Щедрая на краски алтайская осень стучалась в окно ослепительным солнцем, запахом опавшей листвы, дыма! Холодное утро, знойный полдень бабьего лета, - всё то, что я так любила в «прошлой» жизни, теперь меня не радовало, а дико раздражало. Меня не было в этой осени, я, словно, выпала из своей ниши, отведённой мне матушкой-природой. «Почему я? За что?» - эти вопросы мучительно цвели в моей душе, заставляя плакать по ночам в больничную подушку. Ещё вчера – счастливая жизнь, карьера, будущее. Сегодня– беспощадный, как приговор, диагноз, пустота … Будущего не будет. - Доктор, скажите правду …Я взрослый человек … Сколько мне ещё? Она говорит мне правду, которую я не хочу слышать. Наверное, сейчас так принято – не лгать пациенту. Боже, неужели я уйду к тебе? Не хочу, ты слышишь меня, не хочу! Моя кровать у окна. Я вижу только краешек нестерпимо синего неба. Родные, коллеги, друзья идут нескончаемым потоком. Смеются, шутят, говорят о пустяках. И все старательно прячут от меня глаза. «Такая молодая и красивая », - вздыхает вслед пожилая санитарка. Трудно ходить, дышать, сидеть. Собственная беспомощность жутко злит. Чувствую себя мизантропом. Ненавижу всех! Ненавижу себя! Ненавижу день! Ненавижу ночь! Единственный человек в палате, вызывающий позитивные эмоции, Вера Александровна. Она тоже с трудом передвигается. Но бодрости духа не теряет: рассказывает смешные истории. По утрам она высыпает крошки на скользкий железный козырёк под окном и созывает голубей: «Гули-гули». Как-то кричит: «Девчонки, смотрите, смотрите!» Несколько голубей чинно-важно клюют. Им мешает воробьиная стайка.Голуби шумят, отгоняют пташек. Те срываются, улетают и кружат над кормушкой, не решаясь приземлиться. И вот один храбрец садится на козырёк рядом с голубями. Это он привлёк внимание моей соседки по палате. Маленький, взъерошенный, какой-то растрёпанный, он поворачивается к нам боком и вызывает всеобщий возглас удивления: у него нет одного глаза, вместо одной ножки – культя. Наверное, побывал в лапах у кошки. Все смеются: «Инвалид, как и мы!» Голуби машут крыльями, норовя столкнуть его, вытеснить с хлебного места. Но малыш не сдаётся, упрямо, снова и снова садится на карниз, гордо поблёскивая единственным глазом. Смеюсь сквозь слёзы. Маленький храбрый воробышек! Уж не сам ли Господь заглянул ко мне в душу твоим уцелевшим оком: «Рано, милая, ещё хоронишь себя, ох, рано. Живи, родная, борись до конца. Учись у птахи неказистой!»? Спасибо, Боженька, за знак свыше! Воистину, неисповедимы твои пути … Зухра Абдул |