Предисловие.

Здравствуйте дорогой читатель! Раз уж вы взяли в руки этот рассказ, то непременно должны его прочесть, и не только потому что это не займёт много времени, но еще и оттого что автор лелеет скромную надежду донести до вас некоторый смысл, скрытый в этой истории. Но… разглагольствования в предисловии я и сам, если честно признаться, не очень люблю.

А посему – сразу к делу, то есть как раз к тому, что необходимо знать перед тем как приступить к прочтению. Читать этот рассказ лучше всего в настроении благоприятно-философском, не стремясь закончить поскорее, а напротив, читая как можно размереннее, то есть ровно в таком настроении чтобы уловить суть повествования, слегка своеобразного в этом рассказе. Лучше всего настроить свой ум на пытливость, но и слишком придираться не стоит, чтобы не испортить себе впечатление.

Местами попрошу вас простить мне мой излишний сарказм, в делах казалось бы серьезных, ибо иногда, как мне кажется самому, именно сарказм может придать повествованию нужный характер. Это и есть три простых правила, соблюдению которых с вашей стороны я буду безмерно благодарен. Ну а теперь, когда все между нами условлено, давайте приступим к самому рассказу…

 

Введение

В тот день, с которого начинается наше повествование, стояла крепкая июльская жара. По крайней мере, в городе N, который находился, где-то в средней полосе и очень часто делавший сюрпризы своим жителям в плане погоды. Именно поэтому больницы там частенько бывали переполнены. Поэтому как раз сейчас давайте перенесёмся в одно больничное заведение этого города. Пройдем в нужную нам палату на седьмом этаже и рассмотрим ее получше. Обычная казалось бы палата. Но есть и в ней несколько примечательных вещей. Во-первых, ее всю как будто только что перевернули вверх дном: на полу валялись больничные тумбы, лекарства, всяческие инструменты какими пользуются доктора, а довершал картину перевернутый и искрящий огромный больничный аппарат. Во-вторых, на кровати не было никакой постели, а стена за кроватью была забрызгана, должно быть, какой-то красной краской. Возле зеркала, висящего на одной из стен, стоял молодой человек, может быть лет двадцати двух, он смотрел в зеркало.

Вид его не вызвал бы у стороннего наблюдателя никакого доверия. На голове его все волосы были давно не мыты и взъерошены. Кофта была помята, а джинсы порваны в коленках. Но не это было самое странное в нём, он смотрел на себя глазами полными одного чувства, которое сразу и непонятно как можно назвать. Но думаю, мы подберём правильные слова, если скажем, что это было звериное упоение. Было видно, что человек (назовём его условно – Евгений) был вероятней всего доволен содеянным, причем до такой степени, что в ту секунду мог сказать, что это и была цель всей его жизни, хотя уже через час заявил бы, что слишком мелочно это для цели всей жизни. Ну и еще. Для большей достоверности стоит сказать, что улыбка на его лице была не злая, она была никакая. Лицо Евгения напоминало маску, которая, похоже, не сходила с него никогда. И лишь в моменты искреннего удовольствия, на лице проявлялась та самая улыбка, от которой, однако, не менялось выражение лица.

- Форменный псих.

Сказал Евгений усмехнувшись. Тут дверь в палату заскрипела, и медсестра с подносом в руках вошла внутрь, она быстро оглядела всю палату, остановила взгляд на Евгении, а затем бросила поднос, громко ахнула, так что могло показаться что она сейчас упадёт в обморок, и выбежала из палаты. Через несколько мгновений дверь вновь заскрипела, и внутрь ворвались трое. Двое охранников в ЧОПовской форме, с резиновыми дубинками в руках и один человек в белом халате, у всех троих лица были самые беспокойные. Было видно, что они забежали в палату, еще явственно не представляя, что предстанет перед их взором и какие действия потребуются. Евгений оглянулся, с полсекунды простоял на месте оглядываясь, по его глазам было понятно, что он ищет выхода. Внезапно он рванул к окну. Двое охранников почти сразу двинулись за ним, а человек в халате подбежал к кровати, нагнулся и принялся что-то доставать из под неё обеими руками.

Окно было открыто, и Евгений сразу вскочил на подоконник, он снова оглянулся, еще одна секунда и двое схватили бы его. Внезапно он шагнул вперед и сорвался вниз. Если мы рассмотрим этот момент получше, то увидим, что лицо Евгения, за секунду до того как он шагнул из окна, отражало испуг лишь в той мере, в какой можно было бояться боли, поэтому решение было принято почти мгновенно.

