Сознание возвращалось медленно. Первым ощущением просыпающегося тела была моя задница, горевшая огнем. Очевидно, мне вкололи еще что-то позже. Второе ощущение – каждый мускул, каждый хрящик моего тела, казалось, состоял из сплошной боли.

Зрение было затуманено и я часто-часто поморгала, чтобы избавиться от этого, но лучше стало ненамного.

Я вновь ощутила то противное чувство полной зависимости от чего-то или кого-то, потому что не могла шевельнуться. К тому же, я увидела, что полностью раздета. Руки мои были связаны за спиной и я лежала спиной же на твердом столе, хотя ноги мои, связанные в щиколотках, были приподняты и закреплены веревкой кверху так, что получалось, что я нахожусь в полуподвешенном состоянии.

Руки страшно затекли, но единственное, чем я могла двигать – это шеей, потому я попыталась оглядеться, изо всех сил напрягая шею и удерживая голову прямо.

Я была в длинной узкой комнате, стены и потолок которой были покрыты кафельной плиткой – явно старой, на некоторых квадратиках была паутина трещинок. Две электролампы на потолке были защищены металлической сеткой, а стол, на который меня «заземлили» был полностью из нержавейки.

Выворачивая шею и таки эдак, я пыталась разглядеть какой-то вертикальный предмет на противоположной стороне комнаты, но чисто фиически не могла этого сделать из положения, в котором находилась. Я попыталась хоть немного изменить положение тела поворотом, но поняла, что если я еще пару раз так дрыгнусь – моя верхняя половина просто свалится со стола и я все равно останусь подвешенной за ноги, но к тому же ощутимо стукнусь башкой о цементный пол. Я перестала шевелиться и лишь ждала.

 

Через какое-то время, вероятно, минут через двадцать, я услышала шаркающие звуки, а потом и шаги. В комнате появился шофер кадиллака – я его видела в перевернутом изображении. Он подошел ко мне поближе, расстегнул воротник униформы и сорвал свои роскошные усы. Гляда прямо на меня он произнес с тем же индусским акцентом, засмеявшись:

- Так-то лучше... не узнали меня, дорогая?!

- Вальтер?! Нет, я Вас действительно не узнала. Послушайте, Вальтер, ослабьте, пожалуйста, веревку или что там у вас на моих запястьях - руки невозможно затекли, циркуляция крови вообще прекратилась.

- Конечно, почему бы и нет – промурлыкал Тотенкопф, прихватил меня под лопатками, приподнял и перевернул на живот. Мои оковы не ослабли и стало ужасно больно коленям и груди, но поток крови – я почувствовала это – устремился к кистям рук.

- Спасибо, - вежливо сказала я, - А теперь переверните меня обратно на спину.

Тотенкопф перевернул меня на спину и участливо спросил:

- Вы тут не замерзли?

- Да нет... тут, в общем-то, тепло. И кстати, где я все же нахожусь?

- Мы с Вами в помещении, где когда-то давно производилась выделка кож, дорогая. Это часть моего «имения», которую вы с партнером не могли видеть. Она соединяется с основным моим зданием с помощью передвижного холодильника в моей кухне через ту самую подвижную панель в стене. Никакое ФБР никогда это не нашло бы, не говорим уж о вас, - он снова добродушно засмеялся.

- Это очень умно с Вашей стороны, Вальтер. Ну, а теперь мы, может быть, все-таки поговорим о том, что тут происходит?!

Тотенкопф обошел меня и молча стал ощупывать мою шею. Я обозлилась:

- Может быть Вы все же прекратите всю эту фигню, господин Тотенкопф?! Вы что, хотите сделать из моей кожи абажур для Вашей гостиной? Судя по Вашим аксессуарам там, это, вероятно, покажется Вам очень к месту... Так у меня нет интересных татуировок на теле... впрочем, никаких нет. И, кстати, Вы не находите нашу беседу несколько некомфортной, учитывая разницу в нашем положении?

Похоронщик, не обращая на мои слова никакого внимания, закончил свой «медосмотр» и только после этого сказал:

- Не нахожу. Мне вполне комфортно, а у Вас просто нет выбора. Не волнуйтесь, абажура из Вас я делать не буду. И как секс-объект Вы меня тоже не привлекаете.

Мне полегчало внутренне от его заверения, но очень немного, если честно.

- Ну-с, и сколько чего Вы успели понаблюдать, пока я Вас не уколол? – ехидно поинтересовался «доктор».

- Я приехала не наблюдать, док, а встретиться с Дженни Петровски, как Вы можете предполагать. Это раз. Но два – если Вы настаиваете: да, я, разумеется, заметила за столом веселенькую компанию поддающих трупов и дохлую собаку!

