Я ЛЮБЛЮ АНГЕЛА... - Скотина! Ублюдок! Баран безмозглый! Прокладка между рулем и сиденьем! Эти нелестные эпитеты были выданы автоматной очередью на одном дыхании. И адресовались идиоту за рулем «БМВ», который подрезал Ликину «семерочку» прямо посреди перекрестка, напрочь игнорируя запрещающий сигнал светофора. Спасли Лику пятилетний стаж непрерывной езды на своей «старушке» и отличная реакция на подобные стрессовые ситуации. Это она подумала, едва вывернувшись из-под заднего бампера красавца-джипа. Удар, конечно, был, причем внушительный удар – «старушку» тряхнуло основательно. Но – по касательной – «без причинения телесных»...Что подумал водитель «БМВ» с тремя шестерками на номерном знаке, она так и не узнала – джип, взвизгнув покрышками, благополучно газанул с перекрестка, оставив после себя лишь слабый запах горелой резины. - Чтоб тебя черти взяли вместе с твоим навороченным драндулетом!- рыдающе выдала она уже в пустой след. Эта последняя фраза, вкупе с закуренной сигаретой, принесли неожиданное облегчение, способствующее выходу из шокового состояния. Главное – перестали трястись пальцы рук и прошло онемение в ступнях, одна из которых, казалось, намертво приросла к тормозной педали. А вторая – к муфтовой. - Теперь главное – как можно быстрее убраться с этого перекрестка! – донесся сигнал из мозга. Или еще откуда – Лика разбираться не стала. Тем более, на горизонте уже маячил знак «ГИБДД» на груди у бравого мента, по объему чрева которого можно было безошибочно угадать его продолжительный стаж работы в данной отрасли. Вкупе со свистком, составлявшим единое целое с фейсом лейтенанта и полосатым жезлом в длани, кончик которого эйфорически подрагивал в предвкушении очередной акции возмездия – это таило непредсказуемую чреватость. Этот не будет разборки устраивать: кто прав, а кто виноват в случившемся. Ты попался – ты и виновен! Поэтому наилучшим выходом сейчас было прислушаться к голосу рассудка. И Лика прислушалась: вдавив акселератор почти в полик и распугав при этом парочку подвернувшихся не к месту авто, она успела проскочить в левый ряд, пристроившись за пассажирской «Газелью» так, что гаишник при всем желании не смог бы разглядеть номера. Успев при этом заметить боковым зрением, как он схватился за рацию, Лика благоразумно юркнула в первый попавшийся слева переулок, дабы не нарваться на следующий пост ГАИ. И здесь, притерев свою «старушку» у кромки тротуара, она, наконец, вырубила двигатель и... разревелась в полный голос, дав выход накопившемуся за целых полдня негативу. - Да что же это за гадство такое на мою голову!- причитала она, некрасиво размазывая по прекрасному своему личику тушь с ресниц и остатки помады с припухших, искусанных еще на перекрестке губ. Переулок был пустынным, так что в выражениях себя можно было не стеснять. - В двадцать пять лет в жизни счастья нет! Первый муж – алкаш конченый – сгорел от водки за три года, второй был – бабник и алкаш, третий... третьего днем с огнем не отыщешь. Ну где ты, мой желанный: пусть не атлет, но и не хлюпик, с красивым мужественным лицом, а главное – безо всяких вредных привычек, сгубивших почти треть достойного мужского населения Земли? Нет тебя, идеала! А если и существуешь, то только в сказках. Да и то... Принцев на белых конях расхватали местные Золушки-звезды, дурня мне и даром не надо, а умные – выбирают по подобию. И как результат: четверть века позади, мужа нет, детей нет, лишь машина и квартира двухкомнатная, да и те унаследованы от бывшего алкоголика... - Да хватит тебе нюни распускать, в конце-концов это даже неэтично – жаловаться на судьбу, которую сама для себя и выбрала! – раздался неожиданно негромкий голос из-за Ликиной спины. Но в