Рассказ

 

Это случилось шесть лет назад, когда я проездом побывал в городе Черкассы. У меня там была знакомая - черноволосая украинка Маричка, и первую ночь я провел у нее, в женском общежитии, где мне любезно отвели комнату для приезжих. Дел у меня особенных в Черкассах не было, так, - побродить по магазинам, закупить кое-каких вещей и продуктов. Попутно я решил приударить и за Маричкою. Знал я ее уже давно, но больше по письмам: с тех пор, как приезжала она в наш город к сестре, работавшей вместе с моей матерью. Так и познакомились.

На второй день Маричка устроила мне двухместный номер в гостинице "Черкассы" и приезжала сюда каждое утро, часов в одиннадцать, так как, по случаю моего приезда, взяла на работе недельный отпуск без содержания.

По магазинам я пока не ходил, ждал конца месяца, а продукты решил купить перед самым отъездом. Тут их было, не в пример нашему городу, - как сору! Так что у меня было вдоволь свободного времени.

Moй сосед по номеру (а я точно знал, что у меня есть сосед) не появлялся и несколько ночей подряд я провел в полном одиночестве. Маричка уезжала от меня в девять-десять часов вечера, но уже где-то с восьми начинала беспокоиться и с опаской поглядывать на дверь, ожидая появления моего загадочного соседа. Заниматься в подобных условиях, кроме карт, шампанского и поцелуев, было нечем, но на четвертый день я решил рискнуть оставить Маричку на ночь.

Была суббота. С утра погода обещала быть чудесной. Ослепительно-яркое апрельское солнце, едва поднявшись над зубчатой стеной городских новостроек, стало припекать по-летнему.

Вскочив с мягкой казенной постели, я первым делом засобирался в баню. Потом еще нужно было сходить в магазин за выпивкой, и, чтобы как-нибудь не разминуться с Маричкой, я оставил ей в дверях коротенькую, но нежную записку.

Она пришла несколько с опозданием, так что я успел произвести все свои покупки и ожидал ее за накрытым столом, выжив для храбрости добрую стопку водки.

Чтобы не бросалось в глаза, я пока спрятал водку в тумбочку, а на стол выставил две бутылки сухого венгерского и бутылку крепленого... Из закуски были всевозможные консервы, овощи, колбаса. На десерт - лимонад и пирожные, купленные внизу, в гостиничном буфете.

Маричка с удивлением окинула взором все это изобилие и вопросительно уставилась мне в лицо.

- У тебя что, день рождения?

Загадочно улыбаясь, я отрицательно качнул головой.

- В таком случае, ты решил меня споить и оставить на ночь, - засмеялась она одними глазами.

- Ни в коем случае, - отчаянно запротестовал я, поражаясь в душе ее догадливости, - просто сегодня выходной, весна, солнце... и у меня хорошее настроение.

- Прекрасно! Тогда, может быть, проведем этот день с моими подругами? - сказала Маричка. - Извини, я не знала, что ты тут приготовил... Девчонки внизу ждут.

- Ну так зови их скорее сюда, - поспешил я с приглашением, в то же время соображая, что выпивки на всех, должно быть, не хватит и досадуя на Маричку за такую, как мне казалось, медвежью услугу.

Пришли три девушки - Маричкины подруги, жившие с ней в общежитии в одной комнате. Я их уже видел в день своего приезда. Стройную, симпатичную, невысокого роста блондинку с голубыми, как небо, глазами звали Светой. Родом она была откуда-то с Севера, кажется, из-под Архангельска. Другую девушку - жгучую брюнетку, галичанку - Оксаной. И, наконец, неторопливую в движениях, полнотелую и высокую дивчину - Женей. Она была тоже украинкой. Откуда - забыл, помню только, что из села.

Вначале девчонки вели себя скромно, можно сказать даже, скованно. Одна хохотунья Светка щебетала за всех на своем окающем, северорусском диалекте. Маричке было за них неловко в передо мной - совестно; чтобы как-то встряхнуться, она выпила сразу порядочную порцию венгерского, а после и от крепленного не отказалась. Пригубили свои стаканы и ее подруга. Глаза у них вскоре заблестели как масленые и напряжение постепенно спало.

Я в конце концов решился выставить на стол и заначенную водку, а потом еще спускался несколько раз в буфет за шампанским.

Время летело неудержимо, мгновения свистели как в той песне Рождественского нулями у виска; внизу, в гостиничном ресторане, ударила музыка.

Востроглазая желтоволосая Светка предложила вдруг спуститься всей компанией туда - в шикарный, блестящий и блистающий ресторан и все дружно поддержали эту затею. Пока я возился с ключом, запирая номер, Маричка с двумя девушками сошла вниз. Светка направилась по коридору в туалетную комнату...

