Прекрасный тенор - Йозеф Шмидт Был незаслуженно забыт. Остались пыльные архивы И опер старые мотивы. Аплодисменты, крики:"Браво!", Успех у женщин, шарм и слава, И залы публики полны. Все это было до войны. Афиши, шумные гастроли. Но, по иронии злой доли, Любимца зрительских сердец Ждал мученический венец. Отвергнутый своей страной, Без денег, тяжелобольной, Он умер в тридцать восемь лет, Не пережив страданий, бед. Германия о нем забыла, Швейцария похоронила. Привычный жизненный изгиб. Все, как всегда. Талант погиб. Года промчались, пролетели. Но, след не замели метели. Вернули имя. Йозеф Шмидт Поет и голос вновь звучит. Восторги и рукоплесканья. Любовь, поклоннники, признанье. Он к людям снова возвращен И от небытия спасен... Йозефу Шмидту. Альфреда Бриклин (Израиль) Украсился доской мемориальной На Нюрнбергской в Берлине старый дом. Мол, Йозеф Шмидт, певец феноменальный, В тридцатые жил беспечально в нем... Взошел звездой в эпоху микрофона. Он знал, сверчок, свой радиошесток... Внимал Берлин коленопреклоненно - Герой любовник ростом был с вершок, Метр с кепкой, что для радио - не важно. А голос был прекрасен и велик. И Йозеф вдохновенно и куражно Поет, от масс народных пряча лик... Взгляни на фотографию маэстро - И узнаванье тотчас бросит в дрожь: С прожившем и творившем так непресно Феноменальным Францем Кафкой схож, С годами горько прошлое размыто В двадцать четвертом завершивший путь, Франц Кафка предсказал терзанья Шмидта В "Процессе"... К. И Шмидт - собратья суть. С одним и тем же именем герои, Как отраженье в зеркале - судьба... Франц Кафка - третий... Воплотили трое В судьбе эпоху, горести терпя... "Процесс" при жизни Кафки не был издан... Но можно нынче К. И Ш. сравнить: Певца, взнесенного твореньеч чистым, С героем книги повязала нить... ...В Нью-Йорке на Бей-парквей - скверик скромный.... Осилив неприятнейший бронхит, Я моционю по аллейке темной, На лавочку присел... На ней сидит Наружности кавказской человечек... Покашливает... -- Видимо, и вас Нью-Йорк весной простудою калечит... -- Кивает... -- Оклемался лишь сейчас... Хотите эффективное леченье? -- Конечно... - И досужий разговор Связался - о работе, увлеченье -- И вдруг внезапно в Черновцы завел... -- Бакинский я... Певец-любитель... Тенор... Все партии из опер перепел... Но вот - бронхит - сиплю, как пьяный кенар... -- Все партии? - Не верите? Корпел, Кассеты с ними, диски собирая... Прослушивая, вторя, заучил... В концертах пел... Отрада - выше рая... Бронхит замучил... Сколько ни лечил, А кашель с хрипотой не отступают... -- Лечите теплым пивом с чесноком... -- Великие певцы не умирают, Их слушаю с восторгом... в горле ком... Друзья дарили записи Карузо, Дель Монако и Ланца... Что сказать? Недостижимы... Но певали круто И прочие... Могу вам их назвать... К примеру, вы слыхали имя Шмидта? -- Кто? Йозеф Шмидт? Да он же мой земляк! Он черновчанин! Имя не забыто... И, верю, не забудется в веках... В местечке с населением хасидским Родился иудейский соловей. Сперва общался с окруженьем писком -- А у хасидов - несть числа - детей... Едва пацан заштикал по-румынски, Себя он обнаруживает здесь. Где дар себя являет без заминки: Со слухом голос - творческая смесь - Здесь, в Черновцах, что состязлись с Веной - И верх брала столица не всегда, Но даже малость, что казалась ценной. Хватала здесь, спеша тащить туда... Ребенком - певчий местной синагоги. Освоив литургический вокал, Молящимся напоминал о Боге. Поздней успехов и земных взалкал. Уроки брал у чудо-педагога, Консерваторский взяв себе вокал. И - пацана - хватает синагога - Да в канторы - в Храм божий вовлекал. А в двадцать - в филармонии концертом Впервые Шмидт бельканто всем явил. И с первой тихой ноточки моментом Люд искушенный здешний покорил. Поклонниками юного таланта Поддержан: -- Поезжай, малыш,в Берлин. -- Дорога самородка-музыканта Трудна, но хорошо, что не один: Брат мамы Лео Энгель жил в Берлине. Позднее артдиректором певца По родственному стал, служа отныне Племяннику-студенту за отца. В берлинской академии