- Прошу Вас не говорить ТАК , Натали! Это – мои хорошие друзья и если бы они могли Вас слышать – они были бы ужасно расстроены!

- Как скажете, док. И как же Вы раздобыли столько... кхм... как Вы повстречали столько хороших друзей?!

- О, и там, и тут, знаете ли! Можно сказать, собирал по всему городу. Они все - очень интересные люди, делавшие интересную работу. Вам не кажется, что я прав, считая, что именно интересная работа делает людей интересными?

- Да, Вы, безусловно, правы, Вальтер. Но я бы сказала, что вряд ли они сейчас являются хорошими собеседники для Вас, - я старалась поддерживать беседу в спокойном тоне, памятуя, что лучшее, что можно сделать в опасной обстановке - кооперировать с преступником и стараться не вызывать в нем негативных эмоций. Пока это, кажется, удавалось. Тотенкопф был благодушен и разговаривал тоже спокойно.

- Нет-нет, Натали! Я знаю, что Вы думаете! Вы думаете, что они мертвы, но на самом деле это не совсем так, знаете ли. Фактически Я дал им новую жизнь! Технология, которую я изобрел, много лет работая над этим, перебрав горы документов, съездив в Египет для стажировки по бальзамированию, поработав в Национальном музее, изготавливая там копии людей и животных... терпеть не могу слово "чучела"... И позже, работая в своем салоне и постоянно совершенствуясь, я создал, наконец, такие вещества, которые позволяют сохранять кожу в натуральном виде. Так что, в физическом смысле все мои друзья - совершенно такие же люди, как мы с Вами...

 

Я понимала, что передо мной - ненормальный маньяк, хотя, возможно, что он и в самом деле своего рода гений. Любыми усилиями мне нужно было добиться, чтобы он освободил меня их этих пут, а уж потом я смогу с ним разобраться как умею. И я снова стала задавать вопросы:

 

- А эти фото и нацистская символика... что это, Вальтер? Вы действительно причисляете себя к ним?

Тотенкопф улыбнулся:

- Отчего же, мой милый детектив, Вы так настроены против нацистов? Ведь они хзотели всего-авсего иметь чистую расу без примесей. разве не тог же явно или втайне желают практически все народы нашей платенты? Чтобы сохранить свою самобытность, свои корни, свои традиции и обычаи!

Возможно, я разочарую Вас, сказав, что нет, я не принадлежу к нацистской партии. Но я могу заявить открыто, что я разделяю и всячески поддерживаю их взгляды, поскольку это - традиции ии моей семьи. На фото с фюрером - мой дядя, которому удалось укрыться от коммунизма в Аргентине после войны. Их, около сотни молодых ребят, вывезли из горевшей Германии в мае сорок пятого и сумели переправить за океан. Мы с мамой всячески помогали ему в течение многих лет.

Если Вы успели слегка рассмотреть моих друзей: тот, что сидел ближе всех ко входу, с седой шевелюрой - это вот он и есть, мой родной дядя. Он завещал мне себя, зная о моих работах, и я перевез его из Аргентины сюда, когда он в привычном для всех понимании умер.

Второе фото - моя мать. Вы имели удовольствие ее видеть у меня на работе. Она старше дяди, но к счастью, вполне еще полна сил и помогает мне во всём. Многое из мною сделанного - и ее заслуга тоже. Ну, а на третьем фото - ее друзья по работе во время войны, в основном - сотрудники лаборатории доктора Менгеле. Я не могу отказать ей в милых ее сердцу мелочах.

 

Я внутренне содрогнулась, поняв, чем занималась мамаша Тотенкопф во время войны и что она вдалбливала годами в головушку своему единственному ребенку. Но меня занимал главный вопрос - как к нему попала Дженни Петровски и он ли является ее убийцей. Не зная, как подобраться к этому, я вдруг выпалила прямо:

- А что с Дженни, Вальтер? Как она к Вам попала? Вы ведь спрашивали меня о ней, когда мы впервые встретились в Вашем бюро. Неужели Вы и тогда уже играли какую-то роль? Впрочем, должна заметить - актер Вы явно неплохой!

 

Вальтер Тотенкопф самодовольно улыбнулся:

- Ах, Дженни-Дженничка моя! Это то, что называется "мастерпис", это - работа художника-гения! Это - красивейшая жемчужина в моей коллекции перлов! Даже в очень хорошей компании такая знаменитость - как подарок к столу, не правда ли?

- Она была еще жива, когда Вы привезли ее к себе?