На лестнице она догнала меня и страстно прижалась ко мне всем своим молодим, упругим телом; зашептала на ухо, обжигая дыханием, какой-то девичий, нетрезвый любовный бред. Однако, мне от всего этого стало несказанно легко и приятно. В голову ударило почище хмеля и я, вмиг соблазненный и побежденный этим ее горячечным, дурманящим, многообещающим шепотом, а наипаче, - телом ее, отчетливо проступающим под одеждой, прикрыл глаза и смачно, с наслаждением, взасос поцеловал Светкины пахнущие вином губы. Она чуть не вскрикнула, задрожала и, не в силах уже сдержать себя, пробежала рукой по моему телу: спереди, с верху вниз... Я испугался, что нас увидят и убрал ее руку. Шепнул, захватив губами мочку ее маленького уха:

- Посидим немного, я поднимусь в номер... Приходи!

Девчонка радостно сверкнула глазами, молча кивнула головой в знак согласия...

Прошло около получаса, а может, и больше, прежде чем я, найдя благоприятный повод, смог покинуть ресторанный столик, за которым сидел с Маричкой и ее подругами. Каково же было мое удивление и даже ужас, когда, отомкнув дверь своего номера и включив свет, я увидел вдруг в нём мужчину в офицерской форме, по-видимому, моего соседа, с женщиной. Они что-то делали на не разобранной кровати и при моём появлении отпрянули друг от друга, как от огня. Женщина, смущенно поправляя кофточку, из распахнутого ворота которой предательски вываливалась большая, белая, молочная грудь, устремила на меня испуганный, затравленный взгляд пойманного с поличным преступника. Мужчина так же залился краской.

Я пролепетал: "Извините!" и, сконфуженный, не зная куда деть глаза, бросился вон из номера. От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю, хоть я и пытался убедить себя, что подобное чувство в большей мере должно обуревать пойманных мною любовников.

Прибежала запыхавшаяся, раскрасневшаяся от вина и танцев Светка, но я одернул ее и, приложив палец к губам, дал знак следовать за мной. Мы прошли по тихому полуосвещенному коридору к мужскому туалету, я быстро заглянул туда, убедился, что в помещении никого нет и поманил за собой Светку. Мы закрылись в тесной, загаженной испражнениями и заплеванной кабине. Я знаком дал понять, что не надо ни о чем спрашивать и, подняв ее юбку, начал лихорадочно, трясущимися руками, сдирать с полных Светкиных бедер тугие, как будто приклеившиеся к коже трусы. Хмельные, мы не соображали что делаем, обуреваемые одним только диким, животным желанием совокупляться. Мы не замечали, что топчемся ногами по упавшим ее трусам, что гремим металлической урной с нечистыми бумажками, что кряхтим и постанываем от наслаждения. Светка, наклонившись над унитазом и отставив большой округлый, соблазнительно белеющий зад с рыжими курчавыми волосками вокруг заднепроходного отверстия и маленького, тугого влагалища, страстно дергалась всем телом и при каждом выныривании и погружении моего толстого, затвердевшего, как палка, длинного члена скороговоркой причитала: "Ой, мамочка! Ой-ой родненькая!..". Когда ей стало особенно приятно, девчонка запричитала еще пуще, почти вскрикивала; а я, тоже кончающий, зажимал ей ладонью рот, чувствуя как она, оскалив зубы, пытается укусить мои пальцы.

Я никогда еще не встречал такого тугого влагалища, член мой с натугой заползал в него, как будто змея в заднепроходное отверстие, пока наконец из него не хлестнуло сильной горячей струей...

Светка все-таки укусила меня. Она сделалась как бешеная. Едва отойдя от оргазма, она вновь прильнула ко мне и, взяв в руку обмякший влажный член, попыталась возбудить его, водя по губкам своего влагалища, но я отчаянно запротестовал и указал на часы: мы отсутствовали уже минут двадцать. Быстро вытерев между ног носовым платком и выбросив его в урну, девушка подождала пока я разведывал обстановку и по моему сигналу выскочила из туалета.

В ресторане нас встретила одна только галичанка Оксана, недвусмысленно намекнула, что Маричка обо всем догадалась...

