Голос сердца Семен Венцимеров Стихотворения * * * Остались дни, а может быть часы. Что впереди? Стезя необозримая. Возьмут грехи – деянья на весы... В небытие уйду... Прощай, любимая! Я на пути в космическую ту Незнаемую даль забуду многое. Лишь не твою святую красоту, Что воссияет и над той дорогою. Я не забуду вдохновенный лик – В душе лучится праздничной иконою. И если я хоть в чем-то был велик, Так в том лишь, что судьбу мою поклонную Тебе, моей любимой посвятил. Забыв хмельной кураж и молодечество. Проходит жизнь, но я ведь не остыл. Моя любовь. -- она – мое отечество. Она, любовь, меня переживет, Мою главу, мою десницу бренную. И сквозь тысячелетия пройдет, Согрев хоть на пол-градуса Вселенную. И я покинуть Землю не боюсь. Я верю, что душа моя бессмертная Неугасима. Я еще вернусь. Дождись меня, моя любовь рассветная... * * * О жизни и любви всяк судит на свой лад, Особый взгляд у тех, кто в дальние гастроли Отправилcя в судьбу наощупь, наугад, Чей опыт полон горечи и боли. Cокровищ дорогих им с Родины привет Дороже... К счастью, ныне «занавес железный» Обрушен навсегда. И создан интернет – Для ностальгии инструмент полезный. Иллюзия общенья – тоже кое что, Когда разъединенность душ всесильна. Не слышен стук сердец в общении, зато Забудешься, а даль – тысячемильна. Не кто-нибудь, а ты – на дальних берегах. Позвали б, если б отказали ноги, Я б потащил себя обратно на руках, Кровавя ими камни на дороге. Да только никогда никто не позовет. И там и здесь, везде мы лишние, изгои. Хоть верю: без меня неполон мой народ, Народ, способный прочитать такое... «Журфак» и... «Журфак» В тусовках обсуждается «Журфак». Не мой, а сериал одноименный. Мне видится пустышкой откровенной, Я знаю: он возник не просто так... Поддерживая имидж чудака, Гуляю в ветхих слаксах с бахромою. На лавочке пью кофе с пахлавою И кротко жду вестей издалека. Жизнь бобыля порою нелегка -- Готовлю сам и сам посуду мою. Скучна вся проза жизни и горька... А впрочем, ладно, -- не хожу с сумою... В шкафу висит французское пальто -- Излишний лоск для старого бродяги, На коего не бросит взгляд никто... Немало надо, чтобы жить, отваги. Что год грядущий нам готовит? Мир? Войну с набитым нефтью падишахом? В ночь черную, без звезд, гляжу со страхом: Из космоса не рухнет «сувенир», Не тюкнет по башке метеоритик Размером с десятиэтажный дом? Нет, вроде бы не трус я и не нытик, Но страшно в обиталище пустом. Тому, кто одинок, страшней стократно. Никто не соберется ни помочь Ни улыбнуться, чтоб не так отвратно, Так безотрадно наплывала ночь. Конечно, я давно не убирал Берлогу позабытую бобылью. Подсоберусь ли на большой аврал? -- Хоть в ней живут стихи, но пахнет пылью... Никто не приглашает никогда Меня на эмигрантские тусовки – И уплывают быстрые года. Что хорошо – в пустые потасовки По мелочному поводу меня Завистники не втягивают вовсе. И душу в защищенности храня, Творю... Но все ж, душа моя, готовься: Найдут меня завистники, найдут Вовлечь потщатся в пакостные дрязги. Уже издалека зубов их лязги Доносятся, моей промашки ждут. Ненадолго, навенрно, вовлекусь, Взбодрюсь и освежу конфликтом нервы. Так с многими случалось, я не первый. Но я от лиходеев отобьюсь. Неинтересны мне ни Ю. Ни Зю, Толкущие бездарно воду в ступе. А у меня – укропчик свежий в супе – И неуклонно я торю стезю. И мой «Журфак» не опускает флаг. Пусть кто-то истекая черной желчью Пытается пустейшей из бодяг Сразиться с этой эпохальной вещью. Пустое. Мне потуги те смешны. Уже мой на две трети воплотился. И остальные главы, вы должны Прийти на свет – я искренне молился – Всевышний даст мне силы довести Поэму-эпопею до финала. И цель моя – не славу обрести, Воздать той школе, где душа впивала Высокое, перенимая с уст Учителей великих и отважных. В том, что простор души не вовсе пуст, В том, что с пяток усвоил истин важных – И однокашников душевный вклад. И мой «Журфак» -- всего лишь воздаянье Тем, вспоминать о коих буду рад За гранью жизни тоже. Их сиянье – Мой во Вселенной радостный маяк... Живу вне суеты и суесловья С мечтой в душе взлелеянной... Чудак, Несу к былому чистую любовь я... Памятник отцу Еще одна вдова, Еще одно сиротство... Седая голова, Лучистые глаза... Закончилось его Геройское отцовство. И выросла трова И высохла слеза. Подержанный рабай, По-русски по бумажке О доблести давай Его и доброте... А маме, мне с сестрой Секунды эти тяжки. Прощай отец, прощай... – И все слова – не те. Поставлены цветы К подножью обелиска И камешки легли На черный монолит. Гляди, отец, гляди, С него на нас, мы близко. Такой красивый ты, Костюм удачно сшит... Метели и дожди Просыплются, прольются... Гляди, отец, гляди, Кто навестить придет... Господь, вознагради Его – и пусть зачтутся И подвиги отца и доблестный уход... * * * -- Целуйтесь на здоровье! – Советуют врачи. Далекая, любовью Лечи меня, лечи. Внимая санпросвету, Нежней меня милуй: Пошли по интернету Воздушный поцелуй. Мы скучно расставались: В молчанье визави. И недоцеловались, Не спели о любви. В житейских испытаньях Прожгли десятки лет... Но в радужных мечтаньях Тебя нежнее нет... * * * Акациевая весна любви, Каштановая осень Черновцов... Из памяти зови, любовь, зови Звон голосов – счастливых бубенцов. Моей больной бабули тихий смех, Уроки математики отца... Я нынче часто вспоминаю всех Меня любивших, глупого птенца. Улыбчивые мордочки друзей, Которых круговертью унесло И разбросало по планете всей... Мне нынче не хватает их зело. Я помню дорогих учителей, Чьи ожидпнья я не оправдал... О том, что не свершилось, не жалей, У каждого в судьбе свой пьедестал. У каждого любовь и боль своя. И Люда – с олененком на груди... Нет, ничего не забывваю я... Ох, память, душу зря не береди! Все, что мне было по судьбе дано И то, что было отнято, меня В судьбе обогащало все равно... Пусть голоса живут во мне, звеня... Памяти Муслима Магомаева Прощай Великий, незабвенный! Ты Мне подарил единственную радость. Всего лишь раз «дарившая мечты» Вознаградила преданную младость И согласилась посетить концерт Который проходил под небом в парке: Всевышний был в тот вечер милосерд... Воспоминанья трепетны и жарки. Певец, ты был прекрасен и велик В известных итальянских ариозо. Твой вдохновенный авантажный лик Не воспоет возвышенная проза, А из поэтов далеко не все Способны передать то упоенье... На «Чертовом...» с тобою «...