Я неожиданно заметила, что с течением лет моя жизнь стала резко уплотняться и насыщаться как эмоционально, так и событийно. При этом страсть к новым впечатлениям и путешествиям со временем не только не идет на убыль, напротив, она разрастается в моей душе обратно пропорционально скорости часового механизма, отсчитывающего, словно снег весной, тающие годы, которыми мне еще осталось располагать для обдумывания, предвосхищения и восхищения.

К огромному моему счастью именно эта нарастающая спресованность дней подарила мне с незначительным разрывом во времени две удивительные встречи. Удивительные некой волшебной аурой мест, размеренностью и экзотичностью быта их жителей, с отстраненным достоинством воспринимающих легковесное сравнение оазисов своего обитания с далекой, почти инопланетной красавицей – Венецией. Речь идет о двух городах по-своему не менее прекрасных, чем Венеция, Сучжоу в юго-восточном Китае и Бангкоке в Таиланде. О двух городах, непохожих друг на друга и не похожих на город-прообраз, с которым их так необдуманно сравнивают, ни внешним обликом, ни историей, ни возрастом. Единственная черта, которая роднит эти города, удаленные друг от друга на тысячи километров, это многочисленные каналы вместо улиц, с переброшенными через них, словно парящими в воздухе мостами. На этом их сходство собственно и кончается. Каждый из этих городов прекрасен своей, только ему одному присущей красотой, своим абсолютно неповторимым изяществом и колоритом.

Боже, как же любим мы все классифицировать, расставлять по полочкам, систематизировать, опираясь на черты подчас поверхностной схожести, проставлять в уголке каждого предмета инвентарный номер и штемпель. А потом успокоено поглаживать свое тщеславие якобы удачно найденным идентификационным признаком, который обязан одним своим видом (читай эпитетом) рассказать всему без исключения человечеству о том, что же довелось нам мельком увидеть. Именно мельком, мимоходом, не вникая в детали и подробности. Хорошо, если при этом имеются душевные силы и время на то, чтобы в действительности изумиться и восхититься увиденным.

В город Сучжоу, который все, включая и самих китайцев, упорно и не без гордости, именуют Восточной Венецией, я в третий раз в своей жизни попала минувшей весной. Две предыдущих встречи с ним можно считать неудачной прелюдией, перегруженной служебными обязательствами, оставившими мне лишь небольшую «замочную скважину», взглянув через которую я немедленно дала слово вернуться сюда во время отпуска, свободной, как птица, для более интимного знакомства. Самое крепкое, как известно, слово, данное себе самой, поскольку себе любимой отказать труднее всего. Что поделать, такова человеческая природа.

Выехав, а скорее буквально вылетев из Шанхая электричкой, которая стремительно неслась, разгоняясь на отдельных участках до 280 км в час, мы через 40 минут оказались вблизи вожделенной цели – исторического центра старинного города. Древняя китайская пословица гласит: «На небе Рай – на земле Сучжоу и Ханчжоу». Когда дорогая моему сердцу Ван Сяолун с нежной грустью произносила эту китайскую сентенцию, при этом с веселой улыбкой всякий раз твердила, что это ее «родная Родина», я, в сущности, до личной встречи со святым для сердца моей китайской подруги местом, относилась к небесной красоте города со значительной долей здорового скепсиса. Каждому из нас его «родная Родина» дороже… Чего там дороже? Даже и сравнение сразу не подберешь. А вот, к счастью, и ошибалась – место оказалось действительно просто сказочным. Впору завидовать, что не я, а Ван Сяолун родилась в этом земном раю.

Сучжоу называют Восточной Венецией за то, что здесь, как и в легендарном городе на западном берегу Адриатики, жизнь сосредоточена на каналах и невозможна без них. Однако не каналы определяют лицо этого райского города, а неправдоподобной красоты сады, принадлежавшие когда-то немногочисленным представителям императорского двора и китайской аристократии.

В исторических хрониках сады Сучжоу упоминаются уже более 2500 лет назад. В 514 году до н.э. Хэ Лу – правитель царства У поручил одному из своих министров построить город несравненной красоты, какого еще не бывало на земле. И министр Хэ Лу, вдохновившись столь необычным поручением, решил построить город-сад. Город, котором каждый двор представлял бы собой сад и чтобы каждый двор-сад был не похож на другой. Не знаю, кто был их первым архитектором, и сколько их было в те времена, но вот доподлинно известно, что в 18 веке в городе таких садов существовало уже более двухсот. К сожалению, время безжалостно стерло своим невидимым ластиком большинство из них, оставив нам, к счастью, около 70 среди которых и золотая дюжины бесценных творений, считающихся вершинами ландшафтного дизайна мирового уровня. Эти сады восхитили меня своей непохожестью ни на один из действительно прекрасных садов и парков, виденных мною до этого в разных уголках земли.

