам. Директор техникума рек: -- Ты пишешь лучше журналистов! – Чем дал толчок, а уж разбег – Журфак... Он в страсти был неистов - И он добился своего. И «Коммунист Таджикистана» В сельхозотдел берет его. И он – в работе неустанно. И Садошенко. Он, Сергей, По отношению к работе Был старше. Впрочем, не старей. Спокойный. Умный. И в полете – Как ласточка, Меркулов. Он Артист. Оптимистичен, весел. Саккомпанирует шансон И сам споет. Гитарных песен Знал много. Славно танцевал... Кузьмин принес победу первым. Редактор в Кумсангир послал... Кто знал, что Коля лишь шедевры Умеет только выдавать? Потом и очерк был «Директор». Писать, что значит – колдоваить Умел Кузьмин – пусть знает ректор Приславшего их МГУ... Да, классная командировка... Весь фокус в том, что я не лгу. Не так устроена головка. В командировках «Сельской..» был У осетин и у удмуртов. Национальные любил И с вариантами абсурдов Знаком... Но этот Кумсангир Ошеломил... Во-первых, хлопок. А во-вторых... Нет, я не сбир От инквизиции, но тропок Неправых в жизни не люблю... Был август. Все в Таджикистане В ажиоотаже... Но вралю, Кто рапортует при обмане, Что, дескать, лучше всех готов, Уже все достаются блага... Все верят, дескать, сто потов Сошло с людей – и эта влага Залогом: добрый урожай Успешно будет к сроку собран... А я себе твержу: -- Вьезжай, Коляша, глубже... – Вижу: солган Отчет, неадекватен он. Другой такой же... Третий -- хуже... Бездельничал весь год район... -- Ну, как поступим, Коля, друже? – «Кргр хотите обмануть?» -- Так назывался мой анализ. Позволивший на все взглянуть Без врак... Огромный был скандалец. Летели головы. ЦК Материал перепроверил – И всем лгунам давал пинка... А я тогда в себя поверил... Ведь хлопок – это жизнь декхан. Большие деньги, жизнь народа. Им только жив таджикистан. Ведь те районы, где природа Не дружит с хлопком, ничего Район до уровня не тянет Иных, что с хлопком... Оттого Иных рвачей обман поманит. Но тишь была и гладь, пока Кузьмин на горе не явился. И с «волги» вновь до ишака Иной начальник опустился. Повсюду экстренно прошли И совещания по теме. И даже летчики сочли Статью полезной их системе -- И совещанья провели... Не раз бывал потом в районе. -- Почто б вам снова фитили Не вставить боссам – да при звоне, Чтоб знали, как народу врать? – Меня активно вопрошают. Нет, я не перестал писать. Но первые статьи внушают Всегда особенный респект. Потом они уже привычней. И мой критический аспект, Какой бы ни была отличной Статья, теряет новизну... А Павлычев, парторг, «кузьминским» Назвал мой стиль – веду войну. Я – лидер в деле иполинском И лидерства не уступал... Вали всякого калибра Статьи, но каждый имя знал И стоимость статей до ливра... Теперь редактор доверял Ответственнейшие заданья. -- Карт-бланш! -- Я ездил и писал На горе прочим и терзанье. Готовился партийные съезд. И мне редактор поручает Готовить спич на съезде... Крест Сей неминуч. -- С ним выступает Наш депутат и делегат Товарищ Кабутов... Понятно?.. – Еще бы. Он чабан. Я рад. На летних пастбищах приятно Пастись овечкам, а чабан Конечно с ними вне хозяйства, Верстах в двустах... Его аркан, Собаки... Повод для зазнайства, Что больше ста всегда ягнят От сотни зрелых овцематок Он сохранял, над чем трунят От зависти, что, мол, ягняток Берег, как рбственных детей... Пуст так... Он несомненно мастер Влюбленный в дело без затей. К такому я вдвойне пристрастен И рад с ним встретиться в горах... На первый взгляд – простое дело. Но горы ведь не только «Ах!» Все 97 ты смело Процентов площади страны Им отведи. Лишь 3 – долины. И, стало быть, теперь должны Помучиться, дорогой длинной К герою пробираясь... Он За двести верст увел отару. Он знает травы – чемпион! И он с природою на пару Растит ягнят. И мне его Не отыскать без тех, кто знает... Ну, поначалу ничего: Трудяга «Аннушка» взлетает... Она меня а любой райцентр Доставит... Рядышком с хребтами... Пилоты делают акцент, Рискуя... Чиркают бортами О горы... Далеко внизу В ущелье голубая лента... И солнце эту бирюзу В снзнанье важности момента Блестеть заставит и сиять... А пики – вот они – все рядом. И лучше глазки закрывать: Пугаешься, окину взглядом Ту высоту и глубину, Когда проносишьсся впервые... И самолетик ни одну Не задевает? Чуть живые Летим – и сказочный сюжет Прокручиваем в головенке: Задев крылами за одну Из гор, планируем в сторонке На тот пологий склон... Дрожим... Но самолет летит все дальше... И ясно: все же прилетим. И с чистыми штанами даже... Тогда-то и берет восторг. И наслаждаешься полетом. Таков он, странный сей Восток... И я уже знаком с пилотом – В райцентр Дангара лечу... У Киплинга найдем в рассказе, Как мстит бог Дангара... Хочу, Чтоб мне не мстил в крутом экстазе... Лечу отнюдь не в первый раз... Перед полетом созвонились С райкомом... Этика у нас Строга – и мы договорились: Они помогут мне попасть На пастбище... На горном поле, Куда «Ан-2» сумел упасть – Не грохнуться по Божьей воле -- Меня уже машина ждет. В совхоз с божественным названьем Примчались. Дангара дает – Водитель носит со стараньем: Чай, сухофрукты, виноград... Мы чуть в сторонке от конторы Совхозной под лозой... Стоят Из труб надежные опоры, А их обвившая лоза Сформироваоа здесь беседку... Здесь на топчане полчаса Мы наслаждались чаем, сетку Благословояя из ветвей, Что зной немного ослабляла. Ведь Дангара – район степей... И струйка тонкая журчала, Стекая в