Искандер, эти реки тесны и горьки для того, кто привык родниковой водой утолять свою жажду. Как ручьи ни чисты, кто вступил в эту реку однажды – не отмоется, нет иорданской волны. Бисер твой рассыпается, не успеваешь сыграть, ни догнать, ну их к чёрту, такие игрушки. Немало народу не заметили сами, когда же лишились огня в благородном стремлении выйти на вольную воду. Только там, за буйками, всего лишь трясёт и тошнит, ничего больше нет. Те, кто плавает в мелкой посуде, застолбили фарватер, развесили всюду огни, незаконнорождённых (как Фет) даже слушать не будут. Постоянно рублю каждый сук, на котором сижу, и пытаюсь взлететь, отвергая позор притяженья. Получается изредка – неосторожным движеньем приоткрыть над собой чьей-то воли бездонную жуть. Эту чашу медовую пёрышком не исчерпать, все, кто был, лишь притронулись к терпкому лунному краю. Для Сизифа камней неподъёмных повсюду хватает, и нетленной солёной колонной висит снегопад. В каждой осени – новый обет избежавших клише. В каждом омуте – тихие черти волшебной свободы. Камень, брошенный в воду, всегда попадает в мишень, в самый центр кругов, с трепыханьем по левому борту. |