Оба охранника подошли к окну. И заглянули вниз, чтобы убедиться, что Евгений действительно разбился. И вправду. Его тело лежало внизу и прохожие уже начали собираться вокруг него.

- Эх.. не успели… - сказал один из охранников и, отвернувшись от окна, подошёл к доктору.

- Может и к лучшему… - дрожжащим голосом ответил доктор, который тем временем вытащил из под кровати вовсе не дышащего человека, у которого в шее с обратной стороны была огромная дыра.

- Матерь Божья… - перекрестился второй охранник и поспешил выбежать из палаты.

 

Глава 1

А теперь, давайте перенесемся на четыре дня назад. А если быть точнее, то в седьмое июля двухтысячного года. Тот самый город N, улица Обыкновенская в этом городе, третий дом, квартира номер пятьдесят три. В этой самой квартире, в единственной комнате, в полнейшем беспорядке, среди которого преимущественно разбросанные по комнате книги, тетради и носки, на старой, пролежанной пружинистой кровати, с матрасом, подушкой и одеялом, лежит человек, и вот уже час занимается исключительно тем, что смотрит в потолок, примерно раз в десять минут меняя позу. Лицо этого субъекта будто бы озабочено чем-то. Без сомнения в его черепной коробке происходят интереснейшие умственные процессы. Давайте попробуем разобраться в них, а для этого вам, дорогой мой читатель, следует узнать, что человек этот, никто иной как добрый знакомый встреченного нами четыре дня спустя Евгения. Друга пусть зовут Фёдор.

Тут следует нам сказать, что Фёдор весьма успешный человек для своих лет, в том смысле, в каком это принято понимать. Он учится в институте на третьем курсе, не скажу с точностью, что он изучает, но что-то связанное с менеджментом и прочим офисным мусором. Фёдор любит смешить однокурсников, имеет множество друзей и знакомых, меняет время от времени девушек, да и вообще, живёт в своё удовольствие. Однако этого не совсем достаточно чтобы понять о ком мы ведём речь. Внешне вроде бы Фёдор никак не отделяется от остальных людей, он не красив, но и не дурен собой. На дорогую одежду денег у него нет, но одеться он вроде бы умеет так, чтобы это было приятно для окружающих. С родителями он не живёт, но всегда наведывается к ним, чтобы засвидетельствовать свою любовь. Он никому не отказывает, а скорее наоборот, всегда даже соглашается, но порой это происходит так, что для вас это окажется хуже. Фёдор почти всегда улыбается, потому что настроение у него обыкновенно хорошее. Обижать людей Фёдор не любит, а поэтому почти всегда бывает осторожен, в высказывании своих мыслей, однако и подлизываться он не привык. От этого редко кому удаётся с Фёдором поссориться. Чтобы понять почему, следует посмотреть на один случай из школьной жизни Фёдора.

Старая советская школа, паркетный пол который не заменялся с самого строительства, обшарпанные стены, разбитые стёкла. В таких школах, отчего-то, всегда пахнет хлоркой. Такое чувство, что хлоркой полы могли уже и не протирать лет пять, но стены давно впитали этот запах. Когда в такие школы приходит человек который уже давно отучился, по спине у него пробегает холодок, от прежних воспоминаний, он как будто снова становится учеником, которого могут в любой момент поймать и отвести к директору. Сейчас идёт урок, всё тихо. Где-то в коридорах этой школы, на первом этаже, возле кабинетов начальных классов на подоконниках сидели два мальчика, на вид лет десяти.

- Федька тупой. – сказал один из них с досадливой злобой.

- Он достал. Постоянно ябедничает! – Подхватил второй.

- Поколотить его надо.

- Точно!

Оба мальчика заговорчески осмотрелись по сторонам.

- А что думаешь, когда поймать его?

- Да после уроков, за школой.

- Еще кого-нибудь позовём?

- Ванька ещё взять можно, на него Федька тоже тогда настучал.

- И надо всем сказать, чтобы с ним больше не разговаривали.

- Ага. Пусть знает.

Они на секунду замолчали, у обоих на лицах была довольная улыбка.

- А он опять не настучит?

- Может и настучит.

- Так как же мы тогда… ну… нас к директору отведут? – Второй мальчик явно испугался и говорил с тревогой в голосе.

- А если и отведут? - Первый говорил с вызовом.

- Страшно же

Первый усмехнулся.

- Волков бояться, в лес не ходить. Настучит – еще раз отдубасим! И вообще больше не заговорим.

Оба мальчика замолчали.

Внезапно, с другого конца коридора послышались шаги. Ребята вздрогнули.