малый хауз-пруд... -- Карасики в пруду! – -- Смотрите! -- На нас глазели там и тут. Да при солидном габарите! Платан-чинара накрывал Листвою воду, прятал хауз... Вот так здесь таджик здесь побеждал Природу, нелюдимый хаос... Наш гид Махмад охотно дал Нам поясненья... Прул глубокий. -- Мы чистим. Свежей подливал Воды канал... Рыбак? Поохай! Гляди! – Он мелко разломил Лепешечку и бросил в воду... Пруд тотчас шумно забурлил. -- Вмиг слопали! – И тянут морду В надежде выпросить еще... -- Подкормку мы берем в рыбхозе Соседнем... -- Здорово! – -- Общо Здесь наслаждаемся в гипнозе Сверх-удовольствия... -- Поздней В «Чили чор чашме» видел это, Где отдыхал... До лучших дней Оставим рассужденье... Лето, Жара, тоска... -- Кого мы ждем? -- Мы ждем директора совхоза... А вот и он! – Пыля «козлом», Приехал... С ним, как от наркрза Веселый парень. Разбитной, По виду мрй ровесник... -- Шоди. Для русских – Саша... – Парню зной Был нипочем. Лихой в работе Районки местной фотокор... А дело шло уже к обеду... -- За дастархан! – Директор скор... Шурпа, баранина... Беседу Графичик с водкой подогрел, Хоть это не по-мусульмански... Я в этом странное узрел. В Москве внушали: что гуриански Таджики могут, спирт – ни-ни! Аллах-де запрещает это! И вот урок мне в эти дни: Не так просто... -- За газету! – От русских тос неотичим. Инетеркациональна пьянка... Да мы по русски говорим... Эх, хорошо б еще тальянка!... А Шоди был за тамаду. Во всякой трапезе восточной Подхватывает на ходу Один... Он нравы знает, точно Кой ч Всех назовет по именам, К любому подойдет с респектом, Он знает анекоты... Нам Приятно, что с подобным спектром Играючи справлялся он... Седобородые смеялись. При этом сам он не смешан... Кимок... Так емко назывались В Таджикистане юморки, Что связаны с какой-то датой, С промашкой чьей-нибудь... Кимки – Как прозвища... Народ богатый Словесно, с юморои большим... Представьте: вы о чем-то важном Всем повествуете... Смешим, Оговорившись странно, в бражном Косноязычии... Хохмач Подхватит вашу оговорку, Придав ей должный смысл... Хоть плачь: Отныне вам, как то ни горько, Ту оговорку вспоминать Со смехом булут очень долго. И могут словом тем прозвать. И этим словом, как осколком Былого вам напоминать Ваш промах будут для веселья... Таклв был способ собирать Народный юмор... Род безделья? Едва ль. Легенды и стихи, Истории и притчи, сказки... Отнюдь не свалка чепухи – А мудрость жизни для подсказки, Как жить, что делать, как нужду Одолевать, с бедою сладить... И Насриддини так Ходжу Придумать, а затеи прословить. В нем истинный народный дух. Такие мне в пути встречались... Вот Шод... Ну, шути, мой друг. Ведь шутка добрая не шалость. Сафаровы... Два брата их. Ветврач и классный зоотехник, Отелло с Гамлетом... Своих Детей отец-циркач, потешник, Назвал шекспировски. И дочь – Офелия... Пред Новым годом Рассказ умесиен мой. Точь-в-точь! Могу и я шутить с народом. Восток неординпрен, крут. Как люди, звезды в Очик-Алме. Той августовской ночью тут... Жара, как если б при напалме Утихла к ночи... Здесь живут Киргизы... А кишлак обычный, В предгорьях спрятанный и тут Я репортаж чуть-чуть лиричный Чуть ностальгический писал О пастбищной чабанской жизни, О Кислом яблоке... Узнал Любой в моей отчизне, Кто знает, что Алма-Ата – Отец по-тюркски яблок, значит... Очик –да, кислый... Маета – Добрпться к чабанам... Маячит Час под крылом опять хребет. В райцентр Джиргаталь по трассе... -- На Джиргаталь билетов нет, - Ему сказали хмуро в кассе. Кассирша – шнпотом – ему Советует: -- Вы подойдите К пилотам! – Больше никому. Узнала? -- Может улетите... -- И показала самолет – Стоял в соседстве с терминалом. Никто на мугку не берет, Не проверяет... Я с немалым Портфелеми—вдруг я диверсант?) 00 Прошел спокойне к самолету... -- Возьмете в Джиргаталь? Десант Газетный... – Я – пилоту. -- Билетов в кассе нет... -- Опять?! А я пустой лечу. Ну, дадно. Давай, корреспрндент, взлетать. Наш рейс почтовый... – Мне отрадно – Я без балета полетел... Из-за почтовых заморочек Летели долго... Еас хотел Вначале видеть Гарм... Часочек, Пока диспетчер прихилял, Пока он глворил с пилотом, Я края поря я гулял... Не я руковожу полетом... Аэродром плац каков? Простое поле, где бульдозер Прошелся... Нет ни бугорков Ни рытвин... Славнр уелозил. Дождей здесь не было давно, Считай, все лето... Грунт бетона Был тверже... Снег на пиках, но Зной жуткий, словно бы дракона Дыханье... Из ущелья шум: Грохочет бурная речушка... Покой для глубочайших дум... Лишь шум в ушах, как если б пушка Меня на эту высоту – Два с половитой километра -- Внезапно в аэроаорту Забросила – еще не мэтра, Уже давно не новичка В газете и Таджикистане... А в небесах – ни облачка Мы вылетели.. А в гортани – Восторг... Болтаюсь я один В пустом салоне под завязку Бумажными мешками, блин, Забитыми... Со мною тряску Переживает почта... Вот, Едва не курс свой развернулись, Наш самолетик вдаль плывет Неспешно между гор... Коснулись Прывущих мимо мы вершин... А трасса над рекой проходит – Так для пилота легче ... Синь Его не подведет, провожит До места... Да и жизнь в горах Срспедоточена у речек, В долина, где дает аллах Для жизни небольших местечек Немного... Вот мелькнут внизу Отары, редкие селенья... Клок сена тащит на возу Ишак, не знающий сомненья... Блестит на солнышке река... Вершины обступают справа И слева... Я дрожу слегка. Преположение лукаво Приходит