ПАПОРОТНИК «Угличский удельный князь Дмитрий был посажен в темницу при Иване III, где провёл более пятидесяти лет и умер в царствование Ивана IV» Постарались бояре хитрые, царь в расправе был лют и скор – посадили «удельного» Дмитрия под охрану да на запор. Был наказ караульным даден, чтоб сидельцу от царских щедрот выдавали полхлеба на день и отпели, когда помрёт. И стражи тот наказ держали даже крепче, чем «сам!» велел: отощавшие мыши сбежали из избы, где «удельный» сидел. Годы шли. Стены тайну хранили. Годы шли, словно ночи без снов. Годы шли… И царя схоронили. Шли… Зарыли и царских сынов. А в темнице, где воздух спёртый, узник долгую жизнь доживал. И пришёл к нему сам – Четвёртый (внук того и тоже Иван). Опасаясь негожего умысла, старца подняли двое верзил. Глянул царь на него и задумался. И, весьма удивлённый, спросил: «Говорят, ты пред нами грешен и за это в оковы взят. Ты полвека здесь душу тешил, что ты понял за – пятьдесят?» Он стоял молодой и грустный, чуть заметной бородкой тряся. «То и понял, – ответствовал узник, – что с великими спорить нельзя». Царь велел разрубить оковы; раны зельем велел притереть; и вопрос ему бросил снова: «Что намерен ты делать впредь?» Плыли к матице сети паучьи; утопали углы в грязи; и сверкнули глаза колючие; и услышал владыка Руси: «Знаю я, по языческой древней вере, о ту пору, как в межень воды по ручьям, в середине лета, на Ивана Купалу, папоротник цветёт по ночам. Говорят, его цвет исцеляет недуги любые и владельцам цветка чародейства законы ясны – отыскавши его, завсегда прозревают слепые, и горбатые карлы уходят, как девки – красны. Мне бы только дойти! Околдованный думой заветной, сквозь оковы и годы несу я заботу свою: у мелеющих рек разыщу я цветок заповедный и не стану срывать, а до зорьки над ним простою. И когда поутру загорланят весёлые пивни, и росистые нивы застелет клубящийся дым, брызнут в землю с висков моих белые ливни, и пойду я по миру уже молодым. Потому и живу, что мне чудятся ратные клики, что идут мои воины, вражьи заслоны круша». И невольно попятился царь великий и к двери сделал быстрый шаг. И, боясь, что уж милостив свыше меры, обернулся, с трудом разлепляя рот: «Ишь, раскаркался ворон серый! Здесь состарился – здесь и помрёт». |