освоил Студент секреты оперных певцов. Босс "Радио-Берлин" как раз устроил. Род состязания для теноров - Сверхиспытанье голосам и нервам: На радио лишь первого возьмут. Вы догадались, кто там вышел первым? И вот он - Шмидта радиодебют -- В двадцать девятом Йозеф Шмидт впервые Берлинцев исполненьем поразил, В эфире чувства выразил живые. Он в "Африканке" Мейербера был Невероятным, фееричным Васко! Дебют в подобной партии сулит Чуть менее способному фиаско. Феноменально Йозеф даровит. И тридцать шесть последовало новых Радийных партий... Истинно велик Земляк был в ипостасях теноровых. Три года счастья... Разлетались вмиг Пластинки - Шмидта арии и песни Из разных стран, на разных языках... В продаже только день, потом - хоть тресни - Не купишь - бесполезны "ох" и "ах". В Европе и Америке прославлен Известен во Вселенной и окрест. Рост подкачал... Тоскует, что поставлен На театральной ипостаси крест. -- Твои мне двадцать лишних сантиметров -- Приятелю завистливо: -- Отдай! -- -- Твои верха превыше комплиментов, В обмен на рост мой подари, продай... - "Эх" -- "ах" -- и обменялись междометьем... А вот кино не ставило препон: "Идет по свету песня" -- в тридцать третьем. Дебют в кинотеатре "Аполлон". О том, кто в главной роли бесподобен, Трубят хвалу газетчики взахлеб. Как жаль, что он театру неудобен. Нельзя на сцену, насмехались чтоб. И в том же тридцать третьем потянуло Смертельным по Европе холодком. Германия Адольфа-Вельзевула До власти допустила... В горле ком... Под тридцать Шмидту - на подъеме славы. Но на него уже бросает тень Режим бесчеловечный и кровавый. Вползает ужас в европейский день. Певец-феномен, мастер высшей лиги - Еврей! Его готов схомячить бес... А Йозеф К. из кафкианской книги, Тридцатилетний, угодил в "Процесс". Накапливает мерзкое подспудно Чудовище - унять судьбу не тщись. И К. и Шмидту до поры доступна Привычная безоблачная жизнь. Переезжает в Австрию. В картинах Романтиков играет и поет. А на двухстах отличных грампластинках Вокальные шедевры издает. В тридцать четвертом - В Иерусалиме И прочих палестинских городах Аншлаги... -- Шмидт? Конечно, это имя!... -- На пароходах и на поездах Мотается в гастролях по Европе. Он цикл молитв еврейских годовой На грампластинки напевает, чтобы Звучали над еврейской головой В местечковой далекой синагоге. Ведь кантора для каждой не найдешь... Великий мастер не забыл о Боге... Америка, и ты его зовешь? А суть не в том, что просто популярен, А в том, что он воистину велик. Невероятный дар феноменален, Волшебный голос... Но фашистский штык Бросает черный отсвет на Европу... Две партии и при нацистах спел - Но неугоден Геббельс-агитпропу, Который вскоре отстранить велел Великого певца от микрофона... Пластинки Шмидта, впрочем, продают И далее в стране вполне свободно... Фашисты, видно, лучше не поют... В Америке впервые в тридцать пятом Пел Йозеф Шмидт - и принят на ура. Живи он здесь, легко бы стал богатым -- Оплачен щедро, но... -- Домой пора... - В тридцать седьмом он дважды - в Новом Свете В Карнеги-холле пять концертов в дрожь Бросают меломанов. Звуки эти Феноменальны... -- Боже, как хорош!... Шмидт в Мексике, на Кубе выступает. Чего бы проще: каждая страна Убежище маэстро предлагает - Фашизма ночь все более черна... Вот здесь отличье от героя Кафки: Маэстро несомненно мог спастись, Но он не верил, что фашизм удавки На всех сготовил... - Шмидт, очнись, проснись! -- "Майн кампф" -- мизантропические мифы! -- Нет, приговор неотвратимый твой!... -- Перешагну пороги все и рифы! --, Рискует безоглядно головой... ...