Из ночи в ночь приходишь ты ко мне. Какая восхитительная прелесть! Твой голос шепчет сладко в тишине И как же хочется в него поверить… (По церковным канонам прелесть - прельщение темными силами) «...И все чаще подстерегает меня по ночам одиночество, прежде такое чуждое и непонятное мне чувство. Оно возникает обычно около полуночи, когда замирает все живое, утихают все шумы, кроме поскрипывания панельных стен, точно у коченеющего мертвеца потрескивают кости. В такие минуты меня охватывает нелепое ощущение, будто я в разинутой пасти хищного зверя - так явственно и отчетливо слышу я чье-то близкое дыхание» П. Вежинов. Hello, is it me…. Нервы нА люди, содрана кожа Звуки музыки, уши минуя Сердце рвут и, ежонком бушуя Из души моей рвутся наружу Эта боль ни на что не похожа… Эта боль постоянно тревожит… Эта музыка рвется, как птица И душой моей, хочет напиться Hello, is it me…. А помнишь? Ты пел эту песню. В тот вечер. Я вошла во двор. Костер облизывал темное небо. Разгонял звезды. Ты пел для всех. Я услышала голос. И мурашки пробежали по спине. Знобит? Что это? Почему? Hello, is it me…. Ты поднял глаза. И стал петь для меня. Тогда впервые зазвучала во мне эта музыка. А когда она смолкла – мы обнаружили, что сидим у догоревшего костра одни. И впервые это были МЫ. Боже, как давно! Как давно это случилось. Господи, верни меня обратно! Забери к небесному костру, чтобы вновь услышать тот голос! * * * Нет, моя подруга вполне адекватна! Была. Вплоть до того дня. Да нет же, ничего странного я не замечала. Да, прошел год. Вот ведь интересно, ровно год. Я об этом не задумывалась. И, поверьте, это был ОБЫКНОВЕННЫЙ год. Нет, истеричкой ее назвать трудно. Скорее заторможенной слегка. Оно и понятно, после случившегося. Нет, никого из новых знакомых в последнее время рядом с ней не было. Ни в каких компаниях она не бывала. Дом, работа, обычная жизнь. Что за нелепые вопросы? Какие наркотики, она бокал вина цедила весь вечер на девичниках. Не знаю, что случилось. Понятия не имею. Да, позвоню. Да, сообщу, если вспомню. Спасибо, у меня есть Ваш телефон. * * * Дневник: Добавить запись Мое время остановилось. Оно не долгое, как в детстве. Не милое, как в зрелом возрасте. И даже не быстрое, как в конце жизни. Его просто нет. И еще я слышу музыку. Всегда. Можно подумать, что она снилась и поэтому не может отвязаться. Какое мерзкое слово «отвязаться». Я не хочу, чтобы она «отвязалась». Просто на душе постоянно сумеречно и тревожно. Вязко. Топко. Я знаю, это от музыки. Надо просто сделать так, чтобы она не звучала и все будет хорошо. Светло и ясно. Но что-то пока не получается…. И еще, по ночам кажется, что в моей квартире кто-то есть. Я чувствую. Слышу приглушенные шаги. Скрип половиц. Движение воздуха. Мой любимый подарил часы. Знаю, знаю, что этого делать нельзя, плохая примета и все такое. Мы были на ярмарке. Слонялись, держась за руки. И вдруг наткнулись на целую витрину часов. Настенных, напольных наручных и вообще всевозможных «на…». Они тикали в унисон и вразнобой, создавая веселый гвалт. Я почувствовала на себе взгляд. Оглянулась. Никого. И поняла. Со стены. Два кошачьих глаза. Медленно, в такт времени, двигались. Туда-сюда. Туда-сюда. А недобрая темнота зрачков следила. На долю секунды, на мгновенье, меня обдало холодом. И снова стало весело и светло. Ладошку согревала лапища Олега. Он заметил, что я заинтересовалась кошачьими ходиками. А, вернувшись, домой, обнаружила их в красивом пакете с