Буквы Л, М, Н, как известно, идут в алфавите друг за другом. И в Машином телефоне имена Лешка, Максим, Никита шли подряд. Никаких больше людей на эти буквы не было.

Маша раньше думала, что иметь три поклонника сразу - это много. А может, и нехорошо?

А Ксюшка, подруга-по-гроб-жизни, пояснила, что трое для девушки в двадцать лет - это вполне нормально.

- У девушки должен быть выбор, - сказала Ксюшка, - это в сорок лет уже никакого выбора, один свой лысый муж под боком. У меня вообще пять бойфрендов, и что!

Маша, откровенно говоря, не против была, что трое. И что должен быть выбор. Это интересно, это подсыпает в нашу жизнь необходимый перец. Потому что жизнь наша какая-то пресная и всегда одинаковая.

А Маша отчаянно и упорно искала смысл жизни.

Вот я проснулась утром. До Нового Года - восемь дней. За окном фиолетовое небо и снежинки с рваными краями. Надо собираться в институт, делать макияж, с кухни - запах кофе, мама кричит:

- Машка, ты сколько будешь глаза рисовать?! Опять первую пару прогуляешь!

Во время омлета и кофе звонит мобильник.

Максим, показывает дисплей. Конечно, а кто с утра?

- Маша, я на дежурстве, тебя отвезти?

- Ага!

Маша, теперь не торопясь, спустилась на лифте, вышла из подъезда, слегка картинно помахивая сумкой. Максим обладал такой машиной, которой не страшны светофоры и пробки. На ней волшебные буквы ДПС, а также мигалка.

- Падай! - радостно сказал Максим, открывая Маше дверцу.

Чтоб вылезти из ДПС и культурно Машу усадить, у Максима воспитания не хватало. Зато у него с избытком красоты и любви. Вопиющей красоты, которая для мужского пола аж неприлична. Рост метр девяносто, нордический блондин, глаза младенческой синевы. И младенческой же глупости.

- А я подумал - моя девушка сейчас проснулась. И подумал - отвезу ее на учебу. Ты меня похвалишь?

- Похвалю, - ответила Маша.

Маша читала токсическую смесь книг. Кундеру и Блаватскую, маркиза де Сада и Довлатова. В поисках упомянутого выше смысла жизни. Не может же смысл жизни быть в общении с таким Максимом?

Машу слегка напрягало, что он уверенно называл ее "моя девушка".

Маша ничья. Как кот Матроскин - своя собственная.

Около института Маша на Максима молча обиделась. Потому что он поцеловал ее в щечку, а мимо шли девки из группы и могли это видеть.

И так уже спрашивали:

- Машка, ты серьезно с гиббоном крутишь?

- Это просто одноклассник, - отвечала Маша. И даже не врала ни грамма. Правда, одноклассник, и еще живет в соседнем доме.

Лекции крутились вокруг своей оси, не давая ничего, кроме сонливости. Одногруппницы беседовали о косметике "Мэри Кэй", о зачете по экономической теории, о клубах и бойфрендах. Маша тоже могла побеседовать, почему нет? Но это не давало никаких калорий для работы мозга.

Маша смотрела на девчонок и думала - а мысли у них такие же? Про Мэри Кэй и экономическую теорию?

Пресно, манная каша без сахара.

"Маша, я тебя люблю" - СМС-ка на второй паре

"Маша, я тебя люблю" - СМС-ка на четвертой паре

"Маша, я тебя люблю" - СМС-ка в три часа

И все от Максима.

Маше смешно было над ним, и не радовало.

Другое дело, когда Никита позвонил. Вечером следующего дня, когда Маша читала с экрана скачанный только позавчера роман Вербера. Маше было томительно и жутко от Вербера, и хотелось поминутно смотреть в темное окно - жив еще этот мир? Не улетел, не растворился?

- Привет, Философ, - сказал Никита.

Голос у него был настоящий, мужской. И он называл Машу мужским именем - Философ. Никогда - Зайкой, Рыбкой, Котенком, всей этой сентиментальной фигней. Он же понимал, что между ним и Машей - большая и страшная пропасть. Целых пятнадцать лет.

