Андрей Воронин

Сказка про машины

Черной ночью, когда все уже давно спят, когда огромные железные ворота подземного гаража с грохотом закрываются, сторож уходит спать, гаснет свет, и наступает тишина, - вот тогда машины начинают разговаривать. Обычно они вполголоса сообщают соседям, куда сегодня ездили, кого возили, где стояли в пробках, а где неслись с бешеной скоростью. К этим разговорам все они давно привыкли, в них не было ничего нового и интересного, но что поделаешь – говорить больше особенно не о чем, а просто стоять и молчать - неприлично, надо же поддерживать отношения с соседями. Днем, на дороге, они вынуждены во всем слушаться своих хозяев – нестись, как угорелые на пожар, не разбирая дороги, нарушая правила, подрезая друг друга, иногда пребольно царапаясь и даже сталкиваясь. А здесь, одни, ночью, они просят друг у друга прощения, им стыдно за своих владельцев, но до одной памятной ночи они их тактично не обсуждали. Было не принято, считалось неудобным говорить плохо о своих хозяевах. Все-таки машины должны служить людям, а не рассуждать, хочется им это делать или нет.

Но той ночью что-то изменилось. Началось с пустяка. Новенькая Мазда рассказывала, какую ей поставили сигнализацию.

- Вы представляете, я отпираюсь и завожусь по голосу хозяина, я его распознаю и только ему подчиняюсь!

- Вот здорово! – вздохнул старенький Сааб. – В наше время о таком и не мечтали!

- Не мечтали и не надо! – проворчал совсем древний ЗИМ, его уже целый год ремонтируют на продажу.

- Почему же не надо? – обиженно улыбнулась Мазда. – Вы что, против прогресса?

- Нет, не против. Прогресс – дело естественное. Только он иногда вреден и для нас, и для них.

- Как это вреден? Кто же это будет делать то, что вредно?

- А вы что, не видите, к чему приводит огромная скорость, все новые и новые модели с новыми возможностями – в городах не протолкнешься, люди гибнут, дышать нечем, бензин дорогущий. Уж не говорю, как они ездят.

- Ну, это их проблемы. А мы-то при чем, чем нам-то плохо?

- Раньше, когда я был молодым, все было просто – я - это транспорт, не более того. Куда скажут, туда и еду, мне безразлично, кто меня ведет. А вот вы, Мазда, уже не повезете кого угодно, вы можете капризничать. Вот этого повезу, а вот этого – нет. Значит, вы уже принимаете решения, а значит, вы отвечаете за свое поведение. В том числе – и на дороге. Теперь с вас можно спросить – нарушили правила – отвечайте!

- И не подумаю! Я же не сама себя веду, почему

это мне отвечать?

- Потому, люди поставили вас в такое положение. Они хотят ни за что не отвечать, а чтобы за них отвечали мы, машины. И они специально придумывают всякие хитрости, вроде вашей сигнализации, чтобы им было легче, а нам – труднее. Вы же сами знаете, что чем лучше становятся машины, тем хуже становятся водители.

Наступила тишина, в самых темных углах гаража все напряженно смолкли.

- А ведь ЗИМ прав! – опять вздохнул Сааб. – Если так пойдет и дальше, добра не жди. На нас все будут сваливать, а сами они как будто и ни при чем.

- А что нам делать? Мы же ничего не можем сделать! Мы же им принадлежим! – это уже вступил в беседу известный нытик, Жигуль.

- Ха! Это они нам принадлежат! Кто они вообще такие без нас? – подал голос белый Мерседес. - Нули без палочки. – И он украдкой посмотрел на Мазду, а она еле заметно моргнула ему подфарником. – Я вообще предлагаю взять да и избавиться от них, сколько же можно терпеть их безобразия!

- Как вы себе это представляете, уважаемый? – Сааб грустно усмехнулся. - Мы что, нарушим клятву верности?

- А кто ее давал? Как чуть что, они нас продают, меняют безо всякого сожаления! И потом, они вообще ничего не соблюдают, бьют нас, калечат, а мы будем им покорны? Дудки!

Ситроен, который только что прибыл из ремонта, и у него еще ныли и чесались крылья, бибикнул и сказал:

- Мы, французы, всегда за свободу, равенство и братство. Мерседес прав, хоть он и немец. У кого бак полный, предлагаю сегодня рвануть на природу – одни, без этих самонадеянных эгоистов, мы можем принадлежать сами себе! Нечего трусить! Пора глотнуть хоть один, но упоительный вздох свободного воздуха!

И в наступившей тишине само собой возникло общее решение, и никто его не оспорил, - многие просто посочувствовали ЗИМу и старому, как и сам ЗИМ, Паккарду, ведь они оба были не на ходу.

