... Железнодорожный вокзал Тихорецка за час до полуночи - пожалуй, самое оживленное место в городе. Неоновые фонари, ярко освещающие сам перрон и привокзальную площадь с одиноко стоящим на постаменте бронзовым дедушкой Лениным, высвечивают и снующих туда-сюда пассажиров. Степенных встречающих и оживленно жестикулирующих провожающих - от них, этих фонарей, кажется, не скрыться нигде никому. Однако пространство за вокзалом и площадью постепенно, от перехода света к темени, погружается в этакий сумрачный лабиринт, изредка простреливаемый светом отдельно стоящего фонаря. И немногочисленные наряды милиции с озабоченными лицами ходят кругами по периметру этого лабиринта со стороны света - как по лезвию бритвы, стараясь ненароком не забрести в неосвещенную зону. Мало ли... Я приехал встречать гостей из Москвы, как и большинство моих соотечественников, за час до прибытия поезда. На тот самый случай - а вдруг прибудет раньше? Хотя эту тему из области фантастики уже не один десяток лет обсуждают подобные мне встречающие. И в конечном итоге сходятся в одном: такого в России быть не может, потому что это наша Россия. Но все же, как искорка в костре, теплится надежда - а вдруг сегодня... Которая, каждый раз, как вот сейчас, вдрызг разбивается о металлически-картавый голос из репродуктора: - Пассажирский поезд "Москва-Новороссийск" рейсом №... задерживается на один час тридцать пять минут. И все. Никаких тебе объяснений, почему. И сразу меркнет радость от предстоящей встречи с дальними родственниками, перерастая в глухое раздражение нашей серой обыденностью повседневных жизненных недоразумений. Ну, что тут поделаешь? Созвониться с ними по мобильнику - от этого поезд раньше на станцию не прибудет. Прохожу угрюмо с перрона через станцию к двери на привокзальную площадь, ловя по пути на себе настороженные взгляды людей в униформе, с автоматами через плечо, только и ждущих, казалось, команды: "Фас!" В чем дело, парни? Ах, да - война в Южной Осетии! А от нас до нее - с гулькин нос. Вопреки всему благополучно выхожу на площадь, доставая на ходу сигареты и зажигалку. И в ярком свете неона взгляд спотыкается сперва о бронзового вождя мирового пролетариата, а затем перескакивает на две человеческие фигурки под ним - одну повыше, другую ниже ростом. Почему именно о них, когда вокруг полно приезжего и местного люда? Сам не знаю. Может быть потому, что все куда-то бегут, что-то тащат или везут на тележках, а эти двое - просто стоят на месте. Как на назначенном кому-то свидании. Вдруг потянуло на общение. Хоть с кем-нибудь. Опять же, может быть - просто журналистский нюх на что-то необычное, а может, обыкновенное ничегонеделание были тому причиной. Ведь когда не заняты ни руки, ни ноги, освобождается окошко для простого разговора - трепа по-нашенски. Закуриваю сигарету, подхожу ближе, приглядываясь к стоящим в тени памятника. Девушка лет двадцати с небольшим, а с ней - карапуз мужского рода лет трех-четырех от силы. В руке малыша - большая темно-бордовая роза на длинном стебле. С чего бы начать разговор? - Скажите, пожалуйста, у вас сигареты не найдется?- девушка шагнула из полутьмы на свет, таща за собой мальца. Господи, когда же ты успел за всеми своими делами и заботами сотворить такую вот красоту?! Да-а, недаром говорят, что наши кубаночки по этому самому определению занимают ведущие места на многих мировых конкурсах. - Пожалуйста,- не находя других слов, выщелкиваю из пачки сигарету и только тут замечаю, что лица девушки и малыша напряжены до предела, а в глазах - озабоченнность и... тоска. - Встречаете? - Д-да, - девушка слегка запнулась, напряженно улыбнулась, прикуривая,- третий день уже. Обещал приехать еще позавчера... - А почему третий день? - Ну, поезд "Адлер-Москва" ходит по нечетным. Позавчера он позвонил и не приехал. Вчера не звонил, но мы пришли - на всякий случай. А сегодня опять не звонил и не отвечал на наши звонки... но мы снова пришли,- она неумело затянулась и отчаянно закашлялась. Мальчик дернул ее за руку, молча. - Бросьте сигарету, Вам не идет,- только и нашелся, что посоветовать, я. - Откуда ждете? - Из Цхинвали,- слезы выступили из ее глаз - крупные чистые алмазинки, сверкнувшие в свете неона. Затем они покатились одна за другой, часто-часто, сливаясь во влажные дорожки на прекрасном лице... - Не плачь, - малыш вновь дернул ее за руку, сам готовясь зареветь,- ну, не надо. Он приедет. Я вдруг почувствовал себя таким лишним здесь, возле памятника, что молча повернулся и побрел назад к вокзалу, так и не успев спросить... А что, собственно? Кто она ЕМУ? Может быть, жена. Может быть, сестра. Или дочь. Или внучка. Или вообще дальняя родственница? И кем этой красавице приходится стоявший рядом малыш? Братом? Сыном? Племянником? А зачем спрашивать? У меня радость, пусть даже омраченная задержкой этого треклятого поезда. Я встречаю ЖИВЫХ людей. А у этих двоих впереди - НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ. И нам никогда не найти общего языка... |