Три жизни Гения.

 

К читателям.

 

У вас в руках не простая книга, а потому и читать её надо по-особенному. На первый взгляд, события, персонажи и их окружение кажутся привычными, но это не так. Не забывайте, что это фантастический роман. Автором создан мир, очень похожий на наш. Здесь живут такие же люди; они так же, как и мы, одеваются, питаются теми же продуктами. Но в этом мире своё летоисчисление, свои научные и технические достижения. Можно сказать, что в этом мире всё почти стоит на месте.

Автор не претендует на историческую достоверность, его менее всего интересуют изменения внешнего мира. Главной задачей является обрисовка персонажа, его внутреннего мира, а не попытка предугадать, как будет выглядеть наш мир через двадцать – тридцать лет. Именно поэтому вы не обнаружите практически никаких изменений в обрисовке окружающей действительности. Это является принципиальной позицией автора, а не его неграмотным подходом.

 

Жизнь первая.

 

Любовь двух берегов или война двух богов.

 

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.

 

«Сегодня, когда я оглядываюсь назад на свою жизнь, она начинает казаться мне страшной. Но как бы я не хотела что-то в ней исправить, я знаю, что это невозможно. Остаётся только надеяться, что большую часть своих грехов я всё же искупила.

И, тем не менее, я уверена, что моя жизнь будет кому-нибудь интересна. Хотя бы моим детям, которые фактически ничего обо мне не знают. И потом, учиться на чужих ошибках всё-таки не так болезненно, как на своих собственных.

Эта книга - исповедь. Первая и уже последняя в моей жизни…

 

ГЛАВА 1.

 

Стоял один из тех немногочисленных жарких солнечных дней августа, которыми наградило в том году лето жителей и гостей российской столицы. Не смотря на палящий зной, у дверей Московской Консерватории было полно людей.

Признаться, тогда я не очень уютно чувствовала себя в этом городе. Всё-таки приезжая… И поэтому мне пришлось достаточно долго собираться с духом, чтобы в конце концов пробиться к спискам поступивших, которые были вывешены на входных дверях.

Самые длинные списки были, естественно, у пианистов. Вот к ним-то я и направилась в первую очередь. Быстро проглядев их, я сразу же заметила свою фамилию. Как-то не поверилось. Поэтому я перечитала её снова и снова, проверив инициалы (надо признать, что в то время в Москве моё имя не просто не пользовалось популярностью, но и было ещё в диковинку).

Я бы ещё долго любовалась своим именем в списках студентов Московской Консерватории, как вдруг почувствовала рывок и через мгновение очнулась в стороне от толпы – кто-то «корректно» меня подвинул, обматерив вдогонку.

«Вот она, московская интеллигенция»,- подумала я с усмешкой. Но сейчас даже этот инцидент не смог бы испортить мне настроение.

Уже отойдя в сторону, я вдруг очнулась: «Я же и на вокал экзамены сдавала!». Ободрённая успехом, и чувствуя себя уже полноправной москвичкой, я смело растолкала толпу вокалистов, которые никогда не отличались ни умом, ни даже силой.

Почему-то теперь, при виде своей фамилии, у меня не возникло ни малейшего сомнения.

Справедливости ради, надо признать, что тогда подобное стечение обстоятельств не столько обрадовало меня, сколько напугало. На самом деле, я поехала в Москву на удачу, не строя никаких планов. А теперь мне предстояло обо всём этом всерьёз подумать.

Отойдя от Консерватории на приличное расстояние, я пошла без определённого направления – мне надо было переварить новую информацию.

«Жить, наверное, надо будет в общаге. Питаться – в столовой. Заниматься – с шести утра в Консерватории. Ещё надо будет работу найти… Господи, неужели я смогу это пережить?! Ладно, если бы пару месяцев, но пять лет! И не известно, что потом!»

Мне, как человеку, который вырос в тепличных условиях, всё это показалось настоящим кошмаром, но чуть позже я попыталась найти в этом романтику так называемой «студенческой жизни».

/правда в последствии, она куда-то испарилась, и остался только ужас/

«Ну, не бывает же всё плохо. Надо попытаться – и всегда можно найти плюсы. Например, я буду жить в столице /что уже само по себе значило очень много для провинциалки/, а здесь можно сделать шикарную карьеру. Хотя, с консерваторским образованием карьеру можно сделать где угодно. А, кроме того, здесь гораздо легче найти подходящую кандидатуру для замужества (все-таки одиннадцать миллионов жителей – это тебе не триста тысяч)»

Хотя последний аспект на тот момент интересовал меня меньше всего, он рисовался мне в весьма отдалённой перспективе.

Погрузившись в рассуждения и как всегда в таких случаях потеряв связь с действительностью, я даже не заметила, как началась гроза. И это было удивительно – ещё несколько часов назад её ничто не предвещало, на небе не было ни облачка.

При первых раскатах грома я очнулась и с ужасом обнаружила, что на улице уже стемнело, а я нахожусь в неизвестной мне части города (хотя известными мне был только небольшой кусочек центра и вокзал). Надо было куда-нибудь спрятаться от дождя. Однако поиски укрытия не увенчались успехом – я оказалась в каком-то сквере, поблизости не было ничего похожего на беседку, а под деревом было ещё опаснее из-за молний. И так как я уже и так была вымокшей до костей, я просто села на первую попавшуюся скамейку и начала тормошить свою память, осматриваясь по сторонам.

Невдалеке была ограда, за которой проходила широкая дорога. Это-то (а точнее, проехавший по ней автобус) и помогло мне вспомнить эту улицу. Ободрившись этим фактом, я встала и направилась на автобусную остановку. В этот момент по шоссе проехал шикарный чёрный лимузин с затонированными стёклами.

/кто бы мог подумать, что эта «встреча» станет роковой случайностью, от которой будет зависеть без преувеличения вся моя жизнь!!!/

Я не могла ни знать, ни даже увидеть сидящих в машине. Но в какой-то момент я поняла, что мне это известно (так бывает во сне, когда ты что-то знаешь, а откуда – так и остаётся не понятным). Я знала, что в машине сидел N, популярный в то время оперно-эстрадный певец с довольно нелицеприятной репутацией. И более того, я смотрела на стекло, словно оно было прозрачным и я хотела увидеть глаза сидящего в машине человека.

Это состояние забвения длилось несколько секунд, и когда оно прошло, мне показалось, словно я очнулась от глубокого сна. Проводив недоуменным взглядом лимузин, я пошла в противоположную сторону, как и собиралась, на остановку.

Дождавшись автобуса, я поехала на ближайший вокзал. Жить в Москве мне было негде, поэтому переночевать пришлось там.

К моему счастью, ночь прошла спокойно и меня даже не забрали в милицию.

Наутро, хорошенько подумав, я решила поехать домой, поскольку дальнейшая перспектива вокзальных ночёвок меня не прельщала. Да и денег было только что на билет. Прежде, чем уехать, я узнала всю организационную информацию в Консерватории и разослала по газетам объявления о работе (разумеется, с моим провинциальным номером телефона).

Приехав домой, я собрала самые необходимые вещи и попрощалась с дорогими мне, на тот момент, людьми (я словно чувствовала, что, уехав за тысячу километров, в другую страну, я словно разрываю всё, что связывало меня с этим городом).

До моего окончательного отъезда, я даже получила несколько предложений о работе. Трудно описать моё негодование и праведный гнев! Я была оскорблена до глубины души.

«Чтобы я, лауреат международных конкурсов, пошла работать в развлекательную программу в ресторан! Да не бывать этому никогда!»

/наивная молодость! Что я тогда знала о жизни? Ничего, кроме того, что дома тебя всегда ждут, всегда приготовлен и завтрак, и обед, и ужин, и что мне ничего не надо делать – только творить, а всё остальное – бесплатное приложение к жизни!/

Скромное приглашение на работу в музыкальную школу потенциально не имело успеха. Им нужна была полная ставка, а этого я не могла себе позволить – я ведь поступила на дневное отделение.

Таким образом, с работой было глухо. Но я решила не отчаиваться, и решить проблему на месте.

 

ГЛАВА 2.

 

На линейку и собрание групп я ехала с твёрдой уверенностью, что в тот же день получу место в общежитии. Как же сильно и искренне я удивилась, когда поняла, что хорошо – если я вообще его получу! Для меня это было первым сильным потрясением – я же никогда надолго из дому не уезжала, привыкла жить в тепличных условиях, на всём готовом, а тут…

В принципе, в Москве у меня жила подруга /по правде говоря, единственная в моей жизни/, но у меня как-то не хватало наглости напрашиваться к ней «в гости». Таким образом, с первого же дня у меня возникла «жилищная» проблема. Решать её пришлось довольно неприятным способом. Иногда я ночевала у подруги (не чаще одного раза в неделю), но чаще - … на вокзалах. Повезло мне в одном – в Москве их было много. Когда на меня стали обращать внимание милиционеры, я начала спать в транспорте (рано утром и поздно вечером там было довольно тихо, а зимой ещё и тепло).

Сама учёба меня не очень утруждала - что-что, а она всегда была на моей стороне – ведь я занималась своим делом. Трудно было другое: совмещать учёбу, работу, занятия и ночёвки в метро и автобусах… Пришлось бороться со своей природной ленью и пользоваться всеми резервами своих сил.

Вот приблизительный распорядок моего дня.

Трудно сказать, когда он начинался, наверное, где-то около пяти часов утра, когда начинал ходить транспорт. За два с небольшим часа я добиралась до Консерватории (успев поспать). Там я проводила весь день: на занятиях, в столовой, в библиотеке… В десять часов вечера Консерватория закрывалась, и я отправлялась на работу. А оттуда (в третьем часу) – снова в метро, затем – на автобус, а со временем (только к третьему курсу, когда мне, наконец, выделили комнату) – в общагу, где я успевала только душ принять и - …снова в автобус (который стал для меня постоянным местом для сна).

/таким образом, уже с восемнадцати лет я спала не больше четырёх часов в день – вероятно, именно тогда я начала убивать своё здоровье…/

Работа стала вторым ударом по моему самолюбию. Единственным местом, куда меня взяли (с учётом моей «занятости») – стал ресторан, а точнее, какая-то смесь пиццерии и ночного клуба. Хозяином был довольно привлекательный (на первый взгляд) молодой мужчина. Это уже потом, почти месяц спустя, я смогла узнать всю его подноготную. Он был психически неуравновешенным человеком, склонным к насилию и … извращениям. Для меня это стало первым препятствием, с которым я не могла справиться – у меня был контракт на несколько лет… Пришлось сжать зубы, притворно улыбаться и делать вид, что ничего не происходит.

Во всём остальном работа меня устраивала. Забегаловка была довольно затрапезной, поэтому мы с хозяином без проблем приходили к компромиссу. Например, репертуар выбирала я – и он состоял целиком из той программы, которую я проходила в классе вокала в Консерватории. Репертуар был большим, разнообразным и обновлялся раз в полгода. Кроме того, мы экономили на аппаратуре – меня вполне устраивал концертмейстер и неплохое пианино. А это было дешевле, чем самая плохая усилительная установка и запись минусовок с постоянным их обновлением.

Не могу сказать, что эта работа не давила на моё самолюбие. Но я не из тех, кто предпочтёт подохнуть от голода и холода под забором нежели поступиться своими принципами. Я всегда умела сжать кулаки и твёрдо идти к своей цели, справляясь со всеми трудностями. Я же знала, что подобные явления – временны, и они просто необходимы, чтобы закалить волю.

Справедливости ради скажу, что спустя год с небольшим наша забегаловка приобрела статус ресторана - за счёт поднявшегося дохода (с моим появлением у нас сначала увеличилась, а скоро и поменялась клиентура). Я всегда говорила, что искусство способно на многое. Тем боле – в умелых руках. Не могу не похвастать – мне всегда удавалось покорить публику (плюс хорошие данные – диапазон в три с половиной октавы, позволяющий петь весь женский репертуар).

Постепенно увеличивался доход, а вместе с ним и моя зарплата. На жизнь мне хватало, работа устраивала, ну а с особенностями хозяина я была вынуждена смириться…

Ещё через год хозяин сменил название ресторана: с неприметного «У Васи» на более громкое «Anna Maria». А после ремонта наш ресторан вообще стал одним из самых дорогих и презентабельных в Москве.

Правда, за смену названия хозяин попросил у меня одну услугу. Вместо ответа я ударила его… У нас начали серьёзно обостряться взаимоотношения. И я стала подумывать об уходе, начала прислушиваться к предложениям, поступавшим от новых, презентабельных и состоятельных клиентов.

И одно из этих предложений спасло меня и определило всю мою жизнь…

 

ГЛАВА 3.

 

Итак, спустя три с половиной года, как я работала в этом уже ресторане, ко мне стали поступать весьма завидные предложения о спонсорстве. До поры до времени я их игнорировала. Но со временем, когда я поняла, что дальше так жить (не только работать, а именно жить) просто невозможно, я была вынуждена согласиться на одно из них.

Надо сказать, что к тому моменту с учёбой проблем у меня не осталось просто никаких – я была лауреатом всех самых престижных конкурсов: как фортепианных, так и вокальных. Так что мне оставалось просто доучиваться, не прилагая никаких особых усилий. И по этой причине, в том числе, я решила заняться устройством своей карьеры…

Закончив в очередной раз свою работу, как всегда в начале третьего часа ночи, я сидела в своей гримёрке, тупо глядя на себя в зеркало. Усталость стала для меня настолько привычной, что я уже плохо отделяла её от жизни, считая необходимым дополнением к ней.

В дверь постучали. Я немного удивилась. Хозяин заходил без церемоний, а клиенты уже разошлись.

- Войдите, - я повернулась к двери. Она открылась, и на пороге вырисовался парень, лет двадцати пяти, весьма привлекательный.

Сразу же меня поразил его рост – только на взгляд я бы дала ему не меньше метра и восьмидесяти пяти сантиметров (это-то при моих ста пятидесяти восьми!). Имея в своих особенностях привычку оценивать людей при первой встрече и по первому впечатлению, я и для нового знакомого не сделала исключения.

Итак, он был молод, высок и … красив (это действительно было так)! Его лицо было исключительно правильной формы, что делало его удивительно выразительным. Волосы были чёрные, как смоль, уложенные явно не в домашних условиях.

Но что меня сразило сразу – это …глаза! Это были глаза гипнотизера – чёрные, глубоко посаженные и бездонные!.. Как бы избито это не звучало – но я в них утонула… с первой секунды и до последнего вдоха…

Кроме того, у него был безупречный вкус (чего до этого дня мне не удавалось заметить ни у одного мужчины) – дороговизна и эксклюзивность его одежды (а это светлый костюм с идеально подобранным галстуком) просто кричала – не заметить их было невозможно!

Честно говоря, в нашем ресторане уже давно были презентабельные клиенты, но таких!.. я ещё не видела. Возможно, здесь было что-то большее, чем простая привлекательность, в нём присутствовал магнетизм – и это было очевидно (особенно мне, всегда увлекавшейся оккультными науками).

 

- Можно? – он улыбнулся… и я пропала.

 

Господи! Что за улыбка! У меня даже нет слов, чтобы её описать! Это была улыбка ангела, посланника небес! И она осталось в моём сердце навсегда…

 

Я постаралась взять себя в руки и напустить на себя образ неприступной скалы. И дабы не выдать своего волнения, начала говорить колкости:

- По-моему, Вы уже зашли. И кроме того, я Вам это уже разрешила. Так есть ли смысл снова просить разрешения?

- Вы правы, - он прошёл и сел недалеко от меня.

- А вот этого я Вам не разрешала, - строго заметила я, с трудом сдерживая улыбку. - И потом, не хотите представиться? Моё имя, полагаю, Вам известно.

- Конечно, простите, - он встал. – Александр, - он протянул мне руку.

Я галантно положила на неё свою. Саша не растерялся и поцеловал её долгим поцелуем. Когда он прикоснулся к моей коже губами – по спине побежали мурашки.

«Эй, Косицына! Что ты себе позволяешь?! – подумала я. – Немедленно возьми себя в руки!»

Я вырвала руку:

- Теперь я Вас слушаю. И убедительно прошу изложить суть дела наиболее лаконично.

- Хорошо. У моего отца есть интересное предложение для Вас. И он хотел бы с Вами встретиться. Он сейчас внизу, и, я думаю, Вы не откажитесь спуститься к нему вместе со мной?

- Да что Вы себе позволяете! – вспылила я. – Тот факт, что я работаю в ресторане, ещё не даёт Вам права обращаться со мной как с дешёвой вещью! Если Вашему отцу так уж необходимо со мной поговорить – то пусть сам ищет меня и в удобное для меня время! А теперь – потрудитесь очистить помещение, уже поздно.

- Это не займёт много времени. Вы не могли бы подождать минут десять – я уговорю отца подняться сюда?

- Это невозможно, - я встала. - Через пять минут уходит последний автобус, на котором я могу добраться до общежития. И поверьте, перспектива ночёвки на улице меня не прельщает. А посему…

- Я Вас подвезу, - он перебил меня.

- Ха! А с чего Вы взяли, что я сяду к Вам в машину?! Вы за кого меня принимаете?!

- Я Вас попрошу, - он мягко улыбнулся и пристально посмотрел мне в глаза.

- Интересно, и каким же образом? – я не смогла преодолеть своё любопытство.

- А вот как, - ответил Саша и, резко обняв меня за талию, прижал к себе и поцеловал. Как ни смешно это сегодня, но для меня этот поцелуй стал первым в жизни /что и говорит о моём образе жизни и строе мыслей/.

В первую минуту чувства так захлестнули меня, что я потеряла связь с реальностью. Это было что-то божественное, словно я очутилась на минуту в раю. Но очень скоро сознание забило тревогу и вернуло меня на землю. Я поняла весь ужас ситуации и попыталась оттолкнуть Сашу. Но не тут-то было! Он оказался куда сильнее меня! На мои попытки вырваться он только крепче обнимал меня и продолжал поцелуй с ещё большей страстью.

Казалось, этот поцелуй длился целую вечность. Он поистине стал для меня пыткой.

Поэтому, когда Саша, наконец-то, отпустил меня, я, не долго думая, влепила ему со всего маха пощёчину.

- Так что, мы договорились? – он не сильно смутился, и только приложил к раскрасневшейся щеке руку.

- Ваш отец должен быть здесь через пять минут, - я отвернулась к зеркалу.

Когда Саша вышел, я села и уставилась на своё отражение.

«И что это было? Неужели я подала повод? Или … А это было приятно! Если бы не моё воспитание, если бы не моя совестливость! Ладно, не стоит корить себя – это ничего не изменит. Главное – дать ему понять, что подобное не может повториться!»

Через пять минут вернулся Саша, со своим отцом, как и обещал.

Отец его, Владимир Сергеевич, был мужчиной пятидесяти лет, весьма приятной наружности. И кроме того, они с сыном были похожи как две капли воды – особенно улыбкой. Вероятно, именно поэтому я так быстро согласилась на их условия.

В принципе, я только подписала обязательство на заключение контракта, условия которого мы должны были обговорить более детально на следующей неделе, для чего и решили встретиться в Большом на постановке «Тоски» (эта опера всегда была в числе моих фаворитов).

- Я подожду Вас на улице, - сказал Саша, когда мы уже всё обсудили, и вышел вслед за отцом, аккуратно прикрыв дверь.

«А всё не так уж и плохо. Если мы подпишем этот контракт, я обеспечу себя весьма приличным и стабильным заработком. И кроме того, я буду выполнять ту работу, которая мне действительно интересна и нужна. Надеюсь, условия реальны, и я действительно смогу выступить на лучших оперных и концертных площадках мира! А это не дурно!»

 

Едва выйдя на улицу, Владимир Сергеевич закурил.

- Отец, я же тебя просил! Не кури при мне, ты же знаешь – у меня аллергия! – Саша отошёл в сторону.

- Я уже дожил до того возраста, когда могу поступать так, как считаю нужным, не спрашивая на это разрешения. Тем более – у собственного сына! – усмехнулся тот. – И потом, ты втянул меня в страшную авантюру – не думаю, что этот контракт принесёт нам прибыль. Всё-таки она ресторанная певичка…

- Она оперная певица! – перебил сын. – А здесь она только зарабатывает на жизнь!

- Ух, как ты её защищаешь! Прям как мать родную! Скажи честно, и давно у вас с ней?

- Что?!

- Что «что»?! Не маленький – понимать должен! Давно ты с ней спишь?

- Отец! – Саша был в негодовании. – Я познакомился с ней на пять минут раньше тебя! И она не та девушка, которая будет спать с первым встречным!

- Ты знаешь её меньше часа и делаешь такие смелые заявления?

- Это знакомы мы меньше часа, а наблюдаю за ней я уже давно. И могу сказать, что последние два года у неё точно никого не было. Она живёт в общежитии, ни с кем тесно не общается. У неё есть и честь, и гордость, кроме всех прочих, более очевидных, талантов.

- Ты что детектива нанимал? Не думал, что ты так заботишься о чести компании и так тщательно подбираешь нам солистов! – усмехнулся отец, затушив сигару.

- А ты не думал, что я могу влюбиться?

Отец недоверчиво посмотрел на него, но ничего не ответил.

- Да, отец, я влюблён! С первой минуты, как я её увидел,..

- Я тебя прошу – избавь меня от этих пошлостей! Ели бы я знал раньше – я бы никогда не пошёл у тебя на поводу! Этот контракт принесёт нам одни убытки! – нервно воскликнул Владимир Сергеевич.

- Ты не прав. Насколько я знаю, Анна Мария очень перспективная певица. На следующий сезон её планируют перевести в основной состав Большого театра. И к тому же она очень работоспособна. Я уверен, она станет нашим лучшим проектом. Моё чутьё меня ещё никогда не подводило.

- Дай-то Бог. И какие у тебя на её счёт планы?

- Самые серьёзные. Если всё сложится удачно – я намерен на ней жениться, - смело ответил сын.

- Что ж, если она действительно так хороша, как ты мне её описываешь – это будет самым удачным ходом. Это принесёт нам больше прибыли и завяжет её долгосрочным контрактом. По крайней мере, она не сможет уйти к другому продюсеру. А ты молодец, я тебя недооценивал! Умный ход, - Владимир Сергеевич потрепал сына за плечо.

- Отец! Ты не исправим! Тебя дела фирмы интересуют больше собственного сына!

- Ладно, если хочешь об этом поговорить – продолжим после, у меня завтра (смотрит на часы), хотя уже сегодня, утром важная встреча, - он пошёл к машине.

- Доброй ночи, отец! – крикнул Саша.

- Пока, - сухо ответил тот и, сев в машину, уехал.

Когда я спустилась, Саша стоял, облокотившись на свою машину – тёмно-вишнёвый Peugeot последней модели. Подобный вид транспорта устраивал меня больше, чем городской автобус. Саша, ничего не сказав, улыбнулся и открыл мне дверцу. Мне пришлось очень постараться, чтобы состряпать на своей физиономии подобие улыбки – дело в том, что было уже около четырёх часов утра, и я должна была спать! Поэтому едва только сев в машину, я моментально заснула, сама того не заметив.

Проснулась я, почувствовав приятное тепло, которое исходило от Сашиной руки, лежащей у меня на колене. Спросонья мне это показалось продолжением сна, и я сладко потянулась. Но снова вмешалось моё сознание… Придя в себя, я резко отстранилась, скинув Сашину руку. Он не смутился.

- Я хотел извиниться за своё поведение там, в ресторане, - он смотрел на меня с подозрительной нежностью. – Так ты меня простила?

- И давно мы на «ты»? – удивилась я.

- Я подумал… - он не договорил и замолчал.

- Ладно, прощаю, - снисходительно улыбнулась я.

- Но чтобы окончательно загладить свою вину я приглашаю тебя на ужин, - он выжидающе смотрел на меня.

- Я подумаю, - коротко ответила я и, не желая терпеть на себе его взгляд, быстро вышла из машины.

Осмотревшись, я сразу поняла, что мы находимся по крайней мере в другой части города, и явно не возле моего общежития. Я повернулась, чтобы выяснить, куда же мы приехали, но Саша оказался рядом, ближе, чем я ожидала.

- Ты так быстро вышла, даже не дав мне возможности поухаживать за тобой, - тихо сказал он.

- Ничего, не умерла, - ответила я и тут же спросила. – Позволь узнать, где мы находимся? Только не говори, что возле твоего дома!

- Ну, я могу и промолчать, - его улыбка стала откровенней.

У меня не было слов – настолько меня переполняли эмоции! Так и не найдя, что сказать, я развернулась и пошла прочь.

- Анна Мария! – он нагнал меня и пошёл рядом, спиной вперёд. – Ты меня не правильно поняла!

- А разве можно понять человека, который ничего не говорит и поступает только сообразно с собственными желаниями, абсолютно не заботясь о мнении окружающих?

- Может, ты и права. Просто я не хочу, чтобы ты ночевала в этом клоповнике. Ты достойна лучшего жилья!

- Прости, конечно, но я тебе никто и ты мне никто. Меня не интересует, где ты живёшь, и тебя не должно беспокоить, где живу я! Это во-первых, а во-вторых, я там и не живу – там просто хранятся некоторые мои вещи.

- А где же ты живёшь? – он так удивился, что резко остановился. Я, не ожидая этого, налетела на него. Он слегка обнял меня. Мне было приятно, уютно и не хотелось отстраняться.

- Тебе лучше этого не знать, - я всё же хотела отойти, но он не отпустил меня, да и я на этот раз не сильно сопротивлялась.

- И всё же?

- Я приезжаю в общагу, только чтобы привести себя в порядок и переодеться. Сплю я в транспорте по дороге в Консерваторию. Большую часть дня я провожу там, остальную – на работе.

- Если честно, я это знал. Мне просто хотелось проверить, можешь ли ты быть со мной честна. И я доволен результатом, - он наклонился к моему лицу, но тут уже я вырвалась.

- Давай договоримся – это больше не повторится.

- Согласен, но с оговоркой – не зарекаться.

- Ладно, - согласилась я. В принципе, в моём лексиконе слова «никогда» не было, и я сама всегда предпочитала не зарекаться. – Но сейчас ты отвезёшь меня в Консерваторию, и впредь будешь спрашивать, куда меня отвезти, если, конечно, изъявишь ещё желание заниматься извозом.

- Договорились, - мы пошли к машине. – Так как на счёт ужина?

- Только не сегодня! Я должна поспать!

- Хорошо, тогда завтра?

- Может быть. Позвони мне завтра. Думаю, я смогу выкроить немного времени перед работой.

- Очень на это надеюсь, - он открыл мне дверцу.

Невольно я окинула взглядом дом, возле которого мы стояли. Сказать, что он мне понравился – не сказать ничего. Это был шикарный дом, выстроенный со вкусом. Я могла только догадываться, как там внутри. Мне ещё никогда так не хотелось попасть в чужой дом! И почему-то я была уверена, что это произойдёт, и возможно раньше, чем мне бы этого хотелось.

День закончился (а точнее начался) тем, что Саша отвёз меня в Консерваторию и пообещал позвонить. Кто бы мог подумать, что этот день изменит всю мою жизнь!

 

ГЛАВА 4.

 

На следующий день, где-то около восьми вечера, Саша заехал за мной в Консерваторию, и мы поехали в ресторан (по Сашиным словам – лучший).

Справедливости ради замечу, что ресторан оказался поистине шикарным. И первой моей мыслью стало: «И почему я пою не здесь?». Поймав себя на этом, я тут же убедила себя, что моё истинное место как минимум в La Scala, а не в ресторане, каким бы шикарным он не был.

Великолепное оформление, супервежливое обслуживание, прекрасная кухня и СУМАСШЕДШИЕ РАСЦЕНКИ! Когда я увидела их, я потеряла дар речи. И на моё несчастье, Саша это заметил:

- Что-то не так? – на его лице красовалась улыбка с издёвкой.

- Не думаю, что яичницу можно приготовить так, чтобы она столько стоила. Эти цены не адекватны! Я не хочу тебя разорить на первом же ужине.

На это Саша раскатисто захохотал. Мне стало как-то неловко.

- Дорогая моя Анна Мария, можешь не беспокоиться на этот счёт. Если ты захочешь, я смогу подарить тебе этот ресторан!

- Спасибо, но я предпочитаю домашнюю кухню, - мне пришлось выкручиваться.

- Если честно, я тоже. И надеюсь, в скором времени я смогу наслаждаться ею в кругу семьи.

Этой фразы я, как ни старалась, понять не смогла.

В ожидании заказа, я решила рассмотреть контингент, нас окружающий. Не знаю, какие это были люди по характеру, но по доходам они были явно впереди столицы всей. И хоть вкусом они не отличались, но одеты были в самые дорогие и качественные вещи. Это не могло меня не задеть. У меня-то вкус был, да и к тому же безупречный! А вот денег не было – поэтому я сидела в джинсах (хороших, но старых) и джемпере (тоже хорошем, но ещё более древнем). И это притом, что я – гордость страны! А их никто не знает (кроме, может, налоговой) и никогда не узнает. Всё-таки жизнь – несправедливая штука. Но я собиралась это исправить. Наверное, именно поэтому я и сидела с Сашей в этом ресторане (хотя исключить тот факт, что он просто мне нравился, тоже нельзя).

- Что мы будем пить? - Саша прервал мои немые рассуждения. – Может, шампанского?

- Нет, спасибо, я не пью, - твёрдо ответила я.

- Как, вообще? И даже пиво?

- Его – в первую очередь. Я не выношу даже его запах.

- Ну, а шампанское-то можно, благородный напиток. Тем более грех не выпить за нашу встречу и будущее сотрудничество.

- Но обычно… - начала несмело я, но Саша меня перебил.

- Сегодня необычный день.

- Ладно, сдаюсь. Но только один бокал и негазированного. Это вредно для голоса, - тут же пояснила.

- Договорились, но тогда лучше вино, - он щёлкнул пальцами, подзывая официанта.

- Тёплое красное вино, пожалуйста, - заказал он.

На самом деле, я прекрасно знала, что от одного – двух бокалов меня, как абсолютно не пьющего человека, может развезти так, что я начну нести всякую чушь, вроде пересмотра современной методики преподавания игры на фортепиано, или ещё что-нибудь в этом роде. А на худой конец, я могу просто захотеть исполнить на публике какую-нибудь арию из итальянской оперы, с непременными страстями и рыданиями.

- Расскажи что-нибудь о себе, - попросил Саша. – Я же должен знать, что ты за человек, какие у тебя симпатии и антипатии, какой у тебя характер. Нам предстоит много работать вместе, и не хотелось бы начинать с конфликтов.

- Это зависит не только от моего характера, - заметила я. – А вообще, мне трудно о себе говорить: я не умею врать и принижать свои таланты и заслуги. Поэтому многие говорят, что у меня завышенная самооценка, что я эгоистична и цинична. Кроме того, иногда приходится чем-то жертвовать ради достижения поставленной цели. И зачастую жертва падает на человеческие отношения. У меня так было, когда я сюда приехала. Многие, кто знал меня в моём городе, обижаются до сих пор, что я перестала с ними общаться. Они не понимают, что я даже физически не могу поддерживать отношения со всеми, кого знаю. Поэтому, в конечном счете, я осталась в гордом одиночестве, скрашиваемом иногда моей единственной за всю жизнь подругой. Она единственная, кто от меня ничего не требует и никогда ни на что не обижается. Ну, а остальное, я полагаю, ты уже знаешь. А если нет – то узнаешь в скором времени. Что ж, теперь твоя очередь.

- Хорошо. Итак, - начал он, - я родился в Москве. Почти сразу после моего рождения, родители развелись. О матери я ничего не знаю, и узнать не смог. Отец при любом упоминании о ней всегда говорит только одно слово: стерва! После развода её лишили родительских прав, и больше о ней никто ничего не слышал. Так что рос я исключительно в мужской среде. Ни в детстве, ни тем более сейчас, друзей у меня не было и нет. Да и как можно завести дружбу, когда мы с отцом постоянно переезжали с места на место – раньше он всегда ездил на гастроли со всеми солистами. Это сейчас я стал его правой рукой и исполнительным продюсером – теперь переезды входят в мои обязанности. А тогда – он ездил сам. Поэтому и образование у меня получилось интернациональное – я, наверное, умудрился поучиться в каждой стране. Да и первый проект я реализовал в Европе. По приезду сюда я открыл свою фирму, из которой планирую сделать продюсерский центр, не хуже, чем у отца. Но это дело времени. Пока всё только проектируется.

Так, слово за слово, мы говорили обо всём, пока… куранты не пробили полночь!

- Боже! – меня обуял ужас, и я схватилась за сумку. – Я же на работу опоздала на целых два часа! Он меня убьёт!

- Не убьёт, - Саша положил свою руку на мою, желая остановить. – Я договорился – сегодня у тебя выходной.

- И как тебе это удалось? – с нескрываемым удивлением спросила я.

- Твой хозяин очень любит деньги, я это сразу понял, - Саша улыбнулся.

Не знаю, почему (скорее всего, всё-таки из-за двух бокалов вина), я расхохоталась. А смеялась я всегда очень громко (со временем это стало моей визитной карточкой). Саша немного удивился, но почти сразу присоединился ко мне.

«И всё-таки он скорпион, - подумала я. – Так могут смеяться только они. И потом, его глаза – моё чутьё никогда меня не подводило. Скорпионов я всегда угадываю наверняка»

…- Спасибо за ужин. Но мне пора, - с натянутой улыбкой сказала я, когда поняла, что ещё час без сна – и я усну прямо здесь, как говорится, не отходя от кассы.

- Конечно. Только позволь попросить тебя об одной услуге.

- Проси, - я насторожилась.

- Можно я буду возить тебя из общежития – в Консерваторию и с работы – в общежитие? – неожиданно спросил Саша.

- Ну, вечером ещё ладно, но утром! в пять часов! Зачем тебе в такую рань вставать?

- Я всегда так встаю, - просто ответил он.

- Ну, если тебе так хочется – ладно, я не буду сильно возражать, - ответила я, делая уже в голове расчёты, сколько я выкрою времени, сэкономив на дороге.

- Спасибо. Если честно, я не ожидал, что ты сразу согласишься. Можно тогда ещё одну просьбу?

- Решил поймать меня на настроении, расположенном только на согласие?

- Да, не хочу потерять такую возможность.

- Ладно, проси, - сдалась я.

- Я бы хотел, чтобы ты проводила все выходные со мной.

- Нехило! – вырвалось у меня. – А не много хочешь, после двух дней знакомства-то, а? И потом, воскресенье в любом случае отпадает – в этот день я никуда не выхожу и занимаюсь только собой и комнатой, это единственный день, когда я могу нормально поспать.

- А суббота?

- Я подумаю, - сухо отпарировала я.

- Ладно. И последнее. Надеюсь, не покажусь тебе чересчур наглым…

- Уже показался, - перебила я.

- Правда? И как я не заметил?! Ну, тогда уже не страшно. Итак, я приглашаю тебя на эти выходные на лыжную прогулку.

- А при чём здесь лыжи? – не поняла я.

- Это полезно – я хочу, чтобы наша солистка была в прекрасной форме, в том числе и физической. И потом, это просто здорово: погулять на свежем воздухе, отдохнуть вдали от грязного и шумного города, насладиться природой. Ты что, никогда не ездила за город?

- Да считай, что я выросла за городом, - усмехнулась я. – Просто я лыжи одевала только однажды, и было это лет десять назад. Да и то, снега тогда не было – нас просто учили надевать лыжи. На этом весь мой опыт и заканчивается.

- Ну, это уже никуда не годится! Теперь я не принимаю никаких возражений, - твёрдо проговорил Саша. – В субботу утром мы едем на базу.

- А там что-нибудь, кроме лыж, есть?

Саша посмотрел на меня недоуменным взглядом:

- Там есть всё: и сауна, и бильярд, и боулинг, и многое-многое другое, конечно же, включая все спортивные сооружения и площадки. Это шикарное место – тебе там понравится, обещаю.

- Ты меня заинтриговал. Я согласна, но с одним условием…

- Всё, что захочешь.

- Там должен быть рояль, - увидев на Сашином лице вопрос, я тут же пояснила. – Я не могу позволить себе не прикасаться к клавишам целых два дня.

- Не вопрос, устроим. Главное – ты согласна! – он не скрывал своей радости и довольства собой. – А теперь я отвезу тебя в общежитие.

Таким образом, с этой минуты Саша стал моим «шофёром», при чём абсолютно для меня бесплатным.

 

ГЛАВА 5.

 

С тех пор, как ко мне в гримёрку зашёл молодой парень и его отец предложил мне выгодный контракт, прошла неделя. Мы с Сашей замечательно отдохнули на загородной базе и успели «подружиться». Саша стал для меня «своим», и это было поразительно – я плохо сходилась с людьми. А в нём было что-то такое, чего не было в других, но было … во мне. Действительно, почти с первого дня я заметила, что почти наверняка знаю, что он скажет, как отреагирует на то или иное событие и как будет себя вести в определённой ситуации и с определёнными людьми. Мне было с ним удобно. Кроме того, он был очень щедрым, никогда не считал каждую копейку и просто шикарно ухаживал за мной. Я уже не говорю о том, что он был у меня первым, во всех отношениях.

 

Итак, прошла неделя. Как и договаривались, мы встретились с Владимиром Сергеевичем возле Большого незадолго до начала спектакля.

- Его не будет, - Владимир Сергеевич поймал мой взгляд, ищущий его сына. – Я отправил его домой – он бы не дал тебе сосредоточиться.

Обсуждение деталей контракта мы начали сразу, не откладывая в долгий ящик, и продолжали во всех антрактах.

Если говорить в общих чертах, то в мои обязательства входило: выбирать и утверждать репертуар, записывать минимум два альбома в год и давать пресс-конференции и интервью тем журналистам, которых выберет Владимир Сергеевич. В обязательства фирмы «БИС» (президентом коей он и был) – организовывать мне концерты на лучших площадках мира, проводить PR-компании. А если по-простому: я должна была хорошо петь, а «БИС» - сделать меня популярной. В итоге – выигрывали обе стороны.

Ну, а если сказать пару слов о спектакле, то в первую очередь упомяну об N, который исполнял партию Каварадосси. В то время он казался мне идеалом во всех отношениях.

Он был молод (на тот момент ему было тридцать два года), достаточно красив и, как мне казалось, не просто талантлив, а гениален в пении. Он излучал столько обаяния, что мог «покорить» даже чёрствые натуры. Он был моим кумиром. Но у него был один недостаток – он был женат! На дочери своего продюсера. Понятное дело, в этом браке и намёка на чувства не было. И это было нормально.

- Великолепно, не правда ли? – после финальных аккордов я не удержалась – так хотелось разделить свой восторг с кем-то ещё.

- Недурно, - сухо ответил Владимир Сергеевич.

- Как?! И это всё, что Вы можете сказать? – удивилась я.

- А что бы ты хотела услышать?

- Ваше мнение об этой постановке, - ответила я.

- В целом – не плохо. А в частности: лично мне больше всех понравился Скарпиа. Тоска? Ну, что, Тоска! Ты поёшь лучше, - я виновато улыбнулась. – А Каварадосси просто удручает! Смотрю на него с жалостью. Растратился уже весь. Ещё пару лет – и он сойдёт с дистанции. Его ждёт бесславная старость. Поверь мне, я на этом деле собаку съел. Как только господин Шиндель (продюсер и по совместительству тесть N) выжмет из него последние соки, вот посмотришь, ждать уже недолго, он тут же от него избавится, первым делом, организовав тихий развод. А после этого уже никто и никогда не вспомнит о таком человеке.

- Посмею с Вами не согласиться, - возразила я. – Лично мне не кажется, что N поёт плохо. Более того, я как профессионал вижу заметные изменения в его исполнении, при чём в лучшую сторону. И это свойственно всем занимающимся певцам.

- Я вижу, ты ему симпатизируешь, - с улыбкой заметил Владимир Сергеевич.

- Не то, чтобы… - я смутилась.

- Ладно, если честно, я этого ожидал. У N очень много поклонниц среди консерваторских студенток – это не новость.

По ходу беседы мы спустились в гардероб и, одевшись, вышли на улицу.

- Надеюсь, я не сильно тебя обидел? – снисходительно улыбнулся мой собеседник. – Уж я-то знаю, как поклонники реагируют на критику своих кумиров.

- Всё нормально, - ответила я.

- Я думаю, ты понимаешь, что здесь дело не столько в N, сколько в его продюсере. Наши центры ведут давнюю войну за солистов, за публику, за рейтинги. Недаром пресса окрестила нас «Монтекки и Капулетти ХХI века», - усмехнулся Владимир Сергеевич. – И они правы! Я надеюсь, что новое сравнение – «Ромео и Джульетта ХХI века» нас минует?

- Ну, конечно! – не понять намёк было трудно.

- Кто-кто, а я прекрасно знаю, что чувства нам не подвластны. Не раз я уже терял солистов по этой причине, в основном солисток, конечно. Не имею права брать с тебя обещание, поэтому просто спрошу, есть ли у тебя какие-нибудь перспективы на будущее?

- Никаких. Я стараюсь не загадывать наперёд и предпочитаю жить сегодняшним днём. Жизнь не раз уже ломала мои планы, и я решила просто перестать их строить.

«Очень неубедительно! Если она и вправду так хороша, как говорит Шурик, то я не должен её потерять. А её неприкрытые симпатии N очень меня настораживают. А Саша и впрямь обладает исключительным чутьём – его идея брака может стать как нельзя кстати. Пожалуй, я помогу ему».

На парковке возле театра нас (а точнее меня) ждал Саша.

- Я же просил тебя не приезжать, - отец был слегка недоволен. – Я уже пообещал отвезти Анну Марию.

- Боюсь, я пообещал ей это раньше, - Саша улыбнулся и подошёл ко мне.

- Что ж, полагаю, я неконкурентоспособен, - хорошее настроение, вызванное подписанием столь удачного контракта, отразилось на репликах Владимира Сергеевича. – В таком случае, позвольте откланяться, - он поцеловал мою руку.

- Спасибо за всё, я уверена – мы сработаемся. Доброй ночи, - попрощалась я.

Саша пожал руку отцу, и тот уехал.

В машине, быстро поделившись впечатлениями от вечера, я задумалась, вспомнив N (он всегда вызывал у меня самые противоречивые чувства и всегда выступал волнователем моего покоя).

- Что-то не так, он тебя обидел? Сказал что-то, да? – от Саши не могло ускользнуть моё чересчур серьёзное лицо.

- Нет, всё хорошо. Я думала о спектакле. N сегодня пел, как никогда…

- Как же он меня бесит! – вдруг сорвался Саша. – Маленькое, толстое, бабоподобное существо с козлиным голосом! И что в нём находят?

- Саша, перестань, пожалуйста! – взмолилась я.

Он меня не понял, но замолчал. До общежития никто из нас не проронил ни слова.

 

ГЛАВА 6.

 

До самого Ново года Саша возил меня повсюду. Безусловно, мне это было удобно. Кроме того, мне была приятна его компания. С ним было легко и удобно.

Хотя я не понимала, что ему за удовольствие вставать ради меня в пять утра, сидеть весь мой рабочий день в ресторане, а потом везти в общагу, чтобы через несколько часов снова забрать. Конечно, я понимала, что интересна ему, возможно, я ему даже нравилась (как я думала).

Я понимала, что Саше не очень удобно всё время со мной нянчиться. Но как я его не уговаривала, он никак не хотел согласиться с тем, что я буду ездить в городском транспорте. Со временем же он сдался, но лишь наполовину: он согласился с тем, что не будет всё время возить меня, но не согласился на общественный транспорт. Выход из этой ситуации меня просто поразил.

В канун Нового года Саша и его отец пригласили меня в ресторан, дабы отметить начало сотрудничества (наш контракт вступал в силу с первого января), ну, и сам Новый год, конечно.

 

/два слова о том, как я уходила с работы в «Anna Maria».

Без скандала не обошлось. Сначала хозяин просто был в бешенстве, но когда я с дуру сказала, что ухожу на работу в «БИС», исполнительным продюсером которой был Саша, он уже открыто обозвал меня «дешёвой шлюхой, которая нашла себе крутого парня». А закончил тем, что пригрозил найти меня и получить всё, «что я ему осталась должна». В целом, осадок остался неприятный/

 

Но вернусь к нашему ужину.

Быстро обговорив дела фирмы и планы на ближайшее будущее, Владимир Сергеевич поспешил откланяться, оставив нас с Сашей вдвоём.

Разговор шёл на отстранённые темы. В конце ужина Саша расплатился с официантом и повёл меня на улицу:

- У меня для тебя сюрприз, пойдём со мной.

Я удивилась, но пошла с любопытством.

- Видишь этот джип? – Саша указал на огромную, тёмно-вишнёвую махину, стоящую возле входа в ресторан.

- Ну, и? – не поняла я.

- Он твой, - Саша улыбнулся.

- В смысле?

- Это мой подарок тебе на Новый год, - пояснил он.

- Ты что?! Нет, я не могу его принять, - я начала ломаться.

- Почему? Насколько я знаю, у тебя есть водительские права и ты неплохо водишь.

- Да, но не в этом дело. Это же очень дорогая машина. Я просто не должна…

- Ты никому ничего не должна, - Саша перебил меня твёрдым голосом.

- И всё равно. Это очень дорогой подарок, и я вынуждена от него отказаться.

- А если я попрошу? – он подошёл ко мне вплотную и посмотрел исподлобья.

- Хорошо, - я отвела глаза. – Я согласна. Спасибо.

- Тебе спасибо, - он хотел меня обнять, но я отошла в сторону.

- У меня для тебя тоже есть небольшой подарок. Правда, он не такой дорогой и роскошный, но может принести много пользы, - я достала из сумочки коробочку, но прежде чем отдать её Саше, предупредила. – Сразу скажу, это – шерла, или чёрный турмалин. Это удивительный камень – он даёт огромный заряд энергии и забирает негатив. Но! Его действие распространяется только на скорпионов. Для остальных знаков зодиака он может стать даже смертельным.

- Скорпион скорпиона видит издалека, - он улыбнулся и взял коробочку из моих рук.

Он посмотрел на меня глубоким взглядом:

- Спасибо за такой тонкий подарок. Можно тебя поцеловать? – в его глазах прыгал лукавый огонёк, хотя на лице не дрогнул ни один мускул.

Я не знала, что ответить. С одной стороны мой разум убеждал меня сохранять гордость и целомудрие, а с другой – моё сердце просто требовало сказать «да», что бы ни последовало за этим поцелуем.

Но Саша, не дождавшись моего ответа, крепко обнял меня и поцеловал нежнейшим поцелуем. Это было потрясающе! До этого Саша представлялся мне как сильный, отчасти грубый и страстный человек, но никак не нежный. И эта грань стала для меня приятной неожиданностью (не смотря на то, что я, в принципе, не разрешала себя целовать).

«Ну, ладно, в честь Нового года, и в благодарность за подарок. Это большее, что я могу ему дать, - подумала я. – Хотя, если это только начало нашего сотрудничества, то что же будет дальше?..»

Таким образом, теперь у меня появились колёса, и это очень облегчало мою жизнь. Но с другой стороны (но это я поняла только со временем), такой крупный подарок не мог не привязать меня к Саше. С течением времени чувство, что я ему что-то должна и не смогу это отдать, росло, и я понимала, что уже никогда не смогу от него избавиться.

 

ГЛАВА 7.

 

С Нового года я начала работать у Владимира Сергеевича, и меня сразу же захватила новая работа. Я и не предполагала, что она сможет так меня увлечь и оказаться столь мне интересной. К тому же, Владимиру Сергеевичу удалось перевести меня на заочное отделение Консерватории – он хотел, чтобы я работала не только (и не столько) по ночам, но и днём. Лично меня это более, чем устраивало.

Однако, как и во всём в этом мире, в моей новой работе не обошлось и без минусов. Во-первых, репертуар. Теперь это была отдельная программа, которую мне приходилось учить параллельно со своей основной (которую я проходила в Консерватории). Следовательно, и времени на выучивание у меня теперь уходило больше, чем раньше.

Во-вторых, появился микрофон – мой злейший враг. Конечно, я всё понимала: работать на студии без микрофона просто невозможно, да и многие залы (даже филармонические) обладают весьма скверной акустикой (в силу своих гипербольших размеров), однако любви к акустическим установкам с моей стороны это не прибавляло.

В-третьих, одежда! Таких немыслимых нарядов не было даже на театральных постановках. Мне казалось, что я выгляжу клоуном. И наша война с костюмерами продолжалась несколько лет, пока половина из них не уволились, а остальные – не смирилась с моими предпочтениями.

И в довершение всего, у Владимира Сергеевича была навязчивая идея пропихнуть меня на эстраду. Почву он готовил долго, но не очень тонко. Как только он меня не уговаривал. Начиная с того, что там приятнее, проще, а значит и более благодарная публика; затем, что там совсем другая обстановка, в которой мне будет интереснее работать. Закончил же он тем аргументом, с которого, на мой взгляд, должен был начать: на эстраде я заработаю больше денег. Но ему так и не удалось убедить меня, после чего он окончательно и решил помочь сыну жениться на мне.

Можно предположить, что кроме всех корыстно-личностных, Владимир Сергеевич преследовал и некие благие и высокие цели, но лично мне в это верится с трудом. Дело в том, что к этому моменту N занял довольно прочные позиции на нашей эстраде, и никому не удавалось не то, что скинуть его, но и даже подвинуть. А Владимир Сергеевич твёрдо решил это сделать, чего бы это ему не стоило. А тут ещё и я подвернулась – такой шанс выпадает раз в жизни, и грех им не воспользоваться.

А в то время, пока мой продюсер пробивал мне тёпленькое местечко на эстраде, художественный руководитель Большого тетра, Сан Саныч, предложил мне партию Саломеи в одноименной опере Штрауса, которой планировали открыть следующий сезон. Понятное дело, от таких предложений не отказываются! Тем более это означало, что я перехожу из ранга стажёров в ранг солистов, да и к тому же основного состава!

С Сашей же мы не просто не поженились, но даже и не сблизились больше. Да, он мне нравился, но представить его своим мужем? Ну, уж нет! Другом – вполне, но не больше! Во-первых, для меня он был слишком молод; а во-вторых, слишком уж он был похож на меня. Две сильные личности не смогут ужиться под одной крышей – это я понимала. Хотя, если по правде, тогда я даже не догадывалась о его планах.

Мы продолжали вместе ходить в театр, отдыхать на выходных, ужинать, но дальше дело не продвигалось.

Но Саша был мужчиной! Хоть я про это и забывала всё время, однажды он мне напомнил, да так, что я запомнила это на всю жизнь.

 

После моей очередной сессии (в конце четвёртого курса), сданной как всегда на отлично, мы с Сашей поехали в ресторан, отмечать мой переход на последний курс.

К моему колоссальному удивлению, кроме нас с ним, в ресторане никого не было.

- Я выкупил его на сегодняшний вечер, - пояснил он. – Сегодня знаменательная дата: во-первых, ты перешла на последний курс, а во-вторых, мы работаем вместе уже полгода. Я посчитал это достаточным поводом.

- Ну, что ж. Я рада. Ты же знаешь, я не люблю общественные места, - я улыбнулась, несколько смущённая. Мне ещё никогда не приходилось оставаться с Сашей наедине (на фирме всегда были звукооператоры, а про театр и рестораны в обычное время говорить не приходиться).

- Ну, что же, начнём, пожалуй? – он налил нам по бокалу шампанского. – Итак, за успешное окончание четвёртого курса!

Пришлось поддаться. У меня как-то не получалось ему противостоять, а, может, просто не хотелось обидеть.

Затем последовал тост за полугодие нашего сотрудничества, за будущие проекты, за меня, за нас…

 

…Дальше я не смогла ничего вспомнить на утро следующего дня, когда проснулась в незнакомой постели…

«Где я? – это был первый вопрос, пришедший мне в голову. – И что я здесь делаю?»

Через несколько минут моё сознание начало проясняться, и я вспомнила всё (или почти всё), что произошло этой ночью.

 

Итак, после третьего тоста моё самообладание улетучилось, а язык развязался. Воспользовавшись возможностью, я поднялась на эстраду и начала петь. К Сашиному удивлению, мой голос звучал абсолютно «трезво» (этим я действительно могла похвастаться). А в связи с тем, что Саша был просто влюблён в мой голос, он позволил мне петь столько, сколько я сама пожелаю. Меня хватило на десять арий и восемь романсов!

После очередного тоста (я даже не знаю, за что на этот раз), Саша пригласил меня на танец. Под какую музыку мы танцевали, а тем более, что он мне говорил во время танца – этого вспомнить мне было уже не дано.

После ещё нескольких тостов я уже и на ногах с трудом держалась. Видимо, тут Саша понял, что я «дошла да кондиции» и, взяв меня на руки, отнёс в свою машину. Не трудно догадаться, что повёз он меня не в общежитие…

Дальнейшие события были покрыты ещё более плотным туманом.

В дом Саша меня тоже внёс на руках, высадив входную дверь ногой. Затем, чтобы хоть немного привести меня в сознание, он напичкал меня какими-то таблетками, но не увидев действия, прибег к более проверенному действию: контрастному душу…

Финалом стала «постельная сцена», которую я могла вспомнить только в общих чертах, да и то, содрогаясь от ужаса.

 

Вместе с отрезвлением утром пришло ещё много противоречивых чувств. Я никак не могла понять, как это могло произойти, как Саша мог так поступить? У меня было полушоковое состояние, я с трудом отдавала отчёт своим действиям.

На середине моих мыслей в комнату зашёл Саша с подносом, на котором был завтрак, в руках. Это стало толчком к моему окончательному взрыву.

Подойдя к нему и выбив одним движением руки поднос, я несколько минут орала на него, выливая всё, что приходило на ум. При чём сделано это было в самых грубых и не совсем цензурных выражениях. От моего крика дрожали стёкла, готовые лопнуть в любую минуту. Влепив затем с десяток пощёчин, я не успокоилась и ударила его кулаком в живот, а увидев, что он согнулся – отправила его в нокаут ударом в челюсть.

Теперь дверь ногой вынесла уже я. И не только дверь. Всё, что попадалось мне под руки, было разбито и изуродовано. Возле дома красовался Сашин Peugeot. Правда, красовался он недолго – я схватила каменную мусорную урну и начала со всей злости уродовать ею машину. Это мне удалось – когда я отбросила урну, машина представляла собой груду металлолома.

/многим позже я, наконец, поняла, что в моменты бешенства я теряла контроль над собой и становилась нереально сильной. Так вот, первым таким моим «выпадением» и стал тот случай с Сашей/

Только когда я отошла на приличное расстояние от Сашиного дома, в каком-то сквере я села на скамейку и смогла вернуться в сознание.

«Господи, что это было? Кто это был? Неужели я на это способна? Как всё это могло произойти?» - эти и многие другие вопросы крутились в моей голове. Но искать ответы я была не в состоянии…

 

ГЛАВА 8.

 

Честно говоря, меня очень удивило то, что Владимир Сергеевич никак не отреагировал на происшедшее. Немного позже я узнала, что при разрыве контракта сторона, нарушившая обязательства, выплачивает издержки в размере предположительной прибыли. А в моём случае это была колоссальная сумма. И потом, видимо, по мнению Владимира Сергеевича, ничего особенного не произошло (на самом деле, Саша ему просто не всё рассказал).

Как бы там ни было – для меня это было только к лучшему. Только видеть Сашу мне не хотелось… Хотя я понимала, что этого мне не избежать – мы работали на одной фирме, он был исполнительным продюсером и отвечал за записи.

Саша не заставил меня долго ждать и пошёл на мировую.

Правда всю его прыть и норов как рукой сняло, едва он только подошёл ко мне.

- Добрый день, - наконец, выдавил он из себя и добавил, - Анна Мария.

Я кивнула, но ничего не ответила. Когда молчание начало меня угнетать и я почти развернулась, чтобы уходить, он резко схватил меня за руку:

- Подожди!

- И чего ещё можно от тебя ждать? – резко спросила я, естественно, вырвав руку.

- Я хочу поговорить, - тихо ответил Саша.

- Серьёзные намерения. Но разве нам есть, о чём говорить?

- Я хотел извиниться….

- Хотеть не вредно! – честно говоря, он выглядел таким жалким, что меня так и тянуло посмеяться над ним. Я получала удовольствие.

- И всё же. Ты сможешь когда-нибудь меня простить? – он поднял на меня свои щенячие глаза. На лице его уже не играла знаменитая улыбка, и я была свободна от его чар.

- Вот когда-нибудь и поговорим.

- Но я могу надеяться?

- Надежда умирает последней! – с сарказмом ответила я и добавила. – Но … умирает! – развернувшись, я пошла к выходу. Но я не смогла удержаться и спросила:

- Кстати, как челюсть? – я не могла сдержать улыбку.

- Сейчас – ничего, - мне показалось, что Саша смутился.

- Сейчас?! А что было?

- Удар был довольно сильный – мне пришлось вызвать своего врача. Два зуба оказались раскрошены, и сама челюсть немного сместилась. Но всё это ничего – челюсть он сразу вправил, а зубы я наращу на днях.

- Ты уж меня прости! – почему-то злость моя улетучилась (я так быстро его простила? как это не удивительно!).

- Ну, что ты! Всё хорошо! Ты сделала всё правильно – и я тебе за это благодарен! Я повёл себя как последнее животное. И я понимаю, что заслуживаю более жестокое наказание. Ты оказалась очень снисходительна, и я не знаю, как благодарить тебя. И как загладить свою вину! – Саша всё время отводил глаза – и я могла говорить спокойно.

- Я думаю, у тебя достаточно времени, чтобы придумать что-нибудь убедительное, - сказала я и добавила. – А сейчас, прости, но я спешу. Так что, если захочешь, продолжим после.

- Хорошо. Где мы сможем увидеться?

- Разумеется, здесь! Ну, всё, arrivederci, bambino! - воскликнула я с усмешкой.

- Счастливо! – тихо ответил Саша.

Я чувствовала себя победителем. Ещё некоторое время назад я была готова разодрать его на месте, едва только встретив. А теперь я чувствовала себя неким божком, который может карать и миловать. Это чувство грело мне душу, и мне было приятно отпустить Саше его грех, назначив наказание и срок для его отбывания.

 

ГЛАВА 9.

 

Однако шло время. По истечении срока контракта, Владимир Сергеевич заключил со мной новый. Теперь смело можно было говорить о том, что у меня появилась постоянная, высоко оплачиваемая работа. Гонорары были просто огромными! И поистине: я никогда не видела таких денег! И конечно же я не знала, что с ними делать!

Первое, что я сделала – осуществила свою самую заветную мечту: купила большой концертный «Steinway» тёмно-вишнёвого цвета! Правда поставить его пока пришлось на фирме – в общежитие он бы просто не поместился!

После этого я помогла родителям переехать на мамину историческую родину: в Самару, где я купила им небольшой дом на набережной. Старую квартиру я решила не продавать (то ли из-за меланхолии, то ли из жадности, не знаю).

Затем, я купила квартиру в Москве и автомобиль брату.

/кстати, о существовании моих родственников ни Саша, ни кто-либо ещё ничего не знали/

Таким образом, тратила я едва ли не больше, чем зарабатывала.

Конечно, себя я тоже не обделила – я купила себе квартиру. Это была двухкомнатная конура на окраине, недалеко от кольцевой. Жить я там, конечно, не жила (больно далеко добираться, общага же была почти в центре), но вот многие вещи перевезла. И ещё я там занималась – туда я поставила свой рояль. Почти все квартиры в этом доме сдавались нелегалам – поэтому заниматься я могла без проблем в любое время суток (соседи не имели прав на квартиры – и они не могли на меня заявить).

А что касается работы – карьера моя не просто шла, а бежала в гору со стремительной скоростью. К пятому курсу мне удалось укрепить свои позиции в театре и выбиться в «звёзды» нашей эстрады. Хотя это событие не очень-то меня радовало. Единственное, что мешало мне бросить эстраду – это N… Так получилось, что мы пели в одном составе в Большом. Моя детская привязанность к нему начала прогрессировать. Чем чаще я его видела (или, вернее, слышала), тем больше мне этого хотелось. Поэтому я держалась за эстраду – там он был неотъемлемой частью. К моей радости N отнёсся ко мне с большой нежностью с первой же нашей встречи. И понеслось… Нет-нет, ничего аморального. У нас были исключительно платонические отношения! Мы встречались после работы, очень много репетировали. Нам было хорошо вдвоём, нас объединяла музыка, опера, роли…

Конечно, и Саша с отцом, и Света (жена N) со своим «не одобряли» нашу дружбу. Но нам это было безразлично!...

 

…Очередная зима поразила всех своими морозами! Давно уже Москва так не мёрзла! И это не удивительно для нашей великой державы, что многие отопительные системы оказались не готовы! В том числе и в нашем общежитии. В итоге всех нас выселили!

Нам даже устроили каникулы раньше времени! Но лично я уехать не могла (да и не хотела!). И решила поехать к подруге.

Это было потрясающее решение! Было два часа ночи, я конечно же ей позвонила, она конечно же мне не отказала. Самое смешное получилось, когда уже на полпути я не смогла вспомнить, на какой станции метро мне выходить (на машине я поехать не могла – она просто отказалась заводиться), и естественно, когда я хотела перезвонить подруге, обнаружилось, что мой мобильник приказал долго жить (техника на подобные морозы оказалась не рассчитана). В конечном счёте я … заблудилась!

Людей на улице не было, мела метель и я была бесконечно уставшей!

Устав от бесконечной ходьбы, я села на скамейку какой-то остановки. В мою голову даже мысли не шли. Глаза сами собой начали слипаться, реальность начала уплывать, и я стала проваливаться в какую-то дремоту. Сначала было очень холодно, немели руки и ноги, но через какое-то время моё тело окутало непонятное тепло и я окончательно провалилась в забытьё.

 

ГЛАВА 10.

 

Очнулась я в больнице.

- Ну, ты даёшь, подруга! – Надя (моя подруга) сразу заметила, когда я открыла глаза, она сидела рядом. – Как ты?

- Нормально, похоже, - я хотела сесть.

- Лежи! – она уложила меня. – Тебе нельзя двигаться и волноваться.

- Подумаешь! Что со мной может быть такого серьёзного? Слегка замёрзла!

- Вообще-то, я не должна тебе этого говорить…

- Чего? – я испугалась. – Только не говори, то я не смогу играть! – я посмотрела на свои руки.

- Нет-нет, успокойся! С тобой, а точнее, с твоими руками всё хорошо. И твоя игра зависит только от твоих занятий, - она улыбнулась. – Ты мне лучше скажи, как тебя занесло на Щёлковскую? Я же на Речном вокзале живу!

- А что, я помню, что ли?! Я дальше центра вообще нигде не бываю! Слушай, а кто меня сюда привёз? Кто скорую вызвал? Как мне его отблагодарить?

- За спасение Себя Великой?! – ехидно спросила подруга.

- Да хоть бы и так! Так кто он?

- Этого я тоже не должна говорить… - поймав мой взгляд, она вздохнула. – Ну, ладно, это был N.

- N?! – я была в приятном шоке. – Но что он там делал?

- Одному Богу известно.

- Видишь, это судьба! Он не случайно оказался там!

- Это мог быть кто угодно! – хотела поспорить Надя.

- Нет, не мог!

- Ладно, с тобой бесполезно спорить. Надеюсь, ты понимаешь, что это всего лишь детские мечты. Не дай им сломать твою реальную жизнь!

- Что ты имеешь в виду? – я не поняла.

- Саша…

- Стоп. Давай не будем трогать эту тему?

- Почему? Ты боишься столкнуться с реальностью? Ты боишься впустить в свою жизнь реального мужчину? – напирала она.

- Перестань, пожалуйста! Я не хочу это обсуждать! – я отвернулась.

- Придётся! – Надя встала.

- Что ты имеешь в виду?!

Надя отошла к окну:

- Не знаю даже, могу ли я это говорить…

- Не просто можешь – должна! Ты моя единственная подруга. Или ты мне скажешь, или…. я ведь всё равно всё узнаю. Вопрос только в том, от кого и как. Я не хочу портить с тобой отношения.

- Ты всегда знаешь, как на меня надавить. Ладно, - она выждала несколько секунд. – Ты ждёшь ребёнка.

Я ушам своим не поверила. Моё сознание начало потихоньку складывать все кусочки и факты. И к моему ужасу – всё срасталось!

- О, Боже! – вырвалось-таки у меня. – С ребёнком всё в порядке?! Он здоров?

- Вот это да! Чего-чего, а такой реакции я никак не ожидала! – Надя искренне удивилась. – С ребёнком всё хорошо, не переживай. С твоим-то здоровьем!

- Саша уже знает?

- Да, ему сообщили. Он здесь, в коридоре. И ты до сих пор не хочешь об этом говорить?

- А что тут говорить?! И так всё ясно, - вздохнула я.

- Не совсем. Как я поняла, последние несколько месяцев вы практически не общались. Ты уверена, что ребёнок его?

- Что?! За кого ты меня держишь?!

- Ладно, ладно. Я просто спросила, прости. Это ваше дело. Я позову его, - она пошла к двери.

- А N знает? – вдруг спросила я.

- Нет. Он уехал раньше, чем появились результаты обследования.

- А он обещал вернуться? – с надеждой спросила я.

- К сожалению, я не могу тебе врать. Да, он обещал приехать утром.

- Спасибо тебе, подружка! Что бы я без тебя делала?!

- Ладно уж. На то и существуют друзья, - она улыбнулась. – Я позову Сашу, или он меня убьёт. Тебе надо больше отдыхать. Поправляйся, я зайду попозже.

- Спасибо, дорогая! Счастливо!

Не успела Надя выйти, как в палату влетел Саша.

- Солнышко! Дорогая! – он упал на колени возле меня и, взяв мою руку, долго целовал её. – Как же ты меня напугала! Господи! Как это могло произойти? Почему ты не позвонила мне?

- Я не могла звонить – у меня отрубился телефон. И потом,..

- Это не важно! – он так нежно смотрел на меня – я его даже не узнавала. – Главное, что с тобой всё в порядке. Мне так поздно сообщили!

- Саша, я знаю, что тебе уже сказали…

- Дорогая! – он просто светился от счастья. – Я так счастлив! Ты … Я люблю тебя! – он снова поцеловал мою руку. – Я не говорил тебе этого, боясь, что ты поднимешь меня на смех. Но сейчас… Я слишком долго молчал. И только теперь я понимаю, как важно говорить такие слова. Ведь однажды может оказаться слишком поздно. Я так тебя люблю! – он встал и, наклонившись к моим губам, нежно поцеловал.

- Господин Королёв! – в палату зашла сестра. – Госпоже Косицыной нужен отдых.

Саша закончил поцелуй.

- Да, хорошо, - он обратился к ней. – Я уже ухожу.

Сестра вышла.

- Я буду рядом. Если тебе что-то понадобится – только скажи. Если захочешь – я тебе и Луну с неба достану!

- И мы останемся без такого аспекта в натальной карте? Нет, я не согласна.

- Я тебя больше никогда не оставлю, - тихо, словно сам себе, сказал он. – Отдыхай!

- Спасибо!

Саша молча посмотрел на меня и, улыбнувшись, вышел.

«Надо признаться хотя бы себе самой в том, что я действительно всегда была очень невнимательна к Саше. Но я не могу воспринимать его как мужчину – он всего лишь на два года старше меня, он ещё такой ребёнок! Искренний, избалованный и капризный! Неужели он станет отцом моего ребёнка? Как же это получилось? Мы же не готовы! Придётся справляться… Но как?!»

Мы действительно не были готовы. Мы ещё даже не думали о совместной жизни! Будущее для меня тогда было покрыто плотной завесой неизвестности. Я не знала, как мы будем жить. Но одно я понимала точно – как раньше, уже не будет. Никогда!

Почти полдня я провела в размышлениях. Начиная с того, как я могла здесь очутиться с обморожением средней степени да ещё и на пятом месяце беременности; и заканчивая мыслями и том, как я буду жить с Сашей.

Ближе к обеду ко мне пришёл N. Вначале я услышала какую-то перебранку в коридоре – я насторожилась и, приподнявшись, села на постели.

Шум нарастал, и наконец, дверь распахнулась, и на пороге я увидела N, которого удерживал Саша.

- …давай дадим возможность ей самой решать, - N договорил ранее начатую фразу. Саша загораживал ему вход.

- Саша, пропусти его, пожалуйста, - встряла я. – Он мне жизнь спас, я должна его поблагодарить.

Саша посмотрел на меня с удивлением и негодованием, но молча отошёл в сторону.

N зашёл и закрыл за собой дверь.

- Это тебе, - он протянул мне букет хризантем. – Тут фрукты и конфеты – кажется, ты любишь сладкое, - он положил пакет на столик возле моей кровати.

- Спасибо. Это так мило с твоей стороны. Поставь их в вазу, - попросила я. N выполнил мою просьбу.

- А твой Саша лучше любого Цербера. С таким парнем и охранников нанимать не надо! – заметил он.

- Что есть – то есть, - согласилась я.

- Как ты себя чувствуешь? Я очень переживал!

- Спасибо, уже лучше. Я должна тебя поблагодарить – ты спас меня! Я по гроб жизни тебе обязана. Как мне тебя отблагодарить? Что я могу сделать?

- Перестань! Любой на моём месте поступил бы также.

- Не скажи. Я думаю, окажись на твоём месте любая наша солистка – она бы только снежку подбросила, чтобы я быстрее окочурилась! Ты знаешь, как меня любят в театре!

- Извини, конечно, но по-моему, это взаимная любовь, - он улыбнулся.

- Не совсем. Они не достойны моей ненависти. Только презрение!

- В этом вся ты! Кстати, это хорошо, что ты шутишь – значит с тобой всё в порядке. Я рад.

- Ты не сказал, как мне тебя отблагодарить, - заметила я.

- Ну, хорошо. Я хотел тебе кое-что предложить. Даже не знаю, согласишься ли ты…

- Говори.

- Помнишь, в прошлом году мы говорили о возможности проведения совместного благотворительного концерта…

- Тебе удалось пробить зал за спиной тестя?! – я перебила его.

Он улыбнулся:

- Да, мне удалось. Но я не уверен, хочешь ли ты этого сейчас, может…

- О чём ты говоришь! Конечно, хочу!!! Как ты мог во мне сомневаться? N! – я обняла его. – Так что мы будем петь? Ты уже думал над драматургией?

- Не так быстро. Кроме того, я надеялся, что мы займёмся этим вместе, - он выразительно посмотрел мне в глаза и поцеловал мою руку.

- Отлично! Надеюсь, на днях я выйду отсюда, и мы сразу же должны с тобой встретиться.

- Может, тебе надо какое-то время полежать дома, прийти в форму?

- Я ещё не старуха, чтобы отлёживаться! – вспылила я.

- Хорошо, прости. Я надеюсь, ты скоро выйдешь отсюда. И ещё – не говори ничего Саше – не думаю, что он это одобрит, - он улыбнулся.

- Это и ёжику понятно! – обиделась я.

В палату, после короткого стука, зашла медсестра:

- Господин N, Вы уже долго находитесь здесь, госпоже Косицыной пора принимать лекарство. Ей нужен отдых.

- Я уже ухожу, - он встал и обратился ко мне, - Поправляйся. Ты нужна нам здоровой!

- Спасибо за всё! – напоследок он поцеловал мою руку и мило улыбнулся.

Когда он ушёл, мне дали каких-то таблеток и снотворное. Я проспала до утра.

 

ГЛАВА 11.

 

В больнице я пробыла ещё два дня. Это были невыносимые дни. Я думала, что Саша убьёт N! Тот навещал меня каждый день, а Саша не отходил от меня ни на шаг. Я знала, что они недолюбливают друг друга, но чтобы между ними была такая лютая ненависть?! Она стала мне противна!

В день моей выписки N снова зачем-то приехал (то ли он издевался над Сашей, то ли я действительно была ему небезразлична).

Это стало последней каплей.

- Опять ты? – Саша уже не мог держать себя в руках при виде N.

- Я тебе мешаю? – усмехнулся тот.

- Наконец-то ты это понял! И не только мне!

- Правда? И кому же ещё?

- Ты мешаешь нам обоим! – Саша обнял меня за плечо (и не дал мне возможности вырваться).

- N, не слушай его, - встряла-таки я.

- Видишь, Саша, ты в меньшинстве!

- Это ничего не меняет. Я тебя по-людски прошу – не лезь в нашу жизнь!

- Даже так? – N с удивлением посмотрел на меня. – Вас можно поздравить?

- Перестань! - теперь уже возмутилась я. – Саша, прекрати, пожалуйста!

- Но я думал…

- Ты слишком часто думаешь за меня! – заметила я.

N, глядя на то, как мы спорим, рассмеялся. Сашу это задело и он замахнулся, чтобы ударить N, но тот успел отреагировать и, поймав его руку, скрутил её за спиной Саши.

- Послушай меня, это уже переходит все границы. Не зарывайся! - я впервые увидела N во гневе, он был неприятен и груб (чем очень меня поразил, и весьма неприятно, надо заметить). – А теперь я хочу услышать слова прощения и уверения, что это больше не повторится.

- Хорошо, - процедил сквозь зубы Саша.

N отпустил его и обратился ко мне (всё в той же грубой манере):

- И как ты его терпишь?! Могу поспорить – ты и сама такой скоро станешь! Если уже не стала! – его грубость была безмерна. Сказав это, он швырнул мне цветы и уехал.

- Скотина! – выругался Саша. – Я это так не оставлю!

- Перестань петушиться! – не выдержала я. – Сам виноват! Ещё и из меня дуру делаешь. Ты хоть понимаешь, что мне стыдно рядом с тобой?!

- Прости, я стараюсь защитить тебя.

- От кого?! Это ребячество!

- Анна Мария, пожалуйста, выслушай меня! – взмолился он. – Во-первых, прости меня за эту сцену! Он приехал так не вовремя, я разозлился и не сдержался, прости!

- Что значит не вовремя? – не поняла я, но насторожилась.

- Анна Мария, дорогая, - он достал из кармана что-то. – Выходи за меня замуж! – он стоял на коленях и протягивал мне кольцо.

- Саша, - я вздохнула. Не могу сказать, что это стало для меня неожиданностью – просто я не ждала этого именно сейчас. – Я даже не знаю…

- О чём тут думать?! Мы любим друг друга, у нас будет ребёнок! У нас должна быть полноценная семья!

- Что значит «мы любим»? Сделай милость – не решай за меня! Я ещё не разобралась в своих чувствах! Не дави на меня!

- Конечно, прости, - он встал и, взяв мою руку, надел кольцо.

Справедливости ради, я должна сказать, что это было просто потрясающее кольцо – позолоченная платина с двумя рубинами и пятью бриллиантами. Саша всегда знал о моей страсти к драгоценностям и всему материальному. Он знал, как меня можно подкупить.

- Саша, но я, правда, ещё не уверенна… - продолжала ломаться я.

- Дорогая, я не хотел тебе говорить, но кроме любви и ребёнка у меня есть ещё одно очень веское убеждение, - я насторожилась. – Мне очень неприятно это говорить, но… Для начала я хочу спросить, хочешь ли ты работать после родов?

- Что? – не поняла я.

- Будешь ли ты петь, когда родишь нашего ребёнка?

- Конечно буду! Это никак не связано! Я никогда не брошу петь!

- Отлично! Дело в том, что отец был не очень рад… То есть, он был очень рад, что у него появится внук или внучка, но он не в восторге от того, что ты уйдёшь в декрет.

- Я и не уйду, - я всё не понимала сути.

- Да, но пару месяцев ты не сможешь работать – это нормально. Дело в том, что отец… Наша фирма не заключает контракты с беременными и недавно родившими.

- Но мы уже заключили контракт!

- Да, но в одном из пунктов значится случай беременности…

- Ты хочешь сказать, что твой отец расторгает со мной контракт?! – наконец, я поймала суть вопроса, и была явно не в восторге.

- Нет! Пока нет. Это ужасно, я знаю, но он поставил мне условие: он не расторгнет контракт и не вычтет неустойки, только если ты выйдешь за меня замуж.

На какое-то время я потеряла дар речи. Саша меня не торопил, ждал моего ответа.

- Значит, вы решили меня купить? – наконец, сформулировала я.

- Конечно нет! То есть, я не знаю, чего хочет мой отец, но лично я хочу помочь тебе, оградить от этого жестоко мира, попытаться сделать тебя счастливой и обеспечить нашему ребёнку нормальную жизнь.

- Красиво, браво! Я почти поверила! – сострила я. – И долго ты репетировал?

- Почему ты мне не веришь?

- А ты бы на моём месте поверил?

- Я понимаю, что тебе нелегко…

- Замечательно! Раз понимаешь – значит дашь мне время подумать! – закончила я.

- Конечно, столько, сколько тебе нужно, - он поцеловал мою руку. – Я хочу, чтобы ты была счастлива. Куда тебя отвезти?

- В театр, - вдруг ответила я.

- Куда? – удивился он. – Ты уверена?

- Нет, - я действительно плохо соображала. – Подожди, дай мне подумать.

Около минуты я молчала.

За эту минуту в моей голове пронёсся целый рой мыслей. Подумав про театр, я вспомнила N и то, как он себя вёл недавно. Меня ещё раз возмутило его хамство. Я решила его проучить, но как именно - надо было ещё придумать. Значит, в театр ехать было нерезонно. В Консерватории мне делать было нечего (я ведь училась на заочном, а сессия только недавно закончилась). В общаге же было слишком мерзко.

Но и в свою недавно купленную квартиру мне ехать не хотелось – настроение было нерабочее.

- Поехали, - я развернулась и пошла к машине.

- Куда? – он открыл мне дверцу.

- Садись, - не ответила я.

Сев за руль, он с вопросом уставился на меня.

- Или сейчас или никогда, - сказала я.

- Я не понимаю.

- В ЗАГС, - твёрдо ответила я.

- Куда? – он смотрел на меня, как баран на новые ворота.

- Или ты уже передумал?

- Нет, не в этом дело. Ты же хотела подумать…

- А я и подумала.

Это была правда. В ту самую минуту «раздумий», кроме всего прочего, я проанализировала и эту ситуацию. Конечно же, никакой речи о любви к Саше тогда и идти не могло. Но остальные факты оказались более вескими. Во-первых, ребёнок. Ему действительно был нужен не просто отец, но и полная нормальная семья. А во-вторых, работа. Я всю жизнь отдала ради своей специальности и теперь просто не имела права бросить всё. А Владимир Сергеевич был способен на очень многое. В том числе и на величайшие подлости. Если б он захотел (или бы просто обиделся или разозлился на меня), он мог перечеркнуть мне все пути. У него были колоссальные связи – при желании он мог повлиять даже на Большой. Поэтому (по крайней мере на том этапе моей жизни) ссорится с ним мне было не резон.

- Итак, мы женимся или нет?

- Ты серьёзно? – он почти смеялся.

- А что, это была шутка?

- Конечно, нет! Просто я подумал, то тебе нужно время, чтобы принять такое важное решение.

- Не больше, чем я думала сейчас. Не забывай – я в прошлом математик. У меня аналитический ум, помогающий найти правильное решение самым коротким путём и в максимально сжатые сроки!

- Это потрясающе! Я не перестаю тебе удивляться! Значит, в ЗАГС?

- Если ты сможешь устроить так, чтобы нас расписали прямо сейчас. Это моё единственное условие на данном этапе.

- На данном? – он завёл машину и тронулся. – Ну, что ж, на данном этапе, я могу его выполнить. Слава Богу, это мне мои связи позволяют. А какие будут дальнейшие условия?

- Нам надо обсудить некоторые моменты.

- Отлично! Это я готов обсуждать часами!

Итак, я приняла решение, которое кардинально изменило мою жизнь. И кто бы мог подумать, что это решение окажется чуть ли не единственно правильным в моей жизни того периода.

 

ГЛАВА 12.

 

По дороге в ЗАГС мы начали обсуждать «условия».

- Значит так, - начала я. - Мы распишемся тихо, без афиширования и без свидетелей (благо, сегодня это разрешено законом). И не будем делать из этого некое грандиозное событие.

- Я не согласен! – тут же возразил Саша. – Не знаю, как ты, а я намерен жениться только один раз. И я бы хотел, чтобы это событие стало ярким и запоминающимся.

- Не знала, что ты такой романтик! – усмехнулась я. – И что, ты хочешь что-то организовать?

- Не что-то, а грандиозный праздник!

- О, нет! Только не грандиозный! Давай, это будет семейный ужин в кругу родных и близких людей?

- Конечно, только родные, близкие и нужные люди! Мы не будем приглашать посторонних! Я думаю, пятисот человек будет достаточно.

- Ты серьёзно? – не поняла я.

- Мало, да? Ну, можно и больше. Я же не спорю, просто боюсь, что будет очень людно и шумно.

- Ты издеваешься надо мной?!

- Почему? Что я не так сказал? – искренне удивился Саша.

- Какие пятьсот человек? Ты в своём уме?! Человек десять, не больше!

Теперь уже он посмотрел на меня с вопросом, силясь понять, не шучу ли я.

- Дорогая, ты, кажется, ещё не до конца поняла и осознала своё положение в обществе, - начал он.

- А при чём здесь положение?

- Мы же не дикие люди! Мы живём в обществе, и хотим мы того или нет, мы должны считаться с его правилами. На сегодня ты пробилась в верхний срез. Ты понимаешь, что это значит, я полагаю. Кроме того, ты артист – публичный человек. Ты живёшь публикой и для публики, именно она тебя кормит. И ты просто обязана снисходить до её интересов – это закон джунглей: с волками жить, по-волчьи выть! Ты понимаешь, к чему я это говорю?

- Я понимаю только то, что ты хочешь обходными огородами привести меня к своей точке зрения, - ответила я. – Пытаясь надавить на мои профессиональные качества, ты хочешь, чтобы я согласилась на все твои условия, хотя бы потому, что ты всю жизнь провёл в этом срезе общества и лучше знаешь его законы. Я правильно поняла?

- Даже слишком, - он улыбнулся. – Не обижайся, дорогая, но ты ещё иногда рассуждаешь, как провинциалка.

- Все гении вышли из провинции! – заметила я.

- Безусловно, я и не спорю! Просто я хочу сделать из тебя великосветскую даму! У тебя шикарный вкус, великолепные манеры! Тебе не хватает только любви к роскоши и публичности! Ты должна блистать – ты рождена для этого!

- Хватит заниматься таким неприкрытым подхалимством! – обрезала я. – А ты не боишься, что я избалуюсь и войду во вкус?

- Нет. Потому что, пока ты со мной, я смогу дать тебе всё, что только пожелает твоя душенька! – он взял мою руку и нежно поцеловал её.

Я улыбнулась ему в ответ.

К ЗАГСу мы подъехали с чёрного входа. Саша быстро кому-то позвонил, о чём-то поговорил, после чего мы зашли вовнутрь. Нас приветствовали радостно-удивлёнными лицами; расписали быстро, без лишних проблем и разговоров. Напоследок нам подарили букетик цветов, пожелали счастья и проводили до машины.

- Куда теперь, любимая жёнушка? – спросил Саша, немного отъехав.

- Даже не знаю, - я задумалась.

- Я думаю, имеет смысл съездить в общежитие за твоими вещами. Полагаю, ты там больше не появишься.

- Ты хочешь, чтобы я переехала к тебе уже сегодня? – удивилась я.

- Ну, неужто мы проведём первую брачную ночь в разных частях города!

- А мне казалось, первая брачная ночь у нас уже была, - я с прищуром посмотрела на него. Он отвёл глаза. – Ладно, может ты и прав. Я не хочу возвращаться в общагу – мне в моём положении там сейчас немного неуютно. Конечно, я не первая и не особенная…

- Нет, ты особенная! – перебил он. – Всё, разговор окончен – едем в общагу!

- Как скажешь, любезный мой супруг!

Саша оказался очень удивлён, когда увидел, как мало у меня вещей.

- Остальные у меня на квартире, - пояснила я.

- Ты ещё и квартиру снимаешь? Почему ты мне раньше не сказала? – он «обиделся».

- Не снимаю, а купила. Но она не жилая. Это что-то вроде рабочей студии. Я там только занимаюсь (ну, и храню некоторые вещи). Не мог же ты не заметить, что я забрала свой рояль с фирмы.

- Конечно, я заметил! И всё собирался спросить, где ты его поставила, но всё как-то не получалось… - он пытался извиниться.

- Я понимаю, - я кивнула, понимающе. – Ладно, поехали – увидишь сам, где и как он разместился.

Мы тронулись (сейчас мне кажется, что в тот день мы объехали всю Москву).

- Кстати, в каком храме ты бы хотела обвенчаться? – совершенно неожиданно спросил Саша.

- Что сделать? – если бы я в этот момент ела, я бы точно подавилась.

- Обвенчаться, - он не понял моей реакции.

- Ты, конечно, можешь мне сейчас начать доказывать, что это необходимая церемония, что так сегодня принято, что это последний писк или даже визг моды, но моё мнение в этом вопросе тебе изменить не удастся никакими доводами! Никакого венчания не будет!

- Ты не крещёная?

- Иногда я думаю, что лучше бы была не крещёной! Нет, я православная, по крещению, - подчеркнула я.

- А по вере?

- Атеист, - как отрезала я. – Видишь ли, крестили меня в глубоком детстве и, ясное дело, моего мнения никто не спрашивал.

- Понятно, - он вздохнул. – И что, совсем-совсем не веришь?

- Ну, почему же! Верю! В себя, в жизнь и ещё много во что.

- А в Бога?

- Позволь уточнить, что ты подразумеваешь под этим словом? – я решила влезть в суть вопроса. – Если ты имеешь в виду дедушку на облачке, пускающего молнии и взвешивающего души – тогда я в это не верю.

- Не будь бы ты атеисткой, ты была бы богохульницей, - он еле сдерживал смех.

- Я думаю, для «верующих» это одно и тоже.

- А как на счёт кого-то или чего-то, что контролирует порядок на Земле, что предопределяет многие вещи?

- Ну, если не называть «это» Богом, то я самая ярая верующая, какая только может быть. Для меня это нечто внеземное, не имеющее определение. Но оно не запредельно, оно доступно, с ним можно советоваться, обращаться за помощью (правда, не безвозмездно). Что я периодически и делаю.

- Что ты имеешь в виду? – не понял Саша, но, по-моему, испугался.

- Оккультизм, - запросто ответила я.

- Ты занимаешься магией?!

- Ну, вот все вы так! Если атеист, значит ведьма! Между прочим ведьма – значит ведущая! Если тебе так удобно – да, я иногда занимаюсь магией. Но только белой и исключительно в добрых целях. Я никому не причиняю зла и не воздействую на чужую волю – я прекрасно знаю, какими последствиями это чревато. А я себе плохого не пожелаю! Ты удовлетворён? – меня задели за живое.

- Чем лучше я тебя узнаю, тем интереснее мне с тобой становится. Боюсь, мне и всей жизни не хватит, чтобы узнать тебя.

- За это не бойся. Это не тебе решать. И поверь, решение уже принято, просто тебе его знать пока не надо.

- И что, по-твоему, всё в нашей жизни уже решено?

- Если и не всё, то очень многое. При чём решено именно нами. Не думай, что кто-то нарочно сидит и гадит тебе. Нет, я не говорю, что это не бывает – это и есть чёрная магия. А без её вмешательства мы сами куём свою судьбу.

- Ты правда так думаешь?

- Я? Какая разница, что думаю именно я?! Кто я такая, чтобы претендовать на изменение истины!

- Ты хочешь сказать, что просто знаешь её? – он даже машину остановил и уставился на меня.

- Не всё, конечно! Но что касается условий нашей жизни – наверняка, - я держала его взгляд.

- Это потрясающе! Значит, мы сами решаем, как жить? А как же быть с голодающими, сиротами, инвалидами?

- Ну, и темку ты поднял, - вздохнула я. – Так сразу всего не объяснишь! Каждая душа имеет прошлое, от которого остаются не пройденные уроки. Души, ещё до попадания на землю, решают и выбирают место и семью, где должны родиться, чтобы пройти определённые испытания, отработать карму. Ты понимаешь, неподготовленному человеку это всё не объяснишь! Не так сразу по крайней мере!

- У нас будет время. Я надеюсь, ты просветишь меня – мне очень интересно. Я как-то никогда не задумывался над этим вопросом.

- И жил, как овощ.

- Хорошее сравнение, - он улыбнулся. – Так как, поможешь мне встать на путь истинный?

- Я могу только помочь его увидеть и осмыслить, а встать ты должен сам – я ведь уже говорила, никто ничего за тебя не сделает.

- Отлично, я уже начинаю понимать, - он снова завёл машину, и мы поехали дальше. – Что ж, коль вопрос о венчании отпал… Кстати, а почему ты против венчания? Это как-то идёт вразрез с твоей философией?

- Скорее с принципами, - ответила я. – Ну, во-первых, нас всё равно не обвенчают – ведь по церковным канонам я атеистка (а православные не венчают атеистов), и изменять своим принципам я не собираюсь. А во-вторых, этот воистину сакральный обряд, несущий огромную энергетику, скреплён, как ты помнишь, клятвой. А это ещё один мой принцип – не клясться! Но даже если закрыть на это глаза, дать клятву ещё можно, но вот сдержать!.. Я не так уверенна, что это реально. Слишком уж непредсказуема наша жизнь!

- Знаешь, в этом есть зерно рациональности, даже если отбросить все эти, как ты говоришь, сакральные вопросы, - согласился он. – Ты права! Ты меня убедила! Могу тебя поздравить – если тебе удалось то, что не удаётся даже моему отцу – это о чём-то говорит!

- Спасибо, я польщена! Не пропусти этот поворот, - резко сменила тему я.

Саша посмотрел на меня с улыбкой и повернул во двор.

- Ну, вот мы и приехали, - заметила я.

- Ты имеешь в виду этот могильник? – его перекосило.

- Не надо оскорблять моё жилище! – я вышла из машины, как всегда не дожидаясь Сашиных ухаживаний (тогда я ещё просто не привыкла к ним).

- По-моему, даже на вокзалах уютнее, - заметил обескураженный Саша.

- А ты жил на вокзалах?

- Нет, но…

- Тогда и не суди, - резко перебила я. – Ты не знаешь, каково это…

- Ты хочешь сказать?...

- Не больше, чем уже сказала, - я улыбнулась. – Пойдём вовнутрь.

Какое-то время он стоял, не шевелясь, вероятно осмысливая мои слова. Но потом, словно стряхнувшись, пошёл за мной.

- Надеюсь, ты любишь пешие прогулки? – усмехнулась я.

- В смысле?

- Лифт у нас не работает, а квартира у меня на девятом этаже.

- И ты всегда ходишь пешком?

- А что, есть другие варианты? – удивилась я. – Поделись, раз знаешь! Кроме того, подобный фитнесс заменяет мне тренажерный зал – походишь пару раз туда - обратно и как заново родился!

- Я уже говорил, что у тебя потрясающий юмор? Наверное, тебе легко жить с таким оптимизмом.

- Очень! А что ещё остаётся, когда нечего есть, негде спать и ты никому, кроме себя не нужен? – я остановилась. – Остаётся только смеяться над жизнью и ползти дальше – когда-нибудь мы все умираем, так зачем же лишать себя радости бытия?

- Ты действительно через всё это прошла?

- Давай, не будем об этом. Прости, что заговорила – не сдержалась, - я хотела продолжить «восхождение», но Саша меня остановил и крепко обнял:

- Я постараюсь сделать всё, чтобы ты никогда и ни в чём не нуждалась!

- Спасибо, но это не от тебя зависит, - я усмехнулась. – Ладно, пойдём, немного осталось.

Возле двери в мою квартиру, Саша долго раскатисто хохотал.

- И зачем тебе ключи? Здесь же дунуть достаточно! Тебе надо поставить нормальную дверь!

- А зачем? Красть у меня нечего. Ну, если только рояль – а его через дверь не вынесешь. И потом, у меня есть замечательный сторож, ты скоро его увидишь, - я достала ключи и открыла дверь. – А ключи мне – чтобы мой Коко не сбежал!

Мы зашли вовнутрь.

- У тебя кто-то в ванной, я слышал плеск воды, - Саша насторожился.

- А это и есть мой Коко, - из ванной шлёпал мой крокодильчик. – Он прелесть, правда? – я взяла его на руки. – Не бойся, он ручной! Мне его в Африке подарили, когда я пела там «Аиду» с нашим театром.

- Крокодилы не бывают ручными, - Саша вжался в стенку. – Они бывают сытыми. Ради Бога, Анна Мария, закрой его где-нибудь!

- Коко, видишь, какой грубый дядя, давай я его спрячу, - я говорила с крокодилом, как с ребёнком. – Пойдём, я тебе воду поменяю. Саша, проходи, осмотрись пока, я скоро, - я зашла в ванную.

- А он тебя не съест? – осторожно спросил он.

- Не сегодня, - усмехнулась я, закрыв дверь.

Сняв подвешенный к окну со стороны улицы кусок мяса, я отдала его Коко, сменила ему воду в ванне и вернулась к Саше.

- Теперь ты понимаешь, почему мне хватает такого замка? Если кто и залезет ко мне – рад не будет, - я нашла его в спальне.

- Да, честно говоря, я и сам не очень рад. Ты же понимаешь, мы не сможем взять их всех в наш дом, - он обвёл взглядом весь мой террариум.

Он состоял из трёх десятков аквариумов со всевозможными рептилиями: змеями, пауками, лягушками и конечно же скорпионами.

- Но Саша, - я хотела возразить.

- Нет, Анна Мария, нет и ещё раз нет! – строго отрезал он, но тут же смягчился. – Ну, будь благоразумной, подумай сама, каково им будет? Может, лучше отпустить их на волю?

- Но как? Здесь же много видов, которые просто погибнут в наших условиях.

- Мы отдадим их Зелёным – они, уж поверь мне, о них позаботятся.

- А Коко? – с надеждой спросила я.

- И Коко тоже. Его место на воле, а не в тесной ванной! – он обнял меня.

- Ты прав. Хоть мне и жалко с ним расставаться, но… ты прав, его место на воле!

- Вот и хорошо. А можно спросить: зачем тебе здесь раскладушка?

- Ну, как же, я ведь частенько здесь ночую! Не буду же я ехать на ночь глядя через весь город до общаги. Иногда я допоздна занимаюсь, - я искренне удивилась.

- Что? Ты хочешь сказать, что провела в этом террариуме не одну ночь?

- А что в этом такого?

- Всё! Это больше продолжаться не может! Завтра же я привезу сюда Зелёных, а теперь бери самое необходимое – и уходим! Я не хочу, чтобы ты здесь задерживалась хоть на одну лишнюю минуту!

- Не волнуйся ты так! Пойдём, я тебе чай сделаю, а сама за это время соберусь, - мы прошли на кухню. – Ты уж извини, но у меня только одна чашка.

- О чём ты говоришь! Мы же теперь одна семья! – он нежно улыбнулся.

Пока я собирала вещи, Саша стоял рядом и следил за мной, со смешной чашкой в руках.

- Знаешь, - признался он. – Я ещё никогда в жизни не видел такой странной квартиры.

- И что в ней странного? – не поняла я. – Ну, кроме обитателей, конечно.

- А ты попробуй абстрагироваться и посмотреть на неё со стороны. Старый прогнивший дом на окраине близ кольцевой. Неработающий лифт, девятый этаж, фанерная дверь. В квартире нет ни шкафа, ни стола, ни кровати, ни даже стула (не считая танкетки у рояля) – в общем, никакой мебели. На окнах, которые даже не закрываются, нет ни тюля, ни штор, ни даже жалюзи – голые стёкла, заклеенные скотчем в местах трещин. Из бытовой техники – нет ничего, даже электрочайника и холодильника! Нет ни одной лампы и даже люстры! В общем, нет ничего! Словно новая, только законченная квартира, которую ещё не обставляли. Или, правильней, старая, готовящаяся к сносу. И при этом – роскошный рояль за пятьсот тысяч евро! И террариум самых отвратных, но при этом редких рептилий с крокодилом в довершение картины! И ты ещё умудряешься здесь спать!!!

- Со стороны послушаешь – даже меня в дрожь бросило, - призналась я. – Но ты не учитываешь нескольких факторов. Во-первых, это МОЯ квартира. А значит, у меня есть крыша над головой и свой угол. А во-вторых… - я не нашлась, что сказать. – Это в любом случае лучше вокзала! – я отвернулась.

- Дорогая, я не хотел тебя обидеть, прости, - Саша положил руки мне на плечи. – Давай уедем отсюда, а?

Я повернулась и посмотрела ему в глаза – в них действительно не было ни упрёка, ни иронии.

- Давай! – я взяла сумку, в которую сложила некоторые вещи.

- За остальным заедем завтра, - он взял её у меня, и мы пошли к выходу.

Попрощавшись с Коко, я закрыла дверь, и мы спустились к машине. Почему-то теперь путь с девятого до первого этажа показался нам не таким уж и долгим…

Мы поехали к Саше… точнее, к нам домой. Когда я была здесь в прошлый раз, я была лишена возможности рассмотреть этот дом. Теперь же у меня будет много времени, чтобы сделать это.

Но даже первого, беглого взгляда на дом мне было достаточно, чтобы я поняла, что он мне нравится и я хочу здесь жить!

Что ж, начало семейной жизни было весьма неплохое, только слегка скоропалительное. Но со временем я привыкла, что всё в моей жизни происходит именно так – в одну минуту решаются все глобальные вопросы.

 

ГЛАВА 13.

 

Припарковав авто возле своего дома, Саша галантно подал мне руку и, нежно обняв за талию, проводил к дому.

- А теперь, закрой глаза, - попросил он.

Я послушалась и улыбнулась. Он тихо растворил двери и проводил меня в гостиную.

- Можешь открыть, - еле скрывая внутреннее торжество и нетерпение, проговорил он.

Вместе с глазами я открыла и рот (от изумления!).

Вся гостиная (да и весь дом, как я заметила позже) была украшена пионами, астрами и хризантемами (это при том, что была середина зимы!). Стоял потрясающий сногсшибательный аромат, и горели сотни свечей.

Я повернулась к Саше и, не говоря ни слова, поцеловала (впервые!).

- Прошу, - он повёл меня в столовую. Громадный дубовый стол был украшен цветами и свечами в золотых канделябрах. На белоснежной кружевной скатерти мутным светом поблёскивало столовое серебро, играя с бликами света на тончайшем, словно прозрачном, фарфоре. Я была в шоке! Такую красоту я видела только однажды и то, в каком-то дорогом журнале.

- Когда ты всё это успел? – не сдержалась я.

- Мобильный телефон, связи и деньги способны если и не на всё, то на очень многое точно, - он довольно улыбнулся. – Ты ещё не раз в этом убедишься. Но сегодня я не хочу говорить об этом. Прошу к столу, - он отодвинул громадный резной стул.

- Что ж, - согласилась я, садясь, - сегодня ты имеешь на это право.

Ужин, как и официанты, были заказаны из самого дорогого ресторана Москвы (да и России, в принципе, тоже).

Всё было каким-то волшебным, нереальным, словно из сказки! /по крайней мере, тогда мне всё это казалось именно таким/

 

Ну, кем я была тогда? Наивной, прямолинейной провинциалкой, пытавшейся жить по законам столицы без ущерба для своей чести. Я никогда не видела роскоши ближе экрана телевизора, и вряд ли могла верить (мечтать – да, но не верить!), что она когда-нибудь войдёт в мою жизнь и станет для меня нормой!

Безусловно, популярность уже тогда давала о себе знать. Мои труды не были напрасными. Люди узнавали меня, просили автографы, радостно приветствовали в театре. Да и гонорары у меня уже тогда были, как у самой настоящей звезды (Саша беспокоился об этом). Но тогда я ещё не умела принимать это как должное. Я даже не умела толком тратить деньги! Я с огромным трудом приобщалась к красивой жизни, в душе боясь, что всё это сон или призрак, который может исчезнуть в любое мгновение.

Кроме того, я ещё никак не могла осознать тот факт, что стала замужней женщиной, а этот паренёк, сидящий рядом, ухаживающий и делающий сказочные комплименты – мой муж! Я всегда была уверена, что выйду замуж (если уж и не за N) за солидного, зрелого мужчину. Из которого не будет бить ключом юношеская пылкость и страсть; который будет многим мудрее и уж точно – сдержанней меня. А вышло всё с точностью до наоборот. На какой-то миг мне показалось, что во мне даже проснулись материнские чувства по отношению к Саше. Он был таким ребёнком! Милым, добрым, но и обидчивым, ревнивым, эгоистичным!

Я не могла относиться к нему, а тем более к браку с ним, серьёзно. Хотя он так старался выглядеть «взрослым»!

Он был очень любезен, но как я ни старалась, мне не удавалось вызвать в себе к нему ничего сильнее дружеской симпатии. Он не был в моих глазах мужчиной, достойным моей любви. Но стоит отдать должное его манерам, воспитанию и умению держать себя с дамой.

 

После довольно затянувшегося ужина (в силу большого разнообразия блюд, которые очень хотелось попробовать), Саша отпустил прислугу, и мы остались вдвоём.

- У меня для тебя ещё один сюрприз, прежде чем мы начнём танцевать, - он включил музыкальный центр.

Моё ухо профессионального музыканта жадно вцепилось в первую же ноту оркестрового вступления и чутко следило за строением музыкального материала – я пыталась узнать мелодию. Но я угадывала лишь отдельные интонации и фразы, однако сказать наверняка, что это за произведение я, увы, не могла. Это привело меня в исступление – как это Саше удалось найти приличную музыку, которую не знаю я?!

Однако после вступления голоса, меня словно осенило. Я беспомощно посмотрела на Сашу. В моих глазах (отражавших даже самые малейшие колебания души) настроения менялись со скоростью света: от удивления, через уверенность, настороженность, вопрос – к неистовству возмущения!

- Вот это да! – мимо Саши это не могло пройти. – Вся работа стоила того, чтобы я увидел то, что творилось сейчас в твоих глазах! Ты себе даже представить не можешь, что я увидел!

- Откуда эта запись? Кто это поёт? – я негодовала.

- Тебе тоже нравится, да? Я, как услышал, сразу сказал – её должна петь ты! А это я для эскиза одну знакомую попросил напеть. Классная песня, правда? – он был доволен, что сюрприз удался. Ведь он ещё ничего не знал!

- Ты мне не ответил! Откуда эта запись? Кто автор? – напирала я.

- Аноним. На рукописи не стояло подписи.

- На рукописи? Где ты её взял?

- Слушай, я чувствую себя, как на допросе!

- Отвечай! – я начинала злиться.

- Ладно – ладно, не нервничай! Просто мне не хотелось признаваться в том, как она к нам попала. Это довольно низкий и грязный способ (зато надёжный, отлаженный и многократно проверенный). Так поступают многие, да почти все! Ты сама знаешь, сегодня довольно остро стоит проблема поиска новых песен. И в этих целях продюсеры идут на всё. Иногда засылаются «агенты» в офисы конкурентов. Зачастую под видом уборщиц помещений они копаются в почте – многие поклонники по-старинке ещё шлют песни собственного сочинения своим кумирам в письмах. Не все ещё перешли на электронный вариант. Иногда конверты, разумеется вместе с песнями, бывают выброшены – или из-за несовпадения вкусов, или по случаю. Так вот и эта песня была найдена в мусорном ведре одного известного продюсера. Скажу больше, в запечатанном виде. При первом ознакомлении, она жутко не понравилась нашим аранжировщикам. Но я словно чувствовал, и настоял, чтобы они сделали с ней всё возможное. И видишь, как здорово получилось?

- У Шинделя? – тихо спросила я, отведя глаза.

- Что у Шинделя? – искренне не понял Саша.

- Песню нашли у Шинделя?

- Да. А как ты догадалась? – удивился он. – Или ты что-то про неё знаешь? Её уже кто-то записал? Нас специально подставили, чтобы обвинить в воровстве?

- Нет, подожди! Дело не в этом! – я встала. Он пристально смотрел на меня и молчал. – Я знаю эту песню, потому что знаю её автора.

- Так это замечательно! Мы купим у него авторские права, и уже никто не сможет предъявить нам какие-либо претензии. Кто он?

Я повернулась и встретилась с ним глазами:

- Я, - тихо и просто ответила я.

- Ты?! – переспросил он. – Ты автор этой песни?! Этого не может быть! Когда она была написана?

- Хочешь проверить меня? – я улыбнулась. – Я написала её ещё на первом курсе училища. Сейчас ты, возможно, будешь кричать и бить посуду, но она посвящена N, для него и писалась. Я отправила её по почте. Правда, решилась я на это только к концу третьего курса. Не думала, что она пойдёт в мусорное ведро, даже не будучи извлечённой из конверта. Хотя слово «думала» здесь вообще не уместно – я тогда вообще ни о чём не думала. Что ж, - вздохнула я, - она попала в надёжные руки. Только сомневаюсь, что захочу её спеть.

- Подожди, - Саша подошёл и взял меня за плечи. – Эта история доказывает, что настоящий шедевр всегда находит выход на поверхность. Это гениальная песня, и лучше тебя её никто не исполнит! И не важно, для кого она писалась!

- А мне показалось, что мы договорились не говорить сегодня о работе? – я не хотела продолжать эту тему и постаралась вырулить в другую степь.

- Ты права! – неожиданно согласился он. - Гори всё синим пламенем! Об этом мы ещё успеем наговориться вволю. А сегодняшний вечер только наш! Потанцуем?

Я, кивком головы, согласилась. Саша включил какую-то ненавязчивую медленную музыку и галантно подал мне руку.

Танцевали мы долго (я смогла по-достоинству оценить его пластику), прерывая тихий разговор (точнее, Сашин монолог, сплошь состоящий из комплиментов) целыми минутами молчания.

За время танца я успела передумать обо всём на свете. Начиная с того, как я здесь очутилась («И как же я могла так лопухнуться? Теперь ничего не остаётся, как корчить из себя супругу!»); о песне («Как это всё-таки удивительно, спустя столько лет напороться на собственную песню!»)… Ненароком, вместе с тем, как Сашины комплименты становились навязчивей, а ласки откровенней, закралась мысль о «брачной ночи». И что-то меня в этом пугало.

Не смотря на то, что я уже была близка с Сашей, не могу сказать, что я была к этому полностью готова. Ведь тогда я была пьяна, и реакция моя на происходящее была неадекватна (да я вообще ничего не соображала, если говорить по правде!). Кроме того, я практически ничего не могла вспомнить – остался только факт (и его последствия, конечно!).

Зато теперь отвертеться было невозможно! Я была абсолютно трезвой и могла оценивать всё происходящее вполне реально. Кроме того, у меня было так мало опыта (точнее, его вообще не было!), и я не знала, что именно могу себе позволить в своём положении.

Получилось же всё, как всегда: не так страшен чёрт, как его малюют!

Сашиного опыта, нежности, ласк, осторожности и Любви вполне хватило, чтобы я забыла обо всех своих страхах и даже смогла получить удовольствие.

/сегодня, уже в конце своей жизни, я могу заявить с полной ответственностью: уже тогда Саша был гораздо опытнее многих мужчин, с которыми мне приходилось иметь «дела»!/

 

ГЛАВА 14.

 

Утро для меня наступило в полдень, когда я сладко потянулась, пробуждаясь от глубокого сна. Взглянув на часы, я смогла думать только об одном: я опоздала в театр!

Саша сидел с другой стороны кровати, одетый с иголочки в шикарный белый костюм.