пространстве салона закрытой автомашины он прозвучал, аки гром с ясного неба. По теории вероятности, кроме нее, страдалицы, в машине не должно было присутствовать никакого постороннего тела. Пусть даже одушевленного. А если оно все же присутствует, судя по голосу, значит, пока она тут лила горькие слезы по своей утраченной молодости, внутрь прокрался маньяк. Или грабитель, Или того хуже – наемный убийца. А что? Второй муж, которого она пинком ноги под... ниже поясницы, в общем, выпроводила из своей квартиры, прямо таки жаждет урвать эту самую квартиру в свою полную собственность. С последующей ее реализацией, естественно - ради ежеутреннего спасения собственной, насквозь проспиртованной уже, души... Все эти мысли пронеслись в голове Лики сумасшедшей чехардой – одна за другой. А рука уже щелкнула рычажком открывания дверцы, а голова мгновенно повернулась на раздавшийся из-за спины голос... - Ой!- только и смогла она вымолвить это коротенькое словцо – на другие просто не хватило спертого дыхания и того самого ступорного состояния, в которое ввергло увиденное на заднем сиденье ее автомобиля... Там сидела ее МЕЧТА. Вернее будет – сидел. Элегантный блондин с вьющимися волосами, пряди которых небрежно спадали на высокий лоб и обрамляли классически-пропорциональное лицо с манящими сине- зелеными глазами и круто выписанными скулами с небольшой аккуратной порослью на них, в стиле «а-ля Эль Греко». Рост приблизительно под метр девяносто, комплекция средней подкачанности – все в меру, все на своих местах... Это был он – принц из ее давних снов, ее грезы, воображения, фантазии... да называйте, как хотите – это создание было реальным воплощением Мечты всей ее, Ликиной, жизни. Встречались ей подобные и в настоящем бытие – но лишь в изображениях... где же она последний раз видела подобное? Вспомнила... - Ангел! – не веря даже самой себе, она робко протянула руку, чтобы прикоснуться к этому возвышенному, виденному не далее, как два дня тому, изображению, сошедшему с храмовой иконы. – Вылитый ангел... - Э-э-эй, не нужно! Не делай этого!- встревожился белокурый мачо. Стараясь уклониться от Ликиного прикосновения, он заерзал по сиденью «семерочки». Не успел все же – ладонь ее легко прошла сквозь его тело, как через густой туман, и царапнула наманикюренными кончиками ногтей вытертый велюр спинки сиденья. Лика с приглушенным вскриком отдернула руку, словно от раскаленного утюга, и лицо ее прямо на глазах стало белеть, превращаясь в некое подобие маски мима. А зрачки покатились под верхние веки, оставляя после себя голубоватую поверхность с тонюсенькими красными прожилками. Это означало одно из двух: либо она сейчас должна была хлопнуться в глубокий обморок, либо... Вот это, второе, было очень некстати, ибо сумасшествие личности излечивается лишь последующим сумасшествием всего общества в целом ... Когда Лика пришла в себя - еще раз выдохнула еле слышно «ой!». Но теперь уже расслаблено и, пожалуй, даже восхищенно. Ибо находилась она уже на заднем сиденье своей «старушки», голова покоилась на коленях прекрасного незнакомца, а его большие сильные и теплые руки ласково поглаживали ее густые каштановые волосы, иногда легонько похлопывая по щекам. Чтобы проверить реальность происходящего, Лика несмело подняла свою ладонь и коснулась сначала этой теплой руки, а затем ухватилась за нее, как за спасительную соломинку. - Ты... ты настоящий? Все-таки настоящий! – прошептала она изумленно. - Ну... можно сказать и так,- подтвердил он, не прерывая своего занятия.