колесе» Сердца взмывали... Обжигало пенье И остужало переменно нас... Дарившая мечты была в соседстве За всю судьбу – единственнейший раз. Певец, ты озвончал мне душу в детстве. В них, песнях на Великие стихи, И у чувстве к той, сидевшей в парке рядом, Истоки и моей живой строки... Прощай, Муслим! Всевышний райским садом Вознаградит за радость, что дарил Всю жизнь Орфей Муслим влюбленным душам. Ты навсегда эстраду покорил. Мы лишь на день сидишники приглушим И снова отовсюду зазвучат И «Ты спеши...», и «Свадьба», и бессмертный Твоей душой наполненный «Набат»... Ты будешь с нами, хоть и незаметный... Муслим попрощался с Москвой Москва отдала долг любви и печали Единственному дорогому певцу. Мы помним, каким он был юным вначале, Как песни его вдохновенно звучали – И слезы по каждому льются лицу. Всем ведомо: плакать уже бесполезно. Во времени нашем такой был один. Качает главой многознающий Бэлза: Неужто певца ждет холодная бездна? Мы веруем: принятон в ангельский чин. Он в зале Чайковского на пьедестале. Зал помнит, как звонко он здесь стартовал. Цветами его и при жизни венчали, И нынче их было несчитанно в зале, Где эхо хранит незабвенный вокал. Тамара Ильинична, горе безмерно. Мы Вам соболезнуем, как и себе. Он весело жил и легко, неманерно. Вам горше, чем нам и намного, наверно, Но счастье: он БЫЛ в нашей с Вами судьбе. Он нашему вреиени Богом подарен, Чтоб нам прославляять во все дни бытие. Он был искрометен, горяч, лучезарен. А вровень с ним разве что только Гагарин – На тысячи звездных столетий и лье... Реквием по Муслиму Пританцовыванье под «Капель» И грохочущее «Люди... встаньте!» -- Лишь воспоминания теперь. Но однажды в ангельском десанте Возвратится пламенный Муслим. Горе горькое с восторгом слито: В этом времени мы жили с ним... Высока теперь его орбита. Где-то в ближнем космосе несет Малая планета это имя... Озаряя звездный небосвод Ярче всех светил звезда Муслима Нам сияла в продолженье лет... Приняла земля Азербайджана Прах певца, но в наших душах след Не истает – и всегда желанна «Свадьба»... «Белла чао», и «Ноктюрн», «Не спеши», «Мелодия», «Love story», «Королева...» -- не для смертных урн – Для живых, влюбленных... Пусть же горе Не затмит ту радость, что и впредь Нам Муслим в бессмертии подарит. Никогда он не устанет петь. Никогда Муслима не состарит Время... Пусть проносятся века, Пусть моря межзвездные меж нами. Песня прилетит издалека И накроет светлыми волнами, Источая чистую слезу, К небу для молитвы обращая Очи нас, оставшихся внизу, Музыкой бессмертной причащая... * * * С гастролей возвращается певец. Родной Азербайджан, встречай Муслима. Художник и боец – его отец, C небесной вышины глядит незримо. И у Муслима-деда высота Еще с его земной поры огромна. Муслима-внука вознесла мечта Превыше всех... А уходил он скромно, Без пафоса, с достоинством... Звезда Сияет без натуги и лукавства. И потому он с нами навсегда – Наш песнопевец-пастырь... Будет паства О нем, великом долго горевать – И восторгаться песнями Муслима, И голос и улыбку вспоминать... Ах, колдовство его необъяснимо! ... Звучат из филармонии Баку, Что носит имя деда, эти песни. Накопленная внуком на веку Любовь звенит из душ людских: -- Воскресни! – Но те, кого мы любим, не умрут. Их души нам сияют негасимо. Пройдут века, недостжимо крут Останется для всех талант Муслима. О супермене звездном без котурн Поплачут киевлянки-парижанки... Звучит как искупление «Ноктюрн. Прости нас всех, Орфей азербайджанский!... Осенняя песня Все, какие только были, На деревьях парка шишки, Сбросили, обшелушили Белки-шалунишки. И теперь играют в салки На траве пожухлой. Им привольно в тихом парке... Замирает дух мой... Припев: Листья опавшие, листья уставшие, Листья взлетавшие в мареве грез, Листья от нежных дождей трепетавшие... Горько – опавшие, горько до слез... Затаились воробьишки Даже и не просят хлебца. Хрустнули пустые шишки, Хруст коснулся сердца. Запылали жарко клены, Побурели вязы. Неуместны, незаконны Беличьи проказы. Припев. Черная береза Старый вездеход директора лесхоза Трудно по увалам прыгал и скользил... Выросла на взгорке черная береза... -- Вот бы поглядеть... Я даже не просил... Видно самому директору хотелось, Отложив бумаги, -- на лесной простор... Вот и покaтилось, вот и завертелось Пообочь дороги царство синих гор. Сосны над дорогой замыкают ветки, Резвый самосев сбегает к колесу... Тесаные столбики лесной разметки, Отбивая строфы, четкий ритм несут. Серый жук-трелевочник тащил к дороге Сладкою добычей многотонный кряж. Опускали к лесу острые отроги Салаирских сопок -- голубой мираж. Через редколесье на волок разбитый Выбрался сохатый -- здешних лес ведун, Расплескала туча воду из корыта -- Заскользил по глине джипик, как по льду. Длинными кнутами дождь хлестал по веткам И, хорей приемля, в подударный слог Били блескавицы попаданьем метким И юлил "уазик" меж дремучих строк. -- Вот она, гляди, -- директор скрипнул дверцей. Мы на взгорок вышли. Дождик затихал. Черная береза... Cтранный отклик сердца: Будто я себя в том дереве узнал. Черная береза -- "белая ворона", Cтранная судьба в сообществе лесном. Преломясь в дожде, лучистая корона Нимбом золотым сияла над стволом. Лес выводит песнь -- andante, majestozo! Рвется к небесам безудержный мажор... Еле слышным соло черная береза, Задевая душу, увлажняет взор... То ль та чернота от сильного мороза То ль от нестерпимых горестных обид... Горько, одиноко черная береза В окруженье сосен вековых стоит. Столько лет я прожил в каменных ущельях, Где так мало света пропускает смог... Столько лет, подумать страшно, вообще я Даже в сквер ущербный выбраться не мог. Что она в душе? Заноза, знак вопроса С горькой укоризной -- так ли жизнь сложил? Как бы мне хотелось, чтобы та береза Все еще жила и я еще бы жил... Сентябри Cептемврий в Дреанем Риме был седьмым. Девятым стал, но имечко осталось И сквозь века идет по свету с ним, Хоть кое-где звучанье поменялось. Сентябрь дал старт моей земной судьбы. В созвездье Девы путь по ней наметят. Стоят, как путеводные столбы, Другие имена, что этот месяц По свету в разных местностях собрал: Элул, семвтемри, тут, чивье, септембер, Дождевник, заржи... Мир славянский знал Своих названий море: он и тем был И этим: листопадник и ревун, Зоревник, рюен, вересень и вресень... А для меня он солнечен и юн, И полон тихой радости и песен. Мне в сентябре подарен Божий мир, Сентябрьское дано удачно имя. Мой месяц вдохновительный мне мил. Сентябрьская листва – моя святыня. И в юности далекой и всегда, О чем уже писал в одной поэме, Мне дарят в день рожденья города. И Черновцы мои к сентябрьской теме Привязаны особо. В сентябре С надеждой шел по Леси Украинки К Нагорной, помышляя о добре... Нетленные ношу в душе картинки. Сентябрь мой школьный весел и игрив. Великие учители! Спасибо! За то, что жил неправильно, но жив. Вы, каждый, как фундаментная глыба – И совести опора и души. Успею ли воздать, хотя бы вкратце? Душа, спеши вернуть долги, спеши! Соклассники, мои сестрицы-братцы! Я верен нашей юности. Храню Сентябрьские живые идеалы. И ваши письма-отклики ценю И заношу их в вечные анналы. Пишите мне, товарищи мои! Всевышний мне подарит вдохновенье – И запоют