в голову само: Одно неверное движенье... И жутко... Хрчется письма Оставить близким... Но спасенье Приходит в следуюзий миг – Все так же самолет лениво Плыл над ущельем... И на них, На горы, я смотрел ревниво, Не отрываясь, не дыша На красоту, отставив мысли – Лишь красотой полна душа... Меж небом и землей повисли... И только частые толчки, Болтанка – жаркие потоки Воздушных масс... Почтовики Во власти внешних сил... Жестоки Они бывают: так трясет! Ия хватаюсь за поручень Не то меня тотчас снесет В стопу мешков... Ну, что ж, поучим И этот жизненный урок... Я вспомнил, как с Арканей-братом В телеге к речке без дорог – Колеса стопорены с матом Спускались... Лошадь, удержать Стараясь, прыгала, скользила... Себя в телеге удержать Не выпасть помогала сила И матерки... Вот так и здесь. Конечно, в самолете мягче. Но подать – глубже и вознесть В воздушных ямах душу тяжче, От тряски чуть не без зубов, Но это грустные детали, Тем паче – вновь, и вноаь, и вновь... Мы приземлились в Джиргатале. Такое ж поле. Лишь оно Ухожено поменьше. Редко Оно встречает АН’ы... Дно... Открылась дверь... Дом мал, как клетка... Один а трех лицах ввышел к нам: Начальник, почтальон, диспетчер... Так на Руси – старинный ям. Все то же. Инцидент исперчен. Пирамидальных тополей Ряд обрамляет захолустье. Патриархальность злесь сильней, Чем в Гарме... Рейс почтовый. Пусто. Никто не выбрался встречать И провожать. Лишь одиноко Грузовичок почтовый ждать Загрузки должен... Что ж, не ново. На нем в поселок Джиргаталь Я и отправился позднее. Своя здесь власти вертикаль. Райком. Я знаю, что умнее Начальство мнстное почтить. Проводника с машиной дали. С холма на холм поши катить... Кишлак Очик-Алма – подале, Твм, на краю района... Ввысь Лишь пастбища. Они обильны, А вышемм пики поднялись Ивечей снега... Всесильны Памира горы... В те места Ни ЛЭП, ни ГЭС, ни автотрассы Не достигают... Красота Невероятная!... Террассы, Холмы... Бетонные мосты Через овраги и речушки... Кишлак в ладонях высоты, Прохлада, тополя, пичужки... И постоцветье ярких трав На склонах... И белеют пики... -- Куда? -- В чайную! -- Гость, ты прав! – Там стариков мудрейших лики: Пьют чай с лепешками. Их тут Пекли в задымленном тамдыре. Их и и поныне так пекут, Как сотни лет... В восточном мире Не уважают перемен. Послали за моим героем, Но не нашли. Он был вне стен... -- Обедать? -- Ладно... -- Мустафоев, Директор. Это мой совхоз... Гость из столиы – это прадник. Пойдем мыть руки... – Все всерьез... В особой комнате от разных Закусок уж ломиося стол. -- За гостя, да и за знакомство! – Тост под шурпу легко прошел -- Тост ха хозяина! -- -- Потом, стой! За то, чтоб гости чаще нас Не забывая, навещали... – Так повиррялоось много раз... Потом баранину подали... -- Теперь, -- директор предложил, -- Попросил высказать гостя... – Не помню, чтоя говори, Врагов-агрессоров чихвостя, Провозглашая тост за мир, На всем порнравилось, однако. Директор тост мой закрепил... Так продолжалось вплоть до мрака Ночного... Прибыл бригадир. За ним постали верхового. -- У нас тут в кишлаке квартир Нет для приезжих. Будем много О жизни толковать – прошу Ко мне! – Здесь продолжалась пьянка. Я вообще едва дышу. Директор: -- Мне пора однако. Прошу простить, но у меня В районе завтра совещанье! – Нам мясо, снятое с огня, Жена хозяина – желанья И пить и есть давно уж нет – Подносит вновь и вновь с улыбкой... -- Жена – старик, ей сорок лет.. – Он высказался с болью шибкой, Вгляделся. Что ж: мила, стройна, Естественна, добра, нарядна... -- Вполне красивая жена, -- Меня шокировав изрядно... -- Ну, коли так, так пей до дна! – А звезды говорили миру, Что жизнь-то вообще странна... Не возражаю бригадиру. Просторен бригадира двор. За садом по холмам -- дорога. Ни фары, ни огня в упор, А звезд больших на небе много... Командтровка в Дангару... В контору аксакал явился. Всех, кто там есть, зовет к шатру На свадьбу. Счастье – сын женился. Пожали руки старику. Причем старик в знак уваженья Взял руку к сердцу.... Кишлаку Я, гость, и окажу почтенье. Обычай нодо почитать. Но надо же успеть с заданьем Серьезным к сроку совладать. А свадьба точно опозданьем Грозит мне. Съезд КПСС. Он нашу свадьбк дать не будет. -- Махмад! Скажи мне, только без Уверток... – Он не крутит: -- На пастбище? С рассветом коль Стартуем, к ночи доберемся... -- Пробив сопротивленье воль, Я стартовал... И вот, несемся... Кисломолочный завтрак. Чай С медком. Орехи. А от водки Сперва я отказался... -- Дай! – Внезапно запершило в глотке – Когда народ мехмонхону Покинул, только нас оставил, Из шкафа полную одрну Достал друг Шоди: -- Я б добавил. -- И я... -- Налил мне пиалу. -- Еще? -- Нет! -- -- В Комсомолабаде В обед добавим... – Ну, хвалу Аллаху, жив! -- Ну, как? -- В поряде... Забавно было, что со мной, Раз неминуема поездка, Агитбригаду : -- Песни пой, Такцуй... – Приплюсовали дерзко – В мешках муку, крупу, гвоздей, Конфеты, пряники, цукаты... И ГАЗ-66 людей Летит поздравить делегата: Певец с баяном из ДК, С аппаратурой врач, лекарства, Парторг, газетчик от ЦК – Я... Шоди с водкой – как знахарство -- Парторг подитханятий пла Осмыливает в полный голос... Внушительный походный стан. Как будто мы собралист в космос. Мы стартовали в шесть утра. Путь через два высокиъ перевала По серпантинам... Где гора Энергию стране давала, Водохранилищем Нурек Нас изумрудным вдохновляет. И пики. Вечный белый снег... И