Жека был исследователь. В смысле, настоящий, с Большой Буквы. Таких поискать. Он не боялся трудностей и никогда не принимал на веру то, что мог непосредственно сам обдумать и доказать.

 

А доказать он мог что угодно, потому что начинал всегда с азов, со своих любимых, простых вопросов. Откуда взялся ветер? Если небо ясное, что будет завтра с погодой? Почему отваливаются обои? Как кипит чайник? Почему валенок теплее ботинка? Жека мог рассуждать об этом бесконечно, начиная с простого видимого и постепенно двигаясь к глубинам фундаментальных наук!

 

И то, что Жека не стеснялся и не боялся задавать сам себе простые вопросы, было, наверняка, его главным козырем по жизни. Мне повезло, что я познакомился с Жекой…

 

А снег валил уже который день подряд. Люди исчезали с улиц, покидали дома. Эвакуация шла полным ходом. Город стремительно засыпало, колёсная техника уже давно была не в состоянии передвигаться по улицам. После предупреждения о начале эвакуации люди из дальних районов города, собрав все, что могли унести на руках, уходили пешком к аэродромам.

 

Разглядев сквозь снежную пелену серые очертания дома, я снова сверился с показаниями gps на коммуникаторе. Родной дом! Пока я отсутствовал, снегу прибыло еще на полметра, это означало, что стихия разгулялась не на шутку. Из обрывочных сведений двухнедельной давности я запомнил, что случились глобальные климатические изменения – стремительно таяли льды Антарктики, морские течения несколько раз меняли направление, - это привело к масштабным атмосферным движениям. Предсказать дальнейшее развитие событий не представлялось возможным…

 

На уровне третьего этажа я подошел к балконам подъезда, снял снегоступы и перелез через перила. Аккуратно высадил подъездное стекло, вынул из рамы осколки. Света, воды и газа во всем доме не было уже неделю. По заиндевевшим ступеням в темноте я поднялся наверх и толкнул дверь своей квартиры.

 

Восьмой этаж – при таком уровне осадков через недельку уже можно начинать переживать о смене места жительства… Без отопления квартира уже вымерзла насквозь, кое-где попадали обои. Я переоделся в «домашнюю» одежду (она потеплее) и занялся приготовлением обеда на походной газовой горелке.

 

Внезапно дверь распахнулась и в квартиру ввалился похожий на огромный улыбающийся сугроб снега Жека. Он буквально светился счастьем, а это означало лишь одно – он что-то придумал. От этой мысли по спине у меня пробежал холодок – с Жекой было трудно соскучиться.

 

Вообще, это была его идея – не спешить с эвакуацией а подождать и пронаблюдать, как начнут развиваться события. «Всегда успеем!» - уверенно заявлял он, а я, собственно, и не противился особо. С ним было интересно – дружище был непредсказуем и полон кипучей энергии. С ним я чувствовал, что живу.

 

- Здарова, чукча! – Жека скинул с плеча сумку и начал шумно отряхиваться от снега – Прикинь! Я придумал, как быть с эвакуацией! Теперь я точно знаю, что нам делать!

 

- Эвакуации не будет? – пошутил я. - Мы остаемся?

 

- Ты почти угадал! – заговорщически подмигнул он. – В общем, сейчас быстро хаваем и сваливаем в одно место. Нам нужно съездить в Атриум!

 

- Не понял. На кой нам в Атрум? Его, вообще, разве должно быть еще видно? Что там делать? – не понял я.

 

- Давай, жуй. Нужно все делать быстро, чтобы успеть засветло. Все увидишь и поймёшь уже через полчаса.. – Жека деловито нарезал ломтями полбуханки замёрзшего хлеба – Я тут снегоход надыбал, прикинь? Сегодня изучал фронт - давление замерял в районе Рублёво-Успенского. Там дачки уже полностью под снегом скрылись, только крыши кое-где видны. А днем, помнишь, затишье было – несколько вертушек проскочило в сторону Шарика… Так вот, смотрю, приземляется одна такая рядом, у земли держится. Рядом под снегом, видимо, крыша разломана, из дыры выпрыгивает мужик и к вертушке бежит. Меня увидел – руками замахал, куда-то в сторону пальцем указал и улетели… Снегоход мне оставил, - почти полный бак бензинаJ Так что мы теперь мобильные, и этим надо пользоваться! – Жека с победоносным видом хлебнул супа из кружки.

 

- Ээ, круто, конечно. Но я не понял насчет эвакуации. И вообще, на кой нам Атриум?!

 

Жека назидательно воздел палец вверх:

 

- Спокойствие, братуха. Терпение, и ты все поймёшь. Собираемся и поехали! Железный конь ждёт нас!