стихи, как соловьи, А сентябри откликнутся на пенье... Добавлю: сын сентябрьский у меня, Талантливый, как все на свете Девы. И он, мое наследие храня, Душой моей души возьмет распевы... Дубровино Летит земным протуберанцем Сосна к серебряной луне... Гуляю праздным иностранцем По деревенской стороне. Командировка областная: Дела стоят, дожди идут... Деревня старая лесная На пару дней мне даст приют. Надсадный дребезг циркулярки. Грызущей комель в кубометр, Коров мычанье, ор доярки - Точь в точь сверхмодный "хеви метл". Вдоль склона улица змеится, По черной каше шлеп да шлеп... Само собою - не столица, А я в кроссовках, остолоп! Брожу, вбираю впечатленья... Братишка-дождик, ладно, лей, Лей - не жалей в мой день рожденья, Сорокалетний юбилей. Во здравье выпью с губ дождинку, Приму в подарок окоем. Промокший свитерок да джинсы - Фрак - в положении моем. Мне здесь ни холодно ни жарко, Никто не спросит документ. Не манит стылвя лежанка В мой временный апартамент. Гуляю на исходе лета По деревенской стороне, Взамен сердечного привета Дворняжка тявкнет в спину мне. И отдалится дебаркадер, Накинув мглистую вуаль... Мой синий катер, быстрый катер, Сюда однажды вновь причаль! Облепиха Спелые... Отчаянные, шалые Ягоды в ветвях обиндевелых, Желтые, оранжевые, алые, Жаркие - в садах январских, белых. Взапуски - то тропкой, то сугробами, Вслед за деревенскими мальцами... - Эй, ребятки, дайте хоть попробовать, Угостите чудо-леденцами! А они - смеясь: - Сады гектарные!, Но, почет оказывая гостю, Ягоды янтарные, нектарные Насыпают мне в ладони горстью. - Дядя, вот - что эскимо на веточке, А красна, красна-то, точно яхонт! Веселяся, озоруют деточки, Вперебой мне предлагая ягод. В полушубке, статная и грозная, Cтрожится cтаруха-сторожиха: - Не шалите - ягода совхозная! Вот она какая - облепиха! Ягода характером сибирская, Ей морозы и пурга - не лихо. Золотая, масличная. бийская Бусинка- кисличка - облепиха. Запуржило над садами- селами И мороз пощипывает злее. Вспоминаю ягоды веселые - Верите - становится теплее... На Нагорной На Нагорной, на Нагорной Щеголяю школьной формой. Ах, мундирчик однобортный! Я шагаю беззаботный. Мне еще не снятся рифмы... Загодя особый гриф мы Заслужили у начальства – Чтоб нам было меньше счастья. У начальства – злые игры... Нам в сердца вонзают иглы И ровесники из класса. Нас покуда в школе масса. Больно, горько от укола. И не защищает школа, А порой – усугубляет: И учитель оскорбляет. Но в глаза друг другу глянем – И улыбчивее станем. Нам светлее друг от друга, Дружба – для сердец кольчуга. Мы, пришпиленные к месту, Не готовимся к отъезду, Уезжать и не мечтаем, А учебнички читаем. Не по нраву мы сосодям, Только скоро мы уедем, Испаримся с потрохами, Анекдотами, стихами... Не родившийся красивым, Был способным, но ленивым. Отвечал порою бойко. Чаще мне оценкой – «тройка». Мне нужды в «пятерках» нету – День за днем – все ближе к лету... Я несу по белу свету Школьной дружбы эстафету Драгоценностью бесспорной, Истинной, нерукотворной: Щеголяя школьной формой, Пробегаю по Нагорной... Одноклассник, однокурсник по ЧСТ Костя Ефремов Опять руснет шлет в виртуале гостя – В реале не встречались сорок лет. Стихи подвигли – и Ефремов Костя Откликнулся – и теплый шлет привет. Привет, мой одноклассник, однокурсник, Улыбчивый, лобастенький крепыш... В воспоминаньях радостных и грустных Ты в эти дни передо мной стоишь. Сначала вспомнил плащ твой серебристый... Неужто сохранился до сих пор?... Мы в этой жизни странники, туристы, Жизнь быстротечна – (Господу в укор)... Наш город – украинско-молдаванский, И русский, и еврейский – сплав сердец... Я вспоминаю: класс наш хулиганский Увещевать явился твой отец. Ты был примерным, не был хулиганом В отличие хотя бы от меня... Отец перстом, тяжелым, как наганом, Грозился, всех заранее казня... Мне помнится и состязанье в парке, Где ты – на время – штопаешь носок... Картины детства радостны и ярки, Жаль, что давно снег выпал на висок... Потом мы в ЧСТ, в элитной группе. Ты рисовал отлично и чертил. А я – середнячок... Со всеми вкупе За курсом курс упрямо проходил... На выпускном ты был красив и моден, Рубашки ворот – уголками вверх... Военкомат... Ты в офицеры годен... Хотел и я, но военком отверг... То день последний был, что нас сближая, Уже и разводил нас по судьбе. Моя – своя, ну а твоя – чужая, ...А человек играет на трубе... И каждая судьба слезой омыта, Над каждою судьбой своя звезда... Ты до костей промерз на мысе Шмидта, Меня, как видишь, бросило сюда... Судьбу чужую со своей не спаришь... Мы живы оба, так чего еще? Спасибо, что откликнулся, товарищ, Подставил в горе сильное плечо... Уроки Всю жизнь учусь... Чему? Не знаю сам. Поэзии, бухгалтерскому счету, Компьютерным логическим ходам... Пока был журналистом, все в работу Годилось, журналисту всякий вуз По профилю дает образованье. В разнообразных знаниях обуз Не видится, они -- обоснованье Незамутненной творческой судьбы... Мне техникум любимый Черновицкий Закалку дал для жизненной борьбы. Что вспоминается? Уже неблизкий Второй в сей альма матер трудный курс. Зимой впервые практика на стройке. Попробуй, дескать, какова на вкус Профессия. Она – не то, что в строки Укладывать корявые слова... Я нахожу на Леси Украинки Контору дорремстоя, где сперва Мои – не всепогодные – ботинки Забраковали... -- А других-то нет... -- Замерзнешь в этих – не шути с зимою... – Мне дали адрес – и уже чуть свет На месте я. Хоть мерзну, но не ною. Чуть позже подтащился «Белорус». Известный тракторишко в экскаватор Преображенный в Киеве... Берусь За рычаги... Не позволял характер На зиму нарекать. Нам предстоит С инструктором выкапывать траншеи, Потом их зарывать... Сей труд сулит От холода – фурункулы на шее, Бронхит с гастритом и радикулит... Указанное обработав место, Переезжаем... Шеф не сам рулит – Мне доверяет право переезда. На тракторе качу по Черновцам. Брат мамы это видел, дядя Яша. Он оценил, что за штурвалом сам... -- Ты напряжен был, будто вся поклажа На собственных твоих была плечах, И рычаги как будто весом в тонну, Но воля и решительность в очах, -- Подтрунивал: -- не подходи к Семену! ...— Таким был мой технический ликбез. И это в журнализме пригодилось. И даже вирши не остались без Того, что мне в той практике открылось. Не стану повторяться – все давно В метафоры и рифмы воплотилось, Все, что мне было по судьбе дано, Где между строк, где в строчках отразилось... Новосибирск, Кирова, 3 Белый лист, чистый лист - Дорогое мгновенье... Что творишь, журналист, Обретя вдохновенье? Чем людей увлечешь, Что поведаешь свету? Чем прославишь еще Дорогую газету? В чьи заботы сейчас Погружаешь себя ты? Греет жар твоих глаз Пожилого собрата. Покружило меня По планете со свистом, Но средь ночи и дня Остаюсь журналистом. Ты, браток, не смотри, Что иду по Нью-Йорку - Хочешь, я на пари Принесу на планерку. Эксклюзивный фактаж, На «ура» уникальный, Огневой репортаж, Как всегда, эпохальный. Социальный заказ, Юбилейная тема – В две недели для вас Будет чудо-поэма... ...