Тотенкопф вдруг рассердился:

- Я в последний раз повторяю: они все и сейчас живы! И я настаиваю, чтобы Вы их воспринимали именно так и не смели называть мертвецами! Еще одно Ваше слово в таком духе - и я немедленно прекращу нашу беседу!

- Простите меня великодушно, дорогой Вальтер! - смиренно сказала я, - Конечно же, Вы уже объяснили мне это. Всё, что я хотела сказать, вернее, спросить - после ее падения и аварии скорой помощи, в каком состоянии она была?

- Хм... Разумеется, она была в плохом состоянии. При падении она получила множественные переломы во всем теле, но, как бы странно это ни звучало - ее кожа была в почти безупречном состоянии - внешние повреждения фактически отсутствовали. ДТП с участием машины скорой помощи добавило ей повреждений тоже. Мне пришлось проделать огромную работу, чтобы возвратить ее в нынешнее состояние, поверьте.

- Была ли... дышала ли она, когда Вы ее забрали из скорой при аварии?

- Удивительно, но да. И если бы не ДТП - возможно, она могла бы дышать еще дольше, а так - всего несколько дней, даже при той интенсивной терапии, которую я ей оказывал.

Я вновь мысленно содрогнулась, представив, что могла бы чувствовать Дженни, будь она в сознании и наедине с этом моральным уродом.

- Кто написал мне записку, Вальтер?

- Как кто?! Конечно же, Дженничка... разумеется, не без моей помощи. Когда мы состояли с ней в переписке, я получил от нее два письма. Суть их сейчас неважна, но они нам очень помогли с почерком.

- Почему у нее на пальцах было оливковое масло?

- О, вы там заметили и это? Знаете, мне просто хотелось, чтобы на записке остался хороший, четкий отпечаток ее пальца, а поскольку я был в это время на кухне - вот так и решилась эта проблема.

- Знаете что, Вальтер... давайте все же говорить серьезно! Мне кажется, Вам нужна серьезная помощь!

- ПОМОЩЬ?! - голос Тотенкопфа прозвучал крайне удивленно, - Мне не нужна помошь. Я проделал всю работу на этих людях сам, один. Ну, кое в чем мне помогала мама. И я сделал довольно хорошую работку, не так ли?! Дайте-ка я Ва что-то покажу! Опуская технические подробности, просто чтобы Вы хоть что-то поняли. Вот, взгляните!

Он начал поворачивать ручку сбоку стола, изменяя мое подвешенное состояние таким образом, чтобы я могла видеть вокруг. Потом, приподняв рукой мою голову за подбородок, он приказал:

- Смотрите прямо! - и мой взгляд уперся в тот предмет в конце комнаты, опознать который с прежней своей позиции я не могла. Это оказалось телом молодой женщины. Оно было подвешено за пятки так, что кончиками пальцев касалось пола. Тело было хирургически вскрыто от грудины до волос на лобке, внутренности были тшательно удалены и тело зияло пустотой.

- О, Боже! - невольно вырвалось у меня восклицание, и я отвернула голову от этого зрелища.

- Простите, мне вовсе не хотелось Вас нервировать! - сказал Тотенкопф, возвращая меня в исходное подвешенное положение, - Я думал, Вам интересно будет видеть процесс воочию, не только на словах... Но Вы, видимо, думаете иначе.

 

- Разумеется, иначе. Когда я сказала о помощи, я не имела в виду Ваши домашние работы, Вальтер.

- Вы имели в виду помощь психиатра? Вы не единственная, кто так думает - мне советовали это давно, но я не находил в таких советах ничего для себя положительного, поскольку я абсолютно нормален.

- Советовали? Вероятно, Вам впервые это посоветовал Ваш главврач в клинике, где вы проходили свою медпрактику?! Я бы на его месте сделала то же самое, а на Вашем - воспользовалась бы советом, Вальтер. Это уберегло бы Вас от многих неверных шагов позже.

- О, Вы поговорили и с этим старпером, опасавшимся за репутацию своей клиники... Ну, разумеется - Вы же меня подозревали с самого начала, не так ли? - Тотенкопф ощетинился, - И Вы смеете, зная мои прошлые неприятности и находясь полностью в моей власти и к тому же - на операционном столе, меня в чем-то упрекать и считать меня сумасшедшим?! Это оч-чень, оч-чень неосмотрительно с Вашей стороны! - и он, выйдя из зоны моего зрения, кажется, удалился из комнаты вовсе.

 

На операционном столе?! Меня прошиб холодный пот и почти в следующее мгновение начал трясти озноб. Я поняла, что влипла так крупно, как никогда ранее в своей не такой уж долгой жизни.