Непохожими на другие сады их делает сама идея, строго организованная, но с различной долей фантазии реализованная мысль древнего дизайнера. Основу каждого двора-сада составляют четыре обязательных элемента, ограниченных стенами высокой, почти крепостной ограды. Первый – вода, в виде одного, чаще нескольких живописных прудов, блестящую гладь которых весной расцвечивают нежные головы кувшинок и лотосов. Второй – деревья, кустарники и цветы, нередко образующие непроходимые, почти тропические, словно не тронутые рукой человека заросли, которые вдруг неожиданно обретают строгую законченность регулярного парка или, выстраиваясь вдоль берега пруда, купают в нем свое задумчивое отражение. Третий – необычной формы глыбы известняка, изъеденные живописными кавернами, и нагроможденные друг на друга наподобие миниатюрных скал и лабиринтов. Четвертый – беседки, павильоны и галереи, в форме и отделке которых безошибочно читается стиль времени и рука блестящего мастера. Все постройки организованы так, что бы шаг за шагом открывать в необычном, неповторяющемся ракурсе восхитительную прелесть отдельных уголков сада, при этом, никогда и никому не давая возможности обозреть его весь целиком, создавая не проходящее ощущение легкой тревоги и тайны, трепетного ожидания какой-то сказочной встречи впереди. Нередко это ощущение культивируют и сами названия отдельных уголков парковых комплексов, вполне согласующиеся с китайской традицией: «Зал далекого благоухания», «Зал 36 уток Мандарина», «Павильон голубых волн» или вот уж совсем поэтично – «Павильон орхидеи и снега».

Некоторые из садов, такие как Сад Скромного Правителя, Чжочженьюань, созданный к 1506 году, или Сад Неспешного Провождения Времени, Лююань, относящийся к династии Мин, Сад Львиного леса, созданный в эпоху династии Юань, Сад Мастера Рыболовных сетей, история которого насчитывает более 800 лет, и ряда других, внесены ЮНЕСКО в список Мирового культурного наследия. В Китае они стоят в одном ряду с комплексом императорских дворцов и садов «Запретного города» Пекина, Великой Китайской стеной, протянувшейся по вершинам хребтов на 5500 км, и терракотовыми воинами г. Сианя.

Все это архитектурно-ландшафтное великолепие заключено в ювелирную оправу окружающих его улиц-каналов, протянувшихся в общей сложности на 35 км. Жизнь древнего Сучжоу была сосредоточена именно вдоль них. Да она и сегодня кипит здесь, как и сотни лет назад в неизменном ритме. Те же чисто китайского облика лодки, груженые разнообразными тюками и горами овощей. Те же колоритные «гондоьеры» с обожженными солнцем лицами.

Главная из этого лабиринта жил и жилочек – улица-канал Шантанг. Она протянулась в качестве животворной артерии города от овеянного романтическими легендами и мистическими преданиями Тигрового холма, с воздвигнутой на его вершине пагодой Юньянси высотой 47, 7 м, в деловой и торговый центр Сучжоу. Именно от нее ответвляются в разных направлениях многочисленные более мелкие каналы, берега которых плотно застроены старинными лачугами и современными невысокими более пристойного вида домами.

Пагода Тигрового холма, построенная в период империи Сун в 959-961 г.г., прежде всего, знаменита тем, что она с 1638 года начала, подражая Пизанской, медленно отклонятся от вертикального положения к северо-востоку. Сегодня ее наклон составляет 2, 34 м. Вот вам и еще один готовый штамп-сравнение, теперь уже с Пизой!

Историю создания улицы-канала Шантанг связывают с именем губернатора Сучжоу Бай Чжуи, который распорядился в 825 году прорыть в городе первую водную улицу. По одному из преданий этот приказ проистекал из великой любви правителя к Сучжоу и особенно к Тигровому холму. Согласно легенде холм получил свое название в 496 г. до н.э. Здесь после похорон одного из выдающихся правителей династии У жители города в течение трех дней видели белого тигра, охранявшего гробницу императора и до сих пор верят, что это дух великого императора вселился в зверя. Бай Чжуи захотел, чтобы канал стал главной магистралью города и соединил его резиденцию с легендарным Тигровым холмом. По другой, более прагматичной версии сооружение каналов было необходимой мерой, призванной регулировать воды реки Янцзы, доставлявшей во время паводков большие неприятности жителям неизбежными наводнениями.

