ДУМА О ГРАДЕ КИТЕЖЕ I Голова косматая, по щекам – щетина, так и вышел из лесу удалой детина. Да поставил мельницу на яру под хмелем: «Солнце, люди добрые, на оладьи мелем. И почти задаром, на помоле честно: вам – горячее солнце, нам – хорошая песня. Только чур, чтоб заслушаться земля захотела, чтоб в безветрии мельница крылья вертела. В общем, так, чтобы песня да ветру родня». … И висело солнце до вчерашнего дня. II А вчера вечером, на самом закате, забрели два путника к Мельниковой хате. Шапки сбросили, а головы – с проседью: «Мы за солнцем, мельник». Глянул на бороды детина – седые; глянул на брови детина – седые; в глаза заглянул – глазницы пустые дождевою водой залиты: в них закаты качаются; в них тропы кончаются; в них пожары стоят, и посады горят. И пощады, говорят, нет. «Подождите, странники, сколько ж вам лет? Откуда сердешные?» «Здешние…» III «То не сокол налетел на тоску-кручину, просто парень поглядел – полюбил дивчину. Как оно любится, только песня знает; как оно деется – гусли поют, тон задают: мол, у вас короб добра нажит, а у нас девку полюбил княжич. Высмотрел её за берёзою, целовал её, простоволосую, а девка молчала. Любила она? Не любила?» «Расскажите, старые, что потом было». IY «Наклонюсь к реке, зачерпну со дна. В темноте луна – не ходи одна, объявились нынче гости воровские, ушкуйники новгородские. По-разному водится, а у нас так было: собралась вольница, топоры наточила, из ручья умылась и старший – княгине: «Окажи милость! Собрал ребят не за ради князя, за ради тебя. А мои ребята удалые люди, вся земля поволжская твоей будет. Скажешь, к Великому в ладьях потечём, кого в плен не захватим, тех так посечём. И власть поставим на единой вере. Дань платить заставим и мордву, и мерю». …Словно снег сыпучий под лучом растаял, не княгиня улыбнулась – девка простая: «Вы булгар не трожьте, мордву не губите, топоры наточены – так город срубите. Чтоб стоял город, в синеву одет. Чтоб на суше город, и чтоб город в воде». Y То ли не работа, когда по охоте; топоры над брёвнами сами ходят, только мох успевай подкладывай, только зорче углы проглядывай, и маковки выводи, и весёлую заводи: «На нашем боярине спесь смешна; у нашего боярина пуста мошна; добра у боярина – кол без двора; из одёжи на боярине – сплошная дыра… Ходит боярин в кафтане худом; носит боярин воду решетом: подайте водицы воробью напиться». … А в городе, бают, есть чему подивиться: всего-то город виден на треть, остальной увидишь, если в воду смотреть. Затоскуйте, кукушки, по весне на бору; я кукушечьих слёз в пригоршни наберу; я умою зарю – чистой в небо вкатится. Я – “заря” – говорю, а она – “закатница”. Закатилась грузно, звёзды развесила. И кому-то грустно, и кому-то весело (и поют гусли в одичалом лепете), унесли зарю гуси, гуси-белые лебеди за леса, за реки, за высокие горы. Унесли зарю лебеди, а принесли горе. YI …Не в радость боярину кафтан худой – за рекой Батыга. Не один – с ордой. У него о полночи пир велик… Ярыгу кабацкого на пир привели. Смотрит ярыга: туши варятся, батыри ордынские силой хвалятся; а грудой мяса средь подлив сам хан, как смерд простой, потлив, пускает длинную слюну: «Хочешь – княжеством пожалую? Хочешь – голову сорву?» Идут кони, ступают в след. Тропа на Китеж, а Китежа нет. YII Поутру туман, и роса поутру; покачнулся лес на сквозном ветру. И шумят водяные середь перепляса: на озёрных попах зелёные рясы; изоткала рясы трава купава, вместо звёзд на рясы роса упала. Ходят водяные, прячут волны в бороду; ходят водяные по мёртвому городу. Глянули – над ними ордынцы в малахаях из выхухоли. «А что дальше, старый?» «Дальше… водяным глаза выкололи». Велика Россия. Велика и велика. Расплылась над Россией алых звёзд повилика. Переходят Россию каждым утром рассветы. И глядят, не мигая, на Россию планеты. Но не видят этого китежские терема… Что же ты наделал, Гришка Кутерьма? Что же ты наделал, подворотный тать? А солнце, мельник, придётся отдать… |