 

*****************************

 

Тотенкопф вернулся очень быстро:

 

- Простите, мне нужно было взять кое-какие инструменты. Ну, и поскольку Вы оказались скучнейшим и неинтересным для меня собеседником, мне лучше, вероятно, немедленно приступить к работе над Вами...

- Простите меня, пожалуйста, дорогой Вальтер, - быстренько сказала я, постаравшись придать своему голосу искреннюю заинтересованность, - я думаю, у нас еще есть много о чем переговорить!

- Вы думаете, что сумеете воздержаться от своих неприятных для меня высказываний и неуважительного тона?!

- О да, Вальтер, о да! Это было грубо и глупо с моей стороны и я очень сожалею, что Вас обидела.

 

Тотенкопф подтащил стул и уселся на него прямо напротив меня, скрестив руки на груди:

- Ну, и о чем Вы хотите еще поговорить?

- Если можно, расскажите мне о том вечере, когда Дженни упала со своего балкона.

- Ах, вы о этом... Я ведь уже сказал Вам, что забрал ее из скорой во время ДТП... Но Вы помните, мы с Вами видели друг друга незадолго до происшествия? Так вот, я почти сразу оттуда ушел, сел в свою машину и поехал домой. Как я часто делал и ранее, я решил проехать возле дома Дженни - просто так, посмотреть на ее окна.

Когда я очень медленно проезжал рядом - я увидел через стеклянную дверь, что мимо спящего швейцара кто-то прошел к лифту, и тот даже не проснулся! Я посчитал это интересным и припарковался там рядышком и тоже быстро вошел в здание. Тоже прошел рядом с ним - у него и волосок на голове не шевельнулся... охранничек!

Я поднялся на лифте прямо до апартмента Дженни - я ведь знал, высчитав давным-давно, где точно она живет. К моему удивлению, ее дверь была открыта. Честно говоря, до того я лишь хотел оставить ей под дверью небольшой презентик и уйти, но увидел открытую дверь и не мог себя пересилить и тихонечко вошел!

Осторожно продвигаясь внутрь, я услышал рассерженные голоса и через занавески увидел две натурально дерущиеся фигуры - одной была явно Дженничка, а еще через пару секунд она была сброшена вниз через перила террасы.

Мне не оставалось ничего, как буквально прыгнуть назад за полуоткрытую дверь, что я и сделал... Уже оттуда я слышал, как этот второй человек рыскал по комнате - видимо, что-то ища. Это длилось с минуту, а потом я услышал звук поднимающегося лифта и - угадайте, что же произошло?! Разумеется, этот второй - могу назвать этого человека убийцей - тоже это услышал и метнулся к выходу.

Потом я услышал звук открываемой на пожарную лестницу двери и топот по этой самой лестнице, а далее - и звук открываемого лифта и снова топот по пожарной лестнице.

Я осторожно выглянул: швейцар стоял у двери на эту лестницу и смотрел туда вниз, поэтому я быстро прошмыгнул в лифт и проехал на нем до второго этажа, откуда потом и спустился спокойно и вышел на улицу.

Само собой, я видел и Вас потом, и скорую, и, естественно, я поехал за этой скорой, чтобы узнать, куда же Дженни отвезут, чтобы отправить ей потом в ту больницу цветы... но тут случилось это ужасное ДТП - и остальное Вы уже знаете.

 

- Вальтер, милый, так кто же сбросил Дженни с балкона?!

- Не могу Вам сказать, что знаю этого человека! - пожал плечами Тотенкопф.

- Ну, можете Вы хотя бы описать убицу? - заволновалась я.

Тотенкопф открыл было рот, чтобы ответить, но потом вдруг раздраженно заявил:

- Вы были невежливы со мной недавно и нахамили мне, поэтому я не думаю, что Вы заслужили, чтобы знать всё! Позже, если Вы будете хорошей девочкой, я, возможно и расскажу Вам за ужином, что там было и как, но не сейчас. Сейчас я буду занят! - и он встал, наклонился и поднял свой чемоданчик. Поставив его на стул, он открыл его и вытащил оттуда большой скальпель:

- Не бойтесь, я очень хорошо владею этими инструментами. Это будет абсолютно безболезненно, обещаю Вам!

 

Конечно же, мне доводилось и раньше задумываться о смерти, да еще при такой работе, как моя... но я никогда, кажется, не была столь близка к тому, чтобы иметь такое событие как данность, как неизбежность. Промелькнет ли вся моя жизнь сейчас у меня перед глазами? Будет ли менее больно, если и в самом деле расслабиться и просто дать этому случиться? Я вдруг поняла, что нет - это не для меня: я должна и буду бороться любыми средствами, сколь скудны бы они ни были в данный момент.