- Я рад... - Послушай, перестань отвешивать мне пощечины и... и... скажи, наконец, как тебя зовут? – нашлась Лика, оттолкнувшись от его колен и принимая сидячее положение. А как хотелось продлить сладкие мгновения истомы, вдруг охватившей все ее естество! – Это что – я сама сюда перебралась? Ничего себе сценка! Развалилась на коленях мужика, даже имени его не спросив! - Ну, во-первых, раз уж ты сходу рассекретила меня, позволь представиться ,- шутливо наклонил он голову.- Ангелом-хранителем меня обычно кличут. Но для тебя я – просто Ангел, раз тебе так хочется. - Очень приятно,- чопорно кивнула Лика, не особо вникая в смысл сказанного Ангелом. – А меня зовут... - Не нужно, я знаю,- Ангел осторожно коснулся ее локтя.- ОН мне прочел это в Книге Судеб. Должен же я хотя бы иметь представление, с кем пять лет трясусь за ее левым плечом в этой груде металлолома, гордо именуемой «авто». - Господи!- прошептала Лика, в ужасе закрывая ладонями лицо.- Ты хочешь сказать, что знаешь обо мне ВСЁ? - И ничуть не жалею об этом,- подтвердил Ангел, теперь уже не таясь, с обожанием глядя на нее. – Именно такой ты мне нравишься больше всего. - Ты... ты зачем сейчас это сказал?- спросила Лика, открывая лицо и глядя на него в упор своими глазищами. – Ведь если ты знаешь ВСЁ... - Да, я знаю, что ты любишь меня с семнадцати лет,- подтвердил Ангел, улыбаясь. - А ты?- отчаянно, с надеждой выпалила Лика. - А вот об этом я скажу тебе дома, за ужином. Ты же не откажешь в ужине тому, кто сегодня спас тебя от неминуемой смерти? - Как?!- воскликнула она обижено. – Я сама... - Ведь ты же видела,- перебил ее Ангел,- этот джипяра шел на огромной скорости прямо в лоб твоей «старушки».- Ну, моя-то реакция намного быстрее дурости любого смертного. Я просто твоими руками на долю секунды раньше вывернул руль в нужном направлении. - И что – много подобных случаев было за эти пять лет?- Лика пришла уже в норму и поэтому многое в прошедшей жизни стала осознавать совсем в другом ракурсе.- И как ты становишься осязаемым? - Если я скажу, что три раза, не считая сегодняшнего, ты как бы рождалась заново – поверишь?- спросил Ангел, пристально заглянув в ее глаза. – И еще – что мне всего четыре часа в сутки отпущено на пребывание в бренном теле, и эти четыре часа я могу разбивать на отрывки по своему усмотрению... - Теперь – верю,- сказала Лика и доверчиво потянулась всем существом к нему. И тут ее взгляд упал на боковое стекло машины. А за ним... - Послушай, мы же стоим возле моего дома!- воскликнула она, угадав за стеклом свой подъезд.- А это значит... - А это значит, что ужин состоится при любой погоде!- подхватил весело Ангел, выкручивая прямо из салонного воздуха пузатую бутылку «Вдовы Клико». ... И был полумрак комнаты с чуть слышно звучащим блюзом. И были свечи на столе. И мелодичный звон хрустальных бокалов эхом откликался в каждой клетке требующего доказательств любви тела. И было взаимное упоение музыкой любви, и было, было, было... Наутро Лика впервые в своей взрослой осознанной жизни проснулась с ощущением вселенского счастья в душе. И повернулась к Ангелу, чтобы обнять свое приобретенное сокровище – любимое и любящее. - Мой милый нежный Ангел! Как же я тебя люблю! Но... место рядом с ней пустовало. Лика широко открыла свои и без того огромные глаза, затем протерла их для верности кулачками: не приснился ли ей этот прекрасный до бесподобия сон? Нет, не приснился – подушка еще хранила вмятину от его головы, постель хранила теплоту его тела, а в сознании ярко отпечатался облик ее мужчины. Которого она так долго искала, и так быстро потеряла. От сознания этого хотелось завыть сейчас в полный голос звериным воем. Что Лика и сделала, подняв очи горЕ: - Господи, за что ж ты так немилостив ко мн...!!! И осеклась на полуслове – под потолком, прямо в воздухе, висели огромные ярко-красные слова – будто кровью написано: - Любимая, меня срочно