Чистый белый листок, Ставший долгой судьбою, Сколько лет, сколько строк Пролетит над тобою? Сколько стран, сколько лиц, Сколько встреч и прощаний... Сотвори, журналист, Светлый очерк про счастье... Детство Старая яблоня, столик расшатанный, Двор невеликий в объятьях квартала... На волейбол, на стихи и на шахматы Тихого дворика раньше хватало... И на акации в пышном цвету, Чтоб потом вспоминать и тужить.. Хватило на красивую мечту, А ее – на всю большую жизнь... Будто про детство рассказ без названия Или о юности кинокартина... Чтобы вступить на дорогу мужания, Тихого дворика тоже хватило... И на разлуки, зовущие в новь, Чтоб судьбу, как удастся, сложить... Хватило и на первую любовь, А ее – на всю большую жизнь... Маша Шарапова Все под контролем: перемены стиля, Прическа, майка, юбка, грудь и стать... Она прекрасна, как сама Россия. Другой подобной в мире не сыскать. Она кричит победно – вдохновенно. Она у всей планеты на виду. Светла ее улыбка незабвенно – И я за нею хоть куда пойду. Не я один попался в эти сети. Стране, семье, тебя родившей – честь... Спасибо за присутствие на свете, За то, что ты, на свете, Маша, есть... * * * Мальчик с лебедем в парке – Летний белый фонтан... Фонари Театралки... Погрузневший каштан... Стадион «Буковина», Буйный Русский базар... И прощание сына – Сентябрьский вокзал... Город снов, город песен, Город первой любви Стал однажды мне тесен: -- Будь, мой город, живи! Я тебя покидаю, Память детства храня... – Оперившись, взлетаю – Не забудешь меня?... Через годы и дали Покатилась судьба. На Центральном майдане Загудела труба. Будь слышней перекличка Той трубы и души. Прозвени мне, «Маричка» Зовом счастья в тиши. Я по свету метался, Все искал, где светлей. Город детства остался К непрошедшей моей Навсегда незабвенной, Не утихшей в крови Непогасшей Вселенной -- Драме первой любви – Обязательной рифмой... Город – мой космодром, Непридуманный миф мой, Глаз моих окоем. Завершаю броженье Неизменно любя. Я – твое отраженье, Я – частица тебя... Дом на Фрунзе в Черновцах Память, снова неслышный укор ты Вносишь в душу... Ах, сердце, молчи... Дом на Фрунзе. Поблизости корты. За ограду летели мячи. Теннисисты во двор забегали. И с мячом уносились на корт... А собачки мячи отнимали По негромкой команде «Аппорт!». Романтичные полуовалы Окон, стрельчатый кровли шатер... Память, так неуместны провалы: Вспомни цвет того дома, декор... Арка входа и зелень густая... Что-то важное было еще... Если вспомню, картинки листая, Буду городом тихим прощен... Вспоминаю: будь вёдро и дождик, Перед домом с мольбертом стоял Погруженный в мечтанье художник, На мольберте мечту рисовал. Этот дом представал на мольберте. Дама в платье Марии Стюарт Выбегала из арки... Поверьте: Не халтура была, не поп-арт. До души пробирало искусство. Миг прощанья. В доспехах герой По кидал ее... Было так грустно, Как и в жизни бывает порой... Детский кинотеатр имени Ольги Кобылянской в Черновцах Мой первый фильм в нем помню: «Белый клык». Хороший фильм, но я его не понял. Я – первоклассник, к фильмам не привык. Фильм рассыпался – и меня не тронул. Но я подрос – и стал в кинотеатр Похаживать уже самоуправно. Брал на зубок в картине каждый кадр, Переходя от фильма к фильму плавно. Случалось – и уроки пропускал... Был непослушный лодырь и бездельник. А в зал порой бесплатно проникал – Без ухищрений хитрых и без денег. В кинотеатре неплохой буфет. Кузен мой Гришка – мой секретный ключик. Когда я с ним – не нужен и билет. -- Мы – к бабушке! – И билетер из лучших, Конечно, побуждений, пропускал. Та бабушка – начальница буфета. Попав в буфет, и в зал я проникал. Но кроме фильма важно мне и это... Был маленький в кинотеатре зал. А в нем работал массовик-затейник. Он на баяне песенки играл И – что любых бы стоило мне денег, Имей я их: он песни петь учил. И я орал: «В траве сидел кузнечик», И восклицал «Зелененький он был», И повторял:»Совсем как человечек» Под музыку, что мне ценней всего... Текст песни – крупно – на большом плакате. И можно не стесняться ничего – А я картавил... -- Вместе, громче гряньте! – Неважно, есть ли абсолютный слух, А важно: согревала душу песня – И я старался: пел, орал за двух – И растворялся в каждой песне весь я... Под Новый год к ребятам Дед Мороз – Наверно тот же массовик-затейник. – Являлся – и мешок подарков нес – А вот на это, кто жалел бы денег? Спой песенку и расскажи стишок – Затейник восхитится и похвалит... В восторге ждешь, а он полез в мешок... Ой, что подарит мне он. Что подарит? И я любой игрушкой дорожил, Подаренной в киношном этом зале. Я много раз нарочно приходил, И ждал, чтоб мне еще чего-то дали... Я помню, мы водили хоровод, А рядом в кресле – необычный мальчик... Больной, недвижный, но – подарка ждет. И Дед Мороз к нему... Машинку, мячик Сейчас достанет, мальчику подаст? -- Но из мешка – под светлый всхлип ребенка – Его больной недвижности в контраст – Рвалась к нему смешная собачонка – И облизала все лицо его... Счастливый мальчик, не стесняясь плакал. И не осталось в зале никого, В чем сердце в этот миг не вспыхнул факел... Позднее, Алый парус» прочитал – И размышлял о сотворенном чуде. И этот случай в параллель вплетал... Творите чудеса друг другу, люди! Предвесеннее Зеленеют кустики и травка, Синь сияет, дали дня добрей. Может быть, весной начнется главка Новая в истории моей. Может быть, секретные страницы Вдалеке заполнила судьба, Чтобы та, к кому душа стремится, Не была на нежное скупа. Прилетят скворцы из дальней дали Обживать заветное жилье. Вы меня счастливым не видали. Где оно – счастливое мое? Кто его несет ко мне по свету? С кем его, умножив, разделю? Неужели вправду в мире нету Радости, чем горе искуплю? Но тогда зачем приходят весны? Я не верю, что весна – обман. Верю, что и мне еще не поздно Окунуться в радостный дурман. Все, что было прежде – лишь затравка, Обещанием счастливых дней Зеленеют кустики и травка, Синь сияет и душа светлей... Возвращение... Сказали все пройдет -- Не объяснили цель... Две тысячи шестьсот Стремительных недель. Нельзя остановить, В полете развернуть, Но можно в небо взмыть, В тот город заглянуть. Внимательней, смотри По сторонам, сынок,.. Жаль, Кинвская. 