Машу эти пятнадцать лет напрягали даже больше, чем Максимовы поцелуи. Но Никита был совсем другое дело.

Вежливый, деликатный. И что самое главное - умный человек.

С ним можно было и о смысле жизни поговорить.

Никита много знал различных смыслов, читал, когда было время. Вообще, он занимался "серьезным бизнесом". Поэтому с ним не стыдно было выйти на люди. Мерседес, рестораны, музыка классическая в машине.

Не новый русский, лобик узкий, а приличный мужчина средних лет, который если что и целовал Маше, то только пальчики.

Пятнадцать лет его подавляли. И бывший брак - жена, живущая ныне в Англии, дочка семи годов, честно разделенный бизнес, это тоже давило.

Все это выглядит некрасиво при ухаживании за двадцатилетней студенткой.

Родители Маши Никиту одобряли.

- Не какой-нибудь уголовник (об уголовнике речь пойдет дальше!), мужчина порядочный.

- Привет, - сказала Маша, и привычно взяла из рук Никиты чайную розу в золотом кружеве.

- Куда поедем, в ресторан? Я вечернее платье надела.

- Нет, - чуть грустно улыбнулся Никита, - мы поедем покупать тебе подарки.

- С какого это - подарки?

- Новый Год через неделю, ты забыла?

- А! - весело отозвалась Маша. Новый Год не входил в ее систему ценностей.

На год ближе к смерти - вот что это за праздник. Так полагала философски начитанная студентка.

- Но я уеду, и на Новый Год мы не увидимся. Вернусь только третьего января.

Маша не удивилась и не расстроилась, просто спросила - куда? по бизнесу?

Нет, объяснил грустно Никита. К дочке. Обещал свозить ее в Шотландию на праздники.

Маша не заревновала к никогда не виденной дочке, ей было просто легко на душе и весело. Едем за подарками! Разве это не здорово?

Бутики были переполнены огнями, мишурой и искусственным снегом. Маша закрутилась нечаянно в серебряный дождь, который свисал с потолка отдела "Парфюмерия", и Никита долго ее выпутывал.

- Что хочешь?

- "Пуассон".

- Возьми что подороже. Я переполнен дедморозовской щедростью.

- Нет, не хочу дороже, хочу, что я люблю.

Купили духи, хрустальную крысу с амулетами, двухтомник "Редкие поэты". Больше Маша ничего не пожелала.

- Я есть хочу, Никита. Поехали питаться!

Молодой организм жаждет белков и углеводов. А ведь Машка еще растет, подумал Никита. Люди до 21 года растут.

Растущая Маша и вела себя с Никитой, как ребенок. Прикольно, ибо даже с мамой и папой такого себе уже не позволишь.

Скажут - кобыла здоровая, а скачешь!

Никита привез Машу на свою большую, шикарную, полупустую квартиру.

Маша уже бывала здесь, и знала, где иконы, где удивительные книги. Она лазила по всем полкам, а Никита готовил на кухне салат из морепродуктов и отбивные с гранатовым соусом. Маше нравилось, как он готовит.

С выражением самопожертвования на лице.

В этом у него было сходство с Максимом.

Сели за стол вдвоем. Чокнулись бокалами с дорогим аргентинским.

- За наступающий Новый Год, - серьезно сказал Никита. - Чтобы ...

Не договорил, чтобы. И положил ладонь на Машину ручку с французским маникюром.

- Маша. Мы с тобой давно друг друга знаем.

Давно, вспомнила Маша. С тех пор, как два года назад Никита подвез ее в страшный дождь из района Динамо. Маша тогда всю дорогу спрашивала совершенно глупые вещи: а какой у вас бизнес? а поставки чего? я экономист, я пойму! шпон, вагонка, это что такое?

- Маша, я бы хотел, чтобы в следующем году ты была моей... как это сейчас говорят?

- Гёрлфренд, - подсказала Маша.

- Ужас какой. Неужели нет русских слов?

- По-русски - подружкой, но это не впечатляет.

- Ага, не впечатляет. Тогда - невестой.

Маша помялась. Такие разговоры не входили в ее систему ценностей. Она подумала про Мерседес, рестораны, но это же низменно - так думать.

А смысл жизни - в чем?

