Ашер поднялся на последний этаж, тяжело переводя дух. В этом доме, построенном в 50-е годы, селились люди, с трудом сводившие концы с концами. Серые стены, покрытые шрамами от постоянно вносимой и выносимой подержанной мебели, напоминали лицо солдата-ветерана. Здесь редко кто задерживался больше двух лет. Ашеру не сказали, что дом без лифта. В прежние времена он непременно потребовал бы доплаты. Или вообще отказался от такого места, потому что он знал себе цену, работал аккуратно и держал язык за зубами, несмотря на количество выпивки. Впрочем, сейчас Ашер был рад любому заказу. Годы его отчаянной юности в разведроте «Голани» остались где-то на склонах ливанских гор. Он постарел, жаловался на боли в груди, так что выбирать не приходилось. Итак, Ашер отдыхал на последнем этаже, не выпуская из рук свою знаменитую спортивную сумку. Металлические двери тянулись вдоль запущенного коридора, похожего на кишку. Удушающий запах чужой еды струился ему в ноздри, слышался детский плач и крики бранящихся женщин. « Работать в доме, где борьба за выживание начинается задолго до восхода солнца , значительно проще. Тому, кто в поте лица добывает свой хлеб, нет дела до посторонних людей: он и соседей вряд ли запомнит »,- размышлял Ашер Зеркало он заметил издали. Мутное, с отбитым углом, прикрепленное так, что оставался зазор между стеклом и стеной. - Ну-ну , посмотрим,- бормотал Ашер, внимательно изучая свое покрытое морщинами лицо и ощупывая пространство за зеркалом. Как ему и обещали, пластиковый пакет с ключом находился на месте. Обычный такой ключ от многозапорной «пладелет», плоский язычок с продольной бороздкой и зубцами. Ашер знал, что у его квартиры нет номера, и ему пришлось отсчитать третью дверь от лестницы. Он постоял с минуту, прислушиваясь. Потом он открыл дверь и вошел в узкий коридор, а оттуда в комнату, почти пустую, если не считать дохлых тараканов и словаря французского языка, забытого на пыльном полу. Ашер едва не упал, споткнувшись о книгу. - Shit,-ругнулся он негромко. Этого только не хватало. Ашер был суеверен, и ему не понравилось, как начинается дело. Не понравилось настолько, что он готов был вернуться назад и даже возвратить задаток, полученный накануне. В звонкой тишине он услышал биение собственного сердца. -Успокойся,- сказал он самому себе. - Что такого может произойти? Никто не видел, как ты входил. Никто и не увидит, когда ты выйдешь, и не услышит выстрела, легкого, словно хлопок пробки из-под шампанского. А если и услышит, то уж никак не свяжет со смертью господина из соседнего дома – ах, какая жалость, такой славный был человек, с добрым лицом и хорошими манерами, только вот не помню, как его звали, какая жалость, какая жалость, проклятые убийцы действуют под носом у полиции, бедная семья, бедные родители. «В конце концов, самое худшее, это если ты промахнешься»,- подумал Ашер. «Ну, так ты промахнешься! Big deal!» Он еще раз оглядел квартиру, не забыв проверить туалетную кабинку, где в грязном унитазе плавали набухшие окурки, и направился к окну. Окно выходило к фасаду соседнего дома, пространство не более тридцати метров разделяло их. Он раздвинул стекла, попытался закрыть пластины жалюзи, крепившиеся к металлической раме, «трисим», и отодвинуть их в стороны. Но ржавый рычажок не дал полностью закрыть пластины «трисим», а это, в свою очередь, не позволяло сдвинуть их в боковые ниши. Между двумя створками жалюзи образовалась щель, своего рода бойница, шириной сантиметров десять. Ашер решил, что этого вполне достаточно. Прямо перед ним находились окна той квартиры. Ашер полез в спортивную сумку, достал чехол и бережно извлек свое сокровище, короткую, чуть более семидесяти сантиметров, снайперскую винтовку «тавор» из семейства булл-пап. Его пальцы скользнули по небольшому теплому стволу, погладили черно-матовое тело приклада с пятнышком блика на рукоятке управления огнем, почти сладострастно ощупывая неровности и плавные изгибы корпуса. Винтовка лежала в его ладонях, словно маленькая черная пантера, которая помахивает хвостом и урчит от удовольствия, пряча губительные клыки. Пожалуй, в ней было что-то от женщины, позволяющей ублажать себя, женщины, с которой никогда не знаешь, куда заведут тебя опасные ласки. Ашер укрепил рожок с тридцатью патронами калибра 5.56 мм., присоединил оптический прицел и расставил складные сошки так, чтобы они опирались на подоконник. Туда же для большего удобства был положен и словарь. Объект находился прямо перед ним. Это была большая удача и, надо сказать, последняя его удача в этот день. Тот парень сидел спиной к окну в глубоком кожаном кресле, так, что был виден затылок седеющей шевелюры. При желании, ничего не стоило снести этот затылок одним выстрелом или прошить кресло со спины. Но Ашер был профессионалом и решил работать наверняка. Он не