 

Мы наскоро доели суп, ополоснули посуду и выскочили наружу. Запорошенная десятисантиметровым слоем снега, на улице нас ждала роскошная гусеничная «Ямаха». Через минуту мы уже мчались с приличной скоростью по снежным барханам. Снегопад немного стих, видимость прояснилась. Жека уверенно вел железного коня вдоль торчащих примерно на полметра из снега плафонов уличных фонарей – по ним он угадывал нужные улицы. Ландшафт города, засыпанного десятиметровым слоем снега, существенно изменился - многие места я теперь совершенно не мог узнать.

 

Конечно, для Москвы это был шок. Сперва, когда снежный фронт только начинал наступление, осадков было не так много. Люди начали беспокоиться только когда за три-четыре дня выпало около полутора метров снега и окончательно встал весь транспорт. Еще через пару дней забили тревогу. Законсервировали метро, начальник ГО и ЧС честно признался в собственном бессилии – приютить людей было негде. Обитатели первых этажей домов начали перебираться к соседям наверх.

 

В это же время был разработан план эвакуации в южные широты – примерно две тысячи км пути вниз по карте и снега там уже не было, - лишь, не переставая, шли дожди. Южный лагерь был наскоро сооружен общими силами. Госрезерв без промедлений выделил одежду, питание, медикаменты.

 

В Москве в Шереметьево, чуть прояснялась погода, взлетали один за другим самолёты и брали курс на Южный лагерь. Вдоль взлётной полосы постоянно работали мощные тепловые пушки, жгли топливо, круглосуточно работала снегоуборочная техника – все для того, чтобы авиасообщение не прекращалось. Тут же копошились сотни тысяч людей – боролись со стихией и ждали своей очереди.

 

Город был безлюдным. За десяток лет, что я здесь прожил, я еще ни разу не слышал такой тишины и не видел такого величественного спокойствия. Мгновенно одичавшие собаки, как волки, сбивались в стаи в поисках пищи. Ночью, в темноте сверкая голодными глазами.

 

Мы с Жекой не торопились на эвакуацию. Мы вообще жили в «подвешенном» состоянии – у нас был нехитрый походный набор, квартира была забита консервами, сгущенкой и хлебом… Я радовался спокойствию и внезапно изменившемуся «ощущению времени», а Жека… Жека исследовал. Ему все было интересно, за сутки он проходил на лыжах по полсотни км и буквально впитывал «информацию катаклизма»…

 

Через двадцать минут пути мы выскочили на Садовое и я, наконец, понял, где мы находимся. До Атриума оставалось минут пять ходу. Жека с упоением выписывал лихие траектории, прыгал со снежных барханов и радостно улюлюкал.

 

Я узнал Атриум по огромной дыре в снегу. Гигантский стеклянный купол торгового центра лопнул под тяжестью снега и рухнул вниз, полностью засыпав первые этажи. С одной стороны обрушенные фрагменты купола образовывали скат вниз. Жека без промедления выудил из рюкзака скалолазную обвязку, репшнур, карабины… Аккуратно прошел вдоль металлической балки купола и нашел проушину. Закрепив верёвку, он приказал мне ждать наверху:

 

- Сперва поднимешь снизу кое-что, потом меня. Если все получится, сам увидишь, как будет круто! - с этими словами Жека как заправский скалолаз сиганул вниз по верёвке и скрылся внизу в зияющей темноте провала. Через минуту я увидел, как в глубине по стенам забегал луч мощного фонаря.

 

Я ждал уже минут двадцать, тут верёвка дёрнулась, и я услышал снизу голос: «Тяни!!!»

 

За три приёма я вытянул наверх два туго набитых превосходных рюкзака и огромный брезентовый куль с каким-то скарбом. Спустя десять минут на поверхности появился запыхавшийся, но довольный Жека.

 

- Увидишь! – предвосхитил он мой вопрос – Все объясню позже. Поехали домой, у нас много дел!

 

Мы основательно перетянули верёвкой брезентовый куль, навесили на него сверху рюкзаки и подцепили все это добро к снегоходу сзади. Теперь Жека ехал аккуратно. Через полчаса мы уже были возле дома.

 

Заглушив снегоход, мы подхватили на руки Жекину добычу и затопали по безлюдному подъезду. Темнело быстро.

 

Дома Жека с наслаждением принялся распаковывать свой брезентовый куль и рюкзаки. Постепенно взору открывалось удивительное зрелище – на свет извлекались куртки, комбинезоны, обувь, шапки, очки, перчатки. Небольшие плотные свертки в рюкзаках оказались спальниками, палатками. В брезентовом куле обнаружились две пары широких лыж, две доски для сноуборда, многочисленные инструменты, крепления, часы, компасы.