бантиком. * * * Я проснулась от ощущения, что ты на меня смотришь. Нет. Это было потом. Сначала я почувствовала твое прикосновение. Точно знала, что это ты и мурашки веером разбежались по телу. Счастье. Нега. Томление. Чувства подкатились к горлу и вырвались стоном, брызнули слезами. Я не сомневалась, это был ты. Вдыхала знакомый запах. Чувствовала родные руки («Лапищи», - говорила я). - Привет! Это я! - Вот так сюрприз! Ты что-то задержался… - Ну все, все, не плачь…. - И не думаю…. А это … правда ты? - Вот глупенькая, конечно. Все, все, с тобой… Слушала знакомые интонации, впитывала шелестящий шепот. - А что у тебя с голосом? - Да так…. Простыл немного. Там, где я … - Тебя долго не было. Очень долго. - Да. - Но почему? Почему ты бросил меня, ничего не объяснив? Я вся извелась. - Я тебя не бросил. Я вернулся за тобой. Пойдешь? - Конечно! - Вот и хорошо. Только не сегодня. Сейчас я уйду. Меня ждут. - Ты вернешься ко мне? - Да. - Навсегда? - Навечно. Чувствовала твои губы на своих. Бороздки слез на щеках. Скрипнул пол. Колыхнулась занавеска, пропуская робкий лучик еще сонного солнца. Ходики на стене раскачивались, отсчитывая мгновенья. Ускоряя свой бег. В сером утреннем воздухе – тени. Время летело, билось в моей груди. Ты. Здесь. Со мной. Счастье. Восторг. Прелесть! Несмотря то, что ты погиб год назад. * * * Да, эта девушка приходила сюда несколько раз. Она становилась всегда вот в этом месте, в сторонке, тихо молилась, по-детски шевеля губами. Я несколько раз встречал ее глаза, будто она хотела подойти и не решалась. Потухшие такие глаза, а в глубине – тоска. Свечку ставила за упокой. Я заговорил с ней, стал спрашивать, а она и поведала, что любимый ее погиб в автокатастрофе, год уж прошел… А в последний раз веселая такая пришла. Взгляд сияет, свечку в руках теребит и к иконке Нечаянная Радость ставит, за здравие, получается. Я подивился, да порадовался, что сложилось у нее, слова Богу… * * * Меня разбудило солнце. И птицы, как раньше их не слышала! Все во мне пело. Словно после большого горя - очищение. Я подняла глаза на ходики, водившие глазами из стороны в сторону, и вспомнила: «Олег вернулся!» О Л Е Г В Е Р Н У Л С Я!!! Я всегда знала, что скоро это случится. Это помогло тогда, год назад, выжить. Кинулась в прихожую: его тапочки, прежде аккуратно сложенные на обувной полке, небрежно прикорнули у порога. Мужской халат в ванной был еще влажным. И тут за окном неожиданно раздался колокольный звон и поплыл, наполняя собой пространство. Да, да! Это же знак, надо отметить возвращение! И поставить самую толстую свечу. За здравие, конечно! * * * Как же, Вас забудешь. Помню, конечно. И номер телефона на видном месте. Почему не звоню? Нет необходимости. Так что Вас интересует? Когда я в последний день видела Вику? Да в последний день перед той ночью. Вот на этот раз она была странной. Мы встретились в обед в кафешке. Смотрю – а Виктория сама не своя: глаза горят. Блещут, обжигают. Румянец на щеках. Говорит, с улыбкой такой блуждающей: «Наконец-то Олег вернулся! За мной. Сказал навечно!» Мороз пробрал. А она все свое: «Говорит, что не мог раньше. Год не мог. А сейчас пришел. И меня с собой зовет!». Смотрю я на нее и не знаю, что думать, то ли шутит подруга, то ли помощь нужна…. А та пощебетала и упорхнула. Больше я ее не видела… * * * «Новикова Виктория Сергеевна неврологическими заболеваниями не болела. На учете в психоневрологическом диспансере не стояла» Справка дана по месту требования. * * * Они