- Доброе утро, любимая. Я очень не хотел, чтобы ты просыпалась в одиночестве, но и спать до двенадцати я не смог себя заставить. Я составлю тебе компанию за завтраком. А потом, если ты не против, я сгоняю на фирму – очень уж много дел, - он не дал мне вставить ни слова.

- Доброе утро, - ответила я. – Спасибо, конечно, но ты должен был меня разбудить – у меня же репетиция.

- Сегодня ты можешь себе позволить её прогулять. У тебя уважительная причина – ты вышла замуж! – он наклонился к моим губам и нежно поцеловал.

- Только я не хочу, чтобы об этом узнали именно сейчас. Надо сначала подготовить почву – я имею в виду родителей. Не хотелось, чтобы о таком событии они узнали из прессы, а не от меня. И потом, объявим всем, когда назначим день праздника, ладно?

- Хорошо, солнышко, как ты захочешь. Спускайся в столовую, завтрак уже остывает, - он улыбнулся и вышел, аккуратно прикрыв дверь.

…- Ты подбросишь меня до театра? А то мой джип на стоянке возле общаги остался, - уже после завтрака, собираясь, спросила я.

- Конечно, дорогая. Заодно попрошу шофёра подогнать его к вашей парковке, только не забудь оставить мне ключи. Я буду ждать тебя на улице, не торопись.

Я нарядилась в одно из своих любимейших платьев (естественно, красного цвета) и вышла.

Саша высадил меня возле театра. Я проводила его машину взглядом и направилась к чёрному входу. Возле него стоял N. Одним взглядом он окинул меня с головы до ног и улыбнулся.

- Доброе утро, госпожа Косицына!

- Доброе, - холодно бросила я и зашла вовнутрь (я ещё не забыла наш последний разговор).

- Тебе не хватило половины суток, чтобы выспаться? – колко заметил он. – Если ты, конечно, спала.

- Не твоего ума дело! За своей благоверной следи – где и с кем она спит! – выпалила я.

Но тут на нашем пути вырисовался Саныч. N как-то незаметно растворился.

- Не ожидал, - признался худрук.

- Что я приеду? – уточнила я.

- Что ты умеешь опаздывать.

- Вы ещё многого обо мне не знаете, - я улыбнулась.

- А ничего, что тебя весь коллектив ждёт? – довольно резко спросил он.

- Ничего, пусть подождут. Я же их жду каждый раз. И не забывайте, что я тоже человек!

- Да ты что! Вот не думал! А мне казалось, ты Косицына!

- Когда кажется – креститься надо! – не выдержала я.

- Не забывайся! – сорвался он. – Десять минут – и ты на сцене!

- Непременно! – я захлопнула дверь гримёрки прямо перед его лицом.

Из принципа противоречия я вышла через пятнадцать минут.

Репетиция проходила довольно нервно. Когда Саныч был на грани окончательного взрыва, он объявил перерыв:

- Все свободны. Сбор через час, - он закрыл лицо рукой. – Все, кроме Косицыной!

Я молча проводила коллектив взглядом, прошла в зал и села на место перед худруком.

- Ну, а теперь, может, расскажешь, что у тебя стряслось? Ты ведь никогда не опаздывала, - спокойным голосом начал он.

- Вот так бы сразу! А то претензии предъявляете, в чём-то обвиняете, не разобравшись! Вы ведь знаете: мой способ защиты – нападение.

- Ладно, простили друг друга. А теперь выкладывай!

- Да ничего, в общем-то, и не произошло. Что ж я и заболеть не могу?! – он покосился на меня весьма недоверчиво (я и правда не болела). – Хотела уж было Вам звонить, но стало полегче, и я подумала, что смогу работать, - в те времена врать я ещё не научилась и получалось очень неправдоподобно.

- А что с тобой? Выглядишь вполне здоровой, я бы сказал даже слишком, - он ухмыльнулся. – А, может, тебе и петь-то нельзя? – он намекнул на «больные дни». – Так я всё понимаю – ты же не единственная женщина в коллективе. И не надо стесняться говорить со мной об этом.

- Сан Саныч, да кто стесняется! Я Вас умоляю! – я улыбнулась. – Дело совсем не в этом. У меня было лёгкое отравление. Но сейчас мне уже гораздо лучше, как Вы изволили заметить. А коль мы уж тронули «больную» тему, должна Вам сказать, что всё это ерунда! В такие дни женщина вполне может петь (по особому режиму, конечно). Во всём мире поют – и ничего! И только у нас, в России это считают уважительной причиной! Чепуха! И должна заметить, что все этим весьма умело пользуются. Вот если бы Вы вели статистику, Вы бы заметили, что у многих наших солисток «больные» дни случаются по три раза в месяц, при чём совершенно в разное время!

Саныч недоверчиво посмотрел в мои смеющиеся глаза.

- И потом, назовите мне хоть один случай, когда бы я отпросилась у Вас, тем более с такой отговоркой!

- Ладно, убедила. Я рад, что тебе уже лучше. Иди, отдыхай. Сбор через час.

- Через сорок минут, - уточнила я и вышла из зала.

Возле гримёрки меня ждал N.

- Анна Мария, надо поговорить, - он остановил меня, взяв за локоть.

- А мне не надо! Оставь меня! – я вырвала руку и открыла дверь.

- Это по поводу нашего концерта! – тихо, но настойчиво сказал он.

Это меня сломило. Я огляделась по сторонам и, затащив его в гримёрку, закрыла дверь.

- Говори. Только быстро – у меня сейчас нет никакого желания слышать твой голос.

- Анна Мария, что случилось? Что я сделал? Почему ты так со мной разговариваешь? – он подошёл ко мне вплотную.

- И ты ещё спрашиваешь! Если у тебя плохая память, то я напомню тебе, как ты вчера со мной разговаривал! Эта беседа, если можно так выразиться, изменила моё к тебе отношение, и надо заметить, не в лучшую сторону, - я села лицом к зеркалу, намереваясь поправить грим.

- Ты про эту глупую сцену?

- Глупую? – я пристально посмотрела на него. – Ты обидел меня!

- Чем? – искренне не понял он (в силу своей природной несообразительности). – Что я такого сказал?

- Ты издеваешься надо мной? Да ты просто облил меня грязью, смешав с … помоями, и швырнул в меня свой веник!

- Господи! – он поднял лицо к потолку. – Но я же не хотел! Чего не скажешь сгоряча! Меня раздражает этот твой малолетний ухажёр. Я начинаю нести всякую чушь, когда вижу вас вместе. Но ты же не отнеслась к моим словам серьезно?

- Конечно, отнеслась! И не тебе рассуждать о моих ухажёрах! Ты для меня лишь партнёр по сцене! – едко заметила я.

- А мне казалось…

- Когда кажется – креститься надо! – «по-моему, я сегодня это уже говорила, не так давно?».

- Прости! Анна Мария! Ну, хочешь… - он задумался, чтобы мне такое предложить, - я на колени встану? – и, не дожидаясь моей реакции, он опустился на колени. – Прости, ну, сглупил!

- Встань! – я еле сдерживалась, чтобы не улыбнуться. – Меня этими приёмчиками не проймёшь. Ты же за концерт раз двадцать на колени падаешь – неужели ты всё ещё думаешь, что это убедительно? Всё хорошо в меру!

- Так ты меня простила? – он встал и поцеловал мою руку.

- Ещё нет, но шансы у тебя появились. А теперь – что ты хотел сказать про концерт?

- Да, в принципе, ничего. Это была отговорка. Хотя, - он заметил гневный огонёк в моих глазах, - «уж полночь близится…».

- «… а Германа всё нет?» - уточнила я. – Ты прав, надо встретиться. Давай, завтра днём, ты как?

- Где ты хочешь найти днём зал с концертмейстером?

- Да прямо здесь!

- Ты что, собираешься репетировать в театре, под всеобщим обозрением? – не поверил он.

- Именно. На завтра мы отберём оперные дуэты из нашего репертуара. Не думаю, что здесь это кого-то удивит. Насколько мне удалось узнать, - я хитро прищурилась, - завтра будет свободен репетиционный зал, а это, согласись, на сегодняшний день непозволительная роскошь! Я поговорю с Санычем – мне он не откажет.

- Разве можно тебе отказать? – улыбнулся он.

- Я тоже так думаю.

- Ладно, значит, договорились – завтра днём. Я побегу, пока нас не застукали, - он отошёл к двери.

- Давай, - я отвернулась к зеркалу. – Но не забывай – ты ещё не прощён.

Он вышел с усмешкой на губах.

Репетиция закончилась спокойно и не слишком поздно. Саша позвонил мне, когда я уже почти выходила, и сказал, что задержится. Попросил не ждать к ужину…

Подумав немного (не имея большого желания ехать в пустой, пока ещё чужой для меня, дом), я поехала к Наде. Нам было о чём поговорить. Но мы так заболтались, что когда я взглянула на часы, мне стало плохо – шёл третий час ночи!

Надя уговорила меня остаться у неё и не ехать посреди ночи через весь город. Я согласилась.

Кроме того, я обнаружила, что мой мобильник разрядился. Зная норов своего новоиспечённого супруга, я решила отправить ему sms с Надиного телефона:

«Не волнуйся. Со мной всё хорошо. Переночую у подруги. Анна Мария».

Я могла только догадываться, как он поступит. Он мог:

- приехать (но, слава Богу, он не верил, что у меня только одна подруга);

- позвонить на Надин телефон (а мне очень не хотелось ему сейчас что-либо объяснять), но он этого не сделал.

Саша просто прислал sms:

«Хорошо, любимая. Доброй ночи. Целую!».

Честно признаться, я ничего не понимала – это было так на него не похоже. Но, решив не забивать себе на ночь голову всяким хламом, я постаралась забыть про него и побыстрее заснуть (и то, и другое, кстати, мне удалось без особого труда).

 

ГЛАВА 15.

 

Проснулась я пораньше, вместе с Надей, которая собиралась на работу. Поблагодарив её за всё, я уехала, дабы не путаться под ногами.

Домой я приехала в начале десятого. Ни в спальне, ни в гостиной, ни в столовой Саши я не нашла. Более того, кровать была застелена так, что было видно, что в ней этой ночью никто не спал.

Прежде, чем приступить к допросу прислуги, я решила проверить последнее место, где он мог оказаться – его кабинет.

Я открыла дверь – и от сердца моего отлегло. Хоть кресло и было повёрнуто к окну, по рукам, лежащим на подлокотниках, я поняла, что он здесь. Я тяжело выдохнула: «Значит, он меня ждал? И сам даже не лёг?» - это приятно грело мне душу.

- Доброе утро, - его голос казался очень громким в мертвецкой тишине дома. Он не поворачивался. – Проходи, присаживайся!

Меня задела интонация, с которой он говорил. Но я закрыла дверь, прошла и села с другого конца стола.

- Может, осчастливишь меня, обратив свой светлый лик? – ехидно спросила я, принимая его правила игры.

Он медленно повернулся. На меня уставились два красных от бессонной ночи глаза, пронзающие мрак кабинета, как два раскалённых угля.

- Я надеюсь, ты хорошо провела ночь?

- Не хуже тебя, - спокойно ответила я.

- Как поживает подруга? – он продолжал держать холодную маску на своём уставшем лице.

Должна заметить, что меня ещё с порога шибануло запахом виски – и это не могло не настораживать. Мне ещё не приходилось иметь дело с пьяным Сашей – я не знала, каким он может быть. А неизвестность всегда пугает больше всего. И тем не менее, я старалась держать себя достойно.

- Подруга – хорошо. Накопилось много новостей – мы заговорились, - я вдруг поймала себя на том, что начала оправдываться, словно и вправду была в чём-то виновата. Это было довольно неприятно. Я не должна была даже чувствовать себя слабее него, не то, что выдавать это!

- Я так и понял, - он улыбнулся одним уголком рта.

Кто-то из нас должен был сорваться первым, я это чувствовала, и пыталась держать себя в руках как можно дольше.

- А как твои дела? Всё уладил? – теперь я начала наступление.

- В полном объёме, но в отличие от тебя, не остался ночевать в офисе.

- Ну, извини! Во-первых, офис – не квартира; а во-вторых, от твоего офиса до дома сорок минут езды, а от Надиного дома – больше двух часов. И ты это прекрасно знаешь! – моя нервная система дала трещину. Я была зла на себя за это, но уже ничего не могла сделать! Моё самообладание таяло на глазах. Природная вспыльчивость и цыганская кровь вышли на передовые позиции (а это означало, что чувства мне больше не подвластны).

- Так ты была у Нади?

- Не надо корчить из себя идиота! Ты прекрасно знаешь, что у меня только одна подруга! – я встала.

- Но это не мешает ей иметь других подруг и друзей! – он медленно встал и обошёл меня со спины. Я не поворачивалась.

Он встал позади меня, почти вплотную. Запах виски резко ударил по моему обонянию. Изнутри меня слегка поколачивало – то ли от ярости, то ли от подсознательного страха. Но внешне я держалась прямо и гордо.

Я почувствовала, как он вытащил из моих волос шпильки, на которых еле-еле держалось какое-то жалкое подобие причёски (притом, что обычно я всегда очень слежу за волосами, не позволяя себе выходить из дома в подобном виде), лёгким движением пальцев он распустил мои волосы.

До меня не сразу дошёл смысл происходящего – он заметил, что мои волосы не свежевымыты и решил проверить, не осталось ли на них посторонних запахов (табака, алкоголя, чужого одеколона).

Ничего подобного он, конечно, не почувствовал (и не мог!) – лишь запах моего тела, даже не замаскированный сложной композицией французских духов. И это слегка (хотя, не так, чтобы и слегка) его переклинило – его губы скользнули по моей шее…

Но я резко развернулась, снова встретившись с ним взглядом.

- В чём ты меня обвиняешь? – открыто напала я. – К чему эта идиотская игра? Говори в лицо всё, что думаешь и хочешь сказать!

- Ты слишком смелая, а это не всегда красит женщину, - он отошёл на пару шагов и встал лицом к свету.

Его глаза и лицо выражали в ту минуту так много! Но я ещё не научилась читать по лицам – пытаясь понять главное, от меня ускользали детали.

- Ты хочешь слышать правду? Что ж, изволь, - теперь его глаза сверкнули каким-то ранее скрытым огнём. – Что, по-твоему, я должен думать, когда ты не приходишь ночевать в первый же день нашей совместной жизни?

Он застал меня врасплох этим вопросом. Пока и придумала, что ответить и уже даже почти открыла рот, он опередил меня:

- Только не надо говорить, что предупреждала, что не любишь меня и выходишь замуж только из сухого расчёта и желания спасти свои счета. Это я уже знаю. Придумай что-нибудь поубедительнее, - он скрестил на груди руки и просто сверлил меня глазами.

- Мне нет резона придумывать! И потом, ты знаешь, что я не умею врать даже тогда, когда это выгодно мне самой! Кроме того, ты уже раскрыл истинную причину моего поведения, - я старалась говорить спокойно (правда, не очень получалось – меня так и колотило).

- Ты хочешь сказать, что я настолько тебе неприятен, что ты не можешь провести под одной крышей со мной больше одной ночи?

- Я не знаю, зачем ты сам себя так накручиваешь, - прорвало меня. – Я не пыталась и не пытаюсь тебя обидеть! Да, я тебя не люблю – но ты это всегда знал. Я всегда была и остаюсь с тобой честна! Ты вовсе не неприятен мне! Просто так сложились обстоятельства, пойми! Скажу тебе честно: я просто не хотела ехать в пустой, холодный и пока ещё чужой для меня дом, где меня никто не ждёт, где мне враждебно всё, от прислуги до стен! Последние пять лет я только и делала, что возвращалась в холод, мрак и мертвецкую тишину чужого жилья, где ничто, кроме зеркала и осколков моего «я» не могло скрасить моё одиночество! Я не буду тебя обманывать – я не питала никаких особых надежд на этот брак, кроме, может, только одной. Я думала, что теперь хоть кто-то будет меня ждать, скрашивать моё вечно одинокое существование. Кто-то живой, понимаешь! Живой! Хотя бы первое только время – там бы я смогла продержаться ещё немного одна, - «Остапа понесло!» - Не ты ли клялся мне в вечной любви, нежности и прочей лобуде?! И где это всё? А может, и не было ничего? Ничего, кроме желания затащить меня ещё раз в постель? Но ты понял, что второй раз тебе это так просто не удастся! И что ж – ты решился на самый проверенный и надёжный способ – жениться на глупой провинциалке с амбициями мировой звезды и мозгами курицы! Ты всегда прикрываешься высокими идеями, а, по сути, ты обычный кобель! Только в дорогом костюме! – я отвернулась. Сама не знаю, как, но я высказала всё, что уже долгое время во мне копилось (честно говоря, это было моё мнение не конкретно о Саше, а обо всех мужиках), и что я так боялась высказать когда-нибудь вслух. Я не любила бередить свою душу и выставлять её напоказ – это всегда очень плохо заканчивалось и доставляло мне большую боль.

Я стояла к нему спиной, злясь на себя за несдержанность и не имея уже сил, удерживать подступающие рыдания.

Вдруг Саша резко развернул меня за плечи и прямо пронзил меня своим взглядом. Он хотел понять: то, что я сказала – это правда, вымученная, живущая глубоко в душе, или же только блестяще сыгранная роль.

/позже, много лет спустя, я, действительно, научилась так правдоподобно играть и врать, что ни один человек на свете не смог бы заподозрить неладное. Но эта наука давалась мне не так просто/

Однако единственным, что меня могло выдать всегда – были мои глаза. Другой разговор, что почти никому не удавалось в них читать. Но Саше это удавалось всегда. Порой нам даже слова не были нужны – глаза были куда многословнее!

Ну, а если уж говорить про мою молодость, то тогда я не умела врать ни на словах, ни глазами (и это видели и понимали абсолютно все). Более того, мой взгляд мог прочесть каждый – настолько громко он говорил!

И в тот момент, когда Саша, сжимая мои плечи, буквально пожирал меня глазами – его собственные не выражали абсолютно ничего (по крайней мере, я не смогла в них ничего увидеть), кроме страстного желания заглянуть мне в душу (что он, собственно, и делал)!

Мне было страшно, неуютно, и я очень хотела освободиться из этой железной хватки, но на мою попытку (довольно жалкую, надо заметить) он только сильнее сжал мои плечи, не оставив мне шансов.

Когда же он удовлетворил свою жажду знания моей души, он крепко обнял меня, прижав к своей груди.

- Прости, - тихо сказал он и поцеловал меня в голову. – Прости, что заставил тебя так думать. Я и представить не мог, что ты так тонко всё чувствуешь и тебя это может так больно ранить! Я и вправду думал, что так противен тебе! Я прекрасно знаю, что ты была у Нади – я не сомневался в этом ни минуты! Мне просто необходимо было знать, почему ты поехала к ней, а не ко мне! Да, я немного задержался на работе – было очень важное и срочное дело, не терпящее отлагательства (я надеялся, ты меня поймёшь). Я сам был очень расстроен! Ты не представляешь, с каким нетерпением я ехал домой, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, чтобы как можно скорее увидеть тебя, обнять, припасть к твоим ногам и услышать твой голос! Как я ждал тебя! И как я боялся, чтобы с тобой ничего не случилось, когда не смог до тебя дозвониться! Я себе места не находил! А как я обрадовался двум твоим строчкам – ты жива и с тобой всё в порядке! Но потом полезли эти глупые сомнения, подозрения, вопросы. Я, в самом деле, накрутил себя! И накричал на тебя… Прости! Прости! – он начал нежно и трепетно целовать моё лицо, мокрое от слёз.

- Саша, пожалуйста, - я аккуратно высвободилась и отошла, - не надо! – я смотрела на него.

- Конечно, прости! - в порыве он снова хотел меня обнять, но я сделала шаг назад. – Прости!

Я ещё раз посмотрела на него и поспешно вышла, не сказав больше ни слова.

На этом инцидент был исчерпан, и мы к нему больше никогда не возвращались (наверное, новых хватало!). Ещё долгое время после этого я не позволяла себе оголять чувства и выставлять свою душу напоказ перед кем бы то ни было.

 

ГЛАВА 16.

 

Утро следующего дня было пасмурным – как на улице, так и на душе. Саша был – сама любезность; пытался быть весёлым, сыпать шутки и ненавязчивые комплименты. Я с трудом это терпела и была благодарна Судьбе за то, что этот день был у меня весь занят и мне не придётся целые сутки выслушивать Сашин бред!

Я с радостью сбежала, как только доела завтрак и оделась.

N снова ждал меня у входа.

- Прекрасно выглядишь, - заметил он и поцеловал мою руку.

- Спасибо, стараюсь, - сухо ответила я.

За время нашей репетиции мне стало значительно легче, нервы мои успокоились. Тогда мне казалось, что N – единственное, что мне нужно в этой жизни (вот идиотка!). Когда он был рядом, я забывала про весь мир; когда он прикасался к моей руке или обнимал меня – я была так счастлива, что земля уходила из-под ног!..

Обедать мы пошли тоже вместе. Разговор шёл на общие темы, не касаясь ничего личного. Мне было достаточно того, как N на меня смотрел; того, что он практически не выпускал моей руки; и просто того, что он был рядом. И это был не сон!

После обеда мы снова вернулись в театр и продолжили репетицию. К вечеру здание начало казаться совершенно пустым (в тот день не было спектакля) и безлюдным. И это нас радовало – не надо будет придумывать новую отговорку в оправдание очередной «внеклассной работы».

Объятья становились крепче, интонации – взволнованней, а реальность – всё прозрачнее. Музыка, опера, образы вышли на первый план, оставив далеко позади всё насущное.

И в тот момент, когда почва начала уходить из-под ног и, казалось, ещё минута – и назад пути уже не будет… вверху, прямо над нашими головами что-то громко треснуло. Мы, как сговорившись, подняли свой взор – и в секунду наши лица исказились ужасом!

Ещё через мгновение позади меня, почти вплотную, рухнула балка перекрытия. На какое-то время я перестала чувствовать своё сердце – словно, оно и действительно куда-то ушло. Зато когда вернулось!.. Такого сердцебиения у меня ещё никогда /до этого/ не было!

Наконец, первый шок прошёл, и у меня подкосились ноги. Я медленно опустилась на эту же самую балку.

/и что поразительно – N всё это время стоял рядом, не говоря ни слова! Или он так и не смог понять происшедшего – опять-таки в силу своей природной недалёкости ума – либо ему было просто всё равно. Конечно же, тогда я не придала этому никакого значения – даже не обратила внимания!/

Я осматривала балку потерянным взглядом («и вот эта деревяшка могла лишить Меня жизни?!»), когда вдруг заметила маленький клочок бумаги, сложенный в несколько раз и прикреплённый к ней канцелярской кнопкой. Я отколола его и прочла следующее:

«Не думай, что это случайность. В следующий раз попадание будет точным. Подумай и сделай выводы. У человека всегда есть право выбора…»

N, всё также молча, взял её из моих рук и прочитал несколько раз.

- Надо заявить в милицию, - спокойно заметил он, возвращая мне клочок бумаги.

- Не имеет смысла. Если захотят – убьют. И меньше всего здесь мне сможет помочь наша милиция. Только прессе всё растрезвонят.

- Другой был бы только рад такой бесплатной рекламе!

Я молча посмотрела на него, пытаясь понять: пошутил ли он, или бредит.

- Прости, к слову пришлось, - он всё-таки понял меня.

- Мы не должны больше так открыто встречаться, - проговорила я.

- Ты думаешь, это связано с нашими репетициями? – его удивление было поистине наивным.

- Не столько с репетициями, сколько с концертом. И не думаю, а знаю наверняка. И они, - я указала на записку, - тоже знают, что я знаю.

- У тебя есть предположения, кто это может быть?

Я посмотрела на него и поняла, что не должна делиться с ним своими опасениями – он не тот человек, которому я могу ввериться.

- Нет, - коротко ответила я и опустила голову на руки.

На сцену (неизвестно откуда) выбежали рабочие, вернувшиеся с обеда (это в шесть часов вечера!), пытающиеся понять, что произошло и в порядке ли мы. Да и обьяснять-то особо было нечего – всё было на лицо. А про записку им и знать не за чем было…

- Как ты? – наконец-таки спросил N, и то уже на выходе из театра!

- Нормально. Поеду домой – мне надо успокоиться.

- Я тебя отвезу – тебе лучше не садиться за руль в таком состоянии.

- Хорошо, - медленно проговорила я (всё-таки, шок ещё не прошёл – я плохо соображала, что говорю и делаю – всё шло на автопилоте).

Мы сели в его машину и тронулись.

- Прости, не спросил – где ты сейчас живёшь? Я слышал, ты квартиру купила.

Я машинально назвала адрес.

- Может мне и твой джип подогнать? – «заботливо» спросил он.

- Не надо, всё нормально. Тебе лучше не светиться в моей машине.

N замолчал, поняв, наконец, что я не могу и не хочу поддерживать беседу.

- Останови здесь, - за квартал до дома попросила я, - мне нужно немного пройтись.

- Как скажешь, - он остановился.

Я вышла очень быстро и свернула во дворы.

- Я позвоню? – уже вдогонку бросил он.

- Да, конечно, - ответила я, не услышав вопроса.

Холодный воздух немного освежил мои мозги. Картина начала проясняться.

 

Сначала мелькнула мысль о том, что причастным к этому «покушению» мог бы быть Саша. Он страшно ненавидел N со всей его семьей и жутко ревновал меня к нему (надо заметить, небеспочвенно). Но он был не способен на убийство! /по крайне мере, тогда/ Во-первых, я только что вышла за него замуж – он был уверен, что это огромное преимущество и теперь, пусть и против свое воли, но я принадлежу ему. Во-вторых, он действительно очень сильно любил меня и ещё не потерял надежды на взаимность (просто, думал он, мне нужно время, чтобы оценить его по-достоинству). И, наконец, в-третьих, я ждала от него ребёнка! Один только этот аргумент перечёркивал все домыслы!

Таким образом, он отпадал однозначно и безоговорочно.

Оставался только … его отец! Который постоянно ставил мне условия, хотел расторгнуть контракт, немного (мягко говоря!) меня недолюбливал и просто ненавидел N и Шинделя. У меня даже возникло подозрение – а может, Владимир Сергеевич как-то пронюхал о нашем концерте? Это не было бы неправдоподобно, с его-то связями!

Вероятно, он узнал о том, что N пробил зал, что мы тайно с ним репетируем – и не надо было много ума, чтобы додумать мой переход к Шинделю (это было очевидно!). А этого пережить Владимир Сергеевич не смог бы никогда! Потерять меня, когда я нахожусь в своей лучшей форме и приношу такие деньги?! И не просто потерять, а подарить меня Шинделю?!

Он не мог этого допустить! Ему, наверное, действительно, было проще меня «убрать» - так сказать, не доставайся же ты никому!

В этом рассуждении было что-то убедительное…

Оставалось только надеяться, что он просто хотел меня припугнуть. И надо признать, ему это удалось в лучшей форме!..

 

Как я дошла да квартиры и зашла вовнутрь – я не помню. Очнулась я только в ванной, перед зеркалом – моё лицо испугало даже меня. Умывшись холодной водой, я прошла в зал и легла на рояль.

 

Я даже не заметила, что в квартире уже не было моего «террариума» - Саша уже пристроил их всех.

 

Меня всю трясло, но я ничего не могла сделать – у меня не было ни лекарств, ни даже спиртного (хоть я тогда и не пила).

Мобильник разрывался, не умолкая – но я его не слышала. Я ничего не замечала – время для меня остановилось.

На какой-то миг я вдруг пришла в себя и, услышав телефон, решила ответить.

- Анна Мария! - это был N. – Как ты? Я переживаю! Может, мне стоит приехать? Я смогу тебе помочь…

- Оставь меня в покое! – довольно нервно сказала я.

- Я всё понимаю – у тебя шок. Тебе надо с кем-то поговорить. Если бы я был рядом…

- Заткнись! – вдруг сорвалась я. – Оставь меня!

- Я не обижаюсь, но я бы мог…

- Да пошёл ты! – не выдержала я и выключила телефон.

Так он меня ещё никогда не раздражал. Если бы он был рядом, я бы его стукнула. Теперь мой шок осложнился нервным срывом.

Я встала и начала бить в стену кулаками. /я уже говорила, что в моменты ярости становилась очень сильной, кроме этого у меня почти стирался болевой порок/ Остановилась я только, когда ярость притупилась. Я немного успокоилась, но шоковое состояние не ушло, и к нему ещё добавилась боль в руках.

Я не находила себе места и снова легла на рояль. Через минуту мир снова ушёл в небытие.

 

В начале двенадцатого в дверь начали стучать (звонка у меня просто не было), но я не слышала стука, точно так же, как и продолжавший разрываться мобильник.

В реальность меня вернул внезапно включившийся свет, который больно ударил по глазам, привыкшим к темноте. Я резко поднялась на локтях и повернулась в сторону выключателя.

- Анютик! – ко мне подошёл Саша. – Слава Богу! – обняв, он снял меня с рояля. – Что случилось? Почему ты здесь? Почему не подходишь к телефону? Да что с тобой?! У тебя такой взгляд, словно ты старуху с косой увидела!

- Именно её, - согласилась я, вцепившись в него, словно утопающий за последнюю соломинку.

- Что ты имеешь в виду? – не понял он.

Я не могла говорить – просто протянула ему записку.

Он перечитал её несколько раз и посмотрел на меня. В моих глазах он увидел всё то, чего не было в записке. Он крепко обнял меня.

- Как? – тихо спросил он.

- В театре, в шаге от меня упала балка перекрытия.

- Кто? – за его вопросами стояло гораздо больше, чем он говорил вслух (я даже не придавала значения тому, что понимаю его с полуслова).

Я отошла в сторону и отвернулась:

- Твой отец.

- Бред! У него нет причин – ты самая прибыльная солистка за всю историю фирмы.

- А надолго? – я повернулась. – Он боится, что я уйду к Шинделю (и ты это знаешь). А теперь он ещё наверняка узнал, что мы с N много репетируем вне спектаклей.

- Так это правда? – в Сашиных глазах блеснула ревность.

- Вот видишь – даже ты в курсе! Но можешь успокоиться: мы только репетируем, ничего больше. И к Шинделю я не собираюсь уходить (вообще-то он и не звал меня даже). Только твой отец думает обо всём этом иначе.

Саша ещё раз посмотрел записку.

- Я смогу помочь, только если ты мне всё расскажешь, - тихо сказал он.

Я посмотрела на него и поняла, что могу и должна ему довериться.

- Хорошо, садись, - он сел на единственны в этой квартире стул, и я начала. – Ты знаешь, что мы с N познакомились сравнительно недавно. У нас сразу завязались профессиональные отношения. Мы постоянные партнёры на сцене Большого, у нас схожие вкусы и устремления. Нас обоих очень волнует проблема «популяризации» искусства. Именно в этих целях мы и решили организовать … совместный концерт.

Я замолчала, Саша закрыл лицо руками. Просидев так какое-то время, он провёл руками по волосам и посмотрел на меня, готовый слушать дальше.

- Эта идея возникла больше года назад… - продолжила, было, я, но он меня перебил:

- И ты мне ничего не сказала?

- А зачем? Чтобы ты сообщил эту новость отцу? И вы вместе приставили бы ко мне конвой и не пускали бы дальше фирмы и дома? А оно мне надо? Уволь! Я хочу жить соразмерно со своими принципами, моралью и, не исключаю, желаниями. Я хочу жить! А не существовать по чьей-то указке! Если бы я знала в тот день, что все мои мечты пойдут прахом, я бы никогда не заключила этот проклятый контракт! Да лучше спать на вокзале и аккомпанировать в хореографическом классе, чем жить так, как за тебя кто-то решил!

- Анна Мария, ты не права! Я всегда был на твоей стороне! – пытался оправдаться Саша. – Я с первого дня воевал за тебя с отцом! Ты же ничего не знаешь!

- Хорошо, допустим. Но ты же не мог не знать, что у твоего отца проблемы с психикой?

- Ты права, я об этом знал. Всё это началось, когда они расстались с мамой. Хоть он и старался делать вид, что его это не волнует – он очень сильно переживал. Тогда у него был нервный срыв, который он перенёс на ногах, не отрываясь от работы. В целом он здоров, но иногда, особенно в безвыходных и тяжёлых ситуациях у него случаются отклонения. Тогда он может терять чувство дозволенного.

- И часто у него это бывает?

- Нет, очень редко – ведь у него вся жизнь под контролем. Поэтому когда он его теряет…

- Способен на убийство, - закончила я.

- Не думаю. Скорее он просто хотел припугнуть…

- Значит, ты согласен с тем, что это его рук дело?

Он тяжело вздохнул:

- Я не должен был бы это говорить, но… Когда я сказал отцу, что хочу на тебе жениться и собираюсь сделать предложение, он ответил, что тебе лучше бы согласиться. Я попытался узнать почему. Он охотно объяснил: во-первых, наш ребёнок должен расти в семье; во-вторых, он не расторгнет контракт в связи с беременностью, только если ты будешь моей женой; в-третьих… - он на секунду замолчал, но, пересилив себя, продолжил, - в-третьих, ему нужны были гарантии того, что ты останешься на нашей фирме. Он понимал, что я не отпущу тебя к другому продюсеру. Тогда-то он мне и рассказал о ваших с N репетициях и о том, что он арендовал зал на несколько концертов. Ты же знаешь, там, где знают двое – знает весь мир. А N не умеет держать язык за зубами. В тусовке давно судачат, что вы задумали какой-то совместный проект. А если положить слухи на факты – получается почти полная картина. А когда я спросил у отца, что с тобой будет, если ты не согласишься за меня выйти, он сказал, что избавится от тебя. Я подумал, что он имел в виду расторжение контракта! – искренне воскликнул Саша. – Я и предположить не мог, что он способен на …

- Убийство? – спокойно закончила я. – Мы предполагаем, а Судьба располагает.

- Ты права. Прости, что втянул тебя в это! Я постараюсь оградить тебя от него – я сделаю всё, что в моих силах! Но ты должна рассказать, что у вас за проект.

- Теперь уж терять нечего! Так вот, - продолжила я прерванный рассказ, - суть нашего проекта – это серия благотворительных концертов. В лучшем зале страны, с лучшей аппаратурой, декорациями, костюмами. Всё должно быть на высшем уровне: от входных билетов до музыкального материала. Эти концерты должны стать уникальными, неповторимыми! Репертуар включает практически все вокальные жанры, практически всех эпох и стран. Цикл концертов, протяжённостью в неделю – один день – один концерт – должен сохранять одинаковую драматургию: три отделения. Первое – соло N, второе – моё, третье – дуэты. Все деньги, собранные с этих концертов мы направим на счета всех российских фондов сирот, инвалидов, больных раком и СПИДом, - закончила я.

- Могу поспорить, это была твоя идея, - не скрывая гордости, заметил Саша. – И когда вы планируете всё это провести?

- В канун Нового года. Костяк у нас готов, но остаётся очень много организационных вопросов.

- Ещё бы! Так вот где кроется тайна ваших постоянных репетиций? – он улыбнулся.

- Именно.

- Что ж, это действительно благородное дело. А вы не думали, сколько потеряете на этом денег?

- В одном месте потеряем – в другом найдём. Мы больше рассчитываем на зрительские симпатии, хотя бы из уважения…

- А если нет? – провокационно спросил он.

- Нет – так нет! По крайней мере, лишний раз встретимся с поклонниками и получим колоссальный заряд энергии – что ещё может быть нужно артисту?! И потом – это замечательный опыт!

- Да-а-а! Хорошую вы дадите пищу журналистам: солисты двух враждующих фирм организуют совместный проект! Гениально!

- Да плевать на журналистов! Мы о них даже не думали! Хотя, это только поднимет нам рейтинг!

- Потрясающе! А ты не боишься, что N струхнёт в последнюю минуту и кинет тебя? – резко спросил он.

- Нет. Мы с ним говорили об этом. Пока я твёрдо стою на своих позициях, он тоже не отступит.

- С таким-то тылом! – усмехнулся Саша. – Похоже, вы действительно уже всё решили.

- Да, у нас было время, - согласилась я.

- Ну, что же, я очень рад за вас. Я помогу тебе. Всю организацию я возьму на себя – вы не справитесь.

- Ты серьёзно? – не поверила я.

- Совершенно. Я же уже говорил – я всегда на твоей стороне.

- А твой отец? Чего нам ждать от него?

- Честно скажу – не знаю. Я постараюсь держать его в неведении как можно дольше, но сама понимаешь, рано или поздно он обо всём узнает.

- Но что он может? Ведь мы от него никак не зависим?

- Я не знаю, Анна Мария, - он тяжело вздохнул и встал. – Он непредсказуем. Будем молиться, что он отделается внушительной проповедью, усиленным наблюдением и охраной, которая оградит тебя от всех «неподходящих» на его взгляд людей. Но, сама понимаешь, знать наверняка мы ничего не можем.

- Главное – отпеть концерты – а там, будь, что будет. Мне в этой жизни терять нечего!

- Как это нечего?! А наш ребёнок? – он подошёл и нежно обнял меня.

- Я уверена, что ты позаботишься о нём, чтобы со мной не случилось, - я улыбнулась.

- С тобой ничего не случится – об этом я тоже позабочусь, - он поцеловал меня долгим поцелуем.

- Спой что-нибудь для меня, - тихо попросил он.

- Я здесь стараюсь не петь – больно старые стёкла… - начала оправдываться я.

- А, плевать на стёкла!

Я сдалась и спела несколько романсов, парочку своих песен (включая «Любовь двух берегов…») – стёкла задрожали – и напоследок (ну, не удержалась я!) я спела «молитву» Тоски. Последнее петь в полголоса было просто нельзя – это было бы надругательство над Пуччини! Этого стёкла не выдержали и с грохотом посыпались вниз.

- Надеюсь, внизу никого не было, - испуганно проговорила я, подойдя к окну.

- В два часа ночи? Не думаю, - улыбнулся Саша.

- Что?! Почему ты не сказал, что уже так поздно – я бы завтра спела!

- Поэтому и не сказал. Я хотел непременно сегодня услышать твой голос. Ты же знаешь - я не могу без него жить!

- Всё это хорошо, но мне надо выспаться. Завтра (а точнее, сегодня) у меня опять репетиция – теперь уже ни в какую историю не поверят! – заметила я. – Хотя, может, давай я здесь переночую, а ты езжай домой.

- Ни за что! Да ты и не сможешь здесь спать – уже через час здесь будет морозильник!

- А как же мой рояль? – расстроилась я.

- Я компенсирую тебе причинение морального и материального вреда, - он обнял меня. – Я куплю тебе столько роялей, сколько ты захочешь!

- Ты не понимаешь, он мне дорог как память! Это мой первый рояль, купленный с первого гонорара!

- Как с памятью с ним ничего не случится! В сувенире главное – оболочка. Дорогая, поехали, я начинаю замерзать, - он начал целовать мою шею.

- Ладно-ладно, поехали, - я взяла свою сумку.

В машине я почти сразу уснула (ещё бы, после такого дня!). Возле дома Саша взял меня на руки и отнёс в спальню, аккуратно раздев и заботливо укутав одеялом…

 

ГЛАВА 17.

 

Проснулась я под будильник. Саши рядом не было, что меня слегка удивило. Но, подумав немного, я решила поваляться ещё минут десять – может, заодно и Саша зайдёт…

Через пять минут … вошёл мой муж с завтраком на подносе (почти как в тот, злополучный раз). Открыв дверь, он зашёл довольно несмело и, подозрительно глядя на меня, спросил:

- Как у тебя настроение?

- Замечательно! – я была очень голодна, и у меня не было никакого желания бить такой дорогой фарфор (тем более, что теперь он был моим).

Мы слегка перекусили (перед репетициями я предпочитала не очень наедаться), и я спросила:

- Ты сейчас куда, на работу?

- В такую рань? Нет, уволь!

- Просто я подумала, что сегодня я и сама могу добраться до театра Мне жаль, но похоже ты зря вставал. Тем более, прости меня конечно, но готовишь ты не очень… В следующий раз готовить буду я, идёт?

- Во-первых, в следующий раз не придётся готовить ни тебе, ни мне – доверимся профессионалам – с сегодняшнего дня у нас будет работать три повара. Тем более, тебе сейчас необходимо правильно питаться. А во-вторых, тебе не придётся никуда добираться своими силами. Посмотри в окно, - он загадочно улыбнулся.

Не в силах превозмочь любопытство, я вскочила с кровати и подлетела к окну. И что же я увидела?! Под окнами стоял шикарный лимузин тёмно-вишнёвого цвета с двумя Мерседесами в голове и хвосте.

- Чей это кортеж? – не отрывая глаз, спросила я.

- Твой, - Саша подошёл ко мне и обнял. – Ведь это твой любимый цвет?

- Да, но… - я посмотрела на него.

- И никаких «но»! Ты должна соответствовать своему уровню. И потом, я не хочу, чтобы ты подвергала свою жизнь и жизнь нашего ребёнка опасности – лихачей на наших дорогах хватает! А дабы тебе не пришлось травмировать свои руки, к этому кортежу прилагается два телохранителя. Я-то знаю, как ты любишь драться! – он поцеловал меня.

- И сколько всё это стоит? – поинтересовалась я.

- Какая разница! Теперь это всё – твоё!

- Ты сумасшедший!

- Я влюблённый, что впрочем, одно и то же, - улыбнулся он.

- Ладно, мне пора бежать. Спасибо, дорогой, – я поцеловала его. – Не жди меня к ужину – я приеду поздно, у нас завтра премьера.

- Где ты будешь есть?

- Тебя интересует «где» или «с кем»? – уточнила я.

- Вообще, и то, и другое. Но я тебе полностью доверяю. А если уточнять: меня интересует «где» и «что»? Ты нужна нам здоровой.

- Хорошо, я обещаю поесть в дорогом ресторане!

- Замечательно! – он проводил меня до машины. – Я буду ждать тебя! – и поцеловал мою руку.

- Договорились! – я села в машину.

Наверное, впервые я добралась до Большого без приключений!

Около входа снова стоял N.

- Круто, - заметил он. – Не думал, что ты так быстро позаботишься о своей охране!

- А тебе было бы приятней видеть меня в ящике с крышкой? – зло пошутила я, в душе не довольная его вчерашним поведением. – И вообще, почему ты всё время пасёшь меня? Я, по-моему, не инвалид – и сама могу дойти.

- Мне просто приятно тебя встречать, - мягко улыбнулся он, провожая меня до двери гримёрки и не отреагировав на мой чёрный юмор.

- Не понимаю, что может быть приятного в стоянии на морозе! С твоим-то голосом! Это просто идиотизм! – резко возразила я.

- Не для меня, - мы остановились, дойдя до моей гримёрки. – Разве мы не можем быть друзьями?

- Друзьями? – я озадаченно посмотрела на него, – Ну, допустим.

- Вот тебе и ответ на все твои вопросы!

- Ладно, жди здесь, - я зашла и закрыла за собой дверь.

Когда я переоделась, мы медленно пошли к сцене, обсуждая предстоящую постановку. Удивительно, но в тот момент она волновала меня даже больше, чем наш проект.

- Тебе не кажется, что коллектив распадается? – спросила я N, стараясь сгладить «приветствия» и не возвращаться к вчерашнему происшествию.

- В каком смысле?

- Да ты послушай, как они поют! Это же ужас, и уже даже не тихий!

- Знаешь, они всегда так пели и, боюсь, всегда будут. Тем более не всем же так петь, как ты! И потом, это же Берг, не забывай! На нашем постсовковом пространстве эту музыку ещё плохо знают, не понимают.

- И совершенно не умеют интерпретировать! – эта тема была для меня «больной». – Да они вообще не умеют её петь!

- Согласен, но это – пробел в нашем образовании. Будем надеяться, новое поколение исправит нашу ошибку.

- На других надейся, да сам не плошай, - перефразировала я. – Не надо во всём винить систему! В себе надо покопаться! Наш коллектив просто не хочет работать. Они уже даже не ремеслом занялись, а откровенной халявой! А искусство требует полной отдачи как физических, так и душевных сил. На сцене надо жить, а не гулять и скулить в костюмах! Даже самый необразованный зритель всегда отличит фальшь!

- Ты права, целиком и полностью! – согласился N. – Но сейчас кроме меня, тебя вряд ли кто поймёт. Не так просто изменить то, чем люди живут уже многие десятилетия.

- Ничего невозможного нет! – возразила я. – Но и у меня есть нервная система. Если всё будет так продолжаться, я не выдержу!

- Что ты можешь?

- В том-то и проблема – что ничего. Но и терпеть я долго не смогу. Помяни моё слово: если они завалят «Воццека», я уйду из Большого! – твёрдо заявила я.

- У-у-у! Зачем же так круто?

- Затем, что по-другому я не могу. Либо я уйду, либо сорвусь, но тогда уйдут все остальные!

- Я думаю, не стоит принимать такие поспешные решения! Подожди набора стажёров – молодёжь может подправить дело, - он пытался успокоить меня.

- А когда набор?

- Через полгода, - наивно ответил он.

- Что?! Да я свихнусь раньше! – воскликнула я.

- Не свихнёшься – я буду рядом, - он по-дружески обнял меня за плечи.

- Ладно, будет видно. Но если они испортят завтра «Воццека», до набора я петь не буду.

- Хорошо, я поговорю с ними.

- И с Санычем тоже, а то меня он не слушает!

- С чего ты взяла?

- Потому, что это так, и ты это знаешь, - я проницательно посмотрела на него.

За это время собрался коллектив и оркестр. Когда подошёл Саныч, началась репетиция. Вопреки всем моим ожиданиям, чуда не произошло – все пели так же плохо, как обычно.

В перерыве все (ну, и я, конечно) отравились в буфет. К N приехала Света и они отправились обедать в ближайшее кафе.

Я задержалась на сцене (опять пререкалась с Санычем) – и оказалась последней в очереди. Когда мой черёд подошёл и я набрала всё, кроме чая, буфетчица задала коронный вопрос:

- Вам с сахаром? – хотя прекрасно знала, что я пью без сахара!

- Со стрихнином ей! – послышался мужской голос, за которым последовал дружный гогот. Это переполнило чашу моего терпения (кроме того, беременным женщинам свойственны перепады настроения). Я швырнула на пол свой поднос (со всем своим обедом) и направилась к выходу.

- Свора бездарностей! – прорычала я и хлопнула дверью так, что та слетела с петель.

Я была в бешенстве! «И это накануне премьеры!»

Я вышла из здания через чёрный выход – там был припаркован мой джип. Точной цели направления у меня не было – хотелось просто уехать подальше от этого злополучного театра, лучше даже за город. На этом я и остановилась – поехала «на природу». Я понадеялась, что тишина и мороз проветрят мои мозги.

/не могу не признать, какой я всё-таки была эгоисткой! Я не подумала, что Саша будет беспокоиться, я не подумала даже о ребёнке! Я была циничной, безрассудной и бесчувственной дурой!/

Когда я выехала на третью кольцевую, город уже накрыли сумерки. Темнота была спасительна для меня – меньше вероятности, что кто-то узнает во мне Косицыну!

Съехав с кольца, я поехала в произвольном направлении и остановилась в первой попавшейся придорожной гостинице.

Здесь как раз нашёлся свободный номер, да и людей было немного. А хозяин был слегка под мухой и абсолютно не обратил на меня внимания – просто взял деньги и отдал ключи.

Я зашла в номер, придушила дюжину тараканов, заткнула оконные щели покрывалом и легла на кровать, тупо глядя в потолок. Мне хотелось просто полежать, ни о чём не думая, ничего не делая и никуда не спеша…

 

А тем временем в городе всё перевернулось с ног на голову!

Так как ко второй половине репетиции я не появилась, N из чувства солидарности тоже отказался петь до тех пор, пока я не приеду. Однако в силу того, что я так и не приехала, он просидел всю репетицию в зале. Коллектив был в жутком возмущении. Каких только слов не сыпалось в мой адрес! Саныч был просто в бешенстве, он места себе не находил: какой резон в репетиции, когда оба ведущих солиста не принимают в ней участия! Я думаю, появись я тогда – он бы собственноручно меня придушил! В общем, Большой стоял на ушах!

Вечером в театр приехал Саша – мой мобильный не отвечал, а репетиция, по его расчётам, должна была уже давно закончиться. Увидев возле входа мой лимузин, он немного успокоился, подумав, что репетиция затянулась. Но зайдя вовнутрь, он понял, что там уже никого нет (кроме, может, вахтёров и уборщиц).

- Что всё это значит! – в сердцах воскликнул он и набрал номер Саныча.

Тот в двух словах поведал ему всю историю и пожелал удачи в моих поисках.

Съездив на мою квартиру и позвонив Наде, Саша поехал домой, понимая, что посреди ночи он ничего не решит.

Дома, после первого стакана виски возникла идея позвонить N, но решиться на это Саша так и не смог. Зато сам N решился.

- Прости, что так поздно, - начал тот разговор. – Но давай забудем на время о наших противоречиях и попробуем вместе найти Анну Марию.

- Что у вас произошло? – без особого желания сотрудничать спросил Саша.

- Я не знаю, я не был тогда в буфете. Но, судя по слухам, Анна Мария не поняла шутки. Ты же знаешь, какое у неё чувство юмора…

- У неё великолепное чувство юмора, зато у вашего коллектива отвратительно пошлые шутки!

- Согласен, – сдался N. – Но сейчас это уже не так важно. Ты что-нибудь о ней знаешь, она тебе звонила?

- Нет. Я с утра её не видел.

«С утра?» – N обратил на это особое внимание.

- Ясно. Что ж, спасибо и на том, - вздохнул он. – Я могу попросить тебя позвонить, если станет что-нибудь известно?

- Конечно. Ты тоже, позвони, если что, – промямлил Саша. – Спокойной ночи!

- Спокойной ночи, - ответил N и повесил трубку.

Саша обзвонил всех моих знакомых, кого нашёл в моей записной книжке. Всё тщетно – только зря перебудил полгорода.

На самом деле он это делал, чтобы чем-то занять себя – он знал, что я бы никогда ни к кому из них не поехала. Но он не находил себе места. Впервые он столкнулся с проблемой, которую не мог решить. Он был в бешенстве!

Заснуть ему удалось только в пятом часу утра и только после бутылки виски…

 

ГЛАВА 18.

 

Пол-утра N пытался дозвониться Саше – но тот спал непробудным сном. Догадавшись, видимо, что могло произойти, он решил продолжать поиски своими силами.

Саша же, проснувшись, с трудом дополз до ванной. Зато после ледяного душа он был как огурчик и с новыми силами продолжил поиски.

Так получилось, что обедать и Саша, и N отправились в один ресторан и даже в одно время. Хотя ничего удивительного в том, что «Anna Maria» был их любимым рестораном, быть не могло – ведь это был «мой» ресторан!

- Саша! Я рад тебя видеть! – N подошёл первым. – Вот уж действительно – пути Господни неисповедимы!

- Добрый день, - сухо ответил Саша.

- Можно к тебе?

- Конечно, садись.

- Как у тебя дела? Я звонил тебе утром, хотел предложить совместные поиски, - начал N.

- Должно быть, я был в душе, - Саша не собирался обсуждать с ним своё состояние. – Ты что-нибудь узнал?

- Нет, ничего. Она как сквозь землю провалилась! Никто ничего о ней не знает – такое ощущение, что она вообще ни с кем не общается.

- Да, у неё ограниченный круг общения, - подтвердил Саша.

- А ты на квартире у неё был? Я не смог узнать адрес, - соврал N, чтобы узнать, насколько Саша мне близок.

- Да, она там не появлялась, - Саша не обратил внимания. – А когда у вас генеральная?

- Уже закончилась! – усмехнулся N. – Опережу твой вопрос – Анна Мария не дала о себе знать.

- Она не сможет пропустить премьеру – это для неё дороже всего на свете. Опера – для неё святое!

- Ты думаешь, она приедет на спектакль?

- Обязательно. Если она не приедет на постановку, боюсь, она уже никогда не приедет.

- Не знал, что она такая обидчивая, - признался N.

- А ты вообще ничего о ней не знаешь! – вдруг воскликнул Саша. Его так и подмывало рассказать о браке и ребёнке, но данное мне слово не позволило это сделать.

- Ты, похоже, тоже не слишком много… - промямлил N. – Ладно, извини, но мне нужно в театр, - он встал.

- Я тебя не задерживаю.

- Приедешь на спектакль?

- А как ты думаешь? Конечно, приеду!

- Увидимся в театре, - зачем-то ляпнул N и ушёл.

Саша доел свой обед и поехал на фирму.

Вечером, ближе к семи, в Большом всё стояло вверх дном. N продолжал отказываться выходить на сцену без меня. Саныч был в истерике: мало того, что я так и не появилась, так ещё и N решил характер показывать! Но ему-то замену худрук нашёл (с горем пополам), зато с моей заменой были проблемы. Дело в том, что я всегда отрабатывала все сто процентов постановок (я не прогуливала и не болела) и поэтому работала без замен. И понятное дело, ни одна наша прима никогда бы не согласилась меня дублировать – они и на спектакли-то с моим участием не ходили! Поэтому дублёрами в моём случае (и то только формальности ради) были стажёры!

И поэтому Санычу пришлось упрашивать стажёрку выйти вместо меня на премьере. У девушки была истерика – она понимала, что это невозможно (хотя тогда это понимали все) и умоляла худрука «сделать хоть что-нибудь», только не заставлять её петь!

N в последний момент всё решился петь (он не мог отдать лавры кому-то другому!), объяснив это примерно так: «Анна Мария никогда бы не поддержала моего протеста. Она всегда очень дорожила каждой постановкой, и я просто не имею права остаться сегодня за кулисами!» (высокопарно, как всегда, и очень далеко от истины).

Администрация объявила зрителям о моей замене, принеся, как полагается в таких случаях, извинения. Публика была недовольна (мягко говоря!), многие захотели уйти и потребовать возврата денег (уже тогда определённый процент приходил только, чтобы услышать меня), но интерес к Бергу и «Воццеку» в новой постановке пересилил.

При первых звуках вступления, N (как и все остальные) разочарованно вздохнул: «Всё кончено. Она не приедет!».

Спектакль начался в отвратительном состоянии духа и обещал быть даже хуже, чем обычная репетиция…

 

Но я не могла этого позволить!

Проснувшись далеко за полдень (где-то полвторого), я сразу рванула когти. Но приехать в Большой раньше семи мне не удалось – полдня простояла в пробках. Кроме того, оказалось, что я вчера умудрилась отъехать довольно далеко от города.

Приехав в театр с последним звонком, я кинулась в гримёрку, набирая по дороге номер своего гримёра. Он влетел пулей.

- Господи, ну, слава Богу! – он сразу принялся за грим. – Вы не представляете, что там творится! Саныч рвёт и мечет! Хорошо, что они уже начали – он бы Вас убил!

- Охотно верю! – промычала я.

- Всё, я закончил. Можете обрадовать эту девочку – она всё равно ничего не спела бы, с такой-то истерикой!

Я с улыбкой вышла. Действительно, девочка было, мягко говоря, не в себе. Увидев меня, она начала креститься и читать молитвы. Я попросила ребят из хора позаботиться о ней.

Участники постановки бурно приветствовали меня, увидев перед выходом на сцену (третья картина оперы). По-моему, они даже перекрикивали аплодисменты зала.

Реакцию и чувства Саныча я прочитала в его глазах, уже выйдя на сцену. Восторга он не испытывал…

Я думаю, излишне говорить, что после моего появления как минимум два человека стали петь лучше. А я умела быть заразительной. Безучастными не смогли остаться даже самые бездарные солисты, участвующие в постановке. Действие пошло! Сюжет захватил, зритель заинтересовался! В общем, это было великолепно!

В конце первого действия зал взорвался так, словно мы уже отпели всю оперу. Овация длилась тридцать (!) минут!

Как только мы ушли за кулисы, ко мне подлетел Саша (переместившийся туда ещё в начале третьей картины).

- Дорогая! Радость моя! – он взял меня на руки и крепко поцеловал. Краем глаза я увидела лицо N – оно было мрачнее тучи. – Как я за тебя испугался! Как ребёнок, всё нормально?

- Да, всё хорошо, - я улыбнулась (мне было так уютно, так спокойно в его объятиях). – Прости, что ничего не сказала.

- Всё хорошо, золотце. Главное, что с тобой и с ребёнком всё в порядке, - он ещё раз поцеловал меня.

Рядом послышался недовольный кашель Саныча. Саша повернулся, не выпуская меня из рук.

- Молодой человек, сюда посторонним вход воспрещён, покиньте сцену, - худрук даже не пытался спрятать своё отвратное настроение.

- А он не посторонний! – заметила я. – Он мой муж и отец моего ребёнка! – с гордостью сказала я. Саша улыбнулся и, поставив меня, крепко обнял, ожидая реакции.

Саныч был в шоке (не он один) и не знал, что говорить.

- Поздравляю, - наконец, нашёлся он. – Мы сократили перерыв. Ты в начале картины, поторопись, - он отвернулся и направился в свой кабинет. – И зайди после спектакля ко мне.

- Мне надо спешить, - я коротко поцеловала Сашу.

- Удачи, я буду слушать из зала, - а он поцеловал мои руки и нежно посмотрел мне в глаза.

Этого оказалось достаточно, чтобы до конца оперы я пела в самом одухотворённом настроении.

Перед началом второго действия (наша с N картина), N тихо спросил у меня:

- Зачем?

Я посмотрела на него, но не ответила.

- Зачем? – повторил он.

- Ты же слышал – он отец моего ребёнка! – резко ответила я и отошла. Началось второе действие – разговор был окончен.

Спектакль прошёл на одном дыхании. И должна признать – это была лучшая постановка за последнее время!

Финальные овации длились более часа…

За кулисами N крепко обнял меня (так принято – все поздравляют друг друга) и прошептал мне на ухо:

- Ты потрясающе пела. И я очень за тебя переживал! Если бы ты только знала, как я тебя люблю…

Я не успела отреагировать – кто-то тянул меня за руку. Я обернулась и увидела … Саныча.

- Пошли ко мне, разговор есть.

- Хорошо, - я выкрутилась. – Я только переоденусь.

- Нет. Переоденешься потом, - он снова взял меня за локоть.

- Ладно-ладно. Только отпустите, - взмолилась я.

- А ты не убежишь? – хитро спросил он.

- Куда? – не поняла я.

- К мужу, например…

- Нет, - ответила я с улыбкой. – Он меня дождётся.

- Хорошо, - Саныч отпустил меня.

- Проходи, - он пропустил меня вперёд, когда мы подошли к его кабинету. Зайдя за мной, он запер дверь.

- Зачем? – не поняла я.

- Надо, - коротко и не совсем ясно ответил он.

- Ладно. Я Вас слушаю, - я уселась в кресло, не дожидаясь приглашения.

- Где ты была? – начал он спокойно.

- На сцене! – съязвила я.

- Не выводи меня из себя! Ты прекрасно меня поняла!

- А Вы проявите хоть чуточку уважения! Хотя бы к моему положению! – я решила играть на слабостях.

- Хорошо. Почему ты не была на генеральной? – он попытался успокоиться.

- Мне надо было побыть одной.

- Ты меня прости, но кого ты из себя возомнила? Ты не в том положении, чтобы решать, когда тебе петь, а когда - нет!

- Это я возомнила? – недоумевала я. – Вы бы за коллективом смотрели! Распустили их! Мало того, что никто не хочет работать, так ещё и другим мешают! И да будет Вам известно, я не намерена выслушивать их идиотские шуточки, прижимки и терпеть их пошлые выходки! – завелась я.

- Тоже мне, - буркнул худрук. – Яйцо курицу учит! – он прекрасно знал, что я права, но не мог же он это признать!

- Это я – яйцо?! Кто же тогда все остальные?!

- Девочка моя, я уже больше десяти лет руковожу этим театром, - снисходительно улыбнулся он. – Поверь мне, я в этом деле разбираюсь получше тебя!

- Так и карты Вам в руки – разбирайтесь! А то здесь уже все позабывали, что работать иногда тоже надо!

- Что?! – он не поверил, что я это сказала. – Да за такие слова, я…

- Что? Ну, что Вы можете сделать? – усмехнулась я.

- Не допущу тебя до сцены!

- Тогда я уйду из театра! – меня его заявление удивило, но сдавать позиции я не собиралась.

- Ну, и скатертью дорожка! Никто тебя здесь держать не будет! – окончательно завёлся Саныч.

- Вот и прекрасно! – я повернулась к столу и, взяв лист бумаги, начала писать заявление.

Закончив, я встала:

- Где ключ?

- В двери, - сухо ответил худрук. Он стоял у окна и не повернулся, даже когда я громко хлопнула за собой дверью.

За кабинетом худрука я увидела огромную толпу людей. Не трудно было догадаться, что это были мои поклонники, ожидающие автографы. Следовательно, эта толпа тянулась от двери моей гримёрки (которая располагалась за поворотом, в конце коридора). Кто-то из них меня заметил – и все они развернулись в мою сторону.

Если бы не Саша, подоспевший как раз вовремя с моими вышибалами – в гримёрку я бы не попала!

Саша зашёл за мной, оставив охранников снаружи, сдерживать толпу.

Я с тяжёлым вздохом села в кресло.

- Что с тобой? – от Саши не могло ускользнуть выражение моего лица. – Ты устала, я понимаю. Но всё чудесно: ты вернулась, мы снова вместе. И потом, твоя премьера прошла с ошеломительным успехом!

Я посмотрела на него, ничего не сказав.

- Давай, переодевайся! И поедем праздновать! – он встал возле меня на колени и сжал мои руки.

- И что ты собрался праздновать?! – я встала, отстранив его.

- Как что? Успех вашего коллектива!

- Могу тебя огорчить. Я уже не являюсь членом этого коллектива. Я написала заявление об уходе, - серьезно сказала я.

- Ты серьёзно? – не поверил Саша.

- Абсолютно!

- Можно узнать почему? – осторожно спросил он.

- А ты хочешь, чтобы я и дальше продолжала работать в такой атмосфере, где все меня ненавидят и считают своим долгом заявить это мне в лицо? – почти крикнула я.

- Нет, - и, смягчившись, добавил. - Ты всё правильно сделала. Большой тебя недостоин, он выродился. Ты можешь заключить контракт с любым театром мира – ты знаешь, с тобой я и на край света поеду! И нет никакой трагедии в твоём уходе, - он обнял меня.

- Ты прав, - я успокоилась. – Ты совершенно прав! Тогда я переодеваюсь?

- И поедем домой.

- Хорошо, только закрой дверь. И помоги мне с платьем.

- С превеликим удовольствием, - Саша защёлкнул дверь и подлетел ко мне.

Аккуратно сняв с меня платье, он повесил его на вешалку, а я тем временем надела своё «походное». Саша помог мне его застегнуть и начал целовать мою шею.

В дверь постучали.

- Кто? – спросила я.

- N.

- Я переодеваюсь, подожди, - я повернулась к Саше и поцеловала его.

Ещё какое-то время мы простояли молча, просто обнявшись.

- Ладно, открой дверь, - я отошла от него. – А то его мои фанаты затопчут, - я подошла к зеркалу и взялась за расчёску.

Саша, явно недовольный, молча пошёл открывать. N, сделав шаг вовнутрь, остановился и с недоумением уставился на Сашу, затем перевёл взгляд на меня и снова на Сашу (он явно не понял, как Саша мог присутствовать при моём переодевании).

- Ты что-то хотел? – спросила я N, не поворачиваясь.

- Да, - он очнулся. – Ты куда пропала? Я искал тебя.

- Саныч хотел поговорить со мной.

- Сразу после спектакля? – удивился N.

- Да.

- И что он тебе сказал?

- Ничего особенного, - я повернулась. – Я написала заявление об уходе.

- Как?! – крикнул N.

- Молча, - я развела руками.

- Подожди. Саныч заставил тебя уйти? Но почему?

- Я сама так решила. И ничего с вашим театром не случится – будете работать, как раньше. Здесь никому не нужны нововведения, - заметила я.

- Но так же нельзя, Анна Мария! Из-за какой-то одной глупой шутки!

- Одной? – я бросила расчёску. – Да что ты знаешь! Мне уже надоели эти выходки! Я уже не говорю о том, что говорят за моей спиной! Я не хочу здесь работать! Так всем будет лучше.

- Пожалей хотя бы зрителей! – он решил пойти конём.

- А её саму кто пожалеет? – в разговор встрял Саша, стоявший рядом и внимательно следивший за нашим спором.

N посмотрел на него, словно удивляясь, что он ещё здесь.

- Я, конечно, понимаю, что тебя волнует только рейтинг и гонорары, - продолжил Саша. – Но я не позволю тебе делать имя на здоровье моей жены! Я, даже не работая здесь, прекрасно вижу, какие люди окружают Анну Марию – они её в могилу загонят! А ей сейчас нужен покой и забота, а не постоянный стресс! – он подошёл ко мне и обнял за плечи.

N молча смотрел на него, понимая, что он прав. Через несколько минут он спросил у меня:

- И куда ты теперь?

- Домой! – ответила я, понимая, что он имеет в виду другое.

- Я про работу.

- Не знаю пока. Наверное, поедем на Запад. Но для начала родим ребёнка, - я посмотрела на Сашу с улыбкой.

- А ты уверена, что Саныч подпишет твоё заявление? – он решил поменять русло темы.

- Судя по его настрою – должен был уже подписать! А если и нет - это всё равно уже ничего не меняет!

- Ясно, - тихо проговорил он.

- Они ещё там? – я кивнула на дверь, подразумевая поклонников.

- Конечно! – оживился N. – И даже не думают уходить без автографа!

- О, Боже! – вздохнула я. – Придётся ещё немного поработать. Саша, попроси охранников запускать по пять человек, - я подошла к столу и села.

Пока я разбиралась с поклонниками, N поговорил с Сашей.

- Надеюсь, вы поедете с нами? – начал он.

- Куда?

- В ресторан, праздновать премьеру.

- Анна Мария не хочет ехать, - сухо ответил Саша.

- Она просто обижена.

- Есть на что!

- Согласен, - вздохнул N. – Но мы должны поблагодарить её за всё: за терпение, за такую самоотдачу, с которой она работала.

- А ты уже и совсем проводил её, - усмехнулся Саша. – Смотри не заговорись – ещё и похоронишь!

- Типун тебе на язык! – обиделся N. – Просто зная её характер, я боюсь, как бы она совсем из России не уехала.

- Это её право.

N промолчал.

- И всё же, ты можешь её уговорить, - N пошёл в повторную атаку. – Кроме успеха нашей постановки, мы отметим вашу свадьбу. Кстати, если не секрет, когда вы успели?

- Пару дней назад. Сразу, как Анна Мария выписалась. А отмечать будем в конце месяца. Кстати, мы приглашаем вашу семью – будем рады.

- Спасибо, - N помялся. – А ребёнок? Какой месяц?

- Шестой, - Саша улыбнулся, чувствуя своё превосходство.

N присвистнул:

- Поздравляю! Я очень за вас рад!

- Спасибо!

- Я поражён, как тебе удалось так быстро её покорить! Она производит впечатление неприступной крепости!

- Так и есть. Можешь считать, что мне повезло. Я оказался в подходящее время в подходящем месте, - туманно ответил Саша.

- Значит, это судьба! Так что, поедете с нами?

- Если Анна Мария захочет.

- Она захочет, если ты её попросишь, - N улыбнулся.

Саша посмотрел на него с вопросом. Но тут же понял, что тот играет на его чувстве превосходства.

- Хорошо, я её спрошу, - он не смог не поддаться.

 

- Кажется, всё! – облегчённо вздохнула я, когда за последним поклонником закрылась дверь.

- Дорогая, - Саша подошёл ко мне. – Нас приглашают в ресторан. Надо же отметить твоё триумфальное выступление.

- Скорее, мой триумфальный уход, - поправила я. – Но мы же собирались домой?

- Ненадолго, - он поцеловал мою руку. – Тебе надо там появиться – это необходимо.

- Там будут журналисты?

- Первые полчаса.

- Ладно, – немного подумав, ответила я. – Если ты считаешь, что мне это нужно.

- Только на час. Я не хочу, чтобы ты очень уставала.

- Хорошо, только на час, - сдалась я.

Собравшись, мы поехали в ресторан, где нас уже дожидался весь коллектив и десятки журналистов. Домой мы приехали только в четвёртом часу…

 

ГЛАВА 19.

 

На следующий день N уже в семь утра был в Большом. И сразу направился в кабинет худрука. Последний сидел у себя, не выходя со вчерашнего вечера, с моим заявлением в руках.

N вошёл без стука и, подойдя к столу, опёрся на него руками и, глядя Санычу в глаза, начал:

- Что у Вас вчера произошло с Косицыной?

Худрук надел очки и тихо сказал:

- Кто дал Вам право врываться ко мне даже без стука?

- Саныч, сейчас не до церемоний! – резко ответил N и сел в кресло напротив худрука, движением головы убрав с лица прядь шёлковых волос.

- Вы же понимаете, - продолжил он, – что если она уйдёт, всё полетит к чёртовой матери! Весь театр на ладан дышит – она единственная, кто его хоть как-то держит. Если уйдёт она – уйду я. Здесь и так некому петь!

Саныч поставил локти на стол и положил голову на руки. Через какое-то время он сказал:

- Да всё я прекрасно понимаю. Я и сам не хочу, чтобы она уходила.

- Вы подписали её заявление? – N выжидающе смотрел на худрука.

- Конечно, нет! Я же не совсем ещё из ума выжил! Мне просто нельзя с ней разговаривать Мне всё время кажется, что она норовит чем-то меня задеть! Я не понимаю её выходок и манеры разговаривать. Вот и вчера я опять сорвался, - оправдывался Саныч.

- А она уже окончательно решила уходить. Уже и страну выбирает, где жить.

- С ней очень тяжело! Вряд ли нам удастся её вернуть. А ты, собственно, с чего решил уходить? Или так, из солидарности? – спросил Саныч.

- Какая там солидарность! – «обиделся» N. – Просто я и сам не могу здесь работать. Молодёжи не хватает, петь не с кем!

- Ты тоже на Запад подашься?

- Какой там Запад?! На эстраду уйду. Похоже, давно уже пора было, - вздохнул N.

- Да!.. - вздохнул худрук и добавил, - Если вы оба уйдёте, я тоже подам в отставку. Хватит, намучался, пусть министры сами руководят театром!

- Ну, это Вы всегда успеете сделать. А для начала, мне кажется, надо попробовать урегулировать всё мирным путём, - заговорщицки сказал N.

- Что ты предлагаешь?

- Попробуйте ещё раз поговорить с Косицыной.

- И что я ей скажу? – усмехнулся Саныч, понимая, что это бесполезно.

- Предложите ей немного власти, скажите, что только она сможет возродить театр! Пусть немного покомандует – она великолепный педагог и организатор, - предложил N.

- Так дай ей волю – она весь театр разгонит!

- Ну, и пусть! Тем более, она никогда никого не выгонит, пока не найдёт замену. И не мне Вам говорить, что эта замена будет куда достойнее, чем то, что мы имеем на сегодняшний день. А пока она будет подбирать солистов – что займёт уйму времени и сил и вскоре надоест ей самой – всё будет по-старому.

- В этом есть смысл, - согласился Саныч и вдруг оживился:

- Тогда я прямо сейчас объявляю экстренное совещание. Помоги мне – обзвони солистов, а я попробую убедить Анну Марию приехать.

- Хорошо, - N встал и направился к двери. – Начало в девять?

- Да, пусть собираются к девяти, - Саныч подвинул к себе телефон. – А ты не знаешь её номера? Не думаю, что её мобильный включён.

- Звоните мужу! – коротко бросил тот и вышел.

А тем временем мы с Сашей спали мёртвым сном.

В то время сон у меня был ещё чуткий, поэтому звонок я услышала первой. Проснувшись, я сразу посмотрела на часы. Была половина восьмого. «Что же это за свиньи?! Ведь все знают, во сколько мы вчера разошлись!» Но трубку я всё же подняла:

- Да! – не совсем приятным голосом ответила я.

- Доброе утро, Анна Мария, это…

- Это утро перестало быть добрым после Вашего звонка, – перебила я. – Поздравляю, Вам очень быстро удалось его испортить!

- Мне очень жаль, но…

- Мне так не кажется! – раз я уже проснулась – это значило, что заснуть мне уже не удастся, поэтому я так нагло перебивала и вступила в дискуссию.

- Выслушайте меня, пожалуйста! – взмолился голос в трубке.

- Ну!

- Это Сан Саныч, – после этих слов я тяжело вздохнула, но он продолжил. – Я знаю, что Вы сейчас подумали, но прошу Вас: выслушайте!

- Ну! – уже напряжённее сказала я.

- Я не могу подписать Ваше заявление без согласия коллектива, Вы это прекрасно знаете. Я созвал совещание. И очень надеюсь, что Вы приедете – это в Ваших интересах! – довольно убедительно выкрутился он.

- Во сколько?

- В девять. Но без Вас мы всё равно не начнём, - взволнованно лепетал худрук.

- Ладно, буду! – буркнула я и повесила трубку.

- Где? – заинтересованно спросил Саша, внимательно следивший за разговором. – Кто звонил?

- Саныч. Он хочет, чтобы я приехала на совещание.

- Но ты же у них больше не работаешь! – удивился он.

- Он не может подписать моё заявление без согласия коллектива – таковы правила.

- А если ты не поедешь? – осторожно спросил Саша.

- Тогда эта волокита растянется на долгие-долгие месяцы, - ответила я и встала. – Поэтому лучше мне поехать!

- Хорошо, - он подошёл ко мне и обнял. – Только не задерживайся.

- Ничего не могу обещать – ты же знаешь, такие мероприятия – на весь день.

- За тобой заехать?

- Не стоит, спасибо.

- Ладно, только постарайся без глупостей, - попросил он.

- Посмотрим, ничего не могу обещать. Но для начала я хочу послушать, что они мне предложат. Саныч знает, что по-другому в театре меня не удержишь, - с чувством собственного достоинства сказала я.

- Я горжусь тобой, - он поцеловал меня. – Если тебе надоест – сразу уезжай. Мы наймём адвокатов – и пусть они с этим разбираются!

- Хорошая идея. Ладно, я пойду, - я подошла к двери. – До вечера!

- Удачи! – ответил он, и я вышла.

Саша снова лёг не кровать и задумался о чём-то далёком…

 

ГЛАВА 20.

 

Я решила, что не стоит очень торопиться – подождут! Выйдя из спальни, я попросила поваров приготовить что-нибудь сытное, а шофёров – подготовить лимузин. За это время я подобрала себе платье из любимой коллекции. И только когда мои парикмахеры закончили очередной шедевр из моих волос, я спустилась к только что поданному завтраку.

Не спеша поев, я вышла и попросила шофёра не торопиться. По дороге я слушала свои диски.

/когда у меня было хорошее настроение, я слушала свои записи; когда плохое – записи N; а без музыки я ездила только в своём джипе/

Возле Большого я велела шофёру ждать меня столько, сколько потребуется, и попросила никуда не отлучаться.

Выйдя из лимузина, я медленно зашла в здание и направилась в кабинет худрука. При этом времени было уже далеко за десять!

- Ну, сколько же можно ждать! – воскликнул кто-то из сидящих, когда я зашла.

- Я могу и уйти, - заметила я, не проходя.

- Нет, останься, - ко мне подошёл N. Он положил руку мне на плечо и, когда я подошла к своему месту, отодвинул мне стул. Только после того, как я села, он сел сам (его место было рядом с моим).

Подождав, пока установится тишина, Саныч начал:

- К сожалению, сегодня мы собрались не по лучшему поводу.

- Короче! – резко перебила я.

Все присутствующие с негодованием посмотрели на меня. N положил свою руку на мою и взглядом попросил потерпеть. Я вздохнула и села, облокотившись на левую руку и, закрыв глаза, начала барабанить правой по столу очередной пассаж из этюда Листа. Со стороны могло показаться, что я попала сюда случайно и то, о чём пойдёт разговор, меня не касается.

Саныч посмотрел на меня со скрытой мольбой:

- Анна Мария, пожалуйста!

Я посмотрела на него исподлобья и перестала стучать по столу. Найдя глазами предмет, на котором я смогла остановить свой взгляд (им стала бутылка воды на столе худрука), я облокотилась на спинку стула и сидела, слегка дирижируя одной рукой.

Саныч, посмотрев на меня, тяжело вздохнул и продолжил прерванный монолог, понимая, что не сможет заставить меня слушать.

- Хорошо. Перейду сразу к делу, - он ещё раз посмотрел на меня. Я сидела в той же позе, абсолютно его не слушая. Он продолжил:

- Анна Мария, наша лучшая солистка, наша самая молодая солистка, гордость нашего театра, заслуженная…

- А вот этого не надо! – резко сказала я.

Саныч понял меня: я терпеть не могла, когда при мне перечисляли все мои регалии в кругу, где обо мне и так все всё знают. Кроме того, этот список был очень длинным.

- Итак, - Саныч не стал лишний раз меня раздражать. – Анна Мария написала заявление об уходе из нашего коллектива, - по кабинету прошёл лёгкий шумок. – И мы должны принять ответственное решение: можем ли мы отпустить её. Но хочу, что бы вы знали, мы сейчас решаем не просто принадлежность её нашему театру, но и России. Ведь если я подпишу заявление, уже на следующий день она покинет нашу страну, и может быть, навсегда. И тогда мы потеряем не только великолепного солиста, но и удивительного человека. Я думаю, никто из вас не знает ничего об Анне Марии до того дня, как она попала к нам в театр. Поэтому я хотел бы рассказать вам немного о её жизни. Я надеюсь, это поможет вам правильно понять её и принять правильное решение, - Саныч сделал небольшую паузу и продолжил:

- Косицына Анна Мария Юрьевна родилась в глубокой провинции в тысяче километров от Москвы. Родилась она, как вы знаете второго ноября, по знаку зодиака скорпион. И всю жизнь отрабатывает это звание, - он усмехнулся. – Отец Анны Марии, Косицын Юрий Алексеевич, имеет два высших образования: военное и юридическое, работал в трибунале и прокуратуре. Мать, Косицына Наталия Геннадьевна, по образованию тоже юрист. Она является потомком древнего графского рода, за что её семья сильно пострадала в советское время. Сейчас они живут в Самаре, откуда в своё время были вынуждены уехать. Работал в семье только отец, мать посвятила себя всецело семье. У Анны Марии есть родной брат, закончивший в прошлом году университет информатики и электроники. Замечу, что и ему, и родителям Анна Мария постоянно помогает, на что тратит почти все свои гонорары.

Тут я чуть не взорвалась! Но что-то меня остановило – наверное, любопытство (а что ещё он раскопал?).

- Сама Анна Мария закончила девять классов обычной общеобразовательной школы с профилем математики и информатики с красным дипломом. Параллельно она окончила музыкальную школу. Кстати, музыкой она начала заниматься с десяти лет! Окончив школу, она поступила в музыкальное училище по классу фортепиано.

- С самого детства кроме музыки она увлекалась абсолютно всем: от вышивки и танцев до литературы и живописи. В училище она начала петь – сама, безе педагога. Начала писать песни, писать портреты и изучать иностранные языки.

- Хватит! – не выдержала я.

Саныч не обратил внимания и продолжал, а N положил мне на спину руку. Я легла на руки на стол.

- Как вы заметили, она с детства обнаружила бесчисленное множество талантов. Чем бы она не занималась, она делала это гениально. Мешало только одно – отсутствие профессионалов достойного уровня. Поэтому она едет в Москву, как говорится, на волю счастья и чинов. К тому моменту она уже получила все возможные звания и титулы своей провинции. В Москве она продолжает свой карьерный рост. О её заслугах здесь говорить излишне. Скажу об условиях жизни в первые годы её пребывания в первопрестольной. Первый год она жила … на вокзалах! Я понимаю, как это звучит, но это так. Комнату в общежитии ей выделили только на втором курсе. Работать она устроилась в дешёвый бар, ныне известный как ресторан «Anna Maria». Всю зарплату она тратила исключительно на ноты, учебники, записи и билеты на концерты и выставки. Таким образом, на жизнь уходила только оставшаяся после оплаты за общежитие часть стипендии. Не мне вам говорить, каков её размер. Не глядя на всё это, Анна Мария продолжала совершенствоваться профессионально, работать и писать критические статьи. На сон уходило не больше четырёх часов в день, питание – не чаще одного раза в сутки. И в таких условиях она прожила не один год. Даже когда уже работала у нас! Дальнейшую историю вы все знаете: она познакомилась с Александром Королёвым, подписала контракт с фирмой его отца. И только тогда её жизнь изменилась на более подходящую. Сейчас она вышла за него замуж и ждёт от него ребёнка.

- Вот, в принципе, и всё, что я хотел вам рассказать. Да, ещё одно: у Анны Марии врождённый порок сердца – и это единственное слабое место в её поистине железном здоровье. Что ж, господа – решайте! Если вы позволите ей уехать – вы продолжите список непонимающих, а если попросите остаться – докажете, что мы просто не смогли правильно её понять. Последнее, что я скажу: я склоняю колени перед гением этого человека! – он повернулся ко мне.

Закончив на этом свой монолог, он выпил стакан воды, но не сел. Все присутствующие молчали – ни у кого не было слов, все были в шоке.

- Я думаю, вам нужно некоторое время, чтобы обдумать своё решение как следует, - проговорил худрук. – Объявляю перерыв. Встречаемся здесь через два часа. Благодарю за внимание, все свободны, - он, наконец, сел.

Коллектив начал потихоньку расходиться, перешёптываясь в кабинете и громко споря за его дверью, обсуждая услышанное.

В кабинете остались только Саныч, N и, разумеется, я. Я сидела (точнее, лежала) так же, как села в середине монолога.

- Зачем Вы это сделали? – спросила я, не поднимая головы. – Хотели плюнуть мне в лицо? Что ж, поздравляю, этот трюк Вам удался с ошеломительным успехом! Только чего Вы этим добивались?

- Я добиваюсь только одного: чтобы ты осталась в Большом! И я предлагаю тебе всё: можешь менять в театре абсолютно всё – от репертуара до коллектива! Всё в твоих руках – делай, меняй всё, что посчитаешь нужным – только останься! А это всё я рассказал, чтобы они, - он указал на дверь, - поняли, наконец, как тяжело всё достаётся таким людям, как ты, с каким трудом ты всего добиваешься! И я вовсе не собирался вызвать к тебе сочувствие и сострадание, как тебе могло показаться, я просто считаю своим долгом перед своей совестью и честью не допустить ту ошибку, которая чуть не свершилась. Мы не можем потерять тебя только из-за того, что кто-то чего-то недопонял! – объяснил худрук.

- Спасибо! – с сарказмом сказала я. – Потрясающий спектакль! И как Вам удалось всё это нарыть? – я подняла голову.

- Честно говоря, это не составило особого труда: и в школах, и в училище, и тем более в консерватории о тебе очень охотно рассказывали. Да и твои родители помогли.

- В жизни не поверю, что мои родители могли рассказать Вам что-то о нашей семье,- с недоверием заметила я.

- Как знаешь, но я сказал правду.

- А что это были за песни? – заинтересованно спросил N. – И если не секрет, что за портреты ты писала, можно их посмотреть?

Я посмотрела на Саныча.

- Я вас оставлю – вам есть о чём поговорить, - он встал и пошёл к двери.

Когда он вышел я отошла к окну.

- Ты не хочешь об этом говорить? – N решил не подходить ко мне.

- Если тебе так интересно: многие из этих песен я уже записала. Одна из них – «Любовь двух берегов» - была моей первой песней. Все они были посвящены тебе… - тихо закончила я.

- Мне? – он не удержался и подошёл.

- И портреты были твои! – я повернулась.

Он с недоумением смотрел на меня.

- Прости! – вдруг прошептал он.

- За что? – не поняла я.

- Я первый неправильно тебя понял!

- А как меня можно было понять? – удивилась я.

- Я был уверен, что ты из богатой семьи, единственный ребёнок. Я полагал, что ты выросла в Европе, получила образование у лучших педагогов. А в России оказалась из-за модного ныне патриотизма. Большой явно не место для заработка денег – это только гордость, бедная, обшарпанная, но всё-таки гордость! Ни один человек не будет здесь петь ради денег! Я был уверен, что все твои комментарии, отпускаемые в адрес коллектива, вся критика – всё это не больше, чем капризы избалованного человека, привыкшего, чтобы всё было так, как он захочет! Честное слово, я и подумать не мог, что ты так жила!

- Как так? – не совсем поняла я.

- Так тяжело! За тысячи километров вырасти и пробиться в первые люди Москвы, без денег, без блата! В наше время это уже почти нереально! Для этого надо обладать поистине железной волей и просто гениальными способностями!

- И паршивым характером, - добавила с ухмылкой я.

- Не паршивым, а сильным! – поправил N.

- Ну, это кому как.

После небольшой паузы он продолжил:

- Я уверен, весь коллектив точно так же отнесётся ко всему услышанному. Я очень благодарен Санычу за то, что он открыл всем нам глаза. Надеюсь, они (он указал на дверь) примут правильное решение. Мы просто не можем отпустить тебя из России! Ты наша гордость, наше достояние, ты нужна нам здесь! – он распалился. – И правильно заметил Саныч: здесь нет места жалости, мы просто должны правильно истолковывать настоящее. Мы же были уверены, что всё, что ты предлагаешь – не больше, чем просто прихоть. И никому из нас даже в голову не приходило обдумать твои предложения! Как же так, такая молодая, только пришла в театр – и сразу начинает всё менять! Естественно, все, кто работает здесь уже давно, не воспринимали тебя серьёзно. И лишь после того, как ты уехала накануне премьеры, кое-кто начал задумываться над твоими словами и предложениями и даже увидел в них реальный выход из нашего положения сегодня. Поверь, теперь всё будет по-другому!

- Поживём – увидим, - с недоверием ухмыльнулась я.

- А на счёт песен, это правда? – после небольшой паузы спросил он, подойдя ко мне вплотную.

- Да, - просто ответила я.

- Но это же значит…

- …что ты был моим кумиром, - я улыбнулась. – Первым, кто затянул меня в мир оперы; первым, благодаря кому я променяла математику на музыку. Ты был первым во многом…

- Но я не смог стать твоим первым мужчиной, - вздохнул он и взял мою руку.

Я посмотрела на него и усмехнулась:

- Всё сразу не бывает.

- Ты его любишь? – тихо спросил он, подразумевая, естественно, Сашу.

- По-своему, да, – честно призналась я. – Я ещё не разобралась в своих чувствах.

- А я разобрался, - он крепко сжал мою руку. – С первого дня, как я тебя увидел, одним августовским днём, в сильный ливень, сидящей на скамейке в пустом сквере – с того дня ты не выходила у меня из головы!

- Так это был ты? – не поверила я.

- Да, я. Но когда я уже почти смирился, что никогда больше не увижу тебя, ты оказываешься в числе претендентов в стажёры! Как же я был счастлив снова видеть тебя! А работать с тобой – это оказалось высшим наслаждением! С первой же минуты, как я увидел тебя – я понял, что ты единственная женщина, которая нужна мне, единственная, ради кого я живу! И теперь я просто не имею права потерять тебя!

- Так это личное? А я и впрямь поверила в свою профессиональную исключительность, - я чувствовала, что его страстный пыл надо остудить.

- Ты исключительна не только как профессионал! Но твой голос поразил меня не меньше, чем твой взгляд, - он продолжал в том же духе. – Он запал мне в самое сердце, так глубоко, насколько это только возможно! А когда мы начали петь вместе, я понял, к чему должен стремиться каждый певец, я узнал, что такое идеал. И, по-моему, это слышу не только я. Но для меня ты стала смыслом жизни – с первой секунды и навсегда!

- Спасибо, очень трогательно! Но ты не должен был этого говорить – ты женат, я замужем.

- Это самое страшное недоразумение! – воскликнул N. – Самая страшная ошибка!

- Ну, почему же сразу ошибка! – возразила я. – Если бы не Света и не её отец, кто знает, кем бы ты был сейчас! Прости, но пути Господни неисповедимы. И всё, что ни делается – всё к лучшему!

- Может, ты и права! Но если бы…

- N, не надо, - перебила я. – Никогда не думай о том, что могло бы произойти. Лучше жалеть о том, что сделано, нежели о том, что не сделано.

- Да, наверное, - вздохнул он. – Так ты останешься? – он вдруг сменил тему.

- Теперь это не мне решать.

- А если предложат на твоё усмотрение?

- Наверное, да, - с трудом ответила я.

- Если уйдёшь ты – уйду и я. Я не буду здесь работать без тебя!

- Это глупо! Я не единственная певица в мире! Одной больше – одной меньше, никто не заметит.

- Ты не права! Для своих поклонников ты уникальна и неповторима! Ты идеал воплощения оперной певицы сегодня: молодая, красивая, с сильным голосом, прекрасно владеющая актёрским мастерством и телом! Неудивительно, что все театры мира хотят заключить с тобой контракт!

- Ты прав, всё дело в моей молодости. Вот пройдёт лет двадцать, и, увидишь, что я стану никому не нужна – появятся другие, молодые, красивые, с сильным голосом и так далее… - заметила я.

- Нет, Анна Мария, ты не понимаешь! Дело не в молодости тела, а в молодости духа! У тебя огромная, всепоглощающая любовь к музыке и опере, которая невольно заражает всех, с кем ты работаешь! Большинству сегодня не хватает именно этой самоотверженности и самоотдачи любимому делу. Ты не занимаешься ремеслом – ты творишь! Рядом с тобой всегда хочется работать – и результаты не заставляют себя долго ждать - наши постановки стали живыми! Мы не просто перемещаемся по сцене, открывая в нужное время рот - мы живём! И зритель, даже самый неграмотный, всегда чувствует эту грань. Поэтому-то тебя так любят!

- Может, ты и прав, - наконец, сдалась я. Подобная похвала не могла на меня не подействовать (я всегда была тщеславна!).

- Поверь мне, Анна Мария! Я говорю правду! И не уходи! Ради Бога! Останься! – N умоляюще посмотрел на меня.

- Хорошо, ты меня сразил!

- Спасибо! – он поцеловал мои руки, которые всё это время держал в своих.

Я улыбнулась.

Мы поговорили ещё о многом. Когда наступила очередная пауза, я посмотрела на часы:

- У-у-у! Мы с тобой долго разговаривали! – заметила я. – Скоро все начнут собираться. Я должна позвонить Саше, хорошо?

- Да, конечно! – он спохватился. – Я буду снаружи.

- Не обязательно. Можешь остаться. Если хочешь, конечно, - добавила я.

- Правда? – он удивился.

- Разумеется! - улыбнулась я.

Достав мобильный, я набрала Сашин номер:

- Саша, привет!

- Добрый вечер, дорогая! Я рад тебя слышать! Как совещание? – сразу выпалил он.

- Дома расскажу – долгая история. Я как раз хотела сказать, что задержусь ещё. Так что приеду поздно, поужинай без меня.

- А я как раз собирался сам тебе звонить. Дело в том, что отец поставил мне деловой ужин.

- Ох, уж мне твои деловые ужины! – воскликнула я (ревновала?).

- Прости, солнышко. Если хочешь, я перенесу его, а хочешь – совсем отменю…

- Не стоит. Я знаю, как это для тебя важно. Всё нормально. Желаю удачи! Увидимся дома!

- Спасибо, дорогая! Я люблю тебя, целую!

- Пока! - сухо ответила я.

- Так ты сегодня вечером свободна? – осторожно спросил N, внимательно слушавший мой разговор.

- Да, а что? – я не поняла такого явного намёка.

- Воспользовавшись моментом, посмею пригласить тебя на ужин.

- А как же «мы с женой с первого дня совместной жизни привыкли ужинать вместе»? – с усмешкой процитировала я одно из его интервью.

- Ничего, что-нибудь придумаю, - отмахнулся он.

- Вот сначала придумай – а потом и поговорим.

N, сложив на груди руки, погрузился в раздумье.

- А зачем что-то придумывать?! – воскликнул он. – Я скажу, что у меня ужин с солистом нашего театра!

- С солистом или солисткой? – хитро спросила я.

- Это не важно! Света меня не ревнует! А по работе – особенно. Да и как может ревновать человек, который не любит?!

- Тебе виднее, - я пожала плечами.

- Тогда я звоню ей, – он достал телефон. – Только не уходи.

Быстро поговорив с женой, он радостно воскликнул:

- Всё великолепно! Она ужинает у родителей и останется у них на ночь! Так что, может, ко мне? – он взял мои руки.

- Не забывайся! – я вырвала руки. – И не смей оскорблять меня подобными предложениями!

- Прости! Я просто… Прости!

- Ладно, - смягчилась я. – Я замужем и, кроме того, жду от Саши ребёнка! И дело даже не в репутации – у меня есть принципы, которыми я не поступаюсь.

- Я понимаю, прости меня, - он поцеловал мою руку. – Но в ресторан мы поедем?

- Ну, надо же где-то поесть!

- Отлично, - в дверь постучали. – Пойду, открою. Наверное, это Саныч.

- Ну, что, обо всём поговорили? – вошёл Саныч и подозрительно посмотрел на меня.

- Да, обо всём, - ответил N.

- И что ты решила? – он не отрывал от меня глаз. - Останешься?

- Да, - коротко, но очень (в данном случае) значительно ответила я.

- Молодец, - он дружески потрепал меня по плечу. – И ты молодец! – худрук повернулся к N. – Уговорить Косицыну?! И как тебе это удалось?

- Пусть это останется моим секретом, - он улыбнулся и, посмотрев на меня, поправился, - нашим секретом.

- Ладно, это ваше дело. Мне важен результат, и он меня более, чем устраивает, - закончился он.

Минут через десять начал собираться коллектив, который успел далеко разбежаться. Начало (точнее, продолжение) совещания затягивалось.

Последний солист пришёл только в начале шестого. Наконец, мы смогли продолжить. Коллектив в лице десяти (!) солистов выразил мне своё раскаяние и принёс свои искренние извинения. Эта сцена немного затянулась, и я, даже при огромном желании, не могу назвать её чистосердечной. Но сыграно было недурно, я почти прослезилась от умиления! Более того, они заверили меня, что ничего подобного

(имеется в виду, негативное отношение ко мне) никогда впредь не повторится, и все мои замечания и предложения будут рассматриваться тщательнейшим образом. Грубо говоря, весь коллектив записался в мои лучшие друзья.

Пришлось снизойти и принять их извинения и пообещать остаться в театре. Что я и сделала.

После совещания мы с N поехали в «Anna Maria». Кроме всего личного, нам надо было обсудить наш концерт и предстоящую постановку «Орестеи».

Почему мы поехали именно в этот ресторан? Я думаю, излишне об этом говорить. Хотя именно это стало причиной происшествия, которое смогло испортить настроение не только мне…

 

ГЛАВА 21.

 

В ресторане, как, впрочем, и всегда, был один свободный столик. Его держали для меня – ведь я здесь была почётным гостем.

Наш заказ включал обычный набор продуктов для оперного певца: мясо, рыба, горячее и хороший десерт. Заказ принял молоденький официант. Похоже, это был его первый рабочий день, и он очень волновался – даже не смог оторвать голову от записной книжки.

- Добрый вечер. Вы уже сделали свой выбор? – он не смотрел на нас.

N продиктовал ему наш заказ, паренёк всё записал, взял меню и, всё так же, не поднимая головы, поспешил на кухню.

- Новенький! – в один голос проговорили мы, когда он отошёл.

Этот ресторан был своеобразен тем, что здесь все друг друга знали: все клиенты были постоянными, а потому и официанты прекрасно их знали (не только официанты, но и даже повара!).

- Кто заказывает? – спросил на кухне шеф-повар, услышав заказ.

- Не знаю, – растерялся парень. – Я не посмотрел.

- Так иди и посмотри! – у него был принцип: он лично обслуживал солистов основного состава Большого и, конечно же, меня.

Официант выглянул в зал и посмотрел на наш столик. Узнав нас, он со всех ног бросился обратно, сбив с ног одного из коллег с заказом в руках.

- Там… там… - от волнения парень не мог выговорить.

- Кто там? – по слогам спросил шеф-повар.

- Там Анна Мария Косицына и N! – наконец, выдавил парень.

- Идиот! – повар вырвал из его рук листок с нашим заказом. – Вон, с глаз моих долой! Я сам подам!

Официант, очень расстроенный, поплёлся в соседний зал за новым заказом.

Должна признать, что меня в этом ресторане любили. Очень многие из персонала знали меня лично, кто-то работал ещё вместе со мной. Как, например, шеф-повар. Я была предметом их гордости – не часто можно встретить человека, который выбился в первый состав Большого из захудалого бара. И, кроме того, этот ресторан был обязан мне своей популярностью – на тот день это был самый популярный (и один из самых дорогих) ресторан Москвы!

- Добрый вечер, Анна Мария! – поклонился шеф-повар, принеся наш заказ. – N, – ему он просто улыбнулся. – Приношу искренние извинения за инцидент с нашим новым сотрудником. Уверяю Вас, что подобное никогда впредь не повторится. Ваш заказ, - подав всё, он поклонился. – Ещё раз прошу прощенья. Если что-нибудь понадобится – я всегда к Вашим услугам, - он отошёл от столика.

- Спасибо! – я улыбнулась, и повар удалился.

- Да, – вздохнул N, - тебя здесь любят, ничего не скажешь!

- Не больше, чем где-либо, – возразила я. – Скорее всего, это просто пыль в глаза, дань уважения – ведь здесь я начала петь за деньги.

- Да, и здесь ты познакомилась с Сашей, – зачем-то сказал N.

- Слушай, ты что, получаешь от этого удовольствие? – резко сказала я. – Тебе нравиться страдать и причинять себе боль?

- Прости, – он помялся.

- Иногда я чувствую себя виноватой перед ним, - я не обратила внимания. – Я так цинично вышла за него ради денег, даже не скрывая этого!

- Не принимай это близко к сердцу! – N положил свою руку на мою. – Давай, сменим тему. У нас проблемы с «Орестеей».

- Ты прав, - согласилась я. Мне самой не хотелось обсуждать с ним своё душевное состояние и отношения с Сашей.

Примерно в середине нашего разговора, тишина зала была нарушена.

Это просто резануло по слуху – обычно, когда я здесь ужинала, музыкальное сопровождение отсутствовало. По многим причинам: во-первых, этот ресторан не мог похвастаться великолепным исполнительским составом – а я была редким критиком; а во-вторых, все прекрасно знали, что я за день устаю от музыки и предпочитаю есть в тишине. И что уж безоговорочно – если здесь и звучала музыка, то только инструментальная. Ведь лучше меня всё равно никто не сможет петь (тем более, здесь!)!

А тут!

На сцену вышла смазливая девчонка и … начала петь! Точнее, издавать какие-то скрипучие звуки, которые и музыкальными-то назвать трудно! И в довершение всего, песня, которую она начала петь была моим хитом! Более того, она и написана была мной!

Ясное дело, что все эти факторы вместе взятые взбесили меня буквально в секунду!

Медленно, трясущимися руками, я положила на стол приборы и попыталась успокоить себя, сжав кулаки.

- Чш-ш-ш, тихо, успокойся, - N прекрасно знал, как я относилась к подобным вещам. – Я разберусь, - он подозвал к себе официанта.

- Что это? – спросил он, когда тот подошёл к нему.

- Один наш постоянный клиент заказал эту песню, - он начал оправдываться. – Мы не могли ему отказать. А другой исполнительницы на данный момент не оказалось.

- Я заплачу вам в два раза больше, чтобы она немедленно замолчала, - сказал N, но я, не справившись со своими нервами, резко встала и направилась на эстраду.

- О, Господи! – воскликнул N. – Анна Мария! – но я его уже не слышала.

N понимал, что в таком состоянии я была готова на всё: я могла задушить эту певичку, сбросить её со сцены или разбить о её голову бутылку, выхваченную по дороге у какого-нибудь официанта. Но он не успел меня догнать – я уже поднялась на эстраду. Он вынужден был надеяться на мой здравый рассудок.

Решительным шагом я поднялась на сцену. Лицо певички засияло от радости (хотя, на мой взгляд, в ту минуту я была страшна как никогда). Но она (радость) была недолгой – её сменил ужас, особенно когда я, подойдя вплотную, оттолкнула её от микрофона. Если бы не колонна за её спиной – она бы свалилась со сцены.

Оркестр перестал играть, публика замолчала, и весь ресторан погрузился в гробовую тишину. В воздухе висело напряжение и тягостное ожидание – все были уверенны, что я что-нибудь скажу.

- Во-первых, - начала я, - мне очень жаль, что администрация «Anna Maria» допускает это, - я указала на певичку, - на сцену своего ресторана. Не хотелось бы вспоминать то время, когда я сама здесь пела, хотя, тогда многое было лучше. Но Бог с ним, с тем временем! Но как вам позволяет совесть выставлять это извращение, зная, что в зале присутствуют профессиональные музыканты! И не просто музыканты, а оперные певцы! И как можно показывать это пошлое звукоизвлечение, претендующее на звание музыки, людям, которые хоть немного разбираются в музыке и тем более людям, которые либо новички в этом деле, либо вообще ничего в нём не смыслят! Это же извращает вкус и прививает отвратительные пристрастия. После такого, многие так никогда и не смогут понять всей прелести настоящей музыки, потому что они искренне будут верить, что всё остальное – такая же гадость! А если хоть когда-нибудь, хоть краем уха они услышат что-то другое, они это не поймут и, конечно же, не оценят, полагая, что это не может быть «музыка» - ведь она так не похожа на то, что они слышали раньше! Не зная поистине прекрасного, никогда не отличишь жалкую пародию от подлинника.

- И вообще, мне очень жаль, что я так поздно, только сейчас, смогла понять, сколько пошлости во всём этом заведении. Вы только посмотрите на оформление, на дизайн – всё это дёшево и вульгарно! До этого дня я ничего не хотела замечать – я жила прожитым днём. Для меня это был всё тот же ресторан, который помог мне выжить в один из самых тяжёлых периодов моей жизни. Я была слепа ко всему отрицательному – мне всё казалось лучшим! Но я рада, что теперь у меня спала пелена с глаз.

- Посмотрите на обслуживание! Это же настоящий неприкрытый подхалимаж! Они знают, у кого есть имя и деньги – под тех они прямо ложатся! Но вот пришёл новенький, которому ещё не всё объяснили и не всех показали – и он показывает истинное лицо этого заведения. Отсутствие элементарной вежливости, какого-либо участия и внимания к клиенту – вот основные качества здешнего обслуживания. Я надеюсь, что присутствующие обратят внимание на это и на другие негативные стороны этого ресторана хотя бы после моих слов, - я сделала небольшую паузу.

- Но это всё «во-первых». А во-вторых, мне очень хотелось бы узнать, кто этот «постоянный клиент», которому не жалко денег на такое, извините за грубое слово, дерьмо?! – я окинула взглядом зал. – Ну?! Вставайте, не бойтесь, мне просто любопытно на Вас посмотреть.

Каково же было моё удивление, когда поднялся … Саша!

«Но что он здесь делает? – поразилась я. – Ах, да, он же говорил, что у него деловой ужин. А это его любимый ресторан. Но неужели у него ужин с этой фифой? С этим я разберусь!»

Никто из присутствующих не знал Сашу, а тем более то, что мы женаты.

- И как тебе понравилось это исполнение? – мы разговаривали с ним так, словно были одни.

- Это было отвратительно! Я не ожидал, что она будет настолько плоха! Я даже попросил отменить мой заказ! – начал оправдываться он.

- Ладно, я тебе верю. Но объясни мне одну вещь: зачем тебе это понадобилось? Ты подумал, что здесь поют лучше, чем в Большом?

- Что ты, конечно, нет! Я-то знаю, что лучше тебя вообще никто не может спеть, а тем более, здесь! – он улыбнулся. – Дело в том, что я не видел тебя уже более половины суток – и это настоящая пытка! И я понял, что если не услышу хотя бы твою песню, пусть и не в лучшем исполнении, я просто умру от тоски! Но как же я был глуп! Это отвратительное завывание ярким контрастом врезалось в мою душу, и моё сердце только больнее сжалось от тоски и одиночества. Прости меня, моя любовь! – он подошёл к сцене и встал на колени. – Я умоляю тебя: спой эту песню! Я почти сутки не слышал твоего голоса – это мучение! Я думаю, и тебе самой будет приятно развеять ту атмосферу, которая здесь установилась. И ещё раз – прости! – он замолчал и опустил голову.

Я с трудом сдерживала улыбку – ну, не могла я на него сердиться!

Зал был в шоке! Наконец, я решила всё прояснить:

- Позвольте представить вам моего законного супруга. Александр Королёв, прошу любить и жаловать!

- Саша, вставай, - я посмотрела в его глаза. – Забудем об этом, только пообещай мне, что подобное никогда не повторится!

Он приложил руку к сердцу (мол, обещаю!) и снова склонил голову.

Я улыбнулась и окинула взглядом зал (во время концертов это приходиться делать довольно часто – и это входит в привычку). И тут мои глаза упёрлись в N, о котором я, признаться, уже успела забыть! Он всё так же стоял возле сцены, облокотившись на колонну. Вид у него был подавленный – ему явно пришлось не по душе то, что сказал Саша.

- Так и быть, - я отвлеклась от него и «вернулась» к залу, - я спою! Мне профессиональная совесть не позволит оставить эту песню в ваших ушах в такой интерпретации. Но это вовсе не значит, что я забираю свои слова об этом ресторане обратно. Оркестр, - я повернулась к руководителю ансамбля.

Пока звучало вступление, Саша сел за крайний столик. Я убрала микрофон. Атмосфера в зале постепенно разряжалась, напряжение спадало. Только N продолжал стоять на том же месте с тем же видом.

Если на своих сольниках (я уже не говорю про оперу!) я пела с некоторым пафосом, всегда приподнято, серьезно и глубоко профессионально, то сейчас эта песня прозвучала очень мягко, нежно, с трепетом и скрытой любовью. Это исполнение чем-то напоминало музицирование девятнадцатого века, когда близкие и друзья собирались в тёплом кругу, исполняли романсы и песни, совершенно не стремясь переорать друг друга и выпендриться своими техническими способностями. Там все наслаждались искренностью чувств – тем, чего нам так не хватает сегодня.

Выждав несколько секунд тишины, после того, как я закончила, все присутствующие, как сговорившись, встали; бурные аплодисменты почти сразу перешли в овацию. Правда на этот раз она длилась не долго – после лёгкого поклона я спустилась со сцены. N не упустил момента и, подав мне руку на последней ступеньке, приобнял:

- Это было бесподобно! – прошептал он. – Если бы не Саша… - он не успел договорить, так как к нам подошёл сам Саша.

- Дорогая! – он «не заметил» N. – Ты была великолепна, - он обнял меня. – Спасибо! Это было незабываемо! – он нежно поцеловал меня (N закрыл глаза).

- Спасибо, Саша, но здесь не место, - тихо сказала я. – И потом, у меня деловой ужин.

- С ним? – он кивнул на N.

- У него есть имя! – заметила я. – Да, у меня ужин с солистом нашего театра, с моим постоянным партнёром, с N.

- И что обсуждаем?

- «Орестею», если тебе это что-то говорит, - я усмехнулась.

- Ладно, я понял, - он коротко поцеловал меня. – Мне лучше удалиться?