знал о своем объекте ничего. Ничего, кроме самых элементарных сведений, полученных от заказчика: одинокий господин средних лет, большую часть времени проводит у компьютера, почти не выходя из дома. Ашер не знал, есть ли у парня дети, ждет ли его жена или подруга. Не знал и не хотел знать, все это было не важно. «А важно только то, что ты перешел кому-то дорогу. Навредил так основательно, что людям не жалко пятидесяти кусков баксов, лишь бы отправить тебя на кладбище» , - думал Ашер Он наблюдал за объектом, выжидая подходящий момент для выстрела. Он видел, как рука сидящего потянулась к столику за бутылкой виски и аккуратно нарезанными кусочками лимона на тарелке. Голова объекта плавно покачивалась из стороны в сторону, и Ашер скорее почувствовал, чем услышал звуки музыки, наполнявшие ту комнату. Рядом с бутылкой красовался желто-оливковый флажок, одна из тех милых сердцу безделиц, что сопровождают человека всю жизнь, до самой кончины. «Он еще и «голанчик»*,- отметил Ашер. Это не меняло ровном счетом ничего, но у него вспотели ладони при мысли, что придется убивать армейского товарища. «Не профессионально », - подумал он. – « Какое тебе дело до того, где этот тип служил? Какое тебе дело, с кем он спит и что ест? Это работа и ты выполнишь ее как следует». Кресло шевельнулось. «Сейчас он повернется »,- почувствовал Ашер, стараясь дышать спокойно. Кресло разворачивалось, показались небрежно скрещенные ноги в мягких домашних брюках. Указательный палец коснулся дужки спускового крючка. Так прикасаются к лепестку розы, боясь нарушить нежную гармонию цветка. Кресло разворачивалось, открывая плечи и лицо, заросшее рыжевато-седыми волосками. Ашер выдохнул и плавным натренированным усилием стал нажимать на крючок, целясь в место, где должен был появиться лоб. Он рассчитал правильно. К моменту, когда голова объекта показалась в центре прицела, палец дожал спусковой крючок . Маленькая черная пантера ожила и напряглась перед прыжком. Снайпер сделал все, как должно. Но и в тяжком кошмарном сне Ашер не предполагал увидеть в кресле человека, как две капли воды похожего на него самого. И самое поразительное, что тот, за окном, не был загримированным двойником. Ашер видел себя, свое зеркальное отражение, со всеми, только ему присущими особенностями. Даже старый шрам на левой скуле был на месте. Человек в кресле пристально смотрел на снайпера. Ашер непроизвольно содрогнулся. Этого едва заметного движения оказалось достаточно, чтобы пуля, вылетавшая из черного короткого ствола, не вошла между лобными буграми объекта, а ударила в неплотно прижатые створки «трисим» и, срикошетив от мягкого металла, по невероятной траектории вонзилась в широко открытый глаз стрелка. Тело Ашера обмякло, он упал на спину, не выпуская из костенеющих рук снайперскую винтовку. Его умирающий мозг еще успел заметить улыбку сидящего в кресле человека и как он задернул штору на окне. Арик проснулся поздно. Его изрядно мутило от выпитого накануне. Шум машин на улице и крики зеленщика из соседней лавки говорили, что день давно начался, но вставать не хотелось. В зеркале, висящем у кровати, отражалось помятое лицо со впалыми заросшими щеками. Арик смутно припоминал мало знакомых людей, женщин, с которыми приходилось целоваться, нелепые обрывки разговоров, казавшихся вчера такими важными. И еще тяжелый сон о киллере , погибшем от собственной пули. «Ночная дурь выветрится, стоит только захотеть», - убеждал он себя. Но легче не становилось. Пугающее ощущение обреченности не покидало его. - Как там называлась эта винтовка? «Тавор».. Почему «тавор»? Он вспомнил, как из широко открытого глаза наемного убийцы вытекала густая темная кровь. - Доброе утро, страна! С кем это ты разговариваешь, жалкий алкоголик? – спросила Вики из соседней комнаты. - Ну и как разошлись вчера, мирно? – поинтересовался Арик, пытаясь закурить. - Куда уж, как мирно ! В третьем часу ночи угомонились, а могли и до утра , если бы соседи полицию не вызвали. - Серьезно? – вяло удивился Арик. – Ну вы даете…Подарки хоть были? Вики показалась в дверном проеме. - Бутылки они принесли,- сказала она, поджав губы. – И еще привели каких-то крашенных потаскух. - А что за коробка стоит рядом со шкафом?- спросил Арик . Странно, как он не заметил ее раньше. - Наверное, гости оставили. Упаковку из плотного картона украшала яркая наклейка , изображавшая алое любящее сердечко. - Ты не против того, чтобы я открыла? Вики разрезала клейкую ленту и сняла крышку. В коробке, свернувшись калачиком, уютно дремала снайперская винтовка. Солнечный блик подрагивал на упругом полированном теле. - Боже мой,- Вики опустилась на стул. – Что это?! - Разве не видишь, - ответил Арик глухо. – Маленькая черная пантерка по кличке «тавор». Нуждается в теплом доме и ласковых руках. *голанчик – солдат бригады «Голани». |