пост ГАИ наш ГАЗ встечат... Как гость в кабине я сижу С Махмадом рядом, наблюдаю. Водитель напевал... Гляжу, Молчу, его не отвлекаю. Он сам рассказывал, беря Обязанности чичероне, Об интересном... Серебря Виски, летел на нас на диком склоне Конец!... Казалось, что кранты... Шофер мурлыкал преспокойно И шевелил рулем... -- А ты Мне он. Я достойно Из этих страхов выходил: Устал бояться, если честно. Махмад рулил себе, рулил... Какая красота окрестно! Из кузова в который раз Взрыв смеха громко доносился. Там Шоди прожолжал рассказ... А путь наш – он к столице вился... Так помотавшись пять часов, Ушли до Комсомолабада – И сделали привал... Готов Давно был -- в голове – ламбада От рева двигатела. Жуть! Все тело затекло – болело. Невобразимо трудный путь – И продолженья не хотела Душа... Из кузова народ Скаряченный наруду выпал – И обниматься, будто гож Не виделись... На травке выдал Махмад присевшим под орех Продукты, воду и спиртное. -- Теперь, -- неоуномонный всех Обрадовал нас Шоди, -- стоя Мы за здоровье молодых – Просил хозяин – можем выпить. -- Мы поднимали тост за них, Закусывалм славно... -- Выбыть! – Сказал парторг. – -- Путь впереди Немалый... – В Комсомолабаде Чайханщик руку взял к груди -- Похетный гость я... Гостя ради Поставил столики для нас Под вековой седой чинарой. Часы показывали час Пятнадцать... Был обед удалый, Обильный, только без питья. Как объяслил тихонько Шоди, В сосодстве был мулла... И я Почтил его при всем народе. Ведь даже разгоаор при нем О водке счелся бы греховным... Мы – в путь... И снова за окном Ореховы рощи с ровным Асфальтовым шоссе... Но вдруг Асфальт внезапно оборвался И изменилось все вокруг. Путь каментсиый извивался – А я сидел с той стороны, Где – рядом начиналась пропасть. Вахш в ней гудел. Он для страны Нурекской ГЭС турбиры лопасть Крутил, давая сильный ток, Готовился дать ток крупнейшей Рогунской... Видно, что поток, Могуственнейший и грознейший, Огромнейшие валуны Бросает с берега на берег... Шум с ревом сверхк не слышны. И факт, что бурный Вахш – холерик, Воспринимаешь, как кино... Другая сторона ущелья Вся в зарослях... Как домино Из по колес летят каменья И вызывают камнепад... Мы между бешеным потоком И пиком... и нельзя назад... Так страшно... Быстро бросив оком, Махмад промолвил не спеша: -- Вниз не смотри, не бойся друже! – -- Я не боюсь... – Но вот душа... Гипноз: чем далее, тем хуже – Вниз не смотреть уже не мог. То место кличут «синий берег» Таджики... Миновали... Бог Спас: я выжил. Без истерик. Вечерним часом добрались В кишлак Лангар. Конец района. Мост через Вахш -- и начались Там Горно-Бадахшанской склоны И пики. Там уже Памир. Его предгорья в льдах недвижных И пиков вечно снежный мир Видны отсюда... Непостижнкых Умом людских могучих сил Игра заставит верить в Бога. Он был, Он есть, Он будет... Взвилв Из камня горы – сил так много... -- Ну, вот, мы прибыли почти! – Вопил неугомоггый Шоди. Нас ждет мясное ассорти, Шурпа, шашлык и что-то вроде... – Водители больших машин, Стоявших близкр, хохотали... -- Ну, Шоди скажет, сукин сын! – Все фоьокора вмиг узнали. А на отшибе кишлака -- Стояла чайхана. Гостиниц, Понятно, нет... -- Издалека? -- Из Душанбе... -- Ты душашбинец? -- Тогда скорее уж москвич...— Ну, ладно, чем-нибудь накормишь? – Я оборвал веселый спич... -- Есть чай с лагманом... -- Ладно, кореш, Тогда мы сами как-нибудь... – Все спрыгнули, размяли ноги И побрели... Парторг: -- Нам путь Остался впереди недолгий. Переночуем, значит, здесь, С рассветом двинемся в дорогу. -- А я непрочь чего-то сьесть... -- Ты, Шоди, все не сорва Богу... -- А что у них, как у люля – Цыган таджикских, вечно пусто? -- Парторг бывалый. Он ля-ля Не любит. Знал, что делать. Шустро Тут разложили курпачи И дастархан и все припасы. Махмад ведро взял – и в ночи Помчался к Вахшу... -- Мойтесь, асы! Вода холодная как лед! -- Все с удовольствием помылись, Расселись... Звезд полет Виднее здесь, ведь находились Никак не ниже двух км Мы выше уровея морского. И подтверждая реномэ, Вдруг звездрпад случился скоро. Мы зачарованно глядим... Поужинали... Сто с прицепом Парторг всем разрешил... – Не в дым, А от усталости! – Фальцетом Недавний зоотехник рек, Недавно ставший здесь парторгом. -- Чтоб не замерзнуть. – Нас обрек На муки... Впрочем, мы в недолгом Общении уснули вмиг Под ГАЗ-66... Лишь Шоди Хохмить пытался, но затих И засопел... Сон на приподе Глубок и праведен... Рассвет Был ранним и прохладным. К Вахшу Ревущему бегу чуть свет, Молю: -- О, дайте милость вашу На то, чтоб мне умыть лицо! -- Нашел валун, чтоб не свалиться, Рискуя смытым быть – с концом, Чуть дотянулся... Обновился. Вода такая – благодать! Вчера лишь в городской квартире, Сегодня здесь... Красиво, мать! Я встретил солнце на Памире! Окрестности Лангера мне С рассветом более просторны Представились – вдвойне, втройне... Ошибкт те – вазомоторны: До ближней горушки шагать – Не меньше часу скорым шагом. А кажется – рукой подать... Все мелко по таким масштабам... Позавтракали и – вперед. Едва кишлак за поворотом Исчез, такой был поворот, Плато открылось пред народом. Заброшенный кишлак стоял. Люднй жавно переселили На хлопок в Вахшский ареал, Дома из глины развалили. Одни фундаменты стоят. Стоят сады, грустят, дичают... Но абрикосы, виноград О людях явственно скучают. Парторг Кувватов гроздь сорвал: -- Попробуй – сладкий он, богарный... -- На старых ветках