- Не обижайся! И потом, мне показалось, ты был здесь не один. Не хорошо заставлять даму ждать, - я-таки вывернула на этот разговор. – Кстати, кто она?

- Она хозяйка одного из самых модных PR-агентств Москвы, - он обернулся на свой столик. – Кажется, она уже ушла.

- Твой отец тебя убьет, - заметила я с улыбкой.

- Надеюсь, обойдётся. В общем-то, мы уже всё обсудили. Я завтра с ней объяснюсь – я думаю, она поймёт, - Саша улыбнулся, глядя на меня с нежностью.

- Саша, ты сам тянешь время, - заметила я. – Я бы тебе предложила посидеть с нами – но ты умрёшь от скуки! И от ревности, - тихо добавила я.

- Хорошо, я буду ждать тебя дома. Если уж я здесь не могу быть с тобой – то там ты не спрячешься от меня! – он снова поцеловал меня долгим поцелуем, крепко обняв (и не очень себя сдерживая).

- Буду ждать! – он отошёл. – Всего доброго! – бросил он N.

Тот ему ничего не ответил (вероятно, боясь ругнуться), впрочем, как и я (я подумала, что с него хватит и моей улыбки).

- Извращенец! – N отошёл немного погодя после того, как мой муж вышел из ресторана.

- Бог с ним! – махнула я. – Прости, что так получилось, никто же не знал, что он окажется именно здесь и именно в это время, - я села на подставленный N стул.

- И всё же, - он тоже сел, - как ты с ним живёшь?

- Давай, не будем об этом, - попросила я. – Я не хочу обсуждать наши отношения.

- Прости, я не подумал, - он отвёл глаза.

- Ладно, забудем, - вздохнула я.

Когда молчание начало становиться тягостным, N, наконец, его прервал:

- Можно тебя пригласить? – он обошёл стол и подал мне руку.

- Даже не знаю, - помялась я. Что ни говори, я чувствовала себя неловко рядом с ним. На то было много причин: мы оба были несвободны, наши продюсеры «воевали» между собой, про нас и без того уже ходили всевозможные слухи, плюс ко всему, Саша только вышел отсюда.

N подозвал официанта и попросил поставить какую-нибудь спокойную музыку в хорошей записи. Не прошло и полминуты, как его заказ был выполнен.

- Так как? – он улыбнулся.

- Уговорил! – сдалась я и встала.

- А ты молодец, хорошо говорила, - признался N некоторое время спустя.

- Спасибо! Ты знаешь, я не выношу плохого исполнения, тем более своих произведений, да и к тому же в моём присутствии!

- А кому это понравится?! – согласился он. – Но не каждый сможет так постоять за себя.

- Что есть – то есть…

- Тебе надо отдохнуть, - тихо сказал N после небольшой паузы и крепче обнял меня.

- С тобой я всегда отдыхаю, - призналась я, положив голову ему на грудь.

- А тебя не волнует, что будут говорить о нас? – осторожно спросил он. – Ведь теперь все знают, что ты замужем и даже за кем!

- Мне плевать, кто и что будет говорить, - грубо, но честно ответила я.

Он не ответил (теперь-то я понимаю, ему было не всё равно, но он не мог мне этого сказать).

- А ты действительно замечательно танцуешь, - заметил, помолчав, N.

- Спасибо, ты тоже не плохо, - врать я не умела (Саша танцевал лучше).

- А тебе не кажется, что нам надо больше репетировать к концерту, а то времени уже осталось мало – а у нас и конь не валялся, - после очередной паузы сказала я.

- Ты права, я тоже об этом подумал, - согласился он.

На самом деле, нам совершенно не было дела до работы – просто хотелось побыть вместе как можно дольше. Но не было темы для разговора – поэтому отдельные отстранённые фразы чередовались с минутами молчания.

Мы протанцевали чуть меньше часа.

- Знаешь, N, - я решилась, наконец, прервать наш танец, - я сегодня очень устала. Поеду-ка я домой, отосплюсь, как следует.

- Может, лучше ко мне? – тихо спросил он, сжав мою руку.

- Ты опять! – мои глаза вспыхнули. – Я, по-моему, уже просила даже не заикаться об этом!

- Да, но…

- Но?! – мой гнев был праведным. – Здесь не может быть никаких «но»! Если ты чего-то ещё не понял, я повторю: я замужем и жду от Саши ребёнка! Если и это для тебя не аргумент, тогда запомни, что пока во мне ещё теплятся задатки совести, я не изменю своим принципам – я не изменяю мужу! И совершенно не важно, кто им является!

- Хорошо, прости. Я не хотел тебя обидеть, - он отвёл глаза.

- Так и быть – я тебя прощаю. Но не советую поднимать эту тему снова, - закончила я и пошла на выход.

Расстались мы вполне мирно. Но вечер для меня на этом не закончился.

Когда я подъехала к дому, меня удивило то, что парадная дверь была распахнута, во всех комнатах горел свет, и во всю мощь гремела музыка (кстати, мой последний альбом).

Я зашла и, не увидев никого на первом этаже, подошла к центру и выключила его.

- Включи! – услышала я Сашин голос и повернулась к камину. Мой муж сидел в высоком кресле возле огня, но не повернулся.

- Ты что, напился? – догадалась я.

- Не преувеличивай! – он встал и медленно направился ко мне.

- А тут можно что-то преувеличить? – натянуто усмехнулась я. На самом деле мне было если уж и не страшно, то неуютно, по крайней мере.

- Только не говори, что тебя это волнует! Лучше расскажи, как вы с N провели время? Обо всём поговорили? Или завтра ты снова умчишься в семь утра? А может, вы и сегодня всё успели? – он подошёл ко мне.

- К чему эти грязные намёки? Я уже просила тебя говорить со мной прямо, без обходных путей! – я смотрела в его глаза.

- Он твой любовник? – прямо спросил он.

Вместо ответа я размахнулась и дала ему крепкую пощёчину.

Он понял мой ответ и продолжил дискуссию:

- Тогда с какой стати ты проторчала весь вечер с ним в ресторане, зная, что я жду тебя дома?! Ты выставляешь меня на посмешище! И при этом не он твой муж, а я! – уже почти крикнул он.

- Не смей повышать на меня голос! – я старалась держаться с достоинством. – Может, ты и мой муж, но ты не мой хозяин, и я тебе не вещь! Ты прекрасно знаешь, что у нас был деловой ужин! И у тебя нет никаких оснований обвинять меня подобным образом!

- Ошибаешься! Я сделал из тебя то, чем ты сейчас являешься. Я дал тебе имя, положение, деньги! Если бы не я, большее, на что ты могла бы рассчитывать – звание примадонны твоей забегаловки. И не спорь – ты знаешь, что это так, - он не дал мне возможности возразить. – Будь ты хоть семи пядей во лбу – без денег и связей ты бы никуда не пробилась. Я помог тебе, не отрицай. И, на мой взгляд, хотя бы уважение я заслужил.

- Уважение и благодарность – разные вещи, - заметила я.

- Я дал тебе всё! – воскликнул он.

- А я даю тебе ребёнка! – в тон ответила я.

Саша замолчал – этот аргумент перевешивал всё. Поэтому продолжила я:

- Но ты всё время об этом забываешь! Я допускаю, что моё здоровье тебе безразлично, но как же здоровье ребёнка? Ты постоянно подвергаешь меня нервным перенапряжениям и встряскам. Вместо того чтобы поддержать меня, ты только подливаешь масла в огонь, - я втянулась, и чувства снова начали перевешивать, – Тебе наплевать на всё, что не касается тебя лично! Тебя волнует только собственное благополучие, незапятнанная репутация и полная власть над окружающими!

- Это не так!

- Нет, так! И ты не устаёшь это доказывать!

- Не правда! – крикнул он. – Всё наоборот! Я слишком сильно люблю тебя и нашего ребёнка! Я ревную тебя – это так! Но только потому, что ты мне нужна, я не могу без тебя жить! Ты нужна мне как воздух! Как ты этого не понимаешь?! – он хотел взять мои руки.

- Не смей ко мне прикасаться в таком виде! – твёрдо сказала я.

- Ты же знаешь, как я тебя люблю!

- Сейчас я знаю только одно: ты пьян! И несёшь всякую чушь. Может, я и поговорю с тобой, но только когда ты протрезвеешь, - я повернулась к лестнице. – И не смей входить в спальню!

- Дорогая, прости меня! – крикнул он мне вслед, но я не обернулась.

Меня разозлило его поведение. Но ещё больше меня злило то, что он прав! Я действительно была обязана ему всем. И у него были и право, и повод ревновать меня к N. Я вела себя неподобающе, и я не имела права упрекать этим Сашу! Но я должна была защищаться… Я не могла молча терпеть нападки – я должна была держать себя на равных (может, именно это Саша и ценил во мне больше всего). И я пыталась…

 

ГЛАВА 22.

 

На следующий день мы с Сашей, естественно, помирились. С течением времени эти ссоры стали казаться мне неотъемлемой частью жизни с Сашей…

А между тем, приближался официальный день нашей свадьбы. Приготовления шли полным ходом.

За неделю прилетели мои родители. Они были рады за меня, да и Саша их устраивал по всем параметрам.

Сам праздник показался мне обременительным и невыносимо долгим. Я никогда не любила места массового скопления людей. А тут пришлось строить из себя счастливую «молодую». И я была бесконечно благодарна Саше за то, что он сумел вырвать меня из плотного круга гостей задолго до того, как они начали расходиться.

Наша свадьба стала шумным событием. Кроме того, что на нём присутствовали все крупные личности России, ведущие мировые оперные певцы, крупные бизнесмены, политики, люди из мира искусства, на этом празднике присутствовало всё семейство Шинделей (отец, мать, дочь и… N). Этот факт не мог остаться незамеченным. Уже на следующий день вся пресса буквально взорвалась…

Мы же с Сашей были уже далеко – утром следующего дня мы улетели в Италию, в «свадебное путешествие». Хотя, по правде, сам «медовый месяц» занял лишь одну неделю, остальное время - … гастроли! Как я со временем поняла, Сашин отец делал деньги абсолютно на всём: будь то свадьба собственного сына или чьи-то похороны!

Лично я бывала в Италии едва ли не каждый месяц – эта страна всегда была для меня «родной», я очень комфортно себя здесь чувствовала. Кроме великолепного владения итальянским языком я могла похвастаться дружескими отношениями почти со всеми ведущими солистами итальянских оперных театров.

Всё это делало наше времяпрепровождение в Италии весьма насыщенным. По утрам мы посещали музеи, днём – парки и прочие достопримечательности. А вечером – конечно, опера! И следующие за ней посиделки с коллективом. Саша довольно быстро освоился, овладел разговорным итальянским и влился в нашу «компанию».

За месяц мы посетили все крупные города Италии и очень много маленьких (я получала от этого особое удовольствие, в том числе и профессиональное – мне это помогало по-разному интерпретировать музыку разных итальянских композиторов).

В Москве меня ждала старая жизнь. Бесконечные занятия; репетиции, отнимающие последние силы и порой лишавшие рассудка; нервные записи; концерты, приносящие колоссальные доходы и, конечно же, спектакли, которые кроме безграничной любви поклонников приносили ещё и новую возможность встретиться с N, прожить с ним новую маленькую жизнь, пусть только на сцене и не всегда со счастливым концом.

1 марта у нас с Сашей родился сын (и как мне уже начало казаться – долгожданный!). В целом беременность меня не очень обременяла, только немного стесняла. Саша очень беспокоился, чтобы ребёнок был здоров – и я была вынуждена соблюдать особый режим как в питании, так и во всём образе жизни. И мне это уже порядком надоело.

Роды прошли легко. Саша (опять Саша!) позаботился о лучшей палате с лучшими врачами. Рожала я сама, без анестезии – и это совершенно не повредило моему голосу.

Сына назвали Евгением («Евгений Онегин» всегда был одной из любимейших моих опер). Правда, Владимир Сергеевич умудрился даже на этом сделать пиар!

После рождения ребёнка ссоры в нашей семье стихли (как-то не до них стало), на время.

Конечно же, сидеть с ребёнком я не имела возможности – нам пришлось взять няню. Хотя я и заставляла её ходить за мной попятам – ну, не могла я доверить своего ребёнка чужим рукам без своего контроля!

Справедливости ради замечу, что один месяц я вынуждена была воздерживаться от гастролей (но не от выступлений). Но это стало всей жертвой с моей стороны.

Сашу словно подменили. Он и так был нежным – но раньше это казалось напускным – а теперь он казался просто идеальным отцом: заботливым, чутким, внимательным и … очень нежным! И даже стал меньше ревновать меня к N, с которым мы продолжали усиленно репетировать. Концерт был намечен на конец года, на двадцатые числа декабря.

И чем ближе мы к нему подвигались, тем более нервной становилась я. Период «затишья», длившийся с февраля, закончился уже в ноябре. Это было всегда мне свойственно – чем больше я работала, тем более недовольной я становилась. Это был замкнутый круг: нервы – работа – нервы.

Подобный накал всегда плохо заканчивался…

 

ГЛАВА 23.

 

Итак, год подошёл к концу. Начались наши с N концерты. Уже первый из них произвёл сногсшибательный фурор. Надо заметить, что это был первый концерт с моим участием, к которому Владимир Сергеевич не имел никакого отношения. И он это тоже заметил! Особенно то, что концерты удались – и организация, и реклама – всё было на высоте (он же не знал, что этим занимался его сын!). Билеты были раскуплены буквально за несколько дней – в зале не было ни одного свободного места (ещё бы – всем было интересно посмотреть на концерт солистов враждующих фирм!).

Пресса проявила особую заинтересованность, и сыграла свою роль в этой истории. Журналисты буквально третировали и нас, и Шинделей, и Владимира Сергеевича. Но они не знали, что у него проблемы с психикой!

Мы играли с огнём!

Последний концерт проходил двадцать седьмого декабря.

Напомню драматургию: первое отделение – соло N, второе – моё, третье – дуэты. Из-за некоторых технических накладок, кое-что пришлось откорректировать. Например. Так как концерт проходил под Новый год, мы должны были поздравить публику с наступающими праздниками каждый в своём отделении, но из-за проблем с занавесом сделать это пришлось в третьем отделении. И режиссёру зачем-то понадобилось поставить поздравление в начало отделения.

Наше дело маленькое: сказано – сделано.

Поздравив зрителей, мы традиционно разбили бокалы и продолжили концерт. Первым дуэтом значился «Phantom of the opera», который мы пели на всех концертах.

В финале песни N, как всегда рухнул на колени возле меня. В секунду его лицо исказилось гримасой ужаса – я тут же заметила, что он упал как раз на осколки от разбитых бокалов. (Честно говоря, это помогло мне взять свой es.) Мы можем гордиться собой – то, как мы допели номер до конца, вряд ли бы было под силу кому-нибудь другому в подобной ситуации.

Когда зал взорвался аплодисментами, я стала жестикулировать работникам, чтобы они опустили занавес. Прежде чем это произошло, казалось, прошла вечность! Сняв микрофон, я ещё долго кричала, чтобы кто-нибудь помог мне поднять N – но мой голос тонул в воплях зала.

Прежде, чем подошли охранники, мне пришлось самой поднимать N и помогать ему идти к гримёрке. Не успели мы уложить его у меня (диван был только здесь), как в дверях уже показались врачи.

- Я могу попросить Вас выйти? – спросил один из них.

Я не совсем поняла, к чему был этот вопрос, но задумываться не стала – мне надо было решить проблемы на сцене, куда и полетела пулей. Мы не могли остановить концерт только из-за того, что N поцарапал колено. Да и зритель не сможет понять такую затянувшуюся паузу в самом начале отделения. Надо было что-то делать!

Быстро переговорив с дирижёром, мы решили, что мне надо спеть несколько песен, после чего он проведёт пару вещей из своего репертуара. Если N не сможет работать, мне придётся отпеть ещё одно отделение, а публика будет лишена возможности услышать долгожданные дуэты.

Как бы то ни было, но хотя бы в самом конце N был просто обязан выйти на сцену – ведь это был заключительный, финальный концерт всей серии.

Отпев три песни, я ушла со сцены и направилась к N.

- Можно? - я заглянула после короткого стука.

- Конечно, проходи, - N, лежавший на диване, подтянулся и сел.

- Ну, как ты? – с надеждой спросила я.

- Ничего, - он натянуто улыбнулся.

- А, по-моему, ничего хорошего, - я подошла ближе. – Что сказал врач?

- Он наложил временный шов…

- Шов? – переспросила я. – Всё так серьёзно?

- Похоже. Доктор очень удивился, как тебе удалось разбить этот бокал – очень толстое стекло. Я упал на ножку, и она пропорола мне колено.

- До кости?

- Немного, - он помялся.

- Значит, ходить ты не можешь, - подвела итог я.

- Какое! Даже встать не смогу!

- И что будем делать? – осторожно спросила я.

- Боюсь, тебе придётся отработать за нас двоих. Извинись за меня…

- Что? – воскликнула я. – Просто извинись? Это же заключительный концерт! Кто знает, может, нам никогда больше не придётся организовать что-либо подобное. Мы ведь столько готовились, столько работали, столько прошли. И теперь ты говоришь «извинись»?!

- Анна Мария, что я могу сделать?!

- Встань и иди! – твёрдо ответила я.

- Легко тебе говорить!..

- А ещё легче сделать! Сила желания – пресила! И хватит ныть! – жёстко говорила я. – Скажи себе «могу!» и иди!

- Ты умеешь убеждать, - N вздохнул и, откинув плед, с трудом сел, свесив ноги.

/и пусть никого из читателей не смущает фраза «откинул плед», ведь понятное дело, он был без брюк – по этой же причине врач просил меня выйти. Напомню, что мы не просто были артистами, но и уже давно вместе работали в театре и на концертах – а там приходится переодеваться прямо возле сцены. Это нормально! Никаких стеснений и стыдливости просто не может быть – это часть работы!/

N, глубоко вздохнув, опёрся одной рукой на спинку дивана, другой – на мою руку и встал на менее пораненную ногу. Однако, отпустив спинку кровати, он чуть снова не упал. Я успела его поймать и посадила обратно на диван.

- Да, влип ты конкретно, - грубо заметила я, посмотрев снова на его ноги. – Но ничего. Выход есть из любой ситуации! Давай попробуем ещё кое-что.

- Нет, Анна Мария, я тебя умоляю! – взмолился он.

- Не бойся, это не больно, - я улыбнулась. – Ложись, расслабься, закрой глаза и думай о чём-нибудь приятном.

- Тогда позволь мне думать о ... нас, - он лёг и закрыл глаза.

- N! Ты не исправим! – усмехнулась я. – Ладно, думай! Но только думай, а не мечтай! – я мельком глянула на часы. – У нас мало времени, надо поторопиться.

Сосредоточившись, я размяла и растёрла руки. Закрыв глаза, я подняла их над коленями N.

/лечить руками: снимать боль, разглаживать рубцы и шрамы - я научилась ещё в глубоком детстве. И с тех пор периодически практиковала это на себе и других. И вообще, я занималась оккультизмом, астрологией и прочими потусторонними вещами – они очень помогали мне жить. Всегда/

Я не заметила, как во время «сеанса» зашёл врач.

- Чем вы занимаетесь? – удивился он.

- Тихо, не мешайте! – шёпотом попросил N. – Здесь ваша медицина бессильна.

- Да ерунда всё это! – усмехнулся врач.

- Вы нам мешаете! – недовольно воскликнул N, увидев, что я опустила руки, потеряв сосредоточенность.

- Как Вы, взрослый человек, можете верить в такую ерунду?!

- Заткнитесь! – не выдержал N.

Врач уставился на него как баран на новые ворота.

- И вообще, идите вон! – закончил N.

По выражению лица было видно, что доктор хотел что-то сказать, но, не найдя слов, просто вышел, молча.

- Не стоило так грубо, - заметила я.

- Нет, стоило. Он помешал тебе!

- Вовсе нет. Кроме того, я потратила и так очень много времени. Зрители волнуются. Хорошо, если не разойдутся.

- За это не бойся – отдать такие деньги за полконцерта? Таких сумасшедших у нас нет! – усмехнулся N.

- Надеюсь, ты прав. А теперь, - я встала, - попробуем ещё раз?

- Ради тебя я готов пережить ещё одно падение.

- А вот оскорблять меня не надо! – я изобразила обиду. – Зачем, по-твоему, я здесь столько корячилась?

- Ну, прости! – он наивно и очень просто посмотрел на меня.

Я скрестила на груди руки и, отойдя на несколько шагов, отвернулась.

N, повернувшись, сел. Посмотрев на свои ноги, затем – на меня и глубоко вздохнув, он встал, опираясь на спинку дивана. Простояв какое-то время и, судя по всему, не почувствовав боли, он отпустил спинку и подошёл ко мне.

- Ну, прости меня, я не хотел тебя обидеть, - он нежно обнял меня и положил голову мне на плечо.

- Ты не просто стоишь, но и ходишь, - заметила я. В принципе, на это и было рассчитано.

- И всё – благодаря тебе! – восторженно произнёс он. – Анна Мария, ты Гений! Ты мой Бог! – он развернул меня за плечи и хотел поцеловать, но я отстранила его рукой.

- Нас публика и пресса с потрохами сожрут! – сказала я. – Так что живо одевайся и – бегом на сцену. А я тем временем что-нибудь сымпровизирую, - я подошла к двери и добавила. – И помни: тебе нельзя вставать на колени, а тем более – падать, иначе все мои труды пойдут прахом! – с этими словами я вышла.

Когда я пролетела по коридору в сторону сцены, врач (всё это время стоявший за дверью) проводил меня взглядом и зашёл к N в гримёрку. Увидев, как тот одевается, он просто взорвался от негодования.

- Вам нельзя ходить! – крикнул он, но тут же осёкся. – Постойте, я как Вы стоите? У Вас колено не болит?

- Нет! – ответил N, блеснув сияющими от счастья глазами. – Ваша хвалёная медицина не способна на то, что сделала эта удивительная женщина, - он указал на дверь. – Здесь произошло чудо! И произошло оно благодаря ей! А теперь, приношу свои извинения, но вынужден Вас покинуть. Полагаю, скучно Вам не будет – я подкинул Вам хорошую тему для рассуждений, - сказав это, он вышел.

Врач был в полном недоумении. Он был из тех, кто свято верит наукам и кого даже малейшие расхождения с учебниками ставят в тупик. После первого осмотра N, он был уверен, что тот не встанет в ближайшие дня три точно, но увидев своими собственными глазами, как тот передвигается спустя какие-то 10 минут, доктор вошёл в стопор, не понимая, как такое может быть возможно. Понять он это так и не смог…

Подойдя к кулисам, я дала дирижёру знак, что готова выйти на сцену. Он закончил очередную Россиниевскую увертюру, и, после не очень продолжительных аплодисментов, на сцену вышла … Я!

Зал просто взорвался! Было такое ощущение, что они уже потеряли всякую надежду увидеть хоть кого-нибудь из солистов.

Постояв с минуту на сцене перед публикой с натянутой инфантильной, но необходимой, улыбкой и раскланиваясь каждые пятнадцать секунд, я, наконец, подошла к дирижёру.

- Вы что, барочной музыкой их мучили? – усмехнулась я. – Они словно после векового сна пробудились!

- Да за такое время даже Россини с Моцартом могут надоесть, - заметил тот.- Кстати, я впервые в жизни благодарен им за такое количество оперных увертюр. А как там N? Он сможет петь дальше?

- Да, с ним всё в порядке. Он скоро подойдёт. Мы можем исполнить «Тайну» Генделя? – спросила я. Дело в том, что на этот день её в программе не было, но драматургия номера (поочерёдное вступление с выходом) подходило как нельзя лучше.

- Конечно, без проблем, - он повернулся к оркестру и объявил первой скрипке название произведения (а тот уже по цепочке передал всем).

N подошёл как раз вовремя. Правда, его зал встретил с не меньшим энтузиазмом, чем недавно меня. Музыку пришлось на какое-то время остановить.

Дальше всё шло, как по лучшему прованскому маслу. И это меня настораживало. Слишком много всего хорошего получалось. Я понимала, что на такую громадную бочку мёда одной ложки дёгтя будет маловато.

Когда мы уже отпели все бисы и почти собрались покинуть сцену, к нам поднялся Владимир Сергеевич! Конечно, трудно описать всеобщее (я уже не говорю про наше) удивление. Более того, он вышел с шикарным букетом цветов! Да ещё и подарил его… N! У всех было шоковое состояние…

Отдав цветы, Владимир Сергеевич медленно достал из внутреннего кармана пиджака … пистолет и приставил его к моему лбу!

Не знаю, почему (наверное, всё-таки из-за шока), но я рассмеялась! Истерично и раскатисто.

Выражение лица моего свёкра оставалось серьёзным и сосредоточенным. В его глазах я увидела решимость на самый безумный поступок (правда, осознанности я не увидела и холодного расчёта тоже). Осознав всю серьёзность происходящего, я закрыла на мгновение глаза и устремила свой взгляд на левый зрачок Владимира Сергеевича (способ гипнотизёров).

Я затрудняюсь сказать, сколько времени мы так простояли – в ту минуту все потеряли чувство времени.

Спустя какое-то время я почувствовала, что воля свёкра подавлена, и он находится в моей власти (гипноз, в отличие от всего прочего, я практиковала довольно часто – это очень помогало мне в театре). Медленно, стараясь не делать резких движений, я опустила руку Владимира Сергеевича с пистолетом. Он был не в силах мне сопротивляться.

Когда он разжал руку и пистолет ударился об пол, все словно очнулись. Неизвестно откуда выбежали охранники и скрутили Сашиного отца; тут же опустили занавес.

Закрыв глаза, я потеряла сознание. N успел меня подхватить, с отвращением отшвырнув подаренные цветы.

Очнулась я довольно скоро. Первый мой взгляд упал на N, который держал меня на руках.

- Как ты? – тихо спросил он.

На секунду я зажмурилась, словно отгоняя прежнее состояние. Высвободившись из его объятий, я твёрдо встала на свои ноги.

- Замечательно! – я улыбнулась. – Я чувствую себя просто великолепно! – и пошла в свою гримёрку.

N, по-моему, вошёл в ещё большее оцепенение.

- А вы что сбежались? – гаркнула я на обступивший меня персонал концертного зала. – Спектакль окончен! Живо за работу! И не заставляйте меня повторять дважды!

Мой крик подействовал хорошо – они хоть и медленно, но разошлись. Но их место заняла саранча похуже – журналисты! Со своими идиотскими вопросами, типа: «Как Вы можете прокомментировать произошедшее?», «Что Вы чувствуете?», «Ожидали ли Вы чего-нибудь подобного?» и так далее и тому подобное.

- Без комментариев! – крикнула я и, не дожидаясь подмоги охраны, стала сама их распихивать, пробираясь к гримёрке.

Правда мои телохранители очень быстро пришли на помощь и расчистили мне дорогу. Возле гримёрки меня уже ждала толпа врачей. Признав моё состояние в целом удовлетворительным, мне порекомендовали пройти полное обследование. Я пообещала непременно это сделать. После этого я ответила на несколько десятков вопросов психологов (они же не знали, что я знаю все ответы, которые им были нужны, чтобы оставить меня в покое). Наконец, оставшись одна, я упала на диван и тупо уставилась в потолок.

Спустя некоторое время в дверь начали отчаянно колотить.

- Кто? – не вставая, спросила я.

- Анютик, это я. Христа ради, открой! – Сашин голос было трудно не узнать. Я поднялась и открыла дверь, отойдя в сторону, зная, что он влетит пулей.

Он действительно влетел! Быстро заперев дверь, он бросился ко мне. Обнимая и целуя моё лицо, он бормотал какую-то мало приятную в ту минуту чушь. Что-то вроде: «прости, это я виноват…», «я знал, что он может…», «я должен был ему помешать…», «прости, прости, прости…».

Собрав остатки сил, я оттолкнула его от себя. Не знаю, почему, но в тот момент я ненавидела его даже больше, чем Владимира Сергеевича. Может, потому, что я чувствовала себя перед ним виноватой и обязанной. Потому, что «вынуждена была» изображать себя счастливой в браке с ним (ведь я ещё не знала, что именно это и было настоящим счастьем). Потому, что не любила его (так я думала), и «любила» N, даже не скрывая своих чувств! Мне было это противно и неприятно – ведь я была воспитана честным человеком. Мне было трудно смириться с мыслью, что я стала настолько продажной, что ради денег была готова на всё!

Естественно, мне нужно было найти виноватого! А тут Саша! Да ещё и сам признаётся во всех грехах!

Мои нервы оголились, как провода, одно прикосновение к которым может закончиться летальным исходом.

- Оставь меня! – сквозь зубы процедила я.

Саша удивился, но буквально через несколько мгновений «всё понял»:

- Ну, конечно! Какой же я дурак! Прости! Представляю, что ты должна чувствовать ко мне после всего этого!

- Я чувствую к тебе то же, что и год назад, - сухо ответила я и тут же спросила:

- А где N?

- Не знаю, - даже не пытаясь скрыть ложь, ответил Саша.

- В таком случае, я пойду и поищу его, - я развернулась к двери.

- Не надо, - он схватил меня за руку. – Он с журналистами разговаривает, - и тут же отпустил, «опалённый» моим взглядом. – Представляю, что он им наговорит!

- Только то, что все и так видели, - грубо заметила я.

- Да, но…

- Что «но»?! – вдруг взорвалась я. – Проснись! И посмотри правде в глаза! Твой отец только что чуть не застрелил меня! И место ему если и не в камере для рецидивистов, то в палате для буйных точно! Он опасен для общества!

- Надеюсь, до этого не дойдёт…

- Можешь не мудрствовать! Говори прямо: «надеюсь, в следующий раз, он тебя застрелит, а лучше – пришибёт очередной балкой!» - воскликнула я.

- Анна Мария! Как ты можешь такое говорить! Да разве я могу желать твоей смерти?!

- А что тебе мешает?

- Да как ты вообще могла так подумать! Я же люблю тебя! – его голос приобрёл известную мне нежность.

- Вот только без этих нежностей можно? – я закатила глаза. – Мне в театре хватает подобных сцен!

- Ты не можешь упрекнуть меня в неискренности! – твёрдо возразил он. – Я всегда тебя любил. Я жить без тебя не могу!

- Ладно, ладно! – отмахнулась я, зная, что подобные сцены могут растягиваться надолго. – Давай закончим эту бессмысленную дискуссию. У меня нет ни сил, ни желания её поддерживать. И выйди, пожалуйста, мне нужно переодеться.

- Что?! – теперь взорвался он. – Значит, теперь «выйди»? – Может, я теперь тебе и не муж?

- Объелся груш! Не кипятись, а то свисток проглотишь! Иди!

- А никуда я не пойду! – он осмотрелся и сел в кресло.

- Да ради Бога! – воскликнула я. – Гримёрок много, - я пошла к двери.

- И куда ты собралась?

- Куда угодно – где тебя нет! – я зло усмехнулась.

- К N? – он пытался не выдавать своих чувств, но ему это не удавалось.

- Да хоть бы и к нему! И правильно ревнуешь – есть к кому! Он хоть человек порядочный!

- Оскорбить хочешь, - мягко усмехнулся Саша. – Не получится!

Я, было дело, направилась к двери, но он резко схватил меня за руку и сжал её так, что у меня даже в глазах потемнело.

Посмотрев мне в глаза, он развернулся и швырнул меня на диван. После этого он достал из двери ключ и сунул его себе в карман.

- Ты совсем мозгами поплыл? – когда меня злили, я забывала, что нахожусь в обществе, и переходила на жаргон. – Похоже, это наследственно! А может и заразно!

- И главная зараза – это ты! – он подхватил мой тон.

- Легко обвинять других в своей распущенности и неуравновешенности! Папенькин сынок! Привык ко вседозволенности! Но я вам не вещь, и меня не так просто заполучить!

- А вот тут ты ошибаешься, дорогая, - он слегка смягчил тон. – Ты сама продалась нам. И должен заметить, купили тебя мы довольно дёшево, как secondhand с распродажи!

- В таком случае, мне не составит особого труда окупиться. Полагаю, что уже сейчас я отработала все деньги, которые вы в меня вложили!

- Деньги – это меньшее, что мы тебе дали, - усмехнулся он. – Ты забываешь про положение, имя, славу. За это ты по гроб жизни не расплатишься.

- Только не забывай: я ни о чём не просила! Всё это вы сами мне предложили, - заметила я. – И не таким уж ничтожеством я была.

- Да перестань! Все твои дипломы и звания гроша ломанного не стоят! И ты сама это знаешь. А гордостью сыт не будешь – поэтому ты нам и продалась!

Этого я стерпеть не могла. Я встала и замахнулась, чтобы ударить Сашу, но он поймал мою руку и снова больно сжал её, после чего опять толкнул меня на диван.

- И не смей меня оскорблять! – грубо сказала я, потирая плечо. – Вы с отцом только внешне помогли мне. На самом деле я всего добивалась и добиваюсь своими силами. Вы за меня не поёте, не играете и не выступаете! Ты и сам прекрасно знаешь, что я всего бы добилась сама. Пусть не так скоро, но добилась бы!

- И кто тебя держит? Валяй – расторгай контракт, уходи с фирмы. Хотя я уверен, отец теперь сам тебя выгонит!

- А ты и не сомневайся, - я встала с гордо поднятой головой. – Завтра же я этим и займусь. Вот только отца твоего, полагаю, уже не будет: он или в тюрьме, или в психушке будет встречать Новый год! Более того, я уйду не только с фирмы, но и от тебя! Завтра я пришлю людей за своими немногочисленными вещами. Твоего мне ничего не надо – с чем пришла, с тем и уйду. А о сыне мы еще поговорим, - закончила я.

- А с чего ты взяла, что я подпишу тебе развод? – усмехнулся Саша.

- Никуда не денешься!

- Знаешь, дорогая, если нас и разведут, то только через суд. А до тех пор, - он взял меня за руки, на этот раз нежно и ласково, - ты будешь вынуждена жить со мной, и не только жить…

- Размечтался! – я высвободилась. – И не переоценивай себя. Вместе с тобой я не потеряю ничего, кроме головной боли и кучи проблем!

Саша медленно поднял руки и, сжав мои плечи, уставился на меня исподлобья. Я замолчала. Вдруг он резко прижал меня к себе одной рукой за спину, другой – за голову и впился в мои губы. Он целовал страстно и грубо. Он считал меня своей собственностью, с которой может делать всё, что заблагорассудится.

Я не могла ему сопротивляться – он был сильнее меня. Всегда.

Он повалил меня на диван и начал целовать шею, разрывая на мне платье (стоимостью в миллион евро – моё лучшее платье!).

Я долго решалась (надо было пересилить гордость) и … закричала. Наверное, это был вопль отчаяния – я не могла справиться с собственным мужем!

Через некоторое время дверь гримёрки выломала группа людей.

- Научите его хорошим манерам, - голос принадлежал N. После его слов несколько парней оттащило от меня Сашу, и толпа вывалила в коридор.

N, прихрамывая, закрыл за ними дверь и подошёл ко мне. Я лежала, повернувшись к стене и закрыв лицо руками. Меня колотило мелкой дрожью и распирали рыдания.

- Прости, что не смог помешать этому, - N заботливо укрыл меня покрывалом. – Я слышал, как вы ругались. Я стучал, но никто не открыл, и я решил сломать дверь. Он причинил тебе боль?

- Нет. Я сказала, что подам на развод, - тихо проговорила я. – Он взбесился.

- Это не оправдание. Мои парни научат его уму – разуму.

- Нет, N, пожалуйста! – я повернулась. – Прикажи им оставить его!

- Что?! И ты говоришь это после того, что он чуть было не сделал? – удивился тот.

- Он мой муж! Я очень благодарна тебе за всё, что ты для меня делаешь! Но ради Бога! Не связывайся с ним. Он же подаст на тебя в суд! И у тебя не будет ни одного аргумента в своё оправдание. Он уничтожит тебя! Ты потеряешь работу, а вместе с ней и жену! Я не хочу ломать твою жизнь!

- Да какая там жизнь! – он отвёл глаза. – Так, жалкое существование!

- Ты хочешь и его потерять? Неужели ты думаешь, что я смогу быть счастливой, зная, что разрушила твою жизнь? Послушай меня. Спасибо, что помог мне, я этого никогда не забуду. А теперь – займись своими проблемами. И не переживай – я справлюсь!

- Я постараюсь, - он поцеловал меня в лоб.

Я опять легла лицом к стене. Погладив по волосам, N обнял меня за плечи и прилёг рядом.

В дверях вырисовалась Света (которая ходила на все концерты мужа, когда сама была в Москве). Окинув нас презрительным взглядом, она ухмыльнулась и ушла.

N, заметивший её сразу, решил не реагировать и потом всё как-нибудь объяснить.

Через какое-то время он уехал. А я осталась ночевать здесь, в гримёрке концертного зала, так как сразу не смогла сообразить, куда мне лучше поехать.

Я решила поступить, как Скарлетт О`Хара (или Анна Каренина): подумать об этом завтра.

 

ГЛАВА 24.

 

Наутро, после бессонной ночи, я поехала в свою квартиру. Я не стала её продавать, словно что-то предчувствуя (а может, из элементарной жадности?). Шофёра и телохранителей я отпустила, полагая, что теперь они мне не принадлежат. Себе я решила оставить только джип – ведь это всё-таки подарок (сделанный, к тому же, ещё до брака!).

Зайдя в квартиру, мне стало ещё хуже: к оставшемуся со вчерашнего вечера омерзительному настроению добавилось уныние, в которое меня привело состояние моей квартиры. Похоже, я действительно давно здесь не появлялась – я уже забыла, как она отвратительна! Воистину: всё познаётся в сравнении! После Сашиного дома, это была даже не конура, а именно дыра, как её сразу назвал Саша.

Сняв с рояля простынь, я забралась на него и легла, устремив свой взгляд в потолок, который за всю историю своего существования не знал побелки (впрочем, как и вся квартира в отношении ремонта).

«Какая мерзость!» - пронеслось у меня в голове, и я закрыла глаза.

«А чего это я, собственно, разлеглась? Или я надеюсь, что сегодня Саша передумает и подпишет мне развод? Да ни сегодня, ни в какой другой день! Для него это такой же принцип, как и для меня самой. Так что придётся искать адвоката, и желательно – хорошего…»

Не желая откладывать дело в долгий ящик, я слезла с рояля и нашла коробку, в которой хранила визитки. Вывалив их все на рояль, я отобрала те, которые принадлежали юристам. Обзвонив всех (естественно, анонимно – иначе они бы мне Луну с неба пообещали) и задав множество каверзных вопросов (я не такая и дура в этом деле, ведь мои родители – оба юристы!), я отобрала три фирмы. И, наконец, просчитав по нумерологии номера лицензий, остановилась на одной, как мне показалось, наиболее подходящей.

Я перезвонила туда ещё раз и договорилась о встрече вечером того же дня.

Одевшись в стиле «Косицыной» (а это безумно дорогая и изысканная одежда, сшитая по моим собственным эскизам, обязательный шарфик, туфли на пятнадцатисантиметровой шпильке и, конечно же, украшения, стоимостью с хороший дом в самом престижном районе Подмосковья), намудрив что-то с причёской (довольно трудно было обходиться без уже ставших привычными стилистов), я села в свой джип и поехала на назначенную встречу.

Окинув взглядом здание, где располагалась фирма, я оценила и стоимость вывески и дизайн – меня всё устраивало (кроме отсутствия швейцара).

Я зашла, широко распахнув дверь. Так, чтобы сразу привлечь к себе внимание. Однако мне пришлось простоять минуты три (!) прежде, чем ко мне кто-то подошёл.

- Прошу прощения! – подлетел молодой человек (явно, лицо второстепенное). – Добрый вечер! Мы рады приветствовать Вас в нашем…

- Короче, парень? – я всегда не любила формальности.

- Прошу Вас, присаживайтесь! – он отодвинул мне кресло.

- Я сюда не сидеть пришла, - строго заметила я. – И что Вы на меня смотрите, как на явление Христа народу?

Парень жутко сконфузился, чем доставил мне немалое удовольствие.

- Я прошу Вас извинить этого молодого человека, - на лестнице (фирма была двухэтажной) показался директор.

- Я предпочитаю, чтобы каждый сам отвечал за свои поступки и слова, - я медленно повернулась, одновременно оценивая стоявшего передо мной мужчину.

- На своей фирме я лично отвечаю за слова и поступки всех своих сотрудников. Именно поэтому я очень серьёзно подхожу к подбору кадров. Позвольте Вас поприветствовать, и выразить Вам своё искреннее почтение и восхищение, - он склонился к моей руке. – Давайте пройдём в мой кабинет и всё обсудим, - он расплылся в улыбке.

Я молча развернулась к лестнице. Поднявшись, он пропустил меня в свой кабинет и, попросив секретаршу ни с кем его не соединять, зашёл сам, закрыв дверь.

- Прошу Вас, присаживайтесь, - он отодвинул кресло.

- У Вас на фирме ограниченный набор фраз? – с ухмылкой спросила я, сев.

- Простите? – не понял он.

- Ладно, проехали, - у меня не было желания что-либо объяснять.

- Что Вам предложить? Чай, кофе ил что-нибудь покрепче?

- Можете предложить перейти к делу без лишних проволочек. У меня не так много времени, чтобы распивать с Вами чаи, - сухо, но не грубо заметила я.

- Конечно, простите. Итак, я весь во внимании, - он театрально сложил руки и изобразил искреннюю заинтересованность.

- Мне нужен адвокат, - коротко изложила я. – Надеюсь, понятно, что самый лучший.

- Что ж. Я рад и польщён, что Вы обратись именно в нашу фирму. Вы сделали правильный выбор, и мы не посмеем …

- Я Вас умоляю! – не выдержала я. – Давайте обойдёмся без дежурных фраз! Приберегите их для других, менее занятых, клиентов!

- Как Вам будет угодно, - он немного растерялся. – Вам нужен постоянный адвокат или только на одно дело?

- Лучше постоянного. Но конкретно сейчас меня интересует только одно дело. Развод.

- Как?! – с нескрываемым удивлением воскликнул директор. – Вы разводитесь?

- Для заключения браков адвокаты пока, слава Богу, не требуются, - заметила я.

- Простите меня, - он опомнился. – Просто это такая неожиданность! У вас же только родился сын! И потом, все считали вас идеальной парой!

- Идеалов не существует! А на счёт сына – именно поэтому я к Вам и обратилась – мне нужен адвокат, который сможет провести это дело с выигрышем для меня, - подчеркнула я.

- Я Вас понимаю. Есть у меня один человек. По бракоразводным делам ему нет равных! Но Вы же понимаете, это дело вызовет широкий резонанс у прессы. Вы непременно хотите довести до суда?

- Да я уже ничего не хочу! – тяжело вздохнула я. – Мне плевать, как, но нас должны развести. А вот каким образом это будет сделано – это ваша работа, за которую я готова прилично заплатить. Я же не спрашиваю у Вас как мне нужно петь!

- Я Вас понял, - похоже, он и вправду понял, что я истеричка, и лучше не задавать лишних вопросов. Он наклонился к селектору:

- Танечка, позови ко мне Олега.

- И сколько ему лет? – спросила я, просто чтобы не сидеть в тишине.

- Двадцать восемь.

- Что?! – воскликнула я. – Вы издеваетесь надо мной?!

- Ну, что Вы, госпожа Косицына! Он лучший, поверьте мне!

- Эту лапшу другим будете вешать! – я резко встала. – Мне жаль того времени, которое я на Вас потратила.

- Анна Мария, я Вас умоляю! – он подошёл ко мне. – Не судите поверхностно! Он лучший если и не во всей России, то в Москве – точно! А возраст… Он придаёт ему лёгкость, уверенность, порой даже безрассудство – но это идёт только на пользу дела. Он способен любого прокурора за пояс заткнуть – у него прекрасный слог! Он очень убедителен – и способен склонить на свою сторону даже самого объективного судью! Скажу Вам честно, мало кто из московских адвокатов захочет вести процесс против Вашего супруга – это гиблое и очень рискованное дело. А Олег не просто возьмётся, он найдет те лазейки, о которых не догадывается адвокат Вашего мужа. Я за него головой ручаюсь.

- Ну, если только головой, - я ухмыльнулась и села. – А красноречию он, небось, у Вас учился.

Директор улыбнулся и отёр платком пот, выступивший на лбу.

В дверь постучали. Директор открыл её сам, улучив момент хоть на мгновение спрятаться от моего пристального взгляда.

- Вызывали? – с порога спросил Олег.

- Да, проходи, - директор закрыл за ним дверь. – У нас новая клиентка. Я хочу, чтобы ты взялся за её дело. В перспективе ты можешь стать её постоянным юридическим представителем.

- Я очень рад! – воскликнул парень.

- Надеюсь, я буду тоже, - наконец, я повернулась и встала.

Олег чуть не сел, узнав меня (а я чуть не рассмеялась)! Пока он пытался окончательно убедиться, что я – не сказка, я рассматривала черты его лица.

- Думаю, представляться уже не стоит, - я улыбнулась и протянула ему руку.

- Вы себе даже не представляете, как я счастлив, - Олег затряс её (я немного удивилась). – Я Ваш большой поклонник! Я был на всех спектаклях с Вашим участием!

- Жаль, я не могу похвастаться тем же, - усмехнулась я (в смысле, в последнее время я стала выбирать, в каких спектаклях петь – а в каких нет). – Мне очень приятно, спасибо!

- Ой, а можно Ваш автограф? – тут же спросил он.

- Олег! – тут вмешался директор. – Не забывайся!

- Всё хорошо, - вступилась я. – Мне очень приятно. Где Вам расписаться?

Олег протянул мне записную книжку, открытую на чистой странице.

Я исписала всю станицу – отсутствием красноречия я никогда не страдала – и вернула её парню. Получив назад свою книжку, он трепетно, как святыню, раскрыл её и прочитал, что я написала.

- Спасибо, - искренне и тепло проговорил Олег.

- Да не за что, - усмехнулась я, сражённая его искренностью.

- Ладно, хватит, - директор тоже оказался растроган, но решил не показывать этого. – Госпожа Косицына очень торопится (я удивлённо посмотрела на него), поэтому я предлагаю перейти непосредственно к делу.

- Благодарю за заботу, - съехидничала я. – Но я думаю, что гораздо рациональнее будет, если я сама введу Олега в курс дела со всеми необходимыми подробностями. И я бы хотела сделать это в более спокойной обстановке, тет–а–тет, и тогда, когда я никуда не буду спешить, - я постаралась дать понять, что при этом разговоре, кроме нас двоих, никто присутствовать не должен.

- Я Вас понял, - в глазах директора мелькнула обида. – Не смею больше задерживать. Ещё раз благодарю Вас за то, что предпочли именно нашу фирму. Для нас это большая честь, - он поклонился.

- Надеюсь, Вы оправдаете мои надежды, - я снисходительно улыбнулась.

- Сделаем всё возможное и невозможное. Вы останетесь довольны. А теперь, позвольте проводить Вас, - он открыл дверь, пропуская меня вперёд.

- До встречи, - попрощалась я с Олегом, понимая, что у него не хватит смелости заговорить со мной первым.

- До свидания! Мне было очень приятно с Вами познакомиться, - восторженно ответил он.

- Спасибо! Буду ждать Вашего звонка, - я вышла из кабинета.

Директор проводил меня до машины и, дождавшись, когда я отъеду, вернулся в свой кабинет, где его ждал Олег, рассматривая мой автограф.

- Садись, - бросил он тому, когда парень встал.

- Как Вам удалось навязать ей наши услуги? – наивно спросил Олег.

- Я ничего ей не навязывал, она сама ко мне пришла, - гордо ответил директор.

- Как сама?! У неё что-то произошло?

- Она разводится, - как бы между прочим бросил тот.

- Как?! – лицо Олега было абсолютно идентичным тому, которое увидела я, сообщив эту новость директору.

- Молча!

- Но у них же сын недавно родился! Я считал их идеальной парой!

- Кажется, я понял, что она имела в виду под ограниченным набором фраз, - тихо проговорил директор.

- Что Вы сказали?

- Ничего, так, рассуждения вслух. Вернёмся к делу. Я не буду сейчас всё тебе объяснять – она сделает это сама, - не мог же он признаться, что сам ничего не знает!

- Боюсь, что я могу не справиться, - после паузы проговорил Олег. – Это слишком большая ответственность.

- Я за тебя головой поручился перед ней! Не справишься – я тебе собственными руками в порошок сотру! По крайней мере, в России ты работать больше не сможешь, - директор улыбнулся. – Так что всё в твоих руках!

Олег беспомощно посмотрел на шефа и тяжело вздохнул.

- Чего расселся? – воскликнул тот. – Иди и немедленно подготовь все необходимые бумаги – мы не можем её упустить.

- Я всё понял, - Олег встал.

- Отлично. И позвони ей сегодня же!

- Хорошо, я пойду и займусь этим, - Олег открыл дверь.

- Маленький совет, - остановил его шеф. – Поосторожней с её мужем. Я не намерен оплачивать тебе пластическую операцию в случае, если он приревнует тебя к своей жене.

- Я понял, - медленно проговорил адвокат.

- Иди, работай, - директор отвернулся к окну.

- Всего доброго, - Олег вышел, аккуратно закрыв за собой дверь, пытаясь переварить всё, что произошло за последние полчаса.

Пока директор, довольный предстоящим капиталовложением и живой рекламой в моём лице, потирал руки, Олег позвонил мне, и мы договорились встретиться на следующий же день.

Переговорив с Олегом, я буквально трупом легла спать (опять на рояль – оказалось, что моя раскладушка приказала долго жить).

 

ГЛАВА 25.

 

Проснулась я довольно рано (по меркам оперного певца) – в половине двенадцатого. Чувствовала я себя так, словно заново родилась – меня переполняла энергия. Зная, что подобное бывает редко, и, не желая упускать возможность, я села за рояль и слегка размяла пальцы. Прогнав недавно выученную программу и слегка проработав аварийные места, я принялась за «Онегина» - повторила партии Ольги и Татьяны – и за «Флейту», в которой я пела Царицу ночи.

Около пяти я закончила и решила убить оставшиеся три часа посещением своего основного места работы (Большого).

- Можно? – после короткого стука (формальности ради) я зашла в кабинет худрука.

- А я уже подумал, что ты снова пропала, - он, улыбнувшись, встал и жестом руки предложил мне сесть.

- А что случилось? – я прошла и села.

- Ты снова пропустила совещание, - вздохнул Саныч, садясь.

- Только не говорите, что сегодня двадцать девятое!

- Не хочу тебя расстраивать…

- Простите, так замоталась с этими концертами, - извинилась я. – Вы же знаете, что произошло…

- Да, мне очень жаль. Как ты? Оправилась?

- Немного. На работу это не повлияет, не волнуйтесь, - заверила я. – Я полагаю, ничего нового на совещании сказано не было. Итоги работы я в принципе знаю, с планами тоже знакома.

- Так-то оно так, но удручает сам факт, - вздохнул худрук.

- Так могли бы мне позвонить и напомнить! Можете же Вы понять, как я загружена!

- Не поверишь – я тебе звонил, - он с прищуром посмотрел на меня.

- И куда, если не секрет?

- Домой!

- И? – осторожно спросила я.

- Твой муж сказал, что ты уже две ночи не ночевала дома, и он не видел тебя после концерта.

- А Вы полагаете, я должна была броситься ему на шею, после того, как его отец чуть меня не застрелил?! – взорвалась я. – Да будет Вам известно, я подала на развод. Так что можете больше никогда не звонить по этому номеру – по крайней мере, меня Вы там не найдёте.

- Это ваше дело, - тяжело вздохнул худрук.

- И что ещё Вам сказал «мой муж»? – ехидно спросила я.

- Он сказал, что после концерта ты осталась с N и, скорее всего, поехала к нему.

- Как интересно! – я оживилась. – А я и не знала, что N у нас арабом стал и держит в доме гарем! И что я у него делала? Сплетничала с его женой на кухне?

- Анна Мария! – Саныч улыбнулся.

- Что «Анна Мария»! Вы хоть сами понимаете, какой вздор он Вам наговорил?! В следующий раз он заявит, что я стала любовницей Поленина /всемирно известного оперного певца, который зарёкся никогда не петь в Большом/! - я раскатисто захохотала. – И неужели Вы ему поверили?!

- Я не собираюсь лезть в ваши отношения, - корректно ответил худрук. – Я просто позвонил N – он действительно мог что-то о тебе знать.

- И? – подобный ход событий меня заинтересовал (у N воображение тоже было весьма недурное).

- Представь себе, он тоже сказал, что после концерта не видел тебя!

- А что он, по-Вашему, должен был сказать? Что я поехала к нему, и мы мило развлекались втроём с его женой?!

- Анна Мария, я тебя умоляю! – Саныч закрыл лицо рукой. Его всегда убивала моя манера разговаривать, когда я начинала злиться.

- Ладно, простите, - тогда во мне ещё не все тормоза умерли. – Занесло, простите. А почему Вы мне на мобильный не позвонили?

- «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», - процитировал он и поправил очки. – Поэтому я и подумал, что ты куда-нибудь опять уехала.

- Я не могла так далеко уехать! – имеется в виду то, что всё Подмосковье было давно покрыто. Я достала мобильник и проверила зарядку. – Извините, я должна была проверить. Подзарядное осталось в Сашином доме.

- Ладно, - Саныч улыбнулся (он уже почти привык ко всем моим выкидонам). - Так где ты была?

- В своей квартире. Пока я буду жить там.

- Что ж, - он вздохнул. – Я думаю, результаты совещания тебе не интересуют…

- А стажировка обсуждалась? – с нескрываемым любопытством спросила я.

- Почему она тебя так интересует? У тебя как раз всё в порядке по этой части, - он хитро посмотрел на меня.

- Ну, как же! – я изобразила искреннее удивление. – Меня волнует качество наших постановок (хотя бы с моим участием). А у большей части нашего коллектива такое отвратительное произношение, что это портит нам все спектакли и сводит работу на нет. И я, естественно, заинтересована, чтобы положение поправилось! Так кто в этот раз едет?

- Косицына! – Саныч улыбнулся. – У тебя потрясающее воображение, но ты совершенно не умеешь врать!

- Почему сразу врать! – «обиделась» я.

- Потому что я никогда в жизни не поверю, что ты заботишься о профессиональной подготовке наших солистов.

- Но Вы же не можете отрицать, что я заинтересована, чтобы спектакли с моим участием проходили на должном уровне?!

- Ладно, ты меня убедила. Кто конкретно тебя интересует?

- Ну, как конкретно?.. – я начала ломаться.

- Он едет, можешь не выкручиваться, - улыбка на лице Саныча стала просто наглой!

- Я Вас не понимаю, - я пыталась не выдавать себя (по крайней мере, не так сразу). Я поняла, что ещё чуть-чуть и Саныч вынудит меня назвать Его имя, поэтому я резко встала. – Вы правы, это не так существенно. Я могу ознакомиться с информацией на нашем сайте. Простите, что отняла у Вас столько времени.

- Мне всегда приятно с тобой поговорить. В последнее время это стало редкостью. Кстати, если хочешь с кем-нибудь поговорить – я думаю, коллектив ещё не разошёлся, мы только закончили.

- Нет, спасибо. Я спешу, - я улыбнулась.

- Ладно. Только сделай милость, не забудь про завтрашний спектакль, - попросил Саныч на прощание.

- Завтрашний? – я на минуту задумалась. – А что завтра?

- Косицына! – на этот раз он поверил.

- Ладно-ладно, шучу, - я засмеялась. – Я помню!

- До завтра! – Саныч покачал головой.

- До завтра! – я вышла, но через минуту заглянула снова:

- А что мы поём?

- Прочитай на афише! – худрук запустил в дверь свой экспандер (я успела улизнуть) и глубоко вздохнул, я думаю, помянув меня многими «хорошими» словами.

До назначенного с адвокатом ужина у меня оставалось два часа, и я поехала в свой любимый Центр красоты.

К ресторану, в котором мы договорились встретиться, я подъехала на своём джипе. Я была в лучшей форме (по всем показателям!)!

Не успели мы с Олегом (он ждал меня возле входа в ресторан) войти в зал, как к нам подошёл хозяин ресторана. Поприветствовав нас по всем правилам, он организовал нам отдельный столик и лично принял заказ, прекрасно зная о моём привередливом вкусе и всех ограничениях, установленных для оперных певцов. Кроме того, он поинтересовался о моих пожеланиях на счёт музыкального оформления (в этом ресторане был свой небольшой оркестр). Я попросила исполнить что-нибудь барочное. Пожелав нам приятного вечера, он удалился.

Разговор с Олегом начала я, так как поняла, что заговорить первым он не решится.

- Вы знаете, по какому делу я обратилась в вашу фирму? – без лишних предысторий начала я.

- Только в общих чертах. Насколько я понял, у Вас проблемы с браком… то есть с разводом, - его волнение выдавали не только оговорки, запинки, но и поведение.

- Правильно, - я улыбнулась, пытаясь его подбодрить. – И не просто проблемы, а очень серьёзные. Вы знакомы с моим мужем?

- Не имел чести…

- Чести? – я усмехнулась. – Вы ему льстите!

- Я много читал и слышал о вас и о нём…

- В прессе? – уточнила я – Олег молча кивнул. – Тогда забудьте всё это. Большая часть всего, что проходит через наши СМИ – враньё и довольно агрессивное. А все правдивые факты они выдают под таким соусом, что мама родная не узнает, как говорится. Так что давайте договоримся, Вы будете работать только с той информацией, которую предоставлю Вам я или проверенные документальные источники.

- Хорошо, я Вас понял.

- Замечательно, - я замолчала в ожидании его вопросов. Но он ничего не спрашивал, поэтому я продолжила сама:

- Вы знаете, почему я вышла за него замуж?

- По любви, наверное, - мой вопрос его обескуражил.

- Из-за чего? – я рассмеялась, но тут же стала серьёзной. – Вы так молоды и так наивны, словно и не в Москве живёте! В том мире, где живу я, любви не существует как таковой. Она есть только в рабочем материале – будь то спектакль или песня. Это слишком дорогое удовольствие – мы не можем его себе позволить, ведь тогда мы займёмся своей жизнью, своими проблемами - и зритель потеряет к нам интерес. Его не интересует наша душа – ему важен только результат нашей деятельности, а она должна быть объективна.

- В таком случае, - он вздохнул, - я не знаю.

- Итак, - я начала свою «исповедь». – Первой причиной, по которой я вышла замуж, стала моя беременность. На тот момент у меня не было ни приличного жилья, ни особо стабильного дохода. И у меня совершенно никого не было рядом. Никого, кто бы мог мне помочь. Я была одна, в чужом городе, без какой-либо определённости в жизни. Рожать в таких условиях было просто глупо. А тут отец ребёнка предлагает мне все блага мира. Трудно было отказаться от такого заманчивого для провинциалки предложения.

- Простите, что перебиваю, но можно я буду задавать вопросы? – Впервые за вечер Олег проявил какую-то инициативу. Ведь вопрос коснулся дела. Тут я и поняла, про что говорил директор его фирмы – в своём деле он профи (а вот просто поддержать беседу не может).

- Конечно, спрашивайте всё, что Вас интересует.

- Простите, если мой вопрос покажется Вам некорректным. Насколько я понял, этот ребёнок был незапланированным?

- Естественно! – я не понимала, к чему он клонит.

- Скажите, а есть возможность обвинить Вашего супруга в проявлении насилия по отношению к Вам? – он говорил так сложно, что я с трудом его понимала.

- А зачем?

- Понимаете, если мы докажем, что он склонил Вас к этим отношениям без Вашей на то воли, а потом вынудил вступить в брак…

- Подождите, - перебила я. – Какая чушь! Никто меня ни к чему… - я осеклась. – В общем, я не хотела бы касаться этого момента. Это теперь не имеет значения. Я добровольно вступила в брак и совершенно обдуманно сохранила ребёнка.

- Понятно, простите, если…

- Хватит извиняться, - меня это уже начинало раздражать.

- Вы сказали, что ребёнок – это первая причина, по которой Вы вступили в этот брак. А какова вторая? – он держался очень профессионально.

- Деньги, - просто ответила я. – У нас был заключён негласный контракт. По его условиям фирма «БИС» получала меня в качестве постоянного, бессрочного солиста. Им не надо было больше заботиться о тонкостях контрактов, подстраиваться под мои условия. Более того, за счёт слияния моих счетов со счетами Саши, они могли поступать очень свободно с моими гонорарами – ведь отслеживать выплаты я уже не могла. Таким образом, «БИС» получила курицу, несущую золотые яйца за очень ничтожную цену. Я полагаю, что Саша, действительно, меня любит (по крайней мере, на тот момент точно любил) – так что это была не жертва, а скорее удача.

- А в чём была выгода для Вас? – удивился Олег.

- Я получала имя, положение в обществе, славу. Кроме того, я ни в чём не нуждалась – все мои капризы выполнялись сразу же. Я получила красивую жизнь для себя и обеспеченное стабильное будущее для своего ребёнка – что ещё может быть надо женщине?

- И это всё?

- Нет. Дело ещё в том, что фирма «БИС» не заключает контракты с беременными или недавно родившими. А на тот момент, когда я узнала о ребёнке, контракт был уже подписан.

- И у Вас не осталось выбора: или уплачивать все неустойки или …

- Выходить замуж за исполнительного продюсера, - закончила я. – Да, это было условие Владимира Сергеевича. Он согласился закрыть глаза на мою беременность.

- Жестоко, - согласился Олег.

- Весь наш мир жесток, - заметила я. – Итак, я приняла их условия игры. Правда очень скоро я заметила, что у Владимира Сергеевича проблемы с психикой – он реагировал на мои и слова и поступки не очень адекватно, особенно когда речь заходила о том, что я хочу уйти с эстрады.

- И всё это вылилось в то, что мы увидели на вашем заключительном концерте.

- Ты был в зале? – на «ты» я перешла как-то незаметно.

- Конечно, я хожу на все Ваши выступления! Кроме того, все СМИ просто кричали об этом.

- Ну, да, - согласилась я. – И что ты об этом думаешь?

- Мы можем использовать это на пользу нашего дела.

- Я в тот момент меньше всего думала о каком-либо деле, - не знаю, почему, проговорила я, вспоминая тот вечер.

- Я даже представить не могу, что Вы должны были чувствовать! – загорелся он. – Если даже я испугался! Вы так молоды – у Вас вся жизнь впереди! Сегодня уже просто невозможно представить современное искусство без Вас!

- Олег, пожалуйста, хватит меня расхваливать, - попросила я. – Давай вернёмся к объективности.

- Конечно, простите! – он отвёл глаза.

- Хорошо, проехали. Прости, что перешла на ты, - наконец, заметила я.

- А я Вас давно хотел попросить не обращаться ко мне на Вы – мне так неудобно.

- Отлично! А меня называй просто Анна Мария, без всяких «господ», договорились?

- Хорошо, - немного поломавшись, согласился он.

- Вот и замечательно. Слушай, а ты, случаем, не знаешь, что сейчас с Владимиром Сергеевичем? – с нескрываемым любопытством спросила я.

- Конечно, знаю! – Олег оживился. – Он сейчас проходит экспертизу. Если его признают вменяемым (что вряд ли) – его упекут… Простите, ему грозит заключение. Лет на пять точно.

- А если признают невменяемым?

- Какое-то время подержат в клинике, подлечат и выпустят. В любом случае, около года Вы его не увидите.

- И то, слава Богу! – вздохнула я.

- Я думаю, Вы понимаете, что вся информация засекречена, и я, по идее, не должен был ничего говорить…

- А ты мне ничего и не говорил, - я улыбнулась. – Но мы отвлеклись. Итак, мы выяснили причины брака. Теперь о причинах развода.

- По-моему, здесь и так всё ясно.

- Ты считаешь покушение Владимира Сергеевича в абсолютно очевидном невменяемом состоянии достаточным аргументом? – удивилась я.

- Я – нет, но из этого можно раздуть всё, что нам потребуется.

- Подожди раздувать! Я не хочу оперировать натянутыми фактами.

- У Вас есть другие причины для развода? – удивился Олег.

- Кроме того, что я просто не могу больше жить в клетке, по кем-то установленным правилам; терпеть бесконечные сцены ревности в пьяном виде, да и вообще жить в такой обстановке – нет, других аргументов у меня нет.

- Я Вас понимаю. В девяноста восьми случаях из ста это является ключевой причиной всех разводов. Только в Вашем случае, я боюсь, что с Александром Владимировичем Вы не будете меньше видеться даже после развода.

- Почему? – не поняла я.

- Насколько мне известно, действие Вашего контракта истекает не в этом году?

- Нет, через два года, - уточнила я.

- Так вот, пока Владимир Сергеевич не вернётся на фирму, исполняющим обязанности генерального директора будет Ваш супруг.

- О, нет! – горько воскликнула я. – Только этого мне не хватало! Лучше бы его отец меня пристрелил – не пришлось бы на себя руки накладывать! Теперь у меня два возможных конца: либо я окажусь рядом с Владимиром Сергеевичем (если, конечно, Саша смилостивится и оплатит мне лечение), либо – камень на шею!

- Ну, что Вы, Анна Мария! – обеспокоено воскликнул адвокат. – Не говорите так!

- Олег, - вздохнула я. – Ты его не знаешь!

- Посудите сами, - возразил он. – Если вы всё время будете общаться, работать вместе у вас будет возможность спокойно обо всём договориться и не доводить дело до суда.

- Ты его не знаешь! – более драматично повторила я.

- Ему это надоест! – Олег не сдавал позиций. – Поверьте моему опыту: ещё никому не доставляло удовольствия торчать целыми днями в судах. А это дело может растянуться на долгие месяцы. Более того, оно может очень дорого стоить. Деловые люди, такие, как Ваш муж, предпочитают разбираться во всём тихо, без лишней шумихи и проволочек.

- Он – человек принципа, - заметила я. – Для него это дело чести – не изменять раз данному слову. Раз он сказал, что без решения суда не признает развод – значит, так оно и будет. А насчёт того, что ему это надоест – не надоест, поверь! Если это ещё даже мне не удалось!

- Что Вы имеете в виду? – не понял он.

- Свой характер. Я жуткая эгоистка с манией величия и гигантоманией. Мне не составит особого труда перешагнуть через человека, если он стоит на моём пути. Я жестока и бесчувственна.

- Это не так! – воскликнул адвокат. – Зачем Вы на себя наговариваете?! Вы кристальнейшей души человек! Вы честны, Ваши принципы глубоко моральны! Да, Вы очень требовательны к другим, но не более, чем к самой себе!

- Браво! – усмехнулась я. – С таким адвокатом я не сомневаюсь в своём успехе! А что ты скажешь, если я упомяну случай, когда подставила коллектив театра, сорвав генеральную репетицию и чуть не сорвав спектакль? – хитро спросила я.

- Когда это было? – не поверил Олег.

- На премьере «Воццека». Накануне днём, после небольшой стычки в буфете, я уехала из города. И приехала только в самом начале спектакля.

- Так вот в чём кроется причина той задержки и странного объявления, сделанного перед спектаклем о Вашей замене! Но вы же тогда так хорошо всё отпели?! – он не понял, как мы могли хорошо отработать, если у меня был конфликт с коллективом.

- «Но какою ценой?!» - заметила я. – На следующий день меня ожидали серьёзные выяснения отношения со всем коллективом, которые чуть не закончились моим уходом из театра.

- Не может быть! И часто у Вас возникают подобные столкновения?

- Такие крупные – были впервые. А на мелком уровне – постоянно. Коллектив, мягко говоря, меня недолюбливает. Правда, это взаимно, - я улыбнулась, давая понять, что меня это не очень заботит.

- Вот видите! Всё это только лишний раз подтверждает Ваши глубоко моральные принципы! – воскликнул он. – Вы, даже вопреки собственному спокойствию, продолжаете работать в театре – потому, что Вы любите своего зрителя!

- Молодец! – усмехнулась я.

- Кстати, а Вы не думаете, что у Александра Владимировича может быть точно такой же, «сложный» характер?

- Не думаю, а знаю: характер у него такой же, как у меня.

- Тогда я решительно ничего не понимаю! – сдался Олег. – Если Вы с ним так похожи, если у вас одинаковое восприятие окружающего мира, так почему вы не можете быть вместе?!

- Именно поэтому. Таков закон жизни: одноимённо заряженные частицы отталкиваются, а не притягиваются. У одного организма не может быть две головы! А в нашем доме занимать подчинённые позиции не намерен никто. Эта война не будет иметь победителя. Тот, кто протянет дольше, выползет из этого брака со вздохом: «Я победил!» и тут же разделит участь первого. Я не хочу тратить всю свою жизнь и все силы на эту бессмысленную борьбу. У меня грандиозные планы, мне многое нужно сделать в этой жизни – а для этого нужны силы. И если я сейчас не разведусь, то с каждым днём их будет оставаться всё меньше и меньше. И большее, на что я смогу рассчитывать в итоге – это воспитание детей. Это, безусловно, прекрасно, только у меня на это, боюсь, нет призвания. У меня слишком глобальная миссия в искусстве!

Мы снова погрузились в тишину. Олег пытался осознать всё услышанное.

- Прости, а ты сам женат? – вдруг спросила я.

- Нет, а что? – он не столько удивился, сколько испугался.

- Просто будь у тебя жена, ты бы лучше меня понял.

- Наверное, - согласился он. – Я недавно расстался со своей девушкой. У нас был очень сложные отношения, и я даже рад, что они закончились. Поэтому, хоть и отчасти, но я могу Вас понять.

- Так ты берёшься за это дело? – наконец, спросила я.

Олег «завис». Похоже, ему никогда раньше подобных вопросов не задавали.

- Что-то не так? – поинтересовалась я, не дождавшись ответа.

- Нет, всё отлично, - он очнулся. – Просто сейчас как-то не принято задавать такие вопросы. Как говорится, любой каприз за ваши деньги.

- Не знаю, что там и у кого принято, - теперь удивилась я (наивная!). – Но лично я не могу работать с человеком, которого что-либо не устраивает во мне или в работе, которую он выполняет. Как можно работать с отвращением или неприязнью? Мне нужен хороший результат, а он возможен, только если человек работает самоотречённо и получает от этого удовольствие. Разве я не права?

- Целиком и полностью! – ответил он.

- Ну, так как, берёшься?

- Конечно!

- Потому, что я много плачу? – с усмешкой спросила я.

- Нет! – резко ответил он, но тут же осёкся. – Не только. Деньги, конечно, имеют для меня значение, но работать с Вами!.. Об этом я мог только мечтать! Поверьте, для меня это дороже всех денег мира!

- Я польщена! - я улыбнулась.

- Кстати, - после небольшой паузы спросила я. – А ты Сашиного адвоката знаешь?

- Только по отзывам, - он тяжело вздохнул. – Но за этим дело не встанет – я завтра же с ним свяжусь.

- Отлично. Ну, коль уж об адвокатах заговорили, Не знаешь, случайно, кто представляет N? – словно мимоходом спросила я.

- Так жена его! – он сказал так, словно стыдно этого не знать. – Мы с ней вместе заканчивали, на одном курсе учились. Она довольно сильный адвокат. В суде сталкиваться мне с ней, конечно, не доводилось, но репутация у неё завидная. Мы с ней до сих пор общаемся. А почему Вы спросили?

- Так, просто, - отмахнулась я. Честно говоря, меня так и подмывало спросить, что он думает про их с N взаимоотношения – ведь, судя по всему, он был вхож в их дом. Но я сдержалась от подобной глупости.

Обсудив ещё некоторые мелочи, около десяти вечера наш ужин подошёл к концу.

- Спасибо за приятно проведённое время, - уже на улице сказала я и протянула руку.

- Я счастлив работать с Вами! – ответил он и на этот раз поцеловал её. – Разрешите Вам позвонить?

- Не разрешаю не звонить! Я должна быть в курсе всего, что имеет хоть малейшее отношение к моей персоне! – заявила я.

- Хорошо, я буду держать Вас в курсе.

- Договорились. Доброй ночи! – я улыбнулась в последний за этот вечер раз.

- Доброй ночи! – он проводил меня до машины и дождался, пока я не отъеду. Только после этого он сел в свой автомобиль.

Оставив машину возле дома, я зашла в подъезд и, игнорируя существование лифта (который всё равно никогда не работал), пошла по лестнице наверх. К третьему этажу, когда мои ноги начали протестовать, я, наконец, разулась и продолжила своё восхождение босиком (и плевать, что подъезд грязный – что-то, а новые колготки я ещё пока могу себе позволить!).

Зайдя в квартиру, я даже не стала включать свет – обстановка у меня была минимальная, и я прекрасно ориентировалась на ощупь. Пройдя в зал, я пошла вдоль стены (всю комнату занимал рояль), но вдруг на что-то наткнулась. Трудно описать мой ужас! У меня сердце ушло в пятки! Я-то знала, что здесь ничего не может быть! Левой рукой (в правой у меня были туфли) я начала хаотично искать выключатель. И вдруг это «что-то» схватило меня за плечи. Не долго думая, я размахнулась и ударила «его» первым попавшимся предметом (им оказались туфли с металлическими набойками). Когда же «что-то» отпустило меня, я смогла найти выключатель.

Свет немного ударил по глазам, но не настолько, чтобы я не смогла узнать нежданного гостя. Это был Саша!

- Что ты здесь делаешь? – возмутилась я, не успев понять, куда пришёлся мой удар, так как Саша отошёл к зеркалу, повернувшись ко мне спиной.

- Хотел с тобой поговорить, - ответил он. – И думаю, это можно было сделать без лишней крови. Сначала меня люди твоего разлюбезного N отделали, а теперь и ты подкрасила до полной картины, - он повернулся.

У меня отнялся дар речи. Такого я никак не могла ожидать. На его лице не было живого места – это был один большой чёрный синяк. Левая бровь и губа были рассечены, нос (судя по всему) - сломан. Довершением стали два свежих кровавых следа на щеке (от моих каблуков). Я могла только догадываться, каково пришлось его внутренностям. Мне стало плохо – я понимала, что вина за это зверство целиком и полностью лежит на мне. И я не могла найти себе оправдания! А я так не люблю чувствовать себя виноватой, тем более перед мужчиной!

- Прости, что не приехал раньше. Только сегодня смог встать, - он косо улыбнулся. Его улыбка больше смахивала на страшную гримасу.

Я молчала - не знала, что говорить!

- Можно сесть? – он указал на мой единственный стул. – Мне трудно стоять.

- Конечно, - с трудом проговорила я. Как же мне хотелось попросить у него прощения!

- Что у тебя с телефоном?

- Разрядился, - я не сводила глаз с его лица.

- Непривычно видеть меня таким? – он снова усмехнулся. – Прости за неэстетичность. Надеюсь, я не очень осквернил твой взор?

- Саша, перестань! – я отвернулась, не имея сил смотреть ему в глаза. – Я думаю, ты сам себя никогда таким не видел.

- Ты права. Как говорится, всё в этой жизни бывает в первый раз. Но я постараюсь сделать всё, чтобы он стал последним. Этот урок пойдёт мне на пользу. А то, мало ли у тебя может оказаться ненормальных поклонников. Пусть они с моими телохранителями о жизни беседуют, а я со стороны понаблюдаю.

- Твоё право, - согласилась я.

Воцарилась тишина, невыносимая, почти гробовая. Я не могла начать разговор – это оказалось сильнее меня.

Саша встал и, подойдя ко мне, положил руки мне на плечи. Я не поворачивалась.

- Ты вернёшься? – тихо спросил он.

Как мне хотелось сказать «Да!»! Но … Для меня это дело стало принципом. И я не могла позволить себе чувства. И тем более – идти у них на поводу!

- Нет, - сухо ответила я. – Завтра мой адвокат свяжется с твоим.

- Зачем?! – горько воскликнул он и развернул меня за плечи, чтобы посмотреть мне в глаза. – Неужели мы сами не можем разобраться в своих отношениях?

- Похоже, не можем. Или ты подпишешь развод?

- К чему эта спешка? Мы же можем помириться!

- Согласна, даже уверена. Но жить вместе… извини, я не смогу, - честно призналась я.

Саша понял, что сейчас говорить на эту тему бесполезно. Поэтому перешёл к делам:

- Мне передали, что ты уже два дня на фирме не появлялась, - он отошёл и снова сел. – У тебя проблемы с голосом?

- Нет, - спокойно ответила я, заметив, как он переменился. Вся нежность куда-то испарилась. Остался сухой деловой тон начальника. Мне было не очень приятно, но это лучше, чем чувствовать свою вину.

- Ты хочешь расторгнуть контракт?

- Конечно, нет! Просто…

- Тогда изволь являться на работу, - перебил он. – Я думаю, ты в курсе, что до тех пор, пока отец не вернётся на фирму, обязанности генерального продюсера буду исполнять я?

- Да, - я отвечала, как на допросе.

- Замечательно. Я намерен исправить недочёты, которые были допущены. К сожалению, отец пренебрегал многими мелочами, относящимися к режиму солистов. На данный момент ты являешься нашей основной солисткой, и я не хотел бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

- И чего ты от меня хочешь? – я понимала, что он прав, как никогда.

- Молодец, я всегда ценил твой здравый смысл! Итак. Во-первых, жильё. Согласись, это не самый подходящий вариант – влажность и температура далеки от совершенства. Про связь с голосом тебе говорить излишне.

- Я не буду с тобой жить и в гостинице тоже, - категорично заявила я.

- Я знаю. Я купил тебе дом в Подмосковье. Там хороший воздух, далеко от трассы, нет соседей – тебе там понравится. Твоя нервная система мне нужна здоровой – иначе ты не сможешь полноценно работать. Во-вторых, питание. Извини, но тебе придётся есть всё, что будут готовить повара. В-третьих, твой режим дня. Он слишком хаотичен. Ты должна спать не меньше десяти часов каждый день. Я знаю, что ты не способна сама распределять своё время. За тебя теперь это буду делать я. Это самое основное. Детали – по ходу дела. Есть вопросы?

Я молчала. Мне нечего было ни спросить, ни возразить. Я знала все эти правила и всегда искренне удивлялась, почему Владимир Сергеевич их не придерживается (я же не знала, что он просто меня использует!). Теперь всё вставало на свои места. Но именно теперь я не хотела подчиняться. Не под Сашиным началом, по крайней мере.

- Если нет вопросов, - он встал. – Значит, всё понятно. Правильно?

- Да, - тихо, но строго ответила я.

Он подошёл ко мне и, ласково взяв за подбородок, долго рассматривал меня. Я не могла держать его взгляд – пришлось опустить глаза.

- Ты сегодня просто неотразима! – тихо заметил он. – Я слышал, ты с кем-то ужинала?

- Не твоё дело! – я глянула на него исподлобья.

- С N? – на удивление спокойно спросил он.

- Да хоть бы и с ним!

- Ты не умеешь врать, - он ухмыльнулся.

- Это не твоё дело! – повторила я и высвободилась.

- Боюсь, и твоим оно не станет. Ему теперь будет не до тебя. Наши суды очень выматывают, - он заметил моё удивление. - Не думаешь же ты, что я прощу ему то, что он сделал?! И поверь, для него это дело проигрышно. Так что не надейся на его внимание – ему надо будет шкуру спасать. Да и потом, когда всё закончится, боюсь, он станет для тебя не самой подходящей парой!

Я промолчала.

- Жду тебя завтра на фирме, - закончил он и, глядя мне в глаза, наклонился к моим губам. Я резко отвернулась, давая понять, что всё кончено.

Саша посмотрел на меня многоговорящим взглядом и ушёл.

Его глаза сказали: «Ещё посмотрим!», и это мне не понравилось. По крайней мере, до точки в этом деле было ещё очень далеко.

Приняв душ (точнее, облившись ледяной водой – так как горячей здесь никогда и не было), я улеглась на свой верный рояль, но заснуть смогла только под утро.

Меня переполняли и мысли, и чувства. Главными стали: вина перед Сашей, страх за N и смутное ожидание грядущих перемен. Не могу сказать, что они меня радовали.

Все знают, что нет ничего мучительнее ожидания неизвестности с отсутствием какой-либо возможности повлиять на ход событий.

 

ГЛАВА 26.

 

Утром, вследствие почти бессонной ночи, я чувствовала себя не лучшим образом. И, тем не менее, встав (и даже не позавтракав по причине отсутствия в этом доме продуктов), я сразу поехала на фирму, вопреки желанию остаться дома и элементарно выспаться.

- Доброе утро, госпожа Косицына! – возле фирмы я встретила Сашиного водителя.

- Доброе, - ответила я.

- Александр Владимирович хотел Вас видеть, - добавил он.

- Спасибо, - я подошла к дверям.

С охранником картина повторилась. Дубль три был у секретарши.

- Мог и вчера мне всё сказать, – в кабинет мужа (который ещё пару дней назад принадлежал его отцу) я зашла без стука и сразу уселась в кресло. – К чему такая спешка?

- Во-первых, доброе утро, - Саша оторвал взгляд от экрана компьютера и перевёл его на меня.

- Привет, - бросила небрежно я.

- Что за тон? – строго спросил он.

- Слушай, давай без морали! Вчерашнего хватило!

- Не забывайте, где находитесь!

- Ты с кем? – я осмотрелась в поисках человека, к которому он обратился на Вы.

- С Вами, госпожа Косицына, с Вами!

- Какой ужас! – тихо воскликнула я. – Они и голову задели! Саша, тебе непременно надо пройти обследование!

- Вы не в сельском клубе! И я Вам не председатель!

- Да чего ты развыкался? – уже нервно спросила я. – Если у тебя проблемы с головой, то, извини, но ты не по адресу обратился. И если это всё, - я встала.

- Сядьте!

- Чтобы и дальше выслушивать…

- Сядьте! – повторил он, перебив меня.

Я села.

- Меня сильно беспокоят Ваши манеры и поведение, - продолжил он.

- Всё, хватит с меня! – не выдержала я, снова встав. – Харе пургу гнать!

/о своём пристрастии переходить на жаргон я уже упоминала/

- Что? – не понял он, но понт как рукой сняло.

- Шурик! Не корчь из себя идиота! – «перевела» я.

- Во-первых, меня зовут Александр Владимирович. Хотя, - он смягчил тон. – Я разрешаю тебе называть меня здесь по имени, но только на правах жены.

- Бывшей, - поправила я.

- Нет, нынешней!

- Ну, допустим, - я не понимала, к чему он ведёт.

- А если без «ну»?

- Хорошо, нынешней! – сгрубила я. Мне уже поднадоела эта игра.

- Садись, - он подождал, когда я сяду. – Мне нравится твой рационализм. Ты правильно реагируешь на происходящее. Это хорошо, - он сжал мою руку и не дал возможности вырвать её.

- Не вижу ничего хорошего, - странно, но вчерашнее ощущение вины почти совершенно исчезло.

- Мы с тобой приглашены завтра на ужин к Штайнбергу. Я пообещал, что мы будем.

- На каком основании ты решаешь за меня? – вспылила я.

- На том, что ты моя жена, - твёрдо заметил он.

- Слава Богу, это поправимо, - я вырвала руку. – Прости, но не смогу составить тебе компанию! Я не получаю ни малейшего удовольствия от хождения в гости к подобным людям. Они всю нашу страну разграбили! Если тебе приятно в их обществе – твоё право. Ради Бога, делитесь предложениями, где и что ещё можно украсть! А меня увольте! Я ещё на свободе хочу пожить! В своей стране! И не искать политического убежища заграницей! – я встала.

- Дорогая, это всего лишь деловой ужин! – Саша тоже встал.

- А я на нём что забыла? У меня нет и не может быть дел с этим будущим уголовником!

- Мы непременно должны быть на этом вечере, - он подошёл ко мне ближе. – Штайнберг наш главный спонсор. К тому же я надеюсь на твою совесть.

- А ты знаешь, что это такое? – ехидно усмехнулась я.

- Ты так часто про неё говоришь, что я уже почти начал верить в её существование!

- Это всё?! – у меня не хватало ругательств, и я решила промолчать.

- Нет, - он отошёл к столу. – Через два месяца должен выйти новый альбом. А у нас только два трека записаны и то, в черновом варианте.

- И чего ты от меня хочешь?- удивилась я. – Моё дело маленькое – петь. Если не веришь, что у меня материал готов, могу хоть сейчас тебе всё спеть! Я записями не ведаю!

- Это хорошо, значит, мы можем работать в усиленном режиме. Будь готова, я могу тебя вызвать в любое время.

- Если я буду свободна, - подчеркнула я и пошла к двери.

- Это ещё не всё, - Саша снова остановил меня. Глубоко вздохнув, я повернулась.

- В следующем месяце отпоёшь последнюю программу.

- Где?

- В К***.

Я с вопросом посмотрела на него – он прекрасно знал моё мнение по этому вопросу.

- Ни за что в жизни! – по слогам произнесла я.

- А я не спрашивал твоё мнение, - он улыбнулся. – Я поставил тебя в известность.

- И весьма напрасно. Потому что там я петь не буду ни за какие деньги, и причина тебе известна! – категорично заявила я.

- Анна Мария, это ребячество, - заметил он. – Всё это осталось в прошлом! Сейчас у тебя другая жизнь.

- Нет! И никакие твои аргументы не изменят моё мнение. Я не буду петь в К***! Ты можешь связать меня и привезти туда силком, даже вывести на сцену на поводке, но петь тебе придётся самому! И не дай Бог, ты позволишь мне открыть рот – ничего хорошего оттуда не вылетит!

- Хорошо, дорогая! – он понял, что эта стена ему не по силам. – Только не волнуйся так. У тебя сегодня спектакль. Вернёмся к этому разговору позже.

- Ни позже, ни когда в другое время мы к нему возвращаться не будем, - категорично заявила я.

- Хорошо, не будем. А сейчас я очень прошу тебя: зайди на студию, запишите хотя бы пару треков. Я не смогу присутствовать, поэтому сделайте несколько вариантов – я потом послушаю и отберу, - он снова ласково посмотрел на меня.

- Ну-ну, работай, великий труженик! – с этими словами я подошла к двери.

- Кстати, я бы хотел, чтобы ты въехала в новый дом уже сегодня. Там уже всё готово. Я пришлю за тобой в театр водителя.

Я посмотрела на него и, ничего не сказав, вышла.

Без Саши на студии работалось просто великолепно (никто /кроме меня, конечно/ не язвил и не совал палки в колёса). В итоге, за два с небольшим часа мы записали пять (!) треков.

Закончив все дела на фирме, я поехала в театр. Поймав слоняющегося по коридорам N, я затащила его в наше любимое кафе.

- Ты уже в курсе, какие у тебя проблемы? – сразу в лоб начала я.

- Что ты имеешь в виду? – он не понял, так как, в отличие от меня, думал о предстоящей постановке.

- Саша подал на тебя в суд! – пояснила я. – Ты хоть сам видел, как они его изуродовали?

- Нет, но это и не имеет значения! Ты забыла, что он с тобой сделал?! Точнее, мог сделать, - поправился он.

- Вот именно – мог! Но не сделал же! Ах, N, прости меня! Я очень тебе благодарна! Но… У тебя нет никаких аргументов в своё оправдание! Да лучше бы он и вправду что-нибудь со мной сделал!

- Как ты можешь так говорить! – воскликнул он.

- Ну, что ты скажешь на суде? – продолжила я. – Что спасал свою партнёршу по сцене от приставаний её собственного мужа?! Ты же понимаешь, что это не более чем повод для смеха! А в какое положение ты ставишь свою жену? Как она будет тебя защищать? Другая бы, на её месте, просто развелась! А Света… Господи! Ты понимаешь, как я себя чувствую из-за всей этой истории? Я виновата перед всеми! Перед Сашей – за то, что он чуть не остался инвалидом по моей дурости; перед тобой – за все твои возникшие проблемы; и даже перед Светой – за то, что невольно втянула её в это малоприятное дело! И потом, эта твоя стажировка! Ты же знаешь, как она тебе необходима! Я просто не прощу себе, если твоё будущее накроется из-за меня!

- Анечка, успокойся! – он взял мои руки в свои и крепко сжал их. – Послушай меня. Не бери все грехи на себя. Все мы взрослые люди, и все мы в состоянии сами отвечать за свои поступки. И я прекрасно осознавал все возможные последствия. Ты здесь не при чём. Зайчонок, ты не должна так переживать! Мне больно видеть тебя такой! Я мечтаю видеть тебя счастливой – а это не возможно, пока ты с ним не разведёшься. Поверь, это будет очень не простой процесс, тебе понадобятся силы – поэтому не трать их на меня, тебе нужны крепкие нервы. И ещё раз прошу – не лезь ты в это дело. Я справлюсь. И давай больше не будем возвращаться к этой теме?

- Как скажешь, - я тяжело вздохнула.

«Ты меня ещё не знаешь, - я косо посмотрела на него. – Косицына никогда не сдаётся! Я заварила эту кашу – мне её и расхлёбывать. В одном ты прав: тебе не стоит знать, как я это буду делать. Я всё исправлю, вот увидишь!»

Сменив тему, мы поговорили о предстоящей постановке, допили чай и вернулись в театр. По дороге я снова облила наш коллектив целой палитрой «комплиментов», вспомнив последнюю постановку.

/и что удивительно: и Саныч, и ещё несколько понимающих людей были абсолютно со мной солидарны. Но! Но никто не мог ничего сделать – в этом парадокс нашей Великой Державы!/

Спектакль прошёл очень даже не дурно (по крайней мере, лучше, чем в последний раз). Не вижу надобности перечислять здесь все огрехи. В целом же, всё прошло нормально. Я же (впрочем, как и всегда) была на высоте и выгодно выделялась на фоне нашего коллектива. И, кроме того, я же пела Царицу Ночи! /тогда я ещё могла позволить себе такую роскошь, как колоратурное сопрано/

Кроме того, на этом спектакле произошла встреча, которая изменила две жизни точно: Надя (моя подруга) познакомилась с Олегом. Безусловно, рано или поздно это должно было случиться, вопрос только: где и когда. На мой же взгляд, лучшего места для знакомства, чем оперный театр (а тем более спектакль с моим участием!), придумать просто невозможно.

Само знакомство произошло довольно банально: Надя и Олег (по воле Рока, наверное) оказались на соседних местах в зале. Олег, обладающий искусным даром красноречия, довольно ловко завёл разговор с понравившейся девушкой. А Надя не могла не нравиться: во-первых, она тоже скорпион – а это сам по себе самый красивый знак; а во-вторых, она действительно всегда была очень привлекательной: красивейшие большие выразительные глаза, окружённые длинными пушистыми ресницами, не могли оставить равнодушным никого!

- Простите, - Олег подошёл к ней в антракте после первого действия. – Мне показалось, Вам нравится постановка. Сегодня не часто можно увидеть молодую девушку в театре одну.

- А кто Вам сказал, что я одна?

- Но мне показалось, - он немного растерялся. – Простите, - и уже хотел отойти.

- Но если Вы имели в виду парня – тогда Вы правы, - Наде не очень хотелось терять такого красавчика. – Просто этот театр для меня уже почти как дом родной. Однажды моя подруга привела меня сюда, посадила в зал и сказала: «Слушай!», и с тех пор я хожу на все её спектакли. И должна признать, мне нравится!

- Это замечательно, что у Вас такая подруга! А Вы тоже музыкант?

- Нет, как сказала бы Аня, я технарь. Но мы дружим с детства. Скажу по секрету, она тогда тоже была технарём, - Надя заговорщицки улыбнулась. – Это потом она встретила … своего кумира и ушла в музыку. Поверьте, мы потеряли хорошего математика, но зато приобрели великолепного музыканта.

- Вы меня заинтриговали, - признался адвокат. – Насколько я понял, Ваша подруга поёт сегодня в спектакле. Но кто она? Я её знаю?

- Если Вы сегодня здесь, могу поспорить, Вы пришли ради неё, - ехидно улыбнулась моя подруга. – Восемьдесят процентов молодых мужчин приходит в театр ради неё!

- Только не говорите, что Вы подруга … госпожи Косицыной! – не поверил Олег.

- Мне и не надо это говорить – Вы сами только что сказали.

- Но Вы назвали её … Аней!

- А как по-Вашему я должна её называть? Мы знакомы уже больше десяти лет! И она не всегда была «госпожа Косицына». Мы даже родились в одном городке.

- Это так удивительно! Значит, Вы Надя? Простите, Надежда, - поправился он.

- Да, этим я точно могу гордиться. Я её единственная подруга, и она сделала меня известной! – Надя усмехнулась. – А Вы? Не хотите представиться?

- Конечно! – спохватился он. – Простите, что не сделал этого раньше. Олег, - он протянул руку, Надя пожала её, слегка удивившись. - На днях мы заключили с Анной Марией контракт. Теперь я её официальный юридический представитель.

- Адвокат? – уточнила подруга.

- Да, проще говоря, адвокат.

- Что ж, примите мои соболезнования, - вздохнула Надя. – Вы ещё с ней намучаетесь! Ей практически невозможно угодить. А не угодите – может и до дурдома довести! Кроме того, Вам придётся часами выслушивать её критику всего и вся. Я уже не говорю о том, если она начнёт говорить о музыке или ещё хуже – об опере. Тем более нашей!

- Я не думаю, что это может быть для меня обременительно, ведь я большой поклонник её творчества, - Олег немного виновато улыбнулся.

- Всё ясно, можете не продолжать, - Надя еле сдерживала издевательскую улыбку. – Я поняла – для Вас она идол, божество и идеал! Не Вы первый, не Вы последний!

- Я не вижу в этом ничего плохого.

- А я и не сказала, что в этом есть что-то плохое, - она знала, что ревнивые чувства поклонника лучше не трогать.

Дали последний звонок, и моя подруга с адвокатом вернулись в зал. Их беседа продолжилась в следующем антракте. Довольно скоро они перешли на «ты», нашли общие интересы и взгляды на разные вещи.

После спектакля они вместе прошли ко мне за кулисы.

- Уже познакомились? – удивилась я, поздоровавшись с ними.

- Да, я тебя опередила, - улыбнулась Надя.

- За что я тебе сердечно благодарна: ты сняла с мня лишние хлопоты, - мы подошли к моей гримёрке и вместе вошли вовнутрь.

- Кстати, ты здорово пела! – призналась подруга. – Зал просто замер! А какие были овации!

- Спасибо, но так и должно быть. Ведь это пела Я! Олег, - я тут же обратилась к ошарашенному адвокату, - не удивляйся. О своей мании величия я тебя уже предупреждала. Ты привыкнешь.

- Почему сразу «мания величия»? Вы просто реально оцениваете свои способности. Вы гениальны! И все это знают. И я не вижу ничего предосудительного в том, что Вы не пытаетесь прибедняться и уменьшить свои заслуги!

- Ясно? – я повернулась к Наде. – Спасибо, Олег, я польщена! Так меня ещё никто не защищал, даже перед самой собой. Ты прирождённый адвокат – у тебя защита вырабатывается рефлекторно, на уровне подсознания.

- Спасибо, - он немного смутился.

- Ты уже переоделась? – в гримёрку без стука влетел N (хотя, по правде, в этом театре никто никогда не стучал, по крайней мере, ко мне). Увидев Олега и Надю, он несколько растерялся.

- N, - я решила исправить ситуацию, - с Надей ты знаком, а это Олег – мой адвокат.

- Да, мы знакомы, - они пожали друг другу руки.

- А я и забыла, - усмехнулась я (я всю жизнь имела привычку забывать то, что не касалось моей личности).

- Аня, можно тебя на да слова? – Надя оттащила меня в сторону, заметив зависшую обстановку.

- Что-то случилось?

- Почему ты до сих пор нас не познакомила? – с обидой в голосе спросила она.

- Когда? Я сама с ним только два раза виделась! Тем более, вы уже это исправили.

- Ну, тогда ладно. А сколько ему лет?

- Двадцать восемь. И опережу твой следующий вопрос – он свободен, - я хитро улыбнулась.

- Откуда ты знаешь? Вы же только два раза виделись? – насторожилась подруга.

- Но я же должна знать, кого беру на работу!

- Это хорошо, - Надя покосилась на Олега, разговаривавшего с N. – Ты мне потом всё подробненько расскажешь.

- Обязательно! – я ухмыльнулась.

В этот момент дверь широко распахнулась, и в гримёрку твёрдым, уверенным шагом вошёл … мой муж! Уже в ту секунду я поняла, что ничем хорошим это не закончится.

- Как мило, - он окинул взглядом всех присутствующих. - Похоже, вся компания в сборе.

- Послушай, - я подошла к нему и попыталась уладить дело мирным путём. – Мне кажется, мы всё обсудили утром. Я тебя прошу – уйди!

- Зачем ты так, - он улыбнулся (надо заметить, его гримёры хорошо постарались – следов побоев почти не было видно). – Я хотел поздравить свою жену и солистку нашей фирмы с блестящим выступлением, - он толкнул дверь, и его человек занёс огромную корзину пионов (в декабре месяце!).

- Спасибо, - я натянуто улыбнулась. – Я польщена и растрогана! А теперь, не мог бы ты оставить нас?

- Не думаю, что могу помешать вам своим присутствием, - Саша сжал мои плечи (я загораживала ему проход) и, пройдя на несколько шагов вовнутрь, довольно грубо оттолкнул меня.

N, молча наблюдавший за происходящим, уже дёрнулся, чтобы встрять, но Олег его остановил.

- Тебе лучше этого не делать, - он положил руку ему на плечо. – Не усложняй своё положение.

N послушался и продолжил немое созерцание происходящего.

- Не хочешь представить мне своего нового знакомого, - Саша имел в виду Олега. – Или, может, поклонника, или друга, а может и ухажёра или…

- Замолчи! – сквозь зубы процедила я. – У тебя ещё будет время с ним познакомиться – ты часто будешь видеть его на суде. Олег мой адвокат, занимающийся нашим разводом.

- Твоим разводом, дорогая. Лично я с тобой не развожусь, - он улыбнулся. – И теперь я вижу, что это дело растянется надолго. В таком возрасте опыта мало. Я всегда знал, что ты ничего не смыслишь в делах, не касающихся музыки.

- Не тебе рассуждать о его опыте! – я начала злиться.

- Конечно, где мне! Я же не сплю со всеми своими сотрудницами! – он зло засмеялся.

- Заткнись! – не выдержала я и замахнулась, чтобы ударить его. Но Саша поймал мою руку и, притянув к себе, крепко обнял, прижав к себе. Мои попытки вырваться, как всегда в подобных случаях, закончились безрезультатно. И решив не доводить дело до крайней точки, я перестала сопротивляться.

- А как Ваши дела? – он обратился к N, не отпуская меня.

- Ничего, - сквозь зубы ответил тот.

- Вы правы, ничего хорошего, - «посочувствовал» Саша. – Желаю Вам удачи на суде. Хотя, боюсь, даже она Вам не поможет, - он улыбнулся, чувствуя своё превосходство. – Что ж, прошу меня извинить, но я вынужден вас покинуть – дела. Приятно было познакомиться, - он издевательски кивнул Олегу. – Желаю всем приятного вечера! Всего доброго!

После этих слов он впился в мои губы и долго и жадно целовал.

- До завтра, любимая, - тихо сказал он и, отпустив меня, вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

В гримёрке стояла гробовая тишина.

Какое-то время я ещё пыталась себя сдерживать, но когда мои эмоции вышли из-под контроля и нервы окончательно сдали, я повернулась к стоявшему рядом пианино и с остервенелым рёвом «Сволочь!!!» со всей силы ударила по верхней крышке инструмента кулаком – та от силы удара треснула. /про нечеловеческую силу в моменты гнева я тоже уже говорила/

- Я его убью, - тихо, а потому совсем страшно, проговорила я.

Надя, быстро оценив ситуацию, вытолкала Олега и N в коридор и подошла ко мне. В такие минуты меня успокоить могли три вещи: мама, музыка и … Надя!

Мы разговаривали около сорока минут – и ей действительно удалось меня успокоить (но это не значит, что я была готова простить Саше его выходку).

Когда я успокоилась и стала вполне вменяемой, Надя позвала мужчин.

- Ты видел это? – спросила я Олега. – И ты можешь предполагать, что с этим человеком возможно договориться мирным путём? Он не знает ни уважения, ни морали! А как он относится ко мне - ты видел.

- Да, - Олег опустил глаза. – Я больше не буду рассматривать вариант мирного урегулирования. Но Вы должны признать, что подобные происшествия с таким числом свидетелей могут сыграть в нашу пользу.

- Что? – взорвался N. – Ты хочешь сказать, что было бы лучше, происходи это регулярно?! Не надо ничего заканчивать, чтобы увидеть очевидный перевес в пользу Анны Марии. А вот нервную систему ей придётся ещё долго восстанавливать!

- Я вовсе не хочу, чтобы подобное повторилось, - оправдывался адвокат. – Я только имел в виду, что не надо ничего исключать. Мы можем использовать это преимущество.

- Правильно. Я согласна с Олегом целиком и полностью, - Надя поддержала адвоката.

- Спасибо, - тот улыбнулся.

- Всё! Хватит! – прервала новый спор я. – Я не хочу ничего об этом слышать! Я устала!

- Я согласен, мы должны закончить все пререкания, - N подошёл ко мне и по-дружески обнял за плечи. – Спектакли забирают очень много сил. Тебе надо отдохнуть и хорошенько выспаться. Кстати, где ты сейчас живёшь?

- Фирма купила мне дом в Подмосковье, - вяло ответила я.

- Фирма или Саша? – ревниво спросил N.

- Какая разница! – я высвободилась из его объятий. – Теперь для меня это одно и тоже.

- Ты права, - он хотел извиниться.

- Мне плевать, кто оплачивает мне красивую жизнь! Я пашу как ломовая лошадь, и, думаю, на нормальное существование уже заработала. И если я могу жить на широкую ногу за чужой счёт – я буду этим пользоваться! – грубо заметила я. – И если я не хочу видеть Сашу, это ещё не значит, что он не будет меня содержать!

- Правильно! От жизни надо получать удовольствие. Всегда и при любых обстоятельствах! – подруга поддержала меня моей же фразой.

Я улыбнулась в благодарность.

Постепенно компания разошлась, я переоделась и спустилась к чёрному входу. Там стоял мой тёмно-вишнёвый лимузин (Саша «вернул» его мне). Шофёр открыл мне дверцу, приятно улыбнувшись. Тяжело вздохнув, я села в машину.

Дом оказался на приличном расстоянии от центра, ехали довольно долго. Я о многом подумала и … оценила природу!

Дом оказался шикарнейшим! И обставлен с тонким вкусом, и роялей по два в каждой комнате – в общем, всё, как я люблю. Но на этот раз меня это взбесило – Саша опять получался правильным и «хорошим», а я неблагодарной и «плохой».

 

ГЛАВА 27.

 

Следующий день обещал много «хорошего» уже потому, что мне предстояло провести его в Сашином обществе.

На час дня была запланирована запись. Причём Саша категорически запретил писать без него. Видите ли, ему не понравилась наша работа, и «мы абсолютно ничего не смыслим в этом деле»!

Приехав на фирму в половине первого, я узнала, что сам Саша находится на совещании, которое началось рано утром и, судя по всему, вообще не собиралось заканчиваться!

К двум часам дня я была уже взбешена подобной наглостью (ко всему добавлялся вчерашний вечер). А в три, не имея больше ни сил, ни желания себя сдерживать, я бесцеремонно оттолкнула Олю, Сашиного секретаря, и резко открыла дверь в Сашин кабинет.

Как только я вошла, все, кто находился внутри, молча встали (Саша встал первым). Не глядя ни на кого, я прямиком направилась к своему мужу, который, судя по глазам, уже понял, что я намерена закатить скандал.

- Во-первых, - начала я и со всего маха влепила ему пощёчину, - это тебе за вчерашнее. А во-вторых, если тебя через пять минут не будет на студии, через шесть там не будет меня! – высказав всё кратко и доступно, я направилась к выходу. В дверях я остановилась и, повернувшись, обратилась ко всем присутствующим:

- Прошу прощения, господа, что помешала и прервала Ваше совещание, - после чего вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Минуты две Саша стоял, как окаменелый. Он не мог ни пошевелиться, ни даже рта раскрыть – переживать подобные оскорбления ему ещё не доводилось. Наконец, он пришёл в себя и понял, что должен как-то отреагировать.

- Прошу меня простить, но совещание придётся прервать, - он стремительно вышел.

Я прилежно ждала его на студии, с часами в руках.

Когда Саша туда вошёл, все поняли, что будет буря.

- Выйдите, - грубо бросил он работникам (если уж даже он перешёл на грубость – значит, я его сильно задела). Те быстро и молча удалились.

- Не ожидала такой пунктуальности, - съязвила я.

- Как ты посмела?! – он смотрел на меня исподлобья своими чёрными глазами – взгляд его был страшен. Но я приложила все силы, чтобы оставаться с ним на равных.

- Молча и без лишних угрызений совести, - сухо ответила я.

- Кто дал тебе право врываться ко мне?!

- Ты. Когда женился на мне, - пояснила я.

- Ты не имеешь права даже голос на меня повышать в присутствии подчинённых, а тем более давать волю рукам!

- А ты не имеешь права обращаться со мной, как с вещью на глазах друзей и коллег, - я держала его взгляд.

- Ты выставила меня идиотом! – он упорно делал вид, что не слышит меня. Разговор с повышенных тонов постепенно перешёл на крик.

- Я никогда не делаю из людей то, чем они и так являются! – ехидно отпарировала я.

- Что?! – других слов он не нашёл и начал подходить ко мне. Я понимала, что лучше не подпускать его близко в таком состоянии, поэтому пятилась на столько же шагов, насколько он подходил.

Эту немую сцену, когда мы смотрели друг дугу в глаза как два врага, готовых сцепиться не на жизнь, а на смерть, прервала осторожно приоткрывшаяся дверь.

- Простите, - это был звукорежиссёр, - Александр Владимирович, может, мы на завтра перенесём запись? – они уже поняли (по крикам), что я чем-то очень насолила президенту; кроме того, наши скандалы могли затягиваться на продолжительные отрезки времени.

- В этом нет необходимости, - ответила я. – Мы уже всё обсудили.

Саша злобно посмотрел на меня: «Что значит обсудили?! Ещё даже не начали!». Я же мило, но с издёвкой, ему улыбнулась.

Более ужасной записи на моём веку не было! Саша издевался надо мной, как мог! В итоге, к концу дня я осипла – а записали мы только один трек!

День закончился ужином у Штайнберга, на который мы, естественно опоздали (так, слегка, только на три часа). За весь вечер ни я, ни Саша, не проронили ни слова. Гости тихо «крутили у виска»…

Не глядя ни на что, настроение у меня было самое, что ни на есть замечательное – уже потому, что я поставила точку во вчерашней истории. Кроме того, я поняла, что смогу довести Сашу до того, что он сам захочет от меня избавиться. Я смогла нащупать его слабое место. Теперь мне надо было только доказать, что наш брак мешает в первую очередь ему самому. А быть назойливо-раздражительной мне не трудно! Так что я начала пользоваться всеми своими правами, даже, как говорится, занадта (сверх меры)!..

 

ГЛАВА 28.

 

Всё только начиналось. Положив основательный фундамент, я занялась капитальным расторжением каких-либо отношений с Сашей. С каждым днём я становилась всё наглее и нахальнее. Я постоянно выставляла его дураком и олухом в глазах тех людей, которые перед ним в страхе трепетали или просто глубоко уважали. Надо признать, мне это удавалось весьма неплохо.

