К чему приводит потеря равновесия.

 

Кап-кап-кап, настойчиво и звонко стучат капли за окном. Утро, а солнце уже вовсю пригревает.

- Ох, ты, ёшкин кот! Весна! – забеспокоился Акимыч. – Вздрогнуть не успеешь – снег сойдет. Надо на дачу ехать – емкость снегом набить.

Задумано – исполнено. Обернулся армячком и наметом на вокзал. Электричка – шустрая сестричка, вмиг доставила. Акимыч прикорнуть не успел, а уж выходить пора.

Мартовский снег обманчив. Чуть мимо тропинки сунешься – враз по пояс в мокрятине засядешь. А тропинка горбом поднимается, так и норовит в сугроб скинуть. Акимыч уж и так, и эдак примеривается. То боком семенит, то вроде канатоходца ступни поперек тропинки поочередно приспосабливает. Наконец, взмокнув от старания, добрался до родной калиточки. Повис на ней, отпыхивается. Рядом привалился к хлипкому заборчику потемневший сугроб. С другой стороны его подпирает цистерна, которую и собирался заполнить снегом Акимыч.

Калиточка жалобно всхлипнула и распахнулась. Акимыч выпал на частные владения.

- Вот и добрался, - удовлетворенно пробормотал он и зашустрил к крылечку небольшого дачного домика.

Это было его любимое место. Акимыч смахнул верхонкой остатки снега. Пристроился на верхней ступеньке, ощутив филейной частью ласковое тепло рассохшегося дерева. Хорошо! Акимыч прищурился, пряча глаза от яркого солнца.

Домик стоял на взгорке. Отсюда открывался обзор на весь участок. Посередине снег уже протаял. Сморщенными кулачками вкривь и вкось торчали капустные недоростки. У дороги вытянулась вдоль забора цистерна. Акимыч специально поставил ее в верхней части склона, чтобы вода самотеком поливала участок.

- Чаво расселся! – прикрикнул на себя Акимыч. – Солнце высоко. Пока задницу греешь – весь снег растает.

Ободренный собственным доброжелательным напутствием, Акимыч жизнерадостно потрусил к сараюшке. Здесь из кучи рухляди в углу извлек лопату, покачал за черенок. Тот послушно раскланялся.

- Эк тебя выхолостило! – огорчился Акимыч.

Пошарил в притолоке над дверью, ухватил кусок старой деревяшки, утыканный ржавыми гвоздями разного калибра. Довольно хмыкнул. Это было его ноу-хау. Гвозди вечно рассыпались и терялись, а вбитые в доску – вот они, всегда под рукой. Выбрал гвоздик нужного размера, раскачал и пользуйся. Гвозди легко выдергивались из доски.

Акимыч зажал меж коленей лопату, наладил в дырку гвоздь. Оглянулся, чем бы стукнуть. Рядом валялся кусок кирпича. Акимыч подхватил его свободной рукой и с размаху шарахнул по гвоздю. Мокрый кирпич крякнул одновременно с Акимычем и рассыпался на мелкие куски.

- Ёк-макарек!

Акимыч помахал ушибленными пальцами, с укоризной поглядел на остатки кирпича.

- А и пес с тобой!

Постучал черенком о замерзшую землю, насаживая посильнее лопату. Для верности повисел несколько раз, поджимая ноги и вцепившись в широкое совковое полотно.

Цистерна у Акимыча была слегка срезана сверху. Вместо узкого горла зияла внушительная дыра, куда даже слепой с разбегу не промахнется.

Акимыч обошел сугроб с тыла, вскарабкался на вершину, потоптался, примериваясь, и приступил к работе. Набухший снег тяжело плюхался на дно цистерны. Сначала гулкое эхо металось внутри металлической емкости. Но вот пустота заполнилась, и эхо стихло. Под дырой египетской пирамидой высилась гора снега.

- Ну вот, сейчас подхарчимся, да и продолжим, - рассудил Акимыч.

Воткнул в снег лопату и, завалившись на спину, съехал с сугроба прямо к крылечку. Там разложил незамысловатую снедь: вареные яйца, хлеб, сало, соленые огурчики. Налил из термоса кофе.

Душа отчего-то ликовала: то ли от запахов напирающей весны, то ли от немудреной работы, то ли от гвалта ворон, что сварились на березе со стаей воробьев.

- Эх-ма, было б девок тьма!

Однако девок не предвиделось, и это тоже радовало, потому что ни с кем не придется делить трапезу. Довольный Акимыч вкусно захрустел огурцом.

После еды потянуло отдохнуть, и даже кружка кофе на этот раз не взбодрила. Глаза слипались. Акимыч не стал противиться, припал на диванчик в домишке и уснул в коконе ватного одеяла.

Проспал он недолго. Солнце лишь чуть зацепилось за макушки ближних елей. До сумерек еще можно было поработать пару часов.

Акимыч вернулся к цистерне, заглянул внутрь. Надо бы снег разгрести по углам. Он подтащил длинную сучковатую палку, служившую лесенкой (еще одно ноу-хау!), закинул в цистерну лопату и спустился туда сам.

