Последний километр пришлось идти пешком. Автобусы сюда не ходили, не говоря уже о трамваях или троллейбусах. Разбаловали нас «блага цивилизации». Какой-то километр, а показалось так далеко. Да и сомнения удлиняли путь, путались в ногах, выскакивали кочками на грунтовой дороге… Но все-таки дошла. Домик стоял немного на отшибе. Небольшой, чистенький, как будто пришедший из начала бурного двадцатого века. Деревянная, слегка рассохшаяся калитка, покрытая глубокими бороздами трещин, негромко скрипнула. Еще можно остановиться и повернуть назад. Рука застыла на железной ручке калитки… Но возвращаться, пожалуй, поздно. На простом деревянном крылечке стояла немолодая сухощавая женщина и выжидающе смотрела на меня. Взгляд из-под низко повязанного платка не приглашал и не прогонял, а как бы спрашивал: «Ты уверена?» Конечно, нет! Я совсем не была уверена. Я теперь уже вообще не понимала, зачем пришла сюда? Мы с Коленькой познакомились совершенно случайно, в автобусе. Он наступил мне на ногу и так искренне и виновато извинялся, что я не рассердилась, а рассмеялась. В качестве «компенсации» Коля предложил угостить меня «самым большим и самым вкусным пирожным в самой лучшей кондитерской»… Полтора месяца назад он сделал предложение, и мы подали заявление на регистрацию. Но вдруг пришла телеграмма, что тяжело заболела мама, и Коля помчался в деревню. Два дня он молчал, я места себе не находила, наконец, позвонил и сказал, что был у матери в больнице, телефон разрядился и отключился, поэтому не мог позвонить. Свадьбу придется отложить, маме нужна срочная операция… Вроде успокоилась, но осадок остался, где-то в дальнем уголке души затлел уголек сомнения. Да и Ирка с Олькой масла в огонь подлили, мол, что-то здесь не так! Может тебе к гадалке сходить? Есть тут одна, что кому ни говорила, все правда! Одна Рита была против: «Если любишь, надо верить!» Но девчонки напирали, и я сдалась. И вот стою перед калиткой, надо бы повернуться и уйти, но… Глупая, никому не нужная гордость… Гадалка раскидала карты по старому дубовому столу, отполированному за долгие годы картами и руками хозяйки. Внимательно посмотрела, покачала головой: «Между вами стоит какая-то дама, и сейчас именно она на сердце у него». Уголек сомнения полыхнул и мгновенно вспыхнул пожар. Голос гадалки стал вдруг глухим, далеким. Сердце сжалось в комочек и ухнуло куда-то вниз, в ушах как будто вата, пульс громко забился в висках, яростно выстукивая: «Как же так? Не может быть! Не прощу! Ни за что не прощу! Пусть катится к ней, раз она ему дороже, да просто потому, что она у него есть! Пусть катится! Какая же я дура!» С трудом сдерживая дрожь в руках, расплатилась и вышла, шатаясь на порог. «Как же далеко до калитки! Пять шагов, десять?» Земля под ногами вздымалась бугром и вдруг опадала, ноги не слушались. Калитка, скрипнув, закрылась за спиной. Спотыкаясь, толком ничего не видя перед собой, побрела по дорожке. Хотелось упасть в пыль, поднимающуюся под ногами легким облачком, бить кулаками по земле и выть, громко, отчаянно выть. И плевать на гордость, плевать, что кто-то увидит… «Да что с тобой? Кричу, кричу, а ты не слышишь!» - кто-то сильно встряхнул меня за плечи. «Николай? Ну сейчас я ему…» - вскинула глаза и осеклась. А в его глазах столько тревоги, только нежности, заботы. Слова застряли в горле, я стояла хватая ртом воздух… «Успокойся, - осторожно обнял, прижал к себе, - Маме стало легче после операции, и она очень хочет познакомиться с моей любимой невестой. Я за тобой. Но если ты не можешь…» «Какая же я действительно дура!!! Ведь эта дама, его мать! А я ! Не просто дура, а полная дура!» Наконец воздуху удалось проникнуть в легкие: «Откуда ты взялся?» «Я приехал за тобой, на остановке увидел Риту, она и привела меня почти что силой сюда, ничего не объясняя, - Коля вопросительно посмотрел мне в глаза, - расскажи, куда ты ходила, и что привело тебя в такое состояние?» За плечом Коленьки в нескольких шагах стояла смущенная и испуганная Рита. Как же я ей была сейчас благодарна. Ну как ответишь на его вопрос? Я была готова провалиться сквозь землю! «Все в порядке. Все хорошо…» - пролепетала осипшим голосом и спрятала горящее лицо на широкой груди любимого. Он больше ничего не стал спрашивать: «Если любишь, надо верить!» |