 

- Ты собрался организовать экспедицию в Антарктику? – изумленно спросил я Жеку.

 

- Ты почти угадал! – Жека ухмыльнулся и, победоносно глядя на меня, вопросил – Ну как? Впечатляет?

 

- У меня нет слов, - признался я.

 

- Завтра мы выдвигаемся. Промедление более невозможно!

 

- Куда? – спросил я - К аэродрому?

 

- Ха-ха! – засмеялся Жека – наивный чукотский юноша! Ты в корне не прав – мы двинемся с тобой своим ходом, на этих лыжах, прямо на юга… И доберёмся до южного лагеря самостоятельно! Всего пару месяцев пути… если пойдём прогулочным шагом. Впрочем, ты быстро у меня станешь КМС, это я тебе обещаю. Все, возражения не принимаются!

 

А я и не был против - не возражал, не пасовал и не раздумывал. Наверное, я слишком был утомлён за эти годы душной и суетной атмосферой города. Кроме того, я уже давно ничего не планировал в своей жизни и жил как бог пошлёт. Поэтому я совершенно не переживал о будущем… Да, впрочем, с Жекой сложно было о чем-то переживать - в этом человеке было столько жизнерадостности и кипучей энергии, что он заражал этим всех без исключения.

 

Половину вечера при свете газовой горелки и карманных фонарей мы укладывали вещи, провиант, инструменты. Две доски были скреплены вместе, превратившись в некоторое подобие санок. Жека предлагал тянуть их за собой на верёвке по очереди. По рюкзакам мы разложили приличное количество провианта и предметы первой необходимости. Когда все было приготовлено, мы уже валились с ног от усталости. Крепкий, здоровый сон был нам наградой за трудный и не совсем честный день…

 

Утром, когда еще не начало светать, мы уже вышли наружу. От снегохода из снега торчал только руль, но минут за десять мы все же откопали Ямаху и завели. Прицепив сзади санки, мы отчалили и взяли курс на юга.

 

Бензина хватило едва выбраться за пределы Москвы. Там снегоход последний раз кашлянул, заглох и остановился. С этого места мы начали свой странный поход. Поход к Южному лагерю.

 

II

 

Наверное, я был о себе слишком хорошего мнения. Почему-то мне всегда казалось, что моя физическая форма на хорошем уровне «и уж для своих габаритов я достаточно тренирован». Собственно, первые сутки путешествия я, хорохорясь, так и думал, но только до того момента, когда, попытавшись встать следующим утром и выйти из палатки, я вдруг понял, что все тело предательски болит и совершенно не желает двигаться. Жека, как ни странно, выглядел живчиком, суетился и подтрунивал надо мной. Это несмотря на то, что ночью он раза три вставал и откапывал нашу палатку (за ночь выпадало более полуметра снега), проверял колья, прикидывал ситуацию с погодой…

 

- Ну что, чукча. Сдулся? – Жека откровенно ржал. - А ты как думал? Герой?.. Дай угадаю, - пёр вчера вперёд как танк в угоду собственной гордости… Знакомо, дружище, знакомо. Не отставать, быть первым – это похвально… Там… – Жека махнул куда-то назад - Но здесь не подходит. Здесь, знаешь, шелухи нет. Ничего лишнего… Здесь тебя ждёт диалог с твоим настоящим «я»…

 

Мы задержались на несколько часов, пока я приходил в себя. Жека готовил есть, пару раз уходил куда-то на лыжах… Затем наконец-то я нашел в себе силы встать и мы шаг за шагом, не торопясь, возобновили путь. Жека тащил санки со всем нашим добром, а я ковылял впереди как раненая собачка и задавал темп экспедиции…

 

Мы были в пути уже неделю. По жекиным прикидкам, мы преодолели порядка 400 км, движение наше приобрело уверенный характер. Каждый час мы менялись местами и по очереди тащили на себе сани. Прибавилось ясных дней, снегопады явно шли на убыль. Вокруг, насколько хватало глаз, нас окружала снежная стихия, волнистая, сверкающая, бесконечная. Ее однотонный характер не нарушало теперь ничто. Когда днем из-за воздушных облаков изредка проглядывало солнце, пустыня зажигалась миллионами бриллиантовых брызг, и в такие минуты даже сквозь очки становилось нестерпимо больно глазам. Температура держалась на уровне 20 градусов ниже нуля и не прыгала особенно в течение суток.