были красивой парой. Олег и Вика. Он высокий, плотный, с огромными ручищами. А она – худенька, вся из острых уголков. Белесые реснички, несколько веснушек, близорукие глазищи. Машенька и медведь. Когда он брал ее за руку, хотелось остеречь: «Осторожно, сломаешь!» И ладили так хорошо! Она сияла и фонтанировала. А он молча грелся рядом, улыбаясь и вздыхая. Да, такое несчастье… * * * Дневник: Добавить запись Мне снились бабочки. Удивительные, золотые, с черной траурной окантовкой. Это сочетание света и тьмы пугало. Сначала одна из них, очень большая, села мне на лицо. Я почувствовала ее на своих губах старинным китайским веером…. Хотела смахнуть, но руки не слушались. Закричать – голос тонул во мне. Перекошенное гримасой лицо (мое лицо) я видела как бы со стороны, вроде немого кино. Появились новые насекомые. Оказалось, бабочки заполнили всю комнату. Глаза настенных ходиков сновали взад вперед с невероятной быстротой. Это летело время моей жизни. Оно мчалось стремительно. Сколько останется мгновений до конца, если не остановить сумасшедший бег…. Кошачьи зрачки мелькали зарницами. Воздух заполняло траурное золото, создавая потоки ледяного воздуха своими крыльями. Пространство искривило свое измерение, открывая новые грани, меняя углы и преломляя плоскости. В виртуальном вращении мимо проплывали лица: мамы, Олега, подруги Таньки. Батюшки из соседней церкви. Его губы еле слышно шелестели: «Прелесть…. Ах, какая прелесть! Береги-и-и-сь…». Внезапно вращение прекратилось, и я увидела окно, маленькую девочку и бабочку, улетавшую в ночное небо. Золотую, в траурном обрамлении. Она уменьшалась в размерах и постепенно превратилась в звездочку, одну из многих… Я проснулась. Зубы стучали. На лбу испарина. Взгляд на стену – ходики лениво отсчитывали: раз – два, туда – сюда… Сегодня особенный день. Вернулся Олег. Побежала готовиться к встрече! * * * Ты говорил, что не встречался ни с одной девушкой дольше двух недель. «Давай заключим договор: мы вместе до 31 августа и никаких обязательств! Ко мне очень быстро привыкают (привязываются, влюбляются)» - смеялась я. Две недели оказались безразмерными. Ты был единственным, кто спросил разрешения на то, чтобы поцеловать меня. А когда, наконец, решился, между лицами вдруг оказался твой песик и начал лизать нас по очереди в замерзшие носы. * * * Осмотр квартиры Виктории Новиковой не прояснил ситуации. Нет никаких оснований считать, что в тот вечер был кто-то посторонний. Все находящиеся в помещении предметы принадлежат хозяйке. Квартира прибрана. Недавно приготовленный ужин не тронут. По словам матери и подруги, ценные вещи находятся на своих местах. * * * Тебя все не было, и я задремала. Пробудилась оттого, что на меня кто-то смотрел. Я была в этом уверена так, как в том, что нахожусь в своей квартире, а за окном глубокая ночь. Комната выглядела необычно. Темнота неоднородна. Сгустки чего-то (тумана, пара, облака?) неуловимо двигались, меняя очертание и цвет от серо-голубого до тепло-золотистого. Как на акварели с размытыми границами. Лунный свет в оконной раме тоже был разных оттенков. Стены меняли очертания и становились то волнообразными, то сферически выпуклыми. Потолок исчезал в тревожной бездне, и, казалось, что его нет, что у дома вообще крыши нет. Звучала музыка. Сначала тихо, нарастая волнообразно и колышась, как все вокруг. Скрипнул пол. Промелькнуло нечто. Бабочка. Огромная, золотая с черным. Опустилась на подоконник. И тут же в причудливо