засыхал Гранат и абрикос янтарный... Я побродил среди руин Недавней чьей-то жизни сладкой – И покатили дальше... Сплин... Была дороженька негладкой... Все тот же серпантин в горах, Каких-то двадцать километров – И дым разносится в кострах. Стоят палатки. И заметно: в Палатках люди ждали нас... И земляки, коллеги, братья Приветствовали в добрый час Друг друга – возгласы, обьятья. Мы пили чай из горных трав. А чабаны уже заклали Барана. Сей обычай прав. Котлы душистые пылали. Обычай для таджика свят--. Так тяготятся новым бытом... Среди встречавших – русопят И зоотехник. Знаментым Широков – тезка, Николай Иваныч стал не как профессор Каракульчи, воспринимай – Знал токости всего процесса, Не как владевший языком И диалектами – таджикским, Узбекским тоже... Но ни в ком С потенциалом фуражирским Такого не было, как в нем, Его собакою на сене Все кличут – неподкупен. Злом Считают местные. Но тени На Николая не кладут.. Он знал обычаи отлично. Знал, чабаны здесь не крадут, А так, берут, что им прилично... А сам не брал, хоть власть имел – Хранил Учителей уроки... Я тоже мог бы... Не хотел... И не жалею... На пороге Широков вдруг предупредил: -- Нельзя хитрить, врать совершенно. Обычай чтобы знал, ценил, И стариков ценил душевно, В их спор не вмешивался. Такт Здесь ценят более дензраков. Понятно? -- Понял. Есть контакт! -- Он скрытен был и одинаков Со всеми... У палатки с ним Стоял я под шатром огромным. Я спрашивал. Он был томим Сомнениями... Он был скромным. Он нехотя мне отвечал, Как будто скучную анкету -- Необходимо – заполнял. Не всякий открывает свету, Тем паче журналисту то, Что на душе... Я не стремился К заветному... Спешил зато Задань выполнить. Томился... А утром ветер налетел. И тучи, холодок звериный... И я уже не разглядел Гряду со снежной пелериной, Вчера она былп видна. Я с нетерпеньем ждал героя. За ним послали чабана Верхом.... Я всматривался стоя, С той или этой стороны Покажется чабан Кабутов? Но ни откуда не видны... Широков: -- А о чем? – Как будто Я другу близкрму сказал... -- Ну, это очень просто... -- Напишешь свой материал. С народом встретишься... Для тоста... -- Он крикнул: -- Бободжон-ака! -- Высокий, в стеганом халате, Мужчина с лентой кушака На талии примчал... -- Давайте Вас познкомлю: бригадир Очилов. О делах совхоза Поведай, пусть узнает мир. А я добавлю... Это проза, -- С улыбкой пояснил он мне: Кабутов ни бельмеса в русском. Придется интервью брать вне, Считай, что повезло... Хоть в узком Пространстве взято интервью, Но получилось будь здоров! Позднее мы игру свою В «капксте» с Лебедевым вновь Сыграли, с Мишкой: задавал Один мудреные вопросы, Другой – по виду – аксакал, Беря у Миши папиросы, С серьезным вилои отвечал... Что ничего не понимает, Всем было ясно, но кивал Он с умным видом... Так кивает Китайский будда-богдыхан И ошалело повторяет: Как местный скотовод и хан: -- Раис мой и бухгалтер знает... – А Каратыгина, замред, Что из актерской кутерьмы, Читала подлинный памфлет, Мой – все тогда смеялись мы. Но это после. А пока Мы обсуждали битый час, Понять пытаясь земляка, Зачем в Кремле он? -- Он – из нас! – Но я не понимал всего... А собеседники мои, Усталые – я никого Не отпускал – поди, моли, Потом, разыскивай их всех, А так покуда их держу, Не трудно закрепть успех. Пока его не прогляжу. Все обсудили между тем: Меню овец. Процент ягнят. Хватает ли ветсредств всем, Солярки дизелям... Объят Тревогой, я не знаю сам, Как ту боыгу напишу... Вдруг к нам неспешно по холма Два всадника.. Едва дышу... Устало спешились... Пошли Здороваться пожатьем рук. По-русски слова не могли Связать... Одно лишь знали: -- Друг... – -- Вот это наш Шахобиддин Кабоков... Горный наш орел! Герой наш! Он такой один... -- Он усмехнупся. Отошел. Лет сорока. Высок и сух. По африкански загорел. Усы густые. Виден дух. -- Не донимай, устал... -- Поел, Потом немного отдохнул, При том, что бригадир хранил Кабокова сон – он соснул -- И вышел, полный новых сил... Наговорились... «Капустняк» Был верным сколком с фактов дня. Но переводчик – не дурак, Все объяснил для чабана – Я тоже Ваньку не валял, Вопросы просто задавал, А Шоди много добавляп, Смешного также... Удивлял... Но сто с барантной щипал Уже подрагивавший нос... Я удивлялся – ну, попал! -- Все к дастархану! -- Не вопрос! – ... Вернуться удалось домой Лишь только чрез четыре дня. Обратный путь был кратким. Зной Всех донимал... Других, меня... Другие в кузове тряслись, А я в кабине придремал, Вначале дропал что-то из Заметок... Но потом рука Устала... И несла Ущель с Вахшем в глубине Со стороны водилы... Зла Мне не желая, он ко мне Пишь серым камнем ообращен, Тяжелым серым камнем. И Уверенно бросае в сон... Пюбые замыслы сомни. Придя в редакцию,я всем О впечатленьях рассказал. Сокурсникам – особо. Тем Я, не желая, их достап... Потом мой зав., Степеныч, друг, В обед шел в летний ресторан... Все пело и цвело вокруг... -- Портвейна два! – Ни трезв ни пьян, Я возвращался и писал, ЦК КПТ заказал... Я изощрялся, как вассал Японский... Быстро доказал, Что наши парни могут все – И в овцеводстве и вообще... А все кругом – ни то ни се И жизнь у них идет вотще -- В чем рсписуюсь: Ш. Кабутов, Чабан совхоза... Понимал, Заавторство – позор... Готов Нести ответственность... Внимал Тому, что «Повести» генсек Таки важные писал. И дописался: «дровосек» Страну юбимую просрал... Я круговерти много лет. Вначале сотню дней в году В командировках, тет-а-тет С читаталем, что лабуду Пюбил не шибко... Мой отдел, Сельхоз-навоз незнаменит. Ермольев – возглавлял отдел, Степаныч, Александр... Гид -- Бып Крассман, немец... «Хочет шлем» -- Так имя мог перевести Свое товарищ мой, Вилгельм Вильгельмович... Себя пасти, Я впрочем, не особо дап: Мой первый опус погремел -- Решительно. И показал: Я не намереннно влетел В орбиту лучших перьев... Босс Мой первый, Вилли и Виляй Начал шефское принес... -- Давй-ка, за вином хиляй! – Писакой был он так себе – В Ташкенте ВПШ кончал... Но – босс! Пусть временный... В судьбе Моей начало всех начал! Лет сорока... Тогда в строю Их было трое... Средним их Считали поколеньем... Юг – Здесь прорасали бастро.. Миг – И я в «сеньезные» вошел Стаьей «... Хотите обмануть?»