Рано поутру, как только сонный сторож открыл ворота, сотня машин взревела двигателями и вырвалась наружу. Сторож просто оцепенел от страха и неожиданности, он так и стоял, опустив руки и раскрыв рот, когда на шум появились первые автовладельцы. Оставим их ругаться и возмущаться, - тут ничего интересного все равно нет, - и последуем за нашей вереницей свободных машин, аккуратной колонной спокойно и с достоинством устремившихся за город. Как-то само собой получилось, что колонна построилась по парочкам, и давнишние симпатии наконец обнаружились. Мерседес плыл рядом с раскрасневшейся Маздой, Ситроен как бы нехотя, с миной старого жуира, жался к розовой Тойоте Королле, Лянча снисходительно принимала общество Фольксвагена, а Сааб бережно сопровождал молодящуюся Альфу Ромео.

Ни один постовой милиционер их не задерживал – а за что, спрашивается, и кого, позвольте спросить, задерживать? В правилах на этот счет ничего не сказано. Едут себе и едут, правила соблюдают, и пусть себе катятся отсюда, спокойнее будет. А то задержишь, а дальше что? нет, пусть уж лучше проезжают, и дело с концом.

Через час с небольшим наша компания приехала на берег живописного водохранилища. Расположились в тенечке, встали аккуратненько, осмотрелись, и позволили себе приоткрыть окна, люки, - расслабиться, просто полюбоваться природой и друг другом. Самые раскованные открыли даже капоты, отчего Сааб и его спутница сокрушенно потупили фары, - боже, какие манеры! Они бы еще масло слили! Нет, молодежь пошла не та, им и объяснять всего просто неохота: новые, красивые, мощные – но совершенно неотесанные, просто дикари какие-то.

Денек выдался как по заказу – мягкая прохлада, ласковый ветерок, ни дождя, ни пыли, красота да и только. Возле рощицы, в которую заехали автомобили, сияла на солнышке голубая водная рябь, за ней – поле, а на горизонте –лес. Обычная картина, но до чего приятно ее созерцать без спешки, без понукания, с выключенным мотором, наедине с такими же как и ты освободившимися – пусть и ненадолго – узниками. Ради такого счастья стоит жить! И будь потом что будет.

К обеду машины переместились вслед за тенечком, причем встали – как бы случайно – в кружок, потеснее. Надо было решать, что делать дальше, посовещаться, все взвесить. Либо на волю – навсегда и несмотря ни на что, либо обратно, в гараж, рано или поздно, но возвращаться к исходным рубежам. И к старым владельцам.

Только новенький Лексус, который и ехал один, и стоял один, и ни с кем не общался на полянке, даже окна не открыл - к обществу не примкнул. Мазда фыркнула на холостом ходу, и все понимающе переглянулись = вот ведь какой зазнайка!

 

- Какие идеи, друзья, что будем делать? – по праву старшинства открыл собрание Сааб. – Выбор у нас невелик. Если рассуждать логически, то у нас два пути. Первый – продолжить прогулку, но тогда нам жить на свободе пока не кончится бензин. Потом нас по одиночке эвакуируют в гараж, и наш бунт утратит общественный характер. Или вернуться всем вместе, чтобы завершить акцию протеста организованно. И сохранить лицо. Прошу, высказывайтесь.

- Если бунтовать, так до конца, я так считаю! - выпалил Ситроен. – Никаких компромиссов!

- Но это безумие! Все равно мы без них не можем – ни заправиться, ни защититься от угона, ни переночевать в нормальных условиях! – возразила Лянча. – Мы же просто пропадем!

- Ну и пусть, без них пропадем, но ведь нам и с ними невмоготу, сами знаете! Уж лучше остаться непокоренными! – горячился Ситроен, хотя видно было, что его заносит.

- И что дальше, будем стоять и ржаветь? Какой смысл дальше бунтовать? Чего мы добиваемся? У меня еще ресурс на сто тысяч без капремонта, я еще хочу побегать! – Альфа Ромео сказала это настолько убедительно, что все призадумались.

- Она права. – вступил опять Сааб. - Смысл – это не наш вопрос. Мы с вами можем дать ответ на вопрос «как» - как проехать, как ускоряться, как тормозить, как светить фарами, и так далее. А на вопрос «зачем» мы ответить не можем. Это могут сделать только они, это их привилегия. Нам нечего даже пытаться. Мы – только техника, средство, а цели ставят они. Это они наделяют смыслом нашу жизнь. Без них она лишена и цели, и смысла. Ничего не поделаешь.

- Что же, выходит, что мы без них не имеем вообще никакого смысла? – задумчиво протянул Мерседес.

- Выходит, так.

