Собирались в дорогу шумно. Потревоженные кони били копытами, нетерпеливо ржали, предчувствуя дальний путь. Разбуженные затемно маленькие дети плакали, кто постарше - путались под ногами у взрослых. То здесь, то там слышался, то звонкий шлепок, то свист кнута... Простились с хозяевами, оставшимися в деревне. Наконец все устроились в повозках. Раздался нудный скрип колёс и послышался тоскливый, звонкий запев, который превратился через некоторое время в хорошо слаженный хор.

Табор уходил всё дальше и дальше... И вот он уже за поворотом... Постепенно песня стихла. Деревня погрузилась вновь в глухую, вязкую как топь на болотах, тишину.

В это раннее утро в деревне стало на одну сироту меньше. Ничего её здесь не задерживало. Молодость и любовь помогли сделать свой выбор. Красавица Агрипина ушла за табором с цыганом.

Чёрные как смоль волосы прикрывали её хрупкие плечи. Чёрные глаза смотрели на цыгана Федьку, который нежно прижимал её к себе, влюблёно и доверчиво. Красота и молодость брали верх и заметно выделяли русскую красавицу среди цыганок. Её голос звенел, а сердце переполнялось счастьем и любовью.

Повозки упрямо тряслись на колдобинах. Табор старался добраться до города, пока не выглянуло солнце и не растопило последний лёд на дороге, превратив её в грязное, непроходимое месиво.

Шла весна 1932 года. Коллективизация, репрессии, лютый голод и болезни свирепствовали по России. Гордый, свободолюбивый, цыганский народ кочевал по стране в поисках лучшей доли. Всё дальше и дальше в необжитые края Сибири загоняла людей нужда.

 

Прошло два долгих года. Однажды к вечеру за околицей Кругловки показались две фигуры: одна большая, другая еле заметная. Они неторопливо приближались к деревне. В большой фигуре проглядывался силуэт статной женщины, за плечами у которой была большая котомка, да и руки оттягивала большая поклажа. В еле заметной фигурке постепенно угадывался ребёнок, скорее всего девочка. Перед входом в деревню у небольшого пруда, эта компания решила сделать свой последний привал. Они ещё тогда не знали, сколько таких привалов будет у них впереди, сколько путей-дорог придётся прошагать им рука об руку.

Устало, сбросив с себя на траву поклажу, женщина разделась и вошла в живительную прохладу, приглашая дитя следовать за ним. Долго ждать не пришлось. Рыжеволосое, кудрявое, маленькое чудо, с визгом и восторженными криками в предвкушении отдыха и конца дороги, бойко ринулось вслед за ней.

Они плескались в воде долго, играя друг с другом и омываясь прохладной водой. Мокрые пряди волос чёрными змеями спадали на упругую грудь молодой женщины и покрывали спину. Дитя, а это была девочка, беззаботно и восторженно принимала всё происходящее на данный момент. Затем, одевшись и перекусив чёрной, ржаной с отрубями лепёшкой, которую они выменяли в последней, как им казалось, на их пути деревне Садки, долго сидели, отгоняя надоедливую мошкару и комаров, глядя, как гаснет очередной день их жизни. Закат солнца был кроваво-огненный. Он предвещал на завтра сильный ветер. Ветер не только для погоды, но ветер перемен их жизни. Дымовуха ела глаза. В деревню решили войти, когда станет совсем темно…

Солнечный луч, пробившийся из-за занавески, потихоньку пытался подобраться к детскому личику, вот он уже на подушке, вот уже затронул конопатый, курносый носик… Звонкое «апчхи» потревожило тишину в горнице. Дверь приоткрылась, и в неё кто-то заглянул. Девчушка крепко зажмурила глаза.

Она лежала на мягкой перине, в прохладной горнице. Казалось, что все её страдания позади. Она обрела маму Груню, обрела дом и то многое, что может дать семья, о которой так много говорили ей, пятилетнему ребёнку в детском доме. Повернувшись на бок, глубоко вздохнув, она опять окунулась в свои детские сны…

Эх, и длинны же вечера и ночи зимой в деревне! Короток век лучин!

В очередной раз быстро закончилось и счастье Груни, и маленькой Кланьки. Стремительно таяли цветные шали, платки и юбки из котомок, с которыми двое тёмной, летней ночью появились в Кругловке. Закончилась и зима.

Деревенские кумушки с первыми весенними лучами обсуждали на завалинках последние деревенские новости, в которых часто упоминались имена пришлых. Одни жалели, что Грунька загубила свою жизнь, взяв себе на воспитание чужого ребёнка. Другие судили: «Вот, своих родить не смогла». Ребятня, завидев Клаву, громко кричали: «Сирота!!!», и тыкали в её сторону грязными, в цыпках, ручонками.

С последним цыганским платком ушла и надежда, что здесь проживут они всю оставшуюся жизнь. Уходили в город всё той же дорогой, по которой пришли в Кругловку. Дальним родственникам они были не нужны. «Баба с возу - кобыле легче» - проворчала хмурая тётка в след.

Весеннее солнце потихоньку оттаивало стекляшки лужиц на дороге. Лес в это время года был ещё прозрачен, но на проталинах уже появились первые подснежники.

От Кругловки до деревни Садки было шесть километров, до Велижан тринадцать, до города Тюмени - пятьдесят восемь.

Груню и Клаву ждала дальняя дорога. Дорога длиною в жизнь.