Максим - красивый вопиюще. А Никита обычной внешности. Обычной. Нос в серых точках. Из ноздрей волосы местами вылезают.

И еще она, конечно, про Лешку подумала, но Лешка - это потом, потом.

Не стал Лешка дожидаться никаких потом. Взял и позвонил.

- Да! - крикнула Маша в мобильник. И заметила, что пальцы у нее дрожат слегка.

Это почему?

Лешку она не выделяла из своих поклонников никак.

Отвлечемся и скажем здесь - как бы в скобках - что Маша не была, конечно, девственницей. У нее был короткий романчик с парнем из институтской команды КВН (на первом курсе), а еще она имела в багаже настоящий курортный роман, в Геленджике, лето 2006 года. Первый мужчина, как это ни банально, был Максим. Сразу на выпускном вечере. Машка перепилась от радости и от платья на обручах, танцевала с Максимом все медляки. Она тогда не читала так много закрученных книг, и Максим казался ей ничего.

Произошло где-то, в предрассветной зябкой сырости, на траве в парке. На Максимовом пиджаке от костюма.

Это дребедень, по большому счету. Сейчас Маша была независимая, философски настроенная. Может, вообще лучше умереть молодой, чем вся эта любовь-морковь, слезы-разочарования, банальщина-скучища?

С Максимом она не спала, с Никитой - тем паче, с Лешкой...

 

- Машка, ты где? Тут дело одно, на миллион баксов. Я подъеду, ты скажи, где?

Маша посмотрела виновато на Никиту и сказала смущенно:

- Это друг, какие-то проблемы...

- Я понимаю, - ответил Никита.

Ему показались позорными его ухаживания старого орангутанга за молоденькой статуэткой слоновой кости. Подарки эти... купить решил умную девочку? Такие не покупаются.

Маша сбежала по лестнице без лифта и сразу увидела среди толпы заснеженных машин Лешкину добитую шестерку.

- Дело вот какое, - сказал быстро Лешка, - привез друг небольшой товар. К себе взять не могу, сама знаешь, в каком говне я живу. Еще украдут.

Маша задрожала снова.

Лешка вызывал у нее ужас и восхищение.

Потому что, попытаюсь объяснить предельно правильно - он был Нестандартный.

Он был Не как Все.

Он не вписывался ни в какие системы, схемы, сценарии. Помесь Зорро, Сергея Есенина и Капитана Блада.

- А что там такое, Лешка? - спросила Маша, кивнув на грязноватый чемоданчик.

Лешка без капли страха расстегнул чемоданчик. И Маша зажмурилась.

Засияло бледное золото. Подмигнули соблазняюще брильянтики и фиониты.

- Это откуда у тебя?!

Ужас был приятный. Как будто летишь на экстремальных качелях. Или жуешь сверхмятную жвачку.

- Контрабанда, конечно, - объяснил Лешка. И закрыл сияние и соблазны грязной крышкой.

- Одни люди привезли... в обход закона. Ну, кому от этого плохо? Не воровство же. Подумаешь, таможня в карман к себе меньше положит... Я завтра утром заберу, Машка! Созвонюсь с народом и заберу.

Маша согласилась, конечно.

Хотя, она ведь всё-всё знала про Лешку.

И что по молодости судим, да родне удалось вместо зоны в армию его засунуть. И что еще раз судим. За воровство или за что, а два года сидел.

Это про него Машкины мама-папа говорили: "Ты с ума сошла? Это ж тюремщик!"

Даже выдавали иногда фразу, от которой Маша истерически смеялась: "Он тебя продаст в публичный дом!"

- Сейчас я занесу и спущусь, - сказала Маша, когда доехали до ее двенадцатиэтажки.

- Машуха, я же на секунду заскочил. Меня пацаны ждут по срочному бизнесу...

Вот так. Сорвал от Никиты, из его дивной квартиры, где аргентинское вино и волнующие предложения не из Машиной системы ценностей.

Всегда так.

- Ладно.

- Ты не обижайся, котик! - Лешка, как раз употреблял истертые клички для дошкольниц, - Я завтра заберу, и мы с тобой куда-нибудь завалимся...