3 Закрыта на замок. Спасательным кружком -- Мансардное окно... Пил с Зориком-дружком Дешевое вино... Парк Шиллера глядит -- И не отводит глаз -- Расстроган и сердит: Дождался все же нас... Акациевый дым, Дурманящий как встарь. Дуб -- добрый богатырь, Каштан -- округи царь... Тот вдохновенный двор И незабвенный дом. Я с тех счастливых пор Полвека не был в нем. «На милом этаже -- Квадратики огня. Теперь они уже...» Вновь светят для меня... * * * На улицах и площадях, В подземке и очередях, В библиотеке и толпе – Мечтаю только о тебе. В рассветной дымке сентября Брожу, заранее любя, Гляжу вокруг ппо сторонам – Не разминуться б только нам – Ищу который год подряд, Перехожу из града в град, Перелетаю за моря. Я верую: не зря, не зря И глубина и высота, Куда меня зовет мечта, Предощущения полны: Мы скоро встретиться должны – Куда пойду теперь, куда? Веди, зеленая звезда! Пойду на твой далекий свет – Мне без любви и жизни нет. Звезда моих счастливых дней, Веди меня, к любви моей, Чтоб мне хотя б в прощальный час Счастливым быть в последний раз – Ищу тебя, моя любовь! * * * Ах, чайки, белые кричалки, Еще так долго до весны! Вы как без мыла и мочалки Достигли дивной белизны? Я к вам не зря с наивной лестью. Прошу ее всерьез принять. Всей стаей вылетели с вестью – О чем она – хочу понять. Пусть весть окажется предоброй - От горестей уже устал. А жизнь пусть будет долгой-долгой -- Туда никто не опоздал. * * * Я многого в России не люблю, Но все ж, куда б пути не уносили, Я от нее себя не отделю – Во мне всегда Россия. Я -- в России. И промежутка между нами нет. Шлагбаума, заслона и барьера. Мой на Транссибе не остынет след. Все прочее – иллюзия, химера. И где бы два аршина мне Земля Не отдала, пусть даже не проси я, То всюду там, где лягу в землю я – Экстерриториально там – Россия... * * * …В ноябре по столице уже не шуршат листопады. Замещается изморось изморозью... Исполать... Не дано мне, увы, незатейливой этой отрады В завершенье судьбы никогда на Земле испытать... Не увидеть снежинок, слетающих на Моховую Не услышать на Красной курантов волнующий бой... Я немного еще покукую и – на боковую. И во сне, может, статься, столица, увижусь с тобой... Пошагаю, как встарь, до Октябрьской площади пёхом. Забегу для сугреву на пару минуток в «Весну»... И опять под осадки московские выйду со вздохом. И к «Москве» мимо стали и сплавов сутуло шагну... Ах. столица, столица, к тебе мое сердце стремится. Да не просто в Москву, а в Москву моих радостных дней. Пролетела так быстро восторженная вереница. И журавль и синица умчались из жизни моей. Только сердце не хочет, не хочет с той правдой мириться. МГУ – шной вселенной мерцает серебряный свет. Я на шпиль золотой как и прежде наколот, столица – Постаревший студент, факультетский усталый поэт... Цыганка В суете наши дни коротаем, Приземлен день без счастья и пуст. Мы взлетаем, когда испытаем Небывалое празднество чувств. Мы тогда два крыла обретаем И уносимся в ясную даль. Даже звезды мы с неба хватаем – И раздаривать их нам не жаль. Мы старинную книгу листаем – Все страницы ее – о любви Мы мечтаем, мечтаем, мечтаем – Отыщи нас, любовь, позови. Если жить, то уж лучше влюбленно А иначе не стоит и жить. Развернется душа окрыленно... Как нам радость в судьбе заслужить? Эх, цыганка, давай погадаем, Скоро ль встретится в жизни любовь? Долго ль в чуждом лесу поплутаем? Изгибает улыбчиво бровь. -- Не напрасно ли грусть нагнетаем? Вот – шагает любовь по пятам... – Значит, верно: еще полетаем, Надивимся стихам и цветам... * * * Благодарю вас, земляки За телеграммы и звонки, .Они для сердца – свет во мгле... Нас разбросало по земле. Но город, что дарил любовь, Все также будоражит кровь. И от Нью-Йорка до Москвы Возводим тайные мосты. По тем мостам любовь, звеня, Летит, чтоб вдохновить меня. Благодарю вас, земляки За продолжение строки. За Вашу веру, что строка, Нас уведет из тупика Туда, где ожидает нас Сама любовь в заветный час. В невозвратимые миры Зовет нас голос детворы. Там серебрятся тополя. Воспоминанья веселя... Благодарю вас, земляки! Пусть будут ваши дни легки. Пусть обоняние и взгляд Черемуховый аромат, Сирени майские костры Вам дарят сладких чувст пиры. Пусть прилетают в ваши сны Живые радуги весны, Смеются дочки и сынки... Благодарю вас, земляки... * * * Здравствуй, душенька, здравствуй, лапочка! Здравствуй, светоч моей судьбы! Снова весточка, словно ласточка, Прилетела на свет избы. Что поделаешь, ты – любимая, Не поправить, не отменить. Не порвется вовек незримая Нас связавшая крепко нить. По-над памятью – песня-радуга. И акациевый дурман Заливает опять как патока, Но с горчинкою, наш роман. Что поделаешь, что поделаешь – Жди меня и ищи меня... Юным сердцем в любовь уверуешь До последнего в жизни дня. До последнего, до последнего – В ней, огромной, как океан, Плещет солнышко... Жар и свет его Озаряют былой роман... Одаряют воспоминанием – Благодарствуем за него... Проглядим его со старанием: Все же лучше, чем ничего. В одинокой моей конфузии Память нежности так светла. И поверить хочу иллюзии, Что любовь не совсем ушла... Каждой весточке тихо радуюсь. Шли депеши, прошу, и впредь... Я, как видишь, пока барахтаюсь И надеюсь еще успеть... Отец Свеча поминальная... Новые сутки Живу без отца... Так и жить мне теперь... Последние дни беспросветны и жутки -- Ушел и прикрыл невозвратную дверь... Еще я в уход его вовсе не верю... Лишь кнопку звонка надавлю – и опять Улыбкой отца все печали развею... Ушел... На кого мне теперь уповать? И тяжесть потери все резче и гуще Корежит мне душу – и нечем унять... Всесильный Владыко, Всеблагий и Сущий! Молю добротой его душу принять... Любые слова в этом горе – пустые. Еще не исплаканы слезы мои, Не все по печали стоят запятые, Не все порасставлены точки над «i»… Наверное всхлип этот станет прологом К рассказу о праведной светлой судьбе... В сиянье любви предстает перед Богом Мой светлый предтеча в житейской борьбе. Я верю в бессмертье души безраздельно. Эпоху свою на Земле отслужив, Теперь безтелесно, светло, надземельно И в сердце сыновьем, как прежде, он жив... * * * Когда впаду однажды в кому, А я когда-нибудь впаду, Чтоб без соплей! Попейте брому – И с чувством искренним в ладу, Коль я для вас хоть что-то значид И чем-то в жизни удивил, Хоть тем, что над «Журфаком» крячил – И что-то в душах уловил, Со мной, безгласным, говорите – И уверяйте, что найду Ресурс, чтоб выжить... Повторите – И не замечу, как уйду С нетленной верой, что обратно Я возвращусь когда-нибудь... Мне будет уходить приятно В последний невозвратный путь... Вспомнилось... Откуда родом, как был величаем – Не ведаю, не довелось спросить -- Тот, самый необычный черновчанин: Верхом любивший по утрам трусить. Немолодой, во френче с орденами И хромовых блестящих сапогах, Кубанке, бриджах... На коне меж нами Проскальзывал, привстав на стременах, Как персонаж из фильма о гражданской – По тесаной булыжной мостовой, По Театралке и по Кобылянской... Считали, что не дружит с головой – Хохмили, ухмылялись деду в спину, Конь оставлял на мостовой шары... А я не знал, что Черновцы