В нормальной, правовой стране-державе -- И К. из книги, полагал, живет, Где беззаконно ущемить не вправе Никто свободу, личность и народ. К неохотно признавался: -- Плохо! - Когда все заходило далеко - И стала смертью угрожать эпоха. Нормальному поверить нелегко, Что гуманизм заменят изуверством. Угроза надвигалась и для Ш. Фашизм зверел, открыто чванясь зверством. Земляк мой, озаренная душа, Все уговоры отвергал упрямо: -- Спасибо, вы щедры, но мне - туда, В Европу, там судьба моя, там - мама... - Но гуще тучи и страшней беда... Она внезапно Австрию постигла. Случился аншлюс - и гражданскх прав Лишают "юд" и в Австрии... Затихла Столица вальса в ужасе... Поправ Мораль и право, наливался злобой Фашистский фюрер ко всему и всем. Евреям расой жертвенной особой Им предназначено: -- сырыми съем! - Шмидт в Бельгию успел переместиться... Успех и здесь... Аншлаги, как всегда... Восторженна бельгийская столица... Сбылась мечта: всемирная звезда, Родившийся в глубинке полусельской, С любой красоткой - Пат и Паташон -- Был Королевской оперой Брюссельской Почтительно в "Богему" приглашен. Продюсер-дядя сух и лапидарен: -- Все почести положены звезде... -- Он был невероятно популярен, В чем убедился в Нидерландах, где Концерт устроен на большой поляне. Пришли сто тысяч слушателей... Шок! И в голосе певца бушает пламя. Ни кашель, ни движенье, ни смешок Не заглушают "Тиритомбу" Шмидта... А радио передает концерт На всю Европу, что слезой омыта... Орет с трибуны фюрер, мерзкий ферт... Впервые Шмидт Рудольфа спел в "Богеме" На сцене. Был Брюссель ошеломлен. Овации, рецензии... Но к теме Фашизм добавил мучеников стон. Звереет фюрер - упырь крысолицый, Не человек, а воплощенный бес... В сороковом перешагнул границы И в Бельгию фашист без спроса влез. Французы месяцок сопротивлялись, Но тоже злому упырю сдались. Лишь юг - Виши французскими остались. Туда евреи скопом подались. И Нидерланды под тяжелым вражьим, Немилосердным зверским сапогом. Шмидт прежде был упрямым и куражным, Сопротивленья не встречал ни в ком. Но припекло - и он бежит к вишистам - Чуток там безопасней, чем везде. Юг Франции французским дан фашистам - И неуютно, страшно здесь звезде. Что с К. из книги Кафки происходит? Затянут в унизительный "Процесс". На следствие еженедельно водит "Процесса" вдохновитель, злобный бес. Два дня прошли - и Шмидт идет в участок Отметиться. Немецким бесам брат, Режим еврея хочет видеть часто, И здесь ему готовя сущий ад... Опаздывать нельзя - лишат свободы... К.: -- Опоздал я, пусть, но я же тут?... "Процесс": -- Считайте, что дошли до коды. Коль отпущу - меня здесь не поймут... - У Шмидта деньги в забугорном банке, Но их не взять - он мигом обеднел. Щедра судбюа к еврею на подлянки. Но был концерт - и как всегда звенел Божественный невозвратимый голос. Концерт был в пользу беженцев других. И земляку не позволяла гордость Хотя бы франк взять для себя у них... Друзья певца пригрели в мрачной Ницце... Концерт был в Авийоне... Тем, уто был Волшебный голос Шмидта будет сниться, Он публику мгновенно покорил... -- Напрасно К. позволена свобода, В чем очевидный следстви просчет. Его бы под арест, да без исхода. Повытчика едва ли кто поймет... - Пока в Виши не загребли евреев, Еще дают свободою дышать. Ну гуще страх, бежать. Бежать скореее! Билет на Кубу удалось достать, Но надо же ошибке приключиться: Билет к спасенью выдан чужаку - Сумел не его счастье изловчиться - Ну, повезло, считайте, чудаку. А шмиду не везет по-кафкиански... Что делать? Добывать другой билет. Могли бы поспособствовать и янки, Но из Америки поддержки нет... Всем ясно: вскоре перережут тропы, Что дальше? Смерть. Неотвратимый рок. Бежать. бежать из матушки-Европы! Куда? На Кубу! Виза! За порог Однако не успел шагнуть из Ниццы. Пирл-Харбор... Океанские пути Закрыты до желанной заграницы. Куда податься? Где себя спасти? Бежит, как пастор Шлаг, Но пограничной Охраной остановлен. -- Не берет Швейцария евреев... Неприличный "Нейтралов" и циничный разворот И книксен перед фюрером позорный... Помочь певцу великом маки Согласны - и маршрут тяжелый горный Им пройден... Ну, счастливые деньки? Но в Цюрихе сердечко закололо... "Нейтралами" тотчас запихнут в ад. Его б в театр, да восхититься соло, А затолкали в лагерь Гиренбад: -- В Швейцарию пробрался нелегально... -- В спасении великому певцу Отказывают нелюди нахально. Он в лагере. Судьба идет к концу. Болеет. Заключенные ночами От холода жестокого дрожат. И боль в груди. Разделся пред врачами - С презрением на бедного