- Завуч!

- Если что – у нас сейчас нет урока!

Но вместо завуча из темноты показался другой мальчик, того же возраста. Парни переглянулись за собой.

- Ты, стукач, чего тут забыл?

- Я не забыл. – Мальчик улыбался и подходил ближе.

- Мы с тобой больше не водимся, и никто с тобой больше водиться не будет. А после учёбы – отдубасим! Понял? После уроков – за школой! И только попробуй настучать!

Фёдор (а это был именно он) подошёл к подоконнику и ловким движением запрыгнул на него. Он улыбался. Из рюкзака он принялся что-то доставать.

- Ребят, я ведь не со зла. Я больше не буду, честно-честно!

- В тот раз тоже так говорил. Стукач.

- Я на этот раз серьёзно, видите, сейчас английский идёт, а я на него не пошёл. Я честно больше не буду. Вот, я вам шоколадки принёс.

Ребята переглянулись.

- Ну… раз так… ну ладно, прощаем, но только – в последний раз! Еще раз настучишь – точно отдубасим! Понял?

- Понял.

Все трое заулыбались и стали есть шоколад. А через неделю Фёдор снова направлялся к завучу, чтобы рассказать, как его одноклассники пропускают уроки. Он не боялся. Он верил, что его простят, всегда прощали.

 

Да-да. Всё именно так. Фёдор был как раз из тех людей кого с радушием принимали почти везде. Везде он был к месту, и всё говорил правильно и как следует. Только вот что именно он говорил, никто, к сожалению, вспомнить не мог, но все были уверены, что это что-то непременно хорошее. Он улыбался и был готов заговорить со всеми и выслушать каждого, и почему то хотелось ему всё рассказать о себе, а он сидел рядом и кивал головой, и по его лицу было заметно, насколько ему это всё понятно и близко. Правда на следующий день он уже не мог вспомнить, кто и что ему рассказывал, да и не нужно это было. Главное что тогда он пришёлся к месту. Поэтому получалось, что Фёдора любили все.

Все. Кроме людей не любящих доверять свою жизнь всем подряд, тех людей, что присматривались к человеку несколько глубже, чем остальные. Так уж сложилось, и ничего в этом плохого нет. Объяснить причину этой неприязни нам будет чрезвычайно просто. Люди замкнутые, имеющие друзей поменьше, но зато очень хороших, про себя называют Фёдора проституткой. Потому как считают что принципов и вообще жизненных устоев, таких, знаете, чтобы непробиваемых, бескомпромиссных, у Фёдора нету вовсе, именно поэтому он нравится всем почти. Однако таких мнений Фёдор не понимает и пугается, и чтобы не выдавать своего непонимания предпочитает добродушно смеяться над людьми, высказывающими в его сторону подобное. Но вот только когда Фёдор слышит это, у него внутри что-то щемит, и он понимает что эти люди говорят правду, и что он какой-то неправильный, вот только чем, понять он не мог. И действительно, правда скрыта вот в чём. Фёдор человек глубоко общественный, любящий большие компании и прочее, прочее, прочее. Фёдор был этаким возведенным в максимум сборником принципов и устоев общества, тех самых, что впитываются в нас с молоком матери, а раз эти принципы есть во всех, то и Фёдор кажется всем фигурой чрезвычайно положительной.

 

Несмотря на всю скептичность отношения Фёдора к людям замкнутым, он никогда не брезгует с ними пообщаться, так сказать попытаться разговорить. Хоть оно и редко у него получается (оттого что он натыкается на стену презрения) иногда всё же кто-нибудь, нет-нет, а начнет говорить, и выльет Фёдору все, что сидит в голове. Таким образом, как-то раз в институте, в перерыве между парами, внимание Фёдора упало на одиноко сидящего Евгения. Как показалось в тот момент Фёдору, Евгений просто катастрофически нуждался в его присутствии. По всей видимости, в этот день идиотично бодрое настроение Федора, достигло максимума, и он решил подойти к человеку, с которым прежде имел лишь здороваться. Он подошёл к Евгению и, улыбаясь своей дежурной улыбкой, пытался посмотреть ему в глаза, попутно садясь рядом. В глаза Евгению заглянуть не удалось, потому что он что-то увлечённо читал. Тогда Фёдор произнёс фразу следующую:

- Вот ты Женёк вроде нормальный парень, а всё сидишь… Нет чтобы пойти пообщаться со всеми? А?

