Песнь двенадцатая. Битва за стену. Пока Патрокл в шатре у Эврипила кусок стрелы из тела вырезал, к стене вплотную битва подступила, ожесточённый обретя накал. Увы, остаткам армии разбитой досталось от противника сполна: не стали им надёжною защитой ни ров обрывистый, ни мощная стена. Когда вожди ахейские решили стеной высокой стан свой обнести, то в суетных заботах позабыли богам бессмертным жертвы принести. А не мешало вспомнить им о том бы, что Зевс оплошки людям не простит и то, что возвели без гекатомбы, недолго в этом мире простоит. Сооружённая противно божьей воле, не упасла тех, кто её соорудил и простояла та стена доколе топтали землю Гектор и Ахилл. Но вот погибли главные герои; их бренные останки погребли; и на десятый год осады пала Троя; отплыли восвояси корабли. Тогда и боги принялись за дело… И поле, где герои полегли, очистили от скверны так умело, что и следов потомки не нашли. Владыка Зевс на берега пролива согнал все тучи. Дунул с гор Борей. Разверзлись хляби, и без перерыва дождь лил над этим местом девять дней. А Посейдон совместно с Аполлоном с окрестных гор направили сюда все стоки рек, струившихся по склонам, и смыла стену полая вода. И чтоб на камне камня не осталось, и прошлое исчезло словно сон, ту ниву, что костями засевалась, заборонил трезубцем Посейдон. И как здесь было до того вовеки, земля вновь стала девственно чиста, а отведённые из русел реки* вернулись снова на свои места. Так о грядущем боги помышляли… Пока же в битве назревал разгром: Ахейцы в лагерь за стену бежали, исхлёстанные Зевсовым бичом. И Гектор под стеной об эту пору, так точно горячит коней у рва, как ушлый псарь науськивает свору на раненого вепря или льва. * Возвращённые на свои места реки: Рез, Карез, Гептапор, Родий, Эзип, Граник, Ксанф (Скамандр), Симоис; Но только кони ржали и храпели, испуганно вставали на дыбы; в глубокий ров спускаться не хотели, боясь попасть на колья городьбы. Возницы их напрасно понукали, пускали в ход стрекала и кнуты, – они как вкопанные перед рвом стояли… И воины застыли у черты… Пугали их обрывистые скаты и колья острые, торчавшие на дне… А те, кто угодил на дно преграды, пытались выбраться по крутизне. Всё это счёл Полидамас абсурдным: «Напрасно, Гектор, не губи людей! Быть надо совершенно безрассудным, чтоб в ров на колья загонять коней. Конечно, можно твой приказ исполнить, но только, чтоб добраться до стены, собой и трупами коней заполнить мы до краёв глубокий ров должны. Когда нам Зевс взаправду обещает победу над врагами подарить, так пусть исполнит… Что ему мешает перунами ахейцев истребить? Не то они как с духом соберутся и нас ко рву с той стороны прижмут – едва ли двое-трое в град вернутся: все как один во рву поляжем тут. Давайте боевые колесницы пока у рва оставим порожнём: пускай при них останутся возницы, а сами, спешившись, штурм пойдём». Его совет не вызвал разногласий…. Готовясь осаждённым досаждать, все спешились, лишь царь Арисбы Азий не думал колесницу покидать. «Пока вы до ворот пешком дойдёте, уже и башню я надвратную возьму», – так он хвалился и, в конечном счёте, упрямство жизни стоило ему. Как в дерево прожорливая шашель вгрызается, чтоб источить внутри, так пять колонн на штурм воротных башен вожди троянские раздельно повели. Возглавил Гектор первую колонну: троянских юношей повёл на приступ он, и взламывать с ним вместе оборону пошли Полидамас и Кебрион. Парис, грозя ахейцам огненной геенной, команду принял над колонною второй… С ним подвизались, сын Антенора, Агенор и зять Анхиза славный, Алкафой. А третью повели Гелен с Дейфобом и царь Арисбы Азий (Гиртакид), тот, что носился по полю галопом на битюгах, имевших страшный вид. Четвёртую колонну с места сбора повёл направо не спеша Эней. Ещё два