вызвали на ковер, туда (стрелка вверх). Но я клянусь тебе – мы будем вместе, несмотря ни на что! По мере прочтения буквы, колыхнувшись в воздухе, таяли, оставляя после себя лишь слабое розовое свечение и густой терпкий аромат свежескошенного лугового сена. И Лика почему-то сразу поверила написанному. Но сердце, ее бедное маленькое влюбленное сердечко так переживало боль даже от временной разлуки с любимым, что готово было, казалось, выпрыгнуть из груди от собственного биения. Нет, с этим нужно было что-то делать, нужно как-то отвлечься, найти какое-нибудь средство от этой аритмии, наконец. От переизбытка чувств люди ведь тоже иногда умирают... Ангел в это время стоял наверху, перед НИМ, виновато переминаясь с ноги на ногу. - Негодный мальчишка!- продолжал раздаваться ЕГО грозный голос, раскатами грома отдававшийся в пределах слышимости.- Я потратил лучшие столетия своего и твоего существования на твое образование. Ты был и остаешься в числе десятка лучших Ангелов-хранителей по изучению психологии русскоязычного населения вверенного тебе участка. А также охране жизни и здоровья закрепленных за тобой особей. Заметь, я выразился ОСОБЕЙ, а не людей - для тебя они все равны. И ты не имеешь никакого права выделять кого-нибудь из этого списка в особо привилегированные особи, понятно тебе? - А я никого и не выделял,- сделал слабую попытку оправдаться Ангел. - Ты лжешь!- ослепительная молния полоснула небосвод и раздался очередной оглушительный раскат грома.- А Лика? Ты не только выделил ее, ты согрешил с ней! Что с тобой, Ангел? Ты плохо изучил Всемирную Историю? Тебя не пугает участь Адама и Евы, Геракла – сына Зевса и смертной женщины Алкмены, хитроумного Сизифа , Ясона – погибшего под развалинами собственного судна... - Я люблю ее, отче,- прервал ЕГО Ангел.- И мы будем вместе – я дал клятву. - Опомнись, сын мой, в последний раз прошу тебя! Книгу Судеб не перепишешь, но кое-какие изменения я вправе в нее внести. Еще не поздно это сделать. - Мы будем вместе!- упрямо твердил Ангел, глядя в облако под ногами.- Я ей поклялся. - Хорошо же! Ты выбрал свой и ее дальнейший путь! А сейчас уходи с моих глаз – видеть не могу ослушника!- ОН всердцах топнул ногой и на землю, вслед за ударом грома, обрушился мощнейший ливень – словно плач по чьей-то неудавшейся Судьбе. - Ты сказал – вместе?! Хорошо, вы будете вместе – Книгу Судеб не перепишешь наново!- тихо говорил он уже в спину понуро удалявшегося Ангела... Лика ворвалась в подсобку аптеки, где за столом, с головой уйдя в захватывающий женский роман, сидела ее лучшая подруга Ольга, походя перемалывающая ослепительно белыми зубками очередной чизбургер из «Макдональдса» напротив. На звук открывшейся двери она даже глаз не оторвала от книги. - У нас обед! - Олька, дай что-нибудь от сердца,- попросила Лика, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.- Шалить отчего-то стало, бедненькое. - А-а, это ты, Ликуся,- Ольга, не глядя, махнула правой рукой себе за спину.- Очередная любовная интрижка, не иначе? Возьми вон там, в зале, справа, в застекленном стояке. Желтый пузырек. - Спасибо,- Лика обошла стол с подругой и, войдя в торговый зал, бросилась к ЛЕВОМУ стояку с лекарствами, так как во время беседы находилась напротив Ольги. Не прочтя даже таблички « Осторожно, галмеи!», приходящейся выше уровня ее глаз. - Еще раз спасибо и пока, Оль! - Пока, Лика! ... – Банальнейшее отравление каламином – водным силикатом цинка,- констатировал медэксперт, которого вызвали через два часа в квартиру Лики, вертя в руке пузырек с одноименным названием на этикетке. Затем он подошел к телу, лежащему на двуспальной кровати и вгляделся в красивое лицо Лики с застывшей загадочной улыбкой на нем. – Ну, чисто тебе русская Джоконда! И что же тебя, красавица моя, заставило покинуть сей безумный-безумный мир? - Я люблю Ангела!