Но и Саше надо отдать должное – он держался очень мужественно и не поддавался на мои провокации. И у него оставался главный козырь – наш сын! Он упорно не хотел отдавать его мне (да и я, признаться, не сильно настаивала, не зная, что с ним делать). Зато видеться не запрещал – однако желания ехать в Сашин дом у меня не было. Пришлось мириться со сложившимся положением дел и надеяться на решение суда.

Спустя без малого месяц, как дело было передано в суд, я встретилась с Олегом, чтобы обсудить детали.

- Боюсь, дело может затянуться, - признался он.

- Из-за сына? – догадалась я.

- Именно. Без этого вас давно бы развели без лишней волокиты. Но я думаю, всё будет хорошо. Мы можем закончить дело по разводу и завести отдельное дело по опекунству ребёнка.

- И, по-твоему, это будет лучше? Ты думаешь, у меня есть шансы отсудить его? – я трезво оценивала ситуацию.

- Не скрою, это будет трудно сделать, но шансы есть всегда.

- Саша идеальный отец, даже я это понимаю! А у меня по сути даже нет нормальной жилплощади! У него хорошая няня, он даёт ребёнку всё…

- Кроме материнской заботы, - заметил Олег. – А для любого ребёнка это дороже всех мирских благ.

- Ты что, и правда думаешь, что я могу ему это дать? – с ухмылкой спросила я. – Ты мне незаслуженно льстишь! Мы с тобой уже говорили о детях…

- Так может, Вам проще оставить сына ему? Не думаю, что Александр Владимирович будет препятствовать Вашим свиданиям. Если Вы это сделаете, это решит все проблемы!

- Не знаю, - вздохнула я. – С теоретической точки зрения я всё понимаю и, наверное, согласилась бы. Но с общечеловеческой – как-то негоже матери бросать ребёнка и отказываться от него даже без борьбы. Ты понимаешь?

- Да, конечно. Вы можете подумать – время ещё позволяет.

- Хорошо. Мне надо решить этот вопрос со своей совестью, - ответила я.

Обсудив остальные мелочи, Олег рассказал, как нужно вести себя на слушаниях и попросил заполнить некоторые бумаги.

- Слушай, а ты не в курсе, как дела у N? - когда мы закончили, спросила я.

- Мягко говоря, отвратительно, - ответил он. – Боюсь, даже Света не сможет там ничего сделать. Всё против него. Даже ухватиться не за что.

- И что ему светит? – осторожно спросила я.

- Выплата крупной компенсации Вашему мужу. На худой конец могут дать несколько лет, условно, разумеется. Ведь мы с Вами знаем всю тяжесть причинённых увечий. Так что в любом случае, N потеряет в этом деле много денег, времени. Хотя, с точки зрения рекламы, думаю, это может ему даже сыграть на руку.

- Понято, - я тяжело вздохнула.

- Послушай, - после небольшой паузы спросила я, - а что может изменить ход дела?

- Ничего! – категорично ответил адвокат.

- И что, совсем никак нельзя повлиять на судью?

- Анна Мария, это же Вам не кино! – улыбнулся он. – Единственное, что могло бы спасти его – это … чудо!

- И в чём оно должно заключаться? – я не сдавалась.

- Ваш муж должен забрать своё заявление.

- Да, - вздохнула я. – И вправду чудо! Ладно, - я резко встала. – Извини, но я уже должна бежать. Держи меня в курсе.

- Хорошо, всего доброго! – он тоже поднялся.

- Пока, - я вышла.

Остаток дня я провела в Большом. И там, и по дороге домой, и дома я обдумывала слова Олега.

 

Я себе и представить не могла, что у N всё так плохо. Точнее, я догадывалась, но не хотелось в это верить. Я всё продолжала на что-то надеяться. Осознание того, что все его проблемы – из-за меня, жгло мне душу. Я была просто обязана что-нибудь придумать, чтобы вытащить его из этого … из сложившейся ситуации.

Передумав обо всё на свете, я поняла, что альтернатив просто нет. Выход один: уговорить Сашу забрать заявление. Но я даже не представляла, как этого можно добиться!

За этот месяц я окончательно испортила с ним отношения. До такой степени, что обратного пути уже не было! Кроме всего личного, я сорвала ему концерт в К*** – на нём он очень сильно прогорел (если не считать испорченных нервов).

Так что я смогла добиться того, что Саша стал меня почти ненавидеть и уже почти согласился подписать развод.

И как раз в этот момент я понимаю, что никто, кроме меня не сможет убедить его забрать заявление на N! Хотя, если вспомнить, как я себя вела в последнее время и что говорила, я сильно сомневалась, что даже мне это может удаться.

Перебирая всё возможное, я один за другим отбрасывала все подходы. В результате остался только один, не менее мифичный, чем остальные, но всё же дававший смутную надежду. Мне всего лишь на всего надо было помириться с Сашей, аннулировать развод и наладить совместную жизнь.

Я понимала, что это безумие, но другого выхода не было. И я была готова на всё, ради спасения N!

 

Обдумав всё, и решившись окончательно и бесповоротно, я позвонила Олегу и договорилась о встрече.

- Вы так вовремя позвонили! – восторженно начал он. – Вы не поверите, но Александр Владимирович согласился подписать все бумаги! Осталось договориться по не которым пунктам! Но это мелочи! Я Вас поздравляю!

- Боюсь, не с чем, - вздохнула я. – Олег, только не обижайся. Ты великолепный специалист, ты блестяще провёл это дело. Я бесконечно тебе благодарна…

- Но… - он понял, что здесь что-то не так.

- Но обстоятельства изменились. Я всё обдумала. Ребёнку нужна полноценная семья! Причина, по которой я подала на развод, действительно была натянута за уши. Мы оба встали в позу и отстаивали свои принципы, забыв о самом главном. Нет ничего такого, из-за чего мы должны лишать своего сына нормальной семьи. Ссоры бывают в каждой семье. Главное уметь найти компромисс.

- Вы хоте аннулировать развод? – уточнил он.

- Да. Я думаю, нам стоит пересмотреть свои позиции. Это был глупый, необдуманный ход, продиктованный минутными чувствами.

- Я Вас понимаю, Вы не должны мне ничего объяснять, - Олег был явно расстроен. Я лишила его очевидной славы.

- Не обижайся, у тебя ещё будет возможность показать, на что ты способен, - я попыталась его подбодрить.

- Что Вы! Я, правда, всё понимаю. Человеческие отношения важнее каких-то карьерных достижений!

- Вот и хорошо. И последняя просьба: попробуй уладить это дело без лишнего шума и побыстрее.

- Хорошо. Можете на меня положиться.

- Спасибо. До свидания.

- Удачи! Надеюсь, у Вас всё наладится. Всего доброго! – он улыбнулся.

- Спасибо, - я тоже улыбнулась и ушла.

Честно говоря, как бы я поначалу не сопротивлялась этому решению, после разговора с Олегом, мои собственные доводы очень сильно повлияли на меня.

Итак, первый шаг был сделан, оставалось дело за «малым» - помириться с Сашей! Правда, как это сделать, я не представляла!

К тому времени я уже так его разозлила, что он мог бы убить меня, встань я у него на пути.

Просить прощения у Саши? В другом случае я бы сказала: «Лучше повеситься!» Но только не сейчас. Это был единственный выход и последняя надежда…

Мне надо было хотя бы поговорить с ним. На фирме Саша меня упорно избегал (даже записи перепоручил другому человеку), поэтому я решила сделать это у него дома.

 

Надев новый белый брючный костюм (глупый ход!), я поехала к нему, в воскресенье (чтобы уж наверняка).

Я решила не открывать своим ключом и, глубоко вздохнув, позвонила.

Открыла горничная и уставилась на меня как баран на новые ворота. Я вошла, ничего не сказав. Для вида я поднялась наверх, к сыну. Впервые за всё это время я пришла к нему – и моя совесть дала о себе знать. Я испытывала странные чувства: и гордость (ведь это мой сын!), и какую-то нежность и даже ласку, и вместе с этим вину за то, какая я отвратительная мать! Когда няня (подозрительно молодая) сказала, что ребёнка пора укладывать, я направилась налаживать отношения с его отцом.

Подойдя к двери Сашиного кабинета, я прислушалась – у него очень громко звучала музыка (поздний Бетховен). Поэтому я попыталась зайти незаметно.

И это мне удалось. Аккуратно приоткрыв дверь и так же аккуратно закрыв её за собой, я прошла в кабинет. Саша действительно не заметил меня.

- Мне нужно с тобой поговорить, - наконец, собравшись с мыслями, заговорила я.

Он медленно оторвал голову от компьютера и перевёл взгляд на меня. Видно было, что он никак не ожидал увидеть меня, тем более, с такими словами.

- Кто тебя сюда пустил? – зло спросил он. Честно говоря, уже тогда я поняла, что разговора не выйдет, но попыталась продолжить.

- Вообще-то, я пока ещё прописана здесь. И потом, я приходила к сыну.

- А я при чём?

- Мне нужно с тобой серьёзно поговорить, - повторила я то, с чего начала.

- Чего ещё ты от меня хочешь?! – взорвался он и встал. – Я уже согласился на все твои условия!

- Я хочу поговорить, - настаивала я.

- А я – нет! Уходи! – он открыл дверь. Я стояла неподвижно. – Ты оглохла? Не вынуждай меня применять силу!

- Я не уйду, пока не поговорю с тобой, - твёрдо заявила я.

- Как знаешь, - он вышел сам, резко хлопнув дверью перед самым моим носом.

Признаться, такого поворота я не ожидала. Мне казалось, что пусть и не сразу, но он выслушает меня.

Тем не менее, я открыла дверь и пошла за ним. Возле парадной двери он остановился:

- Последний раз говорю: пошла вон!

- Нет, - так же твёрдо ответила я.

История с дверью повторилась.

Саша шёл к гаражу, и шёл очень быстро. Мне пришлось почти бежать за ним на своей излюбленной шпильке.

Водитель заметил хозяина, стремительно приближающегося к нему, и, быстро сунув тряпку, которой протирал стёкла, в карман, открыл ему дверцу.

- Поехали, - бросил тот, быстро сев и захлопнув дверцу.

- Саша, пожалуйста! – я стучала в стекло.

- Куда прикажете? – в машине спросил водитель.

- Куда угодно, только подальше от этой ведьмы! – грубо ответил Саша.

Машина довольно быстро и ловко выехала на дорогу. Бежать за ней было бессмысленно. Поскользнувшись, я упала прямо в кучу грязного снега, счищенного с дороги, и проводила печальным взглядом Сашин авто.

Вернувшись домой, я залезла в горячую ванну и начала придумывать новую стратегию. На этот раз я попыталась учесть все мелочи.

 

ГЛАВА 29.

 

На следующий день я обнаружила, что Саша приказал не соединять его со мной и уж тем более – не пускать в его кабинет.

Таким образом, он лишил меня возможности встретиться с ним.

А время неумолимо шло вперёд, и ему не было никакого дела до того, что я могу не успеть помириться с Сашей и сломать тем самым жизнь человеку, которого тогда считала единственным смыслом всей своей жизни.

Порой мне казалось, что ещё чуть-чуть и мой мозг разлетится на мелкие кусочки! Я не могла ничего придумать, и это приводило меня в крайнее исступление.

Но выход, как известно, есть из любой ситуации. И я была бы не я, если бы его не нашла!

 

Я записалась к Саше на приём, по телефону, под вымышленным именем.

У меня была неделя, чтобы всё обдумать. Я понимала, что это – мой последний шанс, и я просто не имею права его упустить. Мне нужно было держать себя в руках, ни в коем случае не идти на поводу эмоций, быть холодной, податливой, взвешивать каждое слово и даже жест.

Отдельно пришлось репетировать взгляд и улыбку. Я тратила несколько часов в день, чтобы отработать нужную мимику. Так что к делу я подошла со всей ответственностью, как к самой важной в моей жизни роли, от которой зависела бы вся моя карьера. Только в этом случае на карте стояла не карьера, а жизнь, причём не только моя!

 

Настал день приёма. Мне было назначено на половину шестого – я была последней посетительницей в этот день.

Всё утро и полдня я провела в: бутиках, ювелирных магазинах и, конечно, в салоне красоты!

Я обновила гардероб. Это были: атласная юбка кроваво-красного цвета средней длины, выгодно подчёркивающая мою безупречную фигуру; блузка, немного светлее, чем юбка, выполненная в технике изысканнейшего кружева (естественно, ручной работы) с глубоким декольте; бархатные туфли тёмно-вишнёвого цвета с золотым носком и шпилькой (естественно, пятнадцатисантиметровой!), инкрустированные розовыми рубинами; и в довершение – потрясающе соблазнительная шляпка, подчёркивающая овал лица и сделанная из такого же атласа, что и юбка, с бархатными вставками и маленькой, просто потрясающей, вуалью!

Мой образ дополнили золотые (на этот раз изысканные, а не вызывающие, как обычно) украшения. В камнях я ограничилась рубинами и кровавиком. Получилось очень «гламурно»! Строго, но в то же время очень сексуально и страстно. Красный цвет никогда меня не подводил.

С причёской я не стала мудрить – акцентом должна была стать шляпка.

Зайдя на фирму, я остановилась в фойе, чтобы ещё раз посмотреться в зеркало.

«Перед такой женщиной не устоит не один мужчина в мире!» - убедилась я и смело пошла в сторону Сашиного кабинета.

Оля просто обалдела.

- У меня назначено, - я подмигнула ей и вошла.

Саша сидел спиной к двери и смотрел в окно.

- Я Вас слушаю, - проговорил он, услышав, как за мной закрылась дверь.

- Не верю своему счастью! – съехидничала я. – Дождалась-таки твоего благословления!

«Что я несу? Дура! Заткнись! – я тут же прикусила язык. – Мне надо монашенку из себя корчить!» Мои усилия встали под угрозу.

- Господи, помилуй! – воскликнул Саша, не поворачиваясь. – Как бы я хотел, чтобы ты осталась не более чем ночным кошмаром! Когда ты оставишь меня в покое?! Я так от тебя устал! Мне так нужен отдых! – он медленно повернулся.

- На том свете отдыхать будешь, а здесь работать надо, - заметила я и села, закинув ногу на ногу.

- Значит, мне умирать пора! – вздохнул он, не глядя на меня.

- Ладно, прости. Я не за этим сюда пришла.

- Прости? – он поднял голову и с вопросом уставился на меня. Наверное, только теперь он заметил, как я выгляжу – в его глазах пробежал знакомый мне огонёк, но он быстро с ним справился и сделал вид, что ничего не замечает.

- Да, прости, - повторила я. – Согласна, меня иногда заносит. Но я знаю, когда бываю не права и всегда готова признать свою вину.

- С тобой всё в порядке? – он указал на голову.

- Дорогой, перестань! – я усмехнулась отрепетированной «доброй» усмешкой.

- Дорогой?! – ещё раз переспросил он. – Ты головой не обо что не ударялась?

- Слава Богу, нет. Ну ладно, шутки шутками, а мне с тобой действительно надо поговорить.

- О чём? – удивился он. – По-моему, мы уже обо всём договорились, я согласен подписать все необходимые бумаги! Чего ещё ты хочешь?

- Дело в том, - несмело начала я, - что подписывать-то ничего и не надо.

- То есть? – Саша внимательно смотрел мне в глаза. – Нас развели без суда?

- Нет. И не разведут, - я не смогла держать его взгляд и опустила глаза. Я начинала волноваться (!).

- Подожди! – на минуту он молчал, пытаясь осознать услышанное. – Можешь объяснить?

- Я забрала заявление.

- Что?! – он сорвался на крик и резко встал. – Ты спятила?

- Понимаешь… - начала было я, но он меня перебил:

- Я понимаю только одно: у тебя не всё в порядке с головой! Или ты специально это всё устроила? – его «осенило». - Я должен был догадаться! Ты же у нас непревзойдённая актриса! Ну, конечно! Ты подаёшь на развод абсолютно без оснований, раздуваешь из этого дела вселенский скандал, доводишь меня до нервного срыва, а потом всё аннулируешь! Шикарный ход, дорогая! И очень оригинальный способ мести!

- Да нет же! – я хотела объяснить, но он снова перебил меня:

- Ну, уж нет! Со мной у тебя этот номер не пройдёт! Я не буду жить с тобой после всего! Могла не утруждаться!

- Саша! – не выдержав, крикнула я и встала. – Да выслушай же меня!

- Ладно, только быстро, - сдался он, поняв, что теперь он от меня не избавится, пока не выслушает.

- Всё совсем не так, как ты думаешь! – начала я. – Я не искала и не ищу способа навредить тебе! Я просто запуталась! Да, я совершила ошибку, и может не одну, но кто не ошибается?! Только ты не хочешь помочь мне всё исправить! Я только начинаю жить! И если я оступилась, почему ты не хочешь протянуть мне руку помощи? Ты отверг меня, бросил, оставил наедине со всеми моими проблемами! Но ты же знаешь, что я никогда сама не справлюсь с ними! Помоги мне! Да, я очень эмоциональна, я взрывная, я принимаю всё очень близко к сердцу! Но разве искренние чувства – это порок? Я же всё прекрасно понимаю и осознаю свою вину перед тобой! Дай мне ещё один шанс? Не гони! Прости меня! – почти в исступлении крикнула я.

Саша молчал, не совсем мне доверяя.

- Спустись с небес и смилуйся над грешным человеком! – проговорила я и почти упала в кресло.

- Мне всегда нравились твои выражения, - признался он. – Но для этой ситуации нужна другая фраза.

- Пригрей заблудшую овцу? – я с мольбой посмотрела на него.

- Да. Так гораздо лучше, - он улыбнулся, не скрывая своего удовольствия.

- Так я могу надеяться? – осторожно спросила я после небольшой паузы, глядя на него широко раскрытыми глазами.

- На что? Я так и не понял, чего конкретно ты от меня хочешь?

- Я хочу спасти наш брак!

- Какой брак, дорогая?! – усмехнулся он. – Ты сама его и разрушила, причём так основательно, что даже руин не осталось!

- Тогда давай попробуем ещё раз.

- Зачем? – сухо спросил он.

- Разве тебе было плохо со мной? – тихо спросила я и выразительно посмотрела в его глаза.

- Чего ты добиваешься? – спросил он с подозрением. Мне никак не удавалось завоевать его доверие.

- По-моему, я уже сказала.

- Нет, я понял, что ты хочешь вернуться ко мне. Но ЗАЧЕМ??? – он с прищуром посмотрел на меня. – Я ведь знаю тебя – ты не любишь меня и вряд ли полюбишь. Так что тебе нужно? – он отвернулся и отошёл к окну.

- Дай мне шанс – я могу тебя полюбить! – я обошла стол и села на него с Сашиной стороны. – Ведь ты любишь меня!

- Сейчас это не имеет значения. Ты не готова на жертвы ради меня, и мы оба это знаем. Так что говори прямо, как есть. Только не ври – у тебя это никогда не получалось.

Я скрестила руки и ноги (мне так лучше думалось) и погрузилась в рассуждения. Такой ход я не просчитала. И правду сказать я не могла, и врать тоже!

- Ну, так что? – Саша резко повернулся. Я подняла на него глаза. Он пристально меня рассматривал. Остановившись взглядом на моих ногах, он улыбнулся.

- Я понимаю твоё замешательство, - начал он. – Ты думаешь, я ещё не догадался? Я уже давно понял, кого ты выгораживаешь. Мне просто было любопытно, как далеко ты готова ради него зайти, на какие унижения пойдёшь? И должен признать, ты меня не разочаровала – даже ради него ты не унизилась! Значит, и любви никакой нет – так, театральный роман. Только ты ещё этого не осознала, - он снова отвернулся. – Насколько я понимаю, ты хочешь предложить мне сделку. Правильно, Флория?

/все происходящие события напомнили ему сюжет «Тоски»/

- Правильно, - гордо ответила я.

- Что ж, мне условия ясны. Только не обманешь ли?

- У нас же сын! – только теперь я втянула и его в наш разговор.

- А я всё ждал, когда ты начнёшь взывать к моим родительским чувствам, - он повернулся. – Честно говоря, ты меня удивляешь всё больше и больше. Ты очень умна! Если бы ты начала разговор с этого аргумента, я бы сразу выгнал тебя. Но ты не стала меня шантажировать сыном, зная, что в твои материнские чувства я не поверю. Если бы ты вообще о нём не заговорила, я бы подумал, что он тебе совершенно безразличен – и тогда ты вряд ли смогла бы его увидеть в ближайшие годы. Ты выбрала единственно правильный вариант. Браво, склоняю голову, - он театрально поклонился.

- И что это значит? – не поняла я.

- Это значит, что если мы с тобой договоримся, ты своё слово сдержишь. Только понимаешь ли ты, каковы условия?

- Иначе я бы не пришла! – я гордо подняла голову.

- И ты не боишься? – прошептал он, склонившись к моему уху.

Честно говоря, некоторый страх я испытывала, но показать это не посмела бы.

Его горячее дыхание обжигало мне шею. От него исходила такая сила, уверенность, что невольно хотелось ему подчиниться.

Он начал целовать мою шею. Я закрыла глаза и внутренне торжествовала – я добилась того, ради чего пришла…

 

ГЛАВА 30.

 

У нас началась «новая» жизнь.

Оценивая сегодня, спустя долгие годы, то время, я понимаю, что это был самый счастливый, самый безоблачный и самый тихий период в моей жизни. И он стал неким громадным затишьем перед поистине страшной бурей.

Эти два года (после заключения «перемирия») прошли стремительно, словно на одном дыхании. И я даже не могу ничего особенного про них написать!

Мы с Сашей и нашим сыном колесили по миру. Я спела на всех лучших оперных площадках мира (и не по одному разу). Саша завёл кучу полезных знакомств и нашёл массу новых партнёров. Каждый из нас занимался своим делом и очень в этом преуспел.

Именно за эти два года я окончательно вписала своё имя в список мировых примадонн. Слава моя окрепла, а счета пополнились весьма солидными гонорарами.

Но в любой бочке мёда – своя ложка дёгтя. И у нас она была. Не всё было так уж безоблачно, как я описала (хотя сегодня я над этим смеюсь – такая глупость!).

Впервые в жизни я дорвалась до настоящей работы, с настоящими коллективами, с настоящим отношением и с настоящими сроками работы. Мы работали воистину ударно! Никогда раньше я и подумать не могла, что оперу можно сделать за месяц!

И как всегда я накинулась буквально аврально! У меня всегда была страсть отдаваться своему делу целиком и полностью. Репетиции проходили по двенадцать – четырнадцать часов! И я получала от этого колоссальное удовольствие! Ты работаешь – и тут же видишь результат! Это было для меня непривычно.

/в Большом на выучивания партии отводилось не менее полугода, потом столько же – на спевки. И, кроме того, всё делалось в полсилы и со спущенными рукавами/

Саша, как я уже сказала, больше занимался своими делами. Однако они не требовали от него такого количества времени. Поэтому он частенько приходил на наши репетиции.

Первое время (около года) всё было просто великолепно! Все были счастливы! /и мы с Сашей, кажется, даже не ссорились, чего ни до, ни после никогда больше не происходило/

Первый конфликт назрел на почве … Да-да, банальной ревности!

Мы ставили «Свадьбу Фигаро» в «Метрополитен». И партию Фигаро исполнял … Поленин! А кто же ещё?! Он уже давно считался непревзойдённым исполнителем этой партии! Тем более в «Метрополитен»! И для меня было честью петь в этой постановке!

Должна признать, что Дмитрий (Поленин) всегда был Дон Жуаном по отношению к молодым солисткам. Ну, любил человек красивых женщин! И что здесь такого? А в нашей профессии очень трудно этого избежать. Тем более, он никогда не был бабником (как многие тенора), он был именно Дон Жуаном! /кстати, и эту партию он исполнял не менее великолепно!/

Познакомились мы с ним за месяц до этого, в Лондоне, где он жил. Мы столкнулись в «Ковент-Гарден», где я пела в «Хованщине» с Большим, а он – в «Риголетто» с местным коллективом. Нас познакомил Саныч, который, на мой взгляд, немного недолюбливал Поленина (за его отзывы о Большом, надо полагать). Не могу сказать, что Поленин был моим кумиром, но восхищение он вызывал неподдельное (и как мужчина, и как певец). На тот момент ему уже было под пятьдесят, но ничто не выдавало его возраст (кроме седины, хоть она и была ранней) – он был красавцем! И к тому же баритон! (как говорится, тенора влюбляются, а баритоны любят). В общем, это был Мачо!

Не поддаться его чарам было просто нереально! Это была мечта любой женщины! И к тому же, он недавно развёлся со своей второй женой и был абсолютно свободен и открыт для новых отношений!

 

Итак, мы столкнулись в коридорах «Метрополитен»…

- Анна Мария! Как приятно увидеть родное лицо в столь отдалённых краях! – он первым подошёл и припал к моей руке.

- Спасибо! Мне тоже очень приятно Вас видеть!

- Вы не представляете, как я скучаю по родному языку! Пообещайте, что будете разговаривать со мной каждый день!

- Обещаю! Тем более, мне и самой уже поднадоел этот конструктивный английский, - призналась я.

- Я должен Вам признаться, что вначале отказался от участия в этой постановке – нельзя же всю жизнь петь одну партию! Так надоело однообразие! – мы подходили к залу. – Но потом, когда я узнал, кто будет петь Сюзанну!.. Все сомнения отпали сами собой! Вы стали открытием сезона! Сопран всегда было и будет очень много. Но таких, как Вы – единицы. У Вас просто необыкновенный голос! Мне-то можете поверить! С кем мне только не доводилось петь!

- Я думаю, среди Ваших партнёрш были и более выдающиеся исполнительницы, - я улыбнулась.

- В том-то и дело – не было! Вы уникальны! Помяните моё слово, скоро весь мир будет у Ваших ног! Главное – не упустить своего шанса! И я уверен, Вы всего добьётесь!

- Спасибо! Буду надеяться, что так оно и будет, - я просто сияла!

- Я рад был нашей встрече и безмерно счастлив, что мы будем работать на одной сцене, - он снова поцеловал мою руку. – Мы не могли бы сегодня поужинать вместе? Нам многое надо обсудить.

- Боюсь, пока это невозможно. Я здесь с мужем и нашим сыном, - я «извинилась». – Как-нибудь в другой раз, может, среди дня…

- Я ловлю Вас на слове! Значит, один обед Вы мне уже пообещали!

- Сдаюсь, - я подняла руки. – Под Вашим обаянием не сможет устоять ни одна женщина!

- Все женщины мира не стоят и Вашего мизинца!

- Спасибо, я это запомню, - я хитро улыбнулась.

Так началось наше сотрудничество…

Дмитрий был потрясающим человеком, актёром, певцом… Но оценить его как мужчину мне было не суждено.

На одной из репетиций я познакомила его с Сашей. Это был довольно глупый (но, к сожалению, неизбежный) ход. Саша рядом с Дмитрием казался подростком. И это заметила не только я. Его очень задело то, как к нему отнёсся Поленин (именно как к юнцу) и ещё больше его задело то, как он относился ко мне.

Мне стоило огромных усилий сдерживать ухаживания Дмитрия. Он был бесконечно обаятелен, ему было трудно отказать. Но мне это удавалось. И, по-моему, даже он это оценил и сбавил напор. Он понял, что для меня честь и семья дороже и важнее всего остального, внешнего и напускного.

Мы навсегда остались очень хорошими друзьями.

/сегодня я удивляюсь, как мне удалось избежать романа с Полениным (ведь это было бы не только очень приятно, но и престижно в некотором смысле). Но, видимо, тогда у меня были очень прочные моральные устои, и я могла контролировать наплывы эмоций. Хотя, признаюсь, несколько раз мы даже целовались вне сцены, но дальше не зашло/

И вроде бы всё было безобидно, но Саша умудрился и из этого раздуть крупный скандал. Было очень неприятно и обидно (ладно, если бы что-то действительно было, а так, за что страдать?). Он сидел почти на всех наших репетициях и буквально не отходил от меня ни на шаг. И делалось это не от любви, а от ревности! Поэтому и раздражало.

В общем, ему удалось подпортить всем настроение. И уехать я была вынуждена буквально на следующий же, после последнего спектакля, день.

Это было первое неприятное происшествие. Следующие полгода прошли довольно гладко.

 

Я никогда не была падка на театральные романы или даже интрижки. У меня со всеми складывались довольно хорошие, но исключительно деловые, отношения. Хотя не скрою, многие мои партнёры были бы не прочь со мной переспать. Многие даже думали, что я набиваю себе цену – и от этого попытки «покорить» меня не только не сокращались, а наоборот – усиливались. И вот тогда-то я и была благодарна Саше за то, что он рядом. Я всегда могла спрятаться за него. И он помог мне избежать многих глупостей и ошибок и сохранить лицо и честь.

Но без скандалов, к сожалению, тут уже не могло обойтись. И порой они становились просто невыносимы!

 

Прошёл год с небольшим, как мы покинули Москву…

Контракты сыпались буквально пачками. Осознав, что я могу работать и больше и быстрее без ущерба для качества, я увеличила количество спектаклей в месяц. Если за год до этого я пела в среднем в восьми спектаклях, как правило, в одном театре, то теперь я пела до шестнадцати спектаклей в двух, а порой и даже трёх театрах (в месяц!).

Работа меня так захватила, что я перестала ощущать реальность. Саша пытался остановить меня, или уговорить сбавить обороты. Но я его не слушала…

Я приходила в гостиницу далеко за полночь. Меня хватало только на то, чтобы принять душ, поцеловать сына и, «извинившись» перед Сашей, заснуть буквально трупом. В десять утра я всегда была уже на репетициях.

И так продолжалось не один месяц. Мне ничего не надо было в жизни: только петь и только работать! Если бы солисты не обедали все вместе, вполне допускаю, что я забыла бы и об этом аспекте жизни!

Но Саша был мужчиной! Молодым мужчиной! И как бы сильно он не любил меня, ему нужна была женщина!

Сейчас я это очень хорошо понимаю и вижу все свои ошибки. Но тогда я страшно на него злилась, если в конце рабочего дня, когда я буквально валилась с ног, он начинал меня ласкать… Я отстраняла его и, повернувшись спиной, засыпала.

Не знаю, понимал ли он меня тогда, да и хотел ли вообще понимать. Но он поступил, как все нормальные мужчины, которым не хватает внимания жены.

Да, он завёл любовницу.

Я так и не смогла узнать, когда началась их связь…

 

Однажды у нас сократили репетицию (в связи с каким-то политическим событием), и я приехала в гостиницу около пяти вечера. В номере я застала Сашу с …няней! Они меня не заметили: я имела привычку входить тихо, и к тому же, у них довольно громко была включена музыка.

Я застыла в дверях, плохо соображая, что происходит. Вернувшись в сознание, я … так же тихо вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Что я почувствовала? Наверное, только в этот момент я, наконец, вернулась в реальность. Я вышла из своего мирка, в котором пребывала последние месяцы, не замечая никого и ничего вокруг. Я вдруг поняла, что пока я «там» пела, жизнь продолжалась, причём без моего в ней участия. Многое изменилось, и я этого не заметила.

Я побрела по городу, размышляя о происходящем. По дороге я зашла в какой-то небольшой бар. Там я села в тёмный угол, заказала бутылку … виски (не знаю, почему именно его) и продолжила свои размышления.

Я смогла найти ответы на многие, наверное, почти на все свои вопросы. Я даже смогла правильно оценить происходящее. Но одно дело понять и оценить – и совершенно другое принять его!

Мне было плохо, больно, обидно и просто мерзко и противно!

Да, я понимала, что сама толкнула Сашу на этот шаг (ладно ещё с няней – свой человек!), но… Всё равно, было так больно! Мне не хотелось возвращаться в гостиницу. Я не знала, как буду теперь смотреть ему в глаза.

Выпила в тот вечер я очень много… Даже не помню, как дошла до такси.

Утром следующего дня я проснулась уже в гостинице.

- Ты бы себя вчера видела! – заметил Саша, принеся мне завтрак.

- Прости, у одного солиста был День рождения, мы немного выпили. Ты же знаешь, как я реагирую на алкоголь, - извинилась я. – На меня два бокала действуют так, как не на каждого бутылка. А тут ещё эта усталость…

- Наконец, ты начинаешь что-то понимать, - он «проглотил» мою выдумку, не заметив.

- Но мне надо доработать этот сезон – а потом возьму «отпуск», - у меня так болела голова, как никогда ещё прежде!

- Ты себя на тот свет загонишь! Посиди хотя бы сегодня дома /к тому времени мы, действительно, уже и гостиницу стали называть домом/ - ты очень неважно выглядишь.

- Не могу, - я допила чай и встала. – Спасибо, дорогой. Ты так заботлив. Но мне, правда, очень нужно быть в театре.

Когда перед уходом он поцеловал меня (что делал всегда), мне впервые это было неприятно.

Дальше становилось только хуже. Именно потому, что все притворялись: Саша и няня, что ничего не происходит, а я – что ничего не вижу. Я не знала, как выйти из этого тупика. И начинать разговор не хотелось, и терпеть это дальше не было сил. А тут ещё и работа начала скапливаться – я слишком много времени тратила на свои переживания.

И вот тогда-то я и начала пить. Много, и только виски. Саша ничего не замечал, списывая моё состояние на усталость.

Время шло, а ситуация не просто не прояснялась, а только ещё больше погрязала. Я понимала, что рано или поздно она должна прорваться, как нарыв. И я ждала этого, зная, что решить проблему своими силами я уже не могу.

Изменилось только одно – я стала меньше работать. Однако в гостиницу я возвращалась, как и раньше – теперь это время я проводила в барах.

 

Ситуация усугубилась, когда после одного спектакля ко мне в гримёрку вошёл N! Он приехал специально, чтобы послушать меня! Его появление подействовало на меня, как красная тряпка на быка – словно сигнал к действию.

«А почему, собственно, Саша может изменять мне, а я ему – нет!»

Мне не составило особого труда «совратить» N – он всегда был нерешительным: куда потянешь – туда и пойдёт! После спектакля мы поехали в гостиницу, к нему…

/то стало самой крупной ошибкой в моей жизни! И расплачиваться за неё, боюсь, придётся ещё очень и очень долго…/

И что самое ужасное – N оказался далеко не так хорош, как я его себе представляла! Он так меня разочаровал!

Это окончательно убило меня!

То, что я вернулась в номер только утром, Сашу не удивило – после спектаклей мы частенько гуляли всю ночь (особенно, если в коллективе было много русских).

Через день N улетел. Остались только омерзительные воспоминания и суровая реальность…

Я перестала чего-либо ждать и начала просто существовать по графику: театр – бар – гостиница – театр… И так бесконечно, не понимая, где начало и где конец этой цепочки.

Но однажды цепь прервалась. Точнее вторглось нечто, что изменило ход моей жизни.

 

Одним вечером, когда я (уже по сложившейся привычке) сидела в тёмном углу бара с бутылкой виски, в этот же самый бар вошёл … Саша. Он гулял по городу (в гордом одиночестве, кстати) и решил зайти куда-нибудь посидеть. По воле случая (или Судьбы) он зашёл именно в тот бар, где уже была я.

Я его не заметила (я вообще перестала что-либо замечать – настолько уходила в себя). Зато он, в поисках свободного тихого местечка, окинув взглядом зал, заметил меня. Конечно же, сразу он не поверил своим глазам! Ведь я должна была быть в театре! И потом, я никогда не была завсегдатаем подобных мест.

- Анна Мария? – и тем не менее, он подошёл ко мне и сел напротив. – Что ты здесь делаешь?

Я подняла на него свои уставшие и немного нетрезвые глаза. До меня не сразу дошло, что Саша действительно сидит напротив меня (в последнее время я много о нём думала, и мне показалось, что это снова плод моего воображения).

- Почему ты пьёшь? Что-то произошло? – Саша заметил наполовину пустую бутылку.

- Вы уже закончили? – тихо спросила я.

- Что ты имеешь в виду?

- Я могу пойти в номер? Я вам не помешаю? – честно говоря, я не предполагала, что заведу разговор об «этом» подобным образом.

- Что ты несёшь?! Ты же пьяна!

- Спасибо, что заметил, - усмехнулась я. – Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

- Ты хочешь сказать, что уже давно это практикуешь? – удивился он.

- Я хочу сказать, что ты уже давно перестал меня замечать.

- Ты мне не даёшь возможности это делать! Я тебя вижу только шесть часов в сутки и то, в спящем состоянии! – воскликнул он.

- И тебя это, судя по всему, не очень волнует.

- Не правда! Волнует! И ещё как! Но ты не хочешь меня слушать! Ты не хочешь меня замечать! Сколько раз я тебе предлагал уехать?! Да кому нужна такая работа, когда ты теряешь не только здоровье, ты теряешь семью! Очнись! – он говорил на повышенных тонах.

- А я не хочу видеть такую реальность! – теперь прорвало и меня. – Я не хочу возвращаться домой в страхе застукать тебя с любовницей! У меня нет ни сил, ни желания закатывать истерики! Увидев это однажды, я не хочу видеть подобное снова! Сегодня - няня, завтра - секретарша, после завтра - ещё кто-то. Это твоё право, это твоя жизнь, но сделай милость, не заставляй меня на это смотреть и мыкаться по барам, дабы не мешать твоим развлечениям! – я встала и, оставив на столике деньги, пошла на выход.

Саша догнал меня на улице:

- Так ты знала?

- Ты удивлён, что я никак не отреагировала? – усмехнулась я. – Извини, но у меня, правда, не было сил. А чего ты ждал от меня?

- Ты должна была сказать мне сразу!

- Зачем? – не поняла я. – Погрозить пальчиком и сказать, то так поступать нехорошо? Я тебе не мама, и ты уже не маленький! Сам понимаешь, что делаешь.

- Анна Мария! – он остановил меня, взяв за плечи, и посмотрел в глаза. – Прости меня!

- Саша, не надо этого…

- Нет, надо, - он перебил. – Это была минутная слабость…

- Саша! – я крикнула и зажала уши. – Я не хочу этого слышать! Пожалей ты меня!

Вдруг он крепко обнял меня, прижав к своей груди.

 

В принципе, наверное, именно в тот момент я его и простила. Мне действительно не нужны были никакие слова. Мне не нужны были театральные сцены раскаянья. Меня просто надо было обнять, прижать к себе и погладить по голове. Мне нужна была поддержка и любовь.

И Саша это почувствовал. Он знал, что я всё понимаю и что на чувства нельзя повлиять словами. И он всегда давал мне именно то, в чём я особо остро нуждалась.

Мы вместе вернулись в гостиницу. И я была рада, что ситуация наконец прояснилась. Всё вышло как нельзя лучше. Мало по малу наши отношения стали налаживаться.

 

ГЛАВА 31.

 

Саша решил, что мне стоит прервать свои несколько затянувшиеся гастроли. И мы вернулись в Москву.

Няню, естественно, мы уволили. А пока никого не было для замены, мы (точнее, я) решили, что Женя поживёт какое-то время у бабушки с дедушкой в Самаре. Саша не был против, понимая, что нам самим надо пока разобраться в своих отношениях. Он хотел, чтобы мы завели ещё одного ребёнка – это, по его мнению, должно было решить все наши разногласия и перевести нашу семейную жизнь на новую ступень.

Дабы не сидеть без дела, я частенько наведывалась на фирму, где мы записывали сразу два новых альбома, или в Большой – там теперь я пела только под настроение (сейчас уже я это могла себе позволить!).

- Анна Мария, нам надо поговорить, - после очередной репетиции N потащил меня в наше любимое кафе.

- Что-то произошло? – спросила я, когда мы уже устроились.

- Понимаешь, я много думал о том, что произошло между нами, - начал он. А я поняла, что ни к чему хорошему этот разговор не приведёт – кода N начинал думать, это всегда плохо заканчивалось.

- N, - я перебила его. – Давай сделаем вид, что ничего не было. Нас просто захлестнули эмоции.

- Что значит «просто захлестнули»? Я, конечно, не могу говорить за тебя. Но лично для меня это был самый счастливый день (вернее, ночь) в моей жизни! Анечка, я так тебя люблю! – он нежно взял мою руку.

Как я боялась этого разговора!

- N, у меня семья, - я попробовала начать с традиционных отговорок. – У нас маленький сын!

- Но ты же не собираешься жертвовать собой ради такой семьи! У вас не может быть нормальных отношений! Я же сам живу в похожей обстановке. Нам надо набраться смелости и разорвать эти оковы! Мы же можем быть так счастливы вместе! И не просто можем – мы должны!

- Сейчас не те обстоятельства…

- Он тебя запугал, да? – N обеспокоено посмотрел на меня. – Я так и знал! Ты не могла добровольно к нему вернуться! Он шантажировал тебя ребёнком? Как это низко и жестоко! А я так удивился, когда, вернувшись со стажировки, узнал, что вы снова вместе. Я не понимал, как это могло произойти. А теперь вижу, насколько он бесчеловечен!

- N, всё немного не так, - не знаю почему, но мне хотелось выгородить Сашу. – Но ведь сейчас это уже не важно…

- Как это не важно?! Ещё как важно! Анечка, любимая! Вспомни, как хорошо нам было тогда! И как ты живёшь с Сашей – это же настоящая война! Нельзя жить в такой обстановке. Пожалуйста, соберись с силами и порви эти отношения – я помогу тебе, я буду рядом, я поддержу! Если он тебя запугивает или угрожает, мы можем пойти в милицию! Мы найдём на него управу!

- N! – я не выдержала. – Я сама к нему вернулась! Сама, понимаешь?! Он не угрожал мне, он не шантажировал меня! Я сама пришла к нему и сказала, что хочу вернуться! Я просила его, и он согласился попробовать ещё раз.

- Что ты такое говоришь? Этого же не может быть! – я его сильно разочаровала. – Но почему? Зачем ты это сделала?

- Какая разница?! Что сделано – того не воротишь.

- Подожди, я начинаю понимать, - проговорил он медленно. – Сначала ты к нему вернулась, а потом он отозвал жалобу на меня. Тогда дело закрыли, и я смог поехать на стажировку, будь она не ладна! Как ты могла?! – почти крикнул он и встал. – Что же ты наделала?! Ты разрушила всё, что у нас было!

- N, я тебя спасала, - попробовала оправдаться я.

- А кто тебя просил?! Мне бы комфортнее было в тюрьме, чем жить с осознанием того, что ты ради меня пошла на такую жертву! Ты предала нас! - он быстро вышел.

«Вот уж правду говорят, не хочешь знать зла – не делай добра», - вздохнула я.

Этот разговор порядком испортил мне настроение. Как-то не хотелось ехать к Саше – не знаю, почему, просто не хотелось. И я поехала в загородный дом (который пока пустовал).

- Анютик! – Саша позвонил мне где-то через час после того, как я приехала. – Где ты? Что-то случилось? Я переживаю, репетиция должна была уже давно закончиться.

- Саша, прости, но я не приеду сегодня домой. Мне надо побыть одной.

- Что произошло?

- Ничего, не волнуйся, - я поспешила его успокоить. – У меня всё хорошо, просто мне надо собраться с мыслями. С тобой это никак не связано.

- Ты уверена, что мне не стоит приехать?

- Да, я справлюсь. Спасибо!

- Ну, смотри. Если что – можешь звонить в любое время.

- Спасибо. Спокойной ночи!

- Доброй ночи! – попрощался он.

Я залезла в горячую ванну и погрузилась в бесконечный рой мыслей. И незаметно для себя заснула (я с детства имела привычку спать в ванной). Меня разбудил стук в дверь. Это был не просто стук, а целый набат. Накинув халат, я спустилась вниз. Я была почти уверена, что это Саша. Однако, открыв дверь, на пороге я увидела … N.

- Прости, - он заметил, что я только что из ванной. – Я испугался, что ты не хочешь со мной разговаривать.

- Ты как всегда себе льстишь, - я пропустила его в дом. – Хотя, если честно, после нашего разговора у меня остался очень неприятный осадок.

- Прости, зайчонок! – он взял мои руки и поцеловал их. – Я так расстроился, что не смог сдержать своих чувств. Прости! Я последний подонок! Я неблагодарная свинья!

- Ладно, хорошо, - я решила тормознуть его – иначе бы эта тирада растянулась надолго. – Я всё понимаю.

- Так ты меня простила?

- А разве я могу этого не сделать? – усмехнулась я.

- Анечка! – он полез целоваться.

- N, не надо, - я отстранилась. – Я не в том настроении и состоянии. Кстати, как ты узнал, что я здесь?

- Я позвонил тебе домой.

- Ты разговаривал Сашей? – не поверила я.

- Нет, его дома не было. Я говорил с прислугой.

- И то, слава Богу, - вздохнула я. – И ты приехал только чтобы попросить прощения?

- По-моему, это достаточный повод, - заметил он.

- Согласна. Но свою миссию ты уже выполнил, - я попыталась намекнуть на то, что хочу побыть одна. Но N никогда не отличался особой сообразительностью.

- Не совсем. У меня к тебе есть просьба. Только пообещай, что выполнишь её.

- Я не могу этого пообещать, пока ты не объяснишь, в чём дело.

- Видишь ли, у меня скоро гастроли. И нам нужны дуэты…

- И? – я сделала вид, что не поняла.

- Борис Исаакович очень хочет, чтобы это была ты.

- Ты это серьёзно или только что придумал? – не поверила я.

- Почему сразу «придумал»?! – «обиделся» он. – Если и придумал, то не я!

- Ты хочешь сказать, что твой тесть сам предложил мою кандидатуру?!

- Не вижу в этом ничего удивительного. Мы с тобой считаемся лучшим дуэтом России. И потом, за последний год твой рейтинг так вырос, что… - он осёкся.

- Я стала лакомым кусочком? – закончила я. – Так он хочет переманить меня?

- Я допускаю, что такие мысли у него есть, но вслух он подобного не высказывал.

- Он не их тех, кто бросает слова на ветер, - заметила я.

- Так ты согласна?

- Ехать с тобой на гастроли? Понимаешь, я птица подневольная, я не могу решать такие вопросы самостоятельно, ведь…

- Анна Мария, перестань! Во что - во что, а в это я никогда не поверю! – воскликнул N. – Ты сама себе хозяйка! Может, ты просто не хочешь? – он пододвинулся ближе.

- Я же ещё не знаю, в какой город, - продолжала уклоняться я, хотя чувствовала, что скоро сдамся.

- Разве это важно? Главное – с кем! – он нежно обнял меня.

- В принципе, ты прав, но всё же хотелось бы знать…

Он не дал мне договорить – и закрыл рот поцелуем. Я не могла ему сопротивляться. Проснулись все наши образы. Они словно воскресли и закружились вокруг нас в волшебном хороводе.

Звонок в дверь застал нас врасплох.

- Не открывай, - N не хотел меня отпускать.

- Нет, я должна, - я встала и пошла к двери.

На пороге стоял Саша. Я замерла.

- Я могу войти? – его голос был очень напряжён. Я сразу сообразила, что он не мог не заметить машины N, припаркованной возле дома.

Я стояла, не двигаясь, не придумав ещё, как лучше поступить. Так глупо и банально получалось – словно он и в самом деле застукал меня с любовником! И как всегда, самым обидным было то, что это было не так!

Саша молча взял меня за плечи и отодвинул в сторону, после чего зашёл вовнутрь и направился в гостиную. Смекитив, что к чему, я быстро закрыла дверь и пошла за ним.

- Это называется, «побыть одной»? - он уже успел оценить ситуацию. – Могла бы придумать что-нибудь пооригинальнее.

- Зачем ты приехал? – я скрестила руки на груди.

- Позволь тебе напомнить, это мой дом. И я могу приезжать сюда в любое время и совершенно не обязан ни перед кем отчитываться.

- Значит, мне уйти? – я пыталась говорить спокойно.

- Зачем же. Вы можете продолжать. Считайте, что меня здесь нет, - он сел в кресло.

- Ты приехал весьма кстати, - я нашла способ выкрутиться. – Нам нужно обсудить одно дело.

- Нам? – переспросил он.

- Да, нам, - я села в другое кресло. N, загнанный в тупик, сидел на диване, не говоря ни слова.

- Фирма господина Шинделя предлагает мне сотрудничество. Совместный проект. И я намерена принять это предложение.

- Только не говори, что вы сейчас проекты обсуждали! – Саша засмеялся.

- Ты можешь думать всё, что тебе заблагорассудится. N приехал, чтобы сообщить мне эту информацию и обсудить некоторые детали. И я дала согласие. А уж коль ты приехал, выскажи своё мнение по данному вопросу.

- Я думаю, моё мнение тебе известно, - усмехнулся он. – Но теперь это не так важно. Обо всех своих проектах будешь разговаривать с отцом – завтра его выписывают и он возвращается на фирму.

- Замечательно! – я натянуто улыбнулась.

- Что ж, - N встал. – Я тогда пойду?

- Не смеем Вас задерживать! – ехидно ответил Саша.

- Сообщи мне, когда что-нибудь узнаешь, - попросил N, подойдя ко мне.

- Непременно! И в письменном виде! – Саша снова ответил за меня.

- Я тебя провожу, - я встала.

- Не стоит, дорогая, - Саша подошёл ко мне. – Я сделаю это сам. Ты можешь простудиться – там сильный ветер, - и он толкнул меня обратно в кресло.

Они с N вышли. Через пару минут Саша вернулся.

- Что это за цирк? – начал он.

- Сбавь обороты, - попросила я и встала. – Он действительно предложил мне поехать с ним на гастроли.

- И я не сомневаюсь, что ты согласилась. Скажи мне одну вещь: по телефону это обсудить никак нельзя было? Надо было обязательно устраивать неформальную встречу «без галстуков»? - он подошёл ко мне вплотную и резко распахнул мой халат.

- Это ты у него спрашивай! – я решила не нарываться и просто запахнулась, сделав вид, что ничего не произошло.

- А я это уже сделал. Мне интересно услышать твою версию.

- У меня не может быть никакой версии! Ведь это он сюда приехал, а не я к нему! – я хотела отойти, но Саша схватил меня за руку.

- А одеться поприличнее ты могла?

- Я принимала ванную, когда он позвонил. И заметь, здесь нет видеодомофона – я не могла знать, кто стоит на пороге!

Он пристально посмотрел мне в глаза, затем отпустил мою руку и, подойдя к журнальному столику, взял мой мобильник и проверил звонки.

- Доволен? – ехидно спросила я. – И какое ты получаешь от этого удовольствие?

Саша ещё раз посмотрел мне в глаза и, ничего не сказав, вышел.

…На следующий день N появился в театре с переломанным носом и громадным синяком под левым глазом, объясняя эти «украшения» небольшой аварией...

 

ГЛАВА 32.

 

Следующий день (когда N приехал с синяком) я провела в театре – у нас была важная репетиция. Мы начали подготовку к постановке «Тоски». Вроде бы банально, но зато с каким дирижёром (с живой легендой того времени)!

Домой (на этот раз, не желая нарываться лишний раз на скандал, я поехала сразу к Саше) я приехала ближе к полуночи.

- Анна Мария, дорогая! – меня встретил Владимир Сергеевич. – Я так рад тебя видеть.

- Спасибо, взаимно, - я искусственно улыбнулась.

- Я во что бы то ни стало хотел тебя дождаться, - пояснил он, когда мы уселись в гостиной.

- Дорогая, как прошёл день? – Саша сел возле меня и, поцеловав, обнял.

- Спасибо, хорошо. Только я очень устала. Как Ваше самочувствие? – я тут же обратилась к его отцу.

- Уже лучше. Вашими молитвами! Я должен был поговорить с тобой непременно сегодня. Ведь я так и не попросил у тебя прощения! Я надеюсь, ты сможешь меня понять и простить старика. Поверь, я не понимал, что делал! Ты для меня самый дорогой человек, наравне с сыном!

- Я всё понимаю, и не держу на Вас ни зла, ни обиды, - честно говоря, мне слабо верилось, что он говорит правду.

- Я очень рад, что мы, наконец, поговорили об этом. Ты не представляешь, как я тяготился! В семье не должно быть недомолвок.

- Согласна. Надеюсь, не очень Вас обременю, если спрошу сейчас об одном деле, - я решила ковать железо, пока горячо.

- Если ты имеешь в виду совместные гастроли с N, то я не имею ничего против, - он меня опередил. По правде, я очень удивилась и перевела взгляд на Сашу.

- Я рассказал отцу, в общих чертах, - пояснил он.

- Так Вы, правда, не против? И я могу поехать?

- Конечно, можешь! Ты вполне самостоятельна. Только, я надеюсь, ты понимаешь, что ты должна ехать не сама по себе, а в качестве нашей солистки?

- Конечно! Потому я и боялась, что Вы будете против – ведь Вы никогда не сотрудничали с фирмой Шинделя, - честно призналась я.

- Всё бывает когда-то в первый раз, - Владимир Сергеевич улыбнулся.

- Что ж, я рада. Не буду вдаваться в подробности – я уверена, Вы сами обо всём договоритесь. Вынуждена просить вас простить меня. Я сегодня очень устала – я вас оставлю, - я встала. Поднялся и Саша (он всегда вставал в моём присутствии).

- Конечно, дорогая. Тебе надо отдохнуть, - он поцеловал мою руку.

- Рад был тебя видеть. Доброй ночи! – попрощался Владимир Сергеевич.

- Я тоже была рада. Спокойной ночи, - и я поднялась в спальню.

Спустя час (мне что-то не спалось – лезли всякие нехорошие мысли) в спальню вошёл Саша.

- Ты ещё не спишь? – он удивился.

- Не могу заснуть. Твой отец уже ушёл?

- Да, только что. Ты хорошо себя чувствуешь? Может, выпьешь что-нибудь? – он обеспокоено посмотрел на меня.

- В этом нет необходимости – я не хочу злоупотреблять лекарствами. А можно тебя спросить?

- Конечно, что за вопрос!

- Почему твой отец отнёсся к этим гастролям так благожелательно? – в лоб спросила я. – Только ответь честно.

- Честно? – он сел в кресло возле кровати и посмотрел мне в глаза. – Ну, что ж. Твой N тебе не всё сказал. Ты его несколько идеализируешь – он использует тебя. А если и не он, то Шиндель, посредством зятя.

- Что ты хочешь этим сказать? – не поняла, но насторожилась я.

- Знаешь, в какой город у вас гастроли?

- Нет, я не успела спросить.

- В К***, - Саша улыбнулся.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. «Вот же идиотка! Надо было сразу узнать! А теперь уже поздно – не отвертишься. Я не из тех, кто забирает свои слова назад».

- Но он же не знает о моём отношении к этому городу, - нашлась я.

- Но он знает, что ты там ни разу не пела. И не надо его выгораживать – он этого не достоин.

- Значит, твоему отцу выгоден этот контракт, так как он может диктовать Шинделю свои условия? – я не стала вступать в дискуссию по поводу N.

- Мы уже обо всём договорились, - заметил Саша. – Гастроли у вас через месяц. С тобой поеду я и наш звукорежиссёр. Гонорар ты получишь такой же, как и N.

- Но у меня же только несколько дуэтов с ним! Всё остальное он будет петь один!

- Это было наше условие. И должен заметить, Шиндель не торговался.

- Ясно, - вздохнула я. – Вы и здесь на мне будете делать имя и деньги.

- Дорогая, деньги можно и нужно делать абсолютно на всём. Святым духом сыт не будешь! А теперь, если я удовлетворил твоё любопытство, попробуй заснуть, - он подошёл и поцеловал меня.

- Ты не ложишься?

- Я ещё немного поработаю. Надо подготовить на завтра кое-какие документы, - он отошёл к двери. – Приятных сновидений!

- Тебе тоже, - я зарылась под одеяло и перевернулась на бок.

Всё складывалось совсем не так, как я хотела. Ну, что мне за радость была от этих гастролей! Мало того, что в К***, так ещё и с Сашей под боком! Если бы он был один – ещё куда ни шло. Но он и N (!) рядом – это хуже атомной бомбы! Уже тогда я поняла, что от этих гастролей ничего хорошего ждать не стоит.

 

ГЛАВА 33.

 

Прошло несколько недель. Мы с N готовили дуэты, я продолжала петь в театре, писать новый материал. Жизнь словно замерла в одном состоянии. Было ощущение, что это никогда не закончится.

За неделю до наших гастролей, Саша уехал на пару дней в К*** – он хотел лично проверить всё на месте (зал, охрану, размещение и т.д.), чтобы не возникло никаких неожиданностей.

В день, когда он уехал, позвонила моя мама. Женя заболел, и местные врачи не могли даже поставить точный диагноз. Она попросила меня срочно прилететь и забрать сына в Москву.

Я позвонила Саше. Наш разговор меня озадачил, но у меня тогда не было времени думать над этим.

- Дорогой, прости, что мешаю, но мне срочно надо с тобой поговорить, - начала я.

- Я тебя слушаю, - сухо ответил он, судя по всему, занимаясь параллельно делами.

- Женя заболел. Врачи говорят, что это серьёзно. Его надо забрать в Москву.

- Я думаю, ты справишься, дорогая.

- Саша! Наш сын болен!

- Любимая, что я могу? – спросил он почти раздражённо. – Что я должен сделать?

- Я не могу улететь – билеты есть только на послезавтра! – воскликнула я.

- Анна Мария, реши эту проблему сама! Ты же не маленькая! Езжай на поезде, на машине!

- Какой поезд! – я поняла, что он меня не слышит. – До Самары тысяча километров!

- Прости, я не могу больше разговаривать, - сказал он грубо. – Я знаю, ты справишься. Целую.

- Пока! – грубо ответила я и отключилась.

Честно говоря, мне от него было нужно только одно: чтобы он позвонил на фирму и договорился, чтобы мне дали самолёт. А теперь мне пришлось самой звонить Владимиру Сергеевичу. Он долго извинялся, что-то объяснял, но в результате я осталась у разбитого корыта.

У меня было два варианта: попросить помощи у N или … ехать на машине!

Я решила попробовать первое (второе я всегда могла успеть).

- N, - я позвонила ему. – Ты можешь сейчас говорить?

- Для тебя я всегда свободен. Я рад тебя слышать.

- Спасибо. N, мне нужна помощь. Это очень важно и очень срочно.

- А как же Саша? – удивился он.

- Его нет в Москве. Ты мне поможешь?

- Попробую. А в чём дело?

- Наш сын, Женя, заболел. Если ты помнишь, он сейчас у моих родителей в Самаре. Местные врачи не могут диагностировать болезнь. Его срочно нужно привезти в Москву. Самолёт фирмы занят, а билеты в аэропорту есть только на послезавтра, - я сама не заметила, как разволновалась. – N, что мне делать?! За эти два дня может случиться всё, что угодно! Мы можем потерять его!

- Анечка, успокойся, - он понял, что меня начинает заносить. – Я попробую что-нибудь сделать. Дай мне немного времени. Я тебе перезвоню. Только не волнуйся так! Всё будет хорошо.

- Дай-то Бог, - вздохнула я.

- Доверься мне. И жди моего звонка. Не прощаюсь.

- Спасибо.

Он перезвонил буквально через пятнадцать минут.

- Анечка, всё хорошо. Я договорился, вылететь можешь через два часа.

- Каким образом? – удивилась я.

- Приезжай к нам на фирму – здесь и поговорим.

- Ты хочешь, чтобы я летела на самолёте твоего тестя?!

- Это лучше, чем сидеть два дня сложа руки. Приезжай, я тебя встречу.

- Ладно. Выхода у меня всё равно нет, - вздохнула я. – Спасибо, я скоро подъеду.

- Давай, жду. И ещё, - он выдержал маленькую паузу, - я люблю тебя!

- Я тебя тоже. Пока, - я выключила телефон.

И мне сразу стало и легче и спокойнее. Оказывается, мне просто надо было услышать «Я тебя люблю!», чтобы успокоиться!

Через час я была на фирме тестя N.

- Здравствуй, - N, действительно, встретил меня на пороге. – Хорошо выглядишь.

- Спасибо. Но сейчас меня это заботит меньше всего, - я даже не смогла улыбнуться.

- Держись, всё будет хорошо, - он обнял меня за плечи и мы вошли в здание, где размещалась фирма. – Борис Исаакович хочет с тобой поговорить.

- Да, конечно, я понимаю, - я была уверена, что разговор пойдёт о самолёте и каких-нибудь условиях. У таких людей, как Шиндель или даже Сашин отец, понятия безвозмездной помощи не существует.

Мы прошли по коридорам и подошли к двери кабинета президента.

- Я подожду снаружи, - N нежно посмотрел на меня и … поцеловал.

- N, что ты делаешь?! – я оттолкнула его. – Ты забыл, где мы находимся?

- Нет, не забыл. Просто моя любовь сильнее любого страха.

Ничего не ответив, я зашла в кабинет Шинделя.

- Анна Мария, дорогая! – воскликнул тот, увидев меня, и встал. – Я очень рад тебя видеть! Ты здесь нечастый гость.

- Здравствуйте, - я постаралась улыбнуться. – Жизненные обстоятельства порой сильнее наших желаний.

- Целиком и полностью согласен, - он поцеловал мою руку. – Ты шикарно выглядишь! Проходи, присаживайся.

- Спасибо, - я села.

- Выпьешь чего-нибудь? – он тоже сел.

- Нет, спасибо. N сказал, что Вы хотели со мной поговорить, - я решила перейти к делу. Я никогда не любила праздные разговоры, тем более, с подобными людьми.

- Конечно, хотел! Разве нам часто удаётся поговорить по-человечески, по душам?

Меня подобный подход несколько насторожил.

- Как ты живёшь? Как свёкор? У Вас всё хорошо?

- Простите мне мою грубость, но неужели Вас и вправду может интересовать моя личная жизнь? – в лоб спросила я.

- Значит, правду говорят, - он рассмеялся. Я с вопросом посмотрела на него, и он поспешил объяснить. – Мне уже не раз доводилось слышать, что ты всегда сразу и в лоб спрашиваешь и говоришь то, что думаешь. Это восхитительно!

- Итак? – я не услышала ответа.

- Что ж, ты располагаешь к откровению. Скажу честно, я хотел подойти к этому разговору постепенно.

- Вы хотите переманить меня?

- Анна Мария, тебе надо было работать в органах!

- Я думаю, вполне достаточно того, что там работали мои родители, - я улыбнулась. – Так я права?

- Знаешь, я бы не хотел делать таких ярких заявлений. По крайней мере, пока. Но планы у меня подобные есть, не скрою. Сейчас я бы хотел, чтобы ты сотрудничала с нами. Может, мы запишем ваш с N альбом. Гастроли покажут насколько это актуально. Я думаю, у этого проекта есть все шансы.

- Знаете, что меня всегда раздражало в шоу-бизнесе? – спросила я. – Это то, что людей называют «проектами». Их можно открыть, проработать, закрыть и забыть. Это не правильный подход.

- Законы шоу-бизнеса не нами писаны и, полагаю, не нам их менять, - скользко заметил Шиндель. – Но я могу тебя понять. Я бы хотел заручиться твоим, хотя бы потенциальным, согласием на продвижение этого проекта.

- Я подумаю, - сухо ответила я.

- Хорошо. Так, значит, у вас заболел сын? – он тут же сменил тему.

- Да. Поэтому я к Вам и обратилась.

- И твой муж так некстати уехал, - вздохнул Шиндель. – Я всё понимаю. И всегда готов пойти на встречу. Человек человеку брат!

- Мы Вам очень благодарны, - я ждала, когда же он назовёт свои условия.

- Анна Мария, - он хитро улыбнулся. – Я могу попросить тебя об одной услуге? Только никто не должен об этом знать.

- К сожалению, не смогу Вам ничего пообещать, пока не узнаю сути, - честно сказала я.

- Понимаю. Я знаю, что ты сама пишешь для себя песни, - наверное, уже тут я поняла, к чему он вёл. – Не могла бы ты написать несколько песен для N.

- Под псевдонимом, разумеется? – уточнила я.

- Ты меня правильно поняла.

- Сколько и какого плана? – по-деловому спросила я.

- Я не знаю, как долго ты пишешь…

- Назовите срок, цифру и общий характер тематизма.

- Боюсь, они нужны нам срочно, - он хитро и выжидающе смотрел на меня.

- Ну, до утра-то терпит?

- Ты можешь написать песню до утра? – не поверил он.

- И не одну. Так сколько вам нужно?

- Три песни. Одна лирическая мажорная, одна драматическая минорная и одна – на твой выбор.

- Тексты мои? – уточнила я.

- Желательно.

- Хорошо. К утру песни (и авторское право на них, соответственно) будут у Вас на столе. Надеюсь, аранжировка необязательна?

- Нет-нет, совершенно ни к чему, - Шиндель так и светился. – Я, надеюсь, тебя это не очень затруднит?

- Меня бы затруднило, если бы моему сыну не была оказана должная помощь своевременно, - твёрдо ответила я. – Надеюсь, после этого мы будем с Вами в расчёте?

- Ну, что ты, Анна Мария! Неужели ты подумала, что я попросил тебя об этой услуге в плату за нашу помощь?

- Простите за откровенность: но неужели Вы полагаете, что я не знаю, что в этом мире за всё нужно платить и бесплатный сыр бывает только в мышеловке и то, для второй мышки? Я не дура и не вчера родилась! Только не говорите, что Вы собирались заплатить мне за эти песни!

- А разве…

- Борис Исаакович, - я не очень корректно перебила его. – Я полагаю, мы договорились и завтра утром будем в расчёте?

- Признаюсь, мне не привычно вести дела подобным образом. Но с тобой удобно: ты всё понимаешь и не делаешь вид, что вещи выглядят не такими, как есть. Я бы очень хотел видеть тебя в числе наших солистов!

- Я польщена, - дань уважения. – Но пока я замужем за Александром Королёвым, это исключено, - твёрдо ответила я.

- Что ж, жизнь покажет, - он хитро посмотрел на меня.

Я была рада закончить с ним разговор – приятностью этот человек не отличался (может, все продюсеры такие?).

- Я подумал, что тебе лучше полететь с квалифицированным специалистом, - N проводил меня в конференц-зал. – Я попросил своего врача кого-нибудь порекомендовать. Он поручился за него. Проходи, - он открыл дверь и пропустил меня вперёд.

Перед нами стоял невысокий худощавый мужчина лет сорока пяти.

- Госпожа Косицына, я очень рад! - он протянул руку.

- Я очень благодарна, что Вы нашли для меня время и возможность, - я пожала его руку.

- Буду рад помочь. Меня зовут Иосиф Фридельман.

- Простите, а отчество?

- Абрамович, - он мило улыбнулся.

- Очень приятно. Я очень надеюсь на Вашу помощь, - призналась я.

- Сделаю всё, что в моих силах.

- Спасибо! – тогда я ещё не знала, что с этой минуты и до конца моей жизни этот человек станет неотъемлемой частью моего существования.

Таким образом, всё сложилось лучшим образом: у меня был самолёт и даже врач! Так что Саша оказался прав: я и сама могу справиться!

/правда, с небольшим ущербом для своего бюджета – мои песни на тот момент были дорогим удовольствием – я была самым высоко оплачиваемым автором в России. За деньги от трёх моих песен среднестатистическая семья могла бы жить не один год! Но здоровье собственного ребёнка дороже всех денег мира. Это я знала уже тогда!/

Через два часа мы были в Самаре, «великом» городе на Волге. Ещё полтора часа мы потратили на то, чтобы добраться из аэропорта до дома, где жили мои родители.

Фридельман осмотрел ребёнка очень быстро.

- Боюсь, сейчас я не могу всего сказать – мне нужно оборудование, - пояснил он. – Скажу только одно – всё очень серьёзно и медлить нельзя.

Так мы и сделали: взяли ребёнка и рванули в аэропорт.

/честно говоря, мои родители очень удивились, не увидев Саши. Хорошо ещё N не полетел со мной – это стало бы для них сильным потрясением!/

Спустя несколько часов, уже глубокой ночью, диагноз, наконец, был поставлен. Правда мне это ничего не дало – я всё равно не могла понять всей этой премудрости. А если говорить прямо и грубо, всё было просто очень х…во! Фридельман пообещал сделать всё, что было в его силах. Мне он посоветовал ехать домой.

 

Почему-то меня эта история заставила о многом подумать. Раньше я не очень задумывалась над вопросами жизни и смерти. А теперь, когда я представила, что мой сын может умереть, у меня словно всё сознание перевернулось. «Как же это может быть! Жива моя бабушка, живы мои родители, я сама жива-здорова, а мой сын, несколько лет от роду, может умереть! Кто придумал такие законы?! Это неправильно, это нелогично!»

Я втянулась! А когда я во что-нибудь втягивалась, то зависала надолго и основательно. Я теряла связь с реальностью и уходила глубоко в себя. Так было и на этот раз. Я сидела в коридоре больницы и … думала!!!!!!! Сколько я себе жизни попортила этими мыслями!

Я даже не заметила, как прошла ночь и наступило утро. Я заснула прямо в коридоре, сидя на неудобном стуле.

 

Сон оказался очень чутким, и я проснулась, едва услышав шаги.

- Дорогая, прости меня! – я не успела открыть глаза, как Саша уже стоял возле меня на коленях. – Я осёл! Я не имел права бросать вас. Как я могу загладить свою вину? – он уткнулся в мои колени и … заплакал. – Я так за вас испугался! Господи! Прости меня, прости!

- Сашуня! – теперь и мои нервы сдали, и я тоже расплакалась, крепко обняв мужа.

Мы ещё долго молча плакали в объятиях друг друга.

- Любимая, ты так устала, поедем домой, - наконец, сказал Саша.

- Ты же сказал, что я сама могу справиться, - я улыбнулась.

- И я в тебе не ошибся. Но я не должен был это допустить. Я ведь тебя не слушал!

- Ты не мог ничего сделать… - я хотела его оправдать, но он меня перебил.

- Нет, мог! И не просто мог, а был обязан! Но я не мог подумать, что всё так серьёзно!

- Не вини себя! Всё, что ни делается – всё к лучшему! Давай не будем к этому возвращаться. У нас вполне хватает проблем в настоящем!

- Ты ангел! – он нежно поцеловал меня. – Я так тебя люблю!

- Дорогой! – я крепко его обняла.

Мы поехали домой. Саша уложил меня спать, а сам уехал на фирму.

Это был тяжёлый день, но он помог нам понять, насколько хрупка жизнь и как важно держаться друг за друга в тяжёлые минуты. Наши отношения и чувства значительно окрепли в связи с этим происшествием.

 

ГЛАВА 34.

 

По началу я даже хотела отменить свои гастроли. Но Саша (и особенно N) убедил меня этого не делать, стараясь надавить на то, что сыну я всё равно ничем не смогу помочь.

Под таким давлением мне пришлось сдаться – хотя я знала, что должна остаться рядом с Женей. Но у меня уже был печальный опыт отмены гастролей, и я не хотела его повторять…

Моё сердце разрывалось: с одного бока я страстно хотела петь с N (и не важно где), с другой – остаться с сыном (я чувствовала, что не должна его бросать!).

 

Итак, через неделю наш самолёт приземлился в К***. Сойдя с трапа, я окинула взглядом толпу фанатов, журналистов и охранников (привычная картина) и перевела его на … небо. Раньше, когда я жила в этой стране, мне всегда казалось, что здесь какое-то особое небо, низкое и тяжёлое; оно давило на меня и не давало дышать полной грудью. И сейчас, к моему удивлению, ничего не изменилось. Небо было мрачным и мои сомнения усугубились. Я не хотела здесь оставаться, но … Саша потянул меня за руку, и мы сели в поданный лимузин.

По дороге к концертному залу я комментировала всё, что видела за окном. А я очень хорошо знала этот город, почти каждое знание. Хотя за это время многое изменилось – появились новые дома, а старые изменились до неузнаваемости.

Вспоминая архитектуру города, я не мола не вспомнить всё, что связывало меня с этой страной. И надо признать, воспоминания были не из приятных. В своё время мне удалось отсюда сбежать, и теперь мне казалось, что город готов отомстить мне.

Я поёжилась и отодвинулась от окна, прижавшись к Саше.

- Дорогая, что-то не так? – он заметил, что мне не по себе.

- Что-то должно случиться, - ответила я. – Что-то очень плохое и страшное. Мы не должны были сюда приезжать. Давай уедем, пожалуйста!

- Солнышко, ты же знаешь, что это невозможно, - он нежно обнял меня. – Всё будет хорошо, я рядом.

Я тяжело вздохнула, понимая всю безнадёжность своего положения.

За час с небольшим мы добрались до концертного зала, так называемого «саркофага» (за его схожесть со склепом). Местные музыканты очень не любили этот зал и называли «гробом» за архитектуру и «похороненный» звук. В зале абсолютно не было акустики, более того, звук тонул и растворялся, даже не долетая до первого ряда.

- И как тебе это чудо архитектуры? – спросила я у Саши в перерыве репетиции.

- Не оперный театр, конечно, но и не худший вариант, можешь мне поверить.

- Да, в оперном театре было бы хуже, ты прав, - вздохнула я.

- Ты определёно недолюбливаешь этот город, - он усмехнулся.

- И поверь, у меня есть основания!

- Верю. Но месть – не лучшее средство.

Я промолчала, прекрасно зная, что сам Саша очень мстителен.

После репетиции у нас оставалось два часа до концерта. Мы могли отдохнуть, перекусить и отдаться во власть наших стилистов, костюмеров и гримёров.

Это был отдельный ритуал, который в моём случае занимал очень много времени и требовал значительных усилий. Во-первых, у меня были очень дорогие и сложные (в смысле, с большим количеством аксессуаров) платья. А во-вторых, мои волосы всегда требовали к себе особого подхода – нестандартная длина усложняла работу всем парикмахерам.

До прихода стилистов у меня было полтора часа.

- И что ты думаешь? – спросила я у Саши, когда мы уселись с ним в небольшом кафе недалеко от концертного зала (я в этом городе все уголки знала).

- По-моему, выстроено всё нормально. Баланс хороший, обертоны сглажены…

- Я не о том! – техническая сторона вопроса меня не интересовала (ведь если здесь был Саша, за это я могла точно не волноваться). – Органична ли драматургия?

- Ты издеваешься? – он с прищуром посмотрел на меня.

- О чём ты? – я удивилась совершенно искренне.

- Я не хотел поднимать эту тему. По крайней мере, перед концертом. Но если уж ты сама завела этот разговор. Я чувствую себя полным идиотом, глядя на то, что вы вытворяете на сцене!

- Но ты же не думаешь, что мы сами это придумали?!

- Это вас спасает! Но я ещё с этим разберусь. Можешь поверить, этот режиссёр не получит ни копейки за подобный разврат!

- Саша, не преувеличивай. Мы ведь идём от содержания музыкального материала. Согласна, это несколько эротично… - оправдывалась я.

- Эротично? Дорогая, давай называть вещи своими именами. Это порнография! – по слогам и очень громко сказал он.

- Саша, зачем так громко?! – я поёжилась.

- Тебе совестно это слово? – удивился он. – И не совестно то, что вы делаете перед зрителем? И неужели ты комфортно себя чувствуешь, едва ли ни сексом на сцене занимаясь?!

- Вообще-то, на сцене нет ни меня, ни N. Там наши персонажи, наши герои.

- Но зритель видит вас!

- Саша! – не выдержала я. – Ты грамотный продюсер! Ты должен понимать, что это элемент PRа. Зрителю это интересно, он на это и приходит! Он не будет три часа слушать заунывные завывания окаменевших восковых фигур! Ему нужна жизнь! Обычная, реальная, которой он сам живёт. Он должен видеть нормальные человеческие эмоции: любовь, ненависть, ревность, страдания.

- Секс, - добавил Саша.

- Слушай, мне уже начинает казаться, что у тебя какие-то с этим проблемы, если ты так циклишься, - ехидно заметила я.

Он покосился на меня и вздохнул, ничего не сказав.

- Ладно, прости, - я поняла, что незаслуженно обидела его (я-то знала, что у него с «этим» точно всё в порядке, и он знал, что я это знаю). – Погорячилась. Я понимаю, что ты меня ревнуешь. И даже допускаю, что не без основания, - я опустила глаза.

- Анютик, - он сжал мою руку. – Я тоже погорячился, - и поцеловал её. – Простили друг друга?

- Конечно, - я улыбнулась. – Может, пойдём уже?

Саша оставил на столике деньги, и мы вернулись в концертный зал, где меня уже ждали стилисты.

Концерт прошёл на «ура»! Местная публика всегда отличалась неразборчивостью вкусов – они принимали на «ура» всех, кто здесь выступал. Это всегда была дикая страна, особенно в вопросах культуры. В искусстве здесь разбиралось не больше двух десятков человек, и понятное дело, ходить на подобные концерты они не имели возможности.

 

В своё время (ещё до отъезда Москву) я всегда очень злилась, когда к нам приезжали Артисты с большой буквы (редко, но случалось), а цены на билеты были просто заоблачными.

А теперь я сама стала той самой Артисткой с самыми большими гонорарами. Правда, билеты на концерты с моим участием всегда расходились за считанные часы. И меня на том этапе жизни меньше всего интересовала бедствующая интеллигенция (каждый должен сам решать свои проблемы!)…

 

Большинство зрителей пришло именно на меня, а не на N (по правде, он всем уже порядком надоел). Ведь я пела первый раз в этой стране (и последний, как оказалось).

Зал просто бесновался, когда я выходила на сцену. На местного зрителя фраза «мировая звезда» или «самая высокооплачиваемая певица» действовали просто завораживающе: достаточно было постоять перед ними пару минут – им бы и этого хватило, они же всё равно не понимали, что я делаю!

В финале концерта нам пришлось исполнить на бис пять(!) дуэтов.

В целом, мы (я и N) остались очень довольны. И как всегда, всё складывалось слишком гладко!

Если, по словам Саши, то, что мы делали на репетиции – это порнография, то как же можно назвать то, что было на концерте?! Даже я признаю, что это было слишком откровенно!

Саша оказался с этим согласен, что и не преминул мне высказать в самых грубых выражениях после концерта, пока я переодевалась (уже по тому факту, что он говорил всё время, пока я развоплощалась, можно заключить, что этот монолог длился очень и очень долго). Хотя, я его не слушала и весьма искренне удивилась, услышав звук захлопнувшейся двери. Видимо, сказав мне всё, что хотел, мой муж предпочёл ждать меня снаружи.

Буквально минуту спустя вошёл N.

- Поздравляю! – я подошла к нему. – Твой концерт имел огромный успех!

- Благодаря тебе, - он обнял меня и нежно поцеловал.

- По-моему, тебя это не очень радует, - призналась я, отстранившись. – Видок у тебя явно не торжественно-приподнятый.

- Анна Мария, мне нужно тебе кое-что сказать, - начал он, глубоко вздохнув.

- Что-то не так? – меня всегда настораживало, когда он обращался ко мне полным именем.

- Ты лучше сядь, - он подвёл меня к креслу и усадил. – Перед концертом мне позвонили из Москвы. Точнее, звонили тебе, но вас с Сашей не было, и я ответил сам.

- Ну? – напряжённо спросила я.

- Ты только не волнуйся, - он не поднимал на меня глаза.

- Да говори ты толком! – не выдержала я.

- Анна Мария, ты должна успокоиться. Я не смогу говорить, пока ты в таком состоянии.

- Успокоиться?! – воскликнула я. – Ты говоришь таким голосом, словно Москву стёрли с лица Земли!

Он молчал. Я поняла, что он ничего не скажет, пока я буду кричать.

- Ладно, хорошо. Я успокоилась. Можешь говорить, - я выжидающе смотрела на него.

N помолчал ещё немного, глубоко вздохнул и, не поднимая глаз, проговорил тихим голосом:

- Мне очень жаль! Прими мои соболезнования!

Я боялась думать! Хоть и сразу поняла, о ком речь. Я не могла ничего ни сказать, ни спросить - просто беспомощно смотрела на N, который на секунду поднял на меня глаза и тут же опустил их снова.

- Прости, что не сказал тебе сразу. Я смалодушничал. Я знал, что ты не выйдешь на сцену. Но ты же меня понимаешь?

У меня отнялся дар речи – я не могла говорить, просто продолжала беспомощно смотреть на него. Я уже всё поняла, но мой разум ждал озвученного подтверждения.

- Прости меня, - он подошёл ко мне и встал на колени. – Я даже представить не могу, что ты сейчас чувствуешь. Пережить смерть собственного сына! Ему ведь было всего несколько лет от роду…

И тут меня словно прорвало, что-то оборвалось. Я резко встала и, не глядя на N, стремглав вылетела из гримёрки. Я не могла там находиться. Я задыхалась. Мне нужен был воздух, холод, тишина, темнота и … одиночество.

Я не помню, как вышла из концертного зала, миновав и охрану, и даже Сашу (наверное, я даже через центральный вход вышла). Оказавшись на улице, я несколько раз глубоко вздохнула и побежала… Просто побежала, без цели, без мыслей.

Очнулась я на … набережной. Я сидела на высокой забетонированной набережной в тёмном и пустом парке, свесив ноги к воде. Я смотрела на чёрные воды реки. Течение было медленное – могло показаться, что вода стоит. А мне так нужно было движение! Вода могла творить со мной чудеса – но она должна быть живой и чистой!

Я чувствовала, как задыхаюсь. Вполне реально. В моей голове не было ни одной мысли – остались только чувства. Такой боли я ещё никогда не чувствовала. Казалось, что даже сердце остановилось. Из глаз просто потоком текли слёзы, и я даже не пыталась их остановить.

 

Постепенно начали возвращаться и мысли.

«Как же это могло произойти? Как?! И почему я не осталась?! Почему я уехала?! Я его бросила! Это я виновата в его смерти! Мне нельзя иметь детей! Я самая плохая мать! Матёрая эгоистка! Как я могла поставить какой-то концерт выше собственного сына?! Господи, сколько же ошибок я совершаю! Но почему Женя? Почему он должен расплачиваться за меня?! Да лучше бы я сама умерла – от меня точно никому никакой пользы нет, один вред! Но он! Маленький ребёнок, ещё не узнавший жизни, не успевший ещё согрешить! Почему он???!!! За что???!!!»

В общем, я начала себя накручивать, причём самым нещадным образом.

О чём только я тогда не подумала! Обо всём и обо всех.

О жизни и смерти, любви, детях, и снова смерти, смерти…

Мысли о смерти прервала мысль о Саше.

«Боже! Представляю, каково тебе было услышать такую новость от N! От кого угодно, но только не от него! И почему я сижу здесь? Ведь я должна быть сейчас рядом с тобой! Ты так его любил! Это же был твой первенец! Ладно я, прожжённая эгоистка, холодная, сухая и бесчувственная стерва, жалеющая только себя! Но ты! Я же знаю, какая тонкая и ранимая у тебя душа! Сашуня, прости меня! Это я виновата в смерти нашего сына, прости! Наверное, тебе лучше расстаться со мной – ни до чего хорошего я тебя не доведу!»

Затем последовали мысли в адрес N. Ничего хорошего в этих мыслях не было, посему не стану приводить их здесь дословно.

 

Тем временем, пока я сидела на набережной «великой» реки С***, Саша, узнав из уст N известие о смерти нашего сына, сразу бросился на мои поиски. Он не стал рассуждать над своими чувствами – его больше волновала я. Он уже заметил мою особенность «выпадать» из реальности, особенно в экстремальных ситуациях (наверное, это была защитная функция моей психики).

Он не мог знать, где я нахожусь. Опросив всех и выяснив, что никто меня не видел, он решил довериться своим чувствам. Узнав, есть ли здесь поблизости какой-нибудь водоём, он стремглав побежал в указанном направлении.

Обходить весь берег он не стал (было достаточно темно, и он просто не заметил меня). Саша поступил, как нормальный русский: выкрикнул моё имя!

Меня (естественно) напугал его голос, пронзивший тишину ночи. Я резко вернулась в реальность, словно меня кто-то насильно вырвал из другого измерения. Потеряв равновесие, я съехала с каменной плиты, на которой сидела, и, ударившись об неё вдобавок головой, упала в воду.

Хотя, даже если бы я не потеряла сознание, это бы не улучшило моего положения – я никогда не умела плавать!

Саша, услышав всплеск воды и сразу поняв всё, что произошло, раздеваясь на ходу, подбежал к краю набережной и спрыгнул в воду.

Моё «тело» он заметил почти сразу – течение было в его сторону. Подплыв, он перевернул меня лицом верх и потянул к берегу, обхватив за плечи.

Почти сразу он заметил у меня на затылке кровь. Можно только представить, какие чувства и мысли его переполняли! Он мог подумать всё, что угодно: и что я, потеряв сознание, захлебнулась; или получила сотрясение, а может, уже и умерла давно, и он тащит бездыханное тело.

Однако когда он подплыл к берегу, все эти мысли сменила одна единственная: как выбраться на сушу! Дело в том, что набережная была очень высокой, и взобраться на неё со стороны воды было просто нереально.

А Саша не привык чувствовать себя беспомощным – он всегда контролировал ситуацию!

Но к его величайшей радости (и моей, наверное, тоже – просто я не могла радоваться, так как была без сознания), скоро к набережной подбежали охранники концертного зала, приставленные ко мне (где они были всё это время, остаётся только гадать). Саша позвал их, и всеобщими усилиями нас вытащили из воды.

Вызвали службу спасения – но её надо было ждать!

Саша отослал охранников за «подкреплением» (говоря проще, выгнал), а сам, расстегнув мою обтягивающую блузку, начал оказывать мне так называемую первую медицинскую помощь (искусственное дыхание и непрямой массаж сердца).

За этим занятием его застал подошедший N.

- Давай, помогу. Вместе мы ей больше поможем, - предложил он, чувствуя свою вину в случившемся.

- Отвали, - огрызнулся Саша. – Не прикасайся к ней!

Минут пять N молча смотрел, как Саша пытался «откачать» меня.

- Хватит, - наконец, проговорил N и положил свою руку на Сашино плечо. – Ты уже ничем ей не поможешь.

- Отстань, - Саша скинул его руку.

- Саша, открой глаза! – воскликнул N. – Разве ты не видишь: она умерла!

- Она просто потеряла сознание! – не сдавался Саша.

- Будь мужчиной! – уже с сочувствием сказал N. – Я понимаю, как тебе тяжело.

Саша сел на землю и опустил руки – он действительно не мог теперь ничего изменить. И он … заплакал. Этот сильный, крепкий, всегда уверенный в себе человек заплакал! От безысходности…

- Крепись, будь сильнее, - проговорил N. – А то можно подумать, что ты и не мужчина вовсе.

Саша медленно встал и, отойдя в сторону, крикнул в исступлении:

- А мне плевать, кто и что подумает; мне плевать, как это смотрится со стороны; мне вообще плевать на всё и всех! Сегодня я потерял всё, что у меня было! Я убью этого врача! – немного тише, но намного злее проговорил он. – Это из-за него я потерял и сына, и жену! А она была права, - он зло усмехнулся, - этот город всегда был для неё роковым. И почему я её не слушал – она ведь знала, что произойдёт нечто очень плохое, она это чувствовала. Она просила меня уехать. А я, осёл, не поверил ей, подумал, что это детские капризы. И только теперь я понимаю, что она имела в виду. Господи! Как бы я хотел вернуть время назад!

- Саша, - N подошёл к нему. – Прими мои искренние соболезнования…

- Не смей! Не смей хоронить её раньше времени! – снова взорвался Саша.

- Я понимаю, как тебе тяжело. Для меня она была настоящим другом…

- Ты можешь хотя бы сейчас не осквернять её имя? – Саша с нескрываемой злобой покосился на N.

- Прости, - тот сделал вид, что понял. – И потом, такой голос! Я не представляю, что теперь будет с Большим…

- Заткнись! – Саша схватил его за грудки и прижал к дереву. – Даже не заикайся об этой проклятой работе, благодаря которой она оказалась здесь. И вообще, если бы не ты, она никогда бы не приехала в этот город! И этого бы не произошло! Это ты во всём виноват!

Не знаю, чем закончилась бы эта сцена (хотя догадываюсь – Саша, наверняка, изуродовал бы N), если бы не … я.

Как это не удивительно (ведь прошло уже столько времени), я пришла в себя. Очнувшись, я начала откашливаться – воды я наглоталась порядком.

Забыв про свои склоки, и Саша, и N бросились ко мне. Саша перевернул меня на бок и набросил на плечи пиджак N.

Откашлявшись, я прижалась к Сашиной груди – так мне было и теплее (хотя он вымок не меньше моего), и спокойнее – он словно оградил меня от всего мира.

- Анютик, любимая, - он крепко обнял меня. – Как же ты меня напугала! Всё будет хорошо. У нас ещё будут дети, много детей!

N молча стоял рядом. Я тоже молчала.

- Пойдём, - Саша помог мне встать и взял меня на руки. – Здесь холодно.

- А ты? – я с вопросом посмотрела на него.

- Не волнуйся, со мной ничего не будет – я закалён.

Правда, не успел он сделать и нескольких шагов, как подъехала «скорая» /прямо как в лучшем американском фильме/, из которой повыскакивали санитары с тёплыми одеялами. Саша донёс меня до машины, дальше меня окружила толпа врачей, а его укутали в одеяло. Он не отходил от меня ни на шаг.

- Они только осмотрят тебя – и мы сразу вернёмся в Москву, - он пытался меня подбодрить.

- А я предупрежу Саныча, что ты не будешь завтра петь. Думаю, он всё поймёт, - вступил в разговор стоящий рядом N.

- Нет! – резко сказала я.

- Что нет? – не поняли они.

- Ты собираешься петь в завтрашнем спектакле? – спросил Саша.

- Естественно, - ответила я. – Кроме того, сейчас никто не должен знать о Жениной смерти.

- А это ещё почему? – Саша окончательно растерялся. – Не хочешь, чтобы тебя жалели? Но это же глупо!

- Не в этом дело! Ты только представь, что обо мне напишет наша пресса! Они же в порошок меня сотрут! Мол, хороша мамаша! Сначала сбагрила родного сына в чужие руки, а когда он заболел, просто запихнула его в больницу, а сама уехала на гастроли развлекаться! Они от меня мокрого места не оставят! – пояснила я.

- Как ты моешь ставить карьеру и общественное мнение выше собственного сына?! – воскликнул Саша.

- Какого сына?! Смотри на всё трезво! – ответила я. – Жени больше нет, и его не вернёшь! Или ты хочешь, чтобы теперь и я себе петлю готовила?

- Ты жестока, - сухо заметил Саша.

- Не я, а весь наш мир, - заметила я. – Не жизнь под нас подстраивается, а мы под неё. И мы должны жить по её законам, если не хотим, чтобы она обращалась с нами, как ей вздумается. Хочешь жить – умей вертеться!

- А она права, - сказал N, заметив, что Саша задумался.

- Да знаю я, что права, - ответил тот. – Просто я уже думаю, как замять это дело по-тихому.

- Я же не говорю, что никто и никогда не должен узнать о его смерти, - заметила я. – Это должно стать известно, безусловно, но при других обстоятельствах и немного попозже. Я думаю, смерть одного человека ни должна калечить другие жизни.

- Но как нам его похоронить? – спросил Саша. – Я не хочу, чтобы нашего сына просто закопали в безымянной могиле.

- Почему «безымянной» и почему «закопали»? Мы кремируем его тело, - пояснила я. – Это более цивилизованно и куда лучше всей этой возни в грязи со всякими горсточками земли и прочей никому не нужной белибердой!

- Ты так хладнокровно рассуждаешь, что даже страшно становится, - признался Саша. – Такое ощущение, что у тебя давно всё спланировано.

- Ты же знаешь: мой мозг всегда берёт верх над эмоциями, особенно в экстремальных ситуациях. Это как у Лермонтова: «… её [любовь] не победит рассудок мой», только с точность до наоборот.

- Как ты можешь ещё и шутить?!

- Во-первых, это не шутки, а суровая реальность; а во-вторых, ты прекрасно знаешь, к чему это может привести, если я сейчас зациклюсь.

- Хорошо, а что с врачами? – спросил N.

- Тут как раз всё просто: это ведь частная лавочка, а там всё решают деньги, - легко ответила я.

- Так ты всё-таки собираешься петь? – осторожно спросил N.

- Конечно! Мне надо отвлечься. А работа в данном случае – это как раз то, что надо. Я не буду столько думать об одном, если займусь каким-нибудь делом.

- Может, всё же не стоит? – Саша не был уверен, что это правильное решение.

- Стоит, - твёрдо ответила я. – Ты же меня знаешь, - я ласково ему улыбнулась, - и знаешь, что для меня лучше.

Через час мы вылетели в Москву...

 

ГЛАВА 35.

 

Утром, по настоянию Саши, я прошла медицинское обследование. Его результаты поразили всех: оказалось, что я была беременна! Срок был небольшой – шесть недель. Саша был на седьмом небе от счастья. Я, признаться, тоже. Как-то удачно совпало: не успели мы потерять одного ребёнка, как я уже ждала другого – у нас не осталось ни времени, ни желания на переживания и страдания.

О моей беременности мы решили пока не распространяться – знали об этом только я и Саша.

В театр, на генеральную репетицию (которые иногда проводились в день спектакля) я приехала в замечательном настроении и словно окрылённая новыми силами.

N с недоумением смотрел на меня (ведь он один знал о смерти нашего сына), но не решился ничего спросить.

Моё хорошее настроение дало о себе знать в тех колкостях, которые я не уставала отпускать в адрес нашего прославленного коллектива. Таких перлов я давно не произносила: каждое слово, каждая фраза были настолько пропитаны едким ядом иронии и издёвки, что в конце репетиции меня был готов убить каждый член труппы! У меня для всех нашлись «ласковые» слова, и я никого не обделила.

- Что с тобой происходит? – Сныч решил меня образумить. – Ты с ума сошла?

- Не больше, чем обычно, - улыбнулась я.

- Да что с тобой происходит? Ты не под кайфом? – он недоверчиво покосился на меня.

- Можете быть спокойны! Моё здоровье в лучшей форме!

- А в чём тогда дело? Почему ты так себя ведёшь?

- Просто сегодня коллектив чрезвычайно плохо и поёт, и играет.

- Прости, а с каких пор ты стала в праве это исправлять? Я что-то не помню, чтобы меня смещали, - Саныч начал заводиться.

- Это совершенно необязательно, - я мило улыбалась. – Вы такой же человек, как и мы все; Вам точно так же свойственно ошибаться. И кто-то должен это исправлять.

- И кто дал тебе это право?

- Господь Бог! Иначе меня бы не было здесь. Да ладно Вам, не обижайтесь. Я же помочь хочу!

- Да я и не обижаюсь, - худрук скорчил обиженную физиономию. – Просто я не могу отвечать за последствия. Они же /коллектив/ могут всё что угодно выкинуть!

- Ну, и флаг им в руки и транспарант на шею! За меня не бойтесь – с ними я сама разберусь.

- Вот за это я и боюсь, признался он. – Кто же петь будет, после твоих-то разборок?

- Живы останутся, - я усмехнулась, - не покалечу! А теперь, извините, но мне нужно подготовиться к спектаклю.

- Конечно, - он отошёл к двери (разговор проходил в моей гримёрке). – Не пуха!

- К чёрту! – ответила я и постучала по столу.

Выйдя за дверь, Саныч глубоко вздохнул: «А ведь она права! Все её замечания дельные. И если хоть что-нибудь из её критики дошло до наших солистов – сегодняшний спектакль может стать гораздо лучше, чем был всегда. Но какою ценой?».

Постановка, действительно, прошла просто превосходно. Так в Большом уже давно не пели. Эта была настоящая Пуччиниевская «Тоска», а не нудное завывание, как обычно. Какие были страсти!

Даже наши солисты по достоинству оценили результат, но простить мне мою критику так и не смогли. И выполнили свою давнюю угрозу, которая чуть не испортила лучший за последние годы спектакль.

Я, как никогда раньше, глубоко вошла в образ своей героини, совершенно искренне рыдала и в полном отчаянии спрыгнула с «парапета», когда вдруг увидела (уже в полёте) … батут!

Это был конец! Крах оперы, крах моей карьеры!

/я так и не смогла потом узнать, чья это была идея. Скорее всего – общая. Только N отказался поддержать этот заговор и даже пытался предупредить меня. Но это ему не удалось. И даже к лучшему – для него – иначе его бы ждали не холостые патроны, а боевые – в театре никогда не любили отщепенцев и предателей/

От позора меня спасла моя исключительная реакция. Не успев ничего даже подумать, я машинально схватилась за металлическую каёмку батута. Мне удалось удержаться и, отскочив от батута, я перевернулась в воздухе и упала, ударившись об пол спиной. Перевернувшись на бок, я встала, не чувствуя даже боли от злости, и направилась к выходу из театра.

Выбежав на улицу, я села в свой джип и дала по газам. У меня не было точного маршрута – я просто ехала. Подальше от этого проклятого театра с ненавистным коллективом. В тот момент я ни о чём и ни о ком не думала – настолько меня захлестнули эмоции…

А в театре тем временем творились светопреставление.

Ожидания коллектива на мой провал не оправдались. В своей неудаче они обвинили N и набросились на него, едва опустился занавес (Каварадосси даже с пола не успел подняться).

- Предатель! – воскликнул один из коллектива. – Следующий на очереди – ты! Будь уверен, Онегин не промахнётся!

- Да вы что?! – не понял тот. – Я-то тут при чём?!

- Ты её предупредил! Мы проверили – батут на месте! Значит, она всё знала!

- Как бы я не хотел это сделать – мне это не удалось! И я искренне рад, что ваша затея провалилась. Не знаю, что Анна Мария выдумала на этот раз – но она молодец. И я готов её поздравить!

- Кстати, а где она? – спросил кто-то. – Её кто-нибудь видел?

- Где Косицына? – к ним подошёл Саныч.

- Она словно сквозь землю провалилась!

- Ладно, сейчас некогда. Все на поклон! – скомандовал худрук. – А потом – ко мне в кабинет.

Эта сцена проходила за считанные минуты между финальными аккордами и общим выходом (мне эти минуты казались самыми интересными – за них всегда успевало произойти столько всего!).

Зал скандировал как на стадионе: «Ко-си-цы-ну!», но так и не дождался моего выхода (я в это время была уже далеко от Большого). Минут через тридцать зрители начали расходиться в расстроенных чувствах. Через час с небольшим театр полностью очистился от посторонних лиц, и Саныч, собрав у себя в кабинете всех участников спектакля, начал допрос.

- Итак, я жду ваших объяснений, - начал он.

Все хранили молчание.

- Я вас спрашиваю! Где она?!

Тишина обострялась.

- Да вы что, оглохли, что ли?! – закричал худрук. – Где же ваша наглость, которой хватило на то, чтобы подложить батут?!

- Её никто не видел, - заговорил N. – Мы не знаем, что произошло.

- Кто предложил идею с батутом? – уже тише спросил Саныч.

Ответа, естественно, не последовало.

- Нельзя же быть такими неблагодарными! Вы только вспомните, как прошёл сегодняшний спектакль! Она же делает всё, чтобы наши постановки были лучше!

- Сан Саныч, ты прекрасно знаешь, каким способом она это делает, - N встал и отошёл к окну.

- Это не даёт вам права на подобные вещи! – на минуту он замолчал. – Ладно, за Косицыну я не сильно переживаю – она может за себя постоять.

- Не в таком состоянии, - заметил N, не поворачиваясь.

- Что ты имеешь в виду?

- Она уехала на своём джипе прямо в костюме и гриме. Это значит, что она была очень зла. А в таком состоянии опасно садиться за руль. И потом, после того, что произошло… - тут он осёкся. – В последнее время она много работала.

- Подожди, - от Саныча не ускользнула эта фраза. – Ты мне про работу уши не заговаривай! Что у неё произошло?

- Ничего существенного – так, небольшой неприятный инцидент во время нашей гастроли, - начал выворачиваться N.

- Не ври! – худрук схватил его за руку и уставился в его глаза. – Говори всё, как есть! Это важно!

- Я не могу. Анна Мария взяла с меня слово, что я ничего не скажу.

- Сейчас это неуместно! – Саныч не отпускал его. – Говори!

- Ладно, - сдался тот. – Но она меня убьёт! И ещё: все должны поклясться, что ничего из сказанного не покинет эти стены.

Саныч повернулся к сидящим:

- Если кто-то не намерен давать такого обещания – покиньте кабинет, - никто не тронулся с места. Худрук снова повернулся к N. – Можешь говорить.

- Ну, хорошо, - тот вздохнул. – Вчера, когда мы были в К***, здесь, в Москве, у неё умер сын.

Все ахнули.

- Почему она ничего не сказала? – удивился Саныч.

- Это Вы у неё спрашивайте. Она не хотела сейчас это афишировать.

Худрук вздохнул и отошёл в сторону.

- И опять мы получились крайними! Как грубо, - как сам с собой говорил он, - и как цинично мы с ней обошлись!

- Сан Саныч, мы должны что-то делать! – N решил прервать его рассуждения, которые имели привычку растягиваться надолго.

- А что мы можем? В розыск её не объявят, задерживать её машину нет основания.

- Надо позвонить её мужу – он решит эту проблему, - тихо посоветовал N.

Саныч посмотрел на него и, сделав какие-то соображения в голове, повернулся к необычно тихому коллективу:

- Все свободны, - и напоследок добавил. – Премии в этом месяце не получит никто.

После этих слов, труппа приобрела привычный взбалмошно-базарный шумок и покинула кабинет.

Саныч и N «глубоко содержательно» переглянулись, словно устроив дуэль. Немой диалог перешёл в отчаянную борьбу.

- Нет, Саныч, - N первый сдался. – Это ты худрук, это твой коллектив. Уволь меня от этой обязанности! Ты же знаешь, как он меня ненавидит! И потом, он считает меня виновным в смерти их сына! Говори с ним сам, - он направился к двери. – Я буду снаружи.

Саныч позвонил Саше и попросил его приехать (он не был на спектакле, так как был очень занят). Тот не стал задавать лишние вопросы.

Полтора часа ожидания Саши были потрачены на придумывание различных оправданий. N остался с Санычем, опасаясь Сашиной непредсказуемости.

- Что произошло? Где Анна Мария? – Саша почти влетел в кабинет, резко хлопнув дверью.

- Саша, сядь, пожалуйста, - Саныч решил уладить всё тихо. Саша не стал лезть на рожон и сел.

- Анна Мария уехала…

- Что значит уехала? – не понял Саша. – Куда? Почему у неё выключен телефон?

- У неё произошёл неприятный инцидент с коллективом…

- Что?! – Саша встал. – Опять? Как Вы могли это допустить? Да ваш коллектив распустить давно пора без зазрения совести!

- Такие вопросы не решаются так быстро…

- Зато лишиться человека можно быстро! Что у вас на этот раз произошло?

- Анна Мария была сегодня чересчур резка и язвительна. Коллектив захотел ей отомстить, - пояснил Саныч.

- Каким образом?

- Сегодня была «Тоска»…

- И что из этого? – Саша не понял связи.

- Оригинальностью труппа не отличилась…

- Только не говорите, что… - я уже давно рассказала Саше, как коллектив любит «расправляться» с нерадивыми примадоннами.

- Да, именно, - Саныч подтвердил Сашино опасение.

- Что вы наделали?! – крикнул Саша и, схватив Саныча за ворот, поднял его с кресла. – Она же беременна!

- Что?! – в один голос спросили N и Саныч, опешившие от неожиданности.

- Но почему она ничего не сказала? – удивился N, оттащив Сашу.

- Да какая теперь разница! Вы хоть понимаете, чем мог закончиться ваш батут?!

- Но мы ведь ничего не знали! Да если б я хотя бы догадывался, то собственноручно оттащил бы этот батут! Но я о нём узнал, только после её исчезновения – не могу же я весь спектакль стоять на одном месте!

- Не можете, а обязаны! Вы отвечаете за здоровье своих солистов! – Саша снова накинулся на Саныча.

- Саша, успокойся! – N опять оттащил его. – Саныч ничего не знал!

- А ты? – Саша развернулся. – Ты не мог не знать!

- Я не мог ничего сделать!

- Саша, этим ты ей не поможешь! Мы зря тратим время! Подумай о том, что она уехала прямо со спектакля: в костюме и гриме, - Саныч попытался его отвлечь. – Она даже не вышла на поклон! Куда она могла поехать?

- Откуда я знаю! – крикнул тот, отпустив N и отойдя в сторону. И немного спокойнее добавил, - Скорее всего, она и сама не знает.

- Может, попробуй… - N хотел что-то посоветовать, но Саша снова взорвался:

- Я сам прекрасно знаю, что мне нужно делать! За собой следи! – и пошёл к двери.

Открыв её, он повернулся и тихо проговорил:

- Если с ней хоть что-то случится – я вас всех пересажаю! – и вышел, хлопнув дверью.

- Как она с ним живёт? – тяжело вздохнул Саныч.

- А, по-моему, они друг друга стоят, - заметил N.

Саныч выразительно посмотрел на него, но ничего не сказал, судя по всему, подумав то же самое.

 

… Я же ехала, не останавливаясь, около трёх часов. На обочину я съехала только на третьем кольце, когда возник вопрос, куда же я всё-таки еду? Я не смогла сориентироваться, в какую сторону меня занесло, и решила доехать до ближайшего мотеля – а там уже переночевать и утром решить, что делать. Ведь на тот момент моя голова уже очень плохо соображала – было далеко за полночь, мне было холодно и неуютно, плюс я заметила, что ободрала в кровь руки. В общем, мне надо было привести в порядок как свою внешность, так и свои мысли.

Благодаря тому, что я была похожа на оборванку, в мотеле меня никто не узнал, и я преспокойно устроилась.

 

ГЛАВА 36.

 

Утро для меня началось где-то в полдень. Но не успела я далеко отъехать, как на первом же перекрёстке меня остановил гаишник.

/должна сказать, что у меня был эксклюзивный джип – его по Сашиному заказу собирали вручную. Поэтому мою машину едва ли не вся Россия знала/

- Документики предъявите, - гаишник покосился на меня с ухмылкой.

А я хоть и умылась, но костюм сменить было не на что. А в подобном виде, пусть и без грима, меня мог бы узнать разве что Саша!

Я достала из бардачка документницу и протянула её гаишнику.

- Косицына, да? – он сплюнул и ухмыльнулся. – А я Папа Римский! А, ну, вылазь!

Он открыл дверцу и вытащил меня за руку.

- А на каком основании Вы меня остановили? – я пыталась сообразить, как быть – не хотелось даваться им в руки (из принципа!).

- Так у тебя ж документы чужие! И тачка ворованная! Ты как додумалась-то?

- Ой, смотрите, Ferrari! – воскликнула я и указала на дорогу.

- Где? – он обернулся, а я, вырвавшись, бросилась на другую сторону в прилегающий лес.

Мне просто чудом удалось проскочить перед несущейся фурой. Когда гаишник смекитил, что к чему, я уже скрылась в лесу. Посмотрев на поток машин и на мой джип, он плюнул и решил не бежать за мной.

Во-первых, далеко он всё равно и не убежал бы; а во-вторых, машина-то на месте – так чего суетиться.

Как оказалось, это была часть Сашиного плана: он написал заявление о том, что у меня угнали машину. Разнарядку получили все посты. Саша надеялся, что джип задержат вместе со мной. Он не учёл нерадивость наших гаишников (ну, они же не знали, что ему нужна не машина, а водитель!).

Как только машину отогнали на служебную стоянку, начальник отделения лично позвонил на «БИС» и доложил об успешном завершении операции.

На момент звонка ни Саши, ни его отца (который, кстати, не был в курсе Сашиного плана) на фирме не было, и секретарь просто сделала заметку в своём ежедневнике.