Снежная пирамида расположилась ближе к противоположной от сугроба стенке. Акимыч пристроился сбоку и начал откидывать снег в дальние углы емкости. Кидать было далеко и неловко. Но вскоре он приспособился бросать ком снега так, чтобы тот, ударившись об стенку, рикошетом отлетал дальше. Занятие увлекло Акимыча. Оно было похоже на метание плоских камней по водной поверхности. «Печь блины» - так это называлось в далеком-далеком бесштанном детстве.

Акимыч азартно размахивал лопатой и во все горло распевал «что же ты, ядрена вошь, без меня какаву пьешь». На уши он натянул шапку, чтобы приглушить грохот бьющихся о стенку цистерны снежных «блинов».

Тем временем к соседнему дому подъехал на своем стареньком «Жигуленке» давний приятель Акимыча. Шум, доносившийся из цистерны, сразу привлек его внимание. Подойти к емкости со стороны дороги мешал сугроб, и Максимыч двинулся по проталинам вокруг своего дома. Он подошел к низенькой загородке, разделяющей соседние участки, в тот момент, когда цистерна после очередного смачного удара вздрогнула, как лошадь, получившая тычок шпорой, и едва заметно наклонилась. Тут бы ей вернуться в исходное положение, но что-то неуловимо изменилось во всемирном равновесии, и цистерна сначала медленно, а затем все быстрее стала заваливаться в сторону свободного пространства. Подпиравший цистерну сугроб, учуяв слабину, восторженно рванулся с места и с громким «у-ух!» подтолкнул мешавшее ему препятствие.

Цистерна перевернулась, но утвердиться на срезанной макушке не успела. Сдвинувшийся сугроб лавиной съехал с насиженного места, увлекая за собой круглобокую преграду. Цистерна понеслась по участку, чуть подскакивая на мерзлых кочерыжках.

В нижней части участка привольно разместились беспорядочные заросли облепихи, смородины и малины. Сюда, как в дикие джунгли, лазали ребятишки со всей округи, когда им хотелось поиграть в индейцев. Сюда же принесло и цистерну. Ее срезанный верх оказался у самой земли.

Максимыч поспешил на место упокоения взбесившейся емкости. Сам не зная зачем, он наклонился к дыре и негромко спросил:

- Эй, есть тут кто?

Хотя кому же быть в пустой цистерне, это же не охотничья избушка. Но ведь кто-то распевал здесь минуту назад бодрую золотухинскую песню! Может, конечно, Акимыч приемник туда зашвырнул. С него, шутника фигова, станется! Максимыч даже рассердился на свою доверчивость и невольно оглянулся на Акимычево крыльцо. Сидит, небось, ухмыляется, радуется, что сосед так просто купился.

Но Акимыча на крыльце не было. Стоял термос, над пакетом с хлебом трудились бесстрашные воробьи…

Слабый шорох донесся из цистерны. Будто снег осыпался.

Максимыч снова нагнулся к дыре. Темнота внутри колыхнулась слабым шелестом.

- Помогите…, - послышалось Максимычу.

Он упал на колени и начал, загребая руками снег, выталкивать его назад себя. Снег был тяжелый, колючий и мокрый. Скоро Максимыч исцарапал все руки, но греб и греб, как кошка, помочившаяся на линолеум. Вдруг пальцы его нащупали что-то мягкое. Максимыч ухватился и потянул на себя. Мягкое подалось. Он еще поднатужился, рванул сильнее и, не удержавшись, плюхнулся на спину, не выпуская, однако то мягкое, во что намертво вцепился пальцами. Мягкое зашевелилось, задвигалось, навалилось на Максимыча, закрыв ему белый свет, и продвинулось дальше. Максимыч перевернулся на живот, встал сначала на четвереньки, потом, кряхтя, поднялся во весь рост.

Взгляд его уперся в темную массу, которая ползла по направлению к дому Акимыча. Она явно не была зверем. Щуря близорукие глаза, Максимыч приблизился к медленно перемещающемуся объекту. В фокусе ясно обозначился распластавшийся на земле человек. Знакомый лысый череп, отороченный редкими волосами возле ушей, мелко дрожал.

- Акимыч, дорогой, это ты?

Максимыч подхватил приятеля подмышки и поволок к крыльцу. Там прислонил его к перильцам, вынул из-за пазухи плоскую фляжку, плеснул в стаканчик.

- Пей.

- Разбавь кофеем, - слабым голосом потребовал Акимыч.

- Он еще и кочевряжится! – удивился Максимыч, но просьбу выполнил.

Глотнув горячей крепленой жидкости, Акимыч ожил.

 

Потом они сидели вдвоем под закатными лучами весеннего солнца. Акимыч радовался, что сосед оказался в нужное время в нужном месте - Бог есть! - и рассказывал, как затеялся обеспечить страховой запас воды. Максимыч хохотал, прикладывал снег к многочисленным ушибам приятеля, подливал ему в кофе из заветной фляжечки для снятия стресса и сокрушался, где ж теперь добыть подъемный кран, чтобы вернуть на место беглянку-цистерну.