Жизнь дана однажды Я лежал с закрытыми глазами и не мог сообразить, что со мной происходит, и где я нахожусь. В голове летали непонятные обрывки памяти. Складывалось ощущение, что кто-то забрался в мой мозг и разодрал его в клочья. Я совсем ничего не мог вспомнить: ни имени, ни прошлого, ни своего адреса, ни телефона – ничего. И тут я услышал нежный, женский голос. Мне стало так любопытно, что я открыл глаза: солнечный свет, струившийся из окна, больно резанул мне по глазам, я сильно зажмурился. -Поднимайся, милый, – снова раздался голос где-то над головой. Я повернулся на бок, ладонью прикрыл глаза, теперь я их смог наконец-таки открыть, не опасаясь яркого света. Передо мной стояла миловидная женщина лет сорока – не больше. Она мило мне улыбнулась, затем, подошла ближе, присела рядышком и потрепала меня за волосы. И я понял, что это мама. Только мать могла смотреть так на своего сына – ошибиться я не мог. -Лео, давай, вставай, а ни-то опоздаешь на лекцию, – пожурила меня мать, поднялась с кровати и направилась к выходу. Я нехотя встал, огляделся по сторонам: немного не свежая, помятая одежда висела на стуле. Я быстренько облачился в джинсы и толстовку: незнакомая одежда отдавала душком, уверен, настоящий владелец носил ее ни один день. Под стулом валялись носки, одевать их мне не хотелось. Поэтому я смело порылся в шкафу; нашел чистую пару носков и с чистой совестью их надел. И прежде чем покинуть комнату обильно побрызгался одеколоном. В зеркале передо мной предстал парень лет двадцати трех, но мне казалось, что я куда моложе, просто черная щетина прибавляла мне лет. Правда, бриться я не стал, так как, по словам матери, уже опаздывал в институт. Я вышел из комнаты. Мама позвала завтракать. Мне нравилось, как она меня ласково называла – Лео. И это навило на мысль: я порылся в карманах толстовки и обнаружил студенческий билет. В углу красовалось мое фото, а рядом мое имя – Леопольд Маркович Сирин. Выходило, что отца звали Марком, немудрено, что и мне выбрали необычное имя. Я быстренько стрескал теплые блинчики; выпил чаю; поцеловал маменьку в щечку, и выбежал вон. К огромному удивлению, я отлично ориентировался в городе, и без особого труда разыскал свой институт, название которого мне удалось выяснить с помощью все того же студенческого билета. Мое появление в аудитории вызвало бурю эмоций: кто-то открыто смеялся, кто-то дико удивлялся. Даже лектор высказал, как рад видеть меня у себя на уроке. И, что самое интересное, я весь урок ему помогал и подсказывал, чем вызвал у него небольшой шок. Не знаю, откуда, но я отлично разбирался в физике и математике. Преподаватель, после занятий, попросил меня остаться. -Вы, что себе позволяете, молодой человек? – набросился на меня с обвинениями лектор. – Вы что? Издеваться вздумали? Вы, уже как второй месяц игнорируете мои занятия, у вас на носу отчисление, а, вы, появляетесь и выдаете все законы физики одним разом, точно кандидат докторских наук. Я растерялся, и не смог ничего ответить. Вскоре я выяснил, что преподаватель говорил правду, и что у меня по всем предметам плохие оценки и сплошные пропуски. Почему подобное происходило со мной – не укладывалось в голове, ведь я считал себя отнюдь не глупым человеком и мне удалось это доказать недавно на лекции. Покидая институт, я случайно столкнулся на улице с девушкой. Это оказалась одна из моих сокурсниц. -Ну, ты, Лео, сегодня удивил всех, - иронично протянула девушка, и похлопала меня по плечу, – я думала, что, ты, никогда не избавишься от своих друзей-наркоманов. А, ты, вон какой! За ум взялся. Хвалю! Я слушал ее, и не верил своим ушам, а затем, зачем-то попросил рассказать о себе. И она все мне рассказала: как я год назад связался с плохими ребятами, как стал пить, колоться наркотиками, хулиганить. Узнай о подобном мать, точно бы от стыда умерла… Нагруженный новостями о своей прежней жизни, я отправился домой. К огромному сожалению, моя память по-прежнему не желала ко мне возвращаться, и поэтому в услышанный рассказ верилось с огромным трудом. У подъезда меня поджидали странные незнакомые ребята – все синие, как снеговики и грязные, как бродяги, наверное, это мои прежние товарищи. Я не стал с ними здороваться: прошел мимо. Правда, они отправились за мной следом, ничуть не удивляясь моему поведению. Я остановился у лифта и надавил на кнопку: железный механизм гулко загудел. Бледные парни окружили меня с двух сторон: их пустые взоры, устремленные на меня, немного раздражали. Они смотрели, так точно меня и в помине здесь нет, и перед ними всего лишь пустое место. Так продолжаться больше не могло. На ум пришла грандиозная идея: я быстренько отправил своих «старых» товарищей на «точку» за «зельем», и велел им обождать меня там. Друзья, как марионетки, беспрекословно отправились, выполнять мое «задание». И от этого мне стало жутковато. Их разложившиеся от наркотиков мозги совсем не соображали. Вот так, скажи им спрыгнуть с крыши, и прыгнут же… Лифт довез меня до седьмого этажа. Я заранее порылся в карманах, в поисках ключа, но ничего не