Вечером Владимир Сергеевич ужинал вместе с сыном.

- Слышал последние новости? – начал отец. – У твоей жёнушки машину угнали.

- Что?! – переспросил Саша.

- Да не бойся, нашли уже. Перед тем, как ехать сюда, я заехал на фирму – Оля передала, что звонили из отделения: машина на служебной стоянке, можете забрать в любое время. Кстати, не подскажешь, куда Анна Мария смотрела – раньше она никогда не бросала машину, где попало.

- А кто был за рулём?

- Оборванка какая-то. Следователь считает, что её специально наняли для отвода глаз.

- И что с ней? – Саша продолжал свой допрос.

- С кем? С оборванкой? Ты хочешь сам с ней поговорить? – удивился отец. – Зачем тебе это надо? Не стоит пачкаться!

- Что с ней, где она сейчас?!

- В розыске! Ей удалось скрыться.

- Дорогая, я тебя недооценил! – сам с собой проговорил Саша.

- Ты здоров? – Владимир Сергеевич недоверчиво покосился на сына. – С кем ты разговариваешь?

- Понимаешь, отец. Этой оборванкой была Анна Мария. Она вчера уехала со спектакля и отключила телефоны. Я решил написать заявление, чтобы её машину задержали – я надеялся вернуть её таким образом, - пояснил сын.

- Опять? Это становится навязчивым. Ты должен с ней поговорить! – недовольно проговорил Владимир Сергеевич.

- Отец! У неё был тяжёлый день! Коллектив снова подставил её!

- А почему она не позвонила тебе? Не поехала домой, как все нормальные люди?!

- Я не знаю! Наверное, она очень расстроилась – тогда она становится непредсказуемой. Достаточно того, что она даже не переоделась и ушла почти босиком!

- Я всегда считал, что она не совсем нормальная!

- Она просто очень эмоциональна! Но куда она пошла? У неё же нет ни денег, ни нормальной одежды!

- Да что ты так за неё печёшься?! Погуляет да вернётся. Сам же сказал: у неё нет денег! – усмехнулся отец.

- Но что может с ней случиться за это время?! – воскликнул Саша. – Отец, она же носит твоего внука или внучку!

- Что?! – Владимир Сергеевич отложил приборы. – Что ты сказал? Она снова беременна?

- Но это же здорово! Я снова стану отцом! Мы так тяжело переживали смерть нашего сына. И вот Бог послал нам другого ребёнка! Что в этом плохого?

- Ты ещё спрашиваешь?! Мы же потерям как минимум два-три месяца! И снова придётся перекраивать графики и отменить тридцать процентов концертов! Пока она будет рожать, конкуренты просто сожрут нас. Мы рискуем потерять зрителя! Им же нужна постоянная доза наркотика!

- Отец, ты не хуже меня знаешь, что всё не так страшно. Мы можем занять эфир записями. За два месяца ничего не случится! Вспомни, как было в прошлый раз. Да после родов она стала ещё популярнее!

- Потому что это был первый ребёнок, - продолжал спор отец. – Она действительно приобрела новый статус в глазах зрителя! Но сейчас всё будет по-другому. Я не смогу удерживать её рейтинги искусственным путём. А если она потеряет позиции – мы не сможем их вернуть.

- О чём ты говоришь! Анна Мария настоящая мировая звезда! Она не потеряет свои позиции и после смерти! Ты просто боишься потерять лишнюю копейку! Это малодушие! – воскликнул Саша.

- Это жизненный опыт, сынок. И как бы там ни было, она должна сделать аборт, - твёрдо сказал Владимир Сергеевич.

- Только через мой труп! – Саша встал. – Этого никогда не будет, запомни! Она никогда не убьёт ребёнка!

- Ну, и Бог с вами, - вздохнул отец, только после этого Саша сел. – Но все неустойки покроешь из своего кармана. И ещё: думай впредь не только о своей похоти, но и о делах. Ты можешь лишить себя будущего!

- Я учту, - буркнул сын.

- Ладно, закончим этот разговор. Завтра объявим её в розыск, и думаю, скоро мы её увидим.

- Дай Бог!

 

…А я к этому времени была уже далеко от Москвы.

Пробежав через лес, я вышла на просёлочную дорогу, по которой снова вышла к трассе полтора часа спустя. За это время я определилась с местом, куда направлюсь. Это оказалось проще простого. В этом мире у меня было не так много близких людей. И поэтому я решила ехать … к родителям, к маме и папе!

Только рядом с ними я была абсолютно спокойна, только там я могла по-настоящему отдохнуть.

Я довольно рано оторвалась от дома: уже с восемнадцати лет я практически перестала видеть родителей. Можно сказать, я стала абсолютно самостоятельна. Мой путь был особенным – я должна была пройти его сама… и одна…

Итак, я вышла на трассу и начала голосовать. Я понимала, насколько это опрометчиво и даже опасно. Но тогда меня ничто не могло остановить.

Несколько десятков водителей приняли меня за придорожную шлюху – правда, я сумела объяснить им их заблуждение в самых доступных выражениях.

Наконец, остановилась одна фура.

- Ты что, с дурдома сбежала? – водитель покосился на мой костюм.

- Вроде того.

- Куда надо?

- В Самару, - я посмотрела на него с вопросом.

- До Шацка подкину, а дальше – сама. Садись, - он кивнул на виденье рядом с собой.

- У меня нет денег, - предупредила я.

- Да я как-то догадался, - он усмехнулся.

Я забралась в кузов.

- От кого прячешься? – спустя какое-то время спросил водитель.

- Мой бывший влез в долги, - начала врать я. – Мне пришлось продать квартиру, полученную после смерти родителей. Но этого не хватило. Мой нашёл себе другую и исчез – до смешного банально! А те, кому он остался должен, теперь дерут с меня. Когда они поняли, что денег у меня нет, то попытались убить. Я попала в больницу, откуда и сбежала, понимая, что в покое они меня уже не оставят.

- Да, типичная московская история одной провинциалки, - вздохнул он. – А не боишься, что и в Самаре тебя могут найти?

- Нет, это исключено. Меня ничто не связывает с этим городом – я выбирала наугад.

- Так что, у тебя совсем никого нет?

- Получается, нет, - вздохнула я.

- Слушай, - немного подумав, начал он. – А ты такие машины водить умеешь?

- Я умею водить все транспортные средства, кроме самолёта, - усмехнулась я. – Жизнь заставила!

- А ну-ка, - он подъехал к обочине. – Сядь на моё место.

Мы поменялись местами, и я села за руль.

Мне, действительно, доводилось водить фуры, но это было довольно давно. Однако это не помешало мне вспомнить уже выработанные навыки. Я быстро овладела управлением и набрала скорость.

- Молодец, хорошо получается. Немного я видел на своём веку женщин-дальнобойщиц, - признался водитель.

- А Вы их видели?

- Вообще-то, нет, - честно сказал он. – Но вполне допускаю, что мог бы увидеть. Скажем, в твоём лице.

- Вы предлагаете мне работу? – усмехнулась я.

- Возможно. Но это на самый худший случай.

- То есть? - я подъехала к обочине, и мы снова поменялись местами.

- Я не должен этого говорить, но… Мне кажется, ты надёжный человек. Я работаю на одного человека…

- На одного? – удивилась я.

- Да, это очень влиятельный человек…

- Проще говоря, авторитет, - уточнила я.

- Ты понимаешь всё правильно. Его все называют Графом, для приближённых он – Кристалл. Это не совсем легальный бизнес. Точнее, совершенно нелегальный. Если Граф узнает, что я разговаривал с кем-то об этом, уже завтра меня даже в канаве не найдут, - он косо ухмыльнулся.

- Так, может, и говорить не стоит? – осторожно спросила я.

- Мне кажется, стоит. Тебе это может пригодиться. Все, кто у нас работают либо покойники, либо изгои, либо беглецы – в общем, люди, которые не могут жить прежней жизнью. Фирма даёт нам документы, жильё, работу и приличные деньги.

- Прям, как в сказке! И что вы возите? Надо полагать не жвачку!

- Видишь, ты всё понимаешь! Да, у нас несколько нелегальный товар. Но это лучше, чем нары или дубовая крышка.

- Согласна. Но, насколько я поняла, обратно дороги уже нет?

- А обратно – это куда? – спросил он, покосившись на меня.

- Ну, не знаю. Скажем, если захочется уйти, обзавестись семьёй. Ведь не уйдёшь?

- Не знаю, пока и желающих не было – всех всё устраивает, - он пожал плечами.

Какое-то время мы ехали молча. Я думала над его словами.

- А у вас там женщины вообще есть?

- Пока нет. Граф не очень хорошо относится к женщинам. Ходит слух, что из-за какой-то бабы он и пошёл по этой дорожке.

- И ты хочешь, чтобы я пошла туда работать? – усмехнулась я. – Ты же понимаешь, какую работу мне поручат! Для этого мне не надо далеко ходить!

- Не думаю! Ты же не смазливая дурочка в мини-юбке. Ты можешь быть достаточно грубой и жёсткой – это мужики всегда ценят. У тебя есть все шансы получить рейсы. Можешь мне поверить.

- Спасибо за комплимент, - я улыбнулась. – И как вас можно найти?

- База у нас под Шацком. Точнее сказать не могу. Если что – найдёшь и без указателей. Не ты первая!

- Что ж, учту. Спасибо, - я вздохнула и снова задумалась, уставившись в окно.

Уже под утро мы проехали Шацк. Водитель пожелал мне удачи и счастливой дороги, и на этом мы расстались.

Поймав не один десяток попуток, я добралась-таки до Самары. Здесь мне было проще – я очень хорошо знала этот город.

Родители были в ужасе, когда увидели меня на пороге в таком виде! Я постаралась их успокоить и пообещала всё подробно рассказать, но только после того, как вымоюсь, поем и отосплюсь.

Оказалось, Саша их уже запугал, сообщив о моём исчезновении. Я попросила не говорить ему, что я в Самаре.

На следующий день я всё объяснила (насколько смогла). Правда, родители так и не поняли, почему мой муж не должен знать, где находится его беременная жена. Я просто сказала: «Так надо!» и пригрозила тотчас уехать, если они ему что-нибудь расскажут.

Родители сдались, и мы начали жить втроём, вполне счастливой семьёй…

 

ГЛАВА 37.

 

С того момента, как я уехала из Москвы, прошло два месяца. Мне было хорошо с родителями и совершенно не хотелось возвращаться. Даже более того, меня охватил некий азарт – мне было интересно, сколько времени мне удастся прятаться от Саши, кто из нас окажется проворнее и смекалистее.

Но в жизни у родителей был один существенный минус. Они жили на набережной, в центре города (с видом на Волгу…). И у меня практически не было возможности гулять – очень не хотелось быть узнанной. Поэтому я гуляла по ночам (что, надо заметить, для Самары – самоубийство, этот город всегда был одним из самых криминогенных). А потом я вдруг вспомнила, что у родителей есть дача в сорока километрах от города с хорошим домом. И я решила перебраться туда.

Конечно, родители не хотели отпускать меня одну, но я (снова прибегнув к шантажу) их убедила, что так для всех будет лучше.

 

…А Саша, тем временем, продолжал наиактивнейшие поиски. Давно поняв, что я уехала из Москвы, он почти каждый день третировал моих родителей (зная о моём тёплом к ним отношении) и Надю. Надо заметить, что Надиной сдержанности хватило ненадолго – Саша умел выводить из себя (этим мы с ним были очень похожи). Так что к концу первого месяца она начала попросту избегать его и отключать телефон. А в те редкие встречи, когда Саше удавалось её подкараулить где-нибудь, она просто посылала его. Но он не отчаялся и продолжал мучить всех, с кем я общалась (к его счастью, этот круг был неширок).

Однако временами и на него находила лёгкая форма отчаянья. Всё-таки прошло уже два (!) месяца, а обо мне ни весточки – он даже не мог быть уверен, что со мной всё хорошо. А ведь я носила его (?) ребёнка!!!

И вот именно в один из таких моментов (когда Саша очень страдал) его отец решил расставить все точки над «и».

- В общем так, - начал он разговор. – Слушай меня внимательно. Я долго терпел весь этот бардак, я пытался подстраиваться, я искал компромисс, но это переходит все границы!!!

- Ты о чём? – Саша находился так глубоко в себе, что не понял о чём идёт речь.

- О твоей жене! Я не потрачу больше ни копейки на её поиски – мне она больше не нужна. Я расторгаю с ней все контракты! Она и так почти разорила меня. Дальше это продолжаться не может!

- Ты не можешь! – Саша вскочил, как ошпаренный. – Она же твоя сноха!

- Вот и пусть ею остаётся! Если ты, конечно, её найдёшь, - отец зло усмехнулся. – Не думаю, что тебе это удастся. А если и найдёшь, я буду с радостью играть с внуком. Но солистка-мамаша мне не нужна!

- Как ты можешь?! Она же принесла нам столько денег! Она же наша лучшая солистка за всю историю «БИСа». Она ведь мировая звезда! Ты не можешь просто так взять и уволить её!

- Пусть эта звезда теперь другому кому-нибудь светит – а у меня не хватает ни сил, ни средств на её электроэнергию! – вздохнул Владимир Сергеевич.

- И как ты хочешь расторгнуть контракт, когда её нет в Москве? – после паузы спросил Саша.

- А адвокат на что? Мне вовсе не нужно её добровольное согласие. Мы оформим всё по правилам, а Олег доведёт до её сведения только сам факт.

- Тебе не кажется это бесчестным?

- Мне кажется бесчестным поступать так, как сделала она – бросить всё и всех и скрыться в неизвестном направлении. Она подставила не только меня и тебя, она подставила сотни людей! Ты сам знаешь, сколько контрактов мы уже расторгли и сколько ещё расторгнем. Даже если не брать в расчёт финансовую сторону вопроса (хотя, повторюсь, мы почти разорены из-за всех этих неустоек), подумай, скольких людей она подвела простым капризом!

- Ты не справедлив к ней! – Саша не мог не встать на мою защиту. – Ты превращаешь её в бездушную машину! Она потеряла сына, её подставил коллектив, у неё мог быть выкидыш! Да какой человек сможет пережить всё это сразу?! Ты слишком многого требуешь от неё! Ты думаешь только о прибыли и рейтинге, совершенно забыв о человеческих качествах! Она нуждается в заботе и поддержке, особенно сейчас! А ты всаживаешь ей нож в спину!

- Сынок, ты слишком часто стал ходить в театр – на тебя это плохо влияет, - отец усмехнулся.

- Хорошо. Тогда подумай о том, что она может просто уйти на другую фирму, - Сашу обидела эта фраза, но он не стал лезть на рожон.

- Ни одному продюсеру не нужна беременная солистка – запомни это на всю жизнь!

Саша промолчал, прекрасно понимая, что отец прав. Но он не хотел мириться с подобным положением вещей.

 

И как бы он не пытался отвлечься, дома, в полной тишине он вновь и вновь думал обо мне.

«Анютик! Что же ты наделала?! Ты ведь себе всю жизнь загубила! И из-за чего?! Из-за глупой шутки горстки завистников! Ну, почему у тебя никогда не было чувства юмора?! Почему ты всё так близко принимаешь?! Любовь моя, где ты сейчас? Если бы я только смог тебя найти – я бы всё устроил! Я для тебя горы сверну! Только возвращайся!!!»

На следующий после этого разговора день Саше в голову пришла потрясающая мысль (настолько потрясающая, что не пришла раньше). Проснувшись в четыре утра, словно поражённый громом среди ясного неба, он вдруг вспомнил, что я приезжая. И более того, родилась я не в Самаре (родителей я туда перевезла только несколько лет назад).

А если совместить это с тем, что я никогда не продаю своих вещей (в том числе квартиры), это означало, что в том городе, где я жила до приезда в Москву, у меня могла остаться квартира. И это был бы самый оптимальный вариант, чтобы спрятаться.

С новыми силами он занялся раскопками информации о моём домосковском периоде. И надо признать, это не составило особого труда – в моём личном деле в Консерватории хранилась вся интересующая его информация. Так что к концу того же дня, он уже узнал мой «родной» город и даже послал туда своих людей (не глядя на то, что это было уже глубокой ночью).

За несколько дней Сашины люди опросили всех соседей (а наши соседи имели особую страсть обсуждать мою семью, причём домысливая порой невероятные вещи). Но за последние годы никого из членов нашей семьи в том городе не появлялся. Даже наши соседи не смогли придумать такое!

И, тем не менее, Саша приказал своим людям побыть там ещё какое-то время. А сам решил найти способ, чтобы попасть в нашу квартиру. Ему почему-то казалось, что там что-то может помочь ему понять меня, или даже найти.

Поняв, что у родителей ключей нет, Саша насел на … Надю! Однако дозвониться до неё ему удалось не сразу. Она взяла трубку только на двадцатый звонок.

- Молись, чтобы это было что-то важное! В противном случае, я просто тебя убью!

- Тебе не придётся это делать. Мне очень нужна твоя помощь!

- Кто бы сомневался! – усмехнулась Надя. – Что на этот раз?

- Мне нужны ключи от квартиры Анны Марии. Они могут быть только у тебя!

- Сколько ты выпил, если несёшь такую ахинею? – удивилась подруга. – У тебя же есть эти ключи! И потом, чтобы открыть эту дверь, ума много не надо!

- Я не о той квартире! Я про провинцию! Если у родителей нет ключей, значит они у тебя!

- Ты не по адресу. У меня нет никаких ключей. Мы с Аней вообще никогда не обменивались личными вещами.

- Ты хочешь сказать, что у неё не было запаски?!

- Я хочу сказать, что у меня её точно нет!

- А у кого тогда она может быть? – удивился Саша.

- У Юры, наверное. Если не у родителей.

- У Юры?! Опять Юра?! – взорвался Саша. – Что это ещё за Юра? Это её бывший? И у него есть ключи от её квартиры… Господи! Вот так женщина! Она изменяет мне и даже не с N! Она всех нас идиотами сделала!

- Ты всё сказал? – Надя дождалась, когда он закончит. – А теперь забудь этот бред и слушай меня. Юра это Анин родной брат. Он с семьёй живёт в Москве. И я думаю, это вполне нормально, если запасные ключи от дома, где они выросли, хранятся у него.

- Брат?! – Сашиному удивлению не было предела. – У Анны Марии есть брат? А может, у неё есть ещё не один родственник, о котором я ничего не знаю?

- Ну, родственников у неё хоть отбавляй! Но из близких - только он.

- Так значит это о нём говорил отец Анны Марии на нашей свадьбе! А я всё голову ломал! Ну, Надёк, спасибо! Ты очень помогла мне! Теперь я точно найду её!

- Не обещай того, что можешь не выполнить, - заметила Надя.

- Это фраза Анны Марии?

- Мог бы и сам догадаться.

- Ладно. Тогда скажу так: Сделаю всё, что в моих силах, чтобы найти её.

- Валяй. Только сделай одолжение: не звони мне без острой надобности, а то у меня уже аллергия на твой голос, - усмехнулась подруга.

- Ладно, я понял. Прости. Спасибо ещё раз и всего доброго!

- Пока! – попрощалась подруга.

Найти моего брата Саше тоже не составило никакого труда (ещё бы! с его-то связями и деньгами!).

- Ты что, меня не помнишь? – удивился Юра при встрече.

- А мы встречались?

- На вашей свадьбе. Я был с женой.

- Подожди, - Саша задумался. – Это такая высокая, светленькая с короткой стрижкой в чёрном платье?

- Ты так хорошо её запомнил? – у брата мелькнули подозрения.

- Извини, но это моя работа – обращать внимание на детали.

- Так зачем я тебе понадобился? – Юра решил не тянуть резину.

- Как я узнал, у тебя должны быть ключи от вашей провинциальной квартиры.

- Ты думаешь, Анна Мария там?

- Нет, там её нет, я проверил. Просто я хочу попасть вовнутрь.

- И что ты хочешь там найти?

- Что-нибудь, что могло бы мне помочь. Может, она была там.

- Ты и вправду продолжаешь верить, что она добровольно скрывается?

- А ты бы хотел, чтобы её похитили? – не понял Саша. – Нет, это исключено. Если бы это были похитители – они уже давно потребовали выкуп.

- А если это сумасшедший поклонник? Которому не нужны деньги.

- Я не допускаю подобных мыслей. И к тому же я очень хорошо знаю Анну Марию, и это уже не первый раз.

- Да, нечего сказать, хорошо ты её знаешь! Настолько, что даже не догадывался о моём существовании! – усмехнулся брат.

- Я сказал, что хорошо знаю её и особенности её характера. А о ней я действительно почти ничего не знаю. Вот для этого мне и нужно попасть в вашу квартиру. Так у тебя есть ключи?

- Есть, но тебе я их не дам, - отрезал Юра.

- Это ещё почему? Ты что, мне не доверяешь?

- А с какой стати мне доверять человеку, которого я первый раз в жизни вижу?!

- Но я же муж твоей сестры! Меня полмира знает!

- Лично?

- Нет, конечно, но… - стушевался Саша.

- Извини, но я не могу тебе помочь.

- Ладно. А если ты поедешь со мной?

- Это невозможно. Я не вырвусь с работы.

- Это я беру на себя, - твёрдо сказал Саша. – Я договорюсь с твоим начальством. Когда мы можем поехать?

- Если так - хоть завтра!

- Вот и договорились. Значит до завтра, - Саша протянул брату руку и тот её пожал.

На следующий день они вылетели в город, в котором я родилась (но к которому не испытывала никаких эмоций – просто один из многих миллионов городов…).

Саша всю дорогу был как на иголках. И он не ожидал, что они так быстро долетят.

- Ты всё время забываешь, где мы, - заметил брат. – Всю эту страну можно объехать за пять часов. А самолёты здесь вообще редкость.

- Типичная европейская страна, - Саша улыбнулся.

Брат усмехнулся:

- Ну-ну, только с тоталитарным режимом. И за последние десять лет здесь ничего не изменилось.

- Неужели здесь диктатура?- не поверил Саша, глядя в окно, словно по картинке за стеклом можно было определить режим в стране.

- Типичная. Поэтому мы отсюда и уехали…

- Семья Косицыных может жить только на свободе? – Саша улыбнулся.

- Я думаю, ты это уже смог оценить. Кстати, мы уже подъезжаем, - брат посмотрел в окно.

- Так быстро?

Юра не ответил – только многозначительно посмотрел на него.

Они остановились возле дома и вышли из такси.

- Так вот откуда у неё эта патологическая страсть к захолустным домам! – воскликнул мой муж. – Теперь я понимаю, почему она так хорошо адаптировалась к жизни на вокзалах!

- Долго ещё будешь разглагольствовать? Может, зайдём вовнутрь? – брат открыл парадную дверь.

- У меня такое ощущение, что я попал в дурдом, - признался Саша, рассматривая стены.

- Не у тебя одного. Сказывается соседство. Если заметил соседнее крупное здание – это и есть психушка. Настоящая.

Саша недоверчиво покосился на Юру и снова уставился на забавный красно-белый горошек на голубых стенах, чередующийся с белыми галочками. Он захотел подняться пешком (я его приучила к этому, когда мы были в моей московской квартире).

- Прямо центр народного творчества и рукоделия! Хотя, по правде, мне это больше напоминает свалку или уголок бомжа, - Саша высказал окончательное мнение о подъезде некогда нашего дома.

Брат промолчал и открыл дверь в квартиру. Пропустив Сашу, он вошёл сам и закрыл дверь.

- Здорово! – Саша осмотрел прихожую, обитую деревом (папа своими руками это делал), с огромным зеркалом и элегантным креслом-тумбочкой. – Словно в другой мир попали.

- Не забудь разуться, - напомнил Юра, сняв ботинки.

Хоть в доме давно никто не жил, все ковры были убраны, а мебель накрыта – это не давало повода топтаться в грязной обуви. Вероятно, это уже было вбито в наше подсознание – в доме должно быть чисто! /за это меня всегда ненавидела прислуга – я могла уволить за пылинку на рояле/

- Можно я осмотрюсь?

- А я уже подумал, что ты не знаешь такого слова! Смотри, только ничего особо не трогай, - брат пошёл на кухню и, открыв газовый кран и кран воды, поставил чайник.

Саша осматривал комнату за комнатой, каждый уголок. Не знаю, то он чувствовал. Но судя по тому, что он рассказал мне потом, ему показалось, что он узнал меня заново, словно с чистого листа.

Так бывает, когда читаешь книгу в третий или четвёртый раз – замечешь такие детали, которые сразу не бросаются в глаза, но могут сместить акценты совершенно на другое.

Он заходил в комнаты, где я росла, где лежала в коляске (когда у нас ещё не было мебели), где сделала первые шаги, где начала говорить, где играла, где прошли самые счастливые годы моей жизни. Вся атмосфера дома была пропитана любовью и счастьем. Это был тихий уголок, где я всегда зализывала раны, где могла отдохнуть и набраться сил для новых сражений. Здесь всегда было уютно, светло и тепло. И даже то, что в доме уже давно никто не появлялся, не сделало его «мёртвым» - он словно ждал своих хозяев…

Наконец, Саша зашёл в комнату, где стояло моё первое пианино. Он понял, что это и есть «святая святых» - моя комната!

Прямо на входе стоял громадный (под потолок) шкаф-купе с зеркальными дверями. Рядом был складной диван. Оставшееся пространство маленькой комнаты занимало пианино и компьютерный стол.

Все стены комнаты были завешаны плакатами из Оперного тетра и моими афишами.

Моих вещей здесь не осталось – я всё перевезла в Москву. Я действительно никогда не умела расставаться с дорогими мне вещами (они либо отслуживал свой срок – тогда я их выбрасывала; либо я таскала их всюду за собой).

Моё первое пианино! Сколько в том инструменте собрано! В нём – вся я, вся моя душа! Начиная с первого прикосновения детской неумелой ручки, через первую порванную струну (внутри инструмента до сих пор хранилась связка струн, которые я порвала за годы учёбы в этом городе) к лёгкому прикосновению профессионала, рождающего под своими умелыми пальцами божественное звучание даже на таком, повидавшем виды инструменте. Безусловно, он уже давно пришёл в негодность – помотала я его изрядно. Но выбросить его ни у кого бы не поднялась рука!

Прикоснувшись к нему, Саша словно почувствовал всё, что прочувствовала за ним я – все мои переживания, страхи, злость, радость, любовь и ненависть (я частенько прибегала к помощи пианино в минуту наибольшего нервного напряжения – до сих пор лучшим средством для разрядки для меня является рояль).

Саша долго ходил по квартире, рассматривал все предметы, прикасался к ним…

Через полтора часа они с братом сидели на кухне и пили чай.

- И что? Ты что-нибудь нашёл? – поинтересовался брат.

- Да, - тихо ответил мой муж. – Я нашёл Анну Марию.

- То есть?

- Ты был прав – я совершенно её не знал. Теперь я начинаю понимать, что она – не совсем то, что я в ней вижу. Я словно увидел её со стороны. Прикасаясь к предметам, среди которых она выросла, я словно видел всю её жизнь. У вас была удивительная квартира. Это словно отдельный, замкнутый мир, где царят свои законы и своя атмосфера. Этот мир оторван от той реальности, которая живёт за окном, дверью, стеной. Теперь, и только теперь я смог проникнуться этой атмосферой. Она сформировала вас как личностей. Теперь я могу понять, откуда у Анны Марии эти удивительные для сегодняшней жизни моральные устои. Я был к ней несправедлив и жесток. Я ничего не знал! Я думал, она капризна и избалованна! А на самом деле она просто борется с продажностью и грязью. Она пытается улучшить наш мир и не хочет подчиняться его законам.

- Ты излишне её превозносишь, - брат усмехнулся. – Она идеалистка и хочет жить в идеальном обществе.

- И что в этом плохого?

- Это утопия. И она может потопить очень многих.

- Но если мы можем что-то изменить – мы обязаны это сделать! – твёрдо сказал Саша.

- Ну-ну, - брат отвёл глаза (все мы много раз уже обжигались, нам подрезали крылья; и не каждый был готов бороться до последнего…).

Ещё какое-то время они просидели молча. Затем брат вызвал такси, и они оправились в обратный путь.

Если по дороге сюда Саша был взволнован, не сидел на месте, всё время что-то говорил, спрашивал, то теперь его словно подменили. Он всё время молчал и был удивительно спокоен. Его так сильно поразило всё увиденное и, особенно, прочувствованное, что он никак не мог всё это переварить и воспринять до конца.

Замечу, к слову, что он потратил не один день, чтобы принять «мою» правду. Но приняв её, он уже не мог относиться ко мне как раньше…

 

ГЛАВА 38.

 

К концу четвёртого месяца моего «отпуска» у меня закончились деньги. Ещё бы! Два месяца жить на насколько сотню евро (как в старые добрые времена прямо), которую я взяла у родителей!

Конечно, был один простой и безопасный способ добыть деньги – снять их со своего счёта в любом банкомате (со своими кредитками я никогда не расставалась)! Но если Саша додумается проверить мои счета, то он сразу сможет вычислить, где я нахожусь – я это прекрасно понимала. И поэтому построила целый план: снять деньги в Самаре и в тот же день уехать на «малую родину».

/я даже не подумала, что Саша мог узнать, откуда я родом, и поставить людей возле моего дома/

Но, как и всегда в моей жизни, я выполнила только первую половину свого же плана – сняла деньги. А вот уезжать я не торопилась. Всё откладывала…

Пока в один прекрасный день не поняла, что больше тянуть нельзя. Меня никогда не подводила моя интуиция, и я никогда не проверяла её. Кроме того, я начала нервничать, а в моём положении (уже пошёл восьмой месяц) это было опасно. И я уехала.

Как оказалось, как раз вовремя!

 

В то время как я ехала на попутках в свой «родной» город, Олег додумался проверить мои счета. Обнаружив, что я не так давно сняла деньги, он решил сразу же сообщить об этом Саше.

- Александр Владимирович, кажется, удача нам улыбнулась! – Олег буквально влетел в его кабинет.

- Объясни, - Саша внимательно на него посмотрел.

- Анна Мария сняла деньги со своего счёта, - Олег сел в кресло.

- Где? Когда?!

- В Самаре два месяца назад.

- Как в Самаре?! – Саша встал. – Я же весь город прочесал! Неужели её родители ничего мне не сказали?!

- Вы же знаете Анну Марию – она умеет убеждать. И потом, я узнал, что у её родителей есть под Самарой дача. Может, она жила там?

- Что же ты раньше ничего не узнал?! И за что я только тебе плачу?! – Саша был в ярости.

- Простите, Александр Владимирович, но я не робот, - спокойно возразил адвокат.

- Ладно, прости. Когда, ты говоришь, она сняла деньги?

- Два месяца назад. Боюсь, что за это время она могла уехать оттуда. Она не так глупа и знает, что мы можем её отследить.

- Ты прав. Она наверняка уехала сразу, как только сняла деньги. Что ж, - Саша сел в своё кресло. – По крайней мере, одно мы знаем наверняка – в Самаре её нет. Хорошая работа, Олег. Спасибо, ты мне помог.

- Всегда рад, - тот встал. – Если появится новая информация – сразу сообщу.

- Спасибо, - Саша насел на телефон, а Олег вышел.

Саша разослал своих людей по всем местам, где по его мнению я могла появиться: Москва (квартира, друзья, вокзалы), Подмосковье (мой дом и дача Нади), Самара (родители, дача) и… мой «родной» город (особенно его!).

 

От Самары, откуда я выехала, до моего города ехать три дня (а на попутках и с пересадками можно и всю неделю добираться).

И к тому дню, когда я добралась до города, Сашины люди вовсю прочёсывали город и все мои прежние связи. Так что возле моего дома их не оказалось, и я благополучно вошла в квартиру.

Группа Сашиных людей под началом Сергея (самого близкого человека из Сашиного окружения, его единственного друга и человека, который боготворил меня и молился на мои фотографии), которая дежурила в городе уже третий месяц, попросила замену. Саша направил другую группу, под началом Алексея. Но Сергей не дождался и уехал с ребятами до его приезда. Таким образом получилось, что около недели мой дом (и я, соответственно) оказалась на «вольных хлебах», без присмотра.

При этом я даже не догадывалась, сколько людей меня искало и как рядом они были! Мне казалось, что здесь я в полной безопасности.

 

…Стоял чудный весенний вечер. Тёплое солнце бросало свои косые лучи на землю и город погружался в тишину.

Я возвращалась с очередной прогулки. Мне удавалось оставаться неузнанной благодаря стилю одежды (кроссовки, белые брюки, белая куртка, маленький рюкзак, тёмные очки и шляпка, под которой я прятала свои волосы). Кроме того, я выбирала безлюдные тихие улицы и переулки. Я знала, где меньше всего людей – мне не надо было ходить по центральным улицам.

В ушах у меня были наушники – я слушала музыку раннего барокко. И я не услышала, как возле меня остановилась машина.

- Вечер добрый! – водитель обратился ко мне довольно громко (вероятно, заметив наушники).

Я вздрогнула и повернулась. Увидев мило улыбающегося мужчину, я выключила плеер и вытащила наушники.

- Простите, если напугал Вас, - он вышел из машины.

- Ничего, - я внимательно его рассматривала – лицо казалось мне знакомым.

- Не привычно видеть будущую мать одну, гуляющую по вечернему городу, - он улыбнулся.

- Вас это волнует?

- Может, я могу чем-то помочь?

- Не можете, - отрезала я.

- Что-то с отцом ребёнка? – он участливо посмотрел на меня.

- Он умер, - спокойно ответила я.

- Боже! Простите! – я чуть не рассмеялась. – Примите мои соболезнования! Представляю, как Вам тяжело. Чем я могу помочь? Может, Вам нужны деньги или ещё что-нибудь?

- Я похожа на человека, нуждающегося в деньгах?

- Я просто хотел помочь… - он замялся.

- Я тронута. Благодарю Вас за заботу и внимание. Но я ни в чём не нуждаюсь. Мне показалось, Вы что-то хотели узнать? – я решила сменить тему.

-Да, простите. Вы не могли бы подсказать нам дорогу.

- Улица, дом?

- Щ***, тридцать четыре.

Я приподняла правую бровь в знак удивления – ведь это был мой дом! Но дорогу я всё-таки объяснила.

- Идите сюда, - я отошла к перекрёстку. – Здесь повернёте налево. На первом повороте ещё раз налево, а на светофоре направо, там односторонне движение. И едете прямо до… - я на секунду задумалась, - …до пятого светофора. Там опять налево до очередного светофора. Дальше всё просто: поворачиваете на каждом повороте направо, налево и снова направо. Второй дом справа и будет тридцать четвёртым.

Парень улыбался и молчал. Обретя, наконец, дар речи, он сказал:

- А Вы бы не могли повторить, где направо, а где налево?

- Налево, налево, направо, налево, направо, налево и направо, - я улыбнулась, довольная, что окончательно его запутала.

- Четыре раза налево и три направо?

- Да, - я ещё раз прокрутила в голове всю дорогу. – А, может, Вам нарисовать схему? У Вас есть листок бумаги?

- Если Вас это не затруднит, - он достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку и протянул их мне.

Я обернулась в поисках чего-нибудь твёрдого, чтобы нарисовать схему. И мой взгляд остановился на капоте автомобиля. И только теперь я заметила марку машины. Это был очень дорогой автомобиль, в нашем городе таких точно не было. Я посмотрела на номера – они были московские.

«Это всё объясняет! В Москве такие машины не редкость! Стоп!!! Москва? Москвичи интересуются моим домом?»

Я ещё раз посмотрела на номера – серия соответствовала номерам с Сашиной фирмы.

«Мать твою! Вот идиотка!!! Я тут битый час объясняю Сашиным людям, как проехать к моему дому! И что теперь делать? Ноги!!! Пока меня не узнали!»

- Надеюсь, Вы меня простите, - я вернула ему записную книжку. – Я совершенно забыла, у меня назначена встреча, - я начала отходить.

- Давайте мы Вас подвезём.

- Нет, спасибо, здесь рядом. Я опаздываю, - я отвернулась и почти бегом (насколько это возможно на восьмом месяце беременности) направилась в ближайший переулок.

- Спасибо за помощь! – бросил мне вдогонку парень.

- Странная она, - заметил он, сев в машину.

- Куда это её так смело? – спросил один из его людей.

- Сказала, что куда-то опаздывает. Странно…

- Что странного?

- У неё не было часов, - он оглянулся в ту сторону, куда пошла я.

Порывом ветра у меня сдуло шляпку, и из-под неё показалась копна моих волос.

- Волосы как у госпожи, - заметил Алексей и вышел из машины.

Но я скрылась из поля видимости, и он решил не догонять меня (он же не знал, что жена его хозяина ждёт ребёнка!!!)

В результате того, что я не начертила схему, они всё-таки запутались в поворотах и добрались до моего дома после меня (я знала короткую дорогу).

Остановившись возле моего подъезда, Алексей распределил дежурство за моими окнами. Он был абсолютно уверен, что я бы не смогла добраться раньше них. Поэтому он спокойно откинул кресло и набрал Сашин номер.

- Александр Владимирович, добрый вечер! Это Алексей, мы на месте.

- Да что ты говоришь?! Явились! Где Вас носило четыре дня?! – крикнул Саша, взбешённый тем, что эти дни дом был без наблюдения.

- Александр Владимирович…

- Я уже почти тридцать лет Александр Владимирович! – перебил тот. – Но таких кретинов у меня ещё никогда не было! Как только вернётесь в Москву – уволю всех к чёртовой матери!

- Так, может, и возвращаться не стоит? – осторожно спросил Алексей, зная, что нельзя попадать под горячую руку хозяина.

- Да как ты смеешь?! Я вам приказал найти мою жену! И пока вы её не найдёте – не смейте возвращаться! И до той минуты, пока она не будет здесь – вы все работаете на меня! Поэтому извольте выполнять мои приказы! Ты меня понял?!

- Да, Александр Владимирович.

- Вот и замечательно. Теперь докладывай, - успокоился Саша.

- В принципе, докладывать пока нечего. Мы установили полное наблюдение за домом. Окна занавешены шторами – и мы не можем следить за движением в квартире.

- Вы хоть за тем домом следите? – решил уточнить Саша, уже ни чему не доверяя.

- Да. В этом можете быть спокойны. Нам одна местная жительница показала дорогу. Кстати, волосы у неё были совсем как у Госпожи Косицыной, - почему сказал Алексей.

- А с этого места поподробнее, - Саша насторожился.

- В смысле?

- Опиши её.

- Красивая, во всём белом. Да! Она беременная, и срок, судя по животу, уже приличный, - вспомнил парень. – И странная немного. Сначала очень рьяно начала объяснять дорогу, а потом как-то вдруг сникла, сказала, что спешит – хотя часов у неё не было – и быстро исчезла из поля зрения.

- Она была одна?

- Да. И на мой вопрос об отце ребёнка ответила, что он умер.

- И ты не понял, что она врёт? – Саша усмехнулся.

- Нет, она говорила очень правдоподобно. Я ей поверил.

- Я тебе скажу, почему ты ей поверил. Потому что ты идиот!!! – воскликнул Саша. – Надеюсь, ты её догнал?

- Нет, она очень быстро…

- Что?! Пять здоровых мужиков не смогли догнать беременную женщину? И кто вы после этого?

- Александр Владимирович, - оправдывался Алексей, - ну, зачем нам её догонять?! Дорогу же она нам объяснила.

- Ты что до сих пор ничего не понял? – не поверил мой муж.

- Не понял чего?

- Святые угодники! Да ведь это и была Анна Мария Косицына собственной персоны! И где я таких уродов набрал?!

- А разве она того… ждёт ребёнка? – удивился парень.

- Как ты мог уже заметить, - ответил Саша.

- Простите, Александр Владимирович, мы же не знали! Теперь мы её не упустим. Обещаю, скоро она будет у нас.

- Ловлю на слове. В противном случае, я вам не завидую, - Саша повесил трубку.

Закончив разговор, он взял мою фотографию со стола и откинулся на спинку.

«Умер, значит? Я не перестаю тебе удивляться! Восхитительно! Могу поспорить, что когда ты это говорила, ни один мускул не дрогнул на твоём лице. Как же я тебя люблю! Знаешь, а мне это начинает нравиться. Чем крепче я тебя припираю к стенке, тем изворотливее ты становишься. И сколько ещё ты продержишься? Теперь тебе просто некуда бежать – все пути отрезаны. Но ты не из тех, кто сдаётся. И каким же будет твой следующий шаг? Ты доказала, что можешь за себя постоять. Но рано или поздно, тебе придётся вернуться. И тогда я тебя уже никуда не отпущу!»

Сашины мысли прервал селектор:

- Александр Владимирович, Ваш отец хочет Вас видеть, - «пропела» секретарша.

- Спасибо, Оля.

«Да, надо работать, а помечтать можно и дома», - Саша взял пиджак и вышел из кабинета.

- Ты хотел меня видеть? – Саша зашёл в кабинет отца.

- Да, заходи, садись. Мне нужно обсудить с тобой новый альбом Лели.

- Отец, - Саша хотел встать.

- Не забывай, что ты ещё числишься здесь исполнительным продюсером – вот и исполняй свои прямые обязанности! – жёстко проговорил отец, и Саша был вынужден осесть.

 

Для того чтобы читатель мог понять этот разговор, я считаю нужным пояснить, кто такая Лели (точнее, ЧТО она такое).

Я уже упоминала угрозы Владимира Сергеевича расторгнуть все контракты со мной. А он был тем человеком, который всегда держал своё слово. После того, как он оформил все документы и вычеркнул меня из списка солистов его фирмы, он срочно занялся поиском замены. Пусть и не самой подходящей, но хоть какой-нибудь, чтобы покрыть те расходы, которые он понёс с моим «исчезновением». Безусловно, после Меня (Великой) эта девица казалась не просто бездарной и безликой, но и абсолютно бесперспективной. Но Владимир Сергеевич не был бы собой, если бы не умудрился её раскрутить. Он всегда был блестящим продюсером. Немного (или много) денег плюс хороший PR – и новая звезда готова!

И к моему несчастью, тот факт, что я не появлялась на сцене уже более полугода, только сыграл на руку Сашиному отцу в раскрутке этой девицы. Мои поклонники «перебежали» на её сторону и даже почти смирились с тем, что я больше никогда не вернусь. Удивительно, как быстро фанаты могут забыть своего кумира!

Среди людей уже ходили разговоры типа: «Ты был на последнем концерте Косицыной? – Нет. Я же не знал, что это – последний!». Многие говорили обо мне в прошедшем времени и устраивали «минуты памяти» возле стен Большого!

И это помогло Владимиру Сергеевичу покрыть определённую часть расходов – мои диски начали раскупать с бешенной скоростью. Ему пришлось увеличить тиражи почти вдвое – всем хотелось заполучить альбомы «легендарной и таинственно пропавшей без вести Косицыной».

Так что он не совсем был честен, когда говорил, что от меня - одни убытки!

И, тем не менее, моё место заняла смазливая безголосая выскочка…

 

- У тебя есть предложения, как назвать последний альбом Лели? – спросил Владимир Сергеевич сына, который ещё никак не мог смириться с моим увольнением.

- Она бездарна! Я не хочу с ней работать! Ты не спрашивал меня, когда заключал с ней контракт, так к чему тебе теперь моё мнение?

- Ты был слишком поглощён поисками своей жены. Тебе не было дела до наших проблем. Но долго так не может продолжаться. Ты должен работать! Это наш бизнес!

- Хочешь знать моё мнение? - Саша сверлил отца взглядом. – Так вот: мне плевать, как ты назовёшь её альбом!

- Не груби – тебя это не красит, - отец усмехнулся. – Я понимаю, что ты всё ещё обижен на меня за то, что я расторгнул контракт с Анной Марией. Но ты должен понимать: это шоу-бизнес! И здесь свои законы!

Саша промолчал, зная, что отец прав.

- Кстати, - он продолжил. – Ничего нового о ней не слышно?

- Мне неприятен тон, в котором ты говоришь о моей жене, - сухо процедил сын.

- Боже мой! Как мы обидчивы! Ты похож на тенора! Она превратила тебя в тряпку!

- Перестань! – Саша встал. – Я не намерен это выслушивать.

- Ладно, сядь. Вот уж правду говорят: муж и жена – одна сатана. Вы стоите друг друга!

- Алексей звонил, - Саша снова сел. – Они как раз приехали на место…

- Что?! – отец засмеялся. – Только добрались? Они что, пешком шли? Не хочу тебя расстраивать, но, судя по всему, твоя жена никому, кроме тебя, не нужна!

- Я уже просил тебя! – Саша в ярости встал. – Если в твоей жизни не было порядочных женщин, если тебя никто и никогда не любил, и если ты сам не знаешь этого чувства – я глубоко тебе сочувствую, но ничем не могу помочь! – он отошёл к двери. – А альбом лучше всего назвать «Посмертное» - и вышел, хлопнув дверью. Владимир Сергеевич лишь рассмеялся…

Выйдя из кабинета отца, Саша прямиком поехал домой.

- Что Вам подать, Александр Владимирович? – горничная подняла плащ, который он бросил в коридоре.

Саша со злостью посмотрел на неё и сорвался:

- Вон!!! Все вон из моего дома! Чтобы духа вашего здесь не было!!!

Девушка испуганно выбежала (и, судя по всему, предупредила всю прислугу – никто и пикнуть не смел).

Саша был зол, как никогда. Попадись ему кто под руку в такую минуту – он бы мог убить, не задумываясь.

Подойдя к бару, он достал бутылку виски и, сделав несколько глотков из горла, включил центр (вероятно, это уже вошло у него в привычку – когда мне было тяжело или я была зла, он всегда включал центр, зная, что только это может меня успокоить).

Вступление песни он не узнал (дело в том, что с моего отъезда к этому центру никто не прикасался, а последнее, что я слушала – был четвёртый альбом N). Но со вступлением голоса, Саша озверел ещё больше. Только одного человека он ненавидел больше всего на свете – N! Но в тот миг что-то его остановило, и он не выключил центр, и начал слушать текст песни.

 

«Есть на свете лучшие места,

Чем мой дом, покинутый тобою.

Комнаты наполнит пустота –

Сердце переполнено любовью.

Знаю: время лечит всё и всех,

Только от того совсем не легче.

Слышу я твой голос, помню смех –

Только мне ответить больше нечем!

Родная и чужая – я тебя помнить продолжаю.

Чужая, но родная… Как мне жить дальше – я не знаю!

Может быть, я слишком счастлив был,

Чтобы замечать твои несчастья.

Ты прости, что я не так любил,

Что твою любовь разбил на части!

Родная и чужая – я тебя помнить продолжаю.

Чужая, но родная… Как мне жить дальше – я не знаю!

Родная и чужая…»

 

/надо признать, что этот текст, как-то по-особенному подходил к тому положению, в котором был Саша. Он действительно чувствовал на себе часть вины за то, что я пропала. Он очень много об этом думал. И пришёл к выводу, что он был ко мне невнимателен, не достаточно заботлив и слишком много времени уделял свом проблемам. А тут такой текст – словно открытое обвинение! И из чьих уст?!/

- Нет!!! – заорал Саша, почти осушивший к тому времени бутылку. – Я никогда не смирюсь!!!

Он схватил центр и со всей силы шваркнул его об пол. Затем он допил виски и бросил бутылку в стекло.

- Я верну тебя!!! – громко проговорил он, глядя на мой парадный портрет на всю стену над камином. – Верну, слышишь?!

Саша сжал свою голову, словно пытаясь выдавить оттуда все мысли. Меряя комнату широкими шагами, он, наконец, сел, а затем и лёг на диван. На нём он и заснул…

 

ГЛАВА 39.

 

Наутро, когда Саша проснулся, у него раскалывалась голова (как это частенько и бывает). Когда он со стоном попытался перевернуться на бок, то чуть не упал – он забыл (а может, и не знал?), что спал на диване.

- Тихо – тихо, - твёрдая рука уберегла его от падения. – Опять напился? Ну, сколько можно?!

Саша с большими усилиями открыл глаза и приподнялся на локтях, но, увидев перед собой отца, со стоном «Уйди!» повалился обратно и опять закрыл глаза.

- Ладно, не злись на меня, - Владимир Сергеевич пересел в кресло. – Я же тебе отец, как никак.

- Вот именно, - Саша говорил с трудом. – Ты должен был поддержать меня, а не подливать масла в огонь!

- Забудь, что я тебе вчера наговорил. Перебрал немного, - отец посмотрел на сына и, глубоко вздохнув, добавил:

- Ты только посмотри, на кого ты похож! Нельзя же так?!

- Как? – не понял Саша.

- А ты оглянись! Разбил стекло, размолотил дорогой музыкальный центр, заснул на диване, в одежде! Ты так молод! Надо же хоть немного себя поберечь?!

- Для кого?

- Да хоть бы и для меня!

- Ты хотел сказать «для фирмы»? - косо ухмыльнулся Саша.

- И для фирмы в том числе. Это ведь наше семейное дело.

- Это глупо! Последние годы я жил для Анютика. А теперь её нет – и я никому не нужен! И мне никто не нужен! Оставь меня в покое!

- Прости меня за прямолинейность, но ты ей никогда не был нужен, - осторожно заметил Владимир Сергеевич. – Её интересовали только твои деньги и слава, которую ты мог ей дать.

- А кто нас свёл?! – Саша сел прямо.

- Неужто я? Вообще-то это ты меня ей представил. И о свадьбе ты первый заговорил, а не я. У меня были чисто профессиональные интересы.

- А после нашей первой … ссоры, - нашёлся Саша. – Ты нас свёл!

- Нет, извини, я вас не сводил! Вы просто оба работали на одной фирме!

- Но тебе был выгоден этот брак!

- Да, но без него проблем было бы меньше! – отец встал. – И потом, это не я уложил её к тебе в постель! Надо было думать своими мозгами!

- Отец! – Саша крикнул и встал. – Не оскверняй память нашего сына!

- Прости, - Владимир Сергеевич отвёл взгляд. – Я не хотел …

Саша пошатнулся и опять сел на диван.

- Ты вчера не рассказал, что Алексей узнал. Они нашли Анну Марию? – отец решил сменить тему.

- Нет. Точнее, они встретили её на улице, но не узнали.

- А откуда тогда ты знаешь, что это была она?

- Он описал мне её. Лёшка не знал, что она ждёт ребёнка, - пояснил Саша.

- Да, представляю, какой у неё сейчас живот! А признаться, я рад, что у меня будет внук (или внучка), - Владимир Сергеевич тоже сел. – И не смотри на меня так! Я говорю совершенно серьёзно. Я всегда рад прибавлению в семействе. Если это не вредит работе. Только меня настораживает одна вещь. Ты уверен, что это твой ребёнок?

Саша посмотрел на него гневно, с удивлением и готовностью защищать свои отцовские права, но не успел ничего сказать, так как отец продолжил:

- Не горячись! И рассуди здраво. Ведь судя по срокам, ребёнок был зачат в то время, когда вы были заграницей. И не мне тебе напоминать о ваших взаимоотношениях. Не думаю, что она смогла бы простить твою измену за пару дней. Подумай о том, что женщины любят мстить в таких ситуациях той же монетой.

- Ты думаешь, она могла мне изменить?

- И не раз! Ты же смог! – отец усмехнулся. – А она, в отличие от тебя, никогда не испытывала к тебе никаких чувств, и ты это прекрасно знаешь!

- Нет, она не могла! Я согласен с тем, что она меня не любит, но себя-то она точно любит. И она не из тех, кто может так запросто поступиться собственными принципами. Для неё моральные устои – святая святых! – Саша свято верил в то, что говорил.

- Дай Бог! Но, как говорится, доверяй, но проверяй. Если ты сделаешь анализ на ДНК, хуже никому не будет. И уверенность свою подкрепишь, и мыслям подозрительным ход закроешь. Подумай об этом, - посоветовал Владимир Сергеевич.

- Я ей верю, - сухо возразил Саша.

- Как знаешь, - отец встал. – Ладно, на фирму можешь сегодня не приезжать – отдыхай!

- А ты решил с альбомом?

- Знаешь, твоё предложение меня заинтересовало. Но с небольшой корректировкой, разумеется. Скажем, не «Посмертное», а «Лицом к лицу со Смертью» или «У последней черты». Песни Анны Марии очень к этому располагают.

- Вообще-то, ты не имел права использовать этот материал без разрешения автора, - сын слегка прищурился.

- Я тебя прошу, не говори о такой ерунде! Бренд «Анна Мария Косицына» принадлежит нам! Возможно, твоя жена не до конца ещё понимает, на что дала согласие, когда подписывала контракт!

- Но ты его расторгнул! – Саша встал.

- Имел все основания – правила нарушила Анна Мария, и мы оба это знаем. Так что за мной остались все права на использование её бренда, её песен и всего, что мне понадобится, - Владимир Сергеевич усмехнулся.

- Ты жесток! Ты используешь её!

- Ради всеобщего блага. Сынок, неужели ты до сих пор не понял, что всё, что я делаю достанется тебе?! Сегодня ты женат на Косицыной, завтра она сбежит с каким-нибудь тенором. Ты забудешь её и женишься на другой! У тебя может быть дюжина женщин! И я не могу подстраиваться под каждую из них! – отец подошёл к Саше и пристально смотрел в его глаза. – Пойми, ты мой сын, мой единственный сын! Я отдал тебе всю жизнь! Я хочу, чтобы ты жил нормально и ни в чём не нуждался! В этом мире все враги. Есть только ты и я. И ради тебя я готов перегрызть глотку каждому, кто захочет нам навредить!

- Спасибо, отец. Но я вполне самостоятелен. И времена мирового коммунизма ушли в прошлое.

- Ты поймёшь меня, когда подрастут твои дети.

- Прости, - Саша отошёл. – Так значит, ты решил закрыть этот проект?

- Да, она себя исчерпала. Большее, на что я могу рассчитывать – полное покрытие расходов и от силы пятнадцать процентов прибыли. Я с самого начала знал, что из неё ничего не выйдет: кто–кто, а я вижу, где настоящие звёзды, а где так, лампочки – шестидесятиватки! Я думаю, следующим проектом будет какой-нибудь красавчик-баритон. Консерваторцы хорошо клюют на большие гонорары, - Владимир Сергеевич поделился планами.

- Только через мой труп! – глаза Саши вспыхнули.

- Ты что, испугался, что Анна Мария не сможет пройти мимо?

- Что за глупости! Дело совсем не в этом! Тем более она никогда не обращала внимания на малолеток! Я имел в виду то, что если ты начнёшь раскручивать парня, это не принесёт большой прибыли. Поклонники, точнее поклонницы N растопчут его! Он обречён!

- В твоих словах есть резон, - согласился отец. – Из тебя выйдет хороший продюсер!

- Спасибо. Я стараюсь. А как насчёт Анютика? Ты возьмёшь её, когда она родит?

- Нет, - Владимир Сергеевич отошёл. – И не возвращайся к этому разговору. Я не хочу, чтобы история с вашим сыном повторилась.

- Тогда позволь уйти мне с твоей фирмы и возобновить своё дело, которое я закрыл, когда ты заболел.

- Нет, с фирмы я тебя не отпущу – ты прекрасно понимаешь, как нужен мне. Выкручивайся, как знаешь.

За этими словами последовала минута молчания и дуэль взглядов, в которой Саша остался победителем.

- Ладно, заболтался я с тобой, - Владимир Сергеевич пошёл к выходу. – Приведи себя в порядок и развейся. А завтра жду тебя на фирме.

- Хорошо, отец, - Саша проводил его взглядом и почти упал на диван. Головная боль не хотела отступать.

Не глядя на то, что примирение с отцом состоялось, Саше было очень не приятно то, что отец вошёл в его дом сам. Саша не любил никаких вторжений, даже если это касалось родственника (у Саши он был один).

Поэтому в тот же день он сменил все замки и решил никому не давать ключей.

Остаток дня Саша провёл за бумагами. Он решил вплотную взяться за свою фирму. Он понимал, что в оперу я не вернусь, но и без работы сидеть не стану. И дабы избежать худшего варианта (того, что я могу уехать или заключить контракт «на стороне»), он хотел «заняться» мной сам. По крайней мере, к моим капризам он уже привык и мог удовлетворить почти все мои запросы.

 

ГЛАВА 40.

 

А мне тем временем надо было принять важное решение: ехать с Сашиными людьми в Москву (иначе говоря, сдаться и признать своё поражение) или … рвать когти в неизвестном направлении (но остаться на гребне волны). В мыслях всё было гораздо проще, нежели на самом деле. Сашины люди стояли под окнами, и у меня не было шансов прошмыгнуть мимо них. Да и Саша не заслужил такого обращения. Я была перед ним виновата, хоть и не хотела этого признавать.

Самым правильным решением было бы: спуститься вниз, сесть в машину к Алексею и вернуться к мужу!

Но я никогда не шла правильным путём. Поэтому я решила продолжить свои скитания. Очередным пунктом моего назначения стала наша дача. Точнее, жалкое подобие садового участка в шесть соток со строительным вагончиком вместо домика. Жить там никогда нельзя было, и я даже не представляла, в каком состоянии должен был быть наш участок спустя столько лет полного забвения. И, тем не менее, другого выхода у меня не осталось…

Собрав все необходимые вещи, я решила выглянуть в окно, чтобы реально оценить ситуацию. Но я не подумала, что за моими окнами установлено тотальное наблюдение!

Им было достаточно понять, что я дома, чтобы рвануться с места. Несколько человек зашли в мой подъезд, остальные пошли через соседний (на случай, если я решу пробраться через крышу).

Я быстро вышла из квартиры, даже не закрывая её (только оставила связку ключей и записку: «Не забудьте всё здесь закрыть»). Судя по всему, кто-то поднимался на лифте, остальные – пешком. Шаги были совсем близко… Не долго думая, я зашла в кладовку на площадке четвёртого этажа, где расположен мусоропровод. Услышав топот, означающий, что мои «надзиратели» побежали наверх мимо меня, я быстро вышла и опрометью кинулась наружу. Я понадеялась, что Сашины люди, окрылённые успехом и самоуверенностью, не оставили никого снаружи. И я не ошиблась.

Не зря я прожила здесь восемнадцать лет! Я знала все тропинки и «потайные» места, знала, как и где можно пройти незамеченной. Полдетства мы играли здесь в прятки, в казаки-разбойники и прочие подобные игры. Кто бы мог подумать, что эти знания пригодятся мне столько лет спустя!

Свернув за соседний дом, я стала недосягаема. Теперь я была спокойна и направилась (пусть и долгим, обходным путём) к остановке общественного транспорта. Сев на троллейбус (сто лет на них не ездила!), я доехала до остановки автобусов «для дачников». Народа была прорва – всё-таки весна, посевная. Кое-как впихнувшись (со своим животом) в автобус, я оказалась буквально размазанной по стеклу. Но, к счастью, не перевелись ещё на земле люди приличные, и один мужчина уступил мне место – так что до места назначения я добралась без приключений.

Наш участок был просто в ужасном состоянии – зарос бурьяном, ежевикой, тополями и ёлками. Я с трудом смогла открыть заржавевший замок на воротах и не без усилий пробралась к «домику», расцарапав кожу и порвав одежду.

Крыша домика частично обвалилась, кругом стоял крепкий запах гнилья и плесени (а электричества и «удобств» здесь отродясь не было).

«Что ж, оказывается, даже первое время в Москве я жила не в самых худших условиях», - подумала я, с тоской глядя на «дом», в котором мне предстояло жить.

/сегодня я сама себе удивляюсь: я не понимаю, почему я предпочла жить на этой свалке в ужаснейших условиях на восьмом месяце беременности вместо того, чтобы поехать в Москву, в шикарный дом со всеми удобствами и прислугой, к любящему и заботливому мужу! Вероятно, условия жизни для меня, действительно, никогда ничего не значили. Единственное, что имело смысл – принципы!/

На следующий, после приезда день я узнала, что в соседнем доме живёт знакомый мне парень. Его родители общались с моими, когда мы здесь жили. Я рада была его встретить. А он был в шоке! Первым его желанием было позвонить в Москву моему мужу, но мне удалось убедить его не делать это. Он предложил пожить у него.

Дело в том, что Андрей (мой сосед) приезжал на дачу только на выходные. Так что всем было удобно: я получала комфортный дом (у него был холодильник и отличный запас продуктов), а он – человека, который будет присматривать за ним (домом) и хозяйством. Правда, его немного смутило моё положение, но … я убедила его, что всё под контролем.

В итоге я очень хорошо устроилась, и мне совершенно не хотелось что-либо менять.

 

…Саша был в ярости, когда Алексей сообщил ему, что мне удалось ускользнуть прямо у них из-под носа. Но!.. Как говорится, факир был пьян! Он не мог ничего сделать. Последняя ниточка, за которую он держался, порвалась. Ему не оставалось ничего другого, как просто … напиться.

 

… Но остался ещё один человек, с которым была связана вся моя жизнь - N.

Он продолжал жить обычной, привычной ему, жизнью. Он писал новый альбом. Господин Шиндель поймал весьма удачный момент. Пока меня не было, он забил почти весь эфир своим зятем. Правильно говорят: свято место пусто не бывает (только его редко занимают святые).

Кроме того, N давал один за одним концерты и разъезжал по заграницам.

И как раз в то время, когда я жила на нашей даче, он возвращался с очередных гастролей. Возвращался с семьёй (женой и тестем) на самолёте, принадлежащем фирме.

/забыла заметить, дача наша была расположена на закрытой Польско-Литовской границе/

И надо было этому случиться, что как раз в этом месте (подлетая к границе), самолёт начал барахлить. Пилот решил дотянуть до «своих» и совершить экстренную посадку. Он не хотел сажать машину на чужой территории – там проблем не оберёшься. И как только они перелетели границу, он посадил самолёт на поле недалеко от дороги.

 

- Поломки серьёзные, - заметил механик, осмотрев машину. – Боюсь, можем не справиться.

- Сколько Вам нужно времени? – спросил Шиндель, уже делая некие расчёты в голове.

- Часов пять, не меньше.

- Сколько? – удивился N.

- Пять. Да и то, без гарантий, - вздохнул механик.

- У меня завтра спектакль! Я не могу пропустить сегодняшнюю репетицию! – воскликнул N.

- Господи! Ну, споют без тебя, - тяжело вздохнула Света.

- Что значит без меня?! Как ты себе это представляешь?

- Ну, споёшь без репетиции. Косицына же твоя позволяет себе подобное!

- Она Гений!

- Ладно, - Света уже не могла скрывать своё раздражение. – От твоих психов ничего не измениться. И очень тебя прошу: не говори больше об этом!

- Как хочешь. В таком случае мне придётся репетировать здесь.

- Только через мой труп! – взорвалась жена. – Иди в лес и вой там, сколько влезет! Только чтобы я не слышала!

- Можешь заткнуть уши! – N пошёл в сторону леса.

- Только не заблудись. Говорят, здесь ещё партизаны остались, - пошутил свёкор.

N оглянулся, но ничего не сказал.

Охранники шли за ним по пятам.

- Останьтесь здесь, - на кромке леса сказал он. Но один охранник пошёл за ним.

- Ты что, глухой? Я сказал, стойте здесь! Если мне что понадобиться – я вас позову! – на этот раз охрана его послушалась, и он один зашёл в лес.

Пройдя поглубже, он взял глубокое дыхание, но не начал петь – его поразила чистота воздуха. Он не поверил своим ощущениям и ещё долгое время просто дышал, пока голова не пошла кругом.

Чтобы не потерять равновесие, N облокотился на первое попавшееся дерево.

«Боже мой! Какая тишина! Какой чистый воздух! Неужели это реально существует?! Неужели я не сплю?! Это слишком идеально, чтобы быть правдой! В жизни не бывает такой тишины, такой красоты и такого покоя! Я не хочу, чтобы это когда-нибудь закончилось. Я никогда не знал такого блаженства! Эти грязные города, с их шумом и суетой скрыли от нас настоящую жизнь, такую, какой её создал Господь»

Закрыв глаз, он начал петь арию Князя (из «Русалки»)… И не важно, что это была ария совсем из другой оперы! Сейчас его это волновало меньше всего. Он стремился только к одному – к полному слиянию с Красотой и Совершенством Природы.

Исполняя одну за другой арии, романсы, песни N, сам того не замечая, шёл всё глубже и глубже в лес.

Когда он замолчал, чтобы снова насладиться тишиной, вместо неё он услышал музыку. Вернее, ему показалось, что где-то недалеко работает приёмник. Не поверив своим ушам, он пошёл в сторону, откуда лились звуки. Подойдя ближе, он понял, что это не приёмник, а … живой голос! Он прислушался…

«Этого не может быть!» - пронеслось в его голове и он вышел на поляну…

 

…Наше садовое товарищество было весьма многолюдно. И вследствие этого я решила не раздражать неискушённую публику (я может, не баловать или даже не провоцировать) – поэтому заниматься я ходила в лес (куда поглубже). Отойдя на приличное расстояние от дачных участков, я разучивала новые партии, повторяла старые и сочиняла песни (тут же их записывая).

Партией, которую я тогда разучивала, была легендарная впоследствии Кармен. Кроме сольных номеров, в ней достаточно сцен, над которыми тоже надо было работать. Пропевая в них свою партию, я «допевала» (в голове) партию партнёра. В итоге, в моём воображении, создавалась полная картина.

…Дойдя до очередной дуэтной сцены (с Хосе) и пропев свою партию, я замолчала (прокручивая в голове партнёрскую партию), когда вдруг услышала её совершенно отчётливо возле себя.

«Всё, Косицына, доигралась до галлюцинаций!» - подумала я, крепко зажав уши руками. Через несколько мгновений (когда, по моим расчётам, глюки должны были уже закончиться) я опустила руки … - Хосе продолжал петь! На этот раз я решила не бороться со звуковым видением и полностью отдалась в его власть. Ведь Хосе пел голосом N! А на тот момент дороже человека для меня просто не существовало! И я больше всего на свете хотела бы быть с ним!

Я закрыла глаза и наслаждалась минутой блаженства! Моё бурное воображение уже рисовало соблазнительные картины, когда … кто-то нежно обнял меня, и я почувствовала на коже горячее дыхание, и чьи-то настойчивые губы скользнули по моей шее… Я потеряла грань реального и желаемого…

Но спустя несколько мгновений мой разум вернул себе лидерство и рассеял мои мечты. И тогда я поняла, что всё это происходит на самом деле! Это не плод моего воображения!

Я резко повернулась и встретилась взглядом с … N, глаза которого сияли от счастья и безграничной любви!

Я не успела ничего сказать – он впился в мои губы, окончательно меня обезоружив. Этот поцелуй длился ровно столько, сколько было нужно нам, чтобы «вспомнить» друг друга и хоть немного умерить пыл страсти, вспыхнувшей в первую минуту, когда наши глаза встретились.

Закончив поцелуй, N, не выпуская меня из своих объятий, ещё долго смотрел мне в глаза и не мог проговорить ни слова.

- Я не понимаю, как это возможно, - сказал он, обретя дар речи. – Я ещё не до конца верю своим глазам. Но я так счастлив! Пусть минуту, и пусть в бреду! Но ты рядом! Ты снова рядом. Я так скучал! – он ещё раз поцеловал меня, чтобы удостовериться, что я не видение.

- Я люблю тебя, - прошептала я, тоже не веря своему счастью.

- Ты, правда, не видение? Ты не растаешь? И не уйдёшь, как всегда в моих снах, с рассветом?

- Нет, - я улыбнулась. – Это реальность. Может, не совсем такая, какую мы бы хотели видеть, - я положила руки на свой большой живот (который N сразу просто не заметил), - но реальность.

- Как твоё самочувствие? – тут же спросил он, глядя на мой живот, как зачарованный.

- Спасибо, всё хорошо.

- Можно? – он протянул руку.

- Конечно, - я взяла её и положила на живот. – Мне иногда кажется, что там будущий футболист.

Он улыбнулся, видимо, почувствовав толчки. На какое-то мгновение мне показалось, что на его лице мелькнула грусть (наверное, ему хотелось, чтобы это был его ребёнок).

- Какой уже месяц?

- Девятый…

- Анечка, - он испугался. – Тебе надо срочно вернуться! Это очень серьёзно! Ты же не прошла ни одного обследования!

- Спасибо за заботу, - я ласково улыбнулась. – Но я и сама уже об этом подумываю. Кстати, а как ты здесь очутился? – тут же спросила я, чтобы сменить тему.

- Мы с гастролей возвращались. Самолёт начал барахлить, пилот совершил аварийную посадку. Но я так счастлив, что он сломался именно здесь! – N взял меня за руки и с нежностью посмотрел на меня.

Нам надо было так много сказать друг другу! Но не словами – это слишком примитивно. Мы стояли молча, держась за руки, и наши глаза были красноречивее любых слов!

- N! – невдалеке послышались голоса. – N! Да куда ты запропастился?! И где его только носит?! – послышалось совсем рядом, и на полянку вышла Света и телохранители N. Все они замерли, увидев нас.

- Анна Мария? – она явно не поверила своим глазам.

Мы были вынуждены прервать наш «диалог» и оба повернулись к ней. N тут же отпустил мои руки, за что был вознаграждён моим презрительным взглядом.

- Собственной персоны, - я ответила на Светин «вопрос». – Не ожидала?

- Конечно, нет! – она посмотрела на мой живот и перевела взгляд на N, добавив к нему язвительную усмешку.

- N сказал, что у вас какие-то проблем с самолётом, - сама не знаю, почему, но я решила «поддержать беседу».

- Да. Кстати, за этим я и пришла. Дорогой, - чересчур наигранно обратилась она к мужу (того аж передёрнуло), - наш механик ничего не может сделать. Ему нужна квалифицированная помощь. Нам нужно найти машину и поехать в ближайший город. А ты случайно не знаешь, сколько до него? – она повернулась ко мне.

- Знаю и не случайно. Пятнадцать километров, - ответила я. – Только механика вы там точно не найдёте – это довольно глухая провинция. До ближайшего аэропорта ещё пять километров на восток.

- И что, ближе ничего нет? – удивился N.

- Ну, это же тебе не шиномонтаж! – усмехнулась я. – Хотя, рядом есть частная компания, занимающаяся организацией прыжков с парашютом, - как бы между прочим заметила я.

- У тебя есть машина? – вдруг спросила Света.

- Есть. В Москве.

- А здесь?

- Ага, и яхта, и конный завод, - заметила я.

- Как же ты сюда добралась? – не понял N.

- На автобусе! Можете себе представить, этот вид транспорта ещё существует и продолжает весьма успешно перевозить за раз полторы сотни людей.

На минуту воцарилась тишина – комментариев на мои слова не нашлось.

- Ладно, будет вам машина, - сдалась я. – Только мне надо вернуться на дачу.

- У тебя здесь дача?! – в один голос спросили Света с мужем.

- А где я, по-вашему, живу? Среди леса, что ли?

- А ты не проводишь нас до своей дачи? – Света искусственно улыбнулась.

- И что ты хочешь там обнаружить? Личного механика у меня нет, домика для гостей тоже, - я начала язвить.

- Света хотела сказать, что мы немного устали с дороги, - N зачем-то вступился за свою супругу.

- Верю. Но, боюсь, условия у меня не самые лучшие. Впрочем, если хотите, - я «сдалась», уже рисуя себе лицо Светы, когда она увидит мою дачу. Я развернулась и пошла в направлении участков.

- А что, мы через лес пойдём? – Света была в туфлях на шпильке.

- Можешь идти по дороге, - ответила я, не поворачиваясь. – Пройдёшь километра три-четыре, потом свернёшь налево и ещё километр вдоль леса.

Света ничего не ответила и посмотрела на мои ноги – я была без обуви. Ужаснувшись, по-видимому, она не стала разуваться и поковыряла за мной.

- Анна Мария, а ты не боишься, что это может быть опасно для твоего здоровья? – спустя минуту снова заговорила она.

- Что ты имеешь в виду? – не поняла я, но даже не обернулась.

- У тебя, судя по всему, уже довольно приличный срок, а ты живёшь в таких условиях. Могу поспорить, что у тебя здесь даже Интернета нет!

Я рассмеялась и остановилась.

- Скажу больше: здесь нет даже телефона! И многого другого в том числе. Скоро ты это увидишь, - я продолжила «путешествие».

- Тем более. Разве ты не понимаешь, что это идиотизм!

- Не смей так со мной разговаривать! – прикрикнула я, снова резко остановившись. – Не забывай, где находишься! У тебя нет прав оскорблять меня! И советую воздержаться от подобных высказываний!

- И всё-таки я считаю, что это довольно безрассудно, поступать подобным образом…

- Ты меня учить будешь?! - усмехнулась я, не веря своим ушам.

- Я только хочу дать совет…

- Что ты можешь мне посоветовать? – я разозлилась. – У тебя никогда не было детей! Ты не знаешь, что это такое!

- Зато я читаю литературу, - она пыталась спорить.

- Вот и читай дальше! На своих детях будешь экспериментировать!

- И всё же…

- Света, - даже N понял, что пора её остановить, и одёрнул её.

- Прости за грубость, но ты можешь заткнуться?! – не выдержала я.

- Но…

- Света, перестань! – N был не слишком настойчив.

- Ещё хоть одно слово, хоть один звук и я тебя ударю, - пригрозила я. – Обычно я не предупреждаю. И для тебя делаю исключение. Так что имей в виду и не обижайся, - я развернулась и молча пошла дальше.

Вероятно, Света хотела и на этот раз что-то сказать, но N не дал ей это сделать.

- Светик, пожалуйста! Ты же понимаешь, что ей нельзя нервничать?

- Она выводит меня из себя!

- Во время беременности женщины становятся чувствительнее и эмоциональнее. Попробуй войти в её положение, - он хотел поцеловать её руку, но она её вырвала.

- Много ты знаешь!

До дачи никто из нас не произнёс больше ни слова.

- И это ты называешь дачей? – Света забыла о моей угрозе, настолько её поразил внешний вид моего участка.

Я резко развернулась и ударила её по лицу. Не удержав равновесия, она упала, тараща на меня глаза.

- Я предупреждала, - пояснила я. – И напоминаю: ни звука при мне! Иначе это повторится.

Света аж побагровела (и от злости, и от обиды, и от стыда) и потеряла дар речи (в её же благо).

N подал ей руку и помог подняться. Я презрительно посмотрела на него, но ничего не сказала. Света, встав, оттолкнула его и отошла в сторону.

- Оставайтесь здесь, я скоро вернусь, - я пошла на участок соседа, где жила.

Андрей был в городе, но он оставлял мне одну из своих машин. Однако, как на зло, она не заводилась. Я вернулась на свой участок. N был один.

- А где твоя благоверная? – я старалась говорить корректнее.

- Анечка, будь к ней снисходительней. Я понимаю, что она тебя раздражает, - он провёл рукой по моим волосам. – Ты же умнее. Согласись, у тебя преимуществ больше.

- Ты не ответил.

- Она пошла к отцу. Эта обстановка её убила. И меня, честно говоря, тоже. Неужели ты здесь живёшь?

- Конечно, нет! Но я должна была её проучить, - я зловредно улыбнулась.

- Я рад, что мы остались одни, - тихо проговорил он, глядя мне в глаза с особой нежностью.

- Как бы я хотела всё изменить, - сама не знаю, про что сказала я.

- Я люблю тебя, - он мягко поцеловал меня, держа мою голову так трепетно, словно дорогой фарфор.

Когда он закончил поцелуй, я нежно посмотрела на него и тихо попросила:

- Спой что-нибудь. Только для меня.

N улыбнулся и на секунду задумался. Оглянувшись, он увидел старые, корявые, но ещё живые и даже цветущие… яблони. Это предопределило его выбор.

Он запел «Яблони в цвету»…

Наверное, во время беременности действительно обостряется чувствительность, потому что я … прослезилась! По моей щеке пробежала слеза. В тот миг мне казалось, что настоящее счастье и настоящая Любовь никогда не будут мне доступны. Я любила N, любила так сильно, что могла пожертвовать ради него всем, но… Он стоял рядом, но он не принадлежал мне, между нами была такая стена, пробить которую не представлялось возможным.

Я подошла к нему и обняла так крепко, насколько могла себе это позволить.

- Остановись, мгновенье, ты прекрасно! – прошептала я.

- Аня? Ты здесь?

- Кто это? – N испуганно отошёл от меня (он всегда боялся за свою «репутацию»!).

- Мой сосед, - ответила я как раз в тот момент, когда Андрей прошёл на участок.

- Аня? Почему ты снова здесь? – он не заметил N (на моём участке это было возможно). – Тебе чего-то не хватает?

- Нет, что ты. Всё отлично и я очень тебе обязана. Андрей, я должна тебя кое с кем познакомить, – я кивнула N, чтобы он вышел.

- Глазам своим не верю! – не сдержался парень. – N? Это действительно Вы?

- Я не вижу в этом ничего странного, если уж здесь сама Анна Мария Косицына! – тот протянул руку.

- Согласен, - Андрей пожал её. – Чем дальше в лес, тем больше дров! Кто будет следующим? Дмитрий Поленин или новый Президент?

- Андрей, - я улыбнулась. – Это случайность. И потом, ты же знаешь, я обычный человек! Мы полдетства здесь провели, катаясь на велосипедах и играя в разные игры.

- Мы с тобой – да, но не помню, чтобы с нами был N, - он улыбнулся.

- Я здесь лишний? – N покосился на нас.

- Конечно, нет, - я взяла его за руку.

- Зато я, похоже, точно лишний, - Андрей заметил этот жест.

- Перестаньте, вы нужны мне оба.

- Но всё-таки, как это возможно? – сосед хотел понять.

- У нас сломался самолёт, механик не справляется. Похоже, мы здесь надолго, - вкратце пояснил N.

- А вы уже к нам, в лётную компанию, ездили?

- Нет, у нас нет машины.

- Кажется, я нашёл повод, чтобы снова оставить вас одних, - улыбнулся Андрей. – Я сгоняю туда и привезу их механика. Где вы посадили самолёт?

- Километра три от поворота. На поле, - пояснил N.

- Хорошо. Оставляю вас. Уверен, скучать не придётся. Аня, можно тебя на два слова, - мы отошли в сторону. – Я всё понимаю и знаю, что меня всё это не касается. Но подумай если уж и не о муже, то хотя бы о ребёнке.

- Ты это к чему? – я сделала вид, что не поняла.

- Ты знаешь, - ответил он и направился к своему дому.

- О чём вы говорили? – ревностно спросил N, когда Андрей ушёл.

- Он попросил сохранять благоразумие, - честно ответила я.

- У тебя с ним что-то было?

- N! – обиделась я. – Не надо во всём и всех видеть только объекты для спаривания! Мы были детьми! Я последний раз видела его, когда мне не было и восемнадцати!

- Ну, в наше время это уже солидный возраст!

- Мне неприятно это говорить, но моим первым мужчиной был мой муж! – резко сказала я, отвернувшись. – Я выросла в честной семье. И можешь называть меня и ненормальной, и больной, и как угодно ещё, но по-другому быть не могло.

- Но ты же уже была беременна, когда вы расписались, - не поверил он.

- Поэтому и расписались, - я отошла.

- Подожди, - он взял меня за руку и развернул. – Так в этом причина?

- Не только, конечно. Но это многое определило.

- Я не знал, прости.

- За что? – не поняла я.

- Я не смогу объяснить. Это сложно, но чем больше о тебе я узнаю, тем большей загадкой ты для меня становишься. Я не понимаю твоих поступков, я не угадываю ход твоих мыслей, я не догадываюсь о твоих чувствах. Ты для меня закрытая книга, открыв которую я вижу только набор непонятных мне символов. Ты закрытая дверь, к которой не существует ключа. Ты комната без окон и дверей, в которую невозможно войти! Как я хочу тебя понять! Но я не могу!

- N! – я провела рукой по его лицу. – Прости, что не могу тебе помочь. Попробуй просто принять меня такой, какая я есть. Не задумывайся над причинами.

- Я совершенно ничего не понимаю. Кроме одного: я должен тебе верить, потому что ты знаешь, что нужно делать, - он взял мою руку в свои и поцеловал. – Ты моя путеводная звезда, без которой я бы не увидел своего пути. Пока тебя не было рядом, я не понимал, как живу – просто плыл по течению, ни о чём не думая. Пожалуйста, не бросай меня больше! Я не могу без тебя!

Я ничего не ответила. Наверное, потому, что знала, что не могу ничего обещать…

Постояв ещё не много, держась за руки, мы пошли в дом Андрея, где я накормила N (заодно и сама перекусила) и мы продолжили наш разговор.

Спустя несколько часов (которые для нас пролетели на одном дыхании) вернулся Андрей и застал нас, сидящими в гробовой тишине и держащимися за руки.

- Прошу прощения, что помешал, - он несколько стушевался, увидев такую интимную сцену.

- Ты уже вернулся? – я встала и подошла к нему.

- Я отвёз механика. Он посмотрел самолёт.

- И сколько ему понадобится времени? – участливо спросил N.

- Он уже закончил.

- Так скоро? – не поверила я.

- Ну, как скоро… Вообще-то уже четыре часа прошло. Хотя я допускаю, что вы этого не заметили, - тихо добавил он.

- Мы можем лететь? Прямо сейчас? – радости N не было предела.

- Да, я решил заехать за вами, чтобы вам не пришлось снова идти через лес, - пояснил Андрей.

- Нас?! – переспросила я.

- Только не говори, что ты намерена остаться, - сосед не поверил своим ушам.

- А можно было меня хотя бы спросить?!

- Анечка, разве можно не воспользоваться такой удачной возможностью! – N решил снова взять «лаской».

- Во-первых, извини, конечно, но это не твой самолёт – и решать не тебе. А во-вторых, я и сама пока ничего не решила! Не надо за меня этого делать! – воскликнула я.

От внезапного нервного всплеска меня пронзила боль в животе, и я невольно согнулась. Андрей помог мне сесть.

- Как ты себя чувствуешь? Всё нормально? Тебе что-нибудь нужно?

- Нет, спасибо, - ответила я, отдышавшись. – Всё хорошо. Похоже, я в меньшинстве. Даже существо внутри меня на вашей стороне, - я внатяжку улыбнулась. – Что ж, спорить дальше не имеет смысла. Осталось уговорить Бориса Исааковича.

- За это не беспокойся. Он никогда не откажет! – уверил меня N.

- Ладно. Пойдём, - я встала.

- Ты ничего не возьмёшь? – удивился Андрей.

- Нет. В Москве у меня есть всё необходимое. Если тебе не трудно – сожги все мои вещи.

- Как скажешь. Я заведу машину, - он вышел.

- Ты точно хорошо себя чувствуешь? – N подошёл ко мне.

- Да, всё отлично.

- Я не хочу, чтобы этот день заканчивался, - он приблизил своё лицо к моему. – Ведь в Москве мы не сможем быть вместе.

- Мы не можем жить так, как хотим, - вздохнула я. – Пойдём. Не стоит заставлять всех ждать.

- Подожди. Одну только минуту, - он поцеловал меня. На этот раз более страстно, но всё равно очень нежно.

Через пятнадцать минут мы были возле самолёта.

- Анна Мария, дорогая! – Шиндель подошёл ко мне сам (Света предпочла остаться в самолёте). – Я не поверил, когда Света сказала, что ты здесь. Я так рад тебя видеть!

- Спасибо, взаимно, - на самом деле нам обоим было неприятно. Зато взаимно!

- Ты всех нас так напугала! Что произошло?

- Маленький творческий конфликт. Я думаю, Вы наслышаны.

- Да, нет предела человеческой зависти и цинизму. Надеюсь, со здоровьем всё в порядке?

- Да, спасибо. Я прекрасно себя чувствую, - мне с трудом верилось, что ему действительно это интересно.

- Это самое главное! Я рад, что с тобой всё хорошо и что ты наконец возвращаешься в Москву. Представляю, как рад будет твой муж! На нём лица не было всё это время. Он перевернул всю Москву с ног на голову, пока искал тебя. Я рад, что у твоего ребёнка такой замечательный отец!

- Спасибо, - я опустила глаза.

- Что же я тебя на улице держу?! Уже похолодало! – вдруг спохватился он. – Пойдём.

Мы подошли к самолёту и он помог мне забраться в салон.

Как только мы взлетели, Шиндель продолжил разговор.

- Надеюсь, ты вернёшься на сцену, как только родишь?

- Конечно! Без сцены я не могу жить! Вы не представляете, как мне не хватало всё это время музыки, сцены и зрителей! Но я постараюсь сделать всё, чтобы моя работа больше никогда не смогла навредить моей семье и детям, - серьёзно сказала я.

- Я понимаю… А в Большой ты вернёшься?

- Никогда! После того, что произошло – я не хочу больше работать с этим коллективом! Но это совершенно не значит, что я намерена завязать с оперой.

- Значит, «Мариинка»? – осторожно спросил мой собеседник.

- Может быть…

- Или … Но ты же не уедешь за границу? Ты ведь не сможешь бросить своего зрителя?!

- Надеюсь, до этого не дойдёт. Но, как говорится, мы предполагаем – Судьба располагает.

- Согласен, - вздохнул он.

До Москвы мы перебросились ещё парой – другой реплик, и на этом разговор был окончен. Света всю дорогу демонстративно смотрела в окно, а N украдкой, как мальчишка, поглядывал на меня.

Из аэропорта, принадлежащего фирме Шинделя, я вместе с ними поехала в город.

- Анна Мария, - возле нашего дома Борис Исаакович решил сказать мне «самое главное». – Я хочу, чтобы ты знала, что если с тобой что-нибудь случится, если тебе будет нужна помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне, и я всегда тебе помогу.

- Спасибо, - даже сейчас я не понимала, искренно ли он говорит, или же это очередная самореклама.

- Что ж, желаю самого наилучшего, - он поцеловал мою руку. – И передавай привет мужу.

- Спасибо Вам за всё. Я перед Вами в долгу, - я улыбнулась.

- Свои люди – сочтёмся. Счастливо!

- Всего доброго!

Я дождалась, когда его лимузин скроется из поля зрения, и подошла к дому.

 

ГЛАВА 41.

 

«Ну, вот я и дома!» - вздохнула я, окинув взглядом дом. Подойдя к двери, я позвонила. Никто не открыл.

Периодически Саша отпускал прислугу, но это бывало крайне редко, и по закону Вселенской Подлости, я нарвалась как раз на такой день.

Достав ключи (я имела удивительную привычку носить с собой все ключи, какие только у меня были), я попробовала открыть ими дверь, но к моему величайшему изумлению они не подошли!

Я промучилась минут двадцать, пока не поняла, что Саша сменил замки. Это меня озадачило. Телефона у меня с собой не было, и я решила проверить гараж. Но и тут меня ждала неудача – там замки тоже оказались новыми.

Осмотревшись по сторонам, и не придумав никакого решения, я … просто села на пороге, очень надеясь, что Саша не станет работать допоздна.

Мои ожидания не оправдались…

Мне повезло только с тем, что у нас за домом была шикарная беседка, где я и устроилась «на ночь».

Проснулась я среди ночи от резких болей в животе. С большим трудом мне удалось доползти до дома. И вот теперь я начала настоящий набат.

/как потом выяснилось, времени было три часа ночи/

- И кого там нелёгкая несёт? – с такими словами полусонный Саша открыл дверь.

Я постаралась улыбнуться и не испугать его сразу.

- Что за идиотские шутки! – воскликнул он, не поверив глазам.

- Сашуня! - я сделала шаг в его сторону. – Это я! – и протянула руки.

- Анютик? Но как это возможно, - он медленно поднял руки и принял в них мои.

- В этой жизни всё возможно. Я могу войти?

- Конечно, о чём речь! – он потянул меня за руки в дом и закрыл дверь. – Просто я ещё до конца не поверил, что ты здесь. Дорогая! Как мне тебя не хватало! – он обнял меня и впился в мои губы.

Новые боли заставили меня отстраниться. Я опёрлась на Сашу и старалась дышать как можно глубже.

- Всё хорошо? – он обеспокоено посмотрел на меня. – Давай я отвезу тебя в больницу.

- Не стоит. Я не хочу больше никуда ехать. Позволь мне остаться дома.

- Я буду только рад. Но тебе нужна квалифицированная помощь.

- Позвони Фридельману. Я ему доверяю, - я улыбнулась.

- Но из-за него умер наш сын! Я не хочу его больше видеть! А тем более, подпускать к кому-либо из членов моей семьи!

- Ты не справедлив. Наш сын умер не из-за него, и ты это знаешь. Ведь это мы решили перевести его в другую клинику.

- Пусть так, но…

- Саша, - я сжала его руку. – Он высококлассный специалист. Я хочу, чтобы он осмотрел меня.

- Дорогая! Но он же мужчина!

- Он врач! – меня пронзила более сильная боль. – Саша! Я никуда отсюда не уйду! Я буду рожать здесь! И он должен принять моего ребёнка!

- Конечно, любимая, - на этот раз он даже испугался. – Пойдём, я помогу тебе лечь.

Боль только усиливалась. Саша испугался не на шутку. Он уложил меня в нашей спальне и позвонил Фридельману.

Тот приехал через сорок минут.

А ещё через четыре часа я спала крепким сном, а рядом посапывало два человеческих существа, которые не так давно отчаянно колотили меня изнутри.

Я родила довольно быстро. Только никто не ожидал, что ребёнка будет два. Это оказалась двойня: мальчик и девочка.

Фридельман принял роды и остался в нашем доме на ночь…

Проснулась я около полудня (хотя, по всем законам, должна была спать как танк почти сутки). Покормив детей, я смогла, наконец, поговорить обо всём со своим мужем.

Я рассказала ему всю историю вкратце, а также пояснила причины, побудившие меня так поступить.

- Прости, - добавила я. – Похоже, мой печальный опыт ничему меня не научил. В этот раз я была ещё более безрассудна. Я не должна была подвергать здоровье детей такой опасности.

- Не только детей. Твоё здоровье подверглось не меньшим испытаниям.

- Но я взрослый человек и сама могу ответить за свои действия и их последствия. Но рисковать чужими жизнями у меня нет никакого права. Прости, ведь это и твои дети.

- Не надо об этом! – он поцеловал мои руки. – Теперь уже всё позади. Главное – все живы и здоровы. Но, я думаю, неплохо бы провести полное обследование.

- Нет! – категорично ответила я. – Лишний раз я не поеду в больницу! Только в том случае, когда я не смогу передвигаться и отдавать отчёт в своих действиях! И давай не будем больше поднимать этот вопрос!

- Хорошо, любимая, как скажешь.

- Не обижайся, - я поняла, что немного сгрубила. – Ты ведь знаешь моё отношение к врачам и больницам. Именно поэтому я так рада, что Судьба свела нас с Фридельманом. Надеюсь, он согласится стать лечащим врачом нашей семьи.

- Надеюсь, ты не будешь ругаться, но я ему уже предложил это, – Саша опустил глаза.

- И?

- Он согласился и сказал, что для него это огромная честь.

- Сашуня! Спасибо! – я обняла его за шею. – Ты прочёл мои мысли!

- А теперь самое время подумать о няне.

- Только через мой труп! – я изменилась в лице.

- Но, дорогая, тебе же будет тяжело с двумя детьми.

- Я думаю, моя мама не откажется мне помочь. Ты же не будешь против? – я хитро улыбнулась.

- Ты хочешь опять отвезти их в Самару? Но…

- Нет. Я имела в виду, что моя мама поживёт с нами какое-то время. Или ты против?

- Ну, что ты! Разве я могу, - он явно расстроился.

- Поверь мне, так будет лучше. И я буду спокойна, и тебе не придётся выслушивать мои постоянные капризы и жалобы. Хотя бы первое время. Ну, пожалуйста! – я нежно его поцеловала.

- Ты же знаешь, что я не могу сказать тебе «нет»! – он сдался. – Хорошо. Мы сегодня же ей позвоним. Я буду рад, если твои родители согласятся пожить с нами. Рядом с ними ты очень меняешься.

- Правда? И как?

- В лучшую сторону. Ты становишься менее раздражительной, уравновешенной и более мягкой. И я буду рад, если наши дети с первых дней будут окружены заботой и любовью, а не скандалами и склоками.

- Ты прав. Спасибо! И прости меня за то, что я такая дура!

Он улыбнулся, ничего не сказав.

- Кстати, дорогой, как мы назовём наших детей?

- Честно говоря, я даже предположить не мог, что их будет двое. Я думал, что у нас будет дочка.

- И как ты хотел её назвать? – поинтересовалась я.

- В твою честь, - он улыбнулся.

- Не правда! Ты это только что придумал!

- Клянусь тебе, нет! Я уже давно над этим думал! А какое имя ты хотела дать?

- Я думала, у нас будет сын. Судя по животу и силе толчков, - пояснила я. – И я хотела назвать его Александром.

- Не может быть! – не поверил он.

- Поэтому я так и удивилась. Но не можем же мы назвать детей Анна Мария и Александр! Нас не поймут!

- Да, ты права. И какие будут предложения?

Я на минуту задумалась.

- А ты не против нейтрального варианта? – спросила я, имея уже несколько вариантов на примете.

- Опять опера? Только не Руслан и Людмила! Я тебя умоляю! – он встал.

- А что ты имеешь против Шекспира?

Саша пристально посмотрел на меня, пытаясь прочитать «заднюю» мысль. И ему это удалось (к моему несчастью), не смотря на то, что её и в помине не было.

- Господи! Ну, когда это закончится! – крикнул он, разбив со всей злости вазу об стену. Я испугалась. Саша, как и я, в минуты гнева становился неуправляем. – Почему ты это делаешь?! Это доставляет тебе удовольствие?!

- Саша! – я хотела понять, что на него нашло.

- Молчи! Я не хочу ничего слышать! Я знаю всё, о чём ты думаешь! Я вижу тебя насквозь! – он подошёл ко мне вплотную и со злостью посмотрел на меня. – Ты всегда была и остаёшься циничной и эгоистичной стервой!

Сказав это, Саша вышел, хлопнув дверью со всей силой.

«Да что на него нашло? – удивилась я. – Что я такого сказала? Я ведь даже не договорила!»

Я попыталась понять и проанализировала всё детально. И пришла к ужасному выводу! Намекнув на Шекспира, я подразумевала, конечно же, трагедию «Ромео и Джульетта». И сделано это было без задней мысли. Просто я всегда до безумия любила одноименный балет Прокофьева!

И только после Сашиного монолога я поняла, что он имел в виду! Как я ранее упоминала, наш с N дуэт прозвали в прессе «Ромео и Джульетта XXI века». И Саша усмотрел в этом предумышленную связь. Он подумал, что таким образом я хочу «увековечить» наши с N «отношения». Это его и взбесило, и надо признать, весьма обоснованно.

Получилось, что я оказалась виновата перед Сашей сама того не желая!

Но! Я бы была не я, если бы позволила ему занять позицию победителя! На протяжении всей моей жизни главным принципом для меня был: «Лучшая защита – нападение». Я всегда заставляла людей чувствовать свою вину передо мной (даже если её не было) – так я добивалась своего. Всегда.

И этот раз не стал исключением. Просить прощения я бы не стала. Во-первых, я не чувствовала своей вины; а во-вторых, это просто унижало моё достоинство. Поэтому я пошла козырем.

Я встала (не без усилий), оделась и направилась на выход. Саша был у себя в кабинете и не услышал, как я вышла.

Сев в его авто, я направилась … не к себе в квартиру (там он меня сразу бы нашёл), а … к Наде. К ней Саша ни за что не стал бы соваться – за время, пока он меня искал, он успел испортить с ней отношения едва ли не до холодной войны.

Подруга хоть и с удивлением, но приняла меня. Мне оставалось только ждать. Рано или поздно Саша должен спохватиться и, как я надеялась, испугаться за меня, а следовательно – почувствовать себя виноватым. Но с другой стороны, если он не знал, где я нахожусь, то как он догадается, где меня искать? Надёжно спрятавшись, я обрекла себя на неудачу – это было слабое место моего плана.

Пробыв у подруги пару часов, я решила ехать на квартиру – всё-таки детям я была нужна (а они были нужны мне), а их надо было скоро кормить.

В квартире никого не оказалось. «Либо он ещё не заметил, либо просто не доехал» - решила я.

С того дня, когда я была здесь последний раз, ничего не изменилось. Только пыли добавилось. Здесь не было ни еды, ни даже воды. Долго здесь оставаться было просто опасно. Да я и не хотела этого делать.

Спустя ещё пару часов я не выдержала и ушла из квартиры, оставив на рояле надпись «Ты был не прав…», будучи уверенной, что первым делом Саша будет искать меня здесь.

Оказавшись снова в машине, я вдруг вспомнила про загородный дом! «И как я про него забыла?!». Если уж я про него забыла, то Саша и подавно! Я поехала туда (проверив предварительно наличие ключей в общей связке).

Состояние дома сильно контрастировало с тем, что я увидела в своей квартире. И это заставило меня признать, что Саша умел вести дела (даже если это касалось быта) лучше меня. Но я не захотела просто сидеть и ждать, когда он приедет. Я пошла на задний двор. Тут у нас всегда был чудный пруд. Я села возле него и стала бросать камни. Я не заметила, как задремала. Роды отняли очень много сил, и я пока не успела их восстановить.

- Дорогая, прости меня! – меня разбудил Сашин голос. Я открыла глаза: он сидел рядом со мной и взял мои руки. – Я не знаю, что на меня нашло. Наверное, это сказалось моё состояние за последние месяцы. Прости! Как ты себя чувствуешь?

- Спасибо, что спросил, - я встала и подошла к воде.

- Анютик, солнышко! – он подошёл и обнял меня за плечи. – Тебя так долго не было! Я так скучал! А эти имена у меня ассоциируются только с ним! И вот о нём-то я точно не хотел бы ничего слышать!

- Это ребячество! – я повернулась к нему лицом. – Надеюсь, ты понимаешь, что я не имела в виду ничего личного?! Кроме своих симпатий к произведениям Прокофьева и Шекспира! Поверь, меньше всего мне хотелось злить тебя, пока я в таком состоянии! Ведь я не могу даже крика сейчас вынести!

- Прости, дорогая! Я даже не знаю, как ещё просить тебя! Я полный кретин! Пусть тебя успокоит то, что я это знаю. Что мне сделать, чтобы ты поверила мне?

- Для начала – отвезти меня домой. Детей пора кормить, - я пошла к дому.

- Анютик! – он догнал меня и взял за руку. – Ну, пожалуйста, не злись!

- У меня на это просто нет сил! – ответила я, вырвав руку.

До дома мы ехали молча.

Я накормила детей и легла отдохнуть. Проснулась я только чтобы … снова покормить детей.

 

- Теперь можем поговорить, - я прошла в Сашин кабинет.

- Но уже очень поздно. Тебе надо отдыхать, - он подошёл ко мне.

- Я не смогу спокойно спать, пока мы не найдём общий язык, - я села. – Я не могу жить под одной крышей с человеком, который ненавидит меня, а тем более растить детей в такой атмосфере.

- Ненавидит? Да что ты такое говоришь?! – воскликнул он. – Я жить без тебя не могу! Ты нужна мне!

- Только чтобы выливать своё плохое настроение и чувствовать свою силу.

- Ты не понимаешь, что говоришь. Ты слишком устала.

- Не увиливай от разговора!

- Анна Мария, не начинай, прошу тебя! – взмолился он. – Ты же знаешь, что это ничего не изменит и только ещё больше поссорит нас. Ты хочешь видеть моё унижение? Что ж, смотри, - он встал на колени. – Чего ещё ты хочешь? Я готов сделать всё, чтобы ты мне поверила!

- Я не люблю рабов, - свысока бросила я.

- Да ты никого не любишь! – воскликнул он, резко встав. – Ты вообще не знаешь, что это такое! Ты не можешь меня понять. Ты умеешь любить только себя и свои желания!

- Это уже интереснее, - я с прищуром посмотрела на него. – Продолжай.

- Продолжать? Что именно? Рассказывать тебе про тебя же? Это в твоём стиле! Позволь узнать, тебя хоть что-нибудь в этом мире волнует, кроме своей личности?

- Не более чем и всех других людей. Признайся, тебе ведь тоже ничего не нужно, кроме удовлетворения своих желаний. Ты же сам говоришь: я нужна тебе, ты без меня не можешь. Везде только «Я, Я, Я»! И чем ты лучше меня? – я усмехнулась.

- С тобой невозможно разговаривать, - Саша вздохнул и отошёл.

- Потому что не с чем спорить.

Он стоял лицом к окну и молчал. Я встала и подошла к нему со спины. Сама не знаю, почему меня всегда так и подмывало с ним поспорить и довести до белого каления. Добившись своего, я, как правило, успокаивалась и была готова идти на перемирие.

- Знаешь, почему мы всё ещё вместе? – спросила я.

Он повернул голову, но не развернулся.

- Потому что мы два осла! – ответила я. – А два сапога - всегда пара.

Саша повернулся и, улыбнувшись, обнял меня.

Конфликт был исчерпан. Перемирие восстановлено.

 

ГЛАВА 42.

 

Через пару дней к нам приехали мои родители, и мы зажили в «тесном семейном кругу». И поначалу всё даже было хорошо. Я действительно смогла отдохнуть, набраться сил и полностью восстановить нервную систему (а это во все времена было опасно для окружающих). В принципе, и Саша хорошо ладил с моими родителями. Особенно если учитывать, что он весь день проводил на фирме. Хотя я чувствовала, что ему не очень комфортно находиться под одной крышей с практически посторонними ему людьми. Мы ведь никогда не жили вместе… Я понимала, что он нуждается в «свободе», что привык жить один и самостоятельно. А тут, хочешь не хочешь, надо подстраиваться. Вслух, конечно, он ничего не говорил, но я всё прекрасно понимала. И не только я…

Родители «погостили» у нас два месяца, после чего, сославшись на бытовые вопросы и нежелание мешать нам жить, вернулись в Самару. Наверное, это было правильное и весьма рациональное решение.

К тому моменту я, уже полностью восстановившаяся, окончательно убедилась, что не смогу сама заниматься детьми. И понимала, что мама не будет и не должна этого делать (другими словами, морально я уже была готова взять в свой дом няню). Да и Саша уже с трудом сдерживался. По нему было видно, что его самолюбие сильно ущемлено. Он глубоко уважал моих родителей (а может, даже и полюбил), но жить он привык один, и ничто не могло этого изменить. Ко мне-то он и то не сразу привык!

За те два месяца, что мои родители «гостили» у нас, я занималась исключительно собой. Кроме психологического аспекта и чисто внешнего, я решила подкорректировать свой профессиональный имидж. Первым «нововведением» стали изменения в репертуаре – я серьёзно его пересмотрела и подобрала новые вещи, которые хотела выучить. А вторым стала работа с прессой. Надо же было, в конце концов, объяснить поклонникам своё столь долгое отсутствие и причины, побудившие меня покинуть театр.

Вот тут уж я оттянулась! Я разносила Большой во всех дозволенных приличиями выражениях! Я вспомнила всё, вплоть до мелочей, что могло бы создать образ эдакого затрапезного, погрязшего в завистничестве и местечковости театра. Но надо и мне отдать должное – я не занималась клеветой! Я рассказывала только реальные факты, которые происходили именно со мной (наверное, впервые в жизни я была благодарна Большому за такое со мной обращение – кто бы мог подумать, что это может сыграть мне на руку?!).

Расправившись с Большим, я решила отойти от большой оперы на некоторое время. Дело в том, что я не хотела уезжать из Москвы, а петь во второразрядных театрах я не стала бы даже за кусок хлеба в голодные дни.

Поэтому я решила подналечь на эстрадную сцену. Здесь я всегда могла воплощать самые смелые свои проекты (Бог миловал – попсу я никогда не пела!!!!!). У меня уже созрело несколько возможных программ для сольного или парного концертов. И я решила обсудить это с Сашей (который, судя по всему, и думать забыл, что я артистка, а не домохозяйка!).

И вот, как-то вечером, уже давно покормив детей и даже позанимавшись (на электронном рояле – чтобы не шуметь), я прошла в Сашин кабинет для серьёзного разговора.

- Дорогой, мне нужно с тобой поговорить, - начала я прямо с порога.

- Анютик? – он оторвался от экрана компьютера. – Ты ещё не спишь? Уже поздно, тебе надо отдыхать. Давай поговорим завтра, - он подошёл ко мне и нежно взял за плечи.

- Нет, сегодня, - я отошла, но смотрела пристально в его глаза. – Потому что завтра ты опять весь день проторчишь на фирме, а когда приедешь, будет опять «поздно», и мне опять надо будет идти спать!

- Прости. Просто сейчас очень напряжённый период. Столько работы!

- Не надо оправдываться, я всё понимаю и даже не думала тебя упрекать. Дело не в этом! А в том, что я тоже хочу работать! Я уже два месяца ничего не делаю! Я так не могу!

- Как это ничего не делаешь! Ты детьми занимаешься – а это очень трудно и ответственно! – возразил Саша.

- Спасибо! Ты, конечно, меня прости, но… Безусловно, я очень люблю наших детей и хочу для них только самого лучшего. Именно поэтому я не могу ими заниматься! Каждый человек должен делать не то, что ему нравится, а то, что у него лучше всего получается. Как говорится, Богу – Богово, Кесарю – Кесарево. И должна заметить, что воспитание детей, к сожалению, не является моим призванием, - я села в кресло. – Можешь считать меня неправильной матерью или ещё кем угодно, но от этого ровным счётом ничего не изменится.

- И чего ты хочешь? – осторожно спросил он, положив руки мне на плечи.

- Работать. Петь! И делать это не только для себя и стенки, за которой даже соседей нет, а для людей, зрителей. Нести искусство людям, открывать их сердца, будить их души! Понимаешь, у меня более глобальная миссия – и я не имею права зарывать в землю то, что принадлежит всем. Я должна отрабатывать свои способности, оправдывать их наличие и доказывать, что заслужила их.

- А что требуется от меня? Вернись в театр. Пусть не в Большой – театров, слава Богу, развелось как собак нерезаных. И пой в своё удовольствие!

- Да при чём тут моё удовольствие? Во-первых, коллектив – это довольно тяжёлое для меня дело – ты ведь знаешь, как я не люблю массы; а во-вторых, на подбор театра, обговаривание репертуара, спевки, репетиции уйдёт уйма времени. И раньше, чем через полгода, я вряд ли выйду на сцену. А я хочу работать прямо сейчас! У меня накопилось достаточно материала. Я хочу, чтобы вы организовали мне концерт или даже небольшие гастроли, - я повернулась к нему лицом.

- Боюсь, пока это невозможно, - вздохнул он и отошёл.

- В каком смысле? Только не говори, что ваша фирма разорилась! Я в это никогда не поверю! Вы можете безбедно существовать ещё лет двести, получая доходы с одних моих записей!

- Слегка преувеличенно, конечно, но…

- Что «но»? – осторожно спросила я. – Может, скажешь, в чём дело?

- Понимаешь, - он медленно поднял на меня глаза. – Пока тебя не было, фирма понесла громадные убытки. Мы отменили все концерты и гастроли, возникли сложные взаимоотношения с партнёрами…

- Короче! - перебила я.

- Отец расторгнул контракт с тобой. Через адвоката.

- Что?! – не сдержавшись, крикнула я. – Как он мог?! Он же на мне состояние сделал! А теперь просто выбросил, как использованную вещь?!

- Анютик, пожалуйста! – Саша подошёл и хотел взять мою руку.