- хрустальным эхом отозвалась люстра над его головой. - Я люблю Ангела!- скользнул по его лицу лучик солнца, прорвавшийся сквозь колыхнувшуюся занавеску окна. - Я люблю Ангела !- тихо-тихо пропело нежным голосом в самом дальнем уголке его подсознания. - Я люблю Ангела,- повторил вслед врач, и недоуменно мотнул головой, отгоняя неожиданное наваждение крепким матерным словцом.- Надо же, причудится такое!- затем решительно скомандовал двоим санитарам,- забирайте ее, ребята. А ночью на темном небосводе возле большой звезды зажглась еще одна, маленькая, звездочка. Значит, исполнилась чья-то клятва... P.S. Кстати, Вы не знаете, случайно, откуда появились эти маленькие крылатые Амурчики, они же Купидончики, с луками в руках и стрелами любви в колчанах? Со светлыми вьющимися волосами и сине-зелеными глазами... Покровители влюбленных... МУЖИЧОК – С - НОГОТОК. Сказать, что у нас на Кубани суровые зимы – значит, навлечь на себя справедливую критику со стороны работников метеорологической службы. Слякотные – да. Промозглые, с пронизывающим насквозь студеным ветерком – в большинстве случаев. Но уж никак не суровые. Однако настоящие северяне не выживают у нас именно по причине этого самого студено-слякотного климата – самая настоящая правда. В один из таких вот проблематичных зимних деньков сидел я с удочкой в компании еще нескольких рыбаков на берегу речушки, которую мы прозвали Незамерзайкой. Это за то, что даже в десятиградусные морозы в одном из ее закутков, заросшим по берегу высоченными ивами, образовывались свободные ото льда участки – из-за мощных родников, бьющих из-под слоя ила. Да плюс еще шапка сплетенных ивовых ветвей вверху, перекрывающая доступ холодного воздуха… В общем, карась выходил на эти проплешины пожировать на свободе, да глотнуть свежего воздуха – вот тут-то мы его и прихватывали на короткие пятиметровые удилища с тонюсенькой чувствительной оснасткой. Неплохой карасик – с ладошку каждый. А что такое зимой карась для настоящего рыбака… об этом знает только настоящий рыбак. Сидим мы, значит, себе, радуемся неплохому клеву, чертыхаясь каждый раз, как только приходит время менять мотыля – на холоде попасть малюсеньким крючком в эту тоненькую извивающуюся гадость, а тем более под ее головку, было сложнее, чем верблюда пропихнуть в игольное ушко со всеми вытекающими отсюда последствиями. И под это вот жизнерадостное настроение прибывает к нам на берег пополнение. В виде семьи, состоящей из молодых родителей и их отрока – маленького карапузика лет четырех - пяти, названного почему-то Игнатом. Редкое имя , не находите? Расположилось семейство метрах в десяти-двенадцати от нас – основной массы, благо мест на берегу хватало. И расположилось основательно: молодой папашка с уже наметившимся пивным брюшком достал из принесенного рюкзака вышеназванный продукт в количестве двух стеклянных бутылок, осторожно поставив их на примороженную землю возле большого камня, а на сам камень выложил газету с нарезанной на ней таранью. Мамочка стала тут же разматывать такие же короткие, как и у нас, удочки…Игнат, оставшись не у дел, послонялся по берегу, попутно шуганув короткой палкой местного котяру, на запах тарани неосторожно высунувшего морду из зарослей высохшего бурьяна неподалеку от их бивуака . Затем вразвалочку приблизился ко мне и с интересом стал следить за процессом перекачивания очередного карася из речки в стоящее рядом ведро с водой. Когда ему и это занятие наскучило, задал вполне уместный, по его разумению, в подобных случаях вопрос: - Ну как лыбка, клюваится? Я обернулся к нему, как можно радушнее – чтоб не испугать ненароком пацана, улыбнувшись: - Это, друг мой, жареный петух кое-куда клюется, а рыба просто клюет. Понял? - Понял, клюваится,- согласился Игнат, тут же потеряв ко мне всякий интерес. И так же вразвалочку пошел дальше по берегу, каждому из рыбаков задавая этот же вопрос. Те выкручивались, как могли, сочиняя на ходу различные вариации одинакового, по сути, ответа. Потом Игнат затих, а я с интересом уставился на поплавок, дергающийся от поклевки. - Плюх!