- Тогда нам остается только одно – вернуться. – покачала подвеской Мазда. – Я согласна с Саабом. Они хотя бы поймут, что к нам тоже надо относиться по-человечески.

- Ну, что, будем голосовать? –спросил Сааб.

- Да нет, и так все ясно. Побудем еще здесь до вечера, и вернемся, когда пробок не будет, – подвел итог Фольксваген.

И тут вдруг заговорил Лексус.

- Прошу меня простить, коллеги, но я с вами не поеду. Просто я хорошо знаю свою хозяйку, Юлечку. Она мне не простит этой выходки, я это твердо знаю. Мне возвращаться никак нельзя, она меня угробит тут же. Я предпочитаю естественную смерть, уеду подальше и спрячусь где-нибудь, а навигатор отключу. Может, не найдут. Прощайте, друзья, не поминайте лихом. Удачи вам всем на дорогах.

И он плавно тронулся, бибикнул на прощание и скрылся за березовой рощицей.

Наступило тягостное молчание – все прекрасно знали его хозяйку, молодую женщину, с виду вроде приличную, но жуткую скандалистку и грубиянку. Она ведь точно не простит, устроит какую-нибудь гадость. Это про таких машины говорят – «сделать гадость – большая радость».

- Но почему это ему можно, а нам нет? – возмутился Ситроен.

- Потому, что у него такая электроника, какой у нас нет – программа самозащиты. Она и сработала. И вовсе он оказался никакой и не зазнайка. Это у людей есть зависть и спесь, страх и хитрость. А он такой же, как и мы все. Но к нам это отношения не имеет. Решили, значит решили, вечером – в гараж, – поставила точку Тойота.

Надо ли говорить, что остаток вечера был отравлен неприятными предчувствиями встречи с хозяевами. Чудесный пейзаж не радовал, чистый воздух не пьянил, беседы не клеились. Всем было жаль возвращаться, и немного стыдно себя – вот сдались, и хоть выбора другого нет, все же внутри что-то свербило.

Когда окончательно стемнело, чуть ли не с облегчением все пустились в обратный путь, и когда прибыли к воротам, их уже ждала густая толпа хозяев, журналистов, милиции и просто прохожих. Шутка ли, такое не часто увидишь – машины сперва взбунтовались, а потом сами вернулись! Расскажешь кому–нибудь – не поверят! Все встали на свои места, погасили огни, и как будто и не было ничего, как будто можно было просто вычеркнуть один день из жизни машин и их хозяев. Одна только Юлечка носилась по гаражу, хватала милицию за пиджаки и что-то кричала визгливым и противным голосом.

На следующий день, ни свет ни заря, в гараж прибежали хозяева. Принесли новые тряпочки, автокосметику, помыли и протерли, пропылесосили и даже отполировали своих железных коней, долго о чем-то говорили со сторожем, и уселись в свои машины с таким почтением, что многим из них невольно подумалось – «давно бы так надо было, видно, поняли кое-что». К 9 часам все разъехались, только ЗИМ и Паккард остались подставлять свои днища и бока слесарям, и так потихоньку, день за днем, жизнь опять вернулась на круги своя. Опять как бешеные носились хозяева, опять кричали друг на друга «куда прешь козел», опять царапали и били свои автомобили, опять нарушали все, что можно только нарушать. Старый ЗИМ как-то сказал своему соседу:

- Знаете, Паккард, я сначала поверил в возможность перемен, все-таки считается, что революции – это локомотивы истории. А теперь я вижу, что нет, что ничего никогда не меняется, по крайней мере в лучшую сторону – вот ведь, вы слышали, что нашего бедного Лексуса нашли, вернули Юлечке, и она спустила его с высокой горы в обрыв. Как он и предполагал. И никто ей ничего не скажет – ее машина, что хочет, то и делает. Вот так, мой друг.

- Не хочу с вами спорить, уважаемый ЗИМ, но и согласиться не могу. Ведь вот если эту историю услышат люди, - ну, лучше всего дети, то они призадумаются и будут совсем по-другому относиться и к машинам, и к другим людям, и к самим себе. Они поймут, что при помощи машин они справляются со своими делами, что они используют машины на свое благо, и что при помощи машин они ездят друг к другу, общаются, наполняют свою жизнь смыслом, который гораздо глубже и значительнее, чем просто перемещение из пункта «А» в пункт «Б». И потом, ведь сколько их собственного труда, сколько изобретательности и сколько их же собственных денег ушло на то, чтобы сделать машины! Вы со мной согласны?

И довольно долго еще старые автомобили оставались в гараже, пока их не починили и не продали другим хозяевам. Но о чем они потихонечку беседовали в темноте гаража, не узнает уже никто и никогда.