- Что «пожалуйста»?! – я отошла. – Я вам не проигрыватель, который можно выключить, когда надоело слушать! Господи, какая же я дура! – я закрыла лицо рукой. – Как я могла так повестись?!

- Дорогая!

- Не подходи ко мне! – крикнула я и снова отстранилась. – Вы нагло и цинично меня подставили! Но за что?! Что я для вас сделала? Почему так предательски? Почему в спину? – меня повело. – Я же пахала, как проклятая. Я ни разу даже не заикнулась о гонораре! Как ты мог?!

- Анютик! Я здесь не причём!

- Перестань! Имей мужество не увиливать от ответственности!

- Любимая, пожалуйста, успокойся! – его сильно задели мои обвинения. – Если я и виноват перед тобой, то только в том, что мне не удалось убедить отца не делать это в твоё отсутствие. Он всё сам решил. Ты ведь его знаешь – в таких вопросах он ни с кем не советуется. Я делал всё, что было в моих силах, но… Ты должна его понять. Если бы он не расторгнул контракт, фирма продолжала бы нести колоссальные потери, а так – мы ограничились небольшой компенсацией. И согласись, положение, в котором мы оказались – незавидное. Ты же умница, ты ведь всё понимаешь! – он подошёл и обнял меня.

- Всё, кроме одного: почему я должна всегда и всех понимать, в то время, как мои интересы никого в этом мире не волнуют!

- Ты не справедлива. Я ведь тоже не сижу без дела. Я уже почти всё подготовил для открытия своей фирмы. Остались только некоторые детали. И когда мы начнём работать, я заключу с тобой пожизненный контракт. Обещаю, - Саша нежно поцеловал меня.

- И сколько мне ещё ждать этой милости? – я немного успокоилась – подобная перспектива меня устраивала.

- Не больше года.

- Что?! – я высвободилась. – Ты в своём уме?! Ты хочешь, чтобы я ещё целый год молчала и сидела без дела?! Да я же мхом покроюсь! Нет, извини, но я не согласна столько ждать.

- Я попробую поговорить с отцом, чтобы он заключил с тобой краткосрочный контракт, - предложил Саша.

- Ни за что! Ты меня знаешь – я милостыню не принимаю! Тем более после всего и из его рук! – в моих глазах снова блеснули гневные огоньки.

- Хорошо, только не злись. Я обязательно что-нибудь придумаю, - он поцеловал мои руки.

- «Что-нибудь» меня не устраивает, - заметила я. – Ты не оставил мне другого выбора, как самой искать себе занятие. Так что, пеняй на себя, - я улыбнулась.

- Хорошо. Надеюсь, мы всё выяснили, и теперь ты пойдёшь спать, - он наклонился к моим губам.

- Великолепно! – воскликнула я, отклоняясь от поцелуя. – Значит «ты иди спать, а я ещё поработаю»! Я это каждый день слышу. И кто из нас ещё семью разваливает? Если уж тебе собственная жена не интересна, тогда, извини, зачем мы вообще живём вместе?

- Ну, что ты такое говоришь! Я просто хочу, чтобы ты отдохнула, - «обиделся» Саша.

- Я уже два месяца отдыхаю! И от тебя в том числе! Признаюсь, в последнее время я стала много думать над целесообразностью своего возвращения. В театр я не вернусь, на фирме, как выяснилось, я тоже не нужна, мужу я не интересна. Так в чём интерес? Я с таким же успехом могла бы жить и в той же Самаре, и даже в своей провинции! Разница только в том, что там воздух чище! – резко закончила я и направилась к выходу.

- Анютик! – он схватил меня за руку и притянул к себе. Глядя пристально мне в глаза, он ласково провёл рукой по моей щеке. – Дорогая, ты же знаешь, как ты мне нужна! Ты себе даже не представляешь, чего мне стоит сдерживать тебя, чтобы не… давить на тебя.

- Давить? – не совсем поняла я. – Не думаю, что на меня можно надавить – это моя прерогатива. Если ты так говоришь, тогда объясни мне одну вещь. Почему за все эти два месяца, после моих родов, ты даже пальцем ко мне не притронулся? У меня возникло только два варианта ответа: либо у тебя кто-то есть, либо я просто тебя не устраиваю.

- Как ты могла так подумать?! Да лучше тебя не существует никого в целом мире! И мне нужна только ты, и люблю я только тебя. Именно поэтому я всё это время уходил в сторону. Я ведь знаю, что ты меня не любишь. Мне стало казаться, что я тебе неприятен, если ты так долго не возвращалась, предпочла жить в ужасных условиях – только бы не ехать сюда. Я не хотел и не хочу тебя ни к чему принуждать!

- Какой же ты дурак! – я улыбнулась. – Я не возвращалась только из принципа – я не могла сдаться и показать свою слабость. Я хотела, чтобы ты меня нашёл, чтобы (пусть даже и силой) притащил сюда! Если бы ты был мне неприятен, ты бы узнал об этом при первом знакомстве. И как ты до сих пор не понял, что мне нужен Мужчина. Настоящий, сильный, властный. И не хочу тебя пугать, но если ты не будешь справляться, мне действительно придётся искать замену.

- Этого я не допущу! – он впился в мои губы со всей накопившейся страстью.

… В ту ночь, наверное, впервые мне удалось перенять инициативу. В первый и в последний раз в своей жизни. Больше подобных всплесков я себе никогда не позволяла…

 

ГЛАВА 43.

 

- И что я должен сделать? – это было первое, что сказал мне Саша утром, когда заметил, что я проснулась.

- В смысле? – я не поняла его вопроса, но моё хорошее поначалу настроение сразу улетучилось.

- Что я должен сделать, чтобы заплатить за эту ночь? – теперь Саша выразился абсолютно понятно.

- Что?! – воскликнула я, приподнявшись. – Как ты мог подумать, что я… Нет, я не верю! – я быстро отодвинулась от него и, замотавшись в одеяло, села на край кровати.

- Ну, я же тебя знаю! Когда тебе что-нибудь нужно, ты всегда действуешь через постель! – ответил он, уверенный в своей правоте.

- Когда мне что-нибудь нужно, я всегда говорю об этом! А уж потом дополняю всем необходимым! – возразила я и встала.

- Ты хочешь сказать, что…

- Да, я хочу сказать, что ты полный идиот! – огрызнулась я, не поворачиваясь.

- Неужели это правда?! Ты… Я не могу поверить, что это произошло! Этого не может быть! – он перевалился на край кровати и, схватив конец одеяла, потянул его на себя. Потеряв равновесие, я повалилась обратно на кровать. В долю секунды Саша оказался надо мной. – Дорогая, прости! – и тут же впился в мои губы.

- Саша, перестань! – я попыталась отстраниться.

- Я должен загладить свою вину, - он перешёл на мою шею.

Очередная попытка возразить провалилась – он не дал мне вымолвить ни слова…

Мне пришлось ещё раз пройти через «это»…

 

После обеда я решила заняться «делами» (если, конечно, можно говорить о том, что они у меня на тот момент вообще были). Наконец-то я добралась до своего электронного почтового ящика, куда не заглядывала с самого своего возвращения. Из почти полутысячи писем меня заинтересовало не больше десятка. Это были приглашения от различных театров. Просмотрев даты, я поняла, что половина из них уже просрочена (тогда театры ставили довольны узкие временные рамки для принятия решения). Из оставшегося меня заинтересовало только приглашение V. из Мариинки. Осенью он планировал поставить несколько спектаклей с участием певцов из Италии. Это должны были быть: «Фигаро», «Цирюльник» и «Онегин» (с моими Сюзанной, Розиной, Татьяной и Ольгой соответственно).

Репетиции начинались с сентября, сами постановки были назначены на октябрь - декабрь. А так как я не собиралась нигде работать в этот промежуток, то решила, не откладывая дела в долгий ящик, перезвонить V. сразу.

- Вечер добрый, - начала я. – Это Анна Мария. Как Вы? Как здоровье, семья, работа?

- Дорогая! Как я рад тебя слышать! Я уже начал серьёзно беспокоиться. Уже прошло больше года, как ты сошла с наших подмостков. И для нас это значительная потеря. Ты спросила, как работа – без тебя это уже не та работа, к которой я успел привыкнуть. Только ты умеешь одной - двумя фразами заставить работать весь коллектив. Лично мне очень не хватает твоих колких фраз и точных замечаний.

- Спасибо. Хоть кто-то меня ценит и прислушивается к моим словам, - призналась я.

- Анна Мария, для меня ты всегда будешь особым музыкантом. Твоему уровню может позавидовать большая часть нашего коллектива.

- Я польщена. Такие слова из Ваших уст – лучшая похвала. А я к Вам по делу. К сожалению, я давно уже не проверяла свою почту, и поэтому только сегодня обнаружила Ваше приглашение. Надеюсь, место ещё не занято? – я быстро и ловко свернула на нужную мне тему.

- Не верю своим ушам! Я даже не надеялся! – воскликнул худрук Мариинки. – Я отправил тебе приглашение почти по инерции. Я не смог бы со спокойной совестью пригласить кого-нибудь в такой проект, даже не попробовав счастья с тобой.

- Значит, Вы уже меня списали?

- Не я. Боюсь, ты сама это сделала. Не мне тебе рассказывать про сегодняшний мир. Сегодня даже один месяц простоя может дорого обойтись. А тебя не было целый год!

- Да, я знаю, - вздохнула я. – Мне Саша постоянно читает лекции на эту тему! Он типичный продюсер.

- И как он это допустил?! Он же должен понимать, насколько это для тебя губительно!

- Мне порой кажется, что он как раз этого и добивается. Он хочет, чтобы я была хорошей женой и матерью, но не больше. Он ревнует меня даже к сцене. И он прав. Проблема в том, что я никудышная хозяйка, но при этом неплохая артистка. А он не хочет с этим мириться.

- Я могу его понять, как мужчина. А как художественный руководитель, я прекрасно понимаю тебя.

- И что перевешивает? – с любопытством спросила я.

- Ну, я же тебя пригласил на наши постановки.

- Радует, что Вы на моей стороне. Так я могу начать повторять партии?

- Не думаю, что тебе это надо, - усмехнулся он. – Насколько я тебя знаю, тебе будет достаточно двух репетиций, чтобы блестяще спеть на премьере.

- Вы мне льстите, но спасибо за доверие. Значит договорились. Первого сентября буду у Вас.

- Я рад нашему сотрудничеству. Полагаю, наши гости тоже будут в восторге.

- А кто гости, если не секрет?

- Узнаешь в сентябре. Не хочу сразу раскрывать все карты. Только очень прошу – не заключай параллельных контрактов, работы будет и без того много, - не ответил он.

- Хорошо, обещаю. С Вами мне не нужны никакие другие контракты. Я же не ради денег работаю! Их мне даёт муж. Я работаю исключительно ради интереса, опыта и новых знаний.

- Это и делает тебя исключительным профессионалом. Что ж, рад был тебя слышать и ещё больше рад нашему сотрудничеству. Если возникнут проблемы или вопросы – сразу звони.

- Спасибо. Вы возвращаете меня к жизни, - призналась я. – И я просто не имею права не воспользоваться этим шансом. Успехов Вам. И до скорого!

- Спасибо, взаимно. Буду ждать твоего звонка. Всего доброго! – попрощался худрук, и я повесила трубку с чувством полной самодостаточности.

В одном V. оказался прав – заниматься я… не начала.

Теперь, когда у меня появилась работа, я смогла расслабиться. Это было в моём духе. Я никогда не была трудоголиком в полном смысле, и если у меня появлялась возможность полениться перед большой работой – я ленилась. Надо признать, что в лени я преуспевала ничуть не меньше, чем в работе. Так уж повелось, если я что-то делаю (даже ленюсь), то делаю гениально, либо не делаю это вовсе.

Чтобы убить время до осени, мы с Сашей решили отдохнуть, для чего поехали на Байкал.

Не думаю, что стоит здесь описывать это место и уже тем более отдых там. Если же кто-то из читателей нуждается в этом – могу только посоветовать съездить туда…

 

В Москву мы вернулись в конце августа, буквально за неделю до моего планируемого отъезда.

- Дорогая, - как-то вечером Саша зашёл в мой рабочий зал. – Прости, что отрываю, но тебя к телефону.

- Кто? – я очень удивилась. Саша никогда не звал меня к телефону – для этого у нас была прислуга.

- N, - он протянул мне трубку, намекая на то, что говорить я должна при нём.

Я взяла трубку.

- Да, - я начала разговор.

- Анечка, любовь моя, я так рад тебя слышать! Я так скучаю!

- Привет, - я покосилась на Сашу и мысленно поблагодарила Бога за то, что мой муж не включил громкую связь.

- Прости, я не подумал, что Сашка может быть рядом. Я только что с ним говорил, это было не из приятных. Я так давно не слышал твой голос! Если бы ты знала, как я скучаю!..

- Знаю, - вздохнула я.

- Мы можем встретиться?

Я не ответила.

- Молчание – знак согласия, я рад. Приезжай завтра в театр. Мы готовим новую постановку «Фигаро», и я хотел бы услышать твоё мнение.

- Хорошо, я приеду. А сейчас, извини, но мне пора, - я с трудом могла держать на себе Сашин взгляд.

- Конечно. С нетерпением буду ждать нашей встречи. Целую, - нежно поговорил N.

- Пока, – сухо ответила я и отключила телефон.

- И? – Саша выжидающе смотрел на меня.

- Что «и»? – я протянула ему трубку.

- Он назначает моей жене свидания, а я даже не должен знать об этом?!

- Если ты сейчас заведёшься, то не сможешь меня услышать, - спокойно проговорила я. – Поэтому я подожду, пока ты успокоишься.

- Успокоюсь? И как ты себе это представляешь? Этот мерзавец звонит в мой дом и флиртует с моей женой!

- Может, хватит уже быть таким собственником?! Позволь напомнить: я не вещь и не могу никому принадлежать, кроме себя! – жёстко сказала я.

- Хочешь сказать, что наш брак не имеет для тебя никакого значения? Я давно уже об этом догадывался. Значит, уходишь? Прекрасно, иди! Только с ним ты никогда не будешь, поняла! – крикнул он и бросил телефон в стену, разбив тем самым трубку.

- Прекрати этот цирк! Ты не контролируешь себя!

- Не меньше, чем обычно, - он подошёл вплотную и сжал мою руку выше локтя. – Пока я жив, пока я дышу этим воздухом, ты не будешь с ним! Я сделаю всё для этого, можешь мне поверить!

- Если ты немедленно меня не отпустишь, следующий наш разговор состоится в присутствии адвокатов, - сухо и тихо проговорила я, глядя на него с прищуром.

Саша медленно разжал руку, окатив меня ледяным взглядом, и стремительно вышел из комнаты.

…В то время почти каждый второй наш разговор с Сашей заканчивался подобным образом. Мы постоянно ссорились. И я очень быстро от этого устала…

 

ГЛАВА 44.

 

Утром я не спустилась к завтраку, а вместо этого попросила прислугу принести его в мою спальню (у нас с Сашей было три спальни: общая, его и моя). Плотно позавтракав, я надела одно из любимейших платьев и спустилась вниз.

- Куда ты едешь? – услышала я за своей спиной уже почти возле парадной двери.

- Если бы ты не вышел из себя, знал бы уже вчера, - ответила я и повернулась.

Саша стоял возле входа в столовую. Судя по его внешнему виду, ночь он провёл в кабинете с бутылкой виски.

- Почему ты это делаешь? – вдруг спросила я.

- Что ты имеешь в виду?

- Почему ты столько пьёшь?

- Только не говори, что тебя это волнует! – воскликнул он.

- До тех пор, пока ты мой муж, - уточнила я.

Он слегка прищурился, пытаясь оценить правдивость моих слов.

- Я еду в театр, - я прервала затянувшуюся паузу.

- Раньше ты более изощрённо придумывала себе алиби.

- Ты не внимателен. Я никогда ничего не придумываю. Другой разговор, что я не всегда говорю всё, но это не означает, что я вру. И ты мог бы пользоваться этим. Я, действительно, еду в театр. Если хочешь, можешь составить мне компанию, - предложила я, прекрасно зная Сашин ответ.

- Но что ты там будешь делать, после всего, что сама же про них и наговорила? Разве для тебя возможен вход туда?

- Там есть несколько трезвомыслящих людей, которым дорого моё мнение. Сейчас они готовят новую постановку и хотят услышать его. Вот и всё.

- И кто ещё входит в число этих трезвомыслящих людей? Исключая N, разумеется, - он выжидающе посмотрел на меня.

- Саныч, кое-кто из дирижёров, режиссёр и пара солистов. У тебя ещё много вопросов? – я посмотрела на часы.

- Ты приедешь к ужину? – интонация сильно изменилась – в ней появилась скрытая нежность и забота.

- Обязательно, - я подошла к нему и поцеловала. – До вечера.

- Я буду ждать, - тихо ответил он.

- Только не пей больше, - в дверях бросила я и вышла.

Простояв около часа в пробках, я слегка опоздала в театр. Когда я зашла в зал, уже звучала увертюра. Я прошла в центр и села. Саныч с режиссёром сидели в третьем ряду, они меня не заметили.

Честно говоря, я с трудом узнала увертюру! Мало того, что она звучала почти в три (!) раза быстрее, так ещё и с весьма странной оркестровкой. Меня это заинтриговало: «Что же будет дальше?».

А дальше… чем дальше в лес – тем больше дров. Я всё меньше и меньше понимала, где нахожусь и что слушаю! Раздражало абсолютно всё: темпы, манера, режиссура, костюмы! Это был какой-то ужас. Даже не знаю, как я высидела до конца.

Как только прозвучали последние аккорды, я не сдержалась:

- Слава тебе, Господи, это закончилось! – в голос вздохнула я.

После этой фразы все взгляды устремились на меня.

- Если бы существовал Бог музыки, вас надо было бы предать анафеме! Это кощунство!

На сцене появилось движение – все хотели покинуть её как можно быстрее. Я могла разойтись, а это грозило бесконечным монологом о чистоте высокого искусства. Я всегда любила пофилософствовать на подобные темы. И всегда делала это в довольно агрессивной манере.

- Анна Мария, - первым ко мне подошёл N.

- Привет, - ответила я и продолжила. – Надеюсь, ты именно поэтому просил меня прийти. Я, конечно, благодарна тебе за оказанное доверие, но не уверенна, что меня здесь кто-нибудь будет слушать. Боюсь, мой авторитет в этом театре безнадёжно потерян. Вероятно именно поэтому, театр скатился до такого уровня.

- Что ты хочешь этим сказать? – возле нас нарисовался Саныч.

- Вы-то должны понимать! – я даже удивилась. – Ладно эти малолетки, которых Вы сейчас набрали. Они типичные представители современных вокалистов – ума как у курицы, вкуса и образования – и того меньше. Но Вы-то! Уже больше десяти лет работаете здесь, у Вас шикарный опыт. Неужели Вы не понимаете всей пошлости того, что хотите поставить?!

- Я понимаю, насколько тебе было неприятно уйти из театра таким образом, но это не даёт тебе права необоснованно критиковать всё, что мы делаем!

- Необоснованно?! Я Вас умоляю! Да мне вообще чихать хотелось на всё, что здесь творится! Я просто поделилась своим профессиональным мнением. И, между прочим, не по собственной инициативе, - я покосилась на N. – А что с ним делать – решайте сами. Я могу Вас заверить: эта опера провалится, и Ваша репутация будет окончательно растоптана. Так что послушайте совет: закройте проект и не экспериментируйте больше с классикой, - я встала.

- Хватит проверять меня на прочность, Косицына! Ты всегда умела прикинуться белой овечкой и строить свои козни. Ты всегда добиваешься своего. Кроме твоего мнения ничего не должно существовать! Правда принадлежит только тебе! – Саныча прорвало. Похоже, он долго в себе это накапливал. – Но ты забываешь, что репутацию театра подорвала именно ты. Ты сорвала на шесть премьер, на которых должен был держаться весь новый сезон. Ты сорвала нам гастроли. Ты бросила нас в самый ответственный момент. И после всего, ты вынесла всё наше грязное бельё на всеобщее обозрение и подбавила огоньку из собственного арсенала! Если ты думаешь, что после всего этого с твоим мнением кто-то будет считаться, ты ошибаешься! И видеть тебя здесь никто не хочет. Мы были только рады избавиться от подобной заразы!

Подобного оскорбления я не стерпела бы даже от Саныча. Не сказав ни слова, я размахнулась и влепила ему «фирменную» пощёчину, после чего быстро вышла из зала.

N, молча следивший за всем нашим разговором, колебался несколько секунд, не зная как поступить: попытаться объяснить всё Санычу или же догнать и успокоить меня. Он предпочёл второе – всё-таки Саныч – мужик, должен сам справиться.

Меня он догнал уже на улице.

- Анечка, подожди, - он схватил меня за руку, когда я открывала машину.

- Чего ещё от вас ждать! – я высвободилась. – Уверена, что ваш худрук выразил мнение всего коллектива.

- Это не так! Золотце, пойми, он просто очень взвинчен. Он этого не думал! Он обижен на тебя!

- Обижен? – я резко захлопнула дверцу и повернулась к нему. – Это не ему подложили батут, это не он рисковал жизнью двоих детей, это не над ним подтрунивал коллектив! Это я должна обижаться! А вместо этого я приезжаю сюда, искренне высказываю своё мнение, пытаясь оградить вас от непростительной ошибки. И оказываюсь вдобавок заразой! Нет, уволь, но я это терпеть не намерена!

- Зайчонок, пожалуйста! – он попытался меня обнять.

- Что «пожалуйста»?! – я отстранилась. – N, перестань! Ты похож на ребёнка. Иди лучше Саныча уговаривай – ему это нужнее! – я открыла дверцу и села за руль.

- Я тебе позвоню!

- Как хочешь, - я захлопнула дверцу и завела авто.

- Будь осторожна на дороге! – почти крикнул он, а когда я уже отъехала, добавил – Я люблю тебя! – словно я могла его услышать!

 

Несколько часов я тупо колесила по городу на всех скоростях. И это не могло пройти мимо наших гаишников (прошу прощения, инспекторов государственной авто инспекции).

- Что же Вы, госпожа Косицына! Пару месяцев как вернулись, недавно после родов и уже нарушаете! – начал было один из них.

- Слушайте, давайте без лекций! – я с трудом держала себя в руках. – Если намерены штрафовать – делайте это без нотаций.

- Ну, что Вы! Вас я штрафовать не стану, просто…

- В таком случае, позвольте откланяться, - я подняла стекло.

- Удачи на дороге! Постарайтесь больше не нарушать! – бросил он вслед моей машине, в несколько секунд разогнавшейся до ста сорока километров в час.

Поколесив ещё немного по Подмосковью, я поехала в свой загородный дом.

По дороге я о многом успела подумать: о Большом, о Саныче, о себе (как я могла дойти до такой жизни?), о Саше (почему он столько пьёт?). И к тому времени, когда я приехала домой, моя нервная система была почти спокойна. Честно говоря, я уже не совсем хорошо понимала, почему приехала именно сюда. Решив не загружать свой мозг лишними вопросами, я взяла первую попавшуюся книжку (ею оказалась автобиография Вагнера) и забралась в горячую ванную.

Когда я из неё вышла (а прошло около четырёх часов), то обнаружила около пяти десятков неотвеченных вызовов. Сорок из них были от Саши, остальные – от N. Раздался пятьдесят первый звонок. На этот раз я ответила.

- Анютик, солнышко! Ну, слава Богу! – нет нужды писать, кто это был. – Я уже начал волноваться. Почему ты не брала трубку? У тебя всё хорошо? Где ты сейчас? Я могу приехать?

- Сколько вопросов за один раз! – я даже не запомнила всего сразу. – Давай по порядку. Начну с того, что сейчас у меня уже всё хорошо. Хотя, признаюсь, день выдался не из приятных.

- Можешь рассказать?

- Конечно, но для этого тебе придётся приехать. А не хочу выходить на улицу с мокрой головой.

- С радостью. Но где ты?

- В загородном доме. Только не спрашивай почему – я не смогу ответить. Я этого сама не знаю. Просто механически приехала сюда.

- Мы можем говорить, пока я буду ехать, - предложил он. – Сама понимаешь, тут не близко, я могу задержаться.

- Будет лучше, если ты не станешь разговаривать за рулём. Я-то знаю, как ты любишь полихачить на дорогах. Поэтому просто приезжай, я закажу ужин.

- Хорошо, любимая. Я уже несусь на крыльях своей любви и в предвкушении аппетитного вечера и сладкой ночи! – в голосе были слышны знакомые «страстные» интонации.

- Давай-давай, только не гони. Ты мне нужен целиком, а не по частям, - Саша был одним из немногих, кто прекрасно понимал мой чёрный юмор.

- Целую и не прощаюсь.

- Жду, - я отключила телефон.

В дверь позвонили где-то через полчаса. Я слегка удивилась: во-первых, у Саши были ключи (да и дверь не была заперта), а во-вторых, он не смог бы так быстро добраться – дом всё-таки за городом! Тем не менее, я открыла дверь.

- N? – моему удивлению не было предела.

- Как ты? Я беспокоился, ты не брала трубку и не перезвонила, - он зашёл без приглашения.

- Я в порядке, - я закрыла дверь и прошла за ним в комнату.

- Это самое главное. Ты не представляешь, как Саныч расстроился, - он уселся на диване. – Он очень хочет поговорить с тобой лично.

- Зато я таким желанием не горю, - сухо ответила я и опустилась в кресло.

Я внимательно смотрела на N – что-то в его облике было не так. Он говорил словно по инерции, и, как мне казалось, совершенно не слушал мои ответы. Его мысли был где-то в другом месте.

- Ты же его знаешь, он очень порядочный человек. Не знаю, что на него сегодня нашло, но он очень раскаивается в этом и хочет загладить свою вину, попросив у тебя прощения.

- Ну, и перо ему в шляпу, флаг в руки и транспарант на шею! – грубо отрезала я, желая узнать истинную причину приезда N.

- Я думаю, ты должна дать ему шанс…

- Я подумаю, - закончила я и тут же свернула с темы. – Но ты ведь не за этим приехал, ведь так? Что у тебя произошло?

- От тебя ничего не скроешь, - он глубоко вздохнул и опустил глаза. – Наверное, я не должен загружать тебя своими проблемами…

- Перестань! Разве не для этого существуют друзья?

- Мой отец… - с трудом проговорил он, - погиб.

- Господи! – я пересела к нему на диван и положила руку на плечо. – Когда? Как это произошло?

- Несколько часов назад. Я приехал к тебе из больницы. Он попал в автокатастрофу, скончался в машине скорой помощи…

- N! Прими мои соболезнования! От всего сердца!

- Почему? Почему это произошло именно со мной?! – он обнял меня и зарыдал.

- Я понимаю, это очень тяжело. Не думаю, что мои слова смогут тебе сейчас помочь. Пути Господни неисповедимы. Видимо, его срок на земле подошёл к концу, а тебе пора начать жить самостоятельно.

- Анечка! Ты теперь для меня единственная опора! Не бросай меня, пожалуйста! – он крепче обнял меня, продолжая плакать.

- Я тебя никогда не брошу, ты же знаешь! Я всегда буду рядом, - я пыталась его утешить и гладила по голове, как маленького ребёнка.

- Ты себе даже не представляешь, в какую пробку я по… попал, - в гостиную вошёл Саша. – Ни фига себе! Я опять не вовремя? Слушай, ну, могла ты его хотя бы в шкаф засунуть - я же тебе позвонил, предупредил, что еду! Или это ты так издеваешься изощрённо?

- Можешь помолчать? – огрызнулась я и тихо добавила, - У него проблемы.

N не поднял головы, но плакать перестал – вероятно, он стыдился своих слёз перед Сашей (и не без оснований, надо признать).

- У него всегда проблемы! А ты тут причём? – Саша подошёл к нам и схватил N за шкирку, – И отодвинься от моей жены!

Заметив же на лице N следы от слёз, он, похоже, даже растерялся.

- Оставь его, - я оттолкнула Сашу и загородила N.

- А что, я должен молча смотреть, как он обнимается с моей женой у меня на глазах, да ещё и нюни пускает?!

За этим последовала моя коронная пощёчина. Саша замолчал, поняв, наконец, что дело несколько сложнее, чем ему показалось с первого взгляда.

N, отерев слёзы, отошёл к двери:

- Спасибо тебе за всё. Я домой поеду.

- Сможешь вести? Может, такси вызвать? – заботливо спросила я.

- Не надо, всё в порядке. Мне уже лучше, - он попытался улыбнуться.

- Поговори со Светой – тебе нельзя быть одному, - я проводила его до машины. – И выпей успокоительного и снотворного. Тебе нужны будут силы.

- Спасибо! – мы дружески обнялись, и он уехал.

- Тебя что, вообще никакой культуре не учили?! – я набросилась на Сашу, не успев зайти в комнату.

- Ладно, давай без скандала, - устало проговорил он и сел на диван. – Что у него?

- У него отец погиб в автокатастрофе, несколько часов назад, - я села возле него.

- Прости, - он обнял меня за плечи. – Но согласись, у него есть своя жена. И мне не очень приятно, что вместо этого он приезжает плакаться к моей.

- По-моему, я уже говорила, что я не собственность, - в моих глазах снова появился огонёк.

- Да, прости, - он поцеловал меня. – Я пошлю ему цветы.

- Ты можешь не шутить такими вещами?!

- Я серьёзно! Скажи мне, что я должен для него сделать, и я сделаю это! Я хочу доказать тебе искренность своих слов.

- Если так, тогда помоги ему с похоронами. Ты же знаешь, он сам не справится, а Шинделям до этого никакого дела нет. Сделай это для меня, - попросила я.

- Хорошо, солнышко. Я сделаю это. Только пообещай, что не пойдёшь туда.

- Это нечестно – ставить подобные условия! – я отодвинулась. – Ему нужна поддержка!

- У него достаточно внимания. А тебе там делать нечего, - он был твёрд и на удивление спокоен. – Когда-нибудь ты меня поймёшь.

Я внимательно посмотрела на него и словно почувствовала, что в данный момент лучше не спорить – он прав.

- Ладно, я просто позвоню, - я снова придвинулась к мужу.

- Ты у меня умница, - он поцеловал меня в макушку. – А теперь расскажи, что у тебя произошло сегодня?

- У нас с Санычем произошла небольшая стычка.

- На почве чего?

- Я поделилась своим мнением. Как всегда, впрочем. Я думаю, не стоит говорить, что оно не совпало с общим. Только на этот раз Саныч не стал разбираться в основаниях. Он решил, что я просто продолжаю мстить театру и делаю всё возможное, чтобы сорвать постановку.

- А это не так? – осторожно спросил Саша.

- Конечно нет! Всё, что касается профессионального мастерства внеличностно для меня! Я просто высказала то, что думала. Постановка действительно отвратительна, и совершенно не важно, кто её ставит!

- Не горячись так, они не стоят твоих нервных клеток. И вообще, они не достойны твоего внимания, - он мягко улыбнулся. – Тебя никто не достоин!

- Надо полагать, кроме тебя, - я прищурилась.

- Но ведь это я твой муж, разве не так? – он настойчиво меня поцеловал.

Я почти потеряла чувство реальности, как вдруг…

- А где дети? – я резко отодвинулась. – С кем ты их оставил?

- С няней, - нехотя ответил он и снова потянулся ко мне.

- С какой ещё няней?! – я в негодовании встала. – Почему я ничего не знаю?!

- Дорогая, я полагал, что ты будешь только рада. Ведь я избавил тебя от этой обузы! Я нашёл замечательную женщину: ей пятьдесят пять и она без ума от детей. Я проверял её полтора месяца – более надёжного человека трудно найти. Неужели ты мне не доверяешь? – он подошёл ко мне.

- А разве ты давал мне повод? – я хитро улыбнулась. – Ты умеешь читать мои мысли, и что ещё ценнее – воплощать их до того, как я их озвучу. Спасибо, - я обняла его за шею и нежно поцеловала.

- И это всё?

- Тебя что-то не устраивает? – удивилась я.

- Отнюдь. Но нужно кое-что уточнить, - Саша подхватил меня на руки и понёс на второй этаж, в спальню…

 

ГЛАВА 45.

 

Следующий день прошёл мягко говоря бурно.

Первую его половину (а точнее – большую часть) я мирно собирала вещи. Я понимала, что подобный контракт более-менее долгосрочен и поэтому решила перебраться на время в Питер. Это было проще, нежели постоянно ездить из города в город (как я бы поступила в случае месячного контракта).

А так как жила я в ту пору на широкую ногу и не любила тратить время на походы по магазинам, вещи я предпочла взять если уж и не все, то большую их часть по крайней мере.

Саша с самого утра уехал на фирму, чтобы успеть уладить самые важные вопросы до вечера и проводить меня. Дети отправились с нянькой на прогулку (кстати, женщина оказалась, действительно, довольно приятная). Так что я могла собираться абсолютно спокойно, зная, что никто мне не помешает.

 

Я как раз застёгивала последний чемодан, как после короткого стука в комнату вошла горничная:

- Простите, госпожа, Вас к телефону, - она протянула трубку.

- Кто? – из любопытства спросила я.

- Художественный руководитель Большого театра.

- Спасибо, - я взяла трубку, - Вы свободны, - и дождалась, когда за ней закроется дверь, – Я Вас слушаю, - я начала разговор.

- Добрый день, Анна Мария. Я прошу прощения, что посмел потревожить Вас, но подобные обстоятельства вынуждают меня… Я приношу Вам свои искренние извинения за тот инцидент, который имел место вчера произойти. Я прекрасно понимаю, что даже права не имею на оправдание, моё поведение было в высшей мере непростительно, и всё же я хотел бы просить Вас оказать мне честь встретиться со мной, дабы я лично преклонил колени и, уповая на Ваше благодушие, смел надеяться на милость! – он выразился настолько сложно и витиевато, что я даже не сразу поняла весь смысл сказанного.

- Ну, что Вы! – и, тем не менее, его ход сработал! – Я не достойна таких слов, особенно после вчерашнего своего поступка. Это я должна просить у Вас прощения! Я вела себя в высшей степени по-хамски. Это не дозволительно ни при каких обстоятельствах. Я вполне осознаю свою вину и встречно приношу свои извинения, - я попыталась не ударить в грязь лицом.

- Вы не представляете, как я рад! – восторженно продолжил он. – Вы словно камень сняли с моей души! Я бы не простил себе, если бы наши отношения усложнились!

- Я Вас очень хорошо понимаю и полностью разделяю Вашу радость. Чего между нами только не было, - я решила отойти от грубой дипломатичности к более привычной болтовне. – Глупо было бы расстаться на такой ноте. И не обращайтесь, пожалуйста, ко мне на «Вы», это сильно дистанцирует.

- Хорошо, Вы… то есть ты права, - он поправился. – Всё будет по-старому – коллеги и хорошие друзья. Я рад.

- Я тоже. Но не могу не добавить дёгтя, - в силу своего характера я должна была это сказать. – Можно спросить откровенно?

- Конечно.

- Вы будете ставить эту оперу?

- Я ждал этого вопроса, - признался Саныч. – Нет, я снял её с постановки. Честно говоря, я целиком и полностью разделяю твою точку зрения – это безобразие! Понимаешь, у нас появился новый спонсор и он захотел, чтобы мы поставили именно эту оперу и именно с этим режиссёром.

- Боже! Простите меня! – воскликнула я. – Если бы я знала! Я бы никогда не позволила себе высказать всё это. Ведь кто лучше меня может знать, какие у вас проблемы с финансированием! Простите, я просто не имела права лишать вас такой возможности!

- Анна Мария, пожалуйста, не извиняйся. Ты всё сделала правильно. Искусство всегда было в стеснённых условиях, нам не привыкать. А ты помогла нам избежать страшной ошибки. Я чуть было сам не поддался на эту красивую заманиловку. Я был готов продать театр, искусство и оперу за тридцать серебряников. Да, мы получили бы финансирование, но были бы вынуждены ставить только низкопробные спектакли в отвратительных и просто недопустимых постановках! И только благодаря тебе и твоему холодному профессионализму мы этого избежали. Я уверен, наш спонсор ещё найдётся!

- Дай Бог! Я Вам этого желаю от всего сердца! – искренне ответила я.

- Спасибо. Теперь я задам тебе откровенный вопрос: это правда, что ты заключила контракт с Мариинкой?

- Слухи опережают факты. Ещё не заключила, но уверена, что уже завтра это произойдёт.

- Я рад за тебя. Ты так долго не работала, что я стал опасаться за твоё будущее. И уже начал винить себя и наш коллектив в том, что ты можешь никогда не вернуться в оперу.

- Это произойдёт только в случае моей смерти, - жёстко, но честно проговорила я. – И ни один человек, а тем более коллектив на это не в силах повлиять.

- Ты всегда поражала меня своей прямолинейностью и умением выбирать слова. Ты умеешь жить и не только знаешь, чего хочешь, но и понимаешь, как этого достичь. Склоняю голову перед твоей силой духа и гениальностью. Я уверен, ты всего добьёшься!

- Спасибо. Постараюсь оправдать возложенные на меня надежды.

- Ну, не буду больше отвлекать. Ещё раз спасибо, что поговорила со мной. Я очень рад, что мы нашли общий язык и просто счастлив за тебя. Обязательно приеду на премьеру! – пообещал напоследок Саныч.

- Ловлю на слове. Мне тоже было приятно с Вами поговорить. Удачи во всех проектах! И до скорой встречи!

- До свиданья! – на этой радужной ноте мы и распрощались.

Не успела я поговорить, как снова раздался звонок, на этот раз на мобильном.

- Да, Саша, привет, - начала я новый разговор.

- С кем ты разговаривала?

- Поздороваться не хочешь? – уже в этот момент стало ясным, в каком русле пойдёт разговор.

- Виделись. Я жду ответа, - он говорил холодным голосом, но мне не составило труда угадать в нём нотки ревности.

- Прибереги этот тон для своих подчинённых.

- Я всё понял, можешь не продолжать! – ещё доля секунды и он готов был взорваться. – Я прекрасно знаю, как ты умеешь заговаривать зубы. Ты права, ты не умеешь врать. Поэтому сразу видно, когда ты что-то скрываешь.

- С твоим воображением надо сценарии для отечественных сериалов писать, - колко пошутила я. – Не вижу смысла что-либо объяснять, поскольку ты уже всё для себя решил.

- Если я снова застану его у себя дома, в его семье убудет ещё на одного члена! – крикнул он и отключился.

Через минуту снова зазвонил домашний телефон. Я сама подняла трубку:

- Да.

- Анечка, добрый день, - это был N. – Я должен с тобой поговорить.

- Я тебя слушаю, - я включила громкую связь и продолжила собираться.

- Сашка был вчера явно не в восторге, когда увидел меня, я боюсь, что мог послужить причиной для ссоры. Мне надо удостовериться, что этого не произошло.

- N, ради Бога, не бери это в голову! Это наши с ним проблемы. И если мы ссоримся, то не из-за тебя, не из-за Саныча или ещё кого-либо! Не бери на себя слишком много! Лучше скажи, как ты себя чувствуешь, - я постаралась сменить тему.

- Хотел бы сказать «лучше», но, к сожалению, не могу. До сих пор не верится, что его больше нет.

- Всё в этом мире приходящее и уходящее…

И я пустилась в долгий философский монолог о проблемах бытия, жизни и смерти (у меня на тот момент тоже был опыт тяжёлой потери – собственного сына). Но я постаралась сделать акцент на вечном, светлом и прочей тому подобной лобуде.

Судя по всему, говорили мы долго. И даже не знаю, как, но в конце разговора ему снова удалось перейти на наши взаимоотношения.

- Анечка, дорогая, я так нуждаюсь в твоей поддержке!

- N, о чём ты говоришь! Ты же знаешь – я всегда рядом, - я уже так привыкла к таким разговорам, что не заметила, как начала говорить заученными фразами и даже интонациями.

- Я хочу тебя увидеть! Ты придёшь завтра?

- Боюсь, не получится. Надеюсь, ты меня простишь, но сегодня я улетаю. Это очень важно. Я уверена, ты справишься. Тем более я не хотела бы давать повод Свете злословить. Тебе сейчас нужен покой, а моё появление не будет этому способствовать. В данной ситуации от меня больше пользы на расстоянии, - я отказала достаточно красиво.

- Да, наверное… Мне так нужно с тобой поговорить! Я хочу увидеть твои глаза, почувствовать твоё тепло!

- N, - его надо было тормознуть. – Не надо, не накручивай себя. Я тоже очень скучаю, но сейчас обстоятельства не позволяют идти на поводу у эмоций.

- Только ты умеешь вселить в меня веру, и только ты даришь это спокойствие. Мне тебя не хватает!..

В этот момент дверь очень тихо открылась – на пороге стоял Саша со скрещенными на груди руками. Судя по его выражению лица, стоял он здесь уже довольно давно и слышал всё, о чём мы говорили с N. Разговор надо было заканчивать.

- N, прости, у меня входящий на другой линии. Я должна ответить, - соврала я.

- Потом перезвонишь. Ты должна поговорить со мной. Мне просто необходимо слышать твой голос. Он для меня словно глас ангела, несущего благую весть! Моя душа наполняется покоем и светом!

Я закатила глаза.

- У тебя всё будет хорошо, поверь мне. Завтра тебе понадобятся силы. Послушай мой совет: выпей снотворного и забудь обо всём хоть на время. Сон – лучшее лекарство, - я знала, что моим советом он не побрезгует.

- Ты всегда знаешь, что нужно делать. Как бы я жил без тебя?! – вздохнул он. – Спасибо, дорогая, ты мне так помогаешь!

- Всегда пожалуйста.

- Я люблю тебя, и только это держит меня в этом мире. Уверен, однажды мы будем вместе, и я готов ждать этого, пусть даже и целую вечность.

- Пути Господни неисповедимы, - я решила здесь воспользоваться библейской цитатой, поскольку всё другое может толковаться довольно пошло. – Отдыхай. И да прибудет покой в твоей душе.

- Спасибо. А тебе удачи на новой работе. Пока.

- Пока, - я поспешила отключить телефон, но Саша, стоявший возле него (по этой причине я не смогла сделать этого раньше), опередил меня.

- Как мило! – подобная интонация была предпосылкой большого скандала.

- Ему нужна поддержка, - я допустила самую непростительную ошибку – начала оправдываться (наверное, потому, что была виновата…).

- Конечно, дорогая! – он подчеркнул последнее слово, подражая интонации N. – Восхитительная беседа двух голубков. Не знал, что ты способна на такие нежности!

- Ты ещё многого обо мне не знаешь.

- Верю, - усмехнулся он. – Особенно после всего услышанного. Потрясающий театр у микрофона. Жаль, я не успел записать этот любовный дуэт.

- Перестань ёрничать! Говори прямо! – я не могла долго выдерживать его издёвки.

- Нет уж, дорогая, послушай теперь ты меня. Я скажу тебе всё, что думаю.

- Можешь не напрягаться! Пришлёшь по электронной почте – почитаю на досуге, - я хотела выйти из комнаты, но Саша, резко схватив меня за руку, остановил меня.

- Как долго я ждал этого момента! Ты никогда не давала мне возможности застукать тебя с поличным. Так дай мне насладиться своим торжеством!

- Не знала, что ты мазохист: торжествовать над собственным унижением!

- Знаешь один из принципов бизнеса: когда тонешь – тяни за собой. Если ты думаешь, что унизила меня, тогда тебе тоже придётся через это пройти, - он говорил очень зло, продолжая меня удерживать.

- Ну, давай, послушаю, - я вырвала руку и встала напротив него, готовая принять сражение.

- Смотри не ошибись в своих силах.

- А ты говори – видно будет.

- Ответь честно, кого из нас двоих ты обманываешь: его или меня?

- А как тебе кажется?

- Мне кажется, что обоих. Только одного не пойму: какая тебе от него польза? Он же никчёмен! Кроме проблем и соплей от него ждать нечего.

- Да, а от тебя ещё можно ждать скандалов, вывернутых рук, синяков и полного банкротства однажды утром под плохое настроение, - закончила я.

- Ты не справедлива. Я тебя сделал человеком…

- Давай опустим этот момент, – перебила я. – Дискуссии на данную тему уже прошли и, полагаю, всё было выяснено.

- Что ж, значит ты понимаешь, что я тебе дал и продолжаю давать. Ты существуешь за мой счёт. И не только материально.

- Но и ты не благотворительностью занимаешься, - заметила я.

- Не одна шлюха столько не стоит! – грубо бросил он.

- А я и не шлюха. И давай обойдёмся без пошлых и примитивных оскорблений. Это низко и дёшево! Ты проиграешь.

- Хорошо. Тем более, что унизить себя ты и сама можешь, - я с прищуром посмотрела на него, ожидая пояснения. – Связаться с этим ничтожеством! Его даже трудно отнести к категории мужчин! Согласись, это твоё слабое место, - как бы я не хотела, но он был прав. – Вот видишь, тебе даже нечего возразить. Подобные связи могут вызывать умиление только у бабушек в театре, не больше. Я в тебе даже несколько разочарован: могла бы найти соперника подостойнее! С юродивым себе дороже связываться.

- Ждёшь, что я начну его выгораживать?

- Надеюсь проверить силу твоего воображения.

- До тебя в этом мне далеко. Я не стану этого делать. Да, может ты и прав, - я попробовала выложить последний, пусть и дутый, козырь, - пусть он недостоин, слаб, ущербен. Но ты забываешь о двух вещах. Первая – сострадание. А оно является показателем силы, а не слабости. А второе -… то, чего я всегда старалась избегать. Любовь, - Сашин взгляд стал напряжённее – теперь я нашла его больное место. – Не мне тебе говорить, насколько она зла. Но мы не можем приказывать сердцу, оно само выбирает. И здесь мы бессильны. Никакие угрозы, насилие, деньги не могут повлиять на сердце. И ты это знаешь не хуже меня. Полагаю, на этом вопрос можно считать исчерпанным, - я обошла его и вышла из комнаты.

Могу только догадываться, какую боль я ему причинила. Но ведь я не сказала, что люблю N, а просто умело построила предложение. Я использовала запрещённый приём, но у меня не оставалось другого выхода. Когда меня припирали к стенке, я шла на всё, чтобы вывернуться. Так вышло и на этот раз. Я была вынуждена сказать то, чего на самом деле не было. Я просто знала, с чем Саша не сможет спорить и даже справиться…

Это было низко с моей стороны, признаю, но изменить что-либо уже невозможно!

… Саша уехал так быстро, что я даже этого не заметила. А я приняла довольно карднальное решение.

- Марфа Петровна, - я обратилась к няне. – Соберите, пожалуйста, детей.

- Но мы только недавно пришли с прогулки. Я уже уложила их.

- Я беру их с собой в Питер, - объяснила я. – Самолёт через (я посмотрела на часы) два часа. Значит, через час вы с детьми должны быть готовы.

- Какой Питер?! Вы что?! Они ещё слишком маленькие, чтобы их брали в такие дальние поездки!

- Они слишком маленькие для того, чтобы их отрывали от матери, - возразила я. – И попрошу впредь не обсуждать мои приказы.

Я начинала заводиться – для этого было слишком много причин. Во-первых, тот факт, что Саша застукал меня с поличным; во-вторых, то, что я «одержала победу» над ним при помощи запрещенного приёма; в-третьих, наша ссора оказалась очень серьёзной; и, наконец, в-последних, я терпеть не могла, когда прислуга начинала препираться.

- Простите, госпожа, но это не дело! Если Вы поссорились с мужем, если у Вас проблемы или просто плохое настроение, это ещё не повод кричать на людей, а тем более, срывать свою злость на детях, - нравоучительно проговорила няня.

- Я пока ещё даже не думала начинать срывать свою злость, - зло усмехнулась я. – И уж точно я не стану делать это на своих детях, ведь вокруг столько подходящих людей! Но я обещаю, что ещё немного и я сорвусь, и не советую Вам попадаться мне под руку. Так что в Ваших силах этого избежать – соберите детей! – почти крикнула я.

- Но Александр Владимирович мне ничего не говорил, - она отвела глаза.

- Зато я говорю. И альтернативы у Вас нет: либо исполняете, либо… можете покинуть этот дом.

- Простите. Я пойду соберу их, - она попятилась к двери.

- Правильное решение. Через час Вы должны быть готовы.

Должна признать, в доме меня никогда не любили. Я всегда была взбалмошной, истеричной, предъявляла претензии, ставила высокие планки, цеплялась к мелочам. К примеру, я не прощала ни одной пылинки на роялях (а в доме их было много) – за это я могла уволить. Прислуга у нас получала огромные деньги, но я требовала их полной отработки. А если я срывалась, то ни Саша, ни кто-либо другой не смог бы прийти на помощь.

Поэтому прислуга очень любила мои гастрольные периоды – когда я на месяца уезжала из дома. Это были роскошные деньки, когда можно было получать деньги и ничего не делать.

 

Когда я смогла остаться одна, мне показалось, что этот день бесконечен, и я никогда не уеду из этого и дома, и города. В голову лезло много всевозможных мыслей невесёлого содержания.

Сейчас я не смогу вспомнить, что делала в этот оставшийся до отъезда час…

 

Проверив ещё раз все вещи я уже почти вышла из комнаты, когда снова зазвонил телефон.

- Да, - я ответила сама, так как стояла как раз возле него.

- Анечка, привет, это снова я, - это опять был N.

- Что-то случилось? – я не очень удивилась, но разговаривать с ним сейчас не хотела.

- Я совершенно забыл спросить: Саныч звонил тебе?

- Да, мы мило поговорили и простили друг друга, - сухо ответила я.

- Я рад. А то даже не знал, как себя с ним вести.

- Всё хорошо, можешь об этом больше не беспокоиться. Прости, но я спешу. Ты хотел что-то ещё?

- Прости, я тебя задерживаю, - он значительно вздохнул. – Ты надолго уезжаешь?

- Где-то на полгода. У меня контракт на три спектакля.

- Это невыносимо! Я не буду тебя видеть целую вечность!

- N, пожалуйста! – вот только его стонов мне не хватало. – Я же не в Америку еду!

- Да, конечно, я понимаю… Но ты будешь в другом городе, за сотни километров…

- Ты можешь приезжать, ты же знаешь.

- Не думаю, что Саше это понравится, ты же поедешь с ним.

- Я поеду одна, он остаётся в Москве.

- Значит, ты будешь приезжать к детям!

- Нет, не буду, я беру их с собой, - я начала (продолжала?) заводиться. – N, я опаздываю на самолёт. Поговорим позже.

- Вы опять поссорились с Сашкой? Анечка, вы должны развестись! Это не жизнь.

- Мне сейчас не до этого, - взрыв произошёл. – У меня самолёт через сорок минут! Пожалуйста, не вмешивайся в мою жизнь, не надо меня учить! Я прекрасно сама управлюсь!

- Анечка, я же хочу помочь! Я хочу видеть тебя счастливой!

- А я хочу видеть себя в самолёте. Давай прекратим этот разговор. Мне пора.

- Конечно, извини, - его амёбное состояние часто приводило меня в бешенство. – Но ты не должна пускать это на самотёк, ты должна…

- N, хватит давать мне советы! Хватит думать и решать за меня. Почему вы все лезете в мою жизнь?! Думайте за себя! Решайте свои проблемы! Живите своей жизнью! Оставьте меня в покое! – прокричала я и, выключив телефон, бросила его со всего маху в стену.

Я уже даже не пыталась держать себя в руках (это было выше моих сил).

- Марфа Петровна, усаживайте детей в машину! – стоя на верху лестницы крикнула я. – Я сама поведу.

- Анна Мария, я настоятельно бы Вам советовала не садиться за руль в таком состоянии, - нравоучительным тоном отчеканила няня.

- А я Вам настоятельно советую ничего мне больше не советовать! – сквозь зубы процедила я. – Как Вы могли заметить, я сейчас нахожусь в весьма скверном состоянии духа, а посему для Вас же лучше будет воздержаться от подобных высказываний на протяжении всего нашего пути, в противном случае – я за себя не ручаюсь, - я не смогла сдержаться и конец фразы просто прокричала.

Когда я была уже в дверях, в доме снова зазвонил телефон.

- Я сейчас разнесу все телефоны в этом доме! – в исступлении заорала я. И когда горничная подошла ко мне с трубкой, крикнула ей, - Меня нет. Я умерла, меня кремировали и по ветру пустили!

- Это художественный руководитель Мариинки, - осторожно проговорила она.

- Кто? - я не сразу поняла.

- Худрук Мариинки, - повторила она.

- Давай, - я протянула руку за трубкой.

- Я Вас слушаю, - начал разговор я.

- Анна Мария? Что с твоим голосом? – удивился худрук.

- Ничего особенного, - я закрыла трубку рукой и откашлялась. – Просто немного покричала.

- Что на этот раз?

- Всё тоже. Семейные ссоры. Они меня без голоса однажды оставят! – в сердцах воскликнула я.

- Он хоть понимает, что это для тебя значит?! Господи, как ты будешь петь?!

- Всё нормально, за два дня всё пройдёт, мне не привыкать. Простите, но я очень спешу. Вы что-то хотели? – до самолёта оставалось меньше получаса.

- Да, я как раз хотел узнать, когда ты приедешь?

- Сегодня вечером, если не опоздаю на самолёт, - по возможности спокойно ответила я.

- Всё, я понял. Прости, что задерживаю. Мягкого полёта и постарайся больше ни с кем не вступать в споры.

- Спасибо. До завтра.

- Счастливо, - я отключила телефон и отдала его горничной.

Уже в машине я вдруг «вспомнила», что самолёт, на котором мне предстоит лететь, принадлежит фирме Сашиного отца. Следовательно, Саша мог оказаться там. А это грозило уже не скандалом, а настоящей войной на поражение. И, дабы избежать подобного исхода, я решила позвонить Владимиру Сергеевичу.

- Вечер добрый, надеюсь, не помешала? – начала я.

- Анна Мария, рад тебя слышать, - штампом ответил тот.

- Слабо верится, - честно проговорила я. – Сделайте одолжение, скажите мне, что Вашего Отелло на фирме нет.

- Что за лексикон, девочка?! Как ты смеешь говорить таким тоном!

- Точно так же, как и он, оскорбляя меня надуманными изменами!

- Ладно, можешь не надрывать свои связки – я не намерен лезть в ваши отношения, - брезгливо заметил он. – Разбирайтесь сами и не впутывайте меня. На фирме его нет, а самолёт давно готов.

- Отлично, мы скоро будем.

- Мы? – переспросил он.

- Да, я лечу с детьми.

- Ты что, с ума сошла?!

- Советую не продолжать. Ваш сын в курсе, мы так решили, - отрезала я.

- Ладно, ваше дело. Приезжай, - сухо закончил разговор Владимир Сергеевич.

Возле фирмы нас ждал Сергей (Сашин телохранитель и друг по совместительству). Он проследил за погрузкой вещей и проводил нас к самолёту.

Поначалу я и с ним вела себя очень грубо, пока не успокоилась. Холодный ветер смог слегка меня отрезвить.

- Сергей, - прежде, чем сесть в самолёт, я решила реабилитировать себя в его глазах. – Прости, что накричала. Такой день выдался, что никаких нервов не хватает. Я просто не понимаю, что говорю. Не обращай на меня внимания и не принимай близко к сердцу – это я сгоряча.

- Что Вы, Анна Мария, я всё понимаю. Вам не за что передо мной извиняться, - он смутился.

- Значит, мир? – я протянула руку.

Он не ответил, а лишь улыбнулся и нежно пожал мою руку.

- Спасибо, - я встала на цыпочки и поцеловала его в щёку (ростом он был выше даже Саши).

Сергей с удивлением пялился на меня, не осознав ещё произошедшего.

- Спасибо тебе, - пояснила я. – Ты настоящий друг. Только ты всегда меня понимаешь и правильно реагируешь на мои выходки. Ты всегда рядом и всегда готов поддержать.

- Ну, что Вы, Анна Мария! – он опустил голову.

- Перестань скромничать! – усмехнулась я и дружески хлопнула его по плечу.

- Может, передать что-нибудь Александру Владимировичу? – вдруг спросил он.

- Да, передай ему, что он сволочь и подлый мерзавец. А ещё, пусть не смеет даже носа своего совать в Петербург, пока я буду там, - жёстко отчеканила я.

- Может, простите его? Он так Вас любит!

- Его больная любовь мешает не только ему и мне, она ставит под угрозу будущее наших детей. И не надо его выгораживать – пусть сам отвечает за свои дела и поступки.

- Простите, я просто хотел…

- Хватит извиняться, - перебила я. – Я прекрасно знаю, что ты хотел как лучше. И давай закроем эту тему.

Сергей промолчал, лишь глубоко вздохнув.

- Проводи меня, пожалуйста, - я мило улыбнулась.

Он оживился и помог мне подняться в салон.

К моей бесконечной радости я, наконец, покинула этот город! И этот жуткий день подошёл к концу.

 

ГЛАВА 46.

 

На следующее утро я была уже в кабинете худрука Мариинки. Уточнив все детали по поводу репетиций, он решил сразу расставить все точки над «и».

- Анна Мария, я бы хотел кое о чём тебя попросить, - корректно начал V. – Пожалуйста, не комментируй вслух всё, что тебе покажется неправильным, не устанавливай свой порядок на сцене. Я очень уважаю и ценю твою точку зрения. Поэтому я с удовольствием буду выслушивать её хоть каждый перерыв, но только когда мы с тобой останемся наедине. Ты же понимаешь, не стоит сеять вражду и несогласие в коллективе. Позволь пока мне побыть здесь главой.

- Хорошо. Я всё понимаю. И не думаю, что в моих комментариях будет необходимость. Вы великолепный руководитель, - я улыбнулась.

- Не польстишь руководству – не попадёшь в любимчики? – с улыбкой спросил он.

- Мне это не нужно. У меня уйма других великолепных качеств, среди которых гениальность.

- Что ж, у тебя есть возможность проявить её, - он встал. – Я думаю, самое время познакомиться с коллективом.

- Целиком и полностью разделяю Вашу точку зрения, - я тоже встала. – Вы так заинтриговали меня этими гостями, что я просто сгораю от нетерпения.

Мы вышли из кабинета и направились к репетиционному залу.

- Позвольте Вам ещё раз выразить мою благодарность, - вдруг перед дверью сказала я. – Это так много для меня значит!

- Всё хорошо, - он приобнял меня за плечи. – Мы помогаем друг другу в равной степени. Прошу, - V. открыл дверь, пропуская меня вперёд.

Когда мы зашли, в зале воцарилась тишина и на нас были обращены все взгляды.

Гостей, которыми оказались итальянцы, я заметила сразу (по-другому и быть не могло) и … чуть не упала!

- Вы должны были мне назвать их имена, - сквозь зубы процедила я V.

Он только улыбнулся.

 

Теперь поясню. Гостями были: Marcello Matadelli и Andrello Morresi (тенор и баритон соответственно) – относительно молодые (по 38 лет каждому) оперные певцы из Болоньи. Они считались друзьями «не разлей вода» - и приглашали их только вместе. Они были «лучшими голосами планеты» того сезона.

- Насколько я вижу, все уже собрались, - худрук решил прервать затянувшуюся паузу. – Не думаю, что стоит представлять нашу приму, но всё же сделаю это. Прошу любить и жаловать – Анна Мария Косицына. Единственная и неповторимая, - он слегка подтолкнул меня к коллективу.

Итальянцы, как сговорившись, посмотрели друг на друга и подошли ко мне.

- *Marcello, - тенор как всегда оказался проворнее и свободнее в поведении. Он театрально поцеловал мою руку и загадочно улыбнулся. – *Я просто счастлив работать с Вами. Наконец-то мы можем познакомиться поближе!

- *Andrello, - баритон тоже поцеловал мою руку, но сделал это холодно-учтиво. Он казался воплощением всего аристократического, высокого и духовного. – *Для нас огромная честь это сотрудничество.

- *Спасибо, я польщена и тронута, - я улыбнулась. – *Я тоже рада нашему сотрудничеству. Трудно придумать более великолепных партнёров!

- *Я должен выразить своё восхищение Вашим произношением. Если бы я не знал, что Вы русская, никогда бы не поверил! Таким чистым произношением обладают только лучшие итальянские famiglia, - заметил Андри, не скрывая своего восхищения.

/благодаря своей страсти ко всему итальянскому, я, действительно, смогла овладеть прекрасным произношением. Поэтому я не нуждалась в услугах переводчика, который и без того всегда был под рукой/

- Кстати, Анна Мария, - V. подошёл к нам. – Забыл тебя предупредить, они знаменитые ловеласы, особенно Марчелло. Будь начеку. С твоим мужем это может быть опасно. И, боюсь, если что - я окажусь его первой жертвой.

- На этот счёт не беспокойтесь. С ним я разберусь. У меня богатый опыт, - заметила я.

- Дай Бог, - недоверчиво заметил он. И тут же обратился ко всему коллективу, - Надеюсь, этот дух останется в вас до финального спектакля. А теперь – вперёд, за работу!

С этого дня я погрузилась в некогда очень привычный график жизни. Я уже успела от него отвыкнуть и теперь была рада своему «возвращению».

 

Я начала работать с каким-то фанатичным энтузиазмом. Давно я не получала такого удовольствия от работы (проще говоря, давно я вообще не работала!). Время сна снова сократилось до 5-6 часов. Остальное время я: сидела на репетициях, общалась с итальянцами, ходила на репетиции других спектаклей, гуляла по городу и, конечно же, не забывала про детей.

Такой насыщенный график мне всегда импонировал. И я с упоением погрузилась в «новую» жизнь, абсолютно не заботясь о том, что оставила в старой.

 

…Поначалу итальянцы относились ко мне с повышенным вниманием и уважением. Но постепенно, от репетиции к репетиции, их внимание росло, комплименты становились откровеннее а знаки внимания переходили в ухаживания и флирт. Я не могла этого не замечать, но мне это… нравилось. Я уже говорила, что всегда была тщеславна. Я нуждалась в повышенном внимании и всеобщей любви. И тогда я не придала особого внимания нашим взаимоотношениям, принимая их как должное.

А на самом деле я не замечала, как погружалась всё глубже и глубже и теряла чувство дозволенного. И поэтому вполне очевидно, что я не смогла понять, когда же перешла ту грань, когда возвращение обратно (в честную жизнь) стало для меня уже невозможным…

 

…После одной из последних перед премьерой репетиции Марчи пригласил меня в ресторан.

/это не значит, что это был первый ужин. Но это был первый ужин, на котором не должны были присутствовать другие лица – обычно мы ужинали компанией/

Я же решила, что мне это просто необходимо. Ведь Марчи был моим партнёром в первом спектакле («Цирюльник»). Я подумала, что нам нужно поговорить наедине, найти какие-то точки соприкосновения. Мы должны были «сблизиться», чтобы органичнее спеть спектакль. Ведь мы с N именно потому и считались лучшей парой – на сцене мы были едины, наши души сливались в унисон! И поэтому я совершенно искренне согласилась поужинать с Марчи, желая найти что-нибудь, что могло бы нас объединить.

В силу того, что Питер уже давно стал для меня «своим» городом, я знала здесь все тихие уголки и ресторанчики с хорошей кухней. В одном из них мы и решили поужинать. Наш столик был в отдельном «кабинете», и официанты, подав наш ужин, больше нас не тревожили. Мы могли остаться наедине без опаски быть потревоженными (в случае, если нам бы понадобилось что-нибудь заказать – здесь была особая система связи с официантами).

Разлив вино по бокалам, Марчи начал незатейливую беседу, проще говоря – пустой трёп. Но очень скоро мне это наскучило, и я решила сменить вектор.

*- Марчи, скажи мне честно, как профессионал и как друг, чего мне не хватает?

*- О чём ты говоришь?! Ты самая лучшая партнёрша, о какой только можно мечтать! – воскликнул он.

*- А я надеялась на твою искренность, - вздохнула я. – Мне не нужна лесть от партнёра. Если ты не скажешь мне правды, её не скажет никто!

*- Первый раз встречаю примадонну, которая напрашивается на критику!

*- Не на критику, а на дружеский совет. Критиковать себя я не позволяла, - я улыбнулась.

*- Ну, что ж. Я скажу то, что думаю, - он сделал медленный глоток вина. – Тебе не хватает огня, страсти.

*- Можно поточнее? – я откинулась на спинку и скрестила ноги.

*- Понимаешь, у тебя очень хорошая школа, великолепное чувство стиля, но… Мы же поём Россини! Будь проще, будь открытее! Не бойся шутить, смеяться, играть. Ты слишком серьёзна, слишком правильная и слишком… холодная.

Я ухмыльнулась.

*- Вы, русские, не перестаёте меня удивлять, - продолжил он. – Имея широчайший диапазон знаний, вы забываете про элементарные жизненные вещи. Про настоящие чувства, страсти. Не надо делать искусство искусственным!

*- Наверное, это потому, что у нас такая жизнь, что не хочется переносить её ещё и в оперу. Пытаешься хоть на сцене спрятаться от реальности, - заметила я.

*- Ты не похожа на измученную тяготами жизни.

*- Очень стараюсь. Так ты что-нибудь мне посоветуешь?

*- Слушай своё сердце – оно обязательно тебе подскажет, что нужно делать.

*- Ну, ну, - я косо усмехнулась.

*- Мне кажется, или ты не хочешь говорить о чувствах? – Марчи пересел ко мне на диванчик.

*- Не с моим мужем! У меня уже есть некоторый печальный опыт, - сухо пояснила я.

*- Ты не должна сейчас об этом думать. Это может испортить нашу постановку. Попробуй отвлечься. Ты же понимаешь, что мы не сможем стать хорошей парой, пока ты будешь закрываться. Ты закрыта и скованна. Расслабься, - он положил руку на мою ногу и, сняв её с другой, крепко сжал.

У меня побежали мурашки по коже. Я постаралась не выдать себя – и глубоко вздохнула.

*- Марчи, прекрати! – процедила я сквозь зубы. В глубине меня просыпались животные инстинкты. Сознанию было довольно трудно их подавлять.

*- Почему? Никогда в жизни не поверю, что ты этого не хочешь, - прошептал он, приблизив губы к моему уху. – Ты не из тех, кто, выйдя замуж, говорит: «Я буду век ему верна», ты не Татьяна. Такая женщина не должна принадлежать одному человеку, - Марчи начал целовать мою шею.

*- Перестань, - я оттолкнула его и отодвинулась. – Да, я не Татьяна, я Косицына! И как-нибудь сама решу, кому должна принадлежать!

Наступила тишина. Марчи откинулся на спинку и обдумывал следующий шаг, не желая сдаваться. Я тупо смотрела на свой нетронутый бокал вина (я воздерживалась от спиртного – ещё кормила детей грудью). Марчи понял, что напрямую будет трудно меня «взять», и решил пойти «в обход».

*- Можно, я допью твоё вино? Бутылка закончилась, а новую заказывать нет смысла, - пояснил он.

*- Ради Бога, - я не придала значения его словам.

*- Твоё здоровье! – он поднял бокал и добавил. – И твоего мужа!

И тут меня словно осенило.

- Нет! – крикнула я и выбила бокал из его руки.

/для тех, кто не понял, поясню. Когда мужчина просит разрешения допить бокал дамы – это на языке жестов означает предложение провести вместе ночь. Следовательно, разрешив, дама даёт на это своё согласие/

*- Прости, - я резко встала. – Я устала, давай вернёмся в гостиницу.

*- Конечно, - он встал и подошёл ко мне. – Ты испачкалась.

*- Где? – я всегда ела очень аккуратно. Но, тем не менее, не смогла разглядеть подвоха.

*- Позволь мне, - он взял салфетку со стола /для отвода глаз/ и, резко обняв, впился в мои губы.

Поцелуй был долгим, горячим и страстным.

*- Марчи, пожалуйста, перестань! – уже почти простонала я, оттолкнув его из последних сил. Моё самообладание таяло прямо на глазах, а совести всё труднее было справляться с инстинктами.

*- Прости, – он улыбнулся. – Я не смог удержаться. Ты так прекрасна!

*- У меня есть муж, - напомнила я.

*- Он в Москве! И потом, все уже знают, что у вас брак по расчёту – вы ведь никогда не любили друг друга.

*- Это не важно, - я поспешила выйти в общий зал, оградив себя от новых попыток «соблазнения» (предварительно поправив одежду, разумеется).

В гостиницу мы вернулись, едва обронив несколько фраз.

После этого ужина я стала «побаиваться» Марчи /а может, себя?/. Я понимала, что он может подавить мою волю. Я не могла ему сопротивляться. Наверное, это был первый мужчина (кроме N, конечно), которому я не могла сказать «нет» - и это меня очень злило!

 

ГЛАВА 47.

 

На следующий день «всё» началось прямо на генеральной репетиции (уже тот факт, что репетиция была генеральной, лишил меня возможности вмешиваться в происходящее и устраивать сцены). Граф Альмавива переходил все границы дозволенного в обращении с Розиной. И это не могло ускользнуть даже от невнимательных глаз (а театр таковыми никогда не отличался).

Думаю, не стоит здесь говорить о «традиции» приписывать романы ведущим солистам вне зависимости от того, есть они на самом деле или нет.

Про нас с Марчи с первого дня ходили подобные сплетни. Но ходили они, как говорится, за нашими спинами. А на генеральной все поняли, что мы не скрываем своих отношений, и слухи полились с новой шквальной волной.

На перерыве уже сам V. захотел поговорить со мной об этом.

- Мне самому очень неприятен этот разговор, - начал худрук. – Но я должен это решить. Я не имею ни права, ни желания, ни намерения вмешиваться в твою личную жизнь. Но ты должна меня понять…

- Я очень Вас прошу, - перебила я. – Не говорите ничего. Я знаю, что Вы хотите спросить. У меня с ним ничего не было, нет и быть не может. Можете мне верить.

- Пойми меня правильно, я ведь очень за тебя беспокоюсь, - начал «оправдываться» он. – Я знаю твоего мужа и знаю, на что он способен. Не думаю, что кому-то из нас сейчас нужны проблемы и сандалы. Ему же не нужны никакие доказательства и оправдания. Я не хочу, чтобы мы потеряли тебя из-за семейных раздоров. Не мне тебе говорить, что такое театральные слухи, и как быстро они умеют распространяться.

- Спасибо за заботу, - я улыбнулась. – Но можете быть спокойны. Саша умный человек. Он никогда не начнёт нападать без аргументированной причины. А её нет. Про меня во все времена хватало самых разнообразных слухов. Верьте мне, и всё будет хорошо.

- Ты немного меня успокоила, - вздохнул V. – Но очень тебя прошу: поговори с Матаделли! Пусть поумерит свой пыл хотя бы на сцене.

- Хорошо, я попробую.

Я выполнила своё обещание, и к моему удивлению Марчи внял мое просьбе и стал вести себя намного сдержанней. Репетиция прошла довольно спокойно и без эксцессов.

 

В своём исполнении меня не устроили некоторые места в партии, и я решила ненадолго задержаться и пройти их в репетиционном зале. Я хотела, чтобы на премьере всё было идеально.

Свои проблемы я видела в … партнёре! Я была уверена, что всему виной то, что я пою не с N – с ним у меня подобных неудобств никогда не могло возникнуть.

Проблема, в принципе, была одна – я не могла петь искренне! Перепробовав все известные ухищрения и не добившись успеха, я пошла на последнее. Я обошла рояль, отложила в сторону ноты и закрыла глаза. Моему воображению не стоило особого труда нарисовать нужную картинку…

Я была в Большом. Моим партнёром был N. Это был наш первый «Цирюльник». Мы уже успели прослыть «лучшим дуэтом в мире».

И я начала петь (раз в тысячный за тот день, наверное). В моей голове звучала музыка, которой на самом деле не было, передо мной был полный зал… Закончив, я погрузилась в воображаемый шквал оваций. Я стояла, не открывая глаза, находясь всё ещё в сказке…

Вдруг мои слегка приоткрытые губы закрыл поцелуй. Я резко открыла глаза и увидела перед собой (не N!) Марчи. Он крепко обнял меня и продолжил поцелуй.

Он поймал меня в самый «незащищённый» момент – я была открыта как никогда. Я не могла ему сопротивляться, моя воля дремала где-то очень глубоко.

*- Ты меня напугал, - проговорила я, когда он закончил поцелуй.

*- Прости, я не хотел. Ты пела просто бесподобно! Надеюсь, завтра я услышу то же самое? – говоря о спектакле, мыслями он был уже в другом месте (если быть точной – в районе моего довольно глубоко декольте…)

*- Если это будет того стоить, - ответила я, подразумевая (совершенно искренне) сплочённость коллектива. Но Марчи понял меня совершенно в другом ключе.

*- Можешь оценить, - сказал он и, снова крепко прижав меня к себе, начал целовать мои губы.

Как я была зла на себя! Я не могла его оттолкнуть, не могла это остановить…

Меня спас мой мобильник, который начал буквально разрываться, когда Марчи уже почти расправился с моей блузкой.

*- Я должна ответить, - я попыталась вывернуться из его объятий и дотянуться до телефона, лежащего на рояле.

*- Потом перезвонишь, - он не хотел меня отпускать.

Но я уже успела взять телефон и посмотрела на номер звонившего. И в тот момент меня как подменили. Это звонил Саша! Мне же показалось, что он не просто звонит, а стоит сейчас рядом и смотрит на меня своим пронзительным взглядом, под которым ты готов сознаться во всех земных грехах!

Я поняла, что должна ответить. Но Марчи не выпускал меня из своих объятий и жадно целовал мою шею. Мне было так страшно, словно меня, как маленького ребёнка, поймали с поличным.

- Да, – и всё же, глубоко вздохнув, я ответила.

- Где ты? – в лоб спросил он.

- И тебе добрый вечер, – съязвила я. – По-моему, я просила не звонить мне!

- Ты не ответила на мой вопрос, - голос его был до непривычного напряжён и жёсток.

- Я в театре, в репетиционном зале, - я посчитала нужным ответить и не проверять его на «прочность».

- С кем?

- Это допрос? – я уже начала серьёзно злиться. На Сашу за такой тон, и на Марчи за то, что он никак не хотел оставить меня в покое.

- Если тебе так угодно. Ты одна? Или я помешал?

- Конечно, помешал! У меня завтра премьера, я должна доделать некоторые вещи!

- Прости. Но, думаю, твой итальянец не сильно остынет за пару минут, и вы успеете закончить начатое. – Я оглянулась по сторонам – было такое ощущение, что он стоит где-то рядом и всё видит. – Но должен тебя предупредить, что если через двадцать минут тебя не будет в гостинице, то к твоему приезду ты не обнаружишь здесь ни меня, ни детей.

- Что?! Ты в Питере? – я не могла поверить в услышанное, но Саша уже повесил трубку.

Подобного хода событий я не ожидала. Я не была готова к разговору с ним. Я не знала, что его привело сюда. Но одно я знала точно – слухи его уже достигли, и разговор не станет дружеской семейной беседой.

Зато теперь я смогла совершенно спокойно оттолкнуть Марчи.

*- Прости, но я должна идти, - моё самообладание восстановилось целиком.

*- Что-то случилось, - он нехотя отошёл, видимо, поняв, что ничего не обломится.

*- Мой муж приехал, - я быстро приводила себя в порядок. – И угрожает забрать детей.

*- Поехать с тобой?

*- Тебе жить надоело? – я представила, что Саша может с ним сделать, и мне самой стало не по себе.

*- Он тебя бьёт? – почему-то спросил Марчи.

*- Конечно, нет! – но тут же я осеклась, вспомнив тот случай, когда люди N «разукрасили» Сашу. Да, он ничего не успел сделать, но на что он был способен, я на самом деле не знала. Хотя допустить мысль о том, что он может меня ударить, я точно никак не могла! – Просто перед моим отъездом мы поссорились. Разговор будет не очень приятным.

*- Так, может, стоит его отложить? Завтра премьера, тебе не стоит переживать сильный стресс.

*- Всё нормально, я привыкла, это уже не стресс, - я проверила все вещи. – Я буду завтра в отличной форме, не волнуйся.

*- Надеюсь, - он улыбнулся.

*- Ну, всё, до завтра, - я развернулась, чтобы уйти, но Марчи остановил меня, взяв за руку.

*- Мы не закончили, - он нежно обнял меня. – Обещаю, что в следующий раз нам никто не помешает, - Марчи мягко, но со скрытой страстью поцеловал меня.

*- Пока, - я не смогла ничего больше сказать и, развернувшись, быстро вышла, не оглядываясь.

В гостиницу я ехала, раздираемая противоречивыми чувствами. Но самым жутким был страх неизвестности /в последствии я научилась бороться со всеми своими страхами, кроме этого…/. Я не знала, почему Саша приехал, почему ему надо было так срочно со мной поговорить. Не знала, что ему известно о нас с Марчи. И не знала, на что он способен, если разозлится.

- Ключ забрал Ваш супруг, - молодой человек на Рисепшене приторно улыбнулся.

Я ничего не ответила и, глубоко вздохнув, пошла к лифту.

Дверь в номер оказалась закрыта. «Он её ещё и запер! Великолепно!» - мелькнуло у меня в голове, и я постучала.

Дверь открылась резко и внезапно. Передо мной стоял мой муж, но я с трудом могла его узнать. Он казался выше обычного, суровее, мужественнее и… жестоким (каким он никогда не был!). У меня появилось острое желание развернуться и броситься бежать, куда угодно, только подальше отсюда. Лучше к маме…

- Ты опоздала! – его чёрные глаза блестели непривычным огнём.

- За двадцать минут от театра сюда и на гоночной машине не доберёшься! Может, всё-таки впустишь меня, в мой же номер? – я старалась держаться «высоко».

Саша резко схватил меня за горло и втащил внутрь. Закрыв дверь, он отпустил меня, толкнув в комнату. Всё произошло настолько быстро, что я никак не успела отреагировать. Я даже не успела понять, что произошло.

От силы толчка я упала на пол. Лишь пару мгновений спустя я пришла в себя и обрела дар речи:

- Ты пьян?

- К твоему несчастью – нет.

- Тогда, может, хоть объяснишь? – я поднялась. – Если уж и не извинишься.

- Извиняться? Перед кем? – он подошёл ко мне ближе. Я никак не могла понять, что происходит – а, следовательно, не могла выбрать тактику поведения.

- Слушай, давай отложим выяснения отношений хотя бы до послезавтра. У нас завтра премьера.

- Шлюха! – он сильно ударил меня по лицу, и я снова упала. На этот раз за моей спиной оказался стеклянный журнальный столик, который под тяжестью моего тела раскололся, порезав меня острыми краями.

Я окончательно перестала что-либо понимать…

Это был первый раз в моей жизни, когда мужчина поднял на меня руку. И не просто мужчина (а мой муж), и не просто поднял (а ударил!)! Мои жизненные ориентиры, мои установки оказались разбиты в прах!

Я медленно поднялась, осмотрев свои кровоточащие порезы (а у меня всегда была плохая свёртываемость крови).

- Вот уж не думала, что ты начал слушать театральные сплетни! Ты никогда не был так глуп!

- А ты никогда не была так ничтожна! Ты самое жестокое существо, с каким мне приходилось иметь дело!

- Я не знаю, что ты пил, но у тебя начались галлюцинации и бредовая горячка! – я хотела отойти, но Саша резко схватил меня за руку.

Мало того, что он схватил как раз за то место, где образовался довольно глубокий порез, так он ещё и сжал мою руку до чёртиков в глазах (моих глазах, разумеется).

- Разговор перестал быть томным, - сквозь зубы процедила я. – Ты вынуждаешь меня вызвать охрану!

- Забываешь, кто я? – усмешка в его устах прозвучала как никогда зло. – Здесь никто не посмеет даже слова поперёк мне сказать, не то, что сделать что-либо. И потом, я твой муж. Недолго ещё им пробуду, правда, но пока ещё муж.

- Что так? Нашёл замену? Или устал бороться со слухами? - я сделала рывок и вырвалась.

- Устал терпеть твою фальшь, грубую ложь и предательство. Надеюсь, теперь я избавлюсь от тебя! И забери своих подкидышей! – грубо бросил Саша.

- Да как ты смеешь?! – я замахнулась, чтобы ударить его, но он увернулся и вдобавок толкнул меня на уже «родной» журнальный столик (точнее то, что от него осталось).

Но и на этот раз я даже не вскрикнула, хотя боль была неимоверной.

- Ублюдок! – не сдержалась я. – Ты не мужик! Мало того, что поднял руку на женщину, так ещё и от детей родных отказываешься! – я встала быстро – меня переполняла злость.

То, что последовало дальше, не вписывается ни в одни рамки!

Саша с остервенелым рёвом «Стерва!!!» со всей силы ударил меня головой о стену, возле которой я стояла. Этой боли я уже даже не почувствовала…

Но я никогда не теряла сознание надолго. И в этот раз моё беспамятство длилось всего несколько мгновений. Очнулась я на полу. Ощущения были омерзительные (словно голову мою размозжило асфальтоукладывающим катком). Понемногу боль начала давать о себе знать, с каждой секундой всё сильнее и навязчивее.

Саша безучастно стоял рядом, повернувшись ко мне спиной.

Всю мою спесь как рукой сняло. Остался только один вопрос… Который я и озвучила:

- За что? – с трудом прохрипела я.

Саша повернулся и с вопросом посмотрел на меня.

- Что?! Ты ещё спрашиваешь «за что»?

Я с трудом приподнялась на локтях и с непониманием смотрела на него. Я не могла поверить, что он способен на такое из-за слуха о моей измене.

- Ты продолжаешь держать меня за полного идиота? – он схватил меня за горло и приподнял. – Могла хотя бы сейчас не прикидываться!

- Говори прямо! – я уже устала от этих намёков.

- Дрянь! – он снова ударил меня об стену. На этот раз полегче, зато лицом…

- Ты хоть отцу сказала, что у него двойня? – через какое-то время спросил он, уже тише.

- Что? – я его не поняла.

Он повернулся и посмотрел на меня. Не заметив на моём лице (если на нём вообще можно было что-то заметить) фальши, он, наконец, объяснил причину своего поведения.

- Я говорю про Ромео и Джульетту. Каким же я был идиотом! Как тупо я повёлся на твою удочку! «Это совпадение, я просто очень люблю Шекспира и Прокофьева!» - он передразнил меня. – Всё было прозрачно и прямо на моих глазах! Я, наверное, был единственным кретином, который свято верил, что они мои дети, рождённые «в мире и любви»! Как ты могла так поступить? Так ничтожно и жестоко?

- Я не знала, - прошептала я. Для меня это стало не меньшим шоком. Я ведь тоже свято верила, что это Сашины дети!

- Наберись смелости хоть сейчас не врать!

- Я не вру!

- Хороша! Может, скажешь ещё, что не знаешь, кто отец?

- А как ты узнал? – почему-то спросила я.

- Сделал тест на ДНК.

- Значит, сомневался всё-таки, - я косо улыбнулась (от чего заболело всё лицо).

- А тебе хоть когда-нибудь можно было верить?

- Всегда. Я всегда была честна с тобой. Даже тогда, когда следовало промолчать.

- Настолько честна, что родила детей от N и выдала их за моих?! – воскликнул он.

- Я действительно не знала, что они его дети. Я практически забыла о той ночи. Той одной, единственной ночи…

- Заткнись! – не сдержавшись, он ударил меня ногой. – Меня не интересуют твои похождения! Можешь спать хоть со всеми мужиками планеты – теперь меня это не касается!

- Не твой ли девиз «глаз за глаз, зуб за зуб»? - я всё же продолжила, перетерпев боль. – Ты сам мне тогда изменял больше месяца. Я решила отплатить той же монетой. Но после первой ночи поняла, что лучше я сопьюсь или умру от передозировки, чем повторю это снова! Мне плевать, веришь ты мне или нет. Я должна это сказать, - я с трудом поднималась, держась за стену. – Ты ничего обо мне не знаешь! Ты не знаешь, как я спала на вокзалах, голодала месяцами, только чтобы получить диплом и стать профессионалом. Ты не знаешь, чего мне стоило добиться того, что я имела к нашей с тобой встрече. Ты пришёл на готовое. Я уже пела в Большом, ждала перевода в основной состав, имела прочное имя в профессиональных кругах, незапятнанную репутацию и честь! Не хватало только денег. Ты решил купить меня – не получилось. Решил переспать – и это не прошло. Нас связал только ребёнок. И этим-то ты очень умело воспользовался. В то время как я пахала, как проклятая, на тебя и твоего отца, с трудом умудряясь держаться в форме, ты развлекался с прислугой! И не смей после этого обвинять меня в одной единственной ошибке! Да, у меня был миллион возможностей крутить романы за твоей спиной. Но я никогда до этого не опущусь! Запомни! У меня есть и достоинство, и честь – вещи, о которых ты, возможно, никогда и не слышал!

- Не надо мне заговаривать зубы красивыми фразами! Не надо изображать святую мученицу! Про твои романы все знают. И всегда знали. Только я один, дурак, не верил слухам. Я хотел верить тебе! Я любил тебя! А ты спала со всеми мужиками, которые крутились вокруг тебя!

- Ложь! – жёстко перебила я. – Я уже говорила и повторюсь: моя честь чиста! Если бы я была верующей, я бы поклялась перед Богом. А так… Я клянусь нашим сыном, смерть которого лежит единственным грузом на моей совести!

- А Матаделли? – уже тише спросил он. – Скажешь, и с ним у тебя ничего нет? Может, показать тебе вашу фотосессию?

- Ты путаешь сцену и жизнь, - меня прижали к стенке. – Пара поцелуев для образа ни на что не может повлиять.

- Всё начинается с поцелуев… Не надо мне рассказывать о целомудрии актрисы! Тебе нет веры! После всего - тебе место в аду! – крикнул он и, ударив меня по лицу, продолжал бить какое-то время ногами, до тех пор, пока я окончательно не потеряла сознание.

 

ГЛАВА 48.

 

…Набрав в лёгкие побольше воздуха и приготовившись к очередному выяснению отношений, V. позвонил в мой пентхаус. Никто (естественно!) не открыл. V. позвонил ещё раз и, подождав немного, проверил, заперта ли дверь. К его бесконечному удивлению она оказалась открытой. Ему достаточно было слегка её толкнуть – и она сразу распахнулась (Саша вчера умудрился сломать замок).

- Анна Мария? У тебя открыта дверь, - он зашёл. – Анна Мария?

Заглянув в ванную, он прошёл в гостиную.

- Что здесь…? – он не договорил, увидев осколки от журнального столика с кровавыми следами. – Анна Мария!

Заметив меня, лежащей на полу возле стены с кровавыми подтёками, он не поверил своим глазам, но, придя в себя, быстро подбежал ко мне.

- Анна Мария, ты меня слышишь? – он взял мою руку, чтобы нащупать пульс.

Я с трудом приоткрыла глаза.

- Слава Богу! Я вызову милицию и скорую, - он достал телефон. – Что произошло? Кто на тебя напал?

- Пожалуйста, - я положила свою руку на его. – Не звоните никуда.

- Что? – он с вопросом посмотрел на меня. – На тебе же живого места нет! Кто-то чуть не убил тебя, а ты запрещаешь мне вызвать врача?

- Никто на меня не нападал. Я просто … упала, - говорить было очень больно.

- Косицына, это не шутки! – он высвободил руку.

- Пожалуйста! Позвоните моему врачу, больше никого не надо – я прошу! Мне не нужны сейчас скандалы в жёлтой прессе…

- Даже не знаю, - он вздохнул, посмотрев на меня. – Твоё право, конечно, но я тебя не понимаю. Какой номер?

Я продиктовала ему номер Фридельмана (который поселился в этой же гостинице – я ведь приехала с детьми и решила своего врача взять с собой).

V. довольно быстро с ним поговорил.

- Он будет через десять минут, - убрав телефон сказал худрук. – Ты можешь встать?

- Не думаю, - я попробовала привстать и поняла, что это безнадёжно.

- Давай я перенесу тебя, - он аккуратно взял меня на руки (я сжала зубы, чтобы не закричать от боли) и положил на диван.

- Так что произошло? Где твои дети? Кто это был?

Я посмотрела на него, думая, стоит ли говорить правду. «А, всё равно всё узнает», - подумала я и решила ответить.

- Всего лишь семейная ссора.

- Ты хочешь сказать, что … это сделал твой муж?! – не поверил он.

- Я очень Вас прошу – никто не должен ничего знать. Это только наше с ним дело.

- Я так не думаю. По крайней мере теперь! Он же чуть не убил тебя!

- Не преувеличивайте, - я хотела улыбнуться, но запёкшаяся рана на губе неприятно заныла.

- По крайней мере, дети с ним. Он может причинить им вред?

- Никогда. Они же беспомощны!

- Ладно, - он не мог смотреть на меня и отошёл в сторону.

- Господи, ну что за день! – через минуту, как сам с собой, воскликнул он. – Сначала эти итальянцы чуть не перерезали друг друга. Устроили дуэль в центре города! Дирижёр напился. Теперь ещё это. А знаешь, меня ведь предупреждали, что там где ты – жди проблем, - он усмехнулся и повернулся ко мне.

- Простите.

«А насчёт дуэли, это, наверное, Андри вызвал Марчи. Он так хорошо ко мне относится. А Марчи любит хвастать своими достижениями. Боюсь, их дружбе может прийти конец…»

- Анна Мария, у Вас открыта дверь, - из прихожей послышался голос Фридельмана. – Боже, что здесь было? – он зашёл в гостиную. – Анна Мария?

- Вы должны были сказать всё, - он повернулся к V.

- Я Вас оставлю, - тот отошёл к двери. – У меня много дел.

- Вы должны мне всё рассказать, - проговорил Фридельман, начав обрабатывать мои раны.

- Я думаю, мои раны говорят сами за себя. Вам этого не достаточно?

- Достаточно. Я вызываю скорую, - он подошёл к телефону.

- Нет, - насколько возможно твёрдо сказала я.

- Что значит «нет»? – удивился он. – Это Вам не роды в домашних условиях без обследований! Всё намного серьёзнее! Вы потеряли много крови, Вам нужно сделать переливание. Необходимо наложить швы. Кроме того, у Вас очевидное сотрясение и, возможно, несколько переломов. А ещё повреждения внутренних органов. Вам срочно нужно в больницу!

- Нет, - повторила я. – Не сегодня.

- Я Вас не понимаю! Если Вы не ляжете сегодня, то до завтра Вы можете и не дожить! Простите, - тут же осёкся он. – Я не должен был так говорить. Но Вы должны понять, что всё очень серьёзно!

- Спасибо за искренность. Я понимаю. Но если я пропущу сегодняшний спектакль, завтра меня уже не будет интересовать, - призналась я.

- Это глупо! У Вас дети! Вы должны подумать хотя бы о них. Я обязан это сделать, - он снял телефонную трубку.

- Не вынуждайте меня кричать, - я с трудом повысила голос. Фридельман повесил трубку. – Это моя жизнь! Вы выполнили свой долг, и я Вам очень благодарна. Прошу Вас об одном. Сделайте всё возможное в данных условиях – обработайте раны и наложите швы. А завтра можете делать со мной всё, что захотите.

Он выразительно посмотрел на меня и понял, что спорить бессмысленно.

- Я сделаю всё, что в моих силах. Но Вам нельзя оставаться одной, без наблюдения, - проговорил он, взявшись за «работу».

- Спасибо, это я решу.

Закончив, он дал мне пару советов и… вынужден был уйти, включив по моей просьбе музыкальный центр.

 

…Пока Фридельман воевал со мной, V. узнал, в каком номере остановился мой супруг, и направился к нему.

Стучать пришлось долго – никто не открывал, но сдаваться V. был не намерен. Наконец, дверь распахнулась. На пороге стоял Саша, крепко выпивший, но не пьяный, с красными, воспалёнными глазами.

- Чем могу помочь? – начал он, пока V. собирался с мыслями.

- Художественный руководитель Мариинского театра, - представился V. – Мне нужно с Вами поговорить. Я могу войти?

- Если Вы намерены обсуждать нашу семейную жизнь, тогда нет, - сухо ответил Саша.

- Я намерен обсуждать то, что Вы сорвали мне премьеру и ещё несколько спектаклей, - он понял, что акцент надо сделать на работе и финансовой стороне вопроса.

Саша молча оттолкнул дверь, пропуская гостя. V. зашёл в номер и прошёл в комнату. Саша, закрыв дверь, не спеша, прошёл за ним.

- Я Вас слушаю, - Саша сел в кресло и налил себе стакан виски. – Будете?

- Нет, благодарю. Как Вы можете оставаться таким безразличным! Вы видели, в каком состоянии сейчас Аня?

- Ну, во-первых, она Вам не Аня, а госпожа Косицына. Маньки у нас на базаре семечками торгуют. А во-вторых, наши семейные дела Вас не касаются.

- До тех пор, пока не ставят под угрозу нашу работу. Аня… Госпожа Косицына по Вашей милости стала недееспособной как раз накануне премьеры. Наш контракт не предусматривает подобных случаев…

- Чего Вы от меня хотите? – раздражённо спросил Саша, грубо перебив худрука. – Вам нужны деньги? Компенсация? Или как там Вы её называете? Сколько? – он подошёл к столу и достал чековую книжку.

- Дело не столько в деньгах, сколько в элементарных человеческих отношениях!

- Наши отношения, какими бы они ни были, ни Вас, ни Вашего театра, этого хаоса, в котором царят пошлость и разврат, не касаются – я это уже говорил! – Саша повысил голос. – Вы назовёте сумму?

- Мы подсчитаем все затраты и пришлём Вам счёт, - V. не нашёлся и пошёл к двери.

- В двойном размере, пожалуйста, - остановил его Саша.

- Я Вас не понимаю…

- Боюсь, тенора Вы тоже лишитесь на несколько спектаклей, - мой муж усмехнулся и глотнул из горла бутылки.

- Нет. Вы этого не сделаете! – не поверил V.

- Почему? – искренне не понял Саша.

- Они же с Аней… госпожой Косицыной поют ведущие партии!

- И что? Если одна не поёт, то и другого можно заменить!

- В Вас нет ничего человеческого! – воскликнул в сердцах V. и быстро вышел, резко захлопнув дверь.

Саша рассмеялся ему вслед и сделал ещё несколько глотков из бутылки.

Выйдя из его номера, V. хотел пойти ко мне, но, задержавшись, решил зайти к Матаделли.

/кстати, Марчи, Андри и их переводчик решили остановиться в одном, большом номере – они, действительно, всегда были «не разлей вода»/

Дверь открыл Марчи. Вид у него был слегка помятый: под правым глазом красовался фингал, а левая бровь и верхняя губа были рассечены. Но настроение у него, не глядя на всё это, было самое, что ни на есть, отличное.

*- О! Дорогой наш V.! Доброе утро! Прошу! – он пропустил его в номер.

- Господи! Ну, что за день! Марио! – позвал тот переводчика, зайдя.

- Утро доброе, - подошёл зевающий переводчик.

- Да какое оно доброе! – воскликнул худрук.

Марчи попытался изобразить умное лицо, что означало, что он готов слушать.

- Господин Матаделли, - начал V. – Должен Вас кое о чём предупредить. Возможно, Вы не в курсе, но муж госпожи Косицыной сейчас в Петербурге и остановился он именно в этой гостинице.

*- Я в курсе, - довольно спокойно ответил Марчи.

- Я бы не был так спокоен на твоём месте! Он готов тебя убить. Не советую попадаться ему на глаза, - сорвался V.

*- Рога ещё никого не украшали, - усмехнулся итальянец. – Его можно понять. Я бы тоже взбесился, если бы от меня ушла такая женщина!

- Не лезь ты в их жизнь! Он не тот человек, который прощает!

*- Я Вас понял, спасибо, что предупредили. Буду на чеку.

V. понял, что с ним разговаривать бесполезно.

- А где Моррези? – он сменил вектор, чтобы снять напряжение.

*- Решил другой номер снять.

- Надеюсь, с ним хоть всё в порядке. Петь он сможет?

*- Почему нет? – Марчи усмехнулся краем рта. – Пара царапин.

- И то ладно, - V. отошёл к двери, бросив себе под нос, - обойдёмся одной потерей.

Но переводчик решил это перевести.

*- Что Вы имеете в виду? – заинтересовался Марчи.

- Я говорю про Анну Марию, - пояснил худрук. – Она не будет сегодня петь.

*- Почему? Что произошло?!

- Она плохо себя чувствует.

*- Я должен её видеть, - Марчи рванул к двери, почти оттолкнув V.

- Не думаю, что это хорошая идея, - тот вышел вслед за ним. Но итальянец его не слышал и твёрдым шагом шёл к моему номеру.

 

…Тем временем, пока они беседовали, я, полежав какое-то время, решила проверить силы и попробовать встать. Это было плохой идеей – сил не оказалось и я, потеряв сознание, упала на пол…

 

Там меня и обнаружили Марчи с V., зайдя в мой номер (замки ещё не успели поменять).

*- Madonna mia! – тихо воскликнул Марчи, подбежав ко мне. Он взял меня на руки и только теперь увидел, во что превратилось моё лицо.

*- Что здесь произошло? – спросил он худрука, положив меня обратно на диван. – Что с ней? – он сел рядом и рассматривал мои раны.

V. не смог ответить ему (он не говорил по-итальянски).

Марчи, найдя на столике возле дивана нашатырный спирт (заботливо оставленный Фридельманом), поднёс его к моему лицу.

Я пришла в себя и увидела перед собой сосредоточенное лицо Марчи. Я с трудом улыбнулась.

- Анна Мария, почему ты оказалась опять на полу? – подошёл V. и испортил весь «кайф». – Что сказал Фридельман?

- Он обработал раны и дал мне время до завтра. Если станет хуже – я лягу в больницу. А упала я случайно – хотела поменять диск в центре.

*- Попроси его выйти, - тихо проговорил Марчи.

- Простите, Вы не могли бы оставить нас одних?

- Нет, не могу, - сухо отпарировал худрук.

- Почему? Я ведь не в состоянии даже встать! – «обиделась» я.

- Ладно, у вас пять минут, - сдался он и вышел.

- Спасибо, - вдогонку произнесла я.

*- Спасибо, - присоединился Марчи.

Какое-то время мы молча смотрели друг другу в глаза. Я поразилась произошедшим в нём переменам. Он был серьёзен (чего до сего дня в нём вообще не наблюдалось)!

*- Я его убью, - наконец, он заговорил.

*- Кого? – я сделала вид, что не поняла.

*- Твоего мужа. Я знаю, что это сделал он.

*- Это его право. И наши проблемы, не вмешивайся, - посоветовала я.

*- У него нет таких прав! Ни у кого нет прав избивать женщину! И как ты можешь его выгораживать, я не понимаю тебя?!

*- Он отец моих детей! – резко ответила я. Через мгновение я вспомнила, что это не так, но я всё ещё не могла в это поверить.

*- Это не оправдание! Если хочешь я смогу усыновить твоих детей, - вдруг сказал Марчи.

*- При живом отце?

*- Мы добьёмся, чтобы его лишили родительских прав.

*- Не выйдет, - заметила я. – Во-первых, у него слишком много влиятельных знакомых и денег; а во-вторых, он великолепный отец, и это правда.

*- По крайней мере, ты должна подать на развод! – не сдавался он.

*- Он уже это сделал…

*- Не ты? Как это могло получиться? – искренне не понял он.

*- А это всё, - я показала на лицо, - по-твоему, от большой любви? Мы в равной степени насолили друг другу. Он просто оказался более расторопным в этом вопросе.

*- И то, слава Богу. Но я всё равно с ним поговорю.

*- Побереги здоровье. Он и слушать тебя не будет. Весь разговор будет сведён к мордобою, - заметила со вздохом я.

*- Я люблю тебя, - после паузы прошептал Марчи и склонился к моим губам.

Едва только он начал меня целовать, как в дверях послышался недовольный кашель худрука. Но Марчи это не помешало (что непременно произошло бы с N). V. кашлял долго, но итальянец сам решил, когда закончить поцелуй.

*- Спасибо, - прошептал он, выпрямившись и встав.

Из номера он вышел стремительно, даже не посмотрев на V.

- Я был о тебе лучшего мнения, - после паузы выдал тот.

- Да что Вы говорите! – взорвалась я. – Если я не могу даже пошевелиться, значит на меня можно свалить все грехи человечества?! Спасибо! Я была о Вас тоже лучшего мнения! Мне Вы казались интеллигентным человеком, который не лезет в личную жизнь своих солистов. И вообще, пойдите вон! – я отвела глаза на окно.

V. молча вышел.

Где-то через десять минут он вернулся.

- Ладно, извини. Надеюсь первый порыв прошёл, и ты остыла?

- В гробу остыну! – в своём стиле ответила я.

- Если шутишь, значит всё в порядке, - он улыбнулся. – Ты меня ставишь в крайне тяжёлое положение. Как худрука меня не интересует твоя личная жизнь, пока она не касается постановок. В данном случае твои семейные проблемы вывели тебя из строя, и я потерял приму. А как человека меня не волнуют все эти театральные мелочи, в то время как тебе нужна реальная помощь и поддержка.

- Я благодарна Вам за заботу. Но для всех будет лучше, если Вы постараетесь держаться в стороне от этого дела. Вы ничем мне не поможете. Но себе навредите. Спасибо ещё раз, но я справлюсь.

- Надеюсь, - глубоко вздохнул V.

- А куда Матаделли пошёл? – вдруг спросил он.

- Господи! – я догадалась. – Вы должны его остановить! Он же к Саше пошёл! Ради всего святого, предотвратите это! Саша же его убьёт!

- Ох, Косицына! – худрук поспешно вышел, но скоро вернулся. – И давно ты стала верующей?

- Идите к черту! – ругнулась я.

- Так-то лучше, а то я за тебя испугался, - усмехнулся он.

- Пока мы тут с Вами философствуем о моей душе, мой муж избивает Вашего солиста!

- Бегу! Ну, почему я не нашёл себе нормальную солистку… - на ходу бормотал он.

Когда он вышел, я посмотрела на часы – была половина двенадцатого. «До спектакля семь с половиной часов, значит у меня – не более шести…»

/сегодня я сама поражаюсь, откуда у меня была тогда уверенность в том, что я смогу петь! Ведь с такими травмами – только пластом лежать можно! И всё-таки воистину: сила желания – пре сила!/

Восстановить, или хотя бы набрать, силы я могла только одним способом – медитацией.

/я ею активно пользовалась в годы учёбы. Ведь один час медитации заменяет несколько часов самого глубокого сна/

В любой другой ситуации этого времени мне бы хватило, чтобы «отоспаться» на неделю как минимум! А сейчас моей целью было: набрать ровно столько сил, сколько может потребоваться, чтобы отпеть спектакль. Ни больше, ни меньше.

Сжав покрепче зубы, я смогла сесть по-турецки (наверное, всё-таки было пару переломов). Выровняв дыхание, я погрузилась в медитацию (благо опыт по этой части у меня был приличный).

 

…Тем временем V. воевал с Сашей, вырывая из его крепких рук своего тенора. Уж не знаю, как, но это ему удалось. Саша не успел его покалечить. В итоге Марчи отделался разбитым лицом…

А спустя несколько часов Саша с детьми (?!) улетел в Москву…

 

…Глаза я открыла ровно в шесть часов вечера. Первым делом надо было… встать, чего бы это ни стоило. Сделав несколько глубоких вдохов и приготовившись к сильной боли, я встала с дивана. Почувствовав, как подкашиваются ноги, я успела сесть обратно. Через какое-то время я повторила попытку – и снова неудача. На третий раз я смогла удержаться на ногах (я просто очень сильно разозлилась на себя – а когда я злюсь, мои силы приумножаются). Сделав несколько шагов, чтобы закрепить результат, я повернулась к столку, на котором лежал мой мобильник. Рядом с телефоном я заметила лист бумаги, аккуратно сложенный пополам. С любопытством я развернула его и прочла следующее:

Прости!..

Не так просто это писать, а ещё сложнее – читать, я понимаю, поэтому буду лаконичен.

У меня нет слов, чтобы выразить свои чувства…

Мне нет прощения…

Ты права, я не мужчина, после всего этого…

Я тебя не достоин.

Спасибо за всё хорошее, что было между нами (а его было гораздо больше, чем плохого).

Прости за боль, которую я причинил.

Прости за Женю…

Ты не захочешь ничего больше обо мне слышать – обещаю, не услышишь…

Прости…

А.

 

Перечитав записку (написанную великолепным каллиграфическим почерком), я не поверила своим глазам. «Что значит «не услышишь»?» - не поняла я и, подойдя к телефону, набрала портье.

- В каком номере остановился господин Королёв?

- Он уехал три часа назад, - как приговор прозвучал ответ.

Я, медленно повесив трубку, упала обратно на диван, с которого мне стоило такого труда встать!

«Значит, он заходил сюда и видел меня… такой!»

/не знаю, почему меня волновали такие вещи! Почему я хотела его… вернуть (или даже – боялась его потерять)!/

…Мои мысли путались, я не могла сосредоточиться на чём-то одном. Казалось, что всё исчезло, а я нахожусь в невесомом (космическом?) состоянии в безграничном, пустом и холодном пространстве… Я не понимала, что происходит и где нахожусь. Но это было ужасно! Такой пустоты я ещё никогда не ощущала…

 

«Время! – вдруг пронзило мой мозг. – Сколько времени? – я посмотрела на часы, была половина седьмого. – Я ещё успею в театр!»

Я резко встала (даже не подумав о том, что мне это должно быть трудно!), взяла ключи от джипа и вышла из номера (даже не посмотрев в зеркало! – я могла только догадываться, на кого похожа).

До театра я добралась довольно быстро и, зайдя через чёрный вход, бегом бросилась к своей гримёрке. Там никого не оказалось (естественно!).

На ходу переодеваясь, я позвонила своему гримёру и попросила его срочно зайти.

- Вас ведь заменили, - в дверях начал он.

- Закройте дверь, - я сидела перед зеркалом, спиной к двери. – Я буду петь. Делайте со мной всё, что хотите, но я должна выглядеть как всегда – шикарно, - с этими словами я повернулась.

- Матерь Божья! – не сдержался он. – Вам же надо в больницу!

- Врач меня уже осмотрел. Всё хорошо, спасибо за беспокойство. Всё остальное Вас не касается. Работайте! – сухо проговорила я.

- Но они уже начали…

- Тем более, поторопитесь. Я должна успеть ко второй картине. И больше никаких вопросов, - я заметила у него желание сказать что-то ещё.

Он промолчал и приступил к своей работе.

Пока он меня гримировал, я «распевалась» (в виде мычания) и мысленно повторяла партию.

Закончил он как раз вовремя – я успела добежать до сцены и выгнать с неё свою замену под ошарашенные взгляды солистов и работников сцены. Никто даже не успел отреагировать – поднялся занавес.

Первым меня заметил V., дирижировавший спектаклем. Он явно не поверил своим глазам. Однако осознав реальность, его лицо исказила гримаса ужаса. Я отвела глаза и… начала петь.

С этой секунды меня перестало интересовать всё, что не касалось спектакля. Но, справедливости ради, замечу, что мой голос и исполнение поразили даже самою меня! Так хорошо я никогда ещё не пела!

Мой Линдор святился от счастья, явно не угадывая на моём лице то, что видел утром. Судя по всему, его не интересовали причины, ему было интересно только следствие!

Едва занавес успел опуститься, как я, быстро и ловко увернувшись от всех (а желающих подойти ко мне оказалось много), проскочила к себе в гримёрку.

Не прошло и пары минут, как в дверь постучали.