глядят: -- Пройдет, простуда... Следующий! - Вскоре Стал вовсе плох. В больнице врач-злодей Лишь умножает пациента горе: -- Вполне жить может в лагере... - Радей, Хоть ты, судьба, о земляке! Прогулка... Манит огнями ресторан "Вальдегг"... Но отчего так сердце бьется гулко И больно... Вдруг остановило бег... А лагерный безжалостный лепила Развел руками: -- Стало быть, конец! -- А рестораторшу слеза слепила - Жалела... Так ушел земляк-певец... Ноябрь сорок второго свой экватор На день всего перешагнуть успел. А приглашенье поступить в театр На день лишь запоздало... Жаль, не спел... Вновь обойдем, вослед ему, пороги: Берлинской академии студент, Великий тенор... Гений... В каталоге - Две сотни Шмидта записей... Момент Опубликованных воспоминаний, Свидетельство о Шмидте: Рохус Миш, Фашист из свиты Гитлера, терзаний Не ощущает, вспоминая, лишь О Бухенвальде ничего "не знает", Освенциме, Треблинке... Но зато О фюрере детально сообщает -- (Все помнит недобиток, где и что Тот говорил) - с дотошностью немецкой: -- Под Винницей - (там "Волчий..." был "окоп" -- "Вольфшанце" -- ставка Гитлера") - дворецкий Однажды патефон заводит, чтоб Расслабиться мог фюрер на мгновенье... Звучит высокий голос... На лице У фюрера покой и наслажденье... Дослушав пенье, я спросил в конце: -- Кто пел-то? -- Йозеф Шмидт... -- Так он же юде! -- Зато, -- ответил Гитлер, -- как поет! - Свидетельство неслабое о чуде Божественного дара... Земляку В тридцатые внимала вся Европа С Америкою вместе... Пареньку Бомонд Парижа упоенно хлопал, Берлина и Милана... Он страдал: Был ростом мал... Зато огромный голос, Феноменальный, небывалый дар. Тот голос необъятен, точно космос... Он недопел и недовыступал, Недоиграл в картинах музыкальных, Недогремел над миром бурный шквал Восторженных оваций на финальных Ферматах... Может быть, в тот самый день, Когда он пеньем оглашал "Вольфшанце", Свет жизни в нем погас и смерти тень Легла на лик... Не оставляет шанса. Фашизм еврею... Угасал земляк Не где-нибудь - в Швейцарии "нейтральной", За лагерной "колючкою"... А враг Пластинку Шмидта слушает нахально... Но фюрера циничная "любовь", Едва ль могла спаси звезду от смерти. Не по его ль вине евреев кровь Лилась? Антисемита водят черти. Шмидт похоронен в Гиренбаде. Град, Не давший жить великому, позорно Его житье здесь превративший в аду, Прогнулся перед нелюдью покорно... Тем Йозеф К. виновен, что режим, Намерений своих не раскрывавший, Глубинной сутью не приемлем им... Вот так и Йозеф Шмидт, невинно павший. Однажды автор был отождествлен С героем: обозначен "К." в отеле. "Их просветить? А самя просвещен? Спросить на что сим указать хотели?" -- Пометил Кафка кратко в дневнике. До смерти полтора неполных года. С героем автор был накоротке... Когда фашизм ушел, пришла свобода, Европа, пережившая войну, В его романы с трепетом вгляделась, Надеясь: впредь не даст пойти ко дну... А Шмидта нет... Ему еще бы пелось - Покинул мир обидно молодым. Нет Шмидта в большинстве энциклопедий. Но, правда, снят документальный фильм.... Фашизм - источник боли и трагедий... На взлете, в тридцать восемь, был сражен -- Шесть миллионов съела Гекатомба... "Тиритомба, Тиритомба, Тиритомба, неужели это сон?" -- Звучит по-итальянски "Тиритомба" -- Сверкает голос вспышками зарниц, Забывшись все, кто слышит, застывают... Поет земляк. Восторгу нет границ. Великие певцы не умирают... Постскриптум: как эпиграф мною взят Альфреды Бриклин стихотворный отклик. Я несомненно тронут был и рад, Что не один лишь я духовный облик Маэстро отзеркаливал в стихах. Альфреда мне поведала о дяде, Что, как и я родился в Черновцах. Он вдохновенно потрудился ради, Того, чтоб о великом земляке Услышали в сегодняшней России. Спасибо, Леонид! Рука в руке Давайте противостоять стихии Беспамятства и нео-бесовства. Он, Флейдерман, собрал материалы... Уже о Шмидте слышали Литва, Израиль... Значит в вечные анналы Да будет вписан пламенный певец... Да зазвучит везде с компактных дисков. И мученика светлого венец Восславят повсеместно обелисков... |