... Он в кабинет влетел, как гол: Эмоций полон, затянул, -- Я ничего не понимал, -- Так, причитается с тебя -- Хоть по-бетховенски судьба Стучалас в дверь, меня пюбя. На всякий случай заявил. – -- Ни времени ни денег нет На глупости... -- Что деньги? Ил... -- Тебя редактор хвалит... В цвет И премия.... Ты заслужил... На доску лучших попадешь... -- Ты полагаещь – я обмыл... Святое дело – Попадешь Сейчас же в рай... Решай давай... Чтоб не заржавело перо... – И в «Вахш»... -- Ну, с Богом! Заедай!... -- С собою все «политбюро: Лощеный денд наш Виляй, Степаныч, Лен Махкамов, я -- Тем признан был отрадный факт: Редакцинна семья Своим считает... -- Все, антракт... – А через год жрфак опять Двух кадров направляет к нам. Нам стал легче наступать На пятки старшим, мастерам. Виляй знакомства заводил Везде, где только мог, причем Патологически судил О дле, в общем. Не своем. Его заинтересовал Расклад в структурах влпстных и Он нам его нарисовал... Читал хорошие стихи. И это придавало вес, Давало имидж знатока, Чем он годился... Только без Такого он никто пока. Охотно дамам угождал – И здесь был имидж на виду. Он никого не побеждал, Зато со всяким был в ходу, Считал и в людях знатоком Он исключительно себя Судил решительнл о том, Кто честен, кто нечестен... Я Его, признаться, не любил, И солидарны «старики»: Растрачивал напрасно пыл... Я впрочем, лгу здесь... Он руки Моей пожатья не терял. С плнерки возвратившись, он, Подробно мне переверял, Напоминил попугая звон, Что о Таити рассуждал... А я работал, как никто. И никому не угождал... Я был с Ермольевым зато. В командировках что ни день. Случалось, приезжаю а среду, Отписывась – и... -- Надень Потеплле вещь... -- Поеду В командировочку в четверг... А Александр Степаныч был Донской казак... И он отверг Стиль панибратства – не любил. С ним я в отделе был вдвоем, Виляй был временно у нас. Мы каждый о своем «поем» -- Стать, заметки лод заказ. Зато когда, как в первый раз, Я выдавал такой «подвал», Не говорил про высший класс, Не удостаивал похвал, -- Работать надо! – говорил -- Со знаком качества, -- Я понял, Кргда впервые повторил Он – я увидел: тихо подняп Статью на доску лучших он, Что это похвала его. Отец его переселен В тридцатые... И ничего... Родился в Кумсангире он... После Ташкентской ВПШ Ста выдвиженцем – компаньон, Не грамотный... А так – душа... Вначале косо посмотрел Он на спокойного меня... Но вскоре сильно подобрел, Подписывал, сказав: -- Фигня! А я писал заметки впрок, Оттчеты с конферций, школ... На доску лучших – не ходок... Брал в машбюро, ему на стол... Тот все прочитывал – и все Подписывал, не правя... Шло... Не раз по-дружески спасен Им от ошибок... Время жгло... Я вновь забойный написал... Он, хмыкнув, отослал в набор... ЦК КПТ не проспал. Реакция была, разбор. Меня хвалоли за язык, За остроту и новизну.... А я-то объяснял азы... Секретаря райкома гну, Выходит, я в бараний рог... Что ж, пусть он учится, как я... С планерки шеф преступил порог Степаныч мрачен был полдня... Тут в комнату вошел – где спрос? -- Соседского отдела шеф И с ходу задает вопрос, На явный нарываясь гнев, -- Ты про планерку рассказал? -- Да что рассказывать? Нужда Отсутствует. Нужна вповал Работа... Нынче, как всегда, Со знаком качества... В итоге – Он повторяет те слова, Как только слышит по дороге Всвой адреслестное едва: -- Со знаком качества пишу... -- Все выдавая за свое... Отлично! Я-то не спешу. Мне надо вырасти. Мое Проходит становленье в свой Нормальный творческий режим. Он, не читая, подписываал мой... И хорошо, что не нужен прижим, Вильгельм ушел в другой отдел, А вскоре вообще ушел. В науку парень захотел. Он Свою судьбу нашел В Чернобыле... Поехал он На ликвидацию беды, Немного пробыл там – кам он – Но заболел – и все, кранты... Тогд уж перестройка шла, А я был замом зав. ЦК В идеологии.... Дела... Но это позже... А пока... Прошло пять лет. И круговерть Всех захватила, точно смерть. То время дорого для нас, Оставив только краткий час На размышления... В пути Рождалась острая строка... Героев где моих найти? От кишлака до кишлака Проехал весь Таджикистан, Буквально вдоль и поперек. Знал множество служебных тайн... Не раз давал себе зарок... Но вновь влекла меня стезя... Я в большинстве районов был Своим – везде меня друзья Встречали искренне... Приплыл К стоянкам дальних чабанов, К охотничьм скрадкам не раз.... Круг рпраздельных кунаков Рос с каждой встречей... И не раз С героями своих статей И репортажей выпивал. Что складывалось без затей, А были здесь, кто затевал Большие славные дела... Кто агопром приподнимал, При том, что вряд ли