сына старца Антенора там, Архелох и Акамас, шагали в ней. В колонне пятой собрались герои, явившиеся из чужих сторон… Командовал союзниками Трои сын Зевса, царь ликийский, Сарпедон. Считавший сам себя иных храбрее, он в славе отказать не мог ещё двоим, и эти двое, Главк с Астеропеем, колонну возглавляли вместе с ним. Но будто бык, отпущенный из хлева, помчался Азий прежде всех туда, где в крепостной стене виднелись слева распахнутые настежь ворота. Он торопился к воротам и в раже стегал коней, летевших во всю прыть, чтоб поджидавшая отставших стража их просто не успела затворить. Но просчитался… Там лапифов двое, как два столпа, возникли на пути: Леонтий с Полипетом, сыном Пирифоя, не дали близко к башне подойти. Ни кони бурные лапифов не пугали, ни копья острые их сдвинуть не могли: они так твёрдо под стеной стояли, как будто в землю намертво вросли. Наперекор стихии вероломной и не боясь превратностей судьбы, так на бугре, среди долины ровной, шумят листвой могучие дубы. Лапифы поначалу в башне были, но, видя, как на них лавина прёт, закрыть ворота вовсе не спешили, а даже вышли в поле из ворот. К ним Азий мчался, удержу не зная, и с ним вели троянцев на заслон кроме Ореста, Иямена, Эномая, и Адамас, сын Азия, и вождь Фоон. И вот схлестнулись. С грохотом и треском ломались копья, содрогался мост: так вепри яростные носятся в подлеске и под клыками их хрустит подрост. Как островки вода во время половодья, враги лапифов облегли со всех сторон, и, отражая камни, стрелы, копья, узорная броня их издавала звон. На головы троянцев камни с башни посыпались – так снежная гроза заносит долы, заметает пашни и залепляет путникам глаза. Царь возроптал на небо и с досады себя стал больно хлопать по бокам: «Зевс! С нашего пути убрать преграды ты Гектору пообещал ведь сам… Похоже, это было всё пустое и ты не исполняешь слов своих: лапифов у моста лишь только двое, а мы всей ратью не собьём двоих! Они стоят как горные утёсы; не может подступиться к ним никто; они нас жалят, словно злые осы детишек, разоряющих гнездо». ( Увы! Зевс царской не развеял грусти: о Гекторе печаль его была… Но и хулы он Азию не спустит – обидна богу смертного хула.) Уже и от других воротных башен повсюду стали выкрики слышны: дождь каменный поистине был страшен; бой шёл уже по всей длине стены. И то, что в это время там творилось, простому смертному пером не описать… Но, даже видя, что с ахейцами случилось, боялись боги из беды их вызволять. Как золото собаки Зевса, грифы, в стране гипербореев стерегут, стояли насмерть храбрые лапифы и очень многих положили тут. (Полипет убил Дамаса, Пилона и Ормена; Леонтий убил Гиппомаха, Антифата, Иямена, Менона и Ореста. А кто они – повествование молчит). Пока лапифы брони совлекали, с дружиною к ним Гектор подошёл и юноши команды только ждали… Но слева в небо воспарил орёл... С добычей птица вещая явилась. Все замерли, дыханье затая, когда увидели, что в лапах билась большая ядовитая змея. И надо же подобному случиться: орла ужалил, извернувшись, змей. Заклекотала раненная птица и выпустила жертву из когтей. То Зевс остерегал своею лептой! Ряды троянцев охватила жуть: упав с небес, расплющенною лентой змея к стене им преградила путь. Осознавая, что им угрожает, сказал тогда вождю Полидамас: «Ты видишь, Гектор, Зевс предупреждает – за стену не ходи, остановись сейчас! Поведаю тебе своё сомнение, хотя порой и злость тебя берёт, что я имею собственное мнение, а не к тебе заглядываю в рот. Но благ любых мне истина дороже, и потому, рискуя, может быть, нарваться на твои упрёки, всё же я знамение должен объяснить. Считаю, что за ров идти не надо: назад мы не вернёмся никогда, как не донёс орёл живого гада, уже и пойманного, до гнезда. Послал нам вещий знак