Я посмотрела на капельку клюквенного варенья на пальце и аккуратно слизнула ее. Я очень люблю очень люблю это варенье за его красный (мой любимый) цвет и кислый (мой любимый) с горчинкой вкус. Вы замечали, что у клюквенного варенья всегда горьки привкус утраты?

Кроме меня больше никто не может спокойно говорить о смерти. Я – единственная и последняя. Последняя из рода…

Он был так молод. Всего девятнадцать лет. Для него жизнь только начиналась. В таком молодом возрасте он уже смог получить хорошую работу и вполне неплохо зарабатывал. Помню, как он радовался, когда своими силами исполнил давнишнюю мечту: купил машину.

Я смотрю, как ты рыдаешь. Ты всхлипываешь, а слезы текут по твоим щекам. Я не успокаиваю тебя и сама не плачу. Я могу спокойно говорить о смерти знакомых.

Почти единственная ночь в моей жизни. Остальные размыты, а эта помнится в деталях яркими кадрами. Длинная темная дорога. Лес по обеим сторонам. Силуэт машины у дерева. Вспышка света. Кто за рулем? Он??? Нет, что вы, он всегда следящий за собой, подтянутый, а это… много-много клюквенного варенья.

Ты плачешь… Это вторая волна – слезы. Первая – когда не веришь. Тогда в жизни почти ничего не меняется, разве что во снах ты уже понимаешь, что ты веришь. Первая волна обычно коротка, хотя это зависит от того, насколько у тебя развито воображение. Потом приходит вторая волна. Тебе кажется, что ты полностью состоишь из слез, и они перестанут течь потоками из глаз, только когда внутренний «слезный резервуар» полностью осушится, но вместе с ним «осушишься» и ты, ведь кроме слез в тебе больше ничего нет. Но все это лишь кажется. Это пройдет, и ты будешь жить дальше, а вот как именно – это уже другая тема.

Я знаю, как это бывает, я это прошла и теперь говорю лишь то, что знаю. Мне легко говорить о смерти, и я спокойна. Ведь все уже прошло, я прошла все уровни этой игры.

Твои глаза, полные слез, смотрят на меня с мольбой и отчаянием. Мне хочется подойти к тебе и, обняв, сказать, что тяжело сейчас, а потом ты, так же как и я теперь, успокоишься. Но я лишь улыбаюсь тебе доброй и лишь совсем чуть-чуть грустной улыбкой. Не быстро и не медленно, а обычным спокойным шагом, я подхожу к окну, распахиваю его и встаю на подоконник. Небо затянуто тучами и хочется в тот мир, который видится светлым пятнышком в просвете между туч.

Он всегда говорил мне: «Не ищи легкой жизни, перекладывая свои проблемы на плечи других, они ре виноваты в том, что произошло с тобой». Мой советчик, мой наставник, мой дуг… Оставивший мне на прощание на память сцену с разлитым и разбрызганным клюквенным вареньем и умение говорить спокойно о смерти.

Я смотрю вниз, потом на тебе и слезаю с подоконника. Подойдя и крепко обняв тебя, я совершенно отчетливо понимаю, что больше на подоконник не встану, потому что не хочу учить тебя спокойно говорить о смерти. Вот ты уже и не плачешь, и мы просто сидим в темноте, а ветер развевает занавески на распахнутом окне, и где-то далеко слышен первый удар грома…