покину... Картины детства – памяти дары... * * * Дни идут, недели бегут, а годы летят... Мой редут друзья берегут, надежен их ряд... Повезло, друзьями богат, они – мой заслон.... Но зело, пред той виноват, кем полон мой сон. Убежал по кромке дорог в далекую даль. Бедовал, любви не сберег – и жаль и не жаль. А друзья, молясь за меня, прикрыли мой тыл, Чтобы я, все горести дня пройдя, победил. «Наташи» Лорд Портман, наверно, сегодня напьется – Опять прибавленье в богатой семье. Он радостен, весел, он звонко смеется В счастливом, богатом житье и бытье. Неведомо лорду понятье «работа». Сегодня всегда у него выходной. Вот скука – вседневная лорда забота – И он путешествует с русской женой. Она в ипостаси серьезной модели – В таблоиде каждом портреты ее. Сто раз: то одели ее, то раздели – И блицы сверкают – такое житье. Наташа Водянова – русское чудо. Из тысяч одной ей в судьбе повезло. Иным, кто нередко и краше, тем худо: Судьбой в проституцию их привело. Красавицы русские, милые наши! Да что ж с вами сделала Родина-мать? Уходите через кордоны в «Наташи»... Мне жалко и горько – не стану скрывать... Учим испанский Развалился по–пански В мягком коконе «Форда». За окошком – Канада, Пестрота сентября. Учим с Димкой испанский И снимаем на фото Верх и низ водопада, Лучший ракурс беря... Сын рулит капитански – Лучше сможете вряд ли. Ас в искусстве шоферском В зависть прочим отцам. Для чего мне испанский? В исполнение клятвы, Той, что дал сальвадорским Партизанам-бойцам. С серебристого диска На наречии гордом Оглашаются фразы, Повторяем вдвоем. Совершенство не близко. Фразы мчатся за «Фордом» -- Промежуточной фазы Мы экзамен сдаем. Нас небесная туча Огорчить не стремится. Дни чудесной погоды, Век бы бури не знать... Грянем «Бэса мэ мучо...» Песня – легкая птица С нею даже глаголы Легче запоминать... Ниагара Над Ниагарой радуга подковой, Под радугой подковой – водопад.. Сынок устроил праздничек кайфовый, Привез меня сюда потешить взгляд. Взираем сверху, стоя у ограды, И снизу вверх с шального катерка... Зачем Господь устроил водопады? Грохочет буйно грозная река. Над водопадом облаком белесым Разбитая в падении вода.. А чуть в сторонке – грустные березы Молчат о том, кто их послал сюда. Сентябрь в Канаде теплый и спокойный, А городок, как детский мультик, пестр. Аттракционы с выдумкой прикольной: То вурдалак то инозвездный монстр. Ждет казино куражного угара, В ломбардах проигравшимся кредит... А мы не сводим взгляда: Ниагара, Гипнотизируя на нас глядит... * * * Шестьдесят -- шестого сентября, А душой – четырнадцатилетний. Вихри века, кудри серебря, Внешне с каждой осенью заметней. Только чувства юные вполне, Память сердца все острей и глубже. И мечта о радости во мне, О любви – как в юности, не глуше... Так же неразменны «три любля» И манят в дорогу океаны. Дарят мне шестого сентября От щедрот – неведомые страны. У каньонов, возле Ниагар Поищу мечту и вдохновенье. И Господь не отнимает дар Слова – в нем надежда и прозренье... Поэтесса Вера Павлова – Моцарт поэзии... Чудо вздоха, творящего ритм. Это солнце на строчки порезали – И в любой – мелодичный экстрим. Мандаринные дольки в сиянии – Вкус и цвет нераздельно ярки -- В каждом честного сердца послании, В каждом взлете крылатой строки. Вера Павлова – это гимнастика Олимпийского ранга мозгов, Колдовство, чудодейство, фантастика – И не жить мне без этих стихов... * * * Мне жаль: ничего не сумело сложиться – Лишь песня. Но песня сама по себе. И мы не успели, увы! – подружиться – И горечь в душе, и ошибка в судьбе. И нам не дано на Земле повстречаться, Пройдем, как по встречным путям – поезда. Возможно, что именно я – ваше счастье, Но мы не узнаем о том никогда... Вдова поэта Десять, десять, десять -- тридцать литер... Жить досталось – только тридцать шесть... Дипломат, поэт и композитор, А всего превыше долг и честь. Александр Сергеич Грибоедов... «Горе от ума» -- его судьба Лишь неделю радости изведав, С саблей в бой вступает. Жизнь – борьба... Кем он был для Нины Чавчавадзе? Поначалу – музыке учил. Не успела разочароваться – Сердце ей высокое вручил... А потом ушел по зову долга... В черном платье юная вдова Честь его хранила долго-долго – В благодарной памяти жива... Уход поэта Вернисажи, перфомансы, Инсталляции, Не-поэмы, не-романсы – Сплошь новации. Сердце замерло, попрыгав – И ушел поэт Перфомансный – Дмитрий Пригов. Нет поэта... Нет? Нет того, что за очками Пялилось хитро, Пальцев быстрыми тычками Резало остро, Наливало, выпивало, Уезжало вдаль, О высоком толковало – Нет его... Печаль... Надлежит на камне высечь: Жил, мол, сколько мог... Но осталось двести тысяч Духотворных строк, В них душа и мысль поэта Запечатлены... Значит – жив поэт... Мы это Разуметь должны... Отец гения Отец гения Памяти Арсения Тарковского Сыновья, конечно, нас умней. Не стесняясь скажем, гениальней. Их творенья ярче, эпохальней И видней на фоне новых дней... Как же поступать нам, их отцам? Как и встарь: ступать по нашей тропке – И в картонной собирать коробке Строки, что хулителям, льстецам, Сыновьям-придирам недоступны И неинтересны до поры. В самоисступлении игры Так они упрямы, неподкупны, Ироничны... Лучше нам пока Предъявлять себя им по крупице – Пусть их дольше отрочество длится Сверхэгоистичное слегка. Надобно суметь не оскорбиться -- И хвалить за каждый их порыв. Пусть, не разуверясь, не остыв Постараются осуществиться. И тогда придет заветный миг. Сын решит, что голосом отцовским Он озвучит детства отголоски – И стихами из отцовских книг... Мексиканская песня Странный парень из Новосибирска Захватил в Москву летевший «Ту»: -- В Мексику! -- Но до нее неблизко! -- Так хочу осуществить мечту, Встретиться с Кончитою Веласкес. В девушку из песни я влюблен, Для нее в душе так много ласки... – Странный парень... В чемодане он Вез пластинку с мексиканской песней С трепетным признанием в любви. Этой песни в мире нет известней... Пой, Кончита, и любовь зови... Консуэла значит – утешенье. В сорок первом ей – пятнадцать лет. Нет еще любви – лишь предвкушенье. Каждый в этом возрасте – поэт. И мечта о всеохватном счастье Выдала прекрасные слова, Может быть наивные отчасти, Но тотчас их разнесла молва Вместе с невзыскательным мотивом, Для чего внушительный резон: Каждый ведь мечтает быть счастливым... Пласидо Доминго и Кобзон, Френк Синатра, похудевший Демис, Армстронг и красноармейский хор Услаждали нежной песней демос, Неизменно увлажнявшей взор: «Беса мэ, беса ме мучо, Комо си фуера эста ноче ла ултима вэз. Беса мэ, беса ме мучо, Ке теэнго мьэдо пердерте, пердерте деспуэз...» * * * Взволнованную душу теша И, будто в юность возвращая, Летит из дальних мест депеша – Дождался радости, не чая. Не чайка белая над морем, Не сизокрылая орлица, А нежность над тоской и горем -- Пусть