- крупный камень-голыш шлепнулся в воду в метре от меня. От неожиданности я чуть не чебурахнулся в воду вслед за камнем. Поплавок, естественно, тут же успокоился. - Ах ты, гад!- я в ярости обернулся, думая, что это очередная «шалость» кого-нибудь из друзей – Игнат стоял рядом , с изумлением вытаращившись на расходящиеся по воде круги. - Я лыбку колмлю,- объяснил он мне свои террористические действа.- Папа колмит и я колмлю. Стобы клювалася. Я посмотрел – точно, его папа щедро сыпал в воду размоченный комбикорм, по ходу вожделенно оглядываясь на две стекляшки германского пива. Мама уже устроилась на берегу с заброшенной удочкой. А кто ж за вашим сынком следить будет, уважаемые родители? Я лично в няньки не набивался! Подобрав среди оголенных корней ивы подходящий по весу Игната голыш, я с дьявольской ухмылкой вложил его в ручку мужичка-с- ноготок. - Знаешь, я здесь уже достаточно накормил рыбок, а вот у твоей мамы они не клюваются… Через пару минут, услыхав отчаянные вопли обрызганной с ног до головы мамочки, я понял, что добился своего – на ребенка обратили внимание. - А ну, марш к рюкзаку и не отходи от него ни на шаг,- приказал сыну папашка. - Ты наказан, понял? - Понял,- согласился с ним Игнат. И затих, устроившись прямо на рюкзаке. Тем временем его родители, набрав в ведро воды, отошли от него метров на восемь дальше по берегу, пробуя выловить карася в разных местах промоин. Наконец, видимо, найдя уловистое местечко, тоже затихли. - Кись-кись-кись,- услыхал я вдруг за спиной. И, повернувшись на звук, понял, что опоздаю уже что-либо предпринять – рыжий котяра, который не столь давно схлопотал по морде палкой от Игната, теперь с упоением дожирал остатки тарани из его же рук. В такой ситуации воспитанным людям полагается просто промолчать. Что я и сделал. - Игнат, иди сюда!- его папашка с ликованием размахивал над головой только что выловленным карасем приличных размеров. - Я наказан,- пролепетало бедное дитя, глотая подступившие вмиг слезы. - Ты прощен!- завопил папашка.- Видишь ведерко с водичкой рядом с собой? - Вижу,- вновь согласился Игнат. - Молодец. Я нашел тебе работу: будешь брать рыбку у меня и мамы и бросать ее в водичку. Хорошо? - Хорошо,- и на это был согласен Игнат. Дальше уже нам, рыбакам, было неинтересно, и мы вновь занялись своими карасями. И, как оказалось буквально через час, совершенно напрасно. Услышав через некоторое время вновь плеск воды неподалеку от себя, я обернулся на звук – кого же на этот раз «кормит» Игнат. Оказалось, не кого, а что. Речку кормил Игнат. Только что пойманной рыбой. Его родители настолько увлеклись частыми поклевками, что уже не давали сыну в руки пойманных карасей, а просто бросали их в траву на берегу. Игнат подбирал их, и… аккуратно опускал в речку неподалеку от меня . Что в таких ситуациях делают воспитанные люди? Правильно – я отвернулся, сделав вид, что ничего не видел. А Игнат все носил и носил рыбу… - Та-а-ак, теперь можно и пивка попить,- папашка с хрустом потянулся, предвкушая пиво с воблой.- Да заодно посмотрю, сколько мы там натаскали карася – не меньше полведра должно быть. Как я понимал его состояние при виде пустого ведра лишь с водичкой в нем!!! - Где караси?