- Я переодеваюсь, - бросила я, застёгивая новое платье.

- Можете войти, - я села перед зеркалом, чтобы подправить грим.

- Как тебе это удалось? – с порога начал V.

- Что именно? – не совсем поняла я.

- Да всё! Начиная с того, что ты вообще здесь – я ведь видел, в каком состоянии ты была утром. И заканчивая тем, как ты поёшь! Это гениально! Я такого не слышал даже на генеральной! – он присел на край гримировочного стола.

- Вы хотите сказать, что перед спектаклем меня надо пару раз спустить с лестницы, а на обратном пути потоптаться, чтобы я лучше пела? – я косо ухмыльнулась.

- Твой чёрный юмор сведёт меня в могилу, Косицына!

- Скорее меня, чем Вас. Это же мой юмор – значит, и отвечать за него тоже мне.

- Ладно, отдыхай, - он встал. – Покажи им, что значит имя Косицыной!

*- Будет сделано, шеф! – я улыбнулась.

Когда за худруком закрылась дверь, и я осталась на несколько минут одна, моя усталость с новой силой дала о себе знать. Быстро расслабившись и сделав дыхательную гимнастику (альтернатива медитации – когда нет на это времени), я направилась к сцене.

К концу спектакля я с большим трудом удерживала себя в сознании. Сил уже не осталось. Мне с трудом удалось дотянуть до финальных аккордов. Вместе с тем, как опустился занавес, я упала, потеряв сознание.

На финальный поклон я, конечно же, не вышла…

 

Очнулась я от поднесённого к моему лицу нашатыря, в своей гримёрке. Я была в костюме и гриме (значит, прошло не так много времени). Рядом я увидела местного врача, Марчи и … N.

(*)- Аня, ты можешь объяснить, что он делает в твоей гримёрке? – в один голос спросили тенора, когда увидели, что я очнулась (каждый на своём языке, разумеется).

Врач понял, что ему надо уйти, и вышел.

- Анечка, разреши мне его выставить, - обратился ко мне N.

- С тобой я вообще не хочу разговаривать! – с трудом проговорила я. Я была обижена на него после нашего последнего разговора (правда, почему – я не могла вспомнить).

- Что произошло? Почему? – забеспокоился он.

- Вспомни наш последний разговор – вот тебе и ответ. Так что уйди ты.

- Золотце, перестань! Это такие мелочи! – начал выворачиваться он.

- Только не для меня, - мне трудно было говорить, но дело пошло на принцип.

- Ты же знаешь, как я тебя люблю! Я хотел как лучше!

- А получилось как всегда. Уйди! – простонала я. – Я не хочу тебя видеть! Уйди! – из последних сил крикнула я.

Марчи, молча следивший за нами (не понимая при этом ни слова), заволновался, но не знал, что нужно делать.

- Что случилось? – в гримёрку (надо полагать, на мой крик) влетел V. – Что опять не слава Богу? – он покосился на Марчи.

- Я Вас умоляю, выведите N отсюда, я не могу его видеть! – попросила я.

- Хорошо – хорошо. Мы уже уходим, - он выталкивал сопротивляющегося N. – Я позову гримёра, чтобы снять грим?

- Да, пожалуйста, - уже тише проговорила я.

Когда мы остались одни, Марчи подошёл ко мне и сел рядом.

*- Можно спросить: что тебя с ним связывает?

*- С кем, с ним? – я сделала вид, что не поняла.

*- С N.

*- Он мой бывший партнёр по сцене. Мы вместе пели в Большом. Ты же это знаешь, - я старалась говорить спокойно, в то время, как сердце моё кричало: «Он отец моих детей!».

*- Я не это имел в виду. Он говорил таким тоном, словно имеет на тебя какие-то права.

*- А результат? – внутри меня проснулось какое-то сладкое чувство – «А ведь он ревнует!». – Если ты будешь так со мной разговаривать, произойдёт то же самое.

*- Я думал, у меня больше привилегий, - он хотел меня поцеловать, но в дверь постучали, и она приоткрылась.

- Можно? – это был гримёр.

- Конечно, проходите, - я попыталась сесть, но сил не хватило даже на это. Марчи мне помог.

Когда гримёр закончил и вышел, я опять легла (не без помощи итальянца).

*- Это ужасно, - после затянувшейся паузы проговорил он (подразумевая моё лицо и общее состояние).

*- Сделанного не исправишь, - вздохнула я, вспоминая Сашину записку.

*- Это я виноват! Прости! – он взял мою руку и поцеловал её. – Ты выйдешь за меня замуж? – вдруг спросил он.

*- Марчи!.. – я удивилась и даже испугалась.

*- Понимаешь, - начал было он, но дверь резко распахнулась (естественно, без стука), и в гримёрку зашёл Саныч.

- Прости, если помешал, - быстро проговорил он, зайдя и закрыв за собой дверь.

- Что это? – подойдя ко мне и, видимо, имея в виду моё лицо, спросил он. – Кто у тебя гримёр? Зачем тебе этот ужасный грим?

- Это не грим, - со вздохом ответила я. – Всё, что Вы имеете за счастье сейчас лицезреть – есть продукт производства кулаков (и не только кулаков) русского мужчины!

- Я никогда не понимал твоих фраз, - он взволновался. – Можешь толком всё объяснить?

- Семейная ссора, - коротко ответила я.

- Как он мог? – тихо проговорил Саныч, погрузившись в шоковое состояние. – В это трудно поверить! – он хотел сесть и только теперь заметил Марчи.

Саныч с вопросом посмотрел на меня: мол, можно ли говорить на такие темы при посторонних?

- Всё нормально, - ответила я. – Во-первых, он в курсе; а во-вторых, он не понимает по-русски.

- Неужели, он поверил слухам? – не поверил Саныч. – Ведь они были всегда. Что изменилось на этот раз?

- Не знаю. Может, он просто устал. А может, и я его спровоцировала. Но давайте не будем об этом, - попросила я.

- Хорошо, конечно. А как дети? – тут же спросил он.

- Они с Сашей. С ними будет всё хорошо, я уверена.

- Как ты можешь быть в этом уверена, после того, что он сделал с тобой?! – вдруг взорвался худрук Большого. – Наверняка, ты до этого была уверена и в том, что он не способен руку на тебя поднять! Ты так самонадеянна! И можешь даже навредить своим детям этим. Тебя они никогда не интересовали, но теперь!.. Такой жестокой и циничной ты никогда не была. А может только умело прикидывалась хорошей женой и матерью?

- Прекратите меня оскорблять! – не сдержалась и я. – У Вас нет такого права! Вы ничего не знаете и не смеете вмешиваться в мою жизнь!

- Ладно, Косицына, извини, я погорячился, - он хотел извиниться, но «Остапа понесло».

- Не извиняю! Хватит уже вытирать об меня ноги при каждом удобном моменте! Я не буду терпеть и молчать. Я могу ответить и дать сдачи. Наберитесь мужества принять её!

- Я устал от твоих монологов, - перебил устало он.

- А вот других попрекать Вы никогда не устаёте. Вы не умеете слушать и не хотите слышать, Вы… - я осеклась, так как Саныч, внезапно для меня, молча вышел.

*- Нет, ты видел такую наглость?! – я посмотрела на Марчи.

Через мгновение в дверном проёме снова нарисовался Саныч:

- А пела ты сегодня бесподобно. Ещё раз прости, – и тут же, раньше, чем я успела ответить, вышел.

*- Бесподобно! – я попыталась передразнить его интонацию. – Я всегда пою бесподобно! И почему меня никто никогда не понимает? – обиженно проговорила я.

*- Я тебя понимаю, - Марчи поцеловал мою руку. – Не трать на них своё здоровье. Подумай о себе.

*- Анна Мария, почему меня к Вам не пускают? – в гримёрку вошёл Андри (он всегда обращался ко мне на Вы). – Ты? – он заметил Марчи и со злобой посмотрел на него. – Когда ты оставишь её в покое? Хватит её мучить!

*- За собой следи! – петухи готовы были сцепиться, запахло жареным.

*- Прекратите оба! – не выдержала я. – Вы меня на тот свет отправите!

Они оба обернулись, и только теперь Андри увидел моё лицо. Сколько чувств я увидела в его глазах! Они менялись с такой скоростью, что я даже не успела всего различить. Он явно хотел что-то сказать, но, не найдя от переполнявших его эмоций слов, тяжело вздохнул и быстро вышел.

- Как вы мне надоели! – в сердцах воскликнула я, но… Вдруг (от сильного нервного возбуждения) меня пронзила резкая боль внизу живота. Я не смогла даже вскрикнуть – просто сложилась пополам от силы боли.

*- Анна Мария, что с тобой? Позвать кого-нибудь? – Марчи склонился надо мной.

*- Позвони моему врачу, Фридельману, - процедила я сквозь зубы.

*- Но я не говорю по-русски!

*- Найди кого-нибудь! Христа ради! Сделай что-нибудь! – я сжала зубы, чтобы не закричать от боли.

Марчи в растерянности выбежал в коридор. Здесь этих «кого-нибудь» было хоть отбавляй: все работники театра (от солистов до уборщиц) и поклонники, поклонники, поклонники…

Он попытался заговорить с охраной – но это было бессмысленно (они и на русском-то плохо понимали!).

Марчи бросился в кабинет худрука.

*- Марио! – он бросился к переводчику, окинув взглядом всех присутствующих. – Христа ради, переведи им, чтобы позвонили какому-то Фридману, Фриделю… В общем, врачу Анны Марии. Ей очень плохо. Срочно! Давай же!

Пока Марио пытался склеить поток информации, выданный его другом, и перевести его на более-менее доступный русский, Андри вылетел из кабинета и бросился к моей гримёрке.

Замерев на мгновение на пороге (увидев меня, лежащей словно сведённой судорогой и со страшной гримасой на лице), он быстро подошёл и, встав возле дивана на колени, взял мою руку.

Почувствовав прикосновение, я открыла глаза. Лицо Андри мне показалось каким-то странным. От него словно исходил свет. А от его рук – неземное тепло. Мне стало легче – отступила не только физическая боль, но и душевная. Я смотрела в его глаза, не моргая, и тонула в них – это был космос (но не чужой и не враждебный), это была… истина.

 

Андри так и простоял на коленях до приезда Фридельмана… Не могу сказать, сколько времени прошло – мне показалось, что оно остановилось.

Фридельман зашёл один и попросил Андри выйти. Тот медленно поднялся, не отпуская моей руки, и начал медленно отходить.

Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы он уходил. Его образ (не побоюсь этого сравнения – как светлый ангел) стал медленно растворяться. Но боль не вернулась – я просто «отключилась».

 

…В себя я пришла только в больнице. Слабо приоткрыв глаза, я успела понять только то, что я в безопасности – этого мне было достаточно, чтобы провалиться в ещё более длительное и глубокое беспамятство.

 

…На следующий после премьеры день все СМИ только и кричали о нашем успехе. И не слова – о моей «болезни». Огромное спасибо V. – он сделал всё, чтобы никакая информация не просочилась.

То, что я не появилась на последующих спектаклях, объяснили моей «звёздностью» и востребованностью в других проектах. Очень быстро журналисты нашли другие темы для обсуждения. Это дело так и не вышло в общественность…

 

ГЛАВА 49.

 

«Окончательно» в себя я пришла только через неделю. У меня было абсолютно трезвые сознание и память (я помнила всё и со всеми подробностями). И поэтому то, что я увидела, открыв глаза, никак не укладывалось у меня в голове.

Сначала реальность показалась мне продолжением сна – слишком неправдоподобной она была. Мне пришлось несколько раз открывать и зажмуривать снова глаза, чтобы убедиться, что не сплю.

Я была дома. В нашем доме, в нашей спальне, в нашей кровати! За стеной я даже услышала плач детей. Осознав это, мне стало казаться, что сном было то, что произошло до этого. Не сном – кошмаром. Ведь вокруг текла обычная, размеренная жизнь, так ярко отличавшаяся от той, в которую я была погружена последнее время.

- Ну, что? Уже проснулась? – в комнату (заполненную белыми пионами) вошёл Саша.

- Что всё это значит? – обычно я не отвечаю вопросом на вопрос, но так как его вопрос ответа не предполагал… Я попыталась приподняться на локтях, чтобы сесть – это было первым толчком к осознанию того, что кошмар был (тело всё ещё болело).

- Лежи, лежи, - Саша положил руку на моё плечо и уложил меня обратно.

Удивительно, но впервые в жизни от его прикосновения у меня пошли мурашки по коже (не в хорошем смысле). Я невольно сжалась в комок и поддалась. Мысленно я поймала себя на этом и попыталась взять себя в руки.

Я продолжала с вопросом смотреть на него, ожидая ответа.

- Это решительно ничего не значит, - наконец, заговорил он, поймав мой обжигающий взгляд на своей руке. – Я посчитал целесообразным привезти тебя домой. Тебе нужен был покой.

- А как же наша ссора, развод, твоя записка? – некоторые детали всё ещё не укладывались у меня в голове.

- Записка, - он начал с конца. – Это был порыв переполнивших меня чувств – я её сжёг. Развод – ещё одна глупость, необдуманный шаг, основанный лишь на минутных эмоциях. А ссора… - он тяжело вздохнул и опустил глаза. – Здесь уже всё равно ничего не поправишь. Если бы у меня была возможность вернуть время назад!.. Но… Надо жить с реальностью. Я понимаю, что просить прощения здесь бессмысленно – такое не прощают. И, тем не менее, - он опустился на колени. – Я хочу чтобы ты знала: моё раскаяние искренне. Этот грех навсегда останется на мне, и я всю жизнь буду с ним жить. И не будет мне покоя. Но мне нужно твоё прощение! Я готов не всё, чтобы его заслужить – только назови цену!

Я ему верила. И знала, что он говорит правду; знала, что он раскаялся. И даже понимала, что сама стала причиной его поведения. И что самое парадоксальное – я не чувствовала его вины! Вместо этого я чувствовала виноватой себя!

- Саша, - я закрыла глаза – сейчас у меня не было сил держать его взгляд. – Пожалуйста, встань! Я не Бог и не судья! У меня нет права решать, кто прав, а кто виноват. Я перед тобой виновата не меньше. Это я должна просить прощения! Ради Бога, не мучай меня так! – по моими щекам струились слёзы.

- Прости, - он медленно встал и, поцеловав меня в лоб, вышел.

На следующий день я смогла встать и начала потихоньку входить в «нормальную» жизнь.

 

Конечно, поначалу я много спала, просто лежала (или медитировала), сидела (гуляла) с детьми – грубо говоря, приходила в себя. Постепенно ритм жизни становился более привычным (схожим с тем, которым я жила, когда была без работы).

Отношения с Сашей складывались как нельзя лучше. Медленными темпами, шаг за шагом мы сближались. Он был как никогда внимателен, заботлив, нежен – но в меру. Он научился балансировать на грани навязчивости и внимания. Его отношение к детям если и изменилось, то только к лучшему (может, он понял, что я не намерена говорить правду N, и решил доказать, что может быть для них самым лучшим отцом в мире?).

Мне никогда раньше не было с ним так удобно, спокойно (не глядя на всё!) и … уютно.

Мы ни разу не возвращались к произошедшему, и вообще старались говорить как можно меньше в прошедшем времени. У нас впереди было так много времени! Казалось, целая вечность!..

Страх, который я испытывала к Саше в первые дни, довольно быстро ушёл. Время, действительно, лечит. Прошлое стиралось, становилось менее отчетливым. И ни у кого из нас не было желания туда заглядывать.

…И всё было бы прекрасно, если бы… Я не была такой дурой! Мне было скучно!

Очень быстро мне наскучила такая семейная идиллия. Я всегда считала, что мой удел – сцена, публика, искусство и служение Вечности, а всякие там мелкие «пошлости», типа семейного очага и дюжины детишек – это для ни на что больше не способных женщин, бездарных, некрасивых и никчёмных!

/сколько же должно было всего со мной произойти, чтобы я поняла, что это, наверное, - самая большая глупость во всей моей жизни!!!/

Да, мне нравилось жить в роскошном доме с кучей прислуги, нормально разговаривать (а не орать и постоянно ссориться) с мужем, гулять с детьми, но… Мне не хватало сцены!

Но и в Питер возвращаться меня не очень тянуло. Поэтому на первое время я решила компенсировать свой временный «простой», организовав у нас дома импровизированную «Музыкальную гостиную».

Каждый вечер у нас собиралась московская (и не только) богема (правда, та её часть, которая была подальше от черты бедности – я никогда не любила иметь дело с нищетой – это заразно!). Мы музицировали, читали стихи, мило беседовали об искусстве. Я даже завела «Альбом» (как в ХIХ веке) – гости записывали туда пожелания, комплименты, стихи, рисовали дружеские шаржи и прочую ерунду.

Одним словом, собирались богатые люди, которые уже не знают, чем ещё себя занять (богатые, но образованные люди).

 

Прошёл месяц… Премьеру «Фигаро» я пропустила без зазрения совести, даже не вспомнив о её дате.

V. звонил с первого дня. И не уставал это делать с периодичностью раз в два дня (иногда каждый день, иногда несколько раз в день).

Трубку у нас всегда брала горничная. Ей было велено говорить, что меня нет дома, либо что я не могу ответить. Иногда в беседу вступал мой муж, ещё реже я разговаривала с ним сама.

Однажды вечером Саше снова вдруг захотелось с ним поговорить (видимо, ему сильно надоели наши «культурные» посиделки, и он всячески пытался с них сбежать).

- Добрый вечер, господин V., - начал он, сняв трубку.

- Александр Владимирович! Добрый вечер! Как я рад Вас слышать! А мне уже начало казаться, что вы переехали, - пошутил V., не веря своему счастью.

- Боюсь, что скоро мы будем вынуждены либо сменить номер, либо вообще отказаться от телефона.

- В таком случае мне придётся стать постоянным пассажиром рейса «Петербург – Москва»! Я не намерен отступать. Пока Анна Мария не поговорит со мной – я не сдамся. Ты не мог бы передать ей трубку? – за то время, пока я проходила курс «реабилитации», Саша, частенько разговаривавший с V., чуть ли не стал его первым другом.

- Не думаю, что она очень захочет. Она уже от каждого звонка вздрагивает.

- Я в тебя верю – ты сможешь её уговорить.

- Только сразу прошу за неё прощения, если она начнёт грубить. Боюсь, это уже нормальная реакция в данных условиях, - заметил Саша.

- Спасибо, я привык.

Саша, отложив трубку, вернулся в гостиную и подошёл ко мне.

- Дорогая, - он обнял меня за плечи. – Подойди, пожалуйста, к телефону.

- Если это опять V. – и не надейся, - тихо ответила я, одновременно делая вид, что слушаю очередную байку какого-то актёра.

- Солнышко, ради меня. Я пообещал, - он поцеловал мою руку.

- И не проси, - я осталась непоколебима.

- Простите нас, мы и так отняли много вашего времени, - актёры (и прочая «интеллигенция») начали вставать. – Пора бы и честь знать.

- Ну, что вы! – я тоже встала. – Если вы из-за этого звонка – не обращайте внимания, это обычное явление!

- Нет, дело совершенно не в этом. Мы провели замечательный вечер, огромное спасибо, - они начали по очереди целовать мою руку. – Нам, действительно, уже пора идти. Нельзя злоупотреблять Вашим расположением и гостеприимством.

- Что вы! Мы всегда вам рады – наш дом открыт для друзей! Я вас провожу.

- Спасибо. Не стоит. Вас, кажется, ждут?

- Да, дорогая. Не волнуйся, я провожу наших гостей, - Саша дал понять, что поговорить мне всё-таки придётся.

Я вздохнула и направилась к телефону.

- Поздравляю, Вам опять удалось испортить мне вечер! – начала я, не поздоровавшись (мне просто казалось, что мы даже не прощались).

- Мне очень жаль!

- Я Вас слушаю, - вздохнула я.

- Аня, - начал сразу он. – Я уже даже не знаю, что тебе ещё предложить. Я могу поднять твой гонорар, могу даже заменить часть коллектива.

- Мне это не интересно, - перебила я.

- Тогда я просто взываю к твоему благоразумию, совести, чести и профессионализму! – это был последний рывок. – Я не хотел этого говорить, но обстоятельства меня вынуждают. Матаделли и Моррези отказались принимать участие в постановках, пока ты не вернёшься. На том основании, что мы нарушаем условие контракта по части исполнительского состава. Безусловно, я могу заменить тебя, Матаделли и даже Моррези, но в чём тогда, чёрт возьми, будет смысл этих постановок?! Я специально подбирал репертуар и голоса. Теперь всё это не имеет смысла! Если тебе безразлична работа коллектива, подумай хотя бы о своих зрителях! Ведь они купили билеты на тебя! Они ждут, они надеются! Они сутками дежурили под окнами твоей палаты! Сдавали для тебя кровь! – /на самом деле часть поклонников, действительно, узнала, что я в больнице. Но в массовость и шумиху это чудесным образом не переросло/

- Хватит! – перебила я. – Вы пользуетесь запрещёнными приёмами.

- В моём положении все средства хороши.

- Ладно, - сдалась после небольшой паузы я. – Я подумаю.

- Спасибо! Я верю в твоё благоразумие и порядочность! – уже почти уверенный в победе воскликнул V.

- Мне нужно несколько дней, чтобы принять окончательное решение.

- Надеюсь, три дня устроит?

- Конечно. Я Вам сама позвоню. Всего доброго, - я оборвала разговор довольно резко.

- Буду ждать! Доброй ночи!

Положив трубку, я облокотилась плечом на косяк, возле которого стояла, и задумалась.

Бесспорно, V. был прав во всём. Я этого не могла не понимать. И решение я уже почти приняла…

Сзади неслышно подошёл Саша и, нежно обняв, поцеловал мою шею. Я расслабилась – в его объятьях было так спокойно, так надёжно, тепло и уютно.

- Я хочу тебя! – прошептал он и продолжил целовать мою шею и плечи.

Я медленно повернулась и, встретившись с ним глазами, нежно поцеловала в губы – это был мой ответ.

Саше больше ничего и не было нужно – он подхватил меня на руки и понёс в спальню…

 

ГЛАВА 50.

 

Это было потрясающее утро. Во всех смыслах: светлое, тёплое, домашнее и… счастливое. Много ли было таких в моей жизни? Да по пальцам сосчитать!..

 

Саша отправил детей с нянькой к «дедушке» и отпустил прислугу – чтобы мы могли побыть дома одни.

Пока он принимал душ, я колдовала на кухне (я всегда очень хорошо готовила – просто мне редко доводилось это делать).

Саша подошёл ко мне неслышно, со спины, когда я что-то резала. Он нежно обнял меня и поцеловал мою шею – я невольно расслабилась, и из моих рук выскользнул нож, порезав пальцы левой руки. Но мне так часто в жизни доводилось их резать, что я даже не заметила этого. Зато Саша заметил.

- Прости, - он взял мою руку и поднёс к своим губам.

Тем временем я достала пластырь (так уж повелось, что у пианиста пластырь всегда под рукой) и, подождав, пока Саша ещё пару раз поцелует мою руку, заклеила рану.

- Травмированный игрок отправляется на скамью запасных, - он улыбнулся и усадил меня на кухонный диванчик. – Я сам закончу.

- Да, ладно, не обращай внимания, - я хотела встать, но он снова меня усадил и поцеловал в губы.

- Все возражения будут пресекаться, - заметил он.

Мне пришлось сдаться.

- Так до чего вы вчера договорились с V.? – уже за завтраком спросил Саша. – Когда теперь он позвонит?

- Не позвонит. Я обещала подумать и принять окончательное решение. Я позвоню ему сама.

- И ты его уже приняла? – осторожно спросил он.

- В принципе, да, - вздохнула я и посмотрела на него. – Я должна вернуться.

- Анютик, - Саша отложил приборы и взял мою руку. – Оно тебе надо? Кому ты должна? И почему ты не можешь жить спокойно?!

- Спокойно надо умирать, а жить надо бурно, - возразила я. – Ты спросил, кому я должна? Десяткам, если не сотням людей. Тем, с кем подписывала контракт – коллективу; и тем, кто не оставлял меня в трудную минуту и отдаёт порой последние деньги, чтобы попасть на спектакль с моим участием – своим поклонникам. Слишком многим! А я не люблю оставаться в долгу!

- Что ж, - он вздохнул и выпустил мою руку. – Твоё право. Ты поедешь на «Онегина»?

- Да. Но может, и несколько финальных «Фигаро» застану, - я отложила приборы – пропал аппетит.

Саша тоже перестал есть и внимательно смотрел на меня. Стояла гробовая тишина.

Поняв, что я уже успела испортить такой замечательный день, я встала из-за стола и направилась к выходу (который был за спиной у Саши).

Но мой муж успел схватить меня за руку, когда я проходила мимо него, и усадил меня к себе на колени.

- В чём дело? – он старался говорить спокойно. – Что я опять сделал не так? За что теперь мне нужно просить прощения?

- Ничего ты не сделал и не надо ничего просить! – я хотела встать, но он меня удержал. – Ты здесь вообще не при чём! Просто я сама не могу в себе разобраться: чего я хочу, что мне нужно и что я могу! А ты просто не безразличен ко мне – поэтому и принимаешь всё на свой счёт. Не бери в голову и не обращай на меня внимания! – закончила я.

- Как это я могу не обращать на тебя внимания! – воскликнул он. – Ты моя жена, мы живём в одном доме, спим в одной постели. Ты неотъемлемая часть моей жизни – как же ты можешь мне быть безразлична?! Я понимаю, что ты самостоятельный человек и привыкла всегда решать свои проблемы сама. Но если рядом есть человек, который хочет и может тебе помочь, почему ты меня отталкиваешь? Вместе гораздо проще справиться со всеми проблемами.

- Я не хочу тебя в это втягивать, - пыталась выкрутиться я.

- Во что? – не понял он. – Я живу всем, чем живёшь ты. Хочешь ты того или нет, а я всё равно вынужден втягиваться во всё, что тебя касается.

- Прости, я действительно уже ничего не понимаю, - я уткнулась лицом в его плечо.

- Ничего. Я тебе помогу, и вместе мы обязательно справимся, - он обнял меня и гладил по голове.

После довольно продолжительной паузы я подняла голову и сказала:

- Хорошо. Я никуда не поеду. Ведь ты это имел в виду?

- Не совсем. Я понимаю, насколько это для тебя важно. Поэтому ты поедешь… Мы поедем в Петербург. И ты продолжишь свою работу. А я буду рядом.

Я улыбнулась, но в мою голову вкрались некоторые сомнения. При мысли о Мариинке я вспомнила Марчи. Я действительно не знала, как себя с ним вести. А если рядом будет ещё и Саша – то на этот раз меня точно надо будет выносить ногами вперёд!

- Что? – Саша прочёл это сомнение в моих глазах.

Я молчала. Он часто понимал меня без слов.

- А-а-а! Ты про это, - он усмехнулся, догадавшись. – Конечно, мне неприятно, но я могу попробовать тебя понять. Хотя и считаю, что ты можешь (вполне можешь) дать ему достойный отпор.

- Порой ты меня переоцениваешь, - я встала и отошла. – Я тоже думала, что могу дать отпор любому мужчине. Но ты первый и заставил меня в этом усомниться.

- Ну, не сравнивай его со мной, очень тебя прошу! – «обиделся» Саша. – Я успел с ним побеседовать – поверь, он достаточно слаб и беспомощен. С ним даже ты справишься! Другой разговор, что можешь не захотеть этого делать… Тебя ведь это беспокоит?

Я не поворачивалась. Он всегда был слишком проницателен – видел и чувствовал то, что я пыталась спрятать даже от себя.

- Я могу понять его, - он продолжил. – По-мужски. Ты удивительная женщина. Мимо тебя невозможно пройти. А он вынужден не просто с тобой работать, видеть каждый день, но и изображать любовные приключения на сцене. Возможно, он потерял грань между игрой и реальностью. Но ты? О тебе никогда нельзя было такого сказать. У тебя холодный рассудок. Ты ведь всё понимаешь, - он встал и, подойдя ко мне, развернул меня за плечи, чтобы заглянуть в мои глаза и прочитать ответ, который я побоюсь (или просто не пожелаю) озвучить.

Он долго смотрел в них…

- Нет! – вдруг крикнул он, резко отойдя. – Что в нём такого? Чем он тебя обольстил? Почему он?

- Прости, - я хотела выйти, но он снова меня остановил, схватив (на этот раз грубо и больно) за руку.

- Может, ты с ним и не спала, но тебе бы очень этого хотелось? Правда? – он смотрел в мои глаза. – Ты не умеешь врать. Ты сейчас ничем не лучше обычной шлюхи!

Не сдержавшись, я влепила ему пощёчину и поспешно вышла из кухни.

Саша, быстро придя в себя, бросился за мной. Я, услышав его шаги, успела закрыться в спальне.

- Анютик, прости, - он застучал в дверь ещё до того, как я успела перевести дыхание. Я в страхе отошла от двери. – Солнышко, прости! Я сказал это сгоряча, не подумав. Пожалуйста, открой, и мы обо всём поговорим.

- Ты уже сказал, всё что хотел, - ответила я. – Уйди! Оставь меня!

Моему мужу никогда не было свойственно долго думать – и на этот раз он (набравшись смелости рискнуть моим здоровьем) просто вынес дверь ногой.

От страха и неожиданности я замерла на месте. Саша же буквально налетел на меня и, повалив на кровать, начал целовать моё лицо, бормоча какие-то мало понятные (и ещё меньше приятные) извинения.

Однако, заметив отсутствие какой-либо реакции с моей стороны, он приподнялся на руках и всмотрелся в моё лицо. Оно же выражало только ужас и страх (так уж повелось с тех пор, как Саша избил меня – я начала его бояться, особенно когда он терял контроль над своими эмоциями).

Он встал и отошёл к окну. Я сжалась в комок и легла на бок (внутри меня ещё была натянута струнка ожидания боли).

- Господи! – вздохнул Саша. – Ну, что же происходит?! Какой я болван! Я ведь и впрямь поверил, что ты можешь меня полюбить и поэтому наши отношения стали налаживаться! А ты просто боишься меня. Боишься мне даже слово поперёк сказать! Неужели это я во всём виноват? Куда делась та высокомерная, уверенная в себе и сильная Косицына, которая разбила мне машину и дом? Неужели это я сделал тебя такой забитой, тихой и безвольной?!

- Нет, не бери на себя слишком много, - тихо ответила я. – Ты как раз-таки удерживаешь во мне то, что ещё осталось. Но уже слишком поздно…

- Нет, не поздно! – он подошёл ко мне. – Жить никогда не поздно!

- А умирать никогда не рано, - ответила я.

- Умереть всегда успеешь, а жизнь только одна! Живи, пока у тебя есть такая возможность!

- Ради чего?

- У тебя есть всё: семья, дети, работа и будущее. Ты молода, красива, здорова, амбициозна! Ты можешь свернуть горы! Не ты ли всегда мечтала о своей школе, о своём театре?! У тебя есть и время и силы, и все возможности, чтобы воплотить это в жизнь! – Саша разошёлся.

- А кому это нужно? Я умру, и все мои труды пропадут. Так зачем их вкладывать?

- Что с тобой? – он подошёл ближе и присел на корточки, вглядываясь в мои глаза.

- Меня всё так достало! – ответила я грубо.

- И я? – неожиданно спросил он.

- Всё, - сухо ответила я.

- Прости, - он встал. – Не думал.

Возле двери он добавил:

- Ты просто устала ничего не делать. Тебе необходима работа. Завтра мы поедем в Петербург и тебе станет гораздо лучше, - он вышел, аккуратно прикрыв дверь.

«Возможно, он прав. Я не могу жить без работы – я начинаю либо чахнуть, либо сходить с ума, либо всё сразу» - подумала я.

 

В дверь позвонили. Саша пришлось открыть самому.

Перед его взором предстала довольно интересная картина.

На первом плане стоял ничего не понимающий испуганный Марио (переводчик), за ним – Марчи, Андри (несколько в стороне), между ними – некоторые другие солисты Мариинки. На заднем плане, облокотившись о перила лестницы – N.

Саша, молча окинув взглядом эту картину, оставил дверь открытой и, заглянув ко мне со словами: «К тебе пришли», закрылся в своём кабинете (на втором этаже).

Я подумала, что это кто-то из привычной уже для нашего дома богемы – иногда они заходили по утрам. Поправив халат и заколов волосы, я спустилась вниз.

Мне пришлось даже подойти к двери, чтобы увидеть, кто пришёл, так как никто из «гостей» не решился войти.

Увидев эту компанию в полном составе, я резко развернулась и направилась было обратно к лестнице – у меня не было ни малейшего желания разговаривать с ними.

- Анечка, подожди! – первым решился зайти N. Он быстро подошёл ко мне и взял за руку. – Нам надо с тобой поговорить.

- Я так не считаю, - я попыталась высвободиться, но N (наверное впервые в жизни) проявил силу и удержал меня.

- N, не вынуждай меня повышать голос, - я продолжала попытки вырваться. /и к своему раздражению заметила, что ещё не восстановила силы/

Итальянцы, увидев эту картину, бесцеремонно оттолкнули переводчика и подошли к нам. Остальные предпочли остаться на улице (видимо, они пришли проведать меня, а не любоваться на выяснения отношений; и теперь слабо понимали, что здесь делают).

Марчи начал тараторить что-то на своём итальянском.

А тем временем из своего кабинета вышел Саша. Увидев столь интересный спектакль, он решил не прерывать его, и, облокотившись на перила, молча наблюдал за происходящим.

- Да замолчи ты! – N покосился на Марчи. И резко обняв меня, впился в мои губы.

Андри быстро вышел, не имея ни желания, ни сил смотреть на это.

Марчи вырвал меня из рук N и… сам поцеловал. Я не успела даже понять и отреагировать, как Марчи и N сцепились.

- Прекратите! *Хватит! Перестаньте, - я попыталась их разнять.

- Анечка, не вмешивайся, - N, не рассчитав, оттолкнул меня с такой силой, что я упала на пол. Все застыли, словно на стоп-кадре (или в немой сцене), глядя на меня. Я ничего не понимала! Всё происходило так быстро! Я не могла понять, как очутилась на полу!

И в этой наступившей тишине послышался дикий хохот – Сашу очень развеселило всё это действо. Теперь все взоры были устремлены наверх – на него.

- Идиоты! – крикнул он и начал спускаться.

Я быстро поднялась и решила предотвратить «разборки».

- Саша, пожалуйста, - я загородила ему дорогу.

- Уйди! – огрызнулся он. Я невольно попятилась в сторону.

Марчи, всё ещё мысленно ощущая на себе его кулак, быстро направился к выходу.

- Саша, извини, так получилось… - что-то бормотал N.

- Вон! – гаркнул Саша, и всех как рукой смело. Дверь за последним «гостем» закрылась ещё до того, как Саша до неё дошёл. И с этой минуты всё, что оказалось за её пределами перестало его интересовать.

Он медленно повернулся ко мне и, глядя исподлобья, начал подходить.

Такого неподдельного страха (и даже ужаса) я ещё никогда не испытывала.

/на самом деле я всегда очень боялась физической боли. Я легко переносила её наличие. Но страх был именно перед тем, что могло её причинить/

Когда пятиться было уже некуда (когда я упёрлась в стену), мне ничего больше не оставалось, как… Признать свою вину и сдаться на милость победителя.

Я знала, что Саша не любит многословие – и поэтому просто упала перед ним на колени и, обняв его ноги, зарыдала… Это был нервный срыв, самый что ни на есть типичный.

Саша стоял молча, с трудом веря своим глазам и ушам. Затем он наклонился, поднял меня на ноги и крепко прижал к себе, нежно гладя по голове. Я продолжала рыдать, теперь уже уткнувшись в его грудь.

- Господи! – тихо и горько воскликнул он. – Что же я с тобой сделал?! Прости меня, золотце!

Аккуратно взяв меня на руки, он отнёс меня в спальню. Уложив, он дал мне успокоительное и снотворное и, дождавшись, когда я засну, вышел из комнаты.

Он спустился в свой кабинет на первом этаже. Руки невольно потянулись к виски. Но, поймав себя на этом и взяв в руки свою волю, он собрал все бутылки, которые смог найти, и отнёс их на кухню. Там он вылил их содержимое в раковину, а тару выбросил.

После чего вернулся в кабинет и решил отвлечь себя работой. Он проработал весь день и весь вечер. И только почувствовав усталость, уже глубокой ночью, он отложил документы, выключил компьютер и лёг на диван.

И теперь мысли полезли в голову со всех уголков сознания. Саша попытался разобраться с тем, что произошло со мной.

Он понимал, что такой я стала после того, как он меня избил. Когда он шёл на это, он и не предполагал, каковы могут быть последствия. Да он вообще ни о чём не думал! Он действовал под шквалом минутных эмоций. Он хотел просто поговорить, но не совладал с собой… Он всегда воспринимал меня на равных с собой – поэтому всё так и получилось. Он не видел во мне «слабое звено»! Зато теперь это стало очевидно – и уже не отвертишься.

Да, уже ничего не исправишь. Можно только попытаться сгладить последствия. Но как? Этого он не знал. Пришлось отдаться во власть времени и судьбы. Возможно, со временем он найдёт выход, но сейчас… Сейчас надо просто жить дальше.

Его голова заполнялась воспоминаниями, чувствами и бесконечными мыслями…

 

Моё больно воображение закончило этот день в виде кошмара, который мне приснился около трёх часов ночи. Я проснулась в холодном поту: мне приснилось, что Саша меня убил, трижды вонзив нож в спину.

Меня колотило мелкой дрожью. К моей радости, Саши рядом не оказалось – сейчас он бы точно не смог мне ничем помочь.

Я встала и начала мерить шагами комнату, желая отогнать остатки сна. Что-то было в нём не так. Это был не обычный сон. Мне показалось, что именно так всё и закончится.

К навязчивой головной боли добавилась острая сердечная. Я решила выпить аспирин (это было единственное лекарство, которое я пила добровольно) и направилась на кухню.

Рядом с аптечкой я увидела начатую бутылку виски (про неё Саша просто забыл). Проглотив две таблетки (я никогда их не запивала), я взяла бутылку и села за стол. Мне трудно было решиться. Я никогда не пила спиртное, до того дня, когда узнала, что Саша мне изменяет. В тот день я начала пить, крепко, даже слишком…

И теперь мне казалось, что это не случайно: где проблемы с Сашей - там выпивка. И если я начну сейчас пить, то докажу, что не могу с ними справиться.

Тем временем, пока я думала, погрузившись глубоко в свой внутренний мир, на кухню, заметив свет, неслышно зашёл Саша. Он молча забрал из моих рук бутылку и вылил её содержимое.

- А тебе не всё равно? – удивлённо спросила я.

- Нет, мне не всё равно, - спокойно и твёрдо ответил он. – Мне не безразлично твоё здоровье и твоя жизнь. Я забочусь о тебе, как могу. Я люблю тебя. Даже сильнее, чем прежде. И не хочу, чтобы ты калечила свою жизнь. Любовь моя, ты всегда поражала меня своим благоразумием, холодностью ума и рассудительностью. Я знаю, насколько ты сильна. Подобные трудности не должны и не смогут тебя сломить. Мы справимся! – он протянул руку.

Я молча вложила в неё свою и встала.

- Пойдём спать, - он обнял меня, и мы вместе пошли наверх.

 

ГЛАВА 51.

 

Проснулась я от навязчивого телефонного звонка. Трубку взял Саша:

- Слушаю.

- Доброе утро, – услышал он на ломаном русском. – Я могу поговорить с Анной Марией?

- Кто говорит? – сухо спросил мой муж.

- Это Андрелло Моррези, её партнёр в Мариинке.

- Анютик, возьми трубку, - Саша протянул мне телефон.

- Пожалуйста, избавь меня от этого! – взмолилась я.

- Это Моррези.

Я сдалась.

*- Pronto, - я взяла трубку.

*- Доброе утро, сеньора. Простите, если позвонил слишком рано.

*- Всё нормально, - он мне был так симпатичен, что я даже соврала!

*- Я хотел принести Вам свои искренние извинения. Вчера мы хотели Вас проведать. Нам показалось, что Вы не вернётесь в театр. Я не знаю, как так могло получится…

*- Андрелло, пожалуйста! Ты здесь точно не при чём, - я перебила его. – Ты ушёл как раз вовремя.

*- Мне, правда, очень жаль…

*- Не бери на себя чужие грехи и не проси прощения за чужие ошибки, - я снова перебила его. – Давай забудем об этом.

*- Так Вы, действительно, не приедете больше в Петербург?

*- С чего вы это взяли? За минуту до того, как вы вчера заявились к нам, мы с мужем как раз и обсуждали нашу поездку в Петербург. Мы прилетим сегодня днём, а вечером будем в театре, - честно рассказала я.

*- Неужели это правда?! – не поверил он. – Вы вернётесь в театр? Madonna mia! Это лучшая новость за последнее время! Я так счастлив! Спасибо! Вы мне словно вторую жизнь подарили! Обещаю: Ваш Онегин себя оправдает! – в запале проговорил он.

*- Андрелло, - я вздохнула. – Это моя обязанность, и мне очень жаль, что я вынуждена была сорвать несколько постановок. Я не заслужила благодарности.

*- Вы не правы. В жизни бывают обстоятельства, которые нам не подвластны. И Вы смогли выйти из такого сложного положения победителем. Коллектив будет очень рад Вашему возвращению.

*- Спасибо. Мне очень приятно. Но очень тебя прошу: держи это в секрете. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал об этом до нашего приезда. Пусть это станет сюрпризом для всех, - попросила я.

*- Конечно, я Вас понял. Можете на меня положиться.

*- Кстати, Андрелло, V. говорил, что ты отказываешься петь. Кто же будет исполнять Фигаро сегодня вечером?

*- Сегодняшний спектакль я никому не отдам! Я буду петь для Вас, только для Вас! – тепло, но очень экспрессивно сказал он.

*- Спасибо. Я польщена. Значит, до вечера?

*- Хорошего дня! – попрощался Андри, и я протянула трубку Саше.

- Ну, и? – он смотрел на меня с нескрываемым любопытством.

- Что и? – я сделала вид, что не поняла.

- Ты просто светишься от счастья! О чём вы говорили?

- Надо было учить иностранные языки, - съязвила я и сладко потянулась (я разговаривала по-итальянски характерной «скороговоркой» - поэтому Саша со своим уровнем разговорного языка, конечно же, не мог следить за разговором).

- У меня свой способ получать информацию, - заметил он и, «грозно» нависнув надо мной, страстно впился в мои губы.

- Если я задохнусь, - заметила я, когда он закончил поцелуй, - от меня вообще не будет никакой пользы. И ты так никогда не узнаешь, о чём же мы говорили.

- В моём арсенале ещё много способов разговорить женщину. Не советую проверять их все.

- Ты меня убедил, - сдалась я, немного представляя, на что способен мой муж. – Моррези попросил прощения за вчерашнее.

- А причём здесь он? Насколько я смог заметить, он ушёл почти сразу.

- Он слишком порядочный, - объяснила я. – И хочет ответить за все ошибки человечества. Идеалист – романтик, - вздохнула я.

- Осторожней со словами. Ещё немного и я начну тебя ревновать, - Саша подозрительно покосился.

- Мне очень жаль, но в этой схватке ты не выиграешь. Он идеал, а ты человек. Именно поэтому я с тобой. Я тоже далеко не ангел. На святых можно только молиться, - заметила я.

- Так он святой?

- По сравнению с тобой и мной – да.

- Что ж, с удовольствием посмотрю на святого Онегина, - усмехнулся он. – Только предупреди меня заранее, когда будешь петь Татьяну. А то, боюсь, если увижу тебя в объятьях этого тенора ещё раз, Онегиным стану я.

- Скорее, Хозе, - я тяжело вздохнула.

Он с прищуром посмотрел на меня, но не стал акцентировать эту тему.

- Ладно, я тебе скажу, когда появится расписание, - с небольшим запозданием я ответила на его вопрос. – И обязательно приходи на закрытие – я точно буду петь Татьяну.

- Это я не пропущу. А сейчас я очень надеюсь, что ты не собираешься морить меня голодом.

- Только не говори, что у прислуги и сегодня выходной? Не слишком ли часто?! – я хотела возмутиться.

- По-другому я не смогу уговорить тебя готовить, - он улыбнулся.

- Можно без такой грубой лести? У нас лучшие повара!

- У них не хватает одного качества – любви, - тихо проговорил он и нежно поцеловал меня.

- Ладно, уговорил, - сдалась я и встала с постели. – Такую высокую оценку надо оправдывать. Иначе моё самолюбие меня не простит.

Я направилась на кухню, создавать очередной кулинарный шедевр.

После завтрака мы собрали вещи и поехали на аэродром фирмы (через саму фирму, разумеется).

- Анна Мария, дорогая! – Владимир Сергеевич расплылся в приторной улыбке. – Как давно я тебя не видел!

- Я тоже очень рада, - я попыталась быть не очень искусственной.

- Вы приехали очень быстро – няня с детьми ещё на прогулке. Но я позвоню шофёру и попрошу их приехать побыстрее, - Владимир Сергеевич предложил нам сесть.

- Я думаю, у Вас найдётся для меня какая-нибудь работа? – я окинула взглядом кабинет (я никогда не любила сидеть без дела – едва выдавалась свободная минута, как я принималась что-то «творить»).

- Я не хочу тебя нагружать…

- Перестаньте, мне это в удовольствие!

- Хорошо. Можешь послушать что-нибудь из этого, - он показал мне черновые записи. – И оставить свои комментарии – лучшего музыкального критика мне не найти. Но если тебе не понравится или наскучит – можешь бросить в любой момент.

- Отлично. Спасибо, - я пересела к аппаратуре и надела наушники.

- Пойдём, надо поговорить, - Владимир Сергеевич вышел вместе с сыном.

 

- Скажи на милость, что ты творишь?! – резко спросил отец, когда за Сашей закрылась дверь кабинета.

- Я тебя не понимаю, - сын сел в кресло. – Я счастлив как никогда!

- А я заметил, что когда ты «счастлив как никогда», то начинаешь творить Бог знает что! Ты хоть соображаешь, что делаешь?!

- Я действительно не понимаю тебя. Что тебе не нравится?

- Ты бросаешь фирму, все проекты и летишь в Питер, таскаться по спектаклям и музеям! Тебе не шестнадцать лет! Пора бы начать думать!

- Отец, я просто хочу провести время с любимой женой и поддержать её.

- Напомни, пожалуйста, это ты от большой любви избил её до полусмерти месяц назад? – зло спросил Владимир Сергеевич.

- Именно, - Саша резко встал. – Я не смогу видеть её с другим. Либо она будет принадлежать мне, либо никому!

/о том, что Ромео и Джульеттой дети N, мы решили оставить в секрете. Об этом знали только мы с Сашей/

- И что же изменилось? Она убедила тебя в своей святой непорочности?

- Нет, но и доказательств её вины тоже нет.

- Это не повод бросать работу. Вы и так уже больше месяца воркуете, как голубки. Я тебе всё прощаю: и выходные по три раза на неделю и то, что ты являешься на работу только на пару часов. Но теперь ты собрался лететь в другой город на неопределённое время и окончательно забросить фирму. Я не могу этого допустить! – вспылил отец.

- Не преувеличивай. Я с таким же успехом могу работать и там. Слава Богу, наш компьютерный век нам это позволяет! Тем более Анютик теперь будет много работать – и я могу делать то же самое. Но ты должен понять: я ей нужен, я обязан быть рядом. Иначе никого, кроме себя самого я винить ни в чём не смогу! – объяснил Саша.

- Ай, Бог с тобой! - Владимир Сергеевич махнул рукой. – Поступай, как знаешь! Только потом пеняй на себя! Я не буду вечно сидеть с вашими детьми!

- Со своими внуками, – Саша улыбнулся.

Отец выразительно на него посмотрел, но промолчал.

 

Через два часа мы вылетели. И были Питере уже около трёх часов дня.

По дороге в отель мы заехали в наш любимый ресторан и перекусили /правда, в годы учёбы я такое количество еды назвала бы: наелись на месяц вперёд/.

Вызвав в номер визажистов и парикмахеров, я «привела себя в порядок».

К театру мы подъехали на моём лимузине (его доставили сюда специальным авиарейсом ещё два месяца назад вместе с моим джипом).

Мы производили шокирующее великолепное впечатление!

На мне было платье из тяжёлого бархата тёмно-вишнёвого цвета, расшитое золотой нитью и инкрустированное драгоценными камнями. Картину дополняли туфли на (знаменитой впоследствии) пятнадцатисантиметровой шпильке, также выполненные из дорогого бархата, несколько более светлого оттенка в отличие от платья. Мою причёску (как всегда очень сложную и уникальную) украшала бриллиантовая диадема с громадным (до неприличия) кровавого цвета рубином. В комплект украшений входило колье, четыре браслета и два кольца.

Саша был не менее шикарен. Если бы он не был моим мужем, то, увидев его таким, я бы точно добилась этого!

Отдельным произведением искусства всегда были наши обручальные кольца: платиновые, с россыпью бриллиантов и шерлой в сердцевине.

И, конечно же, в таком виде остаться незамеченными мы не могли (хотя, я на это и не рассчитывала). Стоило нашему лимузину остановиться возле центрального входа (ну, не через чёрный же мне появляться в таком виде!), а нам – показаться из него!.. И все взгляды моментально были устремлены на нас. С этой минуты мы стали единственной темой для обсуждения.

И те, кто не увидел нас собственными глазами, узнали о нашем появлении почти сразу (меня всегда поражала скорость распространения слухов)! Руководство (да и коллектив, в принципе, тоже) не стало исключением.

 

- Вы слышали последнюю новость? – в кабинет художественного руководителя почти влетел дирижёр.

- Моррези решил петь, - сухо ответил V.

- Эта новость уже давно не последняя! Есть кое-что посвежее!

V. промолчал и внимательно посмотрел на дирижёра.

- Анна Мария Косицына вернулась в Петербург. Правда, с мужем, - тут же добавил он.

- Что ж, - худрук не стал скрывать своё удивление. – Возможно, Моррези это знал – в таком случае это многое объясняет. Но, боюсь, это совершенно не значит, что она продолжит работу.

- Кто знает. У меня с ней «Онегин». Хотелось бы услышать её хоть в одном спектакле.

- Не очень обольщайся. Если она с мужем – значит, против нас. Это старая истина, которая сложилась ещё в годы её работы в Большом, - пессимистично заметил V. – Хотя, - тут же добавил он, - я надеюсь, что она хотя бы поздоровается и спросит о делах театра.

- Я думаю, что это мы скоро узнаем, - дирижёр посмотрел на часы. – Пойдёмте, уже пора.

- Да, пойдём. Моррези в последнее время не часто нас балует своим выходом, - они направились в зал.

Когда мы с Сашей прошли в ложу, руководство уже успело занять свои места.

- Анна Мария! – V. встал нам не встречу. – Ты не просто бесподобна, ты… У меня нет слов, чтобы выразить своё восхищение и радость! – он поцеловал мою руку. – Сегодня ты королева, императрица, богиня!

- Спасибо, - я мило улыбнулась. – Очень старалась.

- Саша, - они пожали руки друг другу.

Когда мы уселись, V. продолжил:

- Честно признаться, не ожидал тебя увидеть. Тем более - сегодня.

- Я люблю делать сюрпризы. Особенно приятные, - я была уверена в своей исключительности как никогда.

- Твоё появление даже вдохновило меня на некоторые идеи относительно следующих постановок, - признался худрук.

- Я рада. А у меня к Вам есть один насущный вопрос: Вы позволите мне спеть послезавтра на финальном «Фигаро»?

- С одной репетиции? – не поверил он.

- Вы сомневаетесь во мне?!

- Я – нет, - спокойно ответил он. – И я могу позволить тебе всё, что пожелаешь – ты ведь знаешь это. Я вообще счастлив, что ты ещё хочешь здесь петь! И я готов выпустить тебя хоть сегодня! Но вот захочет ли коллектив… Этого я не могу тебе сказать. И поручиться за них тоже не могу, - честно объяснил он.

- Ладно. Тогда сделаем так: завтра я пою на репетиции и, если не возникает никаких проблем и возражений, после завтра – на спектакле. А если хоть один человек будет против – я собираю вещи, и в тот же день мы возвращаемся в Москву.

Даже Саша (от неожиданности) с вопросом посмотрел на меня – он был уверен, что я буду петь любой ценой и не сдамся ни при каких условиях.

- Может, не стоит так радикально? – тихо спросил он.

В ответ я только приподняла правую бровь.

- Хорошо! – глубоко вздохнув, ответил V. – Я принимаю твои условия. Или ты будешь петь послезавтра, или я больше не худрук этого театра! А если кому-то это не понравится – того и сниму с постановки.

- Ловлю на слове! – я довольно улыбнулась.

Мы пожали друг другу руки, и я посмотрела на Сашу «победным» взглядом.

В перерыве между действиями мы продолжили беседу на общие темы.

После финального аккорда я вышла на сцену и вручила Моррези громадную корзину роз (купленную Сергеем в перерыве). Андрелло в знак благодарности поцеловал мою руку.

К слову, моё появление на сцене было встречено таким шквалом оваций, какого коллектив не удостоился, даже отпев весь спектакль! Поклонившись лёгким кивком головы, я ушла за кулисы вместе с участниками спектакля.

Теперь мы с Андрелло крепко (по-дружески) обнялись и обменялись поцелуями. Саша пожал ему руку и поздравил с отличным спектаклем. С остальными солистами я ограничилась приветствием в виде кивка головы.

- Спасибо, что приехали, - Андри при каждом удобном случае старался говорить по-русски. – Для меня, и для всех нас это очень много значит.

- Я рада, - я улыбнулась.

- Ладно, потом обменяетесь впечатлениями, - встрял V. – А теперь сообщи всем, зачем приехала. Попрошу минутку внимания, - он повысил голос и заставил всех замолчать.

Я дождалась, когда все взгляды будут обращены на меня и начала:

- С завтрашнего дня я возвращаюсь в постановки. Я буду петь на финальном «Фигаро» и во всех запланированных постановках «Онегина», - на секунду я замолчала. – Есть возражения?

В ответ я услышала … тишину. Я ждала.

И вдруг по едва заметному жесту худрука коллектив прогремел (пропел) многоголосное «нет».

Я, довольная до непривычного, улыбнулась и поклонилась… в пояс.

- А теперь, я думаю, мы отпустим нашу примадонну. Она устала с дороги, и ей надо подготовиться к завтрашней репетиции, - сказал худрук.

- Ещё раз поздравляю всех с блестящим спектаклем. И до завтра! – я попрощалась с коллективом и, обменявшись очередной серией поцелуев с Моррези, ушла в сопровождении Саши и V.

- Тебе повезло, - заметил V., когда мы немного отошли. – Они никогда не были так единогласны.

- Возможно, их научил опыт Большого, и они побоялись повторять его ошибки, - предположила я. – Мне тоже не очень верится, что кто-то смог, наконец, меня понять.

- Гении слишком далеки от нас, простого народа. И поэтому вы должны снисходить и прощать нам наше неведение, - улыбнулся худрук.

- Ну, к гениям меня пока рано относить – я ещё не умерла!

- Как скажешь, - мы вышли на улицу и подошли к лимузину.

Пока я усаживалась и расправляла платье, V. успел что-то сказать Саше.

- О чём вы говорили? – когда мы отъехали, спросила я.

- Ничего особенного. Он просто поинтересовался, приду ли я послезавтра.

- Ну, и?

- Обязательно! Это не обсуждается! Я очень хочу услышать тебя в паре с Моррези, - Саша обнял меня за плечи.

- И ты ни капельки не ревнуешь? – не поверила я.

- Ревную, конечно, но… Постараюсь держать себя в руках, я дал слово, - он осёкся.

- Кому? – я отстранилась и внимательно посмотрела на него.

- Анютик, какие мелочи!

- Нет, ответь. Кому и когда ты мог дать такое слово! – я встала «в позу».

- Ну, хорошо. Перед тем, как мы отъехали, V. попросил меня не проявлять свои эмоции агрессивно и по возможности сдерживать свою ревность. Я ему пообещал.

- И почему ты сразу мне этого не сказал?! – обиженно спросила я. Дело было пустяшное, но меня возмутил сам факт!

- Прости! Я подумал, что это тебе не понравится. Я же не обманул тебя, просто сказал не всё, - он обнял меня.

- Это не важно! Почему ты считаешь возможным что-то от меня утаивать? – я хотела отстраниться.

- Прости, - он удержал меня и, крепче обняв, начал целовать мою шею. – Это больше никогда не повторится! Я обещаю!

Он повалил меня на сидение…

- Приехали! – сухо через селектор объявил шофёр.

- Пойдём в номер, - Саша быстро натянул стянутое было платье и застегнул его.

- Ты только посмотри, на кого я похожа! – возмутилась я, посмотрев в зеркало. – Подобного беспорядка на моей голове не бывает даже с утра! Что обо мне подумают?!

- Только то, что есть на самом деле, - усмехнулся он.

- Я тебя убью! – я «бросилась» на него с кулаками.

- Тише-тише, любовь моя, - он поймал мой руки и, заведя их мне за спину, нежно поцеловал.

Да, это меня успокоило!

- И всё-таки, как же я отсюда выйду? – я действительно не представляла для себя возможным выйти на люди в таком виде.

- Очень просто, - ответил Саша и, открыв дверцу, подхватил меня на руки и вышел.

- Ты псих! – воскликнула от неожиданности я. – Немедленно поставь меня!

В ответ Саша снова поцеловал меня – чтобы я больше ничего не могла сказать.

Так, со мной на руках, он вошёл в гостиницу. И только в номере он уложил меня на кровать и мы… провели чудесную ночь!..

 

…Когда мы зашли в фойе, нас заметил Марчи, который, прослышав о нашем приезде, решил дождаться нашего возвращения из театра и увидеть всё «своими глазами». И он увидел. Не думаю, что это было то, чего он ожидал! Что произошло в его голове, душе и на сердце – я не знаю, но, боюсь, именно этот день (точнее, вечер) повлиял на его поведение в дальнейшем. Что-то тогда в нём перевернулось… Он не должен был этого видеть! Возможно, тогда всего можно было бы избежать!

 

ГЛАВА 52.

 

В театр я приехала (ко всеобщему удивлению) последней. Правда, не опоздала – поэтому возмущений коллектива не заработала.

Репетиция стала для меня неприятной неожиданностью. Наверное, всё-таки не стоило так поверхностно и самонадеянно относится к своему голосу. За эти полтора месяца я не просто не повторяла партию, но и даже не распевалась. А мой, от природы очень низкий и тяжёлый голос всегда нуждался в регулярных занятиях. В противном случае, он просто садился, и восстановить верхний регистр становилось большой проблемой.

Так вышло и на этот раз. Дело усложнило то, что в этом спектакле у меня была сопрановая партия.

Но это было бы ещё полбеды! За два дня я вполне могла бы восстановить весь регистр (пусть и в авральном режиме) своего голоса, но проблем оказалось слишком много!

Первые два часа я безуспешно пыталась… хотя бы текст вспомнить! Но, к моему стыду, мне это не удавалось. Я начала злиться.

Я не вовремя вступала, не совпадала с оркестром, ни один солист не мог меня поймать (кроме Андри – он показал просто чудеса исполнительства!) и… постоянные провалы текста!

И только к концу второго часа я решила взять клавир.

На V. лица не было. Солисты прятали глаза и не решались смотреть на меня.

Такого позора в моей жизни ещё никогда не было!!!

Обычно моя злость давала мне силы и новые возможности. Я понимала, что «так» петь на финальном спектакле нельзя. Но было ещё столько времени! Я была уверена, что через пару часов я верну себе форму. По крайней мере, на завтрашний спектакль меня хватит!

Но здесь я была не одна! А коллектив не выдержит такого режима работы. А в театре, как в советской гирлянде – одна лампочка перегорела – и вся гирлянда потухла…

В конце шестого часа репетиции V. объявил перерыв. Коллектив очень быстро покинул зал. Остались только он и я. Я сидела на сцене, еле сдерживая себя от крика – я была в ярости (на себя и на свою беспомощность).

- Как ты себя чувствуешь? – он подошёл ко мне и сел рядом. – Что происходит?

- Не надо! Пожалуйста! Ничего не говорите – я всё знаю, я всё слышу. Я не глухая! – голос мой дрожал. – Простите меня! Я Вас подставила! Вас и весь коллектив! Простите! Расторгните со мной контракт – у Вас есть все права и возможности для этого!

- Что за глупости! – он дружески обнял меня за плечи. – Ничего страшного не произошло. У тебя был тяжёлый период, я всё прекрасно понимаю. Тебе нужно немного времени. Я уверен, к «Онегину» ты восстановишь форму. Тебе надо успокоиться. Езжай в гостиницу, отдохни – тебе это необходимо, - он встал.

- Вы меня снимаете с постановки? – не поверила я. – Нет! Только не это! Вы не можете! Лучше выгоните совсем, только не отстраняйте! Вы же меня убиваете! – почти крикнула я (уже в истерике) и резко встала.

- Анна Мария, пожалуйста, не надо! – он устало вздохнул. – Я делаю всё, что могу. Ты же сама всё понимаешь – я не могу выпустить тебя завтра, я подставлю коллектив!

Я бы его поняла, если б слушала! Но моё эмоциональное состояние упорно блокировало сознание.

- Нет, не говорите ничего! – продолжала я. – Ещё больше суток до завтрашнего спектакля! Это уйма времени! Если хотите, я могу даже ещё одну партию за это время выучить! Вы же знаете, для меня это проще пареной репы!

- Нет, спасибо. После этого ты месяца два петь точно не будешь! А я ещё буду вынужден выплатить компенсацию. Нет! Завтра ты петь не будешь! Это моё последнее слово, - V. развернулся и пошёл к выходу.

- Ладно, - через какое-то время громко проговорила я, взяв себя в руки. V. остановился, но не повернулся. Он знал, что я всегда говорю последнее слово. – Весьма благодарна за прямолинейность и откровенность. У меня к Вам одна просьба: объясните всё моему мужу, если он Вам позвонит.

- Ты меня запугиваешь? – не понял он.

- Ни в коем случае. Вы не так поняли. Но вечером Вы всё поймёте, - я прошла к выходу в противоположной стороне.

- Что? Что ты имеешь в виду? – крикнул он мне вдогонку.

- Вечером… Вечером Вы всё поймёте, - я, не поворачиваясь, вышла.

Мои слова очень его озадачили, и V. из предосторожности решил позвонить моему мужу, не дожидаясь вечера – ведь только он мог меня понять.

 

Трудно сказать, что было у меня в голове, что я хотела сделать. Я была обижена /и как все обиженные была не права/, и мне хотелось доказать свою незаменимость и исключительность. Как – я не знала, но хотелось сделать что-нибудь, что заставит всех говорить обо мне и почувствовать свою вину (и не важно, была ли она на самом деле).

Я попросила шофёра отвезти меня на острова и уехать. Но прогнать охранников мне не удалось. Они подчинялись только Саше – а он, наученный горьким опытом, приказал не отходить от меня ни на шаг, чтобы не произошло и что бы я не говорила.

Меня раздражало, что телохранители ходят за мной по пятам. Я хотела побыть одна, а они, словно бельмо на глазу, были всё время рядом.

Несколько раз я попыталась просто убежать – не мне это не удалось (не удивительно, но они бегали быстрее меня).

В конце концов, мне удалось немного оторваться от них и, как-то быстро сообразив, я сняла своё пальто и, завернув в него довольно большой камень, бросила их в Неву.

Сработало на сто процентов! Один охранник сразу, не думая, спрыгнул в воду, а другой «насел» на телефон: в первую очередь он позвонил Саше, во вторую – в МЧС.

А я тем временем забралась на какой-то склон и села, свесив ноги к воде.

/а ведь так уже было…/

В ушах у меня были наушники, в плеере – бесконечные часы классической музыки. А в голове – не менее бесконечный рой мыслей…

 

«Почему я здесь?.. Смешно и глупо – ведь в первую минуту я хотела покончить собой. Не то, чтобы мне надоело жить – нет, конечно. Просто очень захотелось, чтобы заметили моё отсутствие и почувствовали, насколько я ценна. Глупый детский каприз.

Конечно же, я бы никогда этого не сделала!

А зачем я так запугала V.? Что он сделал не так? Я-то понимаю, что не могу завтра петь по абсолютно объективным причинам! И никто, кроме меня в этом не виноват. Но не могу же я признаться в этом! О моих недочётах и слабостях не должен знать никто! Люди обо мне должны думать и знать только то, что я посчитаю нужным!

/в наушниках зазвучала песенка Герцога/

N! N… Могла ли я подумать, что всё так сложится. Я так тебя любила! Я была готова ради тебя на всё. И вот я здесь. Только благодаря тебе. Иначе я играла бы сейчас на каком-нибудь расстроенном пианинишке в колхозе для быдла. Из грязи – в князи. Ты помог мне поверить в себя, в свои силы! А я… Я так жестоко с тобой поступила. Ведь ты не был таким до знакомства со мной! Там, где появляюсь я, люди безнадёжно портятся, а отношения усложняются… Прости! Прости за наш последний разговор в Москве, прости за то, что прогнала, когда ты был здесь… Прости, но так будет лучше. Для тебя. Прости за то, что вынуждена тебя обманывать. Поверь, так надо. Ты не должен знать, что они твои дети. Тебе ни к чему эта головная боль. Это разрушит не только твою семью, но и всю твою жизнь. Позволь мне о них позаботиться.

Марчи… Хотелось бы сказать «ещё один мой мужчина», но это не так. Да и почему вдруг «хотелось»? Ладно, Косицына, в твоём собственном мозгу тебя никто не услышит. Врать себе – самое последнее дело! Да, я бы хотела, чтобы он был моим! И что в этом такого? Я чувствую, что он без ума от меня! Он предложил мне стать его женой! Он прекрасен! Может, не самый лучший вариант для «домашнего очага», но мне это и не к чему. Мне нужен мужчина, который бы любил меня страстно и не задумываясь над будущим. Мне нужна реальность, настоящее. Здесь и сейчас.

Саша? Саша… Мой муж. Почему всё так сложно?! Почему моя совесть не позволяет мне жить как все?! Я ведь не люблю тебя! Не люблю? А правда ли это? Неужели я смогла бы прожить с мужчиной столько лет, пережить смерть ребёнка и желать, чтобы чужие дети были его детьми? Разве возможно всё это без любви? Разве может всё это держаться на выгоде?.. Но я не могу его любить! Ведь я люблю N!

Господи! Ну, что творится в моей голове?! Я уже ничего не понимаю! Я так запуталась!

Если я не люблю Сашу и люблю N, то разве могу я хотеть, чтобы Марчи был рядом?

/теперь звучал Marcia funebre из третьей симфонии Бетховена/

Как просто было жить без чувств! Как легко было принимать решения! Почему мы так себя запутываем? Что мне сделать, чтобы распутать этот клубок?!

Я знаю!.. Саша… Мы должны расстаться. Эта мысль даже мне кажется дикой и пугающей. Я не представляю сегодня, как могу жить без тебя. Но так будет лучше. Для всех. Мне это поможет разобраться в своих чувствах и понять, как надо жить дальше. Тебе без меня будет только лучше. Я же понимаю, как со мной тяжело, как ты себя ломаешь. Ты почти разругался с отцом. Я не хочу быть причиной проблем в ваших взаимоотношениях. Ты и так потратил на меня слишком много сил, времени и здоровья. Я не хочу разрушить твою жизнь, не хочу отравлять каждый день твоего существования!»

 

Пока мысли сменяли друг друга, и я загоняла себя всё глубже и глубже в состояние безысходности и полной безнадёги (под похоронный марш Бетховена), … приехал Саша.

Пока охранники прочёсывали берега, он, не находя себе места, судорожно метался из стороны в сторону, бросая косые взгляды на моё мокрое пальто, выловленное охранником.

Можно только догадываться, какие мысли его посещали! Он ждал спасателей – и эти минуты ожидания должны были быть одними из самых мучительных.

Наконец, не имея больше сил смотреть на моё пальто, он поднялся на единственную в окрестности возвышенность (именно ту, на которой сидела я).

Трудно описать, что почувствовал Саша, увидев меня, как говорится, живой и невредимой, сидящей на краю, свесив ноги. В первую секунду ему захотелось закричать от радости, но, вспомнив, чем закончилась подобная выходка в прошлый раз, он сдержался и тихо подошёл ко мне со спины. Аккуратно обняв за талию, он поднял меня и отошёл от обрыва.

У меня чуть сердце в пятки не ушло! Я уже и так сидела, дрожа от застрявших внутри рыданий и дикого холодного ветра. И это ещё на восьмой минуте второй части Бетховена! Я испытала дикий ужас, словно душа и вправду покинула меня!

Когда Саша развернул меня за плечи и вынул наушники из моих ушей, меня охватила новая волна эмоций. Снова захотелось убежать, спрятаться! Его лицо светилось от счастья. Мне стало так его жалко! Я бы не смогла сказать ему в эту минуту, что решила уйти от него. Это разбило бы его сердце!

Саша обнял меня, прижав к своей груди. Я плакала… Оттого, что замкнутый круг, в который я себя загнала, не просто не исчез, а только ещё больше сузился, лишая меня возможности дышать. Мне было до боли жалко Сашу – он так меня любил! А я не могла сделать его счастливым!

/но одного я тогда не понимала – я плакала оттого, что Он был рядом. Именно тогда, когда был мне нужен/

- Александр Владимирович, спасатели приехали, - на обрыв поднялся один из моих телохранителей, но, увидев меня в объятиях мужа, тут же поспешил уйти.

Мы ещё простояли какое-то время молча.

- Ты вся продрогла, - он накинул на меня своё пальто. – Пойдём, дорогая. Я не хочу, чтобы ты заболела.

Я с трудом улыбнулась и, прижавшись к нему, пошла следом.

На этот раз Саше не пришлось долго меня уговаривать поехать в больницу – я действительно плохо себя чувствовала, и не только морально.

 

ГЛАВА 53.

 

Первое, довольно посредственное, обследование не дало никаких результатов, и врачи предложили мне остаться в больнице на полное обследование.

К своему собственному удивлению, я согласилась!

Ведь теперь мне некуда было спешить – «Фигаро» для меня так и не состоялся… а до «Онегина» было ещё много времени.

В больнице лучше мне не становилось – только хуже. Меня начало тошнить, и с каждым днём всё сильнее. Я не могла даже смотреть на еду!

Честно говоря, «диагноз» свой я определила намного раньше врачей. Ведь это было так очевидно! И, тем не менее, я решила дождаться «официальной» версии.

Саша не отходил от меня ни на шаг – даже ночевал в больнице.

 

Где-то на третий день моего пребывания в больнице, ему позвонил отец.

- Слушай меня, - сразу начал он. – Бросай все свои культурные мероприятия, и сегодня же я жду тебя в Москве. У меня для тебя есть работа.

- Отец, прости, но на этот раз я не могу, - впервые в жизни Саша дал ему понять, что не побежит по первому мановению пальца.

- Что?! – тот аж растерялся. – Ты что меломаном стал? Оперы переслушал? Я всегда говорил, что это не для нормальных людей!

- Не в этом дело. Анютик в больнице. И пока нет результатов обследования. Я не могу оставить её одну.

- Когда будут результаты? – на удивление участливо поинтересовался Владимир Сергеевич.

- Обещают на днях.

- Отлично. Узнаешь, что с ней – и сразу ко мне. И не спорь! Ты ей ничем не поможешь - ты не врач, - скомандовал отец. – А проследить за надлежащим лечением мы можем и отсюда.

- Я не могу её бросить! – повторил сын.

- Перестань разыгрывать передо мной спектакль! Набрался этой дурной моды! Ничего с ней не случится! А если ты не приедешь, накроется всё будущее нашей фирмы, а значит и твоей семейной жизни тоже! Так что не хочу больше ничего слышать! Бери детей, и чтобы послезавтра был в Москве!

- Детей?

- Ну, Анна Мария же в больнице! Поживут пока у меня. Потому что ты летишь в Штаты.

- Что я там забыл?! – воскликнул сын. – У нас ведь и дел-то никаких с ними нет!

- Раньше не было. За этим ты и летишь. Ладно, хватит нюни разводить! У меня и без того много дел. Я тебе всё уже сказал. И передавай привет Анне Марии, пусть выздоравливает, - отец очень умело закруглил разговор.

- Хорошо. Пока, - тяжело проговорил сын, выключив телефон.

Саша передал мне этот разговор. В восторг я, конечно, не пришла. Но в отличие от Саши, я прекрасно понимала перспективу дальнейших деловых отношений. И поэтому ни в коей мере не пыталась удержать его – даже наоборот убедила в том, что чувствую себя намного лучше и намерена в ближайшие дни вернуться в театр. Он мне поверил…

 

Результаты обследований появились буквально на следующий день.

Мы с Сашей как раз обсуждали его отъезд, когда зашёл главврач (так уж повелось, что мной занимались только главврачи).

Мы моментально замолчали и с немым вопросом уставились на него.

- Могу вас поздравить, - он улыбнулся. – У вас будет ребёнок. Пол мы пока определить не можем – положение плода не позволяет.

Саша вдруг рванул с места – подойдя ко мне, он крепко поцеловал меня, затем он подошёл к врачу и пожал ему руку.

- Спасибо! Спасибо Вам!

- Вам не за что меня благодарить. Благодарите Бога! – врач улыбнулся. – Но должен предупредить. В связи с последними событиями в Вашей жизни и большего нервного перевозбуждения, беременность может оказаться тяжёлой, и поэтому я рекомендовал бы Вам очень внимательно следить за состоянием здоровья. И, конечно же – никаких нервных перегрузок, тяжёлой работы. И только положительные эмоции – и тогда всё будет хорошо!

- Спасибо, - поблагодарила я (мои предположения оправдались).

- Спасибо, - Саша проводил врача и закрыл за ним дверь.

Он светился от счастья. Сев на мою кровать, он положил голову на мой живот.

- Спасибо, любовь моя! – проговорил он. – Ты подарила мне ещё одну жизнь!

Через минуту он поднял голову и посмотрел на меня настороженным взглядом.

- Только ответь мне честно: это мой ребёнок?

- Я понимаю твоё недоверие, - я почти не обиделась! – Но я не наступаю на одни и те же грабли дважды! И потом, последние месяцы я не отходила от тебя ни на шаг!

- Спасибо! – ещё раз повторил он и снова поцеловал меня. - Теперь мне будет намного легче в Штатах. Ведь вы будете меня ждать. А когда ты знаешь, что дорогие тебе люди ждут тебя, время летит быстрее. И когда возвращаешься, кажется, будто ты никуда и не уезжал – ведь в своих мыслях, в своём сердце ты был всё время рядом с ними.

- Как романтично, - я улыбнулась. – Честно говоря, не ожидала от тебя такой поэтичности!

- После того, как я потерял своего первенца, и ещё два ребёнка оказались не моими, я смог многое понять. И в первую очередь то, что я хочу ребёнка от тебя! Возможно, я стал чувствительнее. Но, думаю, у меня есть на это право.

Я промолчала.

- Поверь! – он взял мои руки и сжал их. – Мне никто не нужен, кроме тебя. И люблю я тебя такой, какая ты есть. Пусть ты грубовата, прямолинейна, излишне самостоятельна и сильна. И пусть даже пытаешься казаться бесчувственной и сухой – я-то знаю, какая ты на самом деле. Я знаю, какая у тебя тонкая душа. Да, я ревную тебя и порой не контролирую себя в этой ревности. Но это только из-за страха тебя потерять, даже когда мои действия приносят прямо противоположный результат! Поверь, мне совсем не обязательно, чтобы ты без памяти меня любила и с трепетом угадывала каждое моё желание. Ты можешь любить другого, уйти от меня и даже выйти замуж – я всё равно буду тебя любить не менее страстно. Независимо ни от чего. Я живу тобой. И пока жива ты – я могу дышать.

- Спасибо, - прошептала я, тронутая его словами.

 

…На следующий день Саша со спокойным и счастливым сердцем уехал в Москву, чтобы на следующий день вылететь в Штаты…

А я, полежав ещё денёк, решила выписаться. Смысла лежать в больнице не было – протирать простыни я могла и в гостинице, а больницы я вообще никогда не любила.

 

Швейцар, открывший дверцу моего лимузина, участливо улыбнулся:

- Как Ваше самочувствие?

- Спасибо, уже лучше, - я вышла из машины.

- Может, проводить Вас до номера?

- Нет, спасибо, я справлюсь, - я улыбнулась и зашла в гостиницу.

Но не успела я дойти до лифта, как меня снова начало подташнивать и закружилась голова. Я опёрлась рукой о стену и пыталась отдышаться.

*- Анна Мария, - возле меня, словно из-под земли, вырос Марчи. – Тебе плохо? Может, вернёшься в больницу?

*- Нет, всё в порядке. Помоги мне дойти до номера, - попросила я и почти повисла на нём.

Я отдала ему ключ. Открыв дверь, он взял меня на руки и отнёс в спальню, так как сама я на ногах уже не держалась. Внезапно силы меня покинули, словно выключили из розетки какой-нибудь электроприбор.

*- Тебе надо переодеться, - Марчи явно не спешил уходить.

*- Да, наверное, - плохо соображая, ответила я.

*- Сможешь встать?

Я попыталась оценить своё состояние, но он не стал ждать и, снова взяв на руки, пересадил в кресло.

Быстро расправив кровать и найдя под подушкой (по старинной русской привычке) мою сорочку, он снова поднял меня и поставил на ноги.

*- Попробуй держаться сама, - попросил он.

Я закинула голову назад и упёрлась ею в стену. Голова болела и кружилась. Даже не могу сказать, каково было её содержимое…

Марчи же смог удовлетворить некоторую часть своих желаний…

Медленно раздев, осыпая при этом всё моё тело поцелуями, он надел на меня сорочку и, опять взяв на руки, уложил на кровать.

Я же, едва приняв горизонтальное положение, тут же повернулась набок (спиной к нему) и отключилась.

Слегка расстроенный, Марчи был вынужден довольствоваться мечтами в… кресле рядом с моей кроватью. (Он решил остаться рядом на случай, если мне станет плохо среди ночи.)

 

ГЛАВА 54.

 

Проснулась я только утром следующего дня. Зато довольно рано – около восьми. Марчи спал в кресле и вид имел довольно измятый.

*- Марчи? – я удивилась.

*- Да? – он резко встал и подошёл ко мне. – Ты уже проснулась? Как себя чувствуешь?

*- Я-то хорошо. Словно заново родилась. И спасибо тебе большое – ты очень мне вчера помог. А как ты сам? Неужели ты провел здесь всю ночь?

*- Я не мог оставить тебя одну. Если бы тебе стало хуже, я бы никогда этого себе не простил, - признался он.

*- Ты же наверняка не выспался! Как же ты будешь сегодня петь?

*- Ради одной репетиции с тобой я готов не спать несколько месяцев. А одна ночь – это ерунда! Бывало ещё и не такое, не волнуйся. Так ты хочешь поехать сегодня в театр?

*- Конечно! Я прекрасно себя чувствую!

*- Это не опасно? – он взял мою руку и поцеловал её.

*- Нет. Мне лучше знать, что для меня опасно. И потом, я так хочу работать, как никогда раньше. В связи с тем, что это бывает крайне редко, надо ловить момент, - я улыбнулась.

*- Отлично. Я рад. Надеюсь, мы поедем в театр вместе?

*- Как захочешь, - я никогда не придавала этому значения – со мной ездило пол коллектива.

*- Тогда не уходи без меня. Я приму душ, переоденусь и зайду за тобой. Идёт?

*- Хорошо. И можешь не торопиться – мне тоже нужно время, чтобы привести себя в человеческий вид.

*- Договорились. Увидимся, – он наклонился к моим губам и, нежно поцеловав, вышел.

Я постаралась не придавать этому поцелую особого значения…

Набрав свежих газет, я погрузилась в горячую ванную, наполненную благовониями.

Однако, прочитав пару статей, я поняла, что мир мною уже не так интересуется. Все хотели залезть в мою личную жизнь, понять, почему я «сбежала» с постановок. И конечно же – бесконечные подробности моих «театральных романов». Мне это было неприятно и неинтересно. Поэтому я отбросила газеты и погрузилась в лёгкую медитацию.

Из неё меня вывел звонок в дверь. Я удивилась (не думала, что после всего Марчи будет звонить – обычно он заходил довольно бесцеремонно). Но вставать не хотелось. И я просто крикнула:

*- Открыто! – почему-то я была уверена, что это итальянец.

Дверь приоткрылась. В номер кто-то зашёл, закрыл дверь и топтался в коридоре.

*- Проходи, я в ванной, - я решила, что раз гость понял меня, значит он итальянец. Сомнений в том, что это Марчи у меня почти не было. А наши с ним отношения были уже в такой стадии, когда на такие мелочи уже внимания не обращаешь!

Шаги послышались возле двери в ванную. Но никто не заходил.

*- Да заходи! – у меня даже начали возникать разные подозрения.

*- Простите, - в ванную заглянул Андри. – Может, я Вас в коридоре подожду?

*- Перестань! Что за глупости! Проходи.

*- Мне, право, неудобно. Пожалуй, я всё же подожду снаружи, - он хотел было выйти.

*- Андри! Я тебя прошу – престань! – я «обиделась». – Ну, что ты как ребёнок, в самом деле! Мы же не посторонние люди! И сотый раз тебя умоляю: не обращайся ко мне на «вы»!

*- И не просите! Я не могу! Вы же такая!..

*- Какая «такая»? – усмехнулась я. – Даже если я и была когда-нибудь «такой», то уже давно ею не являюсь! Я обычный человек со своими вполне земными грехами!

*- Не правда! – он даже поднял на меня глаза. – Вы не обычная! Вы особенная! И для меня тем более. Вы уникальны! И для меня Вы всегда будете «той самой Косицыной», ради которой я живу и пою и той, кто встретил меня в Петербурге такой сияющей улыбкой, свойственной только Вам!

*- Спасибо, Андри, мне очень приятно, - я почти растрогалась. – Так обо мне ещё никто не отзывался. Обычно акцент делается на моей силе или, на худой конец, таланте. Спасибо. Но всё-таки, это не мешает тебе обращаться ко мне по имени и на «ты». Если уж на то пошло, ты ведь старше меня. И это я должна называть тебя на «вы», - я пошла конём.

*- Что Вы! – он испугался. – Ни в коем случае! Вы этим поставите меня в очень неловкое положение. А возраст не имеет никакого значения.

*- А если я скажу, что, обращаясь ко мне на «вы», ты ставишь в крайне неловкое положении меня? – я хитро улыбнулась.

*- Разве такое возможно?! – не поверил он.

*- Представь себе! Если ты ещё не заметил, я простой человек. И предпочитаю искренние и открытые взаимоотношения. Я не люблю, когда всё усложняют. У меня даже имя такое, которое не предполагает отчества. А тем более, когда речь касается коллег. Мы же работаем вместе. Обращаясь ко мне на «вы», ты невольно дистанцируешься. Поэтому мне будет очень приятно, если мы будем проще обращаться друг к другу. И я думаю, наши отношения станут теплее, - я нежно улыбнулась.

*- Ну, хорошо, - он глубоко вздохнул. – Под Вашим… твоим обаянием нельзя не сдаться.

*- Вот и отлично. А почему ты всё время прячешь глаза? Ты боишься меня?

*- Нет, что ты! Не в этом дело…

*- Тогда подойди поближе, - попросила я.

Он сделал пару шагов вперёд.

*- Ближе! – не отставала я.

Он сделал ещё шаг и остановился, не поднимая глаз.

*- Нет, ты определённо боишься меня! Но почему? – искренне не понимала я.

*- Я не тебя боюсь, - Андри поднял глаза. – Я себя боюсь…

*- В смысле? – не поняла я.

*- Я боюсь своих мыслей, чувств; боюсь, что не смогу их контролировать. Ведь когда я вижу тебя, я теряю рассудок, здравый смысл и контроль над собой!

*- Что ты хочешь этим сказать? – я так хотела, чтобы мои предположения не оправдались. Этого не могло быть! «Как, и он?!»

*- Ты прекрасно меня понимаешь, я это знаю. Прости, если тебя оскорбили мои слова. Порой мне кажется, что я знаю всё, о чём ты думаешь. Не зная почти ничего о тебе, я чувствую твои эмоции, мысли. Когда ты рядом, мне кажется, будто моя душа наполняется. То, чего недоставало во мне, есть у тебя. И только рядом с тобой я ощущаю себя полноценным человеком. Я не рискну назвать тебя своей второй половиной – это могло бы тебя оскорбить, ведь ты честна перед собой и своим мужем. Прости меня за этот разговор, я не должен был его начинать, - он снова встретился со мной глазами. – Боже! Эти глаза! Я тону в них! Ради них я готов на любые подвиги и безумства. Я готов стать твоим рабом, только бы быть рядом. Каждая минута, проведённая вдали от тебя, делает нашу встречу более мучительной. Ведь когда я тебя вижу, я не могу смириться с тем, что ты не можешь мне принадлежать! Я не контролирую себя! Да, я боюсь себя! – он резко отвернулся.

*- Прости, - я вздохнула. – Я, правда, не замечала.

Андри поднял лицо к небу и сжал кулаки, внутренне борясь со своими страстями.

*- Я не могу передать словами то, что творится в моей душе, когда я слышу твой голос! – горько произнёс он. - Теперь я понимаю Марчелло, - продолжил он. – Он тоже не смог противостоять твоим чарам. Не смог и не стал сопротивляться.

*- Ты не прав, - возразила я. – Марчи – это другое. Не сравнивай свои высокие чувства с его вполне земными страстями!

*- Быть может, - вздохнул он.

Повернувшись, он ещё раз посмотрел на меня и закрыл глаза.

*- Позволь мне уйти, - прошептал он.

*- Но…

*- Умоляю!..

*- Конечно, - я сдалась, видя на его лице неземные муки.

Он вышел так быстро, что я даже не успела попрощаться.

Я была ошарашена!

«Ничего себе! Только этого мне не хватало! За это я и не люблю чувства – они такие липучие! Не отмоешься… Неужели я это допустила? Но он – это ведь не Марчи. Он совершенно на полном серьёзе сходит с ума. Видно, как он мучается…»

Я начала разбираться в этой проблеме и, совершенно потеряв счёт времени, выпала из реальности.

Поэтому влетевший в ванную Марчи (должно быть, прошло более получаса) слегка даже напугал меня.

*- Cara! А я тебя по всему номеру ищу. Даже мысль подпустить о том, что ты могла уехать без меня, я боялся. Что с тобой? – он заметил моё сосредоточенное лицо.

Я не посчитала нужным пересказывать ему сцену с Андри.

*- Ничего. Просто одну статью прочитала, вот и задумалась, - я искусственно улыбнулась.

*- Ну, и Бог с ней! Ты не забыла, что у нас сегодня репетиция? – Марчи наклонился и поцеловал моё плечо.

*- А который час? – я, наконец, вернулась в реальность.

*- У нас ещё есть немного времени, - теперь он наклонился к моим губам. Но я отклонилась. Он с удивлением посмотрел на меня, ожидая объяснения.

*- Надо собираться. Я хотела ещё с V. поговорить.

Марчи молча повернулся и, взяв моё банное полотенце, развернул его, чтобы закутать меня, как только я поднимусь.

*- А не много ли ты себе стал позволять? – искренне «возмутилась» я.

*- Ничуть, - он улыбнулся.

Выхода у меня не было. Уговаривать его уйти было бесполезно. И сделать я ничего не могла. Он припёр меня к стене. Пришлось делать вид, что ничего не происходит.

Я поднялась грациозно, с чувством собственного достоинства и уверенности в своей красоте. Марчи жадно рассматривал моё тело. И только встретившись со мной глазами, обнял меня, завернув в полотенце и, поставив на пол, впился в мои губы со всей страстью.

Мне стоило больших усилий оттолкнуть его.

*- Перестань. Мы опоздаем.

*- Ничего страшного! – он хотел снова поцеловать меня, но я вывернулась.

*- Для меня – страшно. У меня большие проблемы. Да и времени осталось не так много. Очень прошу тебя: подожди меня в холле.

*- Не понял.

*- Я прошу тебя, - я ласково улыбнулась. – Иначе мы не выйдем сегодня.

*- Хорошо, любовь моя, - он коротко поцеловал меня и вышел.

«Господи!!! Ну, что мне делать?! Я так заигралась, что теперь и сама не знаю, как выйти из этой роли! И, как назло, Саши нет рядом!»

 

На середине моих сборов у меня зазвонил мобильник.

*- Pronto! – почему-то на итальянском ответила я (по инерции).

- Анна Мария? – я услышала голос N.

- Да, привет. Прости. С этими итальянцами совсем родную речь забываю.

- Ты меня напугала, - признался он. – О тебе в последнее время чего только не писали. И дозвониться до тебя было невозможно. Я пару раз нарвался на твоего мужа, но не стал вступать с ним в беседу. Говорят, ты лежала в больнице. Это правда?

- Не бери в голову, ничего серьёзного, – я решила не говорить ему пока про ребёнка.

- Я так переживал. Наш последний разговор получился каким-то скомканным и рваным. Я ведь хотел попросить прощения. Я так перед тобой виноват! Прости меня! Я был кретином, дураком! Пусть тебя успокоит то, что моя совесть не даёт мне заснуть каждую ночь. Я так страдаю, я так измучен! Мне нужно твоё прощение!

- Эх, N, N, - я вздохнула. – Ты похож на ребёнка! Ты ведь знаешь, что я не могу долго на тебя злиться! Я давно тебя простила!

- Спасибо, зайчонок! Я так тебя люблю!

- Когда ты приедешь? – неожиданно даже для себя спросила я. Наверное, я просто почувствовала, что мне нужен «близкий» человек рядом.

- Скоро, любовь моя. Я боялся, что ты не захочешь меня видеть… Я так скучаю!

- Я тоже. Я очень тебя жду. Нам надо поговорить. Но не по телефону. А сейчас, прости, но я должна бежать на репетицию, - извернулась я.

- Конечно. Прости, что задержал. Я тебя люблю. Целую!

- Целую, - ответила я и, отключив телефон, посмотрела на часы и ужаснулась.

Схватив сумочку, я рванула на выход.

 

*- Что же ты так долго? – удивился Марчи.

*- Мама звонила, - коротко ответила я и за руку потянула его на стоянку.

*- Куда мы идём? Я думал, твой лимузин возле парадного входа.

*- Мы на нём не поедем – он будет слишком долго ползти, - ответила я и резко остановилась возле своего джипа, мимо которого чуть не пробежала. – Садись.

 

*- Надеюсь, водить я ещё не разучилась, - пошутила я, сев за руль.

*- Может, лучше я поведу? – Марчи мой юмор не понял.

*- Не боись. Доставлю в целости и сохранности, - я завела машину и дала по газам.

Не то, чтобы я лихачила… Просто хотелось побыстрее доехать. И это не могло пройти мимо наших гаишников.

- С выздоровлением Вас, госпожа Косицына! – вместо звания и фамилии произнёс дд-шник.

- Спасибо. Простите за бестактность, но поболтать сегодня я с Вами не смогу – ужасно тороплюсь. Не могли бы Вы передать своим коллегам, чтобы они меня больше не останавливали.

- Только если Вы не будете нарушать, - он улыбнулся.

- Вам все штрафы авансом выплатить или как?

Он не ответил и продолжал улыбаться.

- Ладно, билеты на Ваш пост гарантирую, - сдалась я.

- Благодарствуем. И счастливой дороги! – он снова отдал честь, и я опять дала по газам.

*- Он не стал тебя штрафовать? – удивился Марчи.

*- Стал. Просто форма штрафа у нас договорная. Я пообещала билеты на весь его пост, - пояснила я.

*- Хорошо устроились!

*- Я тоже. Ведь теперь меня не будут останавливать за превышение, - я улыбнулась.

В театре, оставив Марчи, я направилась в кабинет худрука.

- Вы позволите? – после короткого стука я открыла дверь.

- Аня! – он оторвался от экрана компьютера и подошёл ко мне. – Как же я рад тебя видеть! – V. обнял меня и продолжил. – Как ты меня напугала! Я и впрямь подумал, что не увижу тебя больше! Ну, проходи, садись. Успокой душу старика – скажи, что всё нормально, что ты здорова и что я просто не правильно тебя понял. Я ведь подумал, что ты решила покончить собой и к тому же из-за меня! Неужели я так тебя обидел? Прости меня! Наверное, я был чересчур груб…

- Ну, что Вы! – я поспешила его перебить. – Это я должна просить у Вас прощения. Вы всё сделали правильно и весьма корректно дали мне понять, что я не готова выйти на сцену. А я не сдержала себя в руках. Это был каприз избалованной девчонки. Простите, я не имела права это говорить и так Вас подставлять.

- Анна Мария, - он взял мои руки. – Я так рад, что мы пришли к согласию. Ты всегда была умницей. Сегодня так редко можно встретить человека, умеющего признавать ошибки. Это очень ценное качество!

- Стараюсь не растерять остатки того человеческого, что ещё во мне осталось, - вздохнула я.

- А я слышал, ты опять лежала в больнице, - он сменил тему. – Твоё здоровье ухудшилось?

- Скорее наоборот, - я улыбнулась.

- Я не совсем понимаю…

- У нас с Сашей будет ещё один ребёнок!

- Поздравляю!!! Я так за вас рад! Значит, у вас всё наладилось?

- Да, у нас всё хорошо. Саша на седьмом небе от счастья! Он вынужден был улететь в Штаты по работе, но скоро вернётся и, уверена, уже ни на шаг не отойдёт от меня.

- Я очень рад! Когда, ты говоришь, он вернётся?

- Точно ещё не знаю. Но на закрытие приедет точно, - с полной уверенностью ответила я.

- Только не говори, что собираешься петь на закрытии!

- А Вы что, собираетесь запретить мне? – я ощетинилась.

- Нет, что ты, никогда! Просто я подумал, что в твоём положении…

- А что с моим положением?! – воскликнула я. – Что вам всем не нравится? N не пускал меня на Тоску, когда я ждала близнецов, а теперь Вы…

- N? А какое отношение он имеет к постановкам? – не понял V.

- Саныч тогда ещё не знал о моём положении. А если бы знал, без скандала не обошлось бы. Да и так, не думаю, что Вам стоит напоминать, чем закончилась эта история.

- Вот именно! С твоим здоровьем надо максимально внимательно соблюдать все мелочи. А я-то знаю, что для тебя значит работа с коллективом – здесь без нервных перегрузок не обойдёшься. Я же о тебе забочусь!

- Всё! – я встала. – Хватит. Не хочу больше ничего слышать. Все вы обо мне заботитесь, только никто из вас не знает, что на самом деле для меня лучше! Мне лучше уйти сейчас, пока я не сказала чего-нибудь такого, о чём потом буду жалеть!

- Аня, не надо! – V. тоже поднялся. – Пожалуйста, сядь. Попробуй успокоиться.

- Опять «успокойся»?! Опять начинаются разговоры-уговоры? Я уже достаточно наслушалась лекций от вашего московского коллеги. Хватит! – я почти кричала. – Я уже поняла, что здесь никто не хочет и не может меня понять!

- Аня!

- Нет! Я не хочу ничего слышать! Сотни, тысячи раз одно и тоже! Тошнит меня уже от вашей заботы! Не надо мне всё время намекать, что здесь мне не место. Не дура, поняла уже! Хотите, чтобы я ушла – да ради Бога! Сделаю вам это одолжение, доставлю такое удовольствие! У меня не железные нервы! Я не могу так больше! И вините потом себя в том, что я закончу свою карьеру на эстрадной сцене. Что может быть позорнее для оперного певца?! Ну, и наплевать! Там хоть никто не учит тебя жить!

- Замолчи! – крикнул V. и ударил меня по лицу.

Я, открыв от удивления рот, медленно опустилась в кресло, тараща на него глаза и держась за рдеющую щёку.

- Как ты смеешь плевать на свою же святыню?! – негодовал худрук. – Как ты смеешь вытирать ноги о то, на что положила всю свою жизнь? Кто ты сегодня? Прима мирового уровня. Самая профессиональная, красивая и яркая оперная певица. А кем ты хочешь стать завтра? Эстрадной дешёвкой! Пожалей хотя бы себя саму: ты, эгоистка из эгоисток! Для чего ты отдала почти двадцать пять лет своей жизни, постигая профессию? Для того, что бы встать на одну доску с трактористами и доярками, только оторвавшимися от коровы? Неужели вся твоя жизнь была лишь удачным розыгрышем? Ты смогла покорить миллионы людей во всём мире! Ты подняла престиж не только российской оперы, но и этого жанра в целом. Благодаря тебе конкурс на вокальные отделения увеличился почти втрое! То, что ты делаешь в опере сегодня, помогло ей снова стать глубоким и содержательным театральным действом, великим искусством, а не оставаться скучной вокализацией в костюмах. Это и многое другое, что ты уже успела сделать – это только первый, ещё несмелый шаг к твоей мечте, мечте миллионов. Ты можешь провести реформы оперы. Можешь! У тебя есть всё для этого: молодость, силы, знания, идеи и безграничная любовь к своему делу! Но ты испугалась. Косицына оказалась простой трусихой! Как же просто было тебя сломить! Одно лёгкое сомнение смогло сбить тебя с пути истинного. И сошла ты с него без сопротивления. Ты с такой лёгкостью готова бросить дело, ради которого родилась и жила! Так кто ты теперь? Может, и впрямь лучше было бы уйти красиво, а не, поджав хвост, сбежать на эстраду? Ты перестанешь себя уважать! И не только ты сама… Ты разбила и потопталась на осколках собственной мечты. А жизнь без мечты невозможна. Ты лишила себя творческой жизни, так может и не стоило мешать тебе уйти из физической. Ведь это так жестоко: оставлять человека существовать на одну половину. Трудно, наверное, жить без души…

V., закончив, отошёл к столу и сел на своё место.

- Я что-то не поняла, - я начала отходить. – Что это Вы меня хороните?

- Ты сама похоронила свою карьеру.

- Так Вы меня и подтолкнули, чтобы я это сказала. И вообще, мало ли что я говорю – всем беременным свойственны перепады настроений! Я просто повелась на Вашу провокацию. Нельзя же серьёзно принимать всё, что я говорю. Я что, похожа на дуру?!

V. встретился со мной глазами. В них была усмешка победителя.

- Да, Вы правильно меня поняли, - я окончательно успокоилась. – Никуда я не ухожу! Всё, что я наговорила – чепуха! И сказано это было специально, чтобы Вы поняли, как я хочу остаться!

- Я знаю, - он примирительно улыбнулся. – Я уверен, ты перевернёшь мир.

- Не будем загадывать наперёд. Давайте лучше вернёмся к насущным проблемам.

- Ты права. А я ведь попался на твою удочку, и почти поверил, что ты хочешь уйти, - признался V.

- Значит, я и вправду хорошая актриса!

- Великолепная! И прости, если в моих словах промелькнула излишняя жестокость. Я действительно не готов тебя потерять!

- Я рада. Так что насчёт «Онегина»? – я сразу перешла на больную тему.

- Я был не прав. Нет ничего страшного, если ты будешь сейчас петь. Ведь когда ты вынашивала вашего первенца, ты не уходила со сцены. Я уверен, ты сама знаешь, что для тебя лучше. Только пообещай не превращаться в фанатичного трудоголика и не жертвовать здоровьем ради работы – это не тот случай.

- Совершенно с Вами согласна. Обещаю! – я улыбнулась и встала. – Я могу идти?

- Конечно, - он посмотрел на часы. – Мы и так очень задержались. Начинайте, я скоро подойду.

- Хорошо. Увидимся в зале, - я вышла.

Не успели мы начать репетировать (буквально только прошли квартет), как меня снова начало тошнить. Извинившись, я оставила сцену и направилась в свою гримёрку.

Закрыв на ключ дверь, я умылась холодной водой и села перед зеркалом.

Всё складывалось несколько не так, как я предполагала.

Я никак не ожидала, что пение может так сильно повлиять на мой организм. Ощущения были действительно далёкие от приятных! И, наверное, впервые за долгие годы я серьёзно задумалась о своём здоровье.

Меня не на шутку напугало моё состояние, и я даже решила позвонить Фридельману.

- Иосиф Абрамович? День добрый. Не думаю, что стоит представляться, - сразу начала я. – Кажется, у меня возникла проблема.

- Хотите, чтобы я приехал?

- Не думаю, что в этом есть необходимость, но Ваш совет мне пригодится.

- А зачем он Вам? Вы же всё равно никогда меня не слушаете! – обиженным голосом воскликнул врач.

- А это уже моё личное дело! Давать советы – Ваша прямая обязанность, за которую я Вам, между прочим, плачу немалые деньги! Так что извольте впредь не говорить подобных вещей! – разозлилась я.

- Конечно, простите! Не знаю, что на меня нашло… Не хотел Вас обидеть, - стушевался он. – Как Ваше самочувствие? Что произошло?

- Как Вы знаете, я вчера выписалась из больницы. Правда, чувствовала я себя плохо. Но сегодня утром всё было хорошо, пока я не начала петь. И меня это беспокоит. Может, мне стоит воздержаться от вокала на несколько дней?

- Будете Вы меня слушать или нет, но скажу я Вам правду. Вам категорически нельзя петь на протяжении всего срока беременности. После недавнего происшествия у Вас сместились некоторые внутренние органы. И серьёзно усложнил дело сильный нервный срыв, который Вы недавно перенесли. Поверьте, это просто чудо, что Вы ходите и с ребёнком всё в порядке. Малейшая неосторожность, нервное напряжение и даже сбой в питании могут привести к трагическому исходу, - честно сказал Фридельман.

- Одним словом, мне нельзя нервничать, - я попыталась развеять те страшные грозовые облака, которые он нагнал.

- Это само собой. Я бы сказал, Вам надо прожить эти восемь месяцев под колпаком. Вам нужен покой, забота, внимание и уют. Я настоятельно рекомендовал бы Вам с мужем немедленно уехать в Москву и желательно даже в Подмосковье. Боюсь, для Вас и Вашего малыша это единственное спасение.

- Всё так серьёзно или Вы просто хотите меня запугать? – осторожно спросила я.

- Боже меня упаси! Я просто сказал Вам настоящее положение вещей.

- Что ж, спасибо и на том. Только Вы не знаете, Саша сейчас в Штатах по работе и, думаю, вернётся нескоро.

- Тем более! Вам нельзя быть одной! Да ещё и в чужом городе и с такой работой. Бросайте всё и езжайте в Москву или к родителям – вот Вам мой совет, - закончил он.

- Спасибо. Я серьёзно над этим подумаю.

- И не затягивайте, а то может стать поздно.

- Я приму это к сведению. Ещё раз спасибо. И всего доброго.

- Если понадоблюсь – звоните в любое время суток. И очень прошу: сообщайте о своих передвижениях – я должен быть рядом. Будьте здоровы! До свидания!

Я выключила телефон и погрузилась в невесёлые думы. Как-то всё мрачно получалось...

 

- Аня, ты здесь? – в мою гримёрку постучали. От испуга я выронила телефон.

Это был V., который не застал меня в зале.

- Минутку, - я нашла ключ и, подойдя к двери, открыла её.

- Что случилось? Ты стала закрываться? – он всматривался в моё лицо.

- Мне надо было позвонить, - невпопад ответила я.

- И для этого ты ушла из зала и закрылась в гримёрке?

- Мне надоело, что все входят ко мне даже без стука! – я пыталась отогнать мрачное настроение.

- У нас такого не бывает, ты же знаешь. Это тебе не Большой – мы не проходной двор!

- Саныч Вас не слышит! – я улыбнулась.

- Надеюсь, это между нами? – V. заговорщицки посмотрел на меня.

- Конечно.

- Можешь сказать, что это был за такой срочный и секретный звонок, что ты бросила репетицию? – спросил осторожно худрук.

- Ничего секретного. Я просто звонила своему врачу, - честно ответила я, зная, что обманывать V. не имеет смысла.

- Тебе стало хуже?

- Хуже, чем что? – я сделала вид, что не поняла.

- Хуже, чем было.

- Хуже, чем было – уже не может быть, - я глубоко вздохнула. – Нет, мне просто нужна была его консультация по одному вопросу.

- Посреди репетиции и за закрытой дверью?

- Это моё личное дело! – обиделась я.

- Аня!

- Что «Аня!»? – почти взъелась я. – Не говорите намёками – Вы же знаете, я этого терпеть не могу!

- Я думал, ты поймёшь…

- Простите, недогадливая!

- Не ври мне, Аня! – он посмотрел на меня отеческим взглядом. – Я же помочь тебе хочу.

- И весьма Вам благодарна! К Вашему сведению, я сказала чистую правду. А если не верите, можете сами позвонить моему врачу и поговорить с ним – благо, вы уже знакомы!

Наступила тишина.

- Так ты будешь репетировать, или Фридельман тебе запретил? – наконец, спросил V.

- Конечно, буду! И не произносите больше его имени – он на меня тоску наводит! – призналась я, вспомнив его слова.

 

Репетиция закончилась около полуночи…

Все уже были никакие. А что касается меня!.. Так плохо я себя чувствовала, только после избиения! Болело всё! Голос сел, голова просто раскалывалась.

Но я пыталась шутить и улыбаться, чтобы никто даже не догадался о моём истинном состоянии.

В гостиницу мы возвращались довольно шумной компанией: кроме меня и итальянцев с нами поехали две француженки, приглашённые на следующие после наших спектакли (им было очень интересно, как мы работаем именно с «Онегиным» - поэтому они и приехали раньше).

Француженки и Марчи расположились на заднем сиденье. И судя по всему, очень весело проводили время. По крайней мере, Марчи был в восторге!

А мы с Андри тоже весьма мило общались… на профессиональные темы!

*- Андри, скажи мне, пожалуйста, правду. У меня очень серьёзные проблемы, или я могу рассчитывать спеть хоть не последних спектаклях? – мне почему-то казалось, что он не станет меня обманывать.

*- Ты напрасно себя недооцениваешь! У тебя есть все шансы спеть на премьере. Можешь мне поверить. Тебе достаточно нескольких репетиций. Если бы всем было так легко восстановить форму!

*- Нет, Андри, - возразила я. – На премьере я петь не буду. Мне приятны твои слова. Но я сама чувствую, что не готова ещё выйти на сцену. И на этот раз не хочу надрывать своё здоровье. Для меня не столь принципиально петь на первом спектакле. Пусть лучше я пропущу несколько, но те, на которых я спою, должны быть безупречны. Как говорится, конец – всему венец. Я не могу себе позволить вынести на сцену хоть на один процент недоделанную вещь. Или ещё хуже – показать всему миру свои проблемы с голосом или здоровьем.

*- Ты удивительно мудрая женщина. Не перестаю тобой восхищаться! – восторженно проговорил Андри.

В ответ я лишь мило улыбнулась.

*- Анна Мария, - спустя какое-то время спросил он. – Могу я обратиться к тебе с одной просьбой?

*- Конечно, о чём речь!

*- Мне как-то неловко просить… Но всё-таки, ты могла бы дать мне несколько уроков русского?

*- Да не вопрос! – радостно ответила я. Я всегда любила ощущать себя нужной и полезной! – В любое время суток! Столько, сколько захочешь. Мой номер ты знаешь – заходи, всегда буду рада.