Назавтра Лешка золото не забрал. И вообще - на звонки вместо него отвечал дебильный механический голос "Телефон абонента выключен". Маша засунула золото поглубже в шифоньер, где трусы и колготки, и поехала в институт на метро.

Максим не слал СМС-ок. Небось, дрыхнет после дежурства.

И день противный. Сухой ветер, серая снежная пыль летит выше глаз. И кругом ёлки, ёлки, аж тошнит уже от ёлок.

Шесть дней до Нового Года.

- Машка, ты где на праздник гулять будешь? - спросили одногруппницы.

- А не знаю, не придумала еще!

Вечер Маша сидела в обществе компьютера. Слала имейлы чужим людям, с которыми беседовала об устройстве нашего странного мира на форумах. За окном нудно плакал сухой ветер.

Ночью Маша лежала без сна и думала: на самом деле, я никому не нужна. Никите жена нужна, неприлично одному. Максим примитивен, как ведро картошки. Ему - секс в стиле "Рабочий и колхозница".

А Лешка... подсунул свое ворованное золото... и еще втравит в какую-нибудь пакость.

Утро пятого дня до Нового года оказалось чуток получше. Приехал Максим на ДПС, Маша не опоздала на первую пару.

- Машуль, мы это, Новый Год вместе будем встречать? - спросил бесхитростный Максим.

- Я еще не знаю. Меня приглашали в сто мест, я не выбрала, надо думать.

- Мы нормально с пацанами собираемся. У меня. Предки пойдут к родичам, хата всю ночь наша. Ты не думай, все нормально, все с подругами.

Может, смысл жизни в том, чтобы просидеть новогоднюю ночь с подругами молодых ментов, подумала Маша.

Может, в этом есть какая-то глубинная истина?

Она подумала, что это точь-в-точь рассуждения Васисуалия Лоханкина и засмеялась.

- Ты чего? - не понял Максим.

- Анекдот вспомнила.

Надо заметить, Максим абсолютно не понимал анекдотов. И как такие люди живут на свете?

После института Маша взяла толстую тетрадь, села на ковер около батареи и стала записывать свои мысли. Про что, про что. Про всё!

Новый Год, подруги ментов, богатство, преступление, одиночество.

Я ужасно одинока со своими тремя бойфрендами, подумала Маша.

Но записать не успела. Лешка позвонил.

- Машух, привет!

У Маши опять задрожали пальцы. Да что ж это такое?

Влюбилась Маша, что ли?

- Хочешь, пообщаемся? Я сегодня богатый и знаменитый!

Маша побежала в лифт, родители кричали - куда?золото прижато к груди, брякает в чемоданчике рядом с Машиным брякающим сердцем.

- Спасибо, - сказал Лешка. И вытащил одну цепочку, витую, изящную, - это тебе!

- Мне?! За что?

- Так Новый Год скоро! Уже католическое рождество.

Лешка ввел свою шестерку в тюль из падающих снежинок. Тюль колыхался, и Маша с Лешкой как будто плыли в другом пространстве, в параллельной Галактике, где земля квадратная, воздух белый, и смысл жизни известен каждому.

- Знаешь, когда я на армейке был, я понял, что такое жизнь.

- Да? - Маша, как йог, приостановила биение сердца.

- Да. Я ж на острове служил посреди Белого моря. Сидишь один в радиорубке. За окнами - снег и лед, на мильоны световых лет. Ты один.

- И?

- Жизнь - она в тебе. Понимаешь?

- Нет.

- Поймешь еще. Ты еще маленькая, котик. Ничего не видела, совсем ничего.

Лешка был старше Маши на пять лет всего.

Но ни Никита, ни лекторы в институте, ни мама-папа... Все они гораздо старше, а никто не сказал Маше, что жизнь - в себе.

Лешка один сегодня был на своей съемной квартире. Друг отвалил куда-то. Может, воровать пошел, цинично подумала Маша. Я же не знаю, кто такой Лешка. Чем он занимается.

- Гулять, так гулять! - сказал Лешка.

И стал носить из холодильника на кухонный стол шампанское, икру, нарезки всякие, фрукты.

- Можно руками разломать? - спросил он про копченую курицу.

Маша засмеялась. Она не могла произносить умных вещей, как с Никитой, она не могла говорить с надменным видом, как Максиму.