- напустился папашка на Игната, едва отойдя от шока. - Я в воду опускал,- честно признался тот, глядя на него невинными глазами. Ветви ив вздрогнули от дружного хохота, раздавшегося над рекой. И я понял, что не я один наблюдал всю семейную драму, разыгравшуюся под боком у нас. И здесь папашка совершил еще большую оплошность, в растерянности задав сыну ненужный уже вопрос: - А вобла куда делась? - Лыбок поколмил и кисю поколмил,- все так же невозмутимо объяснил Игнат. Тут у нас и удочки из рук повываливались от смеха… - Ты пивка, пивка глотни,- икая уже, посоветовал кто-то из рыбаков.- Должно полегчать, по себе знаю. - Некогда пиво распивать,- зло отрезал папашка, отступая к реке и прихватывая с собой ведро с водой.- Нужно наверстывать улов, чего уж там. После глотну . Сиди на рюкзаке и больше ни шагу отсюда!- приказал он сыну. - Ты снова наказан. - За сто?- задал вполне резонный вопрос Игнат, готовясь зареветь в полный голос.- Ты зе сказал – в водицьку… - Все, замри!- цыкнул на него папашка. И побежал к матери – доложиться. Игнат насупился, сел на рюкзак, машинально взял в руки одну из бутылок с германским пивом, так же машинально легонько стукнул ею о другую… - Цок, цок, цок!- разнеслось по берегу. Его отец на бегу оглянулся и ведро выпало из руки, разлившись по мерзлой земле темным пятном. - Стой, стой, брось бутылку сейчас же!- взвыл он отчаянно, во всю силу своих легких. Игнат с испугом взглянул на метнувшегося к нему родителя, и послушно бросил зажатую в руке бутылку. Раздался звон стекла - по закону подлости обе германские посудины нашли друг друга и тут же разлетелись вдребезги… Домой многие из рыбаков вернулись в мокрых штанах. Спереди… Д Е Н Ь Р О Ж Д Е Н Ь Я. ...Юлька отбросила ручку и с тоской огляделась вокруг. Домашние задания не решались и не писались – в такой вот обстановке. И она еще раз обвела взглядом комнату. Замызганные шторы обрамляли окно с треснутым стеклом, на котором азбукой Морзе расписались постоянно обитавшие здесь мухи. Мебель – это громкое слово явно не подходило расшатанному шкафу, трельяжу без бокового зеркала, расшатанной до треска кровати и столу с ободранной полировкой. За которым и сидела сейчас Юлька. В спальне – не лучше. А о кухне и говорить-то неловко. Гора немытой посуды в мойке, стол в разноцветных пятнах и тяжелый запах сивухи пополам с табачным перегаром. А ведь раньше... Еще три года назад, когда они вселялись в эту двухкомнатную квартиру на шестом этаже, вся многоэтажка , казалось, светилась лишь от счастья новоселов, звенела от сдвигаемых бокалов с шампанским и заливалась вместе с малышней звонким смехом. Отцу, машинисту высотного крана, за его ударный труд предоставили право выбора квартиры. И он выбрал именно шестой этаж. - Высотнику положено всегда быть на высоте! И все были счастливы через край. До того самого дня, когда внезапно шквальный порыв ветра не качнул кран чуть дальше положенной отметки... После похорон отца мать как-то отрешилась от людей и жила потихоньку замкнутой жизнью.Но она по-прежнему ходила на работу в трамвайное депо, подвозила к школе восьмилетнюю Юлю... Но делала это машинально, накатанно, механически. И ( беда не ходит одна) в один из воскресных дней задавила пьяного мужика, пытавшегося перебежать рельсы прямо перед ее тронувшимся трамваем. Суд признал ее виновной частично, и на всякий случай выделил три года колонии общего режима. Условно. Тогда-то и произошел срыв... Однажды вечером, когда Юлька только-только собралась уснуть, пришла мать с работы. И, как обычно, поцеловала ее на ночь. А Юльку вдруг шатнуло в сторону от ненавистного запаха. Напомнившего ей звуки отчаянной матерщины, заплеванный и загаженный окурками бетонный пол одной из