 

Я заметно окреп, успокоился и все не переставал удивлялся феноменальным метаморфозам, поисшедшим со мной за столь короткий срок. Определённо, во мне совершался какой-то процесс движения, как будто старые, общественно-ориентированные пласты самосознания сдвинулись. Отныне я жил одним днем и более переживал об экипировке, палатках, инструменте, чем о тех высоких материях, о коих склонны рассуждать люди, лишенные духовной силы «относиться к себе просто»…Я как будто внезапно осознал, что мир мой гораздо меньше по размерам, чем многочисленные амбиции и запросы, которые оставались теперь там, сзади, куда так неопределённо и с неохотой отмахивался Жека. Я приобретал ясность мышления, начинал чувствовать свое тело. Теперь я уже не заставлял его, и не вынуждал покориться. Скорее, это был диалог, искренний, участливый, полный «взаимного пиитета». На равных. Определённо, это было движением навстречу простоте…

 

Через пару дней случилась беда. Жека шел впереди и тащил «санки». Мы несколько минут как поменялись и начали движение, и тут я увидел, как он внезапно взмахнул руками, выставив вперёд одну лыжу, и неуклюже сел в снег. Я поравнялся с ним и помог подняться, как вдруг заметил, что Жека щурится от боли. Растяжение… Мы тут же сделали привал, я установил палатку, затащил Жеку внутрь. Повреждённую ступню мы туго перевязали, наложили холодный компресс. Десять часов мы не двигались с места. Боль не прошла, хотя стало существенно легче. Жека прорывался двигаться дальше, но я отчетливо видел, что как он пытаясь встать, неловко припадает на больную ногу и категорически отказал ему в его геройстве. Но мы все же решили продолжить движение. Меня посетила внезапная мысль и я, следуя ей, перепаковал на «санках» наши вещи, подвязал туда же лыжи, а из рюкзаков сделал подобие сидения. Сам же обулся в снегоступы, а Жеку усадил на «санки», и так мы продолжили наш путь.

 

Четыре дня Жека приходил в себя, покуда нога не прошла настолько, что он стал более-менее твёрдо делать шаги.

 

Четыре дня мелким шагом, собрав все силы воедино, я шел вперёд. По-другому было нельзя, но я и не пасовал, не сдавался. Я просто шел, потому что мы должны были двигаться. К ночи я валился с ног и засыпал как убитый. Жека спал чутко и будил меня раз или два, в зависимости от погоды снаружи – иногда случалась серьёзная вьюга и палатку приходилось основательно откапывать от снега…

 

Четвёртой ночью, около двух часов, я внезапно проснулся и понял, что совершенно не хочу более спать. Жека сопел крепко, а я, поплотнее закутавшись в спальник, вылез из палатки и сел подле на «санки».

 

Странное дело, но снег не шел совсем. Черное ночное небо было ясным и чистым. Огромный полный диск луны висел неподвижно, словно бы невдалеке, а по снегу от меня к нему уходила искрящийся лунный млечный путь… Я зачарованно смотрел на бескрайнюю снежную пустыню, загадочно переливавшуюся в свете луны миллионами бриллиантовых огней.

 

Еще я слышал странный звук, тонкий лёгкий звон. Он был нигде и одновременно повсюду вокруг. Снежная пустыня звенела. Удивительной красоты изящный хрустальный звон то становился громче, отчетливо переливаясь вокруг меня, то стихал и разбивался на сотни мелких партий, будто в неведомой оркестровой яме полным ходом шла настройка инструментов для предстоящего концерта... И снег словно бы под эту музыку сверкал и искрился в такт, вспыхивал ярко, - там, куда случайно падал взгляд, и внезапно угасал, чтобы через мгновение появиться бриллиантовым бликом поодаль.

 

И воздух звенел вокруг меня, а я вдыхал его с упоением, наслаждаясь удивительным вкусом, свежестью, как чувством открытия; проникаясь всем телом действием, случайным свидетелем которого я внезапно оказался… Я сидел без движения, вне ощущения времени и будто бы вдруг понял время, а, точнее, понял то величайшее заблуждение, в котором я проживал годы жизни прежде, когда стремился добиться, преодолеть, победить. Я искал результат и совершенно не учитывал процесс. Я чувствовал, но тотчас стремился обдумать, оценить, взвесить, не замечая при этом, что я не совершенствуюсь в «думании», а, напротив, обремененный все большим количеством фактов, наблюдений, выявленных зависимостей, переполнявших со временем мою голову, начинаю все медленнее и дольше «думать», и жизнь начинает стремительно утекать в разрастающуюся брешь.

 

В Бесконечной Белой Пустыне не было нужды планировать. Голова становилась ясной и чистой. Я чувствовал, но не обдумывал – не было нужды, не существовало более соблазнов. Они остались там. И поэтому я был свободен чувствовать еще, чувствовать бесконечно.

 

А Бесконечная Белая Пустыня, соглашаясь со мной, принимая меня, звенела вокруг миллионами бриллиантовых огней.