 

- Подождите минуту, Вальтер, - сказаля я как можно более спокойно, - Я должна Вам кое-что сказать.

- Увидимся за ужином, - мрачно произнес Тотенкопф и просунув руку мне под подбородок, попытался приподнять его, сделав мою шею открытой для своих манипуляций со скальпелем.

- Это о Дженни, - сказала я.

- О Дженни? - Тотенкопф заинтересовался.

- Кое-что, что Вы о ней не знаете, кое-что очень и очень важное. Боюсь, я не смогу сказать этого прямо перед ней за Вашим ужином.

- Что это? Говорите! - Тотенкопф опустил скальпель.

- Ты любишь мальчиков, а, Вальтер?! - ухмыльнулась я ему в лицо.

- Что ты имеешь в виду? - негодующе воскликнул похоронщик, - Я не гомосек, я люблю женщин!

- А какие у тебя отношения с мужиками, которые сидят сейчас за твоим обеденным столом?!

- У тебя грязный умишко, девчонка! Какие у меня могут быть с ними отношения? Никаких, разумеется! Единственный человек из всех в гостиной, с кем я действительно имею интимные отношения - это моя Дженничка. И смею тебя уверить - мы прекрасно ладим в постели!

- Ладите с ней в постели?! Ха-ха три раза! - я громко захохотала, решив драться до конца и дать в морду противнику хотя бы пару раз прежде, чем он меня тут прирежет, - Ты же голубой, Вальтерок! Ты - самый что ни есть гомосяра, хоть и пыталс скрывать свои противоестественные наклонности!!!

- Это ложь!

- Тогда почему же ты так любишь трахать Дженни?!

- Дженни - замечательная женщина, а ты - идиотка! У нас с ней прекрасные гетеросексуальные отношения!

- Дженни - не женщина, Вальтер. Я всё об этом давно знаю, просто не хотела обнародовать сведения, чтобы не порочить ее память.

- Ты врешь, маленькая сучка! Ты это говоришь мне, чтобы оттянуть момент!

- Нет. Слушай, что я тебе скажу, Вальтер! Ты же знаешь, что я - русская, и что Дженни - тоже русская, так? Ну так вот, у меня есть связи в министерстве иностранных дел и мои друзья в России помогли раскопать в архивах всю историю.

У дженниных родителей никогда не рождалась дочь! В архивах есть свидетельство о рождении сына Евгения, который, к несчастью, страдал гермафродитизмом. Ты же как бы медик, ты знаешь, как это бывает.

Воспитывали ребенка как девочку, а у нее спустя какое-то начал член расти и все остальные мужские признаки стали развиваться. А тут их выкинули из страны буквально безо всего, даже без некоторых документов. Вот они, эмигрировав, и отвезли ребенка при первом же удобном случае в Таиланд - там самые опытные доктора по смене пола были в то время. Да и сейчас там штампуют леди-боев как на конвейере. Вот и стал их официальный сыночек Евгеша девочкой Женечкой по всем правилам - с женскими гениталиями и прочими прелестями. А вот мелочи все же оставались присущими мужскому началу - и ножка великовата была, и склонности некоторые, и бисексуальность явная, и успехи в неженских занятиях...

Так что, дорогой мой Вальтер, трахал ты мало того, что труп (а как ни крути, после всех твоих манипуляций все твои "друзья" - таки трупы), но и к тому же трахал ты дохлого МУЖИКА!!! И доктор ты - хероватенький, если не сумел ни увидеть, ни распознать следов генитальной операции. Тебе и вправду только с трупами возиться да коронки золотые выдирать, как в концлагерях коллеги твоей мамаши делали! Тьфу! - и я с удовольствием плюнула Тотенкопфу в лицо.

 

Тотенкопф издал какой-то странный звериный всхлип и взвыл, занеся руку со скальпелем над моей головой. Я приготовилась вцепиться в эту руку зубами, когда она приблизится ко мне, но в следующую секунду вдруг оглохла - казалось, тысячи осколков кафеля со стен брызнули враз в мои уши! В тот же момент в горле у Тотенкопфа появилась дырка, а еще через мгновение - с тем же грохотом - вторая - в его правом глазу. Он упал и исчез из поля моего зрения.

Я думала, что умру от этого ужасного звука и зажмурилась, а когда открыла глаза - возле меня стоял не Тотенкопф, а взволнованный Дон, слова которого я услышала как сквозь колокольный звон, который стоял у меня в ушах:

- Господи Иисусе... Ну как ты умудряешься, Натали, попадать в такие вот ситуации?!

 

***********************************

 

(продолжение следует)