- Баба с возу - кобыле легче! - беззаботно пошутил я и принялся гулять дальше. Я уже не скрывал своих отношений со Светкой, в открытую обнимал и целовал ее и давал понять Оксане, что она здесь лишняя. Но та почему-то не уходила, а продолжала гулять вместе с нами. Тогда я решился пригласить ее на танец и, немного покружив по залу, почувствовал как расслабляется и млеет в моих объятиях ее податливое, горячее, тайно жаждущее запретного тело. Я вовсю обнаглел и распоясался, осторожно провел рукой по ее заду и зашептал в самое лицо, обдавая девушку горячим пьяным дыханием:

- Сегодня ты будешь моей, золотце! Я тебя хочу...

Оксана прикрыла глаза от удовольствия и томно склонила голову на мое плечо.

Взяв перед самым закрытием ресторана бутылку водки и две - шампанского, я поднялся с девчатами на свой этаж, втайне надеясь, что сосед-офицер уже удалился из номера и будет проведать ночь, где проводил до этого. Но, увы, надеждам моим не

суждено было сбыться. Сосед находился в номере. Отвернувшись к стене, он спал или только делал вид, что спит. На спинке кровати висел его китель с погонами то ли капитана, то ли майора и фуражка, с черным околышем.

У моих спутниц округлились глаза от страха, а Оксана даже сделала шаг назад, намереваясь выскользнуть за дверь.

- Тс-с-с! - я прижал к губам палец и, на цыпочках подойдя к двери, запер её на ключ и выключил свет. В темноте мы все трое быстро разделись, причем девчонки раздевает меня, а я - их, и залезли та мою кровать под одеяло, играя как маленькие. Затем я с жадностью начал ощупывать еще не познанное мной Оксанино тело. Груди у нее были крупные, продолговатые, как, дыни, с большими сливами сосков посередине; талия узкая, живота почти нет, волосы между ног густые, слегка попахивающие прелью, влагалище средних размеров, продолговатое. Оно раскрылось под моими пальцами, как губы рта, готовые к поцелую. Оксана уверенно ваяла в руку мой поднявшийся уже член и смело направила его головку в самый зев своего повлажневшего лона. Ноги она профессионально закинула мне на ягодицы, губами впилась в мои губы, водя по ним кончиком языка, и с силой всем телом подалась вперед, навстречу моему члену, вгоняя его в свою утробу, как осиновый кол...

Во всё время нашего совокупления Светка, затаясь, сидела у нас в ногах, белея при лунном свете своим обнаженным, маленьким как у подростка телом. Она во все глаза следила за нашими действиями, терпеливо дожидаясь своей очереди...

На утро у меня болела голова, разламывалось как от побоев всё тело. Девчонки ушли только с рассветом: пьяные, отупевшие от дикой ночной оргии, такие же как я усталые и разбитые.

Воспоминание о случившемся причиняло мне страшные душевные муки. Жить не хотелось. Весь мир представлялся сплошной мерзкой, зловонной клоакой, всасывающей всё живое и непорочное. Храпящего и постанывающего на своей кровати соседа отчего-то хотелось убить. С Маричкой, вероятно, было всё кончено.

Быстро одевшись и собрав вещи, я с облегчением покинул злополучную гостиницу. В аэропорту, залпом высадив в буфете три бутылка жигулевского пива и почувствовав себя лучше, устроился в зале ожидания. Рейс в мой родной город ожидался только к вечеру.

Под мерное гудение вокзальной толпы я уже начал было засыпать как вдруг почувствовал чье-то прикосновение и, открыв глаза, увидел перед собой девочку лет четырех в цветастом платьице и красной вязаной шапочке на голове. Она во все глаза смотрела на меня и задорно улыбалась, показывая свом белые, редкие зубки. Глаза у нее были голубые-голубые. «Как у Светки!» - мелькнуло у меня в голове.

- Дядь, дяденька, ты что, тоже на самолете летать будешь, да? - спросила она, продолжая трясти меня за руку.

- Буду, - кивнул я, с нежностью глядя в чистые, родниковые глаза ребенка, и мне вдруг стало нестерпимо стыдно за вчерашнее. Как будто вся грязь, накопившаяся у меня в душе, полезла наружу...

- А на самолете летать не страшно? - продолжала свой допрос девочка, не отходя от меня. Из всей толпы пассажиров в зале ожидания выбрав почему-то именно меня: полупьяного, мерзкого, опухшего и небритого, - для своих бесхитростных, детских вопросов. Как будто почуяв, может быть, больную, нуждающуюся в участии, родственную душу.

И я, сняв шапочку, ласково погладил девочку по головке. И тут же, вспомнив о случившемся в гостинице, как будто обжегшись, отдернул руку. С горечью подумал: «Господи, да разве ж можно этими руками... ребёнка касаться?!».

А девочка, не подозревая ни о чем, весело смотрела на меня и улыбалась.

А глаза у нее были голубые-голубые. Как у Светки...

 

1989 г.