Кто от сотворения мира годы считал, кто от рождества Христова, но наступило на Землю очередное потепление. Микробы плодились несметно, насекомые разные, черви, травы пёрли из земли неудержимо.

Сидит Акимыч на крылечке своего домика, отдыхает от трудов праведных, которые еще предстоят, вздыхает: «Эх, серенькое утро – паршивенький денек!»

Участок у него на горочке, всех соседей видно, как на ладони. Вон делянка, как метлой выметена, ни соринки на ней, ни травинки. А вот и хозяин подъехал. Акимыч, кряхтя, поднялся. И не то, чтобы он болел или недомогал, а просто привычка такая была: встаешь – покряхти для порядка. Поднялся и не спеша двинулся к соседу.

- Эй, Савелий! Здорово живешь!

- Да, уж не жалуюсь, здоровее тебя буду. – Савелий мужик общительный, жизнелюбивый, за словом в карман не полезет, где и матерком завернет, как по маслу пройдет.

- Слышь, Епифаныч, отчего это сорняки у тебя не растут? Заговор какой нашептываешь или с ведьмами знаешься?

- С ведьмами – это непременно, - ухмыляется Савелий. – А сорняки, я ж тебе уже показывал, я струной срезаю.

- И где ж твоя балалайка? – притворяется Акимыч склеротиком. Скучно ему одному сидеть, а тут собеседник разговорчивый, все развлечение.

Савелий достает из под дерева палку, как для мытья полов, а на перекладине тонкая проволока туго натянута меж двух гвоздиков. Поскреб по земле – вся трава и полегла ровным слоем.

Чешет Акимыч затылок.

- Не-е, это ж надоть так кажинный день скрести. Несподручно мне такое упорство.

Вернулся к себе на крылечко, в другую сторону оборотился. Глядит, по дороге идет кто-то. Полу похоже женского, костюмчик спортивный голубенький. Ба, да это ж Ивановна!

- Вот уж кого поспрошаю, - обрадовался Акимыч. Нравится ему донимать ее расспросами. Обстоятельная женщина. А знает сколь! Как только голова у нее не лопнет?

Выскочил Акимыч прытко на дорогу, аки тать какой.

- Стой, Ивановна. Спытать тебя хочу.

- Ну, напугал, старый дурень, - беззлобно махнула рукой Ивановна. – Что тебе на этот раз надо? Или опять мыши одолели?

- Не-е, Ивановна, не мыши. А интересно мне, что это ты в бутылке в рюкзаке спрятала.

- Ну, ты, дед, глазастый! «Байкал» у меня там. Несу вот подругам землю обработать.

- Вы чё ж, минералкой теперь землю поливаете, аль в сам деле из озера водица?

- Совсем ты темный, Акимыч. «Байкал» ни минералка, а коктейль из почвенных микроорганизмов. Польешь землю, а она рыхлая становится, что твоя перина. И отходы быстро разлагаются.

- Ух ты! А туалетные массы, скажем, возьмет? – задал каверзный вопрос Акимыч, и сам удивился своей сообразительности.

- Возьмет, возьмет! Все в перегной превратит.

- А сорняки переварит? – не успокаивается Акимыч.

- Нет, Акимыч. Это ж не гербицид, - остудила Ивановна дедов пыл.

- Ивановна, ты ж знаешь, какой я к науке неравнодушный. Отлей в пузыречек. – И глаза у Акимыча искренние, просящие, интерес в них светится.

Отлила Ивановна «Байкала», да наказала:

- Ты ж смотри, дед, дозу не переборщи: ложку на ведро воды разведи.

И пошла дальше к подругам.

Акимыч ведро схватил, до пруда быстренько сгонял, воды зачерпнул, пузырек открыл, примерился, отлил ложку, да вдруг задумался. Вот ежели с ложки два месяца разлагаться будет, то с двух за месяц из дерьма конфетка должна получиться, а с четырех за неделю участок пухом покроется. Раззадорила Акимыча такая перспектива, и опрокинул он коктейль в ведро, не жалея. Перелил снадобье в лейку и совсем было настроился окропить им весь огород, да проснулся в нем некстати червь сомнения. Ивановна, конечно, баба ученая, зря не посоветует. А все ж баба, она и есть баба. С ней завсегда настороже надо. И полил Акимыч из лейки заросший пыреем пятачок, да кучу всяких отходов, что накопились в дальнем углу участка.

Два дня не появлялся дед в огороде, дела замотали. На третье утро засвербило нутро у Акимыча, махом собрался. Сидит в электричке, ерзает на лавке, не терпится ему. Был бы на коне, все бока уже истерзал бы животному. До участка резвой трусцой добежал и скорей на пятачок опрыснутый. А там трава вялая лежит, засыхает. Схватил Акимыч мобильник, что племянник пять лет назад на семидесятилетие ему подарил, да давай Ивановне названивать.

- Ивановна, - кричит. – А ты говорила, сорняки твой «Байкал» не одолеет. Приезжай-ка, погляди на мой экскримент. – И отключился. Заинтриговал женщину, старый пень.

Ивановна не глади, что уж с десяток лет, как на пенсии, а щустрая, до жути. Скоро и подъехала. Смотрит на пятачок с сомнением: от гербицидов трава сохнет или скручивается. А эта лежит, как подкошенная. Потянула травинку, она легко из земли подалась.

- Давай-ка, Акимыч, лопату неси. Посмотрим, что там у тебя в земле приключилось.

Ворохнул Акимыч землю лопатой, а там… тьма тьмущая червей разных, больших и малых. И всюду меж ними желтые личинки проволочника снуют.

- Мать честная, гадюшник-то какой! – охнул Акимыч и отступил боязливо с пятачка в сторонку.

- Вот так гербицид, - засмеялась Ивановна. – Такое войско какую хочешь растительность истребит, не подавится. Со всей округи, небось, сползлись. Ну, и что ты теперь с червями делать будешь?

- А-а, - махнул беспечно Акимыч. – Пойду Максимыча позову, ему черви для рыбалки завсегда нужны.

- А на проволочника приманки разложи, - перешла на деловой тон Ивановна. – Да прутиками пометь, где их закопаешь. А через день собери и уничтожь.

На том и разошлись.

Сказка ложь, да в ней намек, огородникам урок.