Она могла сидеть и смеяться, как дурочка. И по коже у нее бежали шальные мятные мурашки.

От шампанского стало еще радостнее. Полет через... как там Лешка сказал? мильоны световых лет.

А Лешка принес гитару. И стал петь. А пел он, мама дорогая, всем Биланам-Колдунам-Топаловым заткнуться навечно!

 

За окнами барабанит дождь

И стучится черная тень

И крадется старый олень

В этот темный осенний день

 

Ты сегодня домой не придешь

Позвонишь, скажешь, мама, не жди,

Ты же видишь, на улице дождь

А у нас еще ночь впереди

 

Буду губы твои целовать

Буду руки ласкать и ласкать

Не нужна мне твоя красота

И не мне за нее отвечать

 

Маша понимала, что песня блатная и дурацкая. А почему-то свербило у нее в глазах от этой дурацкой песни. Или от Лешкиного голоса? Или от жизни, которая - в себе...

Лешка как будто почуял ее дрожь и напряжение. Встал, обнял Машу за плечи, потом они поцеловались, потом Маша жадно присосалась к Лешкиным губам, как будто изголодалась по всякой такой эротике. Хотя, на самом деле, Маше эротика была до балды, она не понимала оргазм, не оргазм. Главное - эмоции. Наплыв эмоций - это, вроде, оргазм получается.

Или у вас по-другому?

Конечно, Маша не докатилась до такого, чтобы звонить: "мама, не жди". Ей бы потом такой был дома педсовет!

Лешка отвез ее домой, и совсем не поздно, одиннадцать вечера.

За пять дней до Нового Года Маша под шампанское переспала с Лешкой.

 

Ночь потом была странная. Маша не спала и не бодрствовала. Лежала под одеялом и смотрела в черное окно. И самопроизвольно плыла навстречу снежинкам. Нельзя придумать ассоциации - как это было приятно.

Левитация существует.

И любовь существует.

Но почему все так запутано, и зачем все опять упирается в этот самый смысл?

 

На следующий день начались предновогодние хлопоты. Мама спросила:

- Маша, что готовить будем?

У родителей всегда на первом месте - что готовить. Потому что придет куча родичей, сестра матери с семьей, сестра отца с тем же самым. И будет поедание, бормотание, пение, плясание, "какой он молодец" - под Путина, "ура" - под куранты.

Салатам придавалось особое значение. Маша обязана была искать рецепты покруче в Интернете. Мама бегала по магазинам в поисках продуктов. Потом все обсуждалось по телефону с родственницами.

А может, в этом и есть смысл, подумала разозленная Маша. Вот и Экклесиаст писал, что смысл жизни - в семье. Как она сидит за столом и чавкает.

Маша была сердитая, потому что Лешка даже не позвонил. И этот день можно было бы назвать неудачным, если бы Маша не сдала блестяще экономическую теорию.

Ксюшка спросила - ты чего не радуешься? Самый злой препод, блин!

- Да так, - ответила Маша.

- Ты где Новый Год гуляешь? С ментом своим?

- Еще чего! - совсем зло ответила Маша.

Мент тоже не звонил. Каждое барахло имеет гордость. Или дела какие-то, кто его знает.

 

Три дня до Нового года.

Маша сдала контрольную по английскому и пошла с девчонками в кафе выпить. Надо же "проводить уходящий".

За столиком были разговоры про Мэри Кэй, самого злого препода и бойфрендов.

И туда позвонил Маше Лешка.

- Алло! - крикнула она. - Алло, Леш, ты где?

А трубка бац - и умерла. То есть связь прервалась.

Девчонки зашумели советами:

- Ты на улицу выдь! Оттуда перезвони! Здесь полуподвал, связь плохая!

Маша выбежала без шубки, позвонила раз двести. Нету связи.

Плакать хотелось и излупить кого-нибудь. А в то же время - радостно, позвонил, все помнит.

Больше до вечера не звонил, и телефон у него был выключен, и надоела Маше вся эта мутотень.

Сколько можно себе нервы съедать?

По домофону Максим объявил, что хочет Машу видеть. Маша лениво открыла ему.

Максим был как всегда - высок, вопиюще красив, плюс поддатый (средняя степень опьянения).