Скромные беленые дома плотной стеной разместились вдоль берегов, а сами берега соединились друг с другом множеством арочных мостов, которые словно изящные кольца нанизаны на все водные пальцы Сучжоу, ответвившиеся около 1200 лет назад от главной магистрали.

Идея губернатора Бай Чжуи оказалась плодотворной и заразительной, и в окрестностях Сучжоу в небольших поселениях бассейна Янцзы с его многочисленными озерами и речушками жители вместо улиц начали прокладывать каналы, не утратившие своего назначения до сегодняшних дней. Возникло множество поселков на воде и первый из них Чжоучжуан, построенный 900 лет назад в 35 км от Сучжоу. Он прославлен на весь мир классическими образцами дворов династий Цин и Мин, кирпичной резьбой арок и древних мостов.

Кипит вдоль каналов Сучжоу и его окрестностей оживленная торговля, не менее бойкая, чем в те времена, когда отсюда начинался Великий Шелковый Путь. Сучжоу – родина шелка, производство которого насчитывает 5000 лет. Именно отсюда превосходный китайский шелк добрался в свое время и до Венеции, снабжавшей им в пятнадцатом веке всю Европу. В двадцатом веке воду каналов в окрестностях Сучжоу начали активно использовать для выращивания пресноводного жемчуга. Изменились и потребности, и технологии. Однако надо справедливости ради сказать, что если шелковым тканям со временем появились серьезные конкуренты, то бесценным картинам ручной работы по шелку шелковыми нитями просто нет, столько в них вкуса, изящества и национального колорита.

Неспешно тянется бесконечный поток лодок вдоль улиц-каналов, не смолкает речь на всех возможных языках мира и женщины, как и тысячу лет назад полощут в их мутных водах свежепостиранное белье.

Оказывается, идея создания водных улиц с плотно прижатыми к воде домами на прочных сваях возникла в Китае намного столетий раньше, чем была построена Венеция. И не венецианцы ли использовали эту идею при закладке своего города на болотистых островах лагуны, восхитившись красотой далекого китайского города, откуда они везли шелк в Европу? Вот и возникает вопрос, не было бы правильнее сегодня называть Венецию Западной Сучжоу, а не наоборот? Но это так, взгляд мимоходом.

Бангкок, в котором наш самолет приземлился в канун Нового года, часто, и опять не без гордости, также как и Сучжоу, именуют Восточной Венецией. Которая из Восточных «первее первых»? Сказать, имея взгляд мимоходом, невозможно. Все зависит от критерия оценки и национальной принадлежности гордящегося. Если исходить из возраста, то, несомненно, Сучжоу. Если брать за критерий архитектурно-ландшафтную красоту, то тут спор бесперспективный, поскольку давно известно, что «красота пустыни в душе бедуина». Если опираться на известность, то тут уж точно никогда не прийти к общему знаменателю – все зависит от культурного уровня спорящих и их эрудиции. Одним известен Бангкок, как столица современного государства, куда несметные толпы отдыхающих летят со всего света окунуть уставшие тела в теплых морских волнах. Другим дороги несравненной красоты памятники буддистской архитектуры, третьим – напротив, экзотичная, растянувшаяся на 5000 лет история древнего Китая.

Слава богу, я имею возможность выступить как лицо в решении спорного вопроса кровно незаинтересованное. Все три Венеции, и западная, и восточные, были и до непосредственной встречи с ними близки и дороги моему алчному сердцу жадному до путешествий и впечатлений.

Удивление и восхищение Бангкоком началось даже не с города и его дворцов и каналов, а с его совершенно потрясающегося названия. «Khrung Ther Nakhon Amorn Rattanakosin Mahintdra Autthaya Mahadilok Pop Noarattana Radchhani Buriro Udom Ratchanivet Mahasatan Amorn Phimarn Avatarn Sathit Sakatuttiya Vishnikarm Prasit», что, в возможно не совсем точном переводе, означает «Город ангелов, великий город, резиденция Изумрудного Будды, непреступный город, великая столица мира, одаренная девятью старинными камнями, изобилующая огромными королевскими дворцами, напоминающими райское жилище, из которых правит олицетворение бога, город, преподнесенный Индрой, построенный Виссанукамом». Уф! Устала, стараясь не ошибиться! Вот уж точно, такого имени нет ни у одного города на земле. Название поистине достойное книги рекордов Гиннеса, которое и самим тайцам произнести не легко, поэтому вероятно и появился его сокращенный вариант – «Крунг Тхеп» просто «Город Ангелов». Тоже неплохо! А название Бангкок, что означает «деревня диких слив», осталась от поселения, на месте которого он был основан, и прижилась у европейцев.

