Я не могу открыть глаза.

У меня их просто нет. Зашили, зашнуровали их чьи-то безжалостные руки. И отпустили, и оттолкнули – лети! Пробуй на вкус этот мир теперь так, раз не хотелось иначе…

Беспросветная тьма, окружившая вдруг со всех сторон, надолго лишила меня чувства реальности. Будто оказался я на дне черного океана – лишь колебание волос прохладной водой, лишь легкие касания плавников задумчивых и равнодушных рыб. Засасывал и подчинял монотонный черный покой…

Но что-то вспыхнуло во мне – наверно, то было давно забытое желание жить – оно ворвалось в мозг ярким и отчетливо ощущаемым импульсом. И подумалось: достаточно много я видел в прошлом, пришла пора вспомнить. Пришла пора слышать.

Ярко-красное платье со взлетающей кверху пышной оборкой, мятое ведро, переполненное теплой дождевой водой, промокший хлеб с зелеными разводами плесени… Я не вижу, но я – помню, и потому все это существует – рядом со мной, внутри меня…

Какие знакомые звуки! Это лопаются пузыри в черных блестящих лужах… А вот – втягивает морозный воздух нос дворовой собаки… А так звенит пауза между хриплым «Привет!» и радостно-торопливой бессмыслицей в ответ...

Я снова живу, я снова праздную эту жизнь, черт меня возьми!

Мне закрыли глаза, посчитав, что меня уже можно не брать в расчет. Что ж – не чувствуя обиды, мне осталось, затаив дыхание, слушать, как ритмично вспыхивают огни в окнах соседних домов. Люди впускают в свои комнаты свет, чтобы нащупать кнопки бормочущих ящиков, и свернуть свое время, и вынести его во двор, выбросить в мусорный бак… Тик-так – и рожденный в руках грустного ребенка солнечный зайчик выпрыгивает в окно, куда-то в сторону заброшенного дома. Дом не хотел людей, или люди не хотели его – только оставался пустым он в вечном своем изумлении, тихий, серый… Почему я раньше не замечал его? Почему не слышал? Быть не таким как все – это же здорово…

А вот и ты… Я вижу тебя, возникшую из красно-фиолетовых расплывчатых пятен. На твоей голове желтая соломенная шляпа, а в руках – клубок шелковых ниток. Я легко пролетаю тебя насквозь и разбегаюсь широкими волнами по твоему телу, и рассматриваю его изнутри, и прислушиваюсь к горячим потокам твоих желаний, то алых и бурных, то темно-спокойных…

Как видишь, теперь мне можно все, и потому – я так хочу – ты станешь моей тенью.

Раньше мне никогда не удавалось подслушать, как приходит и уходит моя тень, та, что не была еще тобой. Мне приходилось все время оглядываться и нервно всматриваться в неясные контуры за моей спиной. А она – моя тень – делала все, что хотела. Что знал я про нее? – Что нет у нее одной руки, и она пахнет горелой травой. Что она убивает мои сны и без сожаления дарит меня первому встречному. А появления ее столь непредсказуемы, что я часто впадал в отчаяние, пытаясь разгадать ее. Я проигрывал ей битву за битвой, каждый раз чувствуя, насколько она сильнее и умнее меня, и ощущал отвратительную едкую зависть, зависть к собственной тени...

Когда ты станешь моей тенью, я буду знать, что она – это ты, всегда и рядом, даже тогда, когда станет темно и чужой шепот скользнет по подушке. Знать, что ты, как мое сердце, позовешь, когда заболеешь, но никак не раньше. Я срастусь с тобой, нога к ноге, мы будем вместе топать по дороге, что позовет меня, мы будем с тобой заодно… Меня больше не испугает стук закрывающейся калитки или треск разрываемой одежды, возникшие из ниоткуда. Я буду знать, что это всего лишь твои безобидные шалости. Я буду чувствовать тебя, я буду видеть, даже если мне больше никогда не разрешат открыть глаза…

Развернули меня к солнцу. Сквозь зашитые веки оно больно бьет меня и толкает внутрь самого себя все дальше, к тому порогу, за которым меня уже нет. Сопротивляться нет сил… Но боль уходит и выносит меня с собой наружу, через запечатанное тело, на свободу. Свет расширяется, обхватывает меня со всех сторон, становится мной...

Но кто же, кто закрыл мои глаза?!

Теперь я знаю. Две неразлучных подруги – твоя нелюбовь и моя невероятная усталость…