- Ты как посмел прийти сюда в таком виде?

- Каком виде, Машуль, нормальный вид. Проводили уходящий с пацанами... Маш, мы же вместе будем Новый Год встречать?

- Отправляйся отсюда! - пафосным голосом ответила Маша. - Я с пьяными не разговариваю!

У себя в комнате Маша, конечно, поревела перед сном. Три дня до Нового года, а Маше остался только пьяный Максим.

Большего не стоит вся ее философия.

 

На следующий день в институте был короткий день, две пары, и преподы со студентами понеслись вытряхивать кошельки в магазинах. Водка, жрачка, прикиды, презенты...

Маша взяла толстую тетрадь и села к батарее. Отсюда казалось, что снег падает прямо ей на голову.

Неощутимый, нетающий, сладкий снег параллельной Галактики.

"Я думаю, что мелкие частицы наших душ испаряются, как дыхание, и сливаются. Происходит обмен частицами. Частицы некоторых людей не усваиваются. А от других - все сразу всасывается, и остается навечно у нас в организме".

В десять вечера позвонила Ксюшка. Маша сразу сказала себе - нечего бежать к мобильнику, как дура. Это не Лешечка твой. И не Никита.

- Маш, ты определилась с тридцать первым? А то мы с девчонками едем к Коляну на дачу. Если что, давай с нами.

- Ладно.

 

Тридцать первое было серое и невзрачное. За окнами опять мелькали ёлки, ёлки, ёлки, толпы, сумки с питанием. Звонили непрестанно телефоны. Маша, ненакрашенная, сонная, под "Иронию судьбы"терла сыр для салата.

Ирония, блин.

Это уже не ирония, а маниакально-депрессивное состояние.

- Маша! - крикнула мама из коридора. - Тебя!

И добавила уважительно:

- Никита.

Никита звонил из Эдинбурга на Машин домашний. Да, у него все отлично. Он с дочкой, а бывшая жена уехала с новым мужем на Кипр. Он хотел поздравить своего Философа. Пожелать ей вечной любви и радости.

- Ты не подумала?

- Про что? - спросила Маша.

- Про мое предложение - помнишь? Знаешь, они на Западе все так говорят - гёрлфренд.

- Ну, - сказала Маша, - гёрлфренд - это классно.

Она сказала это назло Лешке и назло Максиму.

Какая нормальная девушка предпочтет пьяного или преступного - богатому и умному?!

После этого разговора настроение у Маши сделало резкий скачок вверх и в сторону. Она стала хихикать, громко разговаривать, дразнить младшего брата. Я не одна на свете. Я гёрлфренд хорошего человека.

 

Маникюр, плойка, лак для волос. Юбка-тюльпан и алый топик.

В жизни должно быть и это. А жизнь - она в себе...

Маше шарахнуло по ушам очередным телефонным звонком.

- Машечка, - пробормотал Максим, - ты извини, я тогда был не в своем виде... я в семь за тобой заеду, Машечка?

- Максим. Можно тебя попросить? Не доставай, а? У меня давно есть другой человек, я его невеста.

Маша не сказала - гёрлфренд, Максим таких слов не знает.

Стали собираться родичи. Подарки, поцелуи, смех. Смесь разнообразных духов и дезодорантов.

Выпили третью, когда Машу позвали к домофону.

- Машка, это я! - крикнул Лешка снизу.

Там, внизу, было уже совсем темно, утекал в вечность последний день года.

- Маш, я звонил, мобильник сдох у меня, меня менты задержали в Подольске, типа за провоз наркоты, сутки в обезьяннике сидел...

Маша слушала, чувствовала мятные мурашки, которые бежали у нее по шее.

Теперь это было неприятно и холодно.

- Бросай все, пошли, в одно улётное место завалимся!

Маша постаралась не сглотнуть. А то будет мелодраматично, и весь рассказ насмарку.

- Леш! Можно тебя попросить? Не доставай, а? У меня давно есть другой человек, я его невеста.

Она правильно сказала? Не знаю. Никто не знает. Потому что никто не знает смысла жизни.

Это Лешка думает, что жизнь - в себе.

А Маше надо искать свое.

Каждому надо искать свое.