Вишня – в собственной пене, в стыдливом огне, в нереальном мерцаньи зелёного с белым, вся в себе, и поэтому только – во мне, этот свет, эта боль, этот зов… Это – Белла, потому что мосты кружевами и сон над рекою, и время мороженым тает. Я опомнюсь, спасусь, отвлекусь, опоздаю, неизбежно ударюсь о землю лицом. Ежеутренний бег от себя и к себе, ежедневное рабство почти добровольно, ежеутренний бес ухмыльнётся в толпе – то ли клык, то ли пирсинг на нижней губе. Лепестки осыпаются – разве не больно? Что-то веточка чертит на голубизне, словно Сэй Сёнагон в заповедной тетради – многомерное, хрупкое, вскользь… Это – Надя смелым лучиком. Утро приходит извне и кривить не умеет. Покроюсь корой, но оставлю открытым рубец на востоке. В инстинктивной попытке согреть свою кровь бледной ящеркой вытянусь на солнцепёке. |