помогла Реформа дохнушему... Мал Был вклад страны в свой аггропром... Но все, кто это понимал, Кто делал малое, потом Был другом, или другом стал – Здесь и секретари ЦК, Министры, исполкомовцы, Рукводители... Пока Желали жадно из овцы Одну ваоюту получать И ничего не дат взамен, Другие стали понимать, Что отраль не роднять с колен Без инвестиций... Но всего Был мне дороже рядовой Декханин, человек, кого Все обманули... Трудовой Отряд деревни: хлопкороб, Механизатор, овцевод... Не мог иначе... Только стоп! Я бып корреспондент – и ход Вещей предвидеть мог, В работе волновала суть... Год 76-й, итог: -- А что есть обезличка? Путь, Ведущий в никуда. Опять Лишь люди-функции кругом, Лишь схемы, винтики... Терять Им нечего... Построй лицом -- И не узнаешь, кто есть ху... Без голоса и без лица. Одни на лестнице вверху, Внизу – другие... Без конца... Среда безликих – и она Питает – и идет борьба... Напрасно борется страна -- Коварна схватка, как судьба... – Как делается имя в СМИ? О, дайте славу мне в кредит! Иди, мой милый, и возьми! У молодого – бледный вид... Бесстрашный, словно сам Кольцов, Стремительный, как Эренбург... И Аграновский – такт, любовь, Лирический Санкт-Петербург... Могу ли гаписать о том, О чем хочу и как хочу? Нет стимула... Я скован в том. Могу о многом. Но молчу. Где его взять? Как обобщить? Как в ногу с временем шагать? Не стоит опыт выдавать Истори за свой ... Моргать? Ведь то, что быпо лишь вчера Достойным уровня души, Никчемно пусто для пера... Никчемно... Как сказать: пиши?... Печать... Кто в кризисе всегда, Когда проходит острый слом, Когда застой, когда беда, Когда идет борьба со злом. Вот в это время хорошо Решать насущные дела. Вытаскивать такое... Шок! И память, чтоб была цела... Бояться недоверь к нам, Обречены мы прозябать... Нам нечего сказать домам, И нечего иного жждать.. Так написалось в дневнике В конце семидесятых... Я Все явственней считал: в руке Тянулась медленно моя Тягучая отстойность... И, Однажды выпав: -- Я в пике...— Я -- Карптыгиной, – Прости! Да, я в моральном тупике... – В Ташкенте в этом же году Междусобой по АПК. Там я – и многие... В ходу Любовь земная – на века... С Еленой познакомил нас Всесущий старый друг Виляй... Она экономист... Парнас Был невысок для нас... Всстречай. Гостинице «Узбекистан»! -- -- Елена Алексанна, шеф... – Сказал, а более не стал... -- Я рада! – Он, скрывая гнев, Умолк – по знаку шефа. Все Привстапи, представленья для... Уже немного окосев, Сказал я громко: -- Николя! – -- А мне казалось, что Памир... -- Не все потряно, -- сказал, -- Вот поживу, покинув мир – И буду форменны казах... – Сказал под общий громкий смех... – И позвала его на чай... Конечно. Это был успех... Спросил, где можно невзначай Курнуть... Балкон был... Только ночь И помнит, кто о чем молчал... Стояли тесно пообочь... Я никого не замечап... -- Что связывает: вы, Виляй... -- В автобусе ее спросил... -- Да ничего... Не удивляй... – Поверив тотчас, счастлив был. В Ташкент поездка подняпа. Я вновь работаю как воп... Елена... Как она жила? Нечасто, в общем, вспоминал... Не думаю, что то была Стратегия захвата, нет. Хотя она тотчас взяла Мое сердечко в плен... В ответ Я перед женщиной робел, По-детски ощущая страсть. Понять не мог и не хотел... Ах, их сильна над нами власть... В крце недели был звонок... Он в трубке голос услыхап. Весело-грустный... Одинок, Обижен голос... Отвечал... И вдруг услышал: -- Может быть Сегодня встретимся? -- Готов... – Что без нее не просто жить жить, Я понял сразу – без понтов... И в желтых-жетых «Жигулях» Тем вечером везла меня В Варзобское ущелье... Ах!... Свернули к Душанинке... Дня, Не оставалось... Закусив, Поговорьли о былом... Слегка друг друкжку расспросив... Сказала: -- Едеем... Мы вдвоем... -- И мы помчались к ней домой... Тогда ей – сорок, восем – плюс К моим тридцати двум... Долой: Стройна, красива – просто люкс – Могла бы выбрать хоть кого, Взяла – и выбрапа меня! Один все бьется – ничего, Тот молит о любви... Моля Десяток лет, готов еще... А третьему любовь дается мне, Как Божий дар... И я смущен... Не смейтесь! Ведь Любовь – вся вне Обытий дня... Она – и мука и печаль, Труд радости... Любовь – мой мир, Еще никто не мог – как жаль! Ее определить... Кумир – Мой милый! Не гадай, А просто мне любовь дари, И тайну сердца мне отдай Уже сегоодня, до зари... Меж тем, фортуна начала Немного любоваться мной, Хоть я не обновляп дела И вообще – в делах застой. Жизнь продолжалась, вопреки Тому, что сам себе не рад. Нет больше силы у реки – То пишешь – бесполезный ряд... Как ни старался я тогда Вглубляться в острые дела, Проблемы – нужные, всегда Насущные... И похвала Елены верной и других Читателей-друзей его Питает душу слабо... Их Я понимаю, отчего: Им нужен ведь ориентир. Но червь сомнения гнетет... Не прост стал очевидный мир... Я отдаю себе отчет,, Что наши лидеры тогда «А» говорили, «Б» в уме Держали, «В» творили... Да... Жилось получше – и весьма... Но 79 год Принес предчувствие беды. Режим загнил... Поспешный ввод В Афганистан согнул ряды... А в декабре я утвержден Уже инструктором ЦК... От всех постов освободен И воодушевлен... Пока... А было так... В один из дней Степанычу прошел звонок. -- К Колесникову! – И видней -- Ему – вздохнул.. -- Иди! – Умолк... Я не был ранее в ЦК... Пришел. Замзав сельхоза стал Расспращьвать, как жизнь и как Работа, как семья... Отдал Для этикета