*- Спасибо. Просто я чувствую, что у меня очень много проблем с произношением, но как-то не хотелось загружать тебя. У тебя и так в последнее время много забот…

*- Не извиняйся! У нас у всех очень много разных забот. Но одно другому не мешает. Тем более это непосредственно касается нашей работы. Так когда мы начнём?

*- Когда скажешь. Я не посмею ломать твой график.

*- График чего? – не поняла я.

*- Жизни.

*- О чём ты говоришь?! Какой график?! – воскликнула я. – У меня никогда не было, нет и не будет графика жизни. Я просто живу. Так что, как я уже сказала, приходи в любое время.

*- Хорошо. Тогда, может, попробуем завтра перед репетицией?

*- Давай. Во сколько?

*- Ну, я не знаю, как ты встаёшь…

*- Я уже сказала, что у меня нет графика – встаю во столько, во сколько надо.

*- В семь часов тебя устроит? – осторожно спросил он.

*- За час до репетиции?! – удивилась я. – И что мы успеем? Пол алфавита пройти? Давай пораньше. Может, в пять хотя бы?

*- В пять утра?! – переспросил он, не поверив ушам.

*- А что? Рано? Ты не успеешь выспаться?

*- Даже не знаю… Я ещё не пробовал спать так мало, - признался Андри. – А ты нормально?

*- Да. Мне всегда хватало четырёх часов для сна.

Андри молчал, видимо, думая, как бы покорректнее отказаться от своей же просьбы.

*- Ладно, не мучай себя, - я это поняла. – Давай лучше после репетиции. Не думаю, что мы завтра закончим так же поздно.

*- Давай. Спасибо за понимание, - он виновато улыбнулся.

*- Всё хорошо, - я припарковала машину и выразительно посмотрела на него. – Мы приехали. Доброй ночи.

*- Доброй ночи, - видимо, в этот момент он забыл, что мы в машине не одни, и хотел было приблизить своё лицо к моему, но…

*- Анна Мария, дорогая, спасибо! – Марчи прервал наш «немой диалог», перевалившись с заднего сиденья и звонко поцеловал меня в щёку.

*- Всегда пожалуйста, - я отстранилась и, не встречаясь с Андри взглядом, быстро вышла из салона.

Отдав швейцару ключи, я поспешила уйти…

 

Открывая дверь в номер, я сразу услышала надрывающийся телефон. Чему несказанно удивилась – ведь был первый час ночи!

- Да, - я сняла трубку, но в ответ ничего не услышала. – Алло! – почему-то трубку класть я не спешила.

Подождав ещё некоторое время, я уже почти повесила трубку, когда вдруг услышала в ней какой-то стук, грохот чего-то упавшего и звон разбитого стекла, за которым последовал истошный вопль:

- Солнышко! Не клади трубку!

- Саша? – я очень удивилась. – Что у тебя там упало?

- Это я упал, пока к телефону бежал, - усмехнулся он.

- А по-моему, это ты мне звонишь… - я не поняла, как это возможно.

- Да. Я поставил автодозвон. Ведь я весь день пытался до тебя дозвониться. Ни один твой мобильник не отвечает. И в номере тебя с самого утра нет. Я звонил в больницу – мне сказали, что ты вчера выписалась. Я так испугался, что с тобой могло что-нибудь случиться! Но где ты была? С тобой всё в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? Как малыш?

- С нами всё хорошо, спасибо, - мне была очень приятна его забота и волнение /только я это принимала как должное…/. – Прости, что заставила волноваться. Просто сегодня я решила поехать в театр. Здоровье мне позволило, и я осталась на репетицию, с которой я только что вернулась…

- Сколько же вы репетировали?! – не поверил он. – Это же вредно для тебя! Тебе нельзя так много работать! Пожалуйста, пообещай мне, что это не повторится, иначе я всё брошу и приеду!

- Не надо. Я обещаю. Просто это была первая репетиция в полном составе. Это больше не повторится. Мне самой это не доставляет ни малейшего удовольствия.

- Ты меня разволновала. Дорогая, умоляю, будь благоразумной!

- Не волнуйся, всё хорошо. Я обещаю включить весь свой рационализм. А теперь расскажи: как ты добрался, что у вас там за фирма и когда ты планируешь вернуться?

- Долетел хорошо. Фирма какая-то странная. Почему мне так кажется, я ещё не понял. Но что-то в ней не то… Мы даже не успели разместиться, как сразу сели за «стол переговоров». А сейчас у нас обеденный перерыв.

- Так я отрываю тебя от еды? Может, потом созвонимся?

- Ни за что! Знаю я твоё «потом»! Бог с ними, пусть обжираются своими фастфудами. И потом, этот директор отпустит меня – достаточно мне только заикнуться – в любую минуту, - похвастал он.

- Это ещё почему?

- Он оказался твоим фанатом. И за любую информацию о твоей частной жизни он готов и мать родную продать, не то, что отпустить на обед.

- И что ты уже рассказал про меня?! – меня это заинтересовало не на шутку.

- Ну, для начала то, что разговаривать ты тоже умеешь. Он был уверен, что ты всегда только поёшь, даже дома!

- Вот идиот! Не обижайся, но все эти американцы такие тупые!!! – воскликнула я.

- Согласен. И не в восторге, что отец решил заключить с ними контракт.

- Не отвлекайся от темы. Что ещё ты рассказал?

- Ну, много чего, за раз и не вспомню…

- А ну, колись! – потребовала я.

…Так, слово за слово, мы проболтали без малого три часа.

Саша подробно рассказал про директора, которому пообещал мой автограф, про распорядок своего дня. А я честно рассказала, как прошла репетиция и даже вкратце передала разговор с Фридельманом. Саша попытался было уговорить меня последовать его совету, но даже он понимал, что это бессмысленно. Я пообещала быть осторожной и внимательной к здоровью.

Мы, словно уже год не виделись, болтали обо всём, пока Саша не вспомнил о часовой разнице. Поняв, что у нас уже шесть утра, он быстро закруглил разговор и потребовал, чтобы я немедленно легла спать. Я пообещала так и сделать. После этого мы пожелали друг другу удачи и распрощались.

 

ГЛАВА 55.

 

Утро для меня началось через час после того, как я легла спать.

Сквозь сон я услышала вступление к «Онегину». Звук постепенно нарастал, пока не стал привычной громкости. Я проснулась окончательно, но, не открывая глаз, всё ещё пыталась осознать реальность: то ли я уснула прямо на репетиции, то ли уже крыша начинает шуршать шифером…

Когда вступил дуэт, первое предположение отпало само собой – раз вступили оба голоса, значит, я не на репетиции.

«Что, неужели уже крыша едет? Что-то рановато…»

Я открыла глаза, и всё встало на свои места. Я просто поставила вместо будильника на таймер музыкальный центр!

«Уже семь часов?! Быть этого не может! Хотя… чего я хочу - я же только час назад легла…»

Пришлось, повалявшись ещё десять минут, отдирать себя от кровати. После контрастного душа моё сознание посветлело, а сон вообще ушёл далеко, и как хотелось верить, надолго.

Полвосьмого я была уже в фойе, где мы договорились встретиться с Андри (сегодня со мной ехал он).

*- Утро доброе, - он стоял возле окна, а я подошла со спины. – Давно ждёшь?

*- Привет, - он повернулся. – Нет, я только подошёл… - он осёкся и продолжил спустя несколько мгновений. – Разреши, - он взял мою руку и поцеловал её. – Ты бесподобна, восхитительна, обворожительна, неподражаема! У меня даже нет слов! Ты так прекрасна!

*- Спасибо, - так уж повелось, что чем хуже я себя чувствовала, тем лучше выглядела… - И не надо больше ничего говорить, а то мы опоздаем. Пойдём.

 

*- Как спалось? – выехав со стоянки, спросила я.

*- Спасибо, хорошо. Но мало. Сегодня, надеюсь, я восполню этот пробел. А как ты?

*- Хотела бы сказать «хорошо». Нет, конечно, хорошо, но уж очень мало! Вчера перед сном дозвонился мой супруг, и мы проболтали с ним всю ночь. Я легла только около шести, - я на пару мгновений устало закрыла глаза.

*- Madonna! – не на шутку испугался он. – Только не усни за рулём!

И как раз в это момент какой-то лихач на чёрном бумере подрезал меня!

- Я тебе подрежу! – мою усталость как рукой сняло. Такого я не прощала.

*- Запиши его номер и пристегнись, - бросила я итальянцу.

Андри не понял смысла моих действий, но сделал, что я просила.

После этого я, дав по газам, решила немного поиграть в гонки (на питерских улицах!). Должна признать, что водила я всегда хорошо (у меня и права были с семнадцати лет) – поэтому обвести бумер мне не составило особого труда.

Оторвавшись, я резко затормозила у патруля ГАИ (сама!).

Гаишники, конечно, были ошарашены: несущийся на огромной скорости джип (и не просто джип, а джип Косицыной!) сам останавливается у поста ГИБДД, сворачивая при этом, даже не включив поворотника!!!

Немного отойдя, страж порядка медленно пополз к моей машине, прижав руку к фуражке.

Тем временем я уже сама шла в его направлении.

- У меня к Вам убедительная просьба, - сразу, ещё на расстоянии, начала я. – Сейчас здесь проедет чёрная BMV с этим номером, - я протянула ему лист бумаги, на котором Андри записал номер. – Не могли бы Вы проверить документы у владельца. Он пару раз подрезал меня. Поэтому я и неслась с такой скоростью к Вам, - я улыбнулась.

- Понятно, - он медленно взял из моих рук лист бумаги. – Когда, Вы говорите, это было?

- Да вон он! – воскликнула я, заметив подъезжающую машину. – Ишь как притаился!

Гаишник пошёл его тормозить, а ко мне подошёл Андри:

*- Что-то случилось?

*- Ничего. Я только посмотрю в лицо этого смельчака, и мы сразу поедем. Можешь подождать меня в машине.

*- Пожалуй, я лучше здесь постою. Я наслышан о твоей любви к рукоприкладству – очень хочется увидеть это своими глазами, - он улыбнулся.

*- При свидетелях я не дерусь. Так что не жди.

Водитель бумера, едва остановившись, сунул документы гаишнику и сразу направился ко мне.

- Мои комплименты, дорогая! Ты всё так же непревзойдённа на дороге, как и семь лет назад. Помнишь наши гонки по ночной Москве?

- Макс! – я, наконец, узнала парня, который меня так ловко подрезал. – Неужели это и вправду ты?

- А кто ещё мог тебя подрезать?! Насколько я помню, это почти никому не удавалось! И ты меня не обнимешь? – он хитро улыбнулся и раскрыл объятья.

- Макс! – радостно крикнула я и повисла на его шее.

В этот миг всё словно перестало существовать. И я снова вернулась в студенческие годы. Когда Саша подарил мне машину, я как-то решила её опробовать на дорогах ночной Москвы. Вот тогда я и попала в компанию, устраивавшую ночные гонки. Пробыла я там недолго, но водить они меня научили! Я была молодой, бесшабашной, свободной. Тогда мне нечего было терять…

- Макс! Я так рада тебя видеть! – призналась я. – Если честно, ты хорошо потряс меня на дороге – я ведь чуть не уснула. Я сегодня только час спала!

- А я всегда говорил: до добра тебя твоя профессия не доведёт! Кому это надо?! И куда только твой муж смотрит! Вот будь бы я на его месте, ты бы нигде не работала, и я бы сделал так, чтобы и не захотела даже!

- Будь бы ты моим мужем, мы бы уже давно разбились во время очередных гонок! – чёрно пошутила я. – Не обижайся, но две радикальных крайности никогда ни к чему хорошему не приходят!

- Поэтому и не я твой муж, - он не обиделся. – Но твоя популярность сделала своё чёрное дело. Теперь, чтобы с тобой поговорить, приходится выслеживать твой джип и подрезать. Я ведь знаю, что подобную наглость ты никому не простишь! Я ведь знал, что меня тормознёт первый же гаишник! – заметил Макс. А за его спиной как раз и стоял гаишник.

- Пройдёмте, гражданин. Составим протокол по факту нарушения.

- Начальник! – я ловко взяла его под руку и отвела в сторону. – Давайте по правде: я Вас попросила проверить документы. Вы это сделали. Там всё в порядке?

- Да, но Вы же сказали…

- Считайте, что я ничего не говорила, - я вынула пятьсот евро и сунула ему в нагрудный карман. – Вы же понимаете – сегодня со мной так трудно пересечься, что приходится нарушать. Можете оштрафовать меня как виновницу, спровоцировавшую аварийную ситуацию, - я мило улыбнулась.

- Что Вы. Я же всё понимаю! – он отдал мне честь. – Счастливой дороги! – и отошёл ловить новую «жертву».

- Я был не прав, - заметил Макс, когда я к нему вернулась. – У популярности есть и положительны моменты. – Сколько я тебе должен?

- Век не рассчитаешься! Лучше расскажи, как живёшь? Чем кормишься?

- Ничего не изменилось. Кроме места проведения. Мы перешли за город.

- А жить когда планируешь начать? После очередной больницы?

- Завтра же начну. Свято верю в великую воспитательную силу искусства, - он усмехнулся. – Не буду рассказывать, каких трудов мне стоило достать билет на премьеру вашего «Онегина»!

- Завтра? – переспросила я. – Но премьера послезавтра…

- Ты безнадёжно отстала от жизни! Тебя никогда не волновали такие пошлости: сегодня-завтра, какая разница! Узнаю Косицыну. Будь всегда в форме – и не важно, когда премьера! Восхищаюсь и преклоняюсь!

- Подожди, - я перебила его. – Откуда ты знаешь про перенесение даты?

- Обернись, дорогая!

Я не поняла, но обернулась. И вправду, весь город был завешан нашими афишами с исправленной датой. Значит, по всем СМИ это уже прошло.

- Извини, Макс, продолжим разговор в другой раз, - я развернулась и, «подхватив» Андри, быстро пошла к машине.

- Удачи! – крикнул Макс мне вдогонку и улыбнулся.

 

*- Только не говори, что тоже в курсе, - в машине заговорила я.

*- Того, что премьера не завтра, а сегодня? – он догадался. – Я думал, ты знаешь.

*- Спасибо за доверие! – едко усмехнулась я.

*- А что это меняет? Почему ты так расстроилась? – не понял он.

*- Для вас, конечно, ничего. А у меня каждая репетиция на вес золота. Каждый выход на сцену, каждая лишняя минута пения! – я завелась.

*- Да ладно, не волнуйся из-за этого.

*- А ты прав, - я осеклась. – Почему я волнуюсь? Я ведь даже не собиралась петь на премьере. А мне нельзя волноваться, - я положила одну руку себе на живот.

*- Это пусть V. решает, - отмахнулся Андри. – Прости, если покажусь некорректным: ты беременна?!

*- А разве я не говорила? – искренне удивилась я. – Я думала, уже весь мир об этом знает!

*- Прости, а можно ещё один нескромный вопрос… Хотя нет, прости, я не имею права это спрашивать – меня это не касается.

*- Ладно, не мучайся. Отец ребёнка – мой муж, - я его поняла. – Всё в порядке.

*- Прости, - он отвернулся к окну.

На пороге театра, нервно покуривая, нас встретил V.

- Я тебя когда-нибудь убью, Косицына! – сквозь зубы проговорил он, выбросив сигарету.

Андри понял, что нам надо поговорить, и быстро скрылся в театре.

- Предупредите, когда соберётесь, - я хотела пошутить, но меня волновала премьера. – А сейчас объясните, почему о переносе премьеры я узнаю не от Вас, а от совершенно посторонних людей?!

- Я бы посоветовал тебе хоть иногда включать телефон! – он взял меня под руку и буквально тащил к моей гримёрке. – Ты хоть понимаешь, что из-за тебя мы не можем начать репетицию? Ладно, ты – я уже нашёл тебе замену. Но с тобой наш единственный Онегин, а ты позволяешь себе ещё и опаздывать почти на час!

- Простите, мы чуть в аварию не попали, - неожиданно даже для себя, я начала оправдываться.

- Слушай, мне-то врать не надо! Я же тебя знаю! – мы остановились около двери. Худрук больно сжимал мою руку. А из-за нервов и злости меня опять начало мутить.

- Позвольте мне завтра не петь. Я ведь всё равно не готова, - я говорила тише.

- Нет, ты будешь завтра петь. И кроме себя, ты уже никого не опозоришь! Пусть это послужит тебе уроком! Совсем разучилась работать! Спела несколько партий и возомнила из себя не весть кого!

- Простите, можно я пойду, - я закрыла рот рукой, почувствовав, что ещё немного и меня вырвет прямо здесь.

- Господи! Что же я делаю, болван?! – спохватился он. – Прости! Я совсем забыл! Может, позвать врача?

- Нет, спасибо. Я буду через десять минут, - я быстро закрылась в гримёрке.

Коллектив честно меня дождался и с горем пополам мы начали репетицию.

V. разрешил мне петь Ольгу, понимая, что с Татьяной я просто физически не смогу справиться. Поэтому, закончив в середине спектакля свою партию, я ушла к себе в гримёрку, где и обнаружила больше десятка неотвеченных вызовов на своём мобильнике.

Все они были с одного, неизвестного мне номера. Судя по коду, звонили из Америки. Я подумала, что это Саша, и сразу же перезвонила.

#- Я Вас слушаю, - я услышала совершенно незнакомый мне голос.

#- Простите. Вы мне звонили не так давно.

#- Миссис Косицына? – тон сразу сменился с горделиво-делового на плебейско-раболепский. – Для меня это такая честь!

#- Можно узнать Ваше имя? – теперь я заняла положение хозяйки.

#- Конечно, простите. Меня зовут Джон Смитт. Я директор фирмы, для подписания с которой к нам и прилетел Ваш супруг, мистер Королёв.

#- Откуда у Вас мой номер? – удивилась я. С трудом верилось, что Саша мог так меня подставить.

#- Дело в том, что… У меня плохие вести. Ваш муж сейчас в больнице.

#- Что с ним? – я сама не ожидала от себя такого волнения!

#- Видите ли… У нас было крупное совещание. Участники из четырёх стран, все – ведущие компании в мировом шоу–бизнесе. Это была очень важная встреча, итогом которой мог стать…

#- Мне всё это не интересно! – перебила я. – Меня волнует только мой муж!

#- Да, конечно, простите. Если вкратце, ещё накануне приёма гостей мы получали угрозы, направленные на срыв мероприятия. Наша служба охраны была переведена в режим повышенной готовности. Но, к сожалению, нам не удалось предотвратить теракта… Вы, наверное, уже слышали…

#- Ничего я не слышала и слышать не могла – у меня только что закончилась генеральная репетиция. Так что потрудитесь рассказать мне всё, что произошло!

#- Да, хорошо. По пути следования нашего кортежа было заложено несколько взрывных устройств, - он замолчал. На этот раз я не спешила его перебивать. Спустя какое-то время он продолжил. – Взрывной волной разбросало все машины. Эпицентр пришёлся на первые и центральные машины.

#- В какой ехал мой муж? – осторожно спросила я.

#- В последней, - я с облегчением вздохнула. – Но взрыв был очень сильный. Пострадали все. Те, кто ехал впереди – скончались на месте. Вашему супругу повезло – он остался жив. Его уже прооперировали, состояние критическое… Мне очень жаль!

#- Он будет жить? – тихо спросила я, с трудом осознавая услышанное.

#- Пока нельзя ничего сказать наверняка.

#- Дайте мне координаты больницы, в которой он лежит и фамилию врача, проводившего операцию, - как-то автоматически мой разум выключил эмоции и занял главенствующее положение.

Директор продиктовал мне всю, известную ему, информацию.

#- Спасибо, что связались со мной, - в конце разговора сухо сказала я.

#- Что Вы! Поверьте, мне так жаль!

#- Это меня мало интересует. А о случившемся я ещё с Вами поговорю. Всего доброго!

#- До свидания! Рад был познакомиться, - я не дослушала и отключила телефон.

Теперь, когда мне не надо было изображать ледяную глыбу, я попыталась осознать, что же произошло. Но я не могла поверить, что с Сашей могло что-либо случиться!

Он всегда был эталоном силы, стабильности и… безопасности. А теперь сам лежал в больнице в критическом состоянии. Поверить в это, с горем пополам, я ещё могла, но на таком расстоянии всё казалось не таким страшным. Мол, там врачи – они знают, что нужно делать. А от меня пользы никакой. Помочь я ничем не смогу, только путаться под ногами буду… А здесь я нужна, завтра премьера…

Первая мысль бросить всё и поехать в Штаты постепенно стёрлась.

 

В гримёрку постучали.

- Открыто, - я не хотела (да и не могла) встать.

- Как самочувствие? – зашёл V. – Ты не вышла в конце, я начал волноваться.

- Спасибо, - я подняла на него глаза.

- Что случилось? – видимо, взгляд у меня был страшный.

- Саша попал в эпицентр взрыва, он сейчас в больнице в критическом состоянии, - ответила я и только сейчас положила телефон на стол.

- Держись, всё будет хорошо, - он сел рядом и обнял меня за плечи. – Есть какие-нибудь подробности?

- Я не смогла всё спросить. Потом узнаю.

- Конечно. Ты хочешь поехать к нему?

- Хочу, но не поеду, - твёрдо ответила я. – От меня там никакой пользы. По крайней мере, сейчас. Может, когда он придёт в себя…

V. непонимающе смотрел на меня.

- Ну, не смогу я видеть его беспомощным! Он моя единственная опора! Он всегда был той стеной, которая не подпускала ко мне никакие ветра и шторма. Я не смогу видеть её руины! Я не готова! – честно объяснила я.

- Тебе виднее. Но верь – и всё будет хорошо. Надежда умирает последней!

- Но умирает, - договорила я.

- Может быть, но время ещё не пришло. И ты ни при каких условиях не должна сдаваться!

- От меня ничего не зависит! Я ничем не могу ему помочь!

- Можешь! – худрук упорно пытался меня переубедить. – Ты многое можешь. Даже за десятки тысяч километров. Вспомни, как во времена войны наши женщины помогали просто тем, что умели ждать и верили в победу!

- Господи, ну, не надо мне эти сказочки рассказывать! Мы же не в Союзе и мне не четырнадцать лет! Бред всё это!

- В тебе совсем нет веры! – вздохнул худрук.

- Значит, я на дне жизни, - заключила я. – Помните Горького? Когда я писала сочинение, ещё в училище, я подчеркнула, что ночлежники находятся на самом дне жизни именно потому, что у них нет веры и надежды в будущее.

- Неужели у тебя нет веры в будущее? – не поверил V. – У тебя же столько амбиций!

- Это другое. Амбиции – это настоящее. А что у меня впереди? Медленное гниение, скорее всего, опять-таки в Большом, воспитание детей и сухая преподавательская деятельность в Консерватории – и всё! Во что тут верить?

- Ты ещё очень молода! Ты можешь ездить по миру, с гастролями, мастер-классами.

- Ну, поезжу я пару лет, а там подрастут дети, придётся осесть. И произойдёт это достаточно рано. Пару лет не сильно отсрочат начало моего гниения.

- Да ты не думай, что будет потом! Просто живи сегодняшним днём!

Он встал и посмотрел на меня.

- Ты хорошо сегодня пела, я рад. Пожалуйста, не раскисай. Ты нужна нам завтра!

- Постараюсь, - я внатяжку улыбнулась.

- Держись. Мы все с тобой. Всё будет хорошо. А сейчас отвлекись – тебе надо отдохнуть. До завтра!

- Спасибо. До свидания, - попрощалась я, и он вышел.

«В одном он прав: мне надо отвлечься и отдохнуть – завтра я должна быть в форме!»

Переодевшись (чего я до сих пор не успела сделать!), я поехала в гостиницу.

 

В фойе меня ждал Андри.

*- Кого ждёшь? – я удивилась, увидев его там.

*- Тебя, - он улыбнулся.

Я задумалась, но не смогла выгнать из своей головы мысли о Саше – они вытеснили все другие.

*- Неужели ты забыла? – не поверил Андри.

*- Что именно?

*- Мы же хотели поработать над моим русским!

*- Ах, да! Прости, - я вздохнула. – Пойдём.

*- На тебя это не похоже. Ты никогда ни о чём не забываешь. С тобой всё в порядке? Ты неважно выглядишь, - заботливо проговорил он.

*- Со мной-то всё хорошо. Чего не могу сказать о своём муже. Он сейчас в Штатах. Там был теракт, он попал в эпицентр.

*- Он жив?

*- Да, но состояние критическое. Сам понимаешь, кроме этого я сейчас ни о чём не могу думать, - мы зашли в лифт, и я облокотилась о стену.

*- Конечно, я понимаю… И поражён: как ты только держишься?! И ты будешь завтра петь? – не поверил он.

*- Конечно. Когда умер наш сын, я тоже вышла на сцену, в «Тоске». Работа всегда помогала мне держаться в форме.

*- Может, нам стоит перенести наше занятие? – осторожно спросил Андри, когда мы вышли из лифта.

*- Если я буду сейчас лить слёзы рекой и стучать кулаками по ковру, дёргаясь в истерике – это всё равно ничего не изменит. Лучше я буду работать – хоть пользу принесу, - я открыла дверь в номер.

*- Прости, - Андри извинился за то, что начал смеяться после моих слов. – Мне ещё не доводилось сталкиваться с таким чувством юмора.

*- Ты ещё многого обо мне не знаешь, - заметила я. – Проходи, располагайся. А я, с твоего позволения, переоденусь.

*- Конечно. Я пока осмотрюсь.

*- Вот, возьми, посмотри, - я протянула ему клавир. – Это первая редакция «Онегина» с итальянским подстрочным переводом. Возможно, ты найдёшь там что-нибудь новенькое.

Я прошла в спальню, чтобы переодеться.

 

*- Откуда у тебя эти ноты? – удивился он, листая клавир.

*- Друзья из La Scala подарили пару лет назад. Они знают о моей страсти к этой опере.

*- Потрясающие ноты! – признался Андри, не скрывая своего восхищения.

*- Согласна, - я закончила плести косу. – Только ты не пугайся, когда увидишь меня в домашней одежде и без макияжа, - я вышла.

Андри встал и… замер.

*- Не пугай меня так, - я не поняла его реакции.

*- Тебя просто не узнать!

*- Это комплимент? Или мне лучше накраситься?

*- Нет, не надо, - он подошёл и взял меня за руки. – Ты такая… домашняя, - нашёлся он. – Тёплая, уютная… Потрясающе! Никогда бы не подумал, что мировая прима может быть такой… женственной! Я поражён!

*- Спасибо, - мне понравилась его реакция.

/да, тогда я ещё помнила, что значит быть «домашней»…/

*- А теперь давай работать. Я хочу пораньше лечь, - я села за рояль. Андри занял свою «позицию» сбоку инструмента.

Мы начали работать прямо с первых реплик. Чтобы не терять ансамбля, я пела и Ленского, и Татьяну, и Ольгу…

Кроме чисто речевых моментов, я начала рассказывать ему всякие тонкости, о которых знают только русские (и то не все!). Особенности менталитета, быта – что касается действия и акцентов чисто смысловых. И, конечно же: бесконечные особенности стиля Чайковского.

После арии Онегина, я сняла руки и тяжело вздохнула.

*- Ну, что, не устал? А то я умею утомлять, - призналась я.

*- Нет, вовсе не устал. Ты так интересно объясняешь. Я узнал столько нового! Я и сотой части этого не знал! У тебя потрясающие знания!

*- У нас всегда была хорошая система образования. Учись ты в России, тоже знал бы всё это – это элементарные вещи.

*- Может быть. Но то, как ты их преподносишь – это бесподобно! Тебе надо работать педагогом! Тебя хочется слушать часами!

*- Спасибо, мне очень приятно. А чесать языком я всегда умела. Но если ты не устал, тогда давай продолжим, - я снова опустила руки на рояль.

Мы проработали всё второе действие, когда я поняла, что больше просто не могу!

*- Прости, но на этом мы сегодня закончим, иначе завтра вам придётся петь без меня, - честно призналась я.

*- Конечно. Я сам очень устал, но не мог признаться – не хотелось выглядеть в твоём лице слабаком, - Андри улыбнулся и, подойдя ко мне, начал массировать мне спину.

*- Боже! Какое блаженство! И почему мне никто раньше не делал массаж?! – вслух «подумала» я.

*- Наверное, потому, что среди твоих знакомых мужчин нет пианистов.

*- Ты пианист? – не поверила я.

*- В очень далёком прошлом. Я играл на фортепиано, а Марчелло на скрипке, пока мы не сговорились бросить это и начать петь. У нас был хороший дуэт.

*- Охотно верю! У вас и сейчас великолепный ансамбль! Но ты зря мне об этом сказал.

*- Почему? – искренне не понял он.

*- Потому что теперь играть будешь ты, а я буду слушать, - ответила я и отошла к дивану.

*- С удовольствием, - Андри сел за рояль, а я улеглась поудобнее. – Что тебе сыграть?

*- Что угодно. Только не Шопена – не люблю этого нытика-революционеришку!

*- Не ожидал услышать такую характеристику от музыканта мирового уровня, да и к тому же с дипломом пианиста!

*- Просто профессионалы никогда не говорят то, что думают, - объяснила я.

*- Только я давно уже не играл…

*- Хватит говорить! Играй! – я закрыла глаза.

Пока он играл (честно говоря, неизвестные мне меланхолические пьесы), я погрузилась в раздумья. Анализировала прошедший день. Но мои мысли постоянно возвращались к Саше…

 

Я так задумалась, что не заметила, когда Андри закончил играть.

Когда я открыла глаза, он стоял рядом и смотрел на меня.

*- Прости. Я думал, ты уснула, - он извинился за свои довольно откровенные взгляды.

*- Если бы! Это моя проблема. Я очень мало сплю и плохо засыпаю, - я села. – Присаживайся.

Он сел и уставился в пол.

*- Там есть что-то интересное? – я тоже посмотрела на ковёр.

*- Нет, извини… - он лишь на мгновение посмотрел на меня и снова отвёл глаза.

*- Неужели после того, как я сняла макияж, я стала такой страшной, что на меня и смотреть долго нельзя?! – не знаю, для чего я его провоцировала…

*- Ни в коем случае! – поспешно ответил он, но глаз не поднял. – Дело не в макияже или его отсутствии, дело в тебе самой. Я не могу смотреть на тебя, зная, что ты никогда не будешь принадлежать мне, - он встретился со мной взглядом. – Io ti amo, Anna Maria!

- «…любовью брата, любовью брата», - допела я.

*- Ах, не шути так! – горько воскликнул он и встал. – Для меня всё очень серьёзно! Я не могу быть рядом – одна мысль, что ты принадлежишь другому, сводит меня с ума! Но и быть вдали я тоже не могу – ты нужна мне, как воздух, как небо птице, как вода рыбе! Я задыхаюсь без тебя! Без тебя моя жизнь не имеет смысла! – он встал на колени возле меня. – Я знаю, что ты не можешь ответить мне взаимностью – твоё сердце отдано другому. Но позволь мне хотя бы быть рядом. Ты меня не заметишь, я обещаю! «Чтоб только слышать Ваши речи, Вам слово молвить и потом всё думать, думать об одном и день, и ночь до новой встречи!» «Поминутно видеть Вас, повсюду следовать за Вами, улыбку уст, движенье, взгляд ловить влюблёнными глазами, внимать Вам долго, понимать душой всё Ваше совершенство, пред Вами в страстных муках замирать, бледнеть и гаснуть: вот блаженство, вот одна мечта моя, одно блаженство!»

*- Андри, замолчи. Поднимись! – я потянула его за руку. – И никому моё сердце не отдано! Если тебе станет от этого легче, то ты уже четвёртый, кто без меня «жить не может»! А мне самой это чувство не ведомо. Да, я никого не люблю. Хочется верить, что у меня всё впереди, но пока… Пока мне только остаётся верить в ту сказочку, о которой мы поём со сцены, - честно сказала я.

*- Неужели это правда? – он присел на край дивана.

*- Да, я, действительно, бездушный человек. Но я довольно успешно играю роль любящей супруги…

*- Тогда позволь мне подарить тебе это чувство! Я научу тебя любить и жить во имя любви, - Андри взял мои руки в свои. – Разреши мне хотя бы попытаться, - он приблизил своё лицо к моему. Я видела, каким огнём горели его глаза (он явно не отдавал отчёт ни своим словам, ни поступкам!). Он зажал меня в угол дивана, а я не знала, как реагировать! Давать волю не хотелось, но в то же время я ему верила – я не могла сделать ему больно!

*- Андри, - я всё же попыталась его остановить.

*- Не говори ничего, - он закрыл мне рот рукой. – Первое правило любви: не надо лишних слов – пусть говорят только чувства, ведь они не умеют обманывать.

Он медленно приблизил своё лицо и легко коснулся губами моих губ. Поцелуй рождался, как заря: медленно, несмело, но постепенно набирая силу и вступая во власть.

/можно обманывать кого угодно, но так меня ещё никто не целовал! один поцелуй смог пробрать меня до костей. я потеряла ощущение реальности…/

Когда его губы перешли на мою шею, сознание вернулось ко мне и забило тревогу.

*- Андри, пожалуйста, не надо! – взмолилась я.

*- Теперь уже нет пути назад!

*- Умоляю! Ради Саши, ради нашего ребёнка! – я воспользовалась последним аргументом, который мог вернуть его в здравый смысл.

И это подействовало: он замер, осознавая мои слова.

Воспользовавшись моментом, я быстро высвободилась и успела закрыться в спальне.

*- Александр?.. – повторил Андри, пока его сознание не вернулось окончательно. – Madonna! Что же я делаю?! Анна Мария! – только сейчас он заметил, что меня нет рядом.

Быстрыми шагами он подошёл к запертой двери спальни и легко постучал.

*- Анна Мария! Ты меня слышишь? – я хоть и слышала (и даже слушала), но ничего не ответила. – Наверное, я теперь даже права не имею с тобой разговаривать… Но я уверен, что ты меня слышишь. Умоляю, выслушай меня, прими моё покаяние!

*- Прости! – он начал свою исповедь. – Прости мне эту пошлую, грубую и бездумную выходку! Не смею оправдываться, но попробую хотя бы объяснить, хотя и понимаю, что тебе это ни к чему… Анна Мария! Это был порыв страсти, который я, к сожалению, не смог сдержать. Мы так много времени провели сегодня вместе… А тут ещё «Онегин»! Я так проникся, я запутался, я перепутал реальность с воображаемым. А мои чувства реальны! В последнее время я был вынужден прятать их за маской образа, а сегодня я забылся… Прости! Догадываюсь, что ты чувствуешь… Спасибо, что остановила меня. Я и не думал предавать Александра, тебя и даже себя самого. Я обещаю!.. Нет, даже клянусь! Никогда больше я не позволю себе ничего подобного! Надеюсь, ты мне веришь… И сможешь простить… - он замолчал.

Встав, он окинул взглядом дверь, словно желая сказать ещё что-нибудь, но не решился и быстрым шагом подошёл к входной двери. Остановившись в нерешительности, он глубоко вздохнул и вышел.

 

Зайдя в свой номер, Андри прямо в коридоре упал на колени и, сжимая голову руками, беззвучно зарыдал.

«Что же я наделал?! Как это могло произойти?! Что со мной творится?!» - мысли сменяли одна другую, но ответа на его вопросы не было…

*- Она меня не простит, - вслух произнёс он и, поднявшись, прошёл в гостиную.

Взяв со стола нож для льда, он поднёс его к запястью руки. Но, едва коснувшись кожи, выпустил его из рук.

*- Прости меня! Я не могу! – воскликнул он и, упав на диван, прорыдал несколько часов, заснув от изнеможения уже глубокой ночью.

 

…Я сидела возле окна на полу, с трудом сдерживаясь от рыданий. Безусловно, я слышала всё, что сказал Андри. И я ему верила!

Мне самой не раз приходилось переживать «вживание» в образ, когда эмоции персонажа переносятся в реальную жизнь.

/по большому счёту, именно на этом и были построены наши взаимоотношения с N/

Я не могла его винить. Кроме меня самой вину в данной ситуации больше ни на кого нельзя было возложить. Наверное, это был первый раз, когда я это осознала с такой болезненностью. Первый раз, когда я видела столь явные страдания человека – и мне это было не безразлично!

К Марчи у меня такой жалости не могло возникнуть. Это было совершено другое… Он, возможно, даже не догадывался о таких страданиях, которые переживал Андри!

- Что мне делать? – вслух проговорила я, словно ожидая ответа из ниоткуда.

- Что мне делать?! – повторила я, уже крикнув в исступлении, и горько зарыдала, уткнувшись лицом в колени.

Через какое-то время раздался звонок в дверь.

Я была уверена, что это Андри, и даже не пошевельнулась.

Звонок повторился, переходя в набат со стуком кулаками.

«Значит, точно не он», - убедилась я и, отерев слёзы, подошла к двери.

Широко и резко открыв её, я увидела на пороге Марчи, облокотившегося о стену и держащего руку на звонке.

*- Ну, наконец-то, дорогая! – он вошёл и запер дверь. – Я уже начал волноваться. Почему ты так долго не открывала? – он прижал меня к стене и хотел поцеловать, но я оттолкнула его и прошла в гостиную.

*- Можешь объяснить? – он прошёл за мной.

*- Оставь меня, пожалуйста. Я хочу побыть одна, - я попыталась говорить корректно.

*- Я тебя не узнаю, - он сел рядом и хотел обнять меня, но я снова вывернулась и встала.

*- Я уже попросила тебя! – я повысила голос. – Ты плохо слышишь, или я непонятно выражаюсь? Если тебе нечего мне сказать, будь добр – выметайся! Я не хочу никого видеть!

*- Можешь толком сказать, что произошло? – он подошёл ко мне и сжал мои плечи так, чтобы на этот раз я не вырвалась. – Я не уйду, пока не узнаю, что с тобой происходит.

*- А ничего особенного! – я со всей силы оттолкнула его. От неожиданности он отшатнулся на несколько шагов. – У меня муж при смерти!

*- Прости, конечно, - после небольшой паузы заговорил Марчи. – Но так ему и надо. Бог его покарал за то, как он с тобой обращался.

*- Да как ты смеешь?! – я резко повернулась к нему, замахнувшись, чтобы ударить.

Но он успел поймать мою руку и прижал меня к себе:

*- Смею, детка. Я в этой истории не сторонний наблюдатель.

От резкого движения меня пронзила боль в животе, и я почти сразу потеряла возможность дать отпор – силы на глазах покинули меня, а нарастающая боль окончательно сковала.

*- Он больше не сможет тебя обидеть. Теперь я тебя к нему не подпущу, - он хотел меня поцеловать, но и на этот раз мне удалось увернуться. И я решила воспользоваться последним аргументом:

*- Я жду от него ребёнка!

Мне показалось, что и на этот раз это сработало, но как же я ошиблась!

*- Как ты могла?!- прокричал Марчи, изменившись в лице.

*- Он мой муж! – твёрдо ответила я и, не желая вступать в дискуссию, хотела снова укрыться в спальне, которая уже столько раз в жизни служила мне убежищем.

Но не на этот раз! Марчи успел удержать дверь ногой и, резко толкнув, вошёл за мной. От силы толчка я упала на пол. Происходящее плохо укладывалось у меня в голове. Хотя после случая с Сашей, меня уже трудно было удивить. Просто с трудом верилось, что подобное может повторится в том же месте и спустя всего месяц!

*- Va! – крикнула я и, поднявшись, попятилась назад. Но он меня не слышал.

*- Я хотел подарить тебе свою любовь, свою жизнь! Я поверил, что ты скоро разведёшься, и мы навсегда будем вместе, - он медленно подходил. – А что сделала ты? Как ты могла?! Ты предала меня! Предала нашу любовь!

*- Спустись с небес! – я не собиралась сдаваться. – Я никогда ничего тебе не обещала! Всё это ты сам придумал! И поверил в свою сказочку. И не было между нами ничего, кроме обычной театральной интрижки! – дальше пятиться было некуда – за моей спиной была стена.

*- Как ты жестока! – он расставил руки по бокам от моей головы. – Как ты можешь топтать то, на что я молюсь?!

*- Ну, и молись, Христа ради! Я тебе не мешаю! Только не решай ничего за меня! – теперь оттолкнуть его я не смогла… (уже и сил не было…)

*- Я тебя не отпущу! – прошептал он и схватил меня за горло.

В моих глазах в этот момент можно было прочитать только одно – ужас.

Я пыталась разжать его пальцы, но он цепко держал меня.

*- Если ты не будешь принадлежать мне, ты не будешь принадлежать никому! – проговорил он. – Но я готов дать тебе ещё один шанс, - он разжал пальцы, и я чуть не упала – голова кружилась, ноги подкашивались.

Марчи подхватил меня на руки и уложил на кровать.

*- Ты так прекрасна, когда беспомощна, - с улыбкой проговорил он, гладя меня по щеке. – Женщина должна быть слабой.

*- Va! – прохрипела я и хотела убрать его руку.

Но он сильно ударил меня по лицу.

*- Я сам решу, когда мне уйти! Не будь дурой!

Я держала его взгляд.

*- Я рад, что ты меня понимаешь. Я дам тебе время до завтра. Поверь, нам будет хорошо вместе. Я сделаю тебя самой счастливой женщиной в мире, - он приблизил своё лицо и довольно нежно поцеловал меня. На этот раз сопротивляться желания не возникло…

*- Умница, - он улыбнулся. – Спокойной ночи, любовь моя, - с этими словами он покинул мой номер.

Только спустя несколько минут я смогла выйти из того коматозного состояния, в котором пребывала. Я резко встала и начала быстрыми шагами ходить из угла в угол. Мне с трудом верилось в произошедшее. Но с фактами не поспоришь.

Это оказалось пострашнее всего, что было раньше! С этим я точно не знала, что делать.

В принципе, выход был один – немедленно уехать в Москву или даже лучше к родителям.

Но я бы никогда не сбежала, поджав хвост. И никогда бы не пропустила премьеру по такой причине!

«Я спою этого «Онегина», чего бы это мне не стоило! - твёрдо решила я. – Он всего лишь человек, и как заметил Саша, я вполне могу с ним справиться. Просто сегодня я была не готова. Меня расстроил случай с Андри, и я раскисла. Я могу дать ему отпор, я это знаю. Всё будет хорошо!..»

Я полночи придумывала оправдания тому, что остаюсь. И мне почти удалось себя убедить, что ничего страшного не произошло и не происходит!

Выпив несколько таблеток снотворного, я смола забыться беспокойным сном…

 

ГЛАВА 56.

 

Проснулась я рано – в половину шестого. Меня снова одолевали кошмары…

Оставаться в номере я не могла – здесь всё давило и напоминало о вчерашнем дне. И я, одевшись попроще, решила поехать в театр. Конечно, и там мне было нечего делать. Но там как-то свободнее дышалось – коллективное преобладало над личностным.

 

Выйдя их номера, я даже не успела закрыть дверь – в конце коридора я заметила Андри, который закрывал свой номер. Рядом с ним стояло два чемодана.

*- Андри? – я подошла к нему. Он испугался, никак не ожидая увидеть меня в столь раннее время. – Что случилось? Куда ты едешь?

*- Доброе утро, - он опустил голову, но не ответил.

*- Доброе. Почему ты уезжаешь? Что такого важного произошло, что ты готов бросить премьеру? – я не отпустила бы его, не узнав.

*- Прости. Я не могу остаться, - он глубоко вздохнул.

*- Давай зайдём в номер.

*- Я должен ехать, - сопротивлялся он не очень усиленно.

*- Так, дай мне ключ, - я сама забрала его из рук итальянца и открыла дверь номера. – Заноси вещи.

*- Анна Мария!

*- Я могу и сама, - я взяла его чемоданы, но он тут же вырвал их из моих рук и сам занёс в номер.

*- А теперь рассказывай, - я зашла и закрыла дверь.

*- Я уверен, что ты никогда не простишь мне вчерашнюю выходку. Я не могу оставаться в Петербурге, жить и работать рядом с тобой, зная, что ты меня ненавидишь! – объяснил он, подняв на мгновение глаза и тут же опустив их.

*- Что за глупости! – усмехнулась я. – Да как я могу тебя ненавидеть?! Да и прощать мне тебе нечего – я сама вела себя не правильно и спровоцировала тебя. Так что не делай глупостей и не бери на себя всю вину!

*- Ты, правда, меня простила? – он удивлённо посмотрел на меня.

*- Я же тебе говорю: здесь нет твоей вины. По крайней мере, не больше, чем моей собственной, - я прошла в гостиную. – Если бы ты знал, что произошло, когда ты ушёл, ты бы в раз забыл все свои переживания, - почему-то сказала я. И тут же осеклась – наверное, не стоило ему это говорить…

*- А что произошло, когда я ушёл? – он прошёл вслед за мной.

*- Ладно, проехали. Мне не стоило начинать этот разговор, - сказав это, я поняла, что очень хочу хоть кому-нибудь рассказать обо всём. И желательно, чтобы этим «кем-нибудь» оказался такой понимающий и добрый человек, как Андри.

*- Уж коль начала – расскажи! – он проявил удивительную настойчивость.

*- Только если ты пообещаешь остаться и не делать глупостей! – я решила использовать это себе же на корысть.

*- Конечно! Если ты не держишь на меня зла, я с радостью останусь! – он улыбнулся.

*- Спасибо!

*- А теперь – рассказывай.

*- Тебе будет неприятно это слышать, - я всё же ещё надеялась, что он не захочет слушать.

*- Это не имеет значения. Говори! – лицо его стало серьёзным.

*- Только сразу прости меня за то, что услышишь, - я отвернулась и отошла к окну.

Выждав небольшую паузу, я начала:

*- Вечером, когда ты ушёл, ко мне зашёл Марчи, - Андри насторожился. – Он начал приставать ко мне. Я просила его уйти, но он меня не слушал, - я замолчала.

*- Что он сделал? – Андри развернул меня за плечи.

*- Ничего такого, - я хотела отойти, но он меня удержал.

Андри поднял вуаль моей шляпки, чтобы увидеть мои глаза – и только теперь заметил синяк на моём лице.

*- Расскажи мне всё, - попросил он.

*- В общем-то, это и есть всё, - теперь уже я опустила глаза.

*- Он тебя…

*- Нет, - я его поняла. – Когда я сказала, что жду ребёнка от Саши, его словно подменили. Он сказал, что у меня есть время до завтра обо всём подумать.

*- О чём? – не совсем понял Андри.

*- Буду ли я с ним.

Я постояла так ещё какое-то время и вдруг, неожиданно даже для себя, крепко обняла его.

*- Андри, помоги мне! Он же не смирится с тем, что я ему отказала. Мне показалось, что он помешался. Он сказал, что если я не буду с ним, я не буду принадлежать никому. Он чуть не задушил меня!

*- Madonna! – тихо воскликнул он. – Он всегда был собственником и никогда не мирился, если не может чем-то обладать.

*- И что он обычно делал?

*- Уничтожал эту вещь…

*- Андри! Я боюсь! – я крепче прижалась к нему. – Помоги мне!

*- Я не брошу тебя, он ничего не сможет сделать, - он гладил меня по голове. – Но не думаю, что имеет смысл говорить сейчас с ним – это может только разозлить его. Я буду рядом, не бойся. А где твоя охрана?

*- В Москве, я не думала, что они могут мне здесь пригодиться…

*- Да, кто бы мог подумать, - он вздохнул. – Всё будет хорошо, только не волнуйся.

*- Постараюсь, - я отошла на шаг. – Спасибо тебе. Не знаю, чтобы я делала без тебя. И Саша так некстати уехал. Будь проклята эта Америка! Почему всё сразу?!

*- Не думай об этом! Не накручивай себя. Ты ведь всё равно не можешь ничего изменить.

*- Ты прав, - я взяла себя в руки. – Тогда поехали в театр. Всё равно ведь не спим. Заодно и закончим то, что вчера не успели.

*- Ты чудо! – тихо проговорил он с мягкой улыбкой на устах. – Поехали!

К вечеру мои страхи немного развеялись. Я уже почти не думала о себе – меня волновала только предстоящая постановка (хотя лично для меня это была не просто рядовая партия, а так, не более, чем для распевки – просто я всегда очень серьёзно относилась к работе в целом, и к опере в частности).

За два часа до спектакля я закрылась в своей гримёрке, не желая сталкиваться с Марчи.

Мысль о том, что почти весь спектакль мне предстоит провести в его «обществе» немного меня пугала. Но я знала, что на сцене он ничего не может себе позволить. Поэтому больше пугало то, что я должна сидеть здесь до конца спектакля и выйти на финальный поклон.

Довольно большими усилиями воли мне удалось выкинуть из своей головы все мысли, не касающиеся спектакля. Однако стоило мне открыть дверь, перед выходом на сцену, как все усилия пошли прахом.

 

Марчи, поджидавший в коридоре, сразу обнял меня за талию и сопровождал до самой сцены.

*- Ты не хочешь меня видеть? Или просто настраивалась на образ?

*- Настраивалась на образ, - сухо ответила я.

*- Я так и подумал. Я должен извиниться за вчерашнее. Я был немного грубоват, - он усмехнулся.

*- Немного? – я остановилась. – Не будь бы на мне три сантиметра грима, ты бы увидел, насколько это было немного!

*- Хорошо, дорогая. Признаю, я вчера был весьма груб, - он обнял меня крепче. – Но ты должна простить меня – я просто не смог справиться со своими эмоциями.

*- Отпусти меня! – сквозь зубы процедила я.

*- Только после прощения!

*- Не дождёшься! – я хотела его ударить, но он снова поймал мою руку.

*- Не стоит, любимая, - он завёл её мне за спину и страстно поцеловал. – А я был вчера не прав – в гневе ты ещё прекраснее!

- Косицына! Где тебя носит?! – голос, позвавший меня на сцену, прервал нашу сцену.

Марчи моментально отпустил меня.

*- Удачного нам спектакля! – он улыбнулся. – А разговор закончим после него, - и направился к своей гримёрке.

Я, быстро поправив платье, заняла своё место на сцене под уже звучащее вступление. И с этой секунды всё, что касалось личной жизни Косицыной осталось за кулисами. Я всегда умела абстрагироваться от реальности и жить ролью (меня никогда нельзя было обвинить в халтуре на сцене!).

Однако не могу сказать, что в спектакле не было моментов, провоцирующих меня на «выпадение» из роли (например, сцены с Ленским, когда Марчи начинал перегибать палку или говорить несусветную чушь в тех сценах, где нас никто не мог услышать). Но я стойко продержалась до конца второго действия, где честно «упала в обморок».

На этом моя роль заканчивалась. И едва опустился занавес, я, как пришпареная, вскочила и бросилась в свою гримёрку (словно она могла меня от чего-то уберечь…).

Хотя как раз в это время я бы ну никак не пересеклась с Марчи – ведь следующая сцена – целиком его!

Как бы мне не хотелось сбежать, я была вынуждена сидеть до конца спектакля.

Когда пришло время выходить на поклон, я еле справилась с эмоциями. Открыв дрожащими руками дверь, я была уже морально готова увидеть Марчи.

*- Ты меня избегаешь? – и всё равно его появление было малоприятно.

*- Ты себе льстишь, - я, не взглянув на него, направилась к сцене.

*- Значит, ты меня не боишься? – он, взяв меня за руку, остановил и посмотрел в глаза.

*- А должна?

*- Конечно, нет! – Марчи улыбнулся. – Пошли, пошли, - и, обняв меня за плечи, снова пошёл к сцене.

*- Ну, если все недоразумения решены, - продолжил он. – Я думаю, ты можешь ответить на мой вчерашний вопрос.

*- Мой ответ тот же. Я жду ребёнка от своего мужа и намерена остаться с ним, - твёрдо ответила я.

*- А если он не выживет?

*- Выживет, не волнуйся.

*- Что ж, ты меня разочаровала, - он резко остановился. – Подумай хорошо. С ним у тебя никакого будущего. Он чуть не убил тебя. Сейчас у тебя есть блестящая возможность уйти от него без вреда для своего здоровья. Я тебя не дам в обиду – он не сможет отомстить, мы сразу же уедем в Италию.

- «…я тверда останусь», - ответила я известной ему цитатой. *- У меня здесь дети. Я их не брошу.

*- Только не надо детьми прикрываться, - усмехнулся он. – Это не в твою пользу.

*- Я тебе уже ответила, и решение своё менять не буду, - жёстко отрезала я и вышла на сцену.

Было весьма неприятно брать его за руку и улыбаться перед зрителем, как ни в чём не бывало. Но на то мы и артисты!

Едва мы ушли за кулисы, как я попыталась снова укрыться у себя в гримёрке. Но на этот раз Марчи меня нагнал довольно быстро.

*- Куда же ты? Мы ещё не договорили! – он прижал меня к стене, больно сжимая запястья рук и жадно глядя на мою часто поднимающуюся от волнения и бега грудь.

*- Я хотела переодеться, - правду я сказать не могла! – Платье очень дорогое, да и неудобное.

*- А мне показалось, что ты хочешь спрятаться от меня. Мы ведь уже договорились, что ты меня не боишься? – взгляд его был страшен!

*- Конечно, не боюсь, - я попыталась улыбнуться. – Просто эта одежда не самая подходящая, - я провела рукой по его груди (с трудом сдерживая дрожь).

*- Согласен, - он взял мою руку и поднёс её к своим губам.

*- Так я пойду? – я медленно отходила.

*- Конечно. Надеюсь, ты меня не обманешь? Я этого не люблю, - в его глазах снова блеснул демонический огонёк.

*- Ну, что ты!

*- Отлично. Я сам зайду к тебе, - он развернулся и пошёл к себе.

Я не могла поверить своему счастью! Мне удалось от него отделаться! И, окрылённая успехом, я допустила очень грубую ошибку. Мне бы следовало прямо в костюме бежать на улицу, сесть в свой джип и ехать, если и не в Москву сразу, то хотя бы в аэропорт! А я пошла, как ни в чём не бывало, к себе в гримёрку – переодеваться!

Я успела только снять грим и платье, когда в дверь постучали (а я её на радостях даже закрыть забыла!). Я не могла поверить, что это Он!

*- Я переодеваюсь! – зачем-то крикнула я.

Дверь приоткрылась. Я резко схватила халат и наскоро завязала пояс.

- Я же сказала, что… переодеваюсь, - облегчённо закончила я, увидев «гостя».

- Прости, я думал, мне можно, - N остановился в нерешительности.

- Конечно, можно. Только закрой дверь, а то ещё кто-нибудь решит, что ему тоже можно.

N сделал. о чём я просила, и подошёл ко мне.

- Ты была восхитительна! Почему ты никогда не пела Ольгу в Большом? – он обнял меня.

- Потому что если бы я уступила кому-нибудь Татьяну хоть раз, меня моментально вычеркнули бы из прим. Ведущими партиями не разбрасываются – это самоубийству подобно.

- Я люблю тебя! – тихо сказал он и нежно поцеловал меня. Его руки развязывали мой пояс.

- N, не надо, – я высвободилась и снова завязала его.

- Что с тобой? – он удивился. – Ты не соскучилась?

- Не в этом дело, - я вздохнула. – Всё намного сложнее.

- Не хочешь поделиться?

- Ты меня возненавидишь! – я посмотрела на него с мольбой во взгляде.

- В этом мире нет ничего такого, за что я мог бы тебя возненавидеть! Я не хочу, чтобы между нами что-то стояло!

- Хорошо. Только пообещай, что не будешь на меня кричать.

- Господи! Да что же произошло?! Я клянусь, что не повышу голоса! – испугался он.

- Я жду от Саши ребёнка, - наконец, сказала я, глубоко вздохнув.

- Как?! – после непродолжительной паузы воскликнул он. – Так вы не разводитесь?!

- Нет. Да пока это и невозможно. Он сейчас лежит при смерти в Штатах.

- Нет! – крикнул N и сел, закрыв лицо руками. – Я так ждал вашего развода! Я был уверен, что весь этот кошмар, наконец, закончится. Я же подал на развод!

- N! – я села рядом и положила руку ему на спину. – Прости меня! Ну, хочешь… - на секунду я задумалась, что бы предложить, - хочешь, я сделаю аборт?

- Никогда! – он резко поднял на меня глаза. – Чтобы я стал причиной смерти невинного ребёнка?! Как ты могла такое сказать?!

- Прости! Я просто не знаю, чем могу загладить свою вину. Я же тебе всю жизнь разрушила! Но пойми меня, я не могла сопротивляться Саше. После того, что здесь произошло, я так его боялась!..

- Подожди, - N перебил меня. – А что здесь произошло?

- Ты до сих пор ничего не знаешь?! – не поверила я. Я была уверена, что эта история уже облетела весь мир и обросла порядочной бородой. В наше время просто невозможно скрыть такое от общественности.

- Ничего такого, за что ты могла бы начать его бояться. Сколько я тебя знаю, в лучшем случае ты его жалела… Но чтобы бояться!..

- Ну, тогда ты, конечно, ничего не поймёшь!

Он взглядом попросил рассказать.

- Только позволь, я сначала оденусь. Здесь прохладно, - я отошла к ширме.

- Конечно, прости. Мне выйти?

- Зачем? – не поняла я.

В этот момент в дверь постучали.

*- Кто? – больше для вида спросила я.

*- Андрелло. Я могу зайти?

*- Да, зайди, - я кивком головы попросила N открыть.

- N? – Андри удивился, увидев его. Но руки друг другу они пожали.

*- Анна Мария, я хотел проводить тебя в гостиницу.

*- Спасибо, - я подошла к нему. – Я очень тебе благодарна. Но, видимо, сегодня в этом нет необходимости.

*- Я рад, что ты не одна, - он был холоден (ревновал?). – Я тебе сегодня больше не нужен?

*- Нет, спасибо. Прости, если заставила ждать.

*- Всё хорошо. Спасибо за отличный спектакль, - он поцеловал мою руку. – Доброй ночи.

*- Доброй ночи. Ещё раз спасибо, - я улыбнулась, но его это не «растопило».

- N, - они снова пожали друг другу руки и распрощались.

Когда он ушёл, N снова запер дверь. Я переоделась, и начала свой довольно драматический рассказ.

- Началось всё ещё в Москве, в тот день, когда я помирилась с Санычем…

Я рассказала ему всё, как было, со всеми подробностями (как психоаналитику или священнику!).

По мере того, как события, о которых я рассказывала, обострялись и усложнялись, я словно ещё раз пережила всё это! Закончила я в очень нервном и болезненном состоянии.

- Да, - вздохнул N после довольно продолжительной паузы. – Теперь я понимаю, почему ты забеременела.

- Да Бог с ней, с этой беременностью! – воскликнула я. – Что мне делать с Марчелло?!

- Даже не знаю… Понимаешь…

- Знаю, - я перебила его. – Знаю, что я сама виновата! Но неужели я ещё не заплатила за эту легкомысленность?

- Не нам судить, - вздохнул он и встал. – Зря ты делаешь из этого такую трагедию. Ну, переспит он с тобой раз - другой, да другую найдёт.

- N! – удивилась я. – Да что ты такое говоришь?!

- Ты слишком утрируешь свою идейную верность мужу, - сухо заметил он.

- Да при чём здесь это?! Ты хоть представляешь, что может произойти, если он, как ты выразился, переспит со мной раз - другой?! Фридельман сказал, что для меня опасны малейшие отклонения в питании. Я же просто потеряю ребёнка! Почему он должен расплачиваться за мои ошибки?! – я смотрела на него и поражалась, почему он не понимает!

- Да, конечно, прости, я как-то не подумал… - как бы между прочим проговорил он и отвернулся к окну. – Но что я-то могу сделать?

- Не бросай меня! – воскликнула я, и во мне словно что-то оборвалось. Я подбежала к нему и, упав на колени, обняла его ноги. – Не уезжай!

- Насколько я понял, этого баритона, Моррези, кажется, ты просила о том же. Так зачем тебе я? – он не повернулся.

- Я же не знала, что ты приедешь! А по большому счёту, так он сам чуть меня не изнасиловал!

- А я чем лучше?! – он усмехнулся. – Я не могу сделать то же самое?

- N! – я в ужасе посмотрела на него и, поднявшись по стене, попятилась к выходу. – Уж лучше я к нему пойду – он хоть не обманывает! Как ты мог?! Я тебе верила! Я боюсь тебя!

- Анечка, - он остановил меня, когда я уже почти вышла. – Постой. Прости меня. Не знаю, почему я это сказал – не знаю, что на меня нашло. Я клянусь тебе, что никогда не причиню ни физической, ни душевной боли. А если я не сдержу слово – можешь презирать и ненавидеть меня всю жизнь, можешь ударить меня. Я и сам не смогу с этим жить! Прости! – он встал на колени и поцеловал мои руки.

Я, съехав по стене, села на пол и зарыдала – сил сдерживать истерику больше не было…

N обнял меня и, взяв на руки, усадил на кровать, сев рядом.

- Прости меня. Я не хотел причинить тебе боль. Я прямо голову потерял! – крепко обняв, он гладил меня по голове.

- Пожалуйста, не уезжай!

- Как бы я ни хотел остаться – не могу! У меня послезавтра концерт в Берлине…

- Отменить или перенести никак нельзя? – с надеждой спросила я.

- Боюсь, не получится. Мы его и так уже три раза переносили из-за возникших проблем с продюсером.

Я промолчала.

- Знаешь что, - вдруг сказал он. – Я оставлю тебе своих охранников. Мне они пока без надобности – за мной уже толпы фанатов не бегают. А положиться на них можешь, как на себя саму. Я за них головой отвечаю: если понадобиться, они могут и на сцене замаскироваться.

- Правда? – не поверила я и посмотрела на него.

- Конечно, без проблем.

- Спасибо, - тихо вздохнула я и снова обняла его.

 

- Дорогая, мне очень жаль, но я должен ехать, - проговорил он через минуту, посмотрев на часы.

- Ты меня оставишь? – не поверила я.

- У меня самолёт… Я спущусь вниз и предупрежу охрану – они тебя дождутся и будут сопровождать до тех пор, пока тебе это будет нужно, - он встал.

- А если он ещё здесь?

- Это нелогично. Ему нет смысла ждать тебя здесь. Уже ночь – в театре никого не осталось. Он будет ждать тебя в гостинице – а там ты будешь под защитой.

- И всё равно, я боюсь, - я подошла и снова обняла его, не желая отпускать.

- Не стоит. Всё будет хорошо. Ты ведь сильная и смелая, - N подбадривающее улыбнулся. – А теперь, извини, я долен идти.

- Конечно, прости, что задержала, - я нехотя отошла. – Спасибо тебе за всё.

- Моя жизнь не имела бы смысла без тебя, любовь моя, - он поцеловал меня.

- Удачи в Берлине!

- Спасибо! Я позвоню завтра. Всё будет хорошо. Доброй ночи, - он ещё раз коротко поцеловал меня и вышел.

Закрыв за ним дверь, я почувствовала, что стала намного спокойнее. Страх и вправду ушёл.

Собрав вещи и уложив волосы, я уже подошла к двери, чтобы уйти, как она резко растворилась. На пороге стоял Марчи…

*- Наконец, ты освободилась, - он улыбнулся и зашёл, закрыв дверь на ключ и убрав его в карман.

Я не смогла ничего ответить от неожиданности и ужаса.

*- Спасибо, что дождалась. Как я и обещал – на этот раз нам никто не помешает, - он хотел подойти ко мне, но я пятилась.

*- Почему ты всё время норовишь уйти? Ты ведь сказала, что не боишься меня.

*- Я также сказала, что не имею ни малейшего желания заниматься с тобой сексом, - зло бросила я.

*- Будем считать, что я этого не слышал, - он схватил меня за руку и притянул к себе. – Видишь ли, я не хочу причинять тебе боль. Но ты вынуждаешь меня на это!

*- Я боюсь своего мужа! – вдруг я начала выкручиваться самым неожиданным для себя образом (ложь тогда была мне крайне не свойственна).

*- Он не сможет ничего сделать. Мы уедем ещё до того, как он вернётся, - Марчи обнял меня.

*- А как же мои дети? – я не вырывалась – пока у меня ещё не было точно плана.

*- Как установит суд. А если твой муж их отсудит – мы найдём способ навещать их. И потом, у нас будет много своих ребятишек, - он улыбнулся и провёл рукой по моим волосам.

*- Ну, а если…

*- Хватит, - он поцеловал меня, не дав договорить. – Не будем больше вспоминать твоего мужа. Я хочу, чтобы нас было только двое, - прижав одной рукой мою голову, другой он начал расстёгивать моё платье.

*- Подожди, - я вывернулась и быстро застегнулась.

*- Что-то не так? – он смотрел на меня с прищуром, пытаясь вскрыть обман.

*- Я не могу! Я никогда не изменяла мужу… - я говорила всё, что приходило в голову. Не знаю, на что я надеялась… Просто хотелось отсрочить страшную минуту, или я ждала спасения «из вне»? А может, просто рефлекс самовыживания сработал…

*- Всё бывает когда-нибудь впервые, - он усмехнулся и, подхватив меня на руки, уложил на кровать. – В этом нет ничего страшного. Можешь мне довериться.

Вдруг весьма неожиданно из моих глаз потекли слёзы (то ли очередная пробоина нервной системы, то ли ещё один защитный механизм организма?)!

*- О, нет, только не это! Дорогая, не плачь! – он поцеловал мои глаза. – Я не выношу женских слёз! Пожалуйста! – он начал целовать моё лицо, медленно опускаясь на шею…

«Ну, нет, без боя ты меня не возьмёшь! – твёрдо решила я. – Косицына никогда не сдаётся!»

И я со всей имевшееся во мне силой оттолкнула его и попыталась встать.

*- Это было глупо, - он успел схватить меня за руку и, снова бросив на кровать, сжал их обе. – Этого я и боялся. У тебя слишком много энергии, и ты не умеешь ею пользоваться. Прости, но ты меня вынудила на крайнюю меру, - зажав мои руки в одной своей, Марчелло достал из кармана наручники (судя по всему, купленные в первом попавшемся «сувенирном» киоске) и, продев затем мои руки между досок изголовья кровати, надел их на меня.

*- Что ты делаешь?! Мне же больно! – я попыталась хоть таким образом подействовать на него, но это было уже невозможно.

Я попыталась кричать и отбиваться ногами, но на это он только заклеил мне рот скотчем, а ноги зажал своими ногами.

*- Дорогая, ты ведёшь себя крайне неблагоразумно. Твои крики всё равно никто не услышит – в театре кроме нас никого нет.

Я сопротивлялась до последнего. И лишь только когда силы окончательно меня покинули, а лицо было покрыто синяками, Марчи смог взять моё почти бессознательное тело…

 

*- Я восхищён! – проговорил он некоторое время спустя. – Склоняю голову перед твоей волей. Даже не знаю, чтобы было, будь ты мужчиной!.. Да, прости, забыл, - он наклонился и убрал скотч с моего лица.

*- Подонок! – тихо, но весомо проговорила я. – Будь бы я мужчиной, тебя бы уже не было в живых!

*- Будь бы ты мужчиной, ничего этого не было бы. Я же не голубой! – он улыбнулся. – Мы почти закончили, остался один лёгкий штрих. Надеюсь, ты не будешь кричать? Я бы не хотел снова заклеивать тебе рот – это жестоко!

Я не ответила и отвернулась к стене.

*- Будет немного больно. Но после того, с чем мне пришлось сегодня столкнуться, не думаю, что это для тебя составит проблему, - он достал из кармана пиджака небольшой складной нож.

*- Что ты намерен делать? – я невольно попыталась хоть как-нибудь увернуться от него. Мне почему-то показалось, что, получив желаемое, он либо отпустит меня, либо … убьёт…

*- Не бойся, это чистая формальность. Это не очень больно, - он положил левую руку мне на грудь. – Только не дёргайся.

Не кричать было невозможно! При помощи ножа он начертал у меня на груди свои инициалы. Это было семейное клеймо Матаделли, которое Марчелло ставил на всех вещах, которые принадлежали ему…

Он выбрал самый надёжный способ – избавиться от такого «украшения» я бы смогла только при помощи пересадки кожи – на мне и ссадины-то никогда не заживали!

Так громко я ещё никогда не кричала. А я-то думала, что сил у меня не осталось! Своды театра точно содрогнулись от моего вопля. Но на этот раз Марчи сделал вид, что даже не заметил этого…

Облизав окровавленный нож, он жадно впился в мои губы…

 

… N, неспешно подойдя к ожидавшей его машине, подозвал своих охранников.

- Слава, Стас. Вы останетесь здесь. У госпожи Косицыной возникли некоторые затруднения, и вы будете охранять её до тех пор, пока она будет нуждаться в ваших услугах, - проговорил он.

- Ясно. А где её муж? Он не посчитает нас вредоносным элементом? – решил пошутить Стас.

- Он не скоро здесь появится, не бойся.

- А как же Вы сами-то?

- Со мной Игорь останется. Кстати, где он? – N обернулся.

- Да ходит где-то, - бросил один из парней. – Весь день ведь за рулём.

- Ладно. Не опоздать бы, - N снова посмотрел на часы.

- Не опоздаете. Это ж Ваш самолёт, - Стас добродушно улыбнулся.

- По поводу языков! – заметил тот. – Хорошо, что сказал. При Анне Марии чтобы были немыми и бесполыми существами! Если не её муж, то я собственноручно вас четвертую. Всё ясно?

- Ясно, шеф, как скажете.

- Да где его носит?! – нервно воскликнул N, имея в виду водителя Игоря.

Минут через десять тот объявился.

- Если бы у меня было лишнее время, я бы прямо сейчас тебя придушил! – сквозь зубы проговорил N, открыв дверцу машины.

- Простите, N, - Игорь не спешил садиться за руль. – Вы ничего не слышали?

- Ты о чём? – не понял тот и посмотрел на своих охранников – те пожали плечами.

- Я совершенно отчётливо слышал, как кто-то кричал. Могу поклясться, это было в театре, - он окинул взглядом мрачное тёмное здание театра.

- Давно?

- Пару минут назад. Такой леденящий душу вопль…

- С какой стороны? – в голове N уже зародились плохие подозрения.

- С левого крыла. Мне показалось, там горел свет в одном окне.

- Анна Мария! – прошептал N, окончательно убедившийся в верности своих догадок. – Стас, Слава, за мной, быстро, - и бросился к входу.

Охранники, не задумываясь (это вообще не свойственно охранникам), побежали за хозяином, а водитель, глубоко вздохнув, уселся на капоте машины.

 

…Убедившись, что дверь моей гримёрки закрыта, N отошёл в сторону и приказал ребятам выламывать её. С этой задачей они справились быстро.

Но было уже слишком поздно!..

Марчи уже сделал всё, что хотел, и теперь сидел на подоконнике растворенного окна и… смотрел на звёзды!!!

Когда в гримёрку ворвались люди, он лишь повернул лицо к двери и удивлённо приподнял бровь!

- Берите его и – в коридор! – приказал N, сразу подойдя ко мне.

Я была в сознании, но без сил.

- N, - я устало улыбнулась, увидев его лицо. Почему-то тогда мне показалось, что я умираю…

- Прости меня! – он накрыл меня одеялом и… зарыдал!

- N, освободи мне руки, - попросила я. Он до сих пор не заметил, что я прикована наручниками.

- Господи! Да что же он с тобой сделал?! – он резко встал. – Ключ здесь?

- Нет. Наверное, у него.

- Подожди, я сейчас вернусь, - он вышел в коридор.

- Что нам с ним делать? – спросил Слава.

- Что захотите, только найдите сначала у него ключ от наручников, - N сам начал обыскивать карманы итальянца, которого за руки держали охранники.

Марчи что-то говорил (надо полагать, вспомнил о правах…).

- Да заткнись ты! – не выдержал N и ударил его по лицу.

- Он что, посмел надеть на госпожу наручники?! – не поверил Стас.

- Представь себе, - глухо ответил хозяин, и, найдя ключ, добавил. – А теперь делайте с ним всё, на что хватит вашего воображения.

- Живым нужен? – спросил Стас, закатывая рукава.

- Не более, - бросил N, зайдя ко мне.

Наручники он снял сразу же, после чего заметил на моём лице кровь.

- Что он с тобой сделал?

- Позвони Фридельману! – попросила я, не отвечая.

- Сначала в милицию и скорую, - N достал телефон.

- Нет, - твёрдо возразила я. – Только Фридельману. Он знает, как лучше.

- Я не понимаю!..

- Позвони!

N сдался и позвонил только моему врачу.

- Он скоро будет. Что я могу пока сделать? – он подошёл к раковине и намочил свой носовой платок.

- Спасибо, ты уже сделал всё, что мог, - вздохнула я.

N заботливо отирал моё лицо.

- Я ничего не сделал! Я бросил тебя! Я никогда себе этого не прощу! Это произошло из-за меня! Я обещал заботиться о тебе, а сам допустил всё это! И я ведь был рядом! И ничего не сделал, чтобы ему помешать! – он встал и нервно мерил комнату шагами.

- N, не надо, - устало попросила я. – Ты уже ничего не изменишь. Не накручивай себя!

Он посмотрел на меня, но ничего не ответил.

- Прости меня! – через минуту он снова сел возле меня.

Я закрыла глаза и ничего больше не говорила, вплоть до приезда врача.

К счастью, он доехал очень быстро!

 

- И кому здесь нужна моя помощь? – он зашёл в нерешительности. Судя по всему, его впечатлил внешний вид Марчи (ребята N всегда умели хорошо отделывать людей – яркое тому подтверждение - Саша).

- Наконец-то! – N резко встал и подошёл к двери. Теперь Фридельман заметил меня.

- Могу я попросить Вас выйти, - тихо проговорил он.

- Конечно. Я буду в коридоре, - N, бросив на меня беглый взгляд, вышел.

- И что у Вас на этот раз? – врач подошёл ко мне не спеша, положил на стол свой чемоданчик, и сел на стул возле кровати.

Я открыла глаза.

- Только не говорите, что упали, - он осматривал моё лицо. – Кто это Вас так?

- Это уже не важно, - ответила я и, приподнявшись, села. – Только не пугайтесь, - с этими словами я убрала одеяло.

- Матерь Божья! – тихо воскликнул врач, уставившись на моё тело. – Простите, - через какое-то время он спохватился и быстро достал из своего чемоданчика всё необходимое для промывания и обработки ран.

Пока он работал, я снова закрыла глаза.

- Надеюсь, это самое страшное? – вдруг спросил он.

- Боюсь, что нет, - ответила я, не открывая глаз.

- Только не говорите, что он Вас…

Я медленно подняла веки и дала ему понять, что его догадка верна.

Он не смог держать мой взгляд и сосредоточил внимание на обработке раны.

- Иосиф Абрамович, скажите мне правду! – взмолилась я.

- В таких условиях я не могу ничего Вам сказать, - он уклонился.

- Скажите хотя бы какие у маня шансы?

- Смотря на что, - он вздохнул и поднял глаза. – На то, что выжил ребёнок – никаких. На то, что с Вами всё будет хорошо – минимальные; на то, что Вы сможете иметь детей – почти никаких. Одно могу сказать совершенно определённо: Вам немедленно надо лечь в больницу. И сейчас я даже соглашусь на любую местную, хотя, не скрою, максимально Вам помочь я смогу только в своей клинике.

- Спасибо за искренность, - я закрыла глаза.

- Так я вызываю скорую, или у Вас есть возможность для перелёта в Москву?

- Позовите, пожалуйста, N, он должен был лететь сегодня в Москву.

- N, зайдите, - врач выглянул в коридор.

Тот зашёл и с напряжением смотрел на Фридельмана, поглядывая на меня.

- N, я должен обратиться к Вам с одной просьбой. Видите ли, Анне Марии нужна экстренная медицинская помощь, которую я могу оказать только в своей московской клинике…

- Я Вас понял, - не дослушал N. – У меня в самолёте как раз два свободных места. Когда мы сможем вылететь?

- Чем раньше, тем лучше.

- Тогда пойдёмте. Машина возле театра. Или Вам нужно собрать вещи? – вдруг вспомнил он.

- Бог с ними, потом заберу. Сейчас здоровье Анны Марии дороже. Вы мне поможете? Надо перенести её в машину, доставив как можно меньше неудобств, - тихо попросил врач.

- Конечно, я отнесу её. Мои ребята Вас проводят.

- Хорошо, - Фридельман быстро вышел.

 

- Что он сказал? – N сразу подошёл ко мне.

- В лучшем случае, со мной всё будет в порядке…

- А ребёнок?

- О нём речь уже не идёт, - тихо ответила я, не глядя ему в глаза.

- Я не прощу себе этого! – воскликнул он и встал.

- N, не надо!

- Это я виноват! Я должен был помешать ему! А я смалодушничал и подверг вас опасности! Прости меня! – он почти начал плакать.

- N! – у меня не было ни желания, ни сил смотреть на его слёзы. – Пожалуйста! Помоги мне! – я протянула руки к нему.

- Конечно, прости! – он быстро наклонился и взял меня на руки. – Тебе здесь что-нибудь нужно?

- Только жизнь, - ответила я и положила голову ему на грудь.

Пнув дверь ногой, он вышел в коридор.

- Я обработал его раны, - Фридельман отошёл от окровавленного Марчи. – Ещё немного – и вы бы его убили.

- Ещё немного, и он бы убил Анну Марию, - зло проговорил N.

- Слава Богу, всё обошлось. Пойдёмте.

- Слава, - N подозвал к себе одного из охранников. – Уберите здесь всё. Соберите вещи Анны Марии и привезите их в Москву, вместе с машиной. А итальянца отвезите в гостинцу.

- Хорошо. Поправляйтесь, госпожа Косицына!

- Спасибо, - тихо ответила я, даже улыбнувшись.

 

…Через несколько часов мы были в клинике Фридельмана. Меня определили в «мою» палату (так как Фридельман был врачом нашей семьи, у всех её членов здесь были свои палаты), а N был отправлен домой за ненадобностью с особой благодарностью за помощь.

 

ГЛАВА 57.

 

Я проспала почти два дня. Открыв глаза, я не увидела никого (что было довольно непривычно). Я глубоко вздохнула и осмотрелась. В палате не было даже цветов! Стало как-то одиноко и тоскливо…

Я несколько раз прокрутила в своей голове всё произошедшее. И хотя, казалось бы, я сделала всё, что было в моих силах, чувство вины не оставляло меня. Мне хотелось снова уснуть, но уже никогда не просыпаться. Никогда раньше, наверное, у меня ещё не возникало этого чувства, причём с такой остротой и болезненностью…

Откинув одеяло, я встала, не обращая особого внимания на боль. «Какая теперь разница! Ребёнка ведь всё равно не вернёшь. А какой смысл в моей жизни?..» Я открыла окно. Холодный ноябрьский ветер несколько освежил воздух в палате, пропитанный болью и лекарствами. Я забралась с ногами на подоконник и смотрела куда-то вдаль.

«Да, бесспорно, это был самый незабываемый день рождения в моей жизни!» - в тот день, когда всё это произошло, мне исполнилось двадцать восемь лет. Только вряд ли кто об этом вспомнил…

 

- Господи! Анна Мария! Немедленно закройте окно! – в палату зашёл Фридельман.

- Оставьте меня! Теперь это не имеет смысла! – я не повернулась.

- Не будьте таким ребёнком! – он подошёл и почти силком стащил меня с подоконника, закрыв окно. – Это имеет смысл. И гораздо больший, чем Вы только можете себе представить! Я настоятельно прошу Вас лечь и соблюдать постельный режим хотя бы несколько дней!

- Зачем? – искренне не поняла я. – Вы же знаете: на мне, как на собаке – через неделю мне можно будет хоть в космос лететь.

- Даже более того: я недооценил регенерирующую способность Вашего организма, - он выждал небольшую паузу. – Ваш ребёнок выжил! И, судя по всем проведённым анализам, он совершенно здоров.

- Разве это возможно? – не поверила я.

- Я понимаю Ваше недоверие. Я бы тоже не поверил, если бы услышал подобное заявление. Но с фактами не поспоришь! И честно Вам признаюсь: Вы не перестаёте меня удивлять. По Вам можно писать отдельный учебник исключений: как не может быть, но случается. Ваш организм уникален, и даже я теперь не смогу делать какие-либо прогнозы.

- Вы хотите сказать, что мой ребёнок не пострадал. А как же я сама? Не может быть, что всё это никак не отразилось на моём здоровье!

- Я этого и не говорил. Но я бы сказал, что Вы отделались лёгким испугом. Безусловно, у Вас множественные ушибы и раны. Самая глубокая и серьёзная из которых – психологическая. Боюсь, последствия этой травмы ещё не раз дадут о себе знать. Но что касается Вашего физического здоровья – уже через неделю Вы можете поехать домой.

- Так не бывает, - проговорила я, всё ещё не веря.

- Поэтому я настоятельно прошу Вас хотя бы три дня придерживаться постельного режима. Мы проведём ещё некоторые анализы, после которых я смогу обрисовать Вам наиболее чёткую картину.

- Ну, если Вы так настаиваете, - я подошла к кровати и села на неё. – Надеюсь, это не шутка?

- Что Вы! Разве такими вещами шутят?!

Я посмотрела на него и не обнаружила фальши.

- Вам что-нибудь принести? – заботливо спросил он.

- Нет, спасибо. Пока ничего не надо. Я должна свыкнуться с реальностью.

- Хорошо, - он отошёл к двери и добавил. – К Вам приезжал N. Вы хотите его видеть? Или мне попросить охрану…

- Не стоит. Я буду рада его видеть. Спасибо.

- Отдыхайте. Я скоро зайду, - он вышел.

Какое-то время я переваривала новую информацию. Всё, действительно, казалось невероятным.

 

К вечеру снова приехал N.

- Можно? – он заглянул довольно несмело.

- N! Конечно, проходи! – я была рада совершенно искренне. Меня уже стали напрягать эти голые стены, угрюмый персонал и полное одиночество.

/хотя, наверное, даже тогда я не могла ещё понять, что значит быть одной!/

Он прошёл и отдал мне громадный букет роз /он даже спустя много лет так и не запомнил, какие цветы я люблю!/. Я взяла его в одну руку, а другой обняла N за шею и поцеловала.

- Спасибо тебе! Я так скучала!

- Я тоже. Я очень за тебя боялся, - он крепко сжимал мою руку и не сводил с меня своих серых глаз.

- Поставь, пожалуйста, их в вазу, - я отдала ему цветы.

Выполнив мою просьбу, он снова сел рядом.

- Ты не представляешь, в какую тоску меня вгоняют эти стены! – призналась я.

- Могу представить. Но, насколько я понимаю, это в твоих возможностях – заставить Фридельмана обновить интерьер.

- Я непременно займусь этим, когда выйду отсюда, - и после паузы попросила. – Расскажи, как прошёл твой концерт!

- Ой, чего там только не было! Это ведь был последний концерт, продюсером которого выступал Борис Исаакович. Могу поспорить, он остался недоволен и ещё сдерёт меня какие-нибудь неустойки. Но я с радостью отдам ему всё, что он посчитает нужным. У меня нет ни малейшего желания оставаться перед ним в долгу. Я хочу порвать с этой семьёй раз и навсегда.

- Прости, что так получилось, - вздохнула я.

- Ну, что ты! Это рано или поздно должно было случиться. Просто я никак не мог решиться на этот важный шаг. Надо уметь расставаться с отжившим и рухнувшим, - он улыбнулся.

- Я рада, что ты не делаешь из этого трагедии.

- Знаешь, после того, как я узнал, что с тобой и твоим ребёнком всё хорошо, для меня весь мир стал светлей! И все эти мелкие неприятности с работой – это такая, по большому счёту, ерунда! За твоё здоровье и счастье я готов отдать всё, что у меня есть. И это не будет для меня жертвой, - N поцеловал мои руки.

- Спасибо. Мне так важно было это услышать, - призналась я.

- Фридельман просил не очень тебя беспокоить… - он хотел уже встать.

- Разве ты можешь меня беспокоить? – я усмехнулась. – Меня гораздо больше беспокоят эти стены, лица и бесконечные анализы. Судя по всему, Фридельман решил сделать из меня подопытную крысу!

- Он просто пытается разобраться во всём и помочь тебе, - вступился за него N.

- Ладно-ладно, не защищай его, заступничек! Лучше бы меня поддержал! Поговори с ним, убеди, что я могу уехать раньше, чем через неделю. А не уговоришь – я буду вынуждена сбежать, - я выдвинула ультиматум.

- Ну, если дело поворачивается таким боком, - он вздохнул. – Боюсь, у меня нет выбора! Я поговорю с ним. А теперь я всё же пойду – не хочется заработать себе плохую репутацию. Поправляйся, - он наклонился к моим губам и нежно поцеловал.

- Спасибо, что зашёл. Я буду тебя ждать. Только с плохими новостями лучше не заходи, - сразу предупредила я.

- Я тебя понял, - он встал и отошёл к двери. – Отдыхай!

- Пока, - я дождалась, когда за ним закроется дверь, и, улыбнувшись, закуталась поуютнее в пуховое одеяло, погрузившись в более приятные мысли, нежели те, которые волновали меня последнее время…

 

Три дня я послушно выполняла все предписания Фридельмана. Но на четвёртый на полном серьёзе потребовала отпустить меня домой, пригрозив (как и недавно N) сбежать. Иосиф Абрамович пообещал «посмотреть, что можно сделать». Я решила подождать до вечера. В случае если бы он «настоятельно порекомендовал мне ещё немного подождать и не искушать судьбу», я бы сбежала той же ночью. Так или иначе, свои немногочисленные вещи я уже собрала и ходила по палате, напевая отрывки из разных песен, романсов и арий. У меня не было ни малейшего желания здесь задерживаться.

Когда в дверь постучали, я отвернулась к окну, делая вид, что никого и ничего не жду.

- Анна Мария, - узнав по голосу N, я сразу же обернулась.

- Привет. А я надеялась, что это Фридельман, - вздохнула я.

- Ты не рада меня видеть? – удивился он.

- Рада, конечно. Но, честно говоря, гораздо большую радость у меня сейчас бы вызвала новость о том, что я могу ехать домой, - объяснила я.

- В таком случае ты должна быть вдвойне рада видеть меня, - он хитро улыбнулся. – Фридельман разрешил мне забрать тебя домой.

- N! – радостно воскликнула я и повисла у него на шее. – Спасибо!

- А мне казалось, я заслужил лучшую награду, чем сухое «спасибо»!

Я улыбнулась и нежно поцеловала его.

- А ещё, - добавила я. – Я приглашаю тебя на ужин.

- То-то же! А то мне уже начало казаться, что я тебе наскучил своими постоянными визитами.

- Как ты жесток! – в шутку воскликнула я. – Ладно, говори, что ты будешь есть на ужин. Я позвоню поварам, чтобы к нашему приезду всё уже было готово, - я взяла в руки телефон.

- Я думал, мы поедем в ресторан, - он даже растерялся.

- Какой ресторан?! Что бы я ещё, чего доброго, отравилась?!

- Разве ты хоть раз в жизни травилась? – осторожно спросил он.

- Это не важно! – отмахнулась я. – Неужели ты хочешь, что бы я сразу из больницы, уставшая, изнеможенная, ехала в места общего пользования? Как ты жесток! – я отвернулась, изображая глубокое оскорбление.

- Анечка, - он подошёл и обнял меня за плечи. – Прости меня. Просто я не хочу заходить в ваш дом, пока там нет Саши. Это выглядит довольно жестоко. Он в больнице, в коме, а я буду ужинать с его женой в его же доме! Согласись, это, по крайней мере, неэтично.

- Может быть, - согласилась я. – Но я же должна отблагодарить тебя за всё, что ты для меня сделал.

- Ну, давай отложим это до другого раза.

- Нет. Мы просто поедем в другой дом, - я посмотрела на него. – Мы поедем в мой дом. Надеюсь, к нему у тебя нет предубеждения?

- Нет, но…

- Значит, решили. Итак, что ты будешь есть?

- Это не важно. Я вполне доверяю твоим поварам.

- Отлично, - я набрала номер своего подмосковного повара и попросила его приготовить ужин на двоих.

- К нашему приезду всё будет готово, - я выключила телефон и улыбнулась.

- Тебе нужно собраться?

- Нет, не нужно. Я уже всё собрала. Я же говорила, что не намерена оставаться здесь больше, чем на три дня.

- Так мы можем идти? – не поверил он.

- И чем быстрее, тем лучше, - я протянула ему сумку со своими вещами.

Примерно через три-четыре часа мы подъехали к моему подмосковному дому (на машине N).

На пороге нас встретила почти вся прислуга.

- С выздоровлением и возвращением! – старшая приторно улыбнулась.

- Спасибо, - я улыбнулась тоже искусственно (ехидно).

Моя личная горничная взяла у N мою сумку.

- Дом в Вашем распоряжении. Мы ждём дальнейших указаний, - старшая закончила свой вызубренный монолог.

- Благодарю. Когда вы понадобитесь – я позову. А теперь – оставьте нас, - я никогда не любила посторонних людей в комнате.

Мы с N прошли в гостиную. На чайном столике стояла ваза с пионами, графин свежевыжатого сока, два стакана и лёгкая закуска.

- Прямо противно! – проговорила я, усевшись в кресло с ногами.

- Почему? – не понял N совершенно искренне. – У тебя потрясающая прислуга. Каждый нормальный человек может только мечтать о таком!

- О таком подхалимстве?! Не думаю. У них же на лицах написано всё, что они обо мне думают!

- Мне кажется, ты несправедлива. Насколько я знаю, в ваших двух домах самая высокая оплата такого труда. Больше, чем у вас, они нигде не заработают. Не думаю, что у них есть причины недолюбливать тебя или Сашу.

- Его – нет, - согласилась я. – Он прислугой никогда не занимался – это моя прерогатива. А я заставляю их отрабатывать каждую копейку. Больше чем я, с них никто и нигде не спросит. Если ты здесь раньше не был, то скажу (для справки): в каждой комнате по два рояля. А комнат здесь… - я даже задумалась на какое-то время, - около восемнадцати. Жилых, разумеется.

- Боже мой! Анна Мария! Зачем тебе столько инструментов? – засмеялся N.

- Как это зачем? Я же пианист! И я не намерена переходить из комнаты в комнату, если мне захочется помузицировать! – воскликнула я.

- А я думал, ты певица. В первую очередь.

- В первую очередь я человек. Во вторую – женщина. В третью – жена и мать. И только в четвёртую – музыкант. И я предпочитаю не дробить это понятие.

В дверях нарисовался камердинер:

- Ужин подан!

- Спасибо, - мы с N прошли в столовую и продолжили разговор за столом.

- Так вот, возвращаясь к прислуге, - проговорила я. – Ты, как музыкант, очень хорошо знаешь, как трудно полировать рояль. На нём каждую секунду появляется либо новая пыль, либо какие-нибудь другие пятна. А я это терпеть не буду. Если бы ты знал, сколько человек я уже уволила из-за этого!

- Может, не стоит быть такой строгой?

- А иначе они на шею сядут и вообще работать перестанут! – воскликнула я. – Так что им у меня приходится несладко. Единственное, в чём им повезло – я мало времени провожу дома. Чаще всего я на гастролях и в других творческих поездках. И получается как в том анекдоте: солдат спит – служба идёт.

- Но им же всё время надо быть наготове. Ты ведь далеко не всегда предупреждаешь о своём появлении, - заметил N.

- Да никогда! Сегодняшний день стал исключением – не хотелось ударить лицом в грязь перед тобой, - я улыбнулась. – Это вторая причина увольнения – обычно, когда я приезжаю, здесь полный бардак. И, как правило, моё возвращение в этот дом непременно сопровождается сменой прислуги.

- Да, тебе трудно угодить, - вздохнул он.

- Смотря как угождать, - я хитро улыбнулась.

- А с кем сейчас ваши дети? – спустя какое-то время спросил N.

- С Сашиным отцом, - бросила я. Как мне хотелось сказать «твои! дети», но я сдержалась. – Как бы я к нему не относилась, внуков он любит. И пока они у него, я за них спокойна.

- Ты не хочешь их забрать?

- А смысл? – не поняла я.

- Ну, они же твои дети! – удивился он.

Я посмотрела на него и позвонила в колокольчик для прислуги.

- Принесите, пожалуйста, телефон, - попросила я подошедшую горничную.

Когда она выполнила мою просьбу, я набрала номер Владимира Сергеевича.

- Добрый вечер, - начала я разговор.

- Анна Мария, дорогая! Здравствуй! – меня уже порядком воротило от этой фальши. – Как я рад тебя слышать!

- Взаимно, - вяло проговорила я. Ну, не могла я больше делать вид, что мне это приятно!

- Я рад, что ты уже дома. Я разговаривал с Фридельманом, он сказал, что у тебя были какие-то осложнения. Как ты себя чувствуешь?

- Вашими молитвами! – съязвила я. – Я тронута Вашей заботой.

- Как же иначе! Ты же нам не чужая!

- О Саше ничего нового не известно?

- Ну, я не знаю, что для тебя новое, - он хотел меня уколоть. – На данный момент его состояние стабилизировалось, но он всё ещё в коме.

- Значит, ничего нового. Вы не собираетесь к нему?

- Ну, кто-то же должен заниматься делами! – воскликнул он. – А ты, наверное, хочешь детей забрать?

- Как Вы догадались? – удивилась я.

- Любая нормальная мать первым делом сделала бы это!

- Да, конечно. Так Вы не будете против?

- Я ценю твоё беспокойство и заботу! Но ты только что вернулась из больницы, твоё состояние нестабильно. Тебе самой сейчас нужна забота. Я очень за тебя волнуюсь – как бы не случилось чего, - его притворство было таким грубым, что я с трудом это слушала. – Поэтому пусть дети пока поживут у меня. А когда тебе станет лучше и не будет больше угроз для здоровья – я сам тебе их привезу!

- Вы запрещаете мне видеть их? – не поверила я.

- Конечно, нет! Что ты! Ты можешь увидеть их, когда пожелаешь! Просто они доставят тебе много хлопот и забот – а ты сейчас так изнеможенна! Ты нужна нам здоровой! Кроме того, у тебя сейчас достаточно беспокойства с беременностью! Кстати, может, тебе что-нибудь нужно? Саша просил меня позаботиться о тебе. Может, хочешь переехать ко мне, пока он не вернётся?

Я чуть не упала!

- Спасибо за беспокойство. Думаю, в этом нет необходимости. Я позвоню Вам на днях насчёт детей, - мне захотелось побыстрее закончить этот разговор.

- Конечно! Я буду рад. Звони и поправляйся!

- Спасибо. Всего доброго.

- До свидания, дорогая. Доброй ночи!

Я отключила телефон.

- Что случилось? – N внимательно следил за нашим разговором. – Что он тебе сказал? На тебе лица нет!

Я посмотрела на него непонимающими глазами, но ничего не ответила – ещё не пришла в себя!

- Анечка! – он обошёл стол и потрогал мой лоб. – Ты хорошо себя чувствуешь?

- Да, - выдавила я. – Со мной всё хорошо.

- Он тебя оскорбил?

- Нет, конечно, нет! – я, наконец, пришла в себя. – Если бы он меня оскорбил, ты бы услышал много грубых слов.

- Он не хочет отдавать тебе детей? – попробовал угадать N.

- Сказал, что моё состояние нестабильно, я сама нуждаюсь в заботе, а они доставят мне много беспокойства и хлопот, - добавила я.

- Он прав, - тихо заметил он.

Я окатила его презрительным взглядом (согласиться с моим врагом?!).

- О Саше нового ничего нет? – спросил он, поняв, что надо менять вектор темы.

- Нет. Он в коме.

- Тебя так расстроило то, что он не хочет отдавать детей? Или он сказал ещё что-то?

- Он предложил мне пожить у него, - честно ответила я.

- В каком смысле? – N тоже не понял этого хода.

- В прямом. Мол, обо мне сейчас некому позаботиться – и он готов возложить это бремя на себя. Вот видишь, - я заметила, что он тоже завис. – Теперь у тебя такое же лицо, как у меня.

- А он никогда раньше не проявлял такой заботы?

- Не помню такого, - я начала быстро анализировать прошлые взаимоотношения с Сашиным отцом. Излишней заботы (вне выгоды) я в них не нашла, но вот какое-то, не всегда объяснимое внимание, я обнаружила. – Не хочешь же ты сказать…

- Что? – эти намёки запутали нас обоих.

- Ладно, проехали, - отмахнулась я. – Бог с ним!

N тоже не стал проявлять инициативы в продолжении этой темы и снова сел на своё место.

- А ты с V. разговаривал? – я нашла новую тему.

- Да, как ты и просила – рассказал в общих чертах. Он просил передать слова сочувствия, извинения и наилучшие пожелания.

- Спасибо. А что с постановками? Насколько я понимаю, Матаделли тоже сейчас не в состоянии петь.

- Постановки он пока заморозил. На неопределённое время. Но, как я понял, до Нового года он их закончит. А ты хочешь вернуться? – не поверил он.

- Пока нет. А там – даже не знаю… Я слишком люблю свою работу! Может, и вернусь. Но зарекаться пока не буду, - твёрдо ответила я.

Снова наступила тишина.

- Нет, я определённо не могу так сидеть и ничего не делать! – воскликнула я и встала.

- У тебя есть необъятный океан времени, которое ты можешь потратить на себя, на отдых, на занятия, - N тоже поднялся и подошёл ко мне.

- Ну, извини! Это сколько же мне придётся заниматься, чтобы не помереть со скуки?! Я слишком активный человек!

- А в Большом не хочешь попеть?

- Нет, уволь. Туда я добровольно не вернусь! Не стоит провоцировать ни меня, ни Саныча, ни коллектив. Мы можем существовать только параллельно, - резко ответила я.

- Может, ты и права. И чем ты хочешь заняться?

- Я в Штаты полечу, - вдруг сказала я. – Там у меня много дел. Я должна разобраться во всей этой истории. А отсюда это невозможно. И потом, мне надо набить морду этому Смитту и привести в сознание Сашу.

- Ну, ладно, набить морду, - N улыбнулся. – Это тебе будет нетрудно. Но как ты хочешь помочь Саше? Ведь, как я понял, врачи никакими средствами не могут привести его в сознание.

- У тебя короткая память. Вспомни наш концерт, на котором ты разбил колено. У тебя ведь даже шрама не осталось! – я с прищуром посмотрела на него.

- Да, это было чудо! Неужели ты способна такое повторить?!

- Обижаешь! А премьера «Цирюльника»? А то, что после недавних событий я отделалась «лёгким испугом»? Это, по-твоему, случайные совпадения?

- Даже не знаю… Если бы это не произошло со мной лично, я бы никогда не поверил в такое. Ведь это необъяснимо!

- С точки зрения логики. Хотя, - я тут же поправилась. – И логикой это можно объяснить. Другой разговор, что большинство людей не может и не хочет это понять.

- Но, насколько я помню, подобные вещи отнимают у тебя очень много сил. А они сейчас тебе самой очень нужны! – заботливо проговорил он и обнял меня.

- Спасибо за заботу. А энергию я планирую получить у мистера Смитта. Думаю, он не будет против, - я улыбнулась.

- И когда ты хочешь полететь?

- Сегодня же закажу билет на завтра.

- А обратно?

- Как получится, - просто ответила я.

- Что ж, дело твоё. Держать тебя я не могу, даже если бы и захотел.

- А хочешь? – провокационно спросила я.

Вместо ответа он страстно впился в мои губы.

- Чем раньше я уеду, тем лучше для нас обоих, - тихо проговорила я и отошла в сторону.

- Да, ты права, - согласился он.

Наступила довольно тягостная пауза.

- Спасибо за ужин, - наконец, сказал N. – Я поеду, уже поздно – тебе надо отдыхать.

- И тебе спасибо за всё, - я повернулась.

- Позвони мне, когда прилетишь в Штаты.

- Конечно.

- Счастливой дороги, - он отошёл к двери.

- Спасибо, - я опустила глаза. Как-то трудно было прощаться…

Вдруг он резко подошёл ко мне, горячо поцеловал и быстро вышел, не сказав больше ни слова.

Я осталась одна в этом громадном доме. Я позвоночником ощущала все мысли всегда враждебной мне прислуги. Невольно поёжившись, я поднялась в свою спальню. Но и там мне было неуютно. Желание уехать к Саше только укрепилось…

 

ГЛАВА 58.

 

В самолёте у меня было довольно много времени, чтобы подумать о своей жизни.

За последнее время со мной столько всего произошло! Но всё, так или иначе, сводилось к одному вопросу: «Что делать?!».

Все устои, на которых раньше держалось моё мировоззрение, не просто пошатнулись – они рухнули. И судя по всему, окончательно и бесповоротно. Всё, что было для меня святым и самым дорогим в жизни оказалось вообще за её пределами.

Только сейчас я смогла признаться сама себе, что та жизнь, которой я привыкла и хотела бы жить, была просто невозможна в тех условиях, в которых я оказалась. То, что считалось нормальным в провинции, для столицы просто не приемлемо!

Моя искренность, честность, открытость в отношениях с людьми сыграли со мной злую шутку. Здесь это считалось глупостью, легкомыслием и фальшивой приторной игрой!

Конечно же, в моих проблемах не был виноват никто, кроме меня самой. И одна из моих проблем: я никогда не умела правильно выстраивать свои взаимоотношения с мужчинами. И всё из-за того, что для меня не существовало того, одного «единственного»! А если и существовал, то исключительно в моём воображении, но никак не в реальности.

 

Любила ли я N?

Очень сложный вопрос. Даже в конце своей жизни я не могу на него ответить. На тот момент он казался мне чем-то близким и в то же время недосягаемым. До него можно было дотронуться, но он не мог стать «моим». Он был моей мечтой, принцем из сказки, идолом, ангелом… А богов не любят – на них можно только молиться…

Поэтому понятие «любовь» слабо применимо ко мне. Да я никогда и не ассоциировала себя с этим словом. В том понимании, к которому все привыкли, оно никогда для меня не существовало.

«Любовь может существовать в художественном творчестве (музыке, поэзии, даже прозе!), но никак не в жизни!» - такова была моя принципиальная позиция того времени.

Да, я частенько употребляла глагол «люблю», но чаще всего он обозначал: «давно не виделись», «рада, что ты пришёл», «без тебя было скучно», «мне не с кем поболтать», «ты меня не раздражаешь». Наверное, поэтому я так разбрасывалась этим словом (равно как и поцелуями – в данном случае между этими двумя понятиями вполне можно поставить знак равенства).

 

Что касается физической близости с мужчиной. Для меня это казалось возможным только в браке и только с мужем! (ну, воспитали меня так!) Поэтому мне была так неприятна моя единственная измена Саше. Кроме как ошибкой, вызванной желанием отомстить той же монетой, я никак по-другому не могла её назвать. Но после того, как Марчи меня изнасиловал… Всё словно перевернулось с ног на голову.

Вероятно, и здесь сработал мой психологический настрой.

Я всегда считала, что насилие не допустимо! И раньше мне казалось, что если бы меня кто-нибудь изнасиловал, то жить после этого я бы не смогла!

/довольно глупый подход, но потеря чести казалась мне самым страшным, что только может быть в жизни; позором, с которым нельзя жить!/

А ведь так и получилось! После этого случая я уже не могла жить как раньше. Мне пришлось в корень изменить своё мировоззрение. Если бы я этого не сделала, я бы не смогла справиться с этой душевной и психологической травмой.

Я очень быстро заложила кирпичами тот раздел сознания, который отвечал за моё старое понятие чести. Конечно, из-за быстрой и местами грубой работы, изменениям подверглось не только отношение к насилию. Мне удалось оградить себя от переживаний и страданий, которые неизбежно должны были последовать за произошедшим.

Так я лишилась ещё одного эмоционального барьера.

/так, мало помалу, я лишилась к середине жизни почти всех чувств – я закладывала их кирпичными стенами в своём сознании/

 

Ещё одна вещь, которой я не могла понять: почему мужчины так относятся к изменам. В этом вопросе они казались мне некими деспотичными дикими собственниками.

Да, мне было неприятно, когда Саша начал мне изменять. Но! Я же его не обвиняла (а если и сделала это, то только для того, чтобы скрыть свою вину)! Он бы никогда не стал искать «счастья» с другой, если бы я смогла дать его своему мужу в полном объёме. Значит, это моя вина – это я не смогла дать ему то, в чём он нуждался, я была к нему недостаточно внимательна.

Поэтому я совершенно искренне не понимала, как можно обвинять в измене кого-то, кроме себя самого?!

И поведение Марчи в этой связи мне было совершенно не понятно. Даже если бы я ему что-то и пообещала, как же можно было предъявлять ко мне какие-то претензии, пока я официально состою в браке с другим человеком?! Почему он подумал, что имеет на меня какие-то права? И как вообще их может иметь кто-то, кроме меня???

 

Ну, а сам брак – это вообще отдельная тема!

Опять-таки, раньше брак казался мне самым святым, что есть в жизни (в совокупности со словом «семья» - для меня эти понятия были едины)! Поэтому когда я узнала, что жду от Саши ребёнка, для меня не было никаких других вариантов, кроме брака с ним. А, следовательно – он тот мужчина, с которым я должна прожить если уж и не до самой смерти, то, по крайней мере, до той поры, пока наш сын не выйдет в самостоятельную жизнь.

/повторюсь, понятие «любовь» для меня не существовало. Только честь и долг!/

После смерти сына я могла бы уйти от него, но… я уже ждала близнецов (и даже не догадывалась, что они могут быть не Сашины!). Получается, и в этот раз у меня не возникло мысли о возможном расторжении брака.

После того, как Саша (и я) узнал, что они не его дети у меня снова были все шансы развестись. Но тогда это оказалось невозможным по другим причинам…

Хотя, в принципе, мне не за чем было с ним разводиться. Он обеспечивал меня всем необходимым, окружал заботой. Он подходил подо все критерии «мужа».

Единственной моей проблемой всегда было чувство вины перед Сашей. Я свято верила, что люблю N и должна быть с ним. А долг и честь призывали меня быть рядом с мужем. Поэтому я просто жила и ждала, что всё разрешиться само собой.

/как в итоге и получилось…/

Жила и страдала, мучила и себя, и всех окружающих.

 

А теперь и эти устои сильно зашатались. Я всё ещё верила, что делаю всё правильно, но внутри меня уже завёлся змий, постоянно нашёптывающий сомнения…

 

ГЛАВА 59.

 

Едва приземлившись, прямо из аэропорта я поехала на фирму мистера Смитта. Честно говоря, меня немного удивило то, что в Нью-Йорке меня никто не узнал ни в аэропорту, ни в городе.

/хотя, чего я жалуюсь, у меня ведь в Америке всего-то два концерта было…/

#- Мистер Смитт у себя? – спросила я у секретарши, зайдя в приёмную.

#- Он занят и просил никого не пускать, - она не оторвалась от экрана.

#- Хорошо. Будем считать, что Вы меня и не пускали, - я подошла к двери.

#- Я бы Вам не советовала это делать, - она внимательно на меня посмотрела, видимо, силясь узнать лицо. – Во-первых, он не в духе. А во-вторых, достанется всё равно мне.

#- Спасибо за предостережение. Но, во-первых, я тоже не в духе; а во-вторых, меня зовут Анна Мария Косицына – и ответственность за свои поступки я всегда несу сама, - я улыбнулась и зашла в кабинет.

#- Точно! – сама себе сказала секретарша и продолжила что-то набирать на компьютере.

Зайдя, я демонстративно хлопнула дверью, заметив, что директор с головой погрузился в работу (а точнее, в монитор компьютера).