забегаловок, куда они однажды с отцом забрели в поисках сигарет. Это был запах водки – она возненавидела его на всю оставшуюся жизнь. А теперь пахнУло водкой от матери, и Юлька растерялась. В ее понятии водка и мать стояли на таких противоположных позициях, что между ними и границ-то ненадобно было ставить. А тут вдруг... От растерянности она тихо заплакала. Молча, без всхлипов и причитаний. Мелкие бусинки слез часто-часто закапали из ее широко распахнутых в немом изумлении глаз. Мать какие-то мгновения непонимающе вглядывалась в ее лицо. Затем схватила в охапку, повалилась вместе с Юлей на кровать и забилась в истерике, отчаянными рыданиями выгоняя из себя и боль от внезапной потери мужа, и несчастную долю матери-одиночки, и все остальное , проклятое Богом и людьми... За пять прошедших после того вечера лет Юлька привыкла и к клятвенным обещаниям матери, и к ненавистному запаху на кухне, куда мать время от времени приводила «гостей» со своей новой работы в котельной . Из депо ей предложили уйти « по собственному». Привыкла и к грязному полу, немытой посуде и замызганным занавескам на окнах. А сегодня, в канун своего тринадцатилетия, вдруг ей захотелось по- настоящему навести порядок в квартире. И в чистоте серьезно и окончательно поговорить с мамой о дальнейшей жизни. - Не бросит пить – поступлю на курсы и уйду в общежитие, хотя и очень жаль маму. Но я ее уговорю, смогу уговорить – не такая ведь она и пропащая! От этой мысли Юлька повеселела и для начала настежь распахнула кухонные окна, хоть для этого пришлось изрядно потрудиться. В комнату ворвался свежий ветерок с запахом цветущих деревьев, и она окончательно поверила, что уговорит маму бросить пить. И они заживут, как прежде. ... В замке скрежетнул ключ, в прихожей что-то с грохотом упало, затем щелкнул выключатель и донесся голос матери, еле выговаривающей слова: - Эдик, золотце мое, проходи на кухню. И тут же в дверном проеме нарисовалась живописная пара. Мать в несвежем помятом платье, с растрепанными волосами и размазанной от губ на щеку помадой. И небритая личность мужского пола в потертом костюме, с пакетом, из которого торчали горлышки бутылок и хвост копченой ставриды. - Доченька, а вот и мы,- глупо хихикнула, сказав это, мать.- Познакомься, это дядя Эдик. Мы с ним сегодня расписались в ЗАГСе. Юлька взглянула на «личность», расквасившую в пьяной ухмылке губы . Обида и боль за погибшего отца вдруг ледяной лапой стиснули сердце и вылились потоком слез. - Мама, что же ты делаешь? У меня ведь завтра день рождения, если ты еще не забыла! Папка всегда подарок под мою подушку прятал. А что положишь ты наутро? Пробки от этих вот бутылок? - Эт-т-та мы легко...эт-та мы щас сообразим,- просипел Эдик, продолжая ухмыляться и шаря рукой в кармане. Наконец, выудил пару слипшихся и помятых шоколадных конфет в табачных крошках, дунул на них, шаркнул ими о свои штаны и протянул Юльке. - Вот, держи подарок, ДОЧЕНЬКА. Эти слова словно плетью, хлестнули Юльку по щекам, плечам, душе... - Животные, да ради чего живете вы и вам подобные?!- в отчаянии простонала она. Прочь, прочь от этих дергающихся марионеток! И от ненавистного запаха сивухи, вытеснившего с кухни аромат цветущих акаций... и свободы! Она рывком вскочила на подоконник распахнутого настежь окна, качнулась вперед – навстречу свежему ветру и... вцепилась пальцами в створки, услыхав за спиной отчаянно-жалобный стон матери: - Юленька-а-а-а!!! Обернулась назад, вглядываясь в полутьму загаженной квартиры, в пьяные кривляющиеся физиономии... - Снова туда – в неопределенность существования? Ну, уж нет! И, разжав пальцы, взмахнула руками. Как крыльями – в полете... | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