изогнутых углах ожили сотни ее подобий. Насекомые заполняли комнату, еще усиливая сходство с акварелью. Дребезжащий стон поплыл из окна. Простуженный, скрипящий, силившийся что-то сообщить. Предупредить. Предостеречь. Проскальзывали знакомые нотки, срываясь на фальцет. Да это же колокол! Звон треснувшего колокола … Подул ветерок. В комнату кто-то вошел. Я пыталась разглядеть, всматривалась в серый силуэт. Hello, is it me…. Эта музыка рвется, как птица И душой моей, хочет напиться Ты вышел из тени. - Привет! - Это ты? - Мое любимое платье. - Я ждала. - Знаю. - Я готова. - Знаю. - Мы будем вместе. Навечно. Стук. Это ходики набирают скорость. Туда - сюда. Раз – два. Быстрее. Еще быстрее. Очень быстро. Стремительно. Кошачьи глаза мерцают фосфорной зловещей зеленью. Резкий звук по барабанным перепонкам. Знакомый. Пронзительный. Оглушающий в ночном покое. Сигнализация. На твоей машине сработала сигнализация. (На той машине, на которой ты разбился). Мы кинулись к окну. Твоя красавица сияла фарами и будила окружающих. (Весь передок был всмятку. Машина стояла посреди дороги. Вокруг собралась толпа. Взмокший гаишник в рупор в сотый раз просил всех разойтись. Движение перекрыли, пустили в объезд. На блестящей мокрой дороге, освещенная фонарями ночной улицы и витринами магазинов стояла твоя красавица, смятая в гармошку. Ты был в ней. Приехали скорые. Целых три. Врачи бежали к месту аварии. И медленно возвращались. А позже прибыл серый Уазик с надписью МЧС на дверях. Из него не спеша, вышли люди в униформе. И размеренно, привычно стали разгружать оборудование. Они делали свою работу. При помощи автогена, или как там это называется. Выкатили каталку. Для тебя. Охрипший гаишник все призывал разойтись. Толпа по-прежнему наблюдала, как в свете мигалок спецмашин на каталку частями складывали то, что было тобой…) - Пойду, отключу, - ты направился к двери. Я представила, что больше никогда тебя не увижу. (Пластиковый черный мешок на каталке, завязанный наглухо. Сейчас он скроется в недрах серого Уазика, и я больше никогда тебя не увижу. Стук закрывающейся двери. Шум мотора. Мигалки потушены, машины разъехались, толпа поредела. Покореженная груда металла осталась до утра на дороге). Вдруг я больше тебя не увижу? Я метнулась к окну. Рванула сворки. Ты стоял на мокром асфальте. Освещенный мигалками (откуда они?). Смотрел на меня, запрокинув голову. Губы твои зашевелились. Я услышала: - Пойдем. Ты обещала. Я жду. Я посмотрела вниз. Всего пятнадцать этажей разделяло нас. Каких-то пятнадцать этажей. (Вдруг я больше тебя не увижу?). И мы будем вместе. Навечно. - Иди ко мне! - Иду! Маленькая девочка в темном оконном проеме наблюдала за бабочкой. Золотой, в траурном обрамлении, которая становилась все меньше и меньше, пока не исчезла совсем, растворившись в прелестной бездне… Навечно. * * * «Прельстился ум твой: вкусил плод, воспрещенный Богом. Прекрасным показался плод при любопытном, неосторожном взгляде на него; прекрасным показался плод неведению, неопытности, невинности; совет злонамеренный и лукавый убеждал ко вкушению; вкушение плода поразило вкусившего смертию. Горечь ядовитой снеди еще пенится на устах твоих;…» (Лук. VI, 62. Плач Иер. 1). «Демоны, имея доступ к душам нашим во время бодрствования нашего, имеют его и во время сна. И во время сна они искушают нас грехом, примешивая к нашему мечтанию свое мечтание» Епископ ИГНАТИЙ (Брянчанинов) | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