Взяв пальмовую ветвь в названии, Бангкок существенно уступает другим столицам мира по времени основания, впрочем, как и сама страна, которой не более 1000 лет. Древней столицей Таиланда с 1350 по 1767 г.г. была Аюттхая, расположенная в 80 км к северу от Бангкока. Эта столица, судя по всему, была не менее прекрасной, чем сегодняшняя. Ее украшали 400 храмов, 3 дворца, обнесенных 12 километровой крепостной стеной, рассеченной 100 прорезям ворот. Стену по периметру охраняли 17 небольших крепостей. Аюттхая была, судя по многочисленным литературным свидетельствам, замечательным городом, в который устремлялись купцы с запада и востока. К концу 17 века ее население достигло одного миллиона человек. Все, кто в него хоть раз попадал, утверждали, что это самый потрясающий город, который они когда-либо видели. И опять удивительное! В городе с момента его основания было проложено 50 каналов! Каналы снова породили сравнение, догадайтесь. Ну, конечно же, с Венецией! Моему искреннему возмущению нет предела. И это, учитывая, что именно Венеция является одним из моих самых любимых городов. Вот только для чего такое банальное сравнение?

Нескончаемая война тайцев с бирманцами заставила их перенести столицу на берег реки Чао Прайя в город Тхонбури, расположенный на противоположном от нынешнего Бангкока берегу. В 1780 году молодой военачальник сумел завершить войну с бирманцами окончательной победой и, два года спустя вступил на престол в качеств короля Рамы I, основав династию Чакри, которая правит страной до сих пор.

Одним из его первых указов был указ об основании новой столицы на месте деревеньки Бангкок. Рама I решил писать историю страны с чистого листа. Именно он приказал прорыть канал, соединивший два конца крупной излучины реки, и превратил город в легко обороняемый остров. Затем он построил первое здание будущей королевской резиденции – храм Ват-Пра-Кео (Храм Изумрудного Будды) и сегодня поражающий своим великолепием.

От реки Чао Прайи и Большого канала, прорытого первым, ответвилось более 150 сателлитов, и слава Восточной Венеции перекочевала из Аюттхаи в новую столицу. Однако и здесь, как и в Сучжоу, не каналы, являются главной достопримечательностью города. Стержень его своеобразия – многочисленные буддистские храмы, расположившиеся хоть и неподалеку, но все же не по берегам каналов (я же говорю, не Венеция!). Вокруг Храма Изумрудного Будды, напоминающего дворцы из сказок Шехерезады, со временем возник огромный удивительный по своей архитектуре комплекс Большого Королевского Дворца, а совсем неподалеку от него расположились Храм Золотого Будды, Храм Лежащего Будды, Храмы Зари и Золотого Холма.

Удивительность этих построек, и в первую очередь королевской резиденции, связана с некой им одним присущей эклектичностью. Такое ощущение, что именно здесь тайские архитекторы решили отразить колорит всей юго-восточной Азии одновременно. Так иногда гениальному художнику удается несколькими мазками собрать и выразить в гармоничном единстве портрета всю сущность и прелесть неординарной и противоречивой человеческой натуры. Здесь, в комплексе зданий Большого Королевского Дворца, сплелись, точно подогнанные в единый ансамбль кхмерский, индийский, китайский стили. Это крыши голубых кхмерских, вытянутых к небу как свечи, построек, напоминающих знаменитый Анкор Ват Камбоджи. А совсем рядом золотые пирамидальные ступы с пляшущими вокруг них индуистскими божествами. Тут же взгляд ложится на храмы, облицованные мелкими, цветными, обильно украшенными золотом китайскими изразцами. Все это разноцветное, золотое, сверкающее и переливающееся на солнце роскошество, заимствованное тайцами из Камбоджи, Индии, Китая и, бог его знает откуда еще, охраняют то трехметровые кхмерские воины, то абсолютно сказочного облика существа индуистского культа – не то животные, не то птицы, то огромные ладони-обереги, распространенные по всему востоку, у которых здесь правда вместо пальцев головы драконов на длинных шеях.