обнаружил. И теперь моя надежда уповала на то, что мать окажется дома. Я позвонил в звонок: дверь тут же распахнулась, и передо мной предстал высокий, крупный мужчина. Незнакомец без предупреждения схватил меня в охапку и сдавил, также своих бедных зверушек обнимают маленькие дети – крепко, страстно. Мне стало трудно дышать, и язык вот-вот грозил вывалиться изо рта, как у сдыхающей лошади. -Рад видеть, тебя, сын, отлично выглядишь, ни-то что в последнюю нашу встречу. Смотрю, идешь на поправку, выздоравливаешь?! – исполин разжал свои объятья и весело мне подмигнул. – Я говорил, что с любовью шутки плохи, постарайся в следующий раз быть немного осторожнее. Ну ладно, ты поешь, а я уже тороплюсь. Вечером поговорим, – отец похлопал меня по спине, поднял с пола черный чемодан и схватился за дверную ручку. Теперь стало ясно, как мне удавалось объяснять свой обколотый вид родителям – несчастный влюбленный. Я снова остался один. Отец оказался таким, как и должен был быть любой хороший отец. Я даже и в мыслях не предполагал, что у меня такая отличная семья. Ума не приложу, как я мог стать наркоманом, имея таких замечательных родителей. Наевшись до отвала маминым рагу, я улегся на диван, у огромного телевизора, взял в руки пульт и стал давить на кнопки. Кругом шли новости и телепередачи, но меня заинтересовала одна единственная, в которой говорилось о предстоящей физико-математической олимпиаде среди инвалидов. Большим кадром шла съемка участников олимпиады. Сердце мое так и подпрыгнуло в груди, когда показали юношу, чье тело оказалось парализовано на половину. Вся память разом вернулись ко мне. И я понятно, почему не мог ничего и никого вспомнить, просто я никого здесь не знал, это были чужие мне люди, чужой дом, и я оказался в чужом теле. Мне стало так стыдно и неуютно, за то, что я занял чужую жизнь. Совесть так и жгла мою душу. Мне ничего не оставалось, как отправится обратно в интернат и попробовать исправить то, что произошло. Пусть даже я и не знал, как это сделать. Через четверть часа я уже входил в двери интерната для инвалидов, здесь я провел всю свою жизнь. Отчаянье и боль прошедших лет набросились на меня, как степные псы. Мне стало дурно, и я уселся на корточки, прикрыл лицо руками… Мои настоящие родители не хотели моего рождения. Моя мать была ветреной девушкой, и частенько влюблялась в проходимцев. Отец мой любил погулять и выпить, и после моего рождения родители стали потихоньку спиваться. Для них я стал просто обузой, меня постоянно били и ругали, от них я никогда не слышал доброго слова. И, что самое плохое, мне достались все их гадкие болезни: сахарный диабет и малокровие, но последнее, что добило меня окончательно это авария. Отец напился и сел за руль: в автокатастрофе погибли все кроме меня. Я же стал инвалидом, в тот момент мне хотелось, что бы я умер вместе с ними. Но судьба распорядилась иначе. И прикованный на всю недолгую жизнь к инвалидному креслу я с головой окунулся в науку. -Эй, ты! – грубоватый оклик выдернул меня из горьких воспоминаний. Я поднял глаза и увидел себя. Сердце в груди больно сжалось от сочувствия. Изувеченный, с головы до ног весь в шрамах инвалид смотрел на меня злобными, холодными глазами. Затем противно сплюнул на пол и сердито спросил: -Как тебе, калека, удалось завладеть моим телом? -Не знаю, - искренне признался я и сочувственно посмотрел на злопыхающего Леопольда, оказавшегося в моем изувеченном теле. -Ты, лжешь, негодяй, отвечай: что, ты, сделал со мной? – зашипел и затрясся от злости настоящий Леопольд. Он подкатился на кресле ко мне поближе и попытался схватить за одежду, но я увернулся. И тогда он взбешенно вскричал, брызжа слюной: -Верни мне мое тело, верни! Оно мое! Ты, не имеешь никакого права на него. -Зачем, он тебе? – серьезно поинтересовался я в ответ. – Ты снова хочешь накачивать свой организм всякой дрянью. У тебя замечательная жизнь, прекрасная семья. Ты учишься в одном из лучших институтов страны. -Не твое дело, что я буду делать со своим телом, - огрызнулся инвалид. И это меня так разозлило, что мне захотелось задушить этого глупца. Я прожил всю жизнь в инвалидном кресле, мечтая ходить, двигаться, жить, у меня было столько желаний и планов. А этот глупец собирался уничтожить свое тело наркотиками. И, вдруг, до меня дошло, почему нас так разменяли. С детства я не желал и не хотел верить в бога. Судьба всегда награждала меня одними несчастьями. И я думал, что будь бог, то бы он никогда подобного не допустил. А совсем недавно, я сидел у телевизора и смотрел программу про наркотики. Эти безнравственные люди поражали меня своим идиотизмом. И я еще раз убедился в том, что бога нет. «Если бы он был, - сказал, тогда я, - то давал достойную жизнь только тем, кто ее достоин, а ни этим наркоманам, которые впустую ее прожигают». Я с сочувствием посмотрел на жалкое подобие человека: угрызение совести отпустило меня. Я понял, что мне дарована новая жизнь, и я распоряжусь ею более достойно, чем бывший владелец. С этого дня я наконец-таки понял, что бог есть, надо просто в него верить!!! |