Евгений моментально поднял глаза на Фёдора, они смотрели презрительно и с ненавистью. Улыбка Фёдора невольно исчезла, а сам он встал со скамейки. Вся бредовость этой фразы моментально пронзила сознание Евгения, и болью отдалось в его самолюбии. Евгений же вследствие яркого личного темперамента этого стерпеть не смог, и тут же набросился на Фёдора.

- Тебе, ублюдок, делать больше нечего, как людей доставать?

Ответ был произнесен с тем ярко-выраженным отвращением к собеседнику, которое случается лишь от крайнего раздражения. Фёдор к такому ответу был не готов, а потому встал в ступоре и смотрел на Евгения как на что-то непонятное. Евгений воспользовался этим моментом и, торжествуя внутренне, произнес с еще большим отвращением и возвышенностью довершающую фразу.

- Пошёл вон.

Однако Фёдор не пошел, что-то внутри него зашкалило, и он весь как бы приподнялся и со звериной мощью рванул правую руку к шее Евгения. В следующую минуту тот уже был прижат к стене и изо всех сил пытался оторвать руку Фёдора от своей шеи. Однако это было невозможно, потому как Фёдор находился теперь в таком состоянии, что мог бы остановить коня на скаку. Знаете, в таком состоянии люди убегают от бешеных собак и перемахивают через четырёхметровые заборы за секунду, а уже через мгновение не могут понять, как это произошло. Так как высвободиться Евгению не представлялось возможным, он, не видя другого выхода, ударил ногой Фёдора в пах. Фёдор взвыл, моментально оторвал руку от шеи Евгения и осел на пол, зажимая руками причинное место, и попутно шепотом произнося всякие, недоброжелательные слова в адрес Евгения. Однако тот не остановился, и, собрав всю свою желчь и злость, вложил ее в следующий удар ногой Фёдору по лицу. Фёдор перекувыркнулся и упал лицом на пол. Из губы и носа его немедленно потекла кровь. Евгений же внутри себя смаковал момент и злорадствовал. Однако радовался больше всего он не боли Фёдора, а тому, что сразу выдал ему такой замечательный ответ и не задумывался, прежде чем ударить по лицу. И это, друзья, интереснейший факт. Евгений радовался тому, что не стал заставлять себя улыбаться, а напротив, сразу дал понять Фёдору своё отношение к нему. Если говорить обобщенно, то Евгений был бесконечно счастлив, что сумел не подвергать себя болезненному акту подчинения морали и этикету. И на волне этого торжества над правилами, Евгений совершил завершающий аккорд возвышения своей личности – удар ногой по лицу Фёдора.

 

Однако удар этот пришёлся не по Фёдору как по Фёдору, а по Фёдору как по олицетворению фальшивого радушия и доброты, которые могут и будут изображаться лишь человеком, которому спокойствие и сохранность, собственно, себя, признание баранов, руководствующихся моралью, придуманной пастухами, чтобы держать стадо в загоне, дороже чем правда. Истинная правда, своей души и личности.

 

Фёдор похоже лежал без сознания. И к нему на помощь тут же подбежали какие-то люди, которые немедленно послали за доктором, и Фёдора осмотрели. Доктор – женщина лет тридцати, с озабоченным видом осмотрела больное лицо Фёдора. Увидев жуткий след от удара, она повернулась к Евгению и с жалостью во взгляде и голосе спросила.

- За что… вы его так?

Евгений с трудом сдержал еще одну волну гнева и процедил сквозь зубы.

- Захотелось.

Женщина отвернулась и больше не задавала Евгению вопросов.

Возможно, у уважаемого читателя возникнет вопрос, как же в таком случае мы могли называть Фёдора и Евгения добрыми знакомыми? Для ответа на этот вопрос, нам следует проследить за ними чуть далее. Итак, оказалось, что вследствие сильного удара у Фёдора случилось сотрясение мозга и его положили в больницу. Евгений, который был абсолютно равнодушен по отношению к Фёдору, мог стерпеть любые несчастия, которые постигли бы того, именно поэтому Евгений избрал Фёдора для своего «эксперимента» - как он сам это называл. Вся суть этого «эксперимента» была в том, чтобы Фёдор понял, отчего Евгений так разозлился и осудил бы себя, при этом признав действия Евгения абсолютно правильными. Но это друзья мои, была только внешняя сторона вопроса. Что хотел Евгений именно, так это чтобы Фёдор поменялся, от его (Евгения) воздействия. При одной мысли о том что он может целенаправленно превратить «барана» (как он называл Фёдора) в «человека» Евгений становился чрезвычайно доволен собой. Он даже почти и не сомневался, что сможет это всё провернуть – настолько гениальной казалась ему эта идея. По мнению Евгения, от его воздействия (а именно от проникновенной речи) Фёдор станет совершенно просветлённым и избавится от всей дурости, которая была в нём прежде.