эта радость вечно длится. Дли, Царь Небесный, жизнь поэта, Дари и силы и прозренье... Пусть вновь и вновь депеша эта Мне возвращает вдохновенье. Пусть свет надежды возвращает Сеть разорвавшее посланье И ласку встречи обещает, А я поверю в обещанье... Песня Памяти А-Ц Идельсона Он вышел из-под Риги, Под небом ночевал. Псалмы из вещей книги Негромко напевал... Он отдал душу песням – Ведь с детства их любил. По городам и весям С котомочкой ходил. В замызганой котомке В бутылочке вода. Веселый был и тонкий, А сытый – не всегда... Подвинье и Побужье Проселками прошел... -- Ты спой мне вашу, друже... Поешь ты хорошо... А, ну – еще! Сумею На скрипке подыграть... Це-молль, как разумею? Так и впишу в тетрадь... Теперь давай-ка вместе. Я в терцию спою... – Он шел от песни к песне... В тетрадочку свою Записывал мотивы, Запоминал слова, Голодный, но счастливый... Его в пути молва Подчас опережала – И рада молодежь: -- Давай-ка мы сначала, А после ты споешь... Проселками по бровке Шагал он и шагал. Ему аранжировки То дождик предлагал, То ветерок навеет Замысловатый ход – И радость в сердце зреет. Он с песнями идет. Он молод и отважен. Ни холод, ни жара, Ни дождь ему не страшен... А вот и Садгора. Предчувствие удачи. Чем встретят в Садгоре? -- Чего тебе, юначе? Ах, песню! Ну, харе: Будет веселье, будет веселье, Будет веселье с песней у нас... Будет веселье, будет веселье, Будет веселье с песней у нас... Ну-ка, задорней в пляс, ну-ка, задорней в пляс, Ну-ка задорней в пляс, праздник у нас... Ну-ка, братья! Подпевай с радостью в сердце, Подпевай с радостью в сердце, Подпевай с радостью в сердце, Подпевай, подпевай, Радость разливай... -- Ну, ладно, все в порядке, Спасибо за вокал... -- Крючочками в тетрадке Он песню начеркал, Не допуская фальши: -- Вот здесь у нас диез... -- А что случилось дальше, В чем главный интерес? Двадцатый год итожил, Кто пал, а кто живой, Кто ранен, обезножил На первой мировой. Без всяких переходов, Побитое само, Сообщество народов Решило в Сан-Ремо: Чем жечь, душить, калечить С кликушеством в речах, Евреям обеспечить Достойный нац. очаг. Так решено впервые -- Теперь-то воспарим! – Евреи в эйфории. И Иерусалим Мечту свою концертом Желает увенчать... Хормейстер ходит фертом. Он знает, чем начать. А песню для финала Не может подобрать Чтоб воодушевляла... -- А где же та тетрадь? Там, помню, что-то было... -- Тетрадь перелистал... -- Да вот же! Звонко, мило... Сгодится на финал... – Известные издревле Слова вливает хор В Садгорское веселье, Израильский задор. И песня зазвенела И понеслась в зенит, Сердцами овладела И до сих пор звенит. Мажор планету залил, Он каждому знаком. И словно весь Израиль Победно пляшет в нем: Хава нагила, хава нагила Хава нагила вэнисмэха. Хава нагила, хава нагила, Хава нагила вэнисмеха. Хава неранена, хава неранена, Хава неранена вэнисмеха. Уру, ахим, Уру ахим бэлев самеах, Уру ахим бэлев самэах, Уру ахим, уру ахим, Бэлев самэах! Читая Пауля Целана. Говори и ты * * * Sprich auch du, Sprich als letzter, Ssag deinen spruch. Sprich – Doch sheide das Nein nicht von Ja, Gib deinen Spruch auch den Sinn: Gib ihm den Shatten. Gib ihm Schatten genug, Gib ihm so viel Als du um dich verteilt weisst zwischen Mittnacht und Mittag und Mittnacht. Blicke umher: Sieh, wie’s lebendig wird rings – Beim Tode! Lebendig! Wahr spricht wer Schatten spricht. Nun aber schrumpft der Ort wo du stehst: Wohin jetzt, Schattenentboesster, wohin? Steige. Taste empor. Duenner wirst du, unkenntlicher, feiner. Feiner: ein Faden, An dem er herabwill, der Stern, Um unten zu schwimmen, unten: Wo er sich schimmern sieht, in der Duehnung Wandernder worte. Von Paul Celan. Sprich auch du Говори и ты... Говори и ты, Говори последним, Выскажи мечты, Поделись наследьем. Но не отделяй «Да» и «нет» от смысла. Тонко оттеняй Имена и числа. Оттеняй сильней, Оттеняй свободней Кроны для корней, Полночи для полдней. Оглянись вокруг: При смерти живые. Говори, мой друг, Если и впервые. Только тверже стой Ты на зыбком месте Посреди теней Не теряя чести. А потом куда, Чтоб срывать покровы? Над тобой – звезда, На душе – оковы. Будет страх томить Невеликих ростом. Но сверкает нить, Что подъемлет к звездам... Размечтался Новый дом я увидел во сне. Был высок он и светел, как счастье. Я взываю к судьбе и весне, Чтобы этому сну не кончаться. Я хожу по весне – и зову: -- Где ты, где, мой строитель-спаситель? Возведи для меня наяву На земле незабвенной обитель. Зайчик солнечный к форточке – прыг!, Сын с прогулки примчится с бульдогом... Все отдал бы за радостный миг Новоселья... О, счастье, будь долгим! Одевается город листвой И щетинится башнями кранов... Где же, где же ты, мой новострой, У какого из двух океанов? Сны... В них отсветы давней весны... Жаль: печальное крепче зубрили... Я живу на востоке страны, Вне судьбы и любимой Сибири... Я хожу по зиме и зову: Где ты, где, мой спаситель-строитель? Возведи для меня наяву Дом надежды и веры обитель... * * * Совести азимут – Доблесть и честь. К сердцу и разуму Тропочка есть. Истинный видится Ориентир, Верю, что близится Мудрость и мир. Вечные знания – К счастью мосты... Слышишь признание? Ты, только ты... Поэты По Новосибирской вдоль Сaнкт-Петербурга... За узкоколейкой – в рощице просвет... -- Господа, сходитесь! – И ударил гулко Выстрел невозвратный – и упал поэт... Возле тихой рощи катится троллейбус. Искрами контактов вспыхивает мгла... Может потому Россия все болеет, Что она Поэта не уберегла. Клен осиротелый - поминальной свечкой, А сентябрьский дождик - по Поэту плач... В этой тихой роще, здесь, за Черной речкой Мать-Россию в сердце поразил палач. В веке-людоеде -- новые потери... Звонкий, как свирель, отплакал. отжурчал В мрачном "Англетере" -- чудо-"подмастерье"... Как всегда, народ безмолствовал, молчал. Не сыскать Пророка, не узнать Мессию В темном царстве зла - отечестве его... Научи, Господь, несчастную Россию Впредь любить живым Поэта своего. Облака над рощей вдаль плывут небыстро, А кудрявый парень не стыдится слез. И уходит Бродский по Новосибирской, Думал, что вернется, но не довелось... * * * Не бывает богатых поэтов – Да когда им и как богатеть В круговерти высоких сюжетов? Им бы главное в жизни успеть. Жил поэт, поцелованный Богом Вдалеке от мирской суеты. Обладал незатейливым слогом – И стихи его были просты. Но при всей простоте и наиве Перед теми, кто чутко читал, Представали немедленно вживе И цветок и волшебный кристалл. И душевные струны легонько Тот поэт невзначай задевал. Кто-то плакал над строчками горько, Ну, а кто-то вовсю хохотал. Вне наград туповатой державы Он творил свое дело в тиши, Не искал ни богатства ни славы – А Всевышний позволил: -- Пиши – И, поверьте, что все олигархи, Даже вместе богатства сложив, Опечатки не стоят, помарки