И в каждом храмовом комплексе, в каждом храме Будда. Вот он, весь отлитый из чистого золота, невозмутимо восседает на своем троне из лотосов, словно паря над поклоняющейся ему толпой. Вот он лежит спокойный и строгий, и взгляд его глубок и непроницаем на прекрасном, полном внутреннего достоинства лице. Вот он, вырубленный из единого куска слегка просвечивающего изумрудно-зеленого нефрита, вознесся под небеса храма, особо почитаемый и абсолютно недосягаемый для простых смертных. Будда, везде Будда. В тысяче ликов, в тысяче скульптур по всему Бангкоку. Мудрый, справедливый и терпимый к грехам и безудержному веселью людей, к их легкомыслию и непостоянству, терпимый к божествам других религий, не воспринимающий храмы и изображения иных богов как конкурентов, в вечной битве за человеческие души.

Странно, но здесь даже смену времен года, а их в Таиланде всего три, по температуре мало отличающихся друг от друга, можно точно установить, войдя в Храм Изумрудного Будды. Трижды в год король, а в последнее время из-за преклонного возраста монарха его сын, наследник престола Чакри, поднимается к восседающей на высоком троне под куполом храма статуе и меняет на ней одежду, обозначая своим подданным, что зима сменилась летом, а лето сезоном дождей и затем вновь пришедшей зимой, одновременно подчеркивая причастность королевской власти к власти богов.

А как же каналы? Как же слава Восточной Венеции? А каналы на месте. Вдоль них с конца 18 века и по сей день снуют лодки, облик которых мало изменился с тех пор, и бангкокские «гондольеры» охотно демонстрируют бесчисленным туристам обычную жизнь, обычных тайцев – жизнь которых с рождения и до смерти протекает на каналах. Как и в любом мегаполисе достаток соседей далеко не всегда одинаков. Плотными рядами вдоль мутной, почти черной воды стоят, примостившись на туковых сваях, тесно притертые другу кривые невзрачные лачуги, и вполне пристойные добротные дома, и даже настоящие, радостные и светлые виллы. Сотни храмов не только буддистских, но и многих других религий можно увидеть, путешествуя по каналам.

Длинными рядами и огромными зарослями растений покрыты в отдельных местах воды каналов. Тайцы поясняют, – «Это наша пища, это водные овощи. Мы их едим», – смеются, всегда смеются, – «Выращивать легко, поливать не надо!». В каналах водиться и еще одна тайская пища – несметное количество громадных рыб по облику очень напоминающих сомов. Их стаи «кучкуются» возле храмов – монахи кормят. К монахам присоединяются и туристы, бросая щедрые куски булок. Боже, вода искрится серебристо-черными рыбьими спинами и буквально закипает, рыбы подпрыгивают и извиваются как в бурлящем на огне котле.

И все же жизнь на каналах современной никак не назовешь. Может быть и удобно каждый день возвращаться с работы на «водном трамвае» и ездить на лодке по магазинам, но время от времени, наверное хочется ощутить твердость настоящей земли под ногами, а это невозможно – из любого дома выход только один, к воде. У земли по другую сторону дома другой хозяин. Вот и покидают жители свои обветшавшие жилища на каналах с их прикрепленными на сваях выносными туалетами, перебираясь поближе к цивилизации и комфорту 21 века. А место людей немедленно занимают вараны, поселяясь в заброшенном жилье, зарослях никем не потревоженной травы, греются на солнце, без боязни расположившись на козырьках высокой ограды.

И все же в целом жизнь на каналах пока еще не менее оживленная, чем в новых районах с их обычными улицами и ординарным транспортом. Идут по каналам баржи с грузами, лодки с людьми и товарами. Кстати одна интересная деталь. Водное движение организовано по наземным правилам за одним малым исключением. Наземный транспорт движется в Таиланде по законам праворульного движения, как в Англии или Австралии, а водный – леворульного, как в большей части стран мира.

Хозяйки и туристы устремляются на один из плавучих рынков таких как Дам Нун Садуак. Чего здесь только нет? Горы всевозможных тайских сувениров, сотни акварелей с нежнейшими, романтичными пейзажами, выставленными прямо по бортам лодок, горы тропических фруктов и кокосов, живая птица к обеду, одежда, хотя ее вряд ли можно примерить в условиях столь экзотичной торговли. И тысячи, тысячи лодок, которым едва хватает места, чтобы разминуться.

Восточная Венеция? Пожалуй, слишком мало сходства с Западной. Только мутная вода каналов. Она действительно везде одинакова и в Венеции, и в Сучжоу, и в Бангкоке, и в Амстердаме, и в Санкт-Петербурге. У каждого из этих городов своя прелесть, свой колорит и история, своя неповторимая, ни на какой другой город непохожая аура. Какое счастье, что судьба позволила мне на каждый из них бросить взгляд хотя бы мимоходом.