Собственно всё это объясняется тем, что Евгений не только не считал Фёдора достойным собеседником, но даже и вовсе отобрал у бедняги право быть в его глазах личностью, но, несмотря на это, Евгений желал, чтобы Фёдор сделался настоящим человеком, и чтобы это произошло не само собой, а с подачки Евгения, тем самым, он мог бы считать себя наставником Фёдора, а это непременно доставляло бы ему величайшее удовольствие.

Да простит меня мой читатель, я пока что не многое говорю о самом Евгении, а лишь описываю внешнюю сторону его поведения, иногда объясняя те или иные его поступки, но сейчас нам важно рассказать о взаимоотношениях Евгения с окружающим миром, чтобы вы могли осознать всю странность, а вместе с тем и интересность этой личности. Итак, стало быть Евгений пошёл к Фёдору в больницу, дабы объяснить тому всю несостоятельность его личности.

 

Думаю не стоит описывать как наш герой полчаса бегал по всему зданию в поисках нужной палаты, такова уж суровая действительность нашей страны, самое важное что в конце концов он её нашел. И вот, Евгений стоит в коридоре, в котором, по всей видимости, больше двадцати палат. Тут, как и положено любой русской государственной больнице, пахнет затхлостью. Стены в коридоре грязно-серого цвета, потолок – бежевый, весь в пятнах от воды. Жёлтый в черную крапинку линолеум был вычищен до блеска, что непременно вызвало у Евгения желание плюнуть на пол, от которого он впрочем воздержался. Пройдя несколько шагов вперёд и, остановившись перед нужной палатой, Евгений обвёл взглядом дверь, как бы приготавливаясь к тому моменту, когда Фёдор увидит его и посмотрит в глаза. Этот момент, по мнению нашего героя, был одним из важнейших за всю встречу. Вот что думал Евгений в тот момент: «Когда наши взгляды встретятся, то мои глаза в то время должны отражать внутреннюю уверенность, но не закрытость. Еще главное, чтобы между этим в них как-нибудь не мелькнула слащавая дружелюбность. Затем надо, чтобы был в них образ отеческого наставления, но не выпирающий образ, а как бы фундамент, глубоко в сознании. Меж тем тень жалости о происшедшем, но чтобы даже не походило на извинение… вот вроде и всё… лишь бы не забыть… и не растеряться… вот ручка двери… Пожалуй, можно и не стучаться, пора.»

Евгений распрямил плечи, еще раз прогнал в голове все, что должен был сделать, вздохнул, резко выдохнул и рванул ручку двери на себя. Дверь не открылась, Евгений присмотрелся, на двери висела табличка: «От себя».

«Вот же, черт возьми, а я уже, похоже, был готов, не иначе как кто-то надо мной и моими мыслями сверху потешается». Он усмехнулся и, оправив одежду, что было вовсе не обязательно, толкнул дверь, на этот раз заминок не было, и дверь открылась сразу. Спальное место было всего одно, и Евгений сразу приметил на нём посапывающего Фёдора. Он был абсолютно весь почти покрыт одеялом, открытой оставалось единственно голова. Сверху она была замотана бинтами. Вся левая сторона лица была опухшая, и даже глаз заплыл. На губах виднелись кровоподтёки, нос был приплюснут. Надо сказать, что весь этот жалкий и жуткий вид Фёдора вызывал у Евгения исключительное, с трудом скрываемое отвращение. Евгений еще раз оправил одежду и уже был готов начать говорить, оставалось только разбудить как-нибудь Фёдора. Для пущей вашей осведомленности добавлю, пожалуй, что Евгений не спал всю ночь, репетируя перед зеркалом некоторые отрывки своего «эксперимента». Он может даже продумал самую мельчайшую деталь, малейшее своё движение бровью, он как будто представлял себя героем кинофильма, а Фёдора – невольным зрителем, который должен был остаться от его выступления в исключительном восхищении. Любой ответ Фёдора был заранее изучен, и продуман был на него детальный ответ. Евгений не хотел, чтобы хоть что-то пошло в его «эксперименте» не так, и поэтому раз пять он перепроверял свою речь и вносил какие-то изменения, и то ему казалось, что они были как раз, то напротив, он думал что они и вовсе не нужны. Словом он долго готовился, и в итоге пришёл к варианту который устраивал его больше других, он и был избран для окончательного и безоговорочного поражения Фёдора.