В той строке, что века пережив, Донесет до пра-пра-пра-пра-пра-пра- Пра-пра-правнуков слово любви. И простая наивная правда Встанет с веком чудес виз-а-ви. Не беда, что творцы небогаты. В океане житейском они – Легкокрылые птицы-фрегаты... Их паренье в душе сохрани... Поэтесса из Инты Я жду привета из Инты От милой Аленьки Рыженко. С ней разговаривать – блаженство, С недавних пор мы с ней на «ты». Инта, шахтерский городок, Затерян на просторах Коми И нынче пребывает в коме, «Либерализмом» сбитый с ног. Ах, если бы и я там жил – (Судьбой во все края кидало) – То вашу поэтессу Аллу Я б точно на руках носил... Умейте же ее ценить, Как я ценю ее творенья... С ней, нежным чудом вдохновенья, Незримая связала нить. Я жду привета из Инты, От задушевного поэта... В ее стихах так много света, Неизъяснимой красоты... Поэт Сергей Потехин Давно вестей из Костромы не получаю – Как поживает тот загадочный поэт? Реинкарнация? Ну, что ж, не исключаю, Что вновь Есенин к нам пришел на белый свет. Так много знаков для готовых верить в чудо: Деревня Костома – отчетливый намек На Константиново... Подумайте, откуда Такой поэт забрел в забытый уголок? В деревне Костома живет поэт Сережа. Он Александрович по отчеству, заметь... Да кто ж еще умеет, душу мне корежа, Волшебным словом так пронзительно звенеть? В деревню Костома так дозвониться трудно, Я написал, а вот ответа нет и нет... Поэт Сережа жил болезненно и скудно И выпивал, конечно, как любой поэт... Но пусть узнает о Сереже вся Россия – Такой поэт, поверьте, у нее один... И пусть Россия, злое время пересиля, Поэта словом светлых вымолит годин... О Володе Высоцком... О Володе Высоцком... Осталась любовь и печаль... Ну, а книги Володи пришли и остались посмертно... Он не пел, а хрипел, он от боли народной кричал. Этот крик все звучит в нас, а боль нарастает несметно... Даже если шутил, даже если смешил на ходу, Если даже острил, все, как солью, пропитано болью... Он, конечно, грешил, растворяясь в опийном чаду. – Но грехи искупил честной песней и пламенной ролью... Был он телом тщедушен, а ростом пожалуй что мал, Он не рвался в великие, не привставал на котурны... Только подленький страх, тот, что ВЕРУ из душ изымал, Сам боялся Володиных песен, что неподцензурны... Что случилось с Россией, он загодя предвосхищал, Знал, что тех перемен омерзительных он не полюбит... Не услышан опять, как во всем, что он нам прокричал... Что же делать? Глядеть, как безумье Россию погубит? -- Нам, которые в Думу не лезут, не рвут на клочки, По дешевке Отечество, не продают, не скупают, Как, Володя, скажи, не повеситься нам от тоски? Как нам жить, чем дышать? Эти мерзости душу терзают... -- Хорошо, что терзают, -- сказал бы нам, если бы мог, -- Значит живы пока и душа в том дерьме не закисла... Просто станьте стеною – и руки друг с другом – в замок, Против лжи -- за Россию, за совесть – без скрытого смысла... -- А еще, -- он сказал бы, -- пусть властвует вами Любовь, Но не та, что сейчас, продают, как Россию, за центы... Кстати, старые песни мои вы послушайте вновь, Не затем, чтобы попусту мне расточать комплименты... Ну, послушайте, право, ведь я же об ЭТОМ кричал... Может, песни послушав, как раз обретете ответы... О Володе Высоцком... Осталась любовь и печаль... В той любви и печали бессмертны России поэты... Другу Ульяновскому поэту Григорию Медведовскому к его 60-летию Возле жизненной тропки натыканы Дни рожденья, как грустные вехи... Неуспехи – обидными тыквами, Рушниками дарились успехи... . В тех и в этих печального, грустного Нынче больше, чем боли и счастья... Но из противоречья прокрустова: «Если б молодость знала...» -- нечасто, Но случалось порой вдохновенною Прорываться душою к прозренью – И тогда мы сводили Вселенную К незабвенному стихотворенью... Что успели, что – нет – разберет Господь, Он оценит стремленья-итоги... Мы, наверное, больше смогли б – не спорь – Но сбивались нередко с дороги... Отвлекались на суетное подчас, За обманками шли, миражами... Маяками друг другу светя, лучась, Вдохновением заражали. «Если б старость могла...» -- это не о нас, Стариками не станем, Григорий... В нетерпении крыльями бьет Пегас -- Застоялся-де в коридоре. Намекает -- давайте взлетим: Парнас Ожидает нас сиротливо... И конечно же мы взлетим не раз... Так, что счастливо, брат... Счастливо! ... Северодонецк Из другой Вселенной Фаберже да нэцкэ, Ренуар с Гогеном, Бергман и Дали... Но зато на "фене" в Северодонецке Вы б договориться обо всем могли. В Северодонецке * сладок квас фруктовый, Я нигде доселе не пивал такой. А сосед в общаге * бывший вор фартовый -- Кружку мне подносит синею рукой. Как же звали вора?... Позабылось имя. Впрочем, "контингента" в городе полно. Город многих строек, город многих "химий"... От наколок синих белым днем темно. От разборок урок жутковато шибко. Как бы уберечься, не попасть впросак. Вот и верь газетам. Эх, моя ошибка: Строек «комсомольских» не видал, чудак? Я сюда подался из Кривого Рога. Я почти что "шишка" * мастер РМЗ. Мне работа в радость: я в черченье дока * Все хотят подъехать на кривой козе. Одному эскизик, этому * заказик... Допуски-посадки * с этим я на "ты". Славно быть умелым, нужным... Ах, не сглазить... Мне с "рабочим классом" наводить мосты, Словом, должностенка * так, не синекура. Видно идеальных должностей и нет... ...В Северодонецке жил Иосиф Курлат * Вряд ли вам известен был такой поэт. В чем-то архаичный и смешной до колик, Стихоман, творивший честно светлый бред... И его пронзительный "квадратный корень"* Я не забываю сорок быстрых лет. В Северодонецке пожилось пол-лета. Я потом все начал с чистого листка. ...Стоит помнить город, город и поэта, Коль от них осталась хоть одна строка. ------------------------------ *... Она забылась, первая весна... Но почему, о прошлом не тоскуя, Квадратный корень твоего окна Никак извлечь из сердца не могу я... Иосиф Курлат * * * Мотоциклы легки на подъем – И прекрасны в крутом развороте. В их стремительном смелом полете Мы отраду для сердца найдем. Мотоциклы по кругу летят И восходят на горные пики, А под шлемами – гордые лики Вдохновенных и смелых ребят. Гироскопы всему вопреки Их вздымают над серостью будней... Вы попробуйте – это не трудно: Бросить скорость из правой руки. Мотоциклы зовут за собой В неизведанные километры... Восхищаются вольные ветры Окрыленной и звонкой судьбой... * * * Пора счастливая – невозвратимая, Сентябрь задумчивый, бессонный май... Все перемелется... Прощай, любимая. Мы не увидимся – не унывай. Судьба просторная, необозримая, Лишь эхо звонкое из края в край... Печаль рассеется. Прощай, любимая, Живи и радуйся. Не забывай. Звезда высокая, неугасимая, И освещай мой путь и освящай... Душа – бессмертная... Прощай, любимая... Воздастся каждому... Прощай, прощай... |