пять минут, И извинился: подожди! – -- Пойдем, Сейчас нас выше ждут... -- К секретарю ЦК... Гляди – Не кабигнт – просторный зал! Что впереди? Ну, поглядим... Мирзо Бабаев с кресла встал, -- Привет,... -- Работа, муеллим? Семья? Квартира?... -- Удивлен Нисколько не был. Это стиль Восточный... -- На поклон Пошли к вам... Нет на много миль... Короче: нужно дать обзор Животноводство: каждый день. Вот справки... Важно, чтобы вор Задумался – и понял: в тень Уйти никто не сможет... -- Cутки... -- Нет! Два дня на все тебе. Два дня... Ступай... – Пошел. Забыл обед. Но к вечеру обзор-мазня Написана... В машинопись Отправлена – большой шматок... -- Степаныч, что теперь? -- Колись, Давай, дружок, с тебя шинок! – На партработу загремишь... -- В шинке немного захмелев, -- Что, Коля, вот нам всем и шиш? -- Разговорился бывший шеф И принялся его хвалить, Что, мол, давно он говорил, Николу надобно садить Начачальным на отдел...— Кадить Степаныч мастер был... Но все Как именинника меня Встречали – будто в колесе Сыграли звонко три огня... Редактор отпуск свой прервал И первому секретарю Звонил... Расулов отказал: -- Он наш отныне, говорю... – Я стал инструктором ЦК... Таджикистан довольно мал. Все горы, горы... С потолка Не каплет... Здесь Памир... Кивал Памирский труженик: когда Разгладишь эту высоту, Увидим явственно тогда, Мощь удивительную ту... И все же земледелье здесь Довольно развито... Над ним Трудились русские... Их взвесь Была значительной... Моим Активвом были все они, Кто оставался на постах – Министр и замы... В наши дни – Спецы крутые в обласстях... Знал ситуацию в стране. Писал обзоры про село. Статьи не оствались вне Внимания... И время шло... На что-удалось влиять, На что-то нет... Ведь даже власть Не в силах сразу поменять Устои общества... Попасть – Удачей было для меня. Я словно в коммунизм попал. Но жизнь тяжелая... Тесня Жизнь продолжалась... Подустал... И тут в начале февраля – Уже 80-год, Пшеничного, и «Коваля» Со мною садят за отчет – Доклад отчетный съезду... Нас «Закомпостировали» на Даче... Сладкий ананас Съедает губы нам... Видна Из окон наступавших мощь... Идеологии туман Как розовый туман, как борщ, От нас закрыл Афганистан... Но с первых месяцев войны Ответработники ЦК, Не видя в том своей вины, За Пяндж заглядывали... Как? Кто -- переводчик, консультант... Афганистан не край чужой. Корреспондентский мой мандат – Я с ним заехал в боевой Наш Пянджский овцевой совхоз... С директором мы к чабанам... Потом был ужин. Он принес Отраду доброй встречи нам. И прямо перед нами шла Величественно жизнь реки, Бурлила и себя вела Капризно... Белые быки По сторонам являли, где Пяндж временами протекал... Бурлил в раскованной воде -- И посредине громыхал... А мы сидели метрх в ста От запредельной стороны... Рубеж Отечества... Густа Тревога... Мысли неясны -- Холмы, отары, дерева, Большие камни вдоль реки – Здесь наши... За рекой -- едва Знакомы... Кишлпаки В бинокль начальник погранцов Показывал охотно нам, Рассказывал... И с этих слов Мы понимали: много драм Нам предстояло в дни войны. И вот она уже идет. Мы помогаем, мы должны... Но вскоре подогрет народ Американцами... Пока Правительство удержит власть, То будет мирною река... Потом... Рискуя в ересь впасть, Скажу, такого мы потом Не ведали! Они несли Наркотики в родной наш дом -- Мы их на всех углах «пасли» -- Но трудно уследить за всем... Тем очевиднее была Несостоятельность совсем Советской власти... Родила Лишь монстра... А теперь они, Американцы сознают, Хоть продолжают в эти дни Ошибки наши... Мне дают Все факты чтоб составить речь. Сопостпаляю для себя. Мне надобно их все облечь В слова чеканные.. Терпя, Я складывал... Вверяя мысль Собратьям думающим, что Власть можно сохранить, лишь ввысь Подняв духовное раз в сто... Советский образ жизни... Он Был значим и хорш всегда... Забюрокрачен, сохранен В забавных формах он.. Беда! Мы, оменив шестую часть Той конституции, своей Рукой отдали власть Холуям... Поглумись над ней! ... В одной контолре мы в обед Играли в шахматы взахлеб... Мы собирались в кабинет -- И затихали.. Интер-веб Еще не наполнял пока Горячим чаем наших дней... Мы жили думами... Бока Дремали... Думали... И сХ ней, Каиссой, мы дружили... Верх Василь Иосифыч один Над нами брал... И он поверг Всех... Только хитрый Шамсиддин Вдруг побеждает... Олимджон – Прорвало: -- Вася, ты пойдешь? – Он отмахнелся... -- Вот пижон! – Ну, ладно... – Пять минут... -- Хорош... -- Хватает трубку Олимджон -- Отдельный номер у него – -- Ты друг мне? – -- Отвечает он: -- Конечно, друг... -- Тогда, того... Такая... в туалете... блядь Завыла... Выручи меня... -- Иду немедля выручать... – И в коридор.. За ним, кляня Себя за шутку, Олимджон, Поичался... -- Вася, ты куда... -- Из туалета – Телефон... -- Какой?... Откуда?... Никогда!... Вот это розыгрыш! Он был Отличный! Мы его потом Все вспоминали... Не забыл И я... В развитии крутом В году 86 –м Назначен первым замом он Идеологии... Потом Три года после, утвержден Редактором своей родной Газеты... Вскоре «Коммунист» «Народной» назван... Головной... Обрел и стиль и чистый лист... Потом Меркупов Витя пал... И стало ясно, что нельзя Остаться... Бросил все, бежал С семьей в Рязань... Спасли друзья... В «Приокской» вкалывал сперва, В администрации потом... Остались мемуарить... Днем С огнем таких найдем... | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