 

Хотя момент начала разговора и представлялся Евгению одним из важнейших (из-за первого впечатления) он никак не думал, что Фёдор будет спать. Внезапно, такое маленькое несовпадение с планами, привело его в легкое волнение. «Если я просто подойду и толкну его, то это может причинить ему неудобство, и он меня уж не будет хорошо слушать, а наоборот, пропустит всё мимо ушей, только лишь вспоминая, какой я негодяй, и ожидая моего ухода. А если я просто деликатно кашляну, он может, пожалуй, подумать что я чересчур зазнался… Господи, что я такое говорю? Разве возможно этого олуха привести в не благодушное настроение? Пожалуй, даже если я стукну его еще раз ногой по роже он только обрадуется, что я пришел его навестить!.. А что если просто подождать пока он проснётся?.. Эээ нет… не пойдёт. Больной человек хоть день проспать может и даже не заметит… Эге… а я пожалуй знаю как его разбудить…»

 

Евгений вышел из палаты, нарочно громко кашлянул за дверью, три раза постучался и вошёл, при этом как можно противнее шаркал ногами. Он знал, что Фёдор уже наверняка проснулся и смотрит прямо на него. Настало время посмотреть ему в глаза. Евгений сделал взгляд, который должен был быть в этом месте, и посмотрел на Фёдора. Взгляд больного казался Евгению слишком незначительным. Еще бы! Ведь он не готовился всю ночь. Во взгляде Фёдора читалось лишь в большей степени недоуменнее и немного злость, а после того как он побольше вгляделся в Евгения, там появилось немного любопытства и страха. Как раз то, что Евгений хотел. Пока что всё было как он и задумывал. Фёдор отвёл взгляд уже секунд через десять, и, смотря куда то в сторону, отстраненно и со скрываемой опаской спросил:

- Ты чего тут… забыл?

Евгений сел на стул стоящий рядом с постелью и подался в сторону Фёдора, положил руку ему на плечо и сказал с отцовскими нотками в голосе:

- Я не забыл, я поговорить с тобой пришёл.

Фёдор недоброжелательно посмотрел на руку Евгения у себя на плече, отодвинулся подальше, чтобы рука спала и сказал, всё также боясь смотреть в глаза Евгению:

- Мне не кажется, что нам есть о чем говорить…

Он говорил сухим, немного хриплым голосом, но в нём всё равно читалась некая боязнь. Евгений подумал, что его взгляд уж слишком давит на Фёдора и посмотрел на Фёдора в этот раз больше с заботой.

- А мне есть, что тебе сказать.

Федор, отчего то, вдруг забегал глазами. Это и было понятно. Наверное, в последние несколько дней у него только и было мыслей, что о Евгении, и он никак уж не думал, что тот сам заявится к нему в палату. Это показалось Фёдору странным, не упоминая уже о том, что говорил Евгений как то странно. Федору думалось что эта интонация предвещает ему наверняка что-нибудь недоброе.

- Смотри, ты уж бегаешь глазами! А я допрашивать тебя не собираюсь, не бойся.

Фёдор остановился как парализованный, казалось всё в нем застыло. Он решительно не знал, чего от него хочет Евгений, его слова еще больше пугали. Он не понимал, с чего вдруг Евгений захотел упомянуть про его глаза. Фёдору казалось, что его видят насквозь. Сердце Фёдора застучало сильнее, а в глазах его теперь читался единственно испуг. Он сглотнул слюну и, едва шевеля высохшими губами, спросил, стараясь сдерживать дрожащий голос:

- Так… чего же ты пришел? Говори только…

Внутри Евгений уже торжествовал, волнение Фёдора ледяной волной расползалось по комнате. И Евгений сказал:

- Что ж. Когда ты оказался тут со своим сотрясением, мне об этом сразу рассказали. И знаешь, сказали это даже как то в упрёк. Меня это очень злило, я не считал, и теперь не считаю себя виноватым в том происшествии. Поэтому хочу, чтобы ты знал сразу – я пришёл не извиняться, а кое-что решить, кое-что, что очень близко касается тебя.