с орлом создатель! Сам Зевс идти за ров нам не велит! Уверен, что любой птицегадатель нам это предсказанье подтвердит». Озлился Гектор: «Беды предрекаешь?! Не предсказание – собачий бред! Надуманными страхами пугаешь, вместо того чтоб дельный дать совет. Тебе повсюду чудятся приметы! Летит орел?! Откуда?! И куда?! Да мало ли их носится по свету: и вправо-влево, и туда-сюда… Охотятся, летают – и отлично! И пусть они летят, куда хотят! Мне это совершенно безразлично: хоть на восход летят, хоть – на закат. Всех по себе, Полидамас, не меряй. Приметами ты зря меня стращал: ведь не зависит то от суеверий, что Зевс мне самолично обещал. Но если будешь сеять в войске смуту; запаникуешь за моей спиной; или решишь улепетнуть отсюда, прикончу сам не дрогнувшей рукой». И веря в звёздный час своей планиды, герой через змею перешагнул, а Зевс громами разразился с Иды и пылью стан ахейский затянул. И сникли те от страха и безволья… К стене троянские добрались удальцы: срывали брустверы, выдёргивали колья, ломами с башен рушили зубцы. Ахейцы исступлённо защищались, обрушивая сверху град камней. Враги между собой перемешались и было не понять уже – кто чей. Аяксы боем здесь руководили… Носились, словно два могучих льва: одних подбадривали, а других стыдили, и вспять бегущих возвращали их слова: «Пусть не любой героем быть достоин, не каждый храбр, но каждый нужен тут, и будь ты самый никудышный воин, найдётся для тебя посильный труд. Соседу приходите на подмогу: случись беда – поможет вам сосед. Глядишь – и мы не безразличны богу, и вскоре Зевс избавит нас от бед». Бывают дни зимой – в небесных створах смиряет Зевс беспечных ветров бег, и в тишине лишь слышен мерный шорох: то засыпает землю белый снег. На нивы и леса летят отвесно хлопья; белеет на глазах степной простор; и, оттеняя синий контур взморья, сияют белизной вершины гор. Но гуще, чем во время снегопада снежинки застилают небосклон, камней неисчислимых мириады летели над стеною с двух сторон. Троянцы бы застряли возле тына, настолько был велик в рядах урон, но Зевс на подвиги подвигнул сына – к ним подоспел на помощь Сарпедон. Сверкал его по виду необычный овальный, кованный из меди, щит: он был обтянут сверху кожей бычьей и золотыми нитями прошит. Царь сразу в гущу боя устремился, в руке зажав тяжёлое копьё, а перед этим к Главку обратился и молвил слово царское своё: «Скажи мне, Главк, за что нас отличают и в Ликии на все пиры зовут; на лучшие места всегда сажают и яства лучшие повсюду подают? За что нам лучшие угодья выделяют под пашню, под сады и виноград? За что своих царей обожествляют и как на небожителей глядят? Дадим возможность воеводам нашим и в битве видеть впереди царей. И этим, Главк, воистину докажем, что мы достойны участи своей. Ведь не за тем ли из страны нагорной проделали сюда мы долгий путь, чтоб нас с тобою в трусости позорной никто не мог на свете упрекнуть?! На этот бой не шёл бы я, наверно, коль тем бы мог бессмертие снискать, но людям суждены Аид и скверна и никуда от смерти не сбежать. Нет разницы – копьё или отраву нам суждено изведать в смертный миг… Сегодня или мы добудем славу, или той славой наградим других!» Речь Сарпедона Главка вдохновила; задором боевым глаза зажглись, и оба витязя, исполнясь пыла, перед дружиной в башню ворвались. Так лев голодный, прорываясь к стаду, внимания не обращая на засов, сигает в скотный двор через ограду – на головы охранников и псов. И до тех пор, пока не будет сытым, ничем его оттуда не прогнать: ведь даже и рискуя быть убитым, он ест и не пытается бежать. Царь Менесфей, оборонявший башню, увидев их вблизи, похолодел: казалось, наливаясь силой страшной, на них по полю чёрный вихрь летел. Вначале бегством царь хотел спасаться, но, отогнав от