Ты скорее будешь удивлен, когда я перейду к делу, но постарайся не волноваться, а просто слушай. Я долго раздумывал, над тем, стоит ли мне приходить и рассказывать тебе всё то, что я собираюсь. Несколько дней я не выходил из квартиры, обдумывая все, что надо тебе сказать. Я спорил сам с собой, желая узнать правильный ответ, так как спросить мне было некого, одна моя часть вопрошала другую: «А стоит ли он того, чтобы понять то, что мы можем ему рассказать? Ведь не каждому дано знать больше чем он уже знает, если Господь распорядился так, то должно ли быть по-другому? Могу ли я вмешиваться, нужно ли это? Поможет это тебе или наоборот – убьет?». В такие моменты я подолгу бился в поисках ответа. Но, в конце концов, он приходил ко мне, как будто кто-то подсказывал: «Глупый не услышит то, что услышит мудрый. Ни один человек не получит больше того чем ему нужно. Человек как стакан, наполняемый знаниями, кто-то из нас – великий кубок королей, а иной – дырявая плошка. Если он сможет, пусть примет эти знания, если нет – да будет так. Как бы ни случилось – всё по замыслу Господню».

И когда я пришёл к этому ответу, то, наконец, понял, что я должен делать. Я словно прозрел: ничего не предпринимая, я сам сгоняю себя в пропасть, и последний шанс который был мне послан – это ты. Я могу спасти твою душу.

Евгений остановился, чтобы передохнуть. Фёдор лежал весь бледный и тяжело дышал. Он перевёл взгляд на Евгения, который смотрел на стену и как будто вспоминал следующую часть речи. Фёдор дрожащей рукой нащупал на тумбочке стакан с водой и поднес к губам, половину при этом расплескав на простыню. Он две секунды помедлил, как бы думая о чем-то важном, и залпом выпив оставшуюся воду, вновь перевёл взгляд на Евгения, и спросил, тяжело дыша:

- М.. мать твою… ты это всё серьезно?

Евгений который как будто совсем ушел от происходящего, сфокусировал взгляд на Фёдоре, отчего-то доброжелательно улыбнулся и спросил:

- Что ты сказал? Прости, я не услышал.

- Я говорю… ты это всё серьезно… это не шутка?

Евгений опять посмотрел на Фёдора и точно также улыбнулся.

- Да. Это всё чистая правда, а теперь, можно я продолжу?

Фёдор отвел взгляд и взъерошил волосы:

- М-м-м-мать… да ты… нет, нет, ничего. Продолжай.

Евгений тяжело вздохнул, встал со стула, оправил кофту и направился к двери. Фёдор приподнялся на койке и удивленно спросил:

- Ты куда…? Уходишь?

Но Евгений остановился возле стены, опёрся на неё рукой и продолжил. Теперь он говорил без той назидательной интонации, что была прежде, а напротив, добавил в голос какой-то упрёк:

- Я сейчас буду говорить, а ты не спорь и не мешайся мне.

Евгений посмотрел на Фёдора, увидел в его глазах согласие и продолжил.

- Знаешь Фёдор, люди вроде тебя, они всегда меня поражали, это очень странное явление. Люди, которые способны угодить всем, которых все любят, но которые ничего не умеют. Есть люди похожие на тебя, правда единственно тем, что тоже привлекают многих, но они же и отличаются от тебя разительно. Тем, что они не просты. А ты прост. У них идея есть в голове, понимаешь? А у тебя никакой идеи нету. Ты только понимаешь что не надо делать, и тем самым бережёшь себя от гнева. И тем самым получаешь расположение. Только вот загвоздка. И привлекаешь ты таких же баранов подобных себе. А люди с идеей привлекают же людей с пытливым умом, которые могут понять ценность идеи, которые осознают важность творческой личности, которым наплевать на проявления бараньей морали, которые и сами не будут выдавливать дежурную улыбку. Словом люди с идеей привлекают людей с идеей. А ты, баран, привлекаешь баранов.

Только знаешь, в тебе и интересно то, что ты почти безнадёжен, в тебе нет задатка для бунта, у каждого где-то в душе, может быть совсем глубоко, нет, нет, да и найдётся такой задаток.

Да, возможно от этого тебе даже хорошо, но внутри ты никто. Тебя нет. Ты идёшь на убой и сам этого не понимаешь. Ты можешь поверить, кажется, всему, что тебе скажут. Даже люди, стоявшие у истоков системы, не были такими как ты. Даже в большей степени не были такими как ты. Но на таких как ты они рассчитывали. На тебя была их надежда.

Последние слова Евгений выкрикивал, с какой-то остервенелой ненавистью выплескивал из своего нутра.

– Из таких как ты… должно бы состоять идеальное общество. Утопия. Тебе скажут трамбовать асфальт и ты будешь. Даже глазом не поведёшь. Прикажут улыбаться и вытирать ботинки своему начальнику, и ты будешь. Скажут броситься на танк – ты и это сделаешь.