сердца страхи прочь, стал Менесфей тревожно озираться, выглядывая, кто бы мог помочь. И вовсе отрешился от печали, когда увидел вдруг, что невдали Аяксы с Тевкром стену защищали… Царь стал их призывать, чтоб помогли. Но не сумел Аяксов он дозваться – призывы поглощал бесследно бой, и, видя, что до них не докричаться, царь вестника послал туда с мольбой: «Фоот, зови Аяксов на подмогу! Скажи, что Сарпедон сюда летит! И если оба к нам прийти не могут, хотя бы пусть придёт Теламонид!» Едва Аяксу вестник рассказал об этом, Теламонид за благо рассудил оставить Оилида с Ликомедом, а с Тевкром к Менесфею поспешил. Пошёл он вдоль стены за бастионом, спеша скорее встретиться с врагом и Тевкр с оруженосцем Пандионом за ним не поспевали и бегом. Предстала им картина битвы страшной… На брустверы ликийцы поднялись, с ахейцами схватились в рукопашной, и в поединках на стене дрались. Но тут Аякс на башне появился и сразу же, как только в бой вступил, герой успеха первого добился – Эпикла (друга Сарпедона) поразил. Огромный камень на стене валялся. Аякс его в противника метнул, и с башни замертво Эпикл сорвался, как будто в омут со скалы нырнул. Ахейцы получили передышку, а тут и Тевкр оперенной стрелой удачно Главка поразил в подмышку и вынудил того покинуть бой. Царю с уходом Главка стало горше и Сарпедон заметно поскучнел, но сам не отступил а, словно коршун, на Акмаона (Фесторида) налетел. Ударив пикой в грудь его с разгона, да так, что пика вышла из спины, царь потянул её назад и Акмаона рывком на землю сдёрнул со стены. Затем рукою за зубец схватился, рванул его к себе и целиком тот с грохотом и треском обвалился. В стене перед царём зиял пролом… Казалось, что теперь уже едва ли удастся положение спасти, но за стеной плечом к плечу стояли Аякс и Тевкр у Сарпедона на пути. Царю намеревались оба брата. внушить, что нежелателен визит. И первым Тевкр лук поднял, и пернатой срубил ремень, поддерживавший щит. Аякс копьём ударил в щит ликийца и все его слои насквозь пробил, но Зевс не дал убийству совершиться и смерть сыновнюю на время отдалил. Царь отступил к соратникам унылым и закричал: «Ликийцы! Путь открыт! Но одному всех одолеть мне не по силам – не отставайте, вспомните про стыд!» И те упрёков царских устыдились, сомкнулись и усилили напор, но и ахейцы за стеной сплотились, готовые достойный дать отпор. И снова камни градом полетели… Но верх никто не мог здесь одержать: одни в пролом прорваться не умели, другие тщетно силились их отогнать. Готовые друг друга сжить со света, но пяди не отдать при дележе, так в споре за участок два соседа пихаются локтями на меже. И все трудились общей пользы ради; и обе стороны несли урон; и разделяла вражеские рати стена, обрызганная кровью с двух сторон… И многие здесь с жизнью распрощались, но, как ни напирал безумно враг, ахейцы вдохновенно защищались и не сходили с места ни на шаг. Держались, как висящие над бездной, казалось, их из равенства не свесть, как чаши на весах у пряхи бедной, когда она отвешивает шерсть. И долго в битве равенство держалось… И Зевс тогда решил вмешаться сам. И честь победы Гектору досталась. Он двинулся неспешно к воротам. В деснице нёс он камень заострённый, подобранный вблизи стены за рвом, и это был такой валун огромный, что и двоим не сдвинуть рычагом. Но Гектор этот камень неподъёмный легко рукой подбрасывал одной, как будто это не валун огромный, а невесомый мячик шерстяной. Вот встал он с камнем перед воротами; расставил ноги; глубоко вдохнул; вот размахнулся и двумя руками, наотмашь, из-за головы валун метнул. Воротные полотна не сдержали; запор дубовый в щепы был разбит; последние защитники бежали… Путь к кораблям ахейским был открыт. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