Евгений немного успокоился, перевёл дыхание и вновь продолжил.

– В тебе нет ни капли творческой мысли. Ты не сможешь сотворить ничего, если не будет схемы. Если и есть массовый потребитель то это – такие как ты. Вам не дано выбирать, что именно любить, это за вас выбирают, что вы будете любить!

Я бы и сам хотел ответить на вопрос… почему я решил исправить именно тебя. Мне это ударило в голову сразу после того кхм… случая. Я тогда на том месте еще сидел и думал: «Господи… уж не знак ли это мне… изменить барана в человека?» - И долго у меня это из головы не шло… и сейчас не идёт… Я вот говорю, а сам думаю, кем ты станешь после этого? И довольно. Но знаешь, я это всё вру, что мне есть до тебя дело, таких как ты множество. Это что-то вроде эксперимента. Сможешь ты измениться или нет? Вот что мне интересно. Конечно, я знаю что ты всё будешь вначале всё отрицать. Но это так и должно быть. Но потом, ты поймёшь, ты наверняка поймёшь и поменяешь себя. Тогда тебя может и можно будет назвать человеком. Но я не знаю. И никто не сможет узнать, пока это не случится.

Впрочем… Довольно. Довольно пустых пререканий. Сейчас пожалуй самое время начать, как раз когда твой разум раздразнён мной. Сейчас всё что я скажу будет ложиться в твоё подсознание. Здорово, да? Ты даже сам этого не поймёшь. Я расскажу тебе. Всё что ты должен узнать, о том кто такой настоящий человек, что такое жизнь и зачем она! О людях, и о баранах, которые только кажутся людьми. Узнаешь пожалуй и что такое «Бог» И зачем он узнаешь. Ты ведь никогда об этом не задумывался, да? Я знаю – да! Жаль что никого тут сейчас нет, чтобы увидеть это, да… на это было бы интересно посмотреть со стороны.

Последнюю минуту Евгений сильно жестикулировал, и обращался то к потолку, то к стенам, реже – к Фёдору. Он растрепал себе все волосы, а глаза его горели как-то странно, зло и решительно. Со стороны могло показаться, что он отошёл от плана. Но это было не так, он знал всё. Куда должен посмотреть, когда пристукнуть рукой по столу, когда сделать гневный выпад рукой. Но всего этого Фёдор не знал, и ему казалось, что эта речь совершенно спонтанна. Поэтому Фёдор вглядывался в Евгения лучше, стараясь уловить каждый момент его речи. Внезапно Евгений как будто что-то осознал, в глазах его отразилось понимание чего-то важного.

- То что я делаю, должно бы быть запечатлено в веках, на страницах книги, или в кино. Я почти представляю, как это сможет изменить чью-то жизнь. Кино посмотрит человек, и он загорится моей идеей. Потом ещё и ещё. Они устроят митинги, и будут выдвигать дурацкие требования, которые я сам может и не поддержал бы, но им не ответят, и тогда они начнут ломать витрины и переворачивать машины, и дойдут до здания парламента. Им навстречу выйдет милиция, но никого не убьют, потому что и среди политиков и среди генералов будут мои сторонники, которые помогут нашим. И тогда, все их требования будут выполнены, во главе нового государства встанет тот самый первый человек который понял мою идею, и объявит этот фильм вне закона, и будет новая революция… Ха! Кто знает? Может и так будет? А может и не будет! Кто может утверждать, что этого не будет? Никто.

Фёдор лежал ни жив ни мертв, он пытался понять тот смысл, что старался донести до него Евгений. Но смысл непрерывно от него ускользал, и в итоге Фёдору всего то и оставалось как лежать в ожидании того, что произойдёт дальше. Тут к чести Фёдора стоит сказать, что он вовсе не обижался на «барана» и прочие оскорбления Евгения, и не от того что был до того благосклонен к Евгению, а скорее от того что вовсе не понимал что речь идёт о нём. Так свинья которую ведут на убой продолжает хрюкать и вилять хвостиком, до того момента как воткнут в неё нож. Евгений же меж тем начал расхаживать по комнате.

- Что Фёдор, думаешь, люди мы с тобой? Или нет? Сам то ты – человек? Ты думаешь что да! Но что можешь понять ты? Человек с идеей посмотрит на тебя и засмеётся. Ибо не человек ты есть, а животное! Исполняющее то, что велят ему инстинкты, выбирающее то, что предписано, в угоду не своей душе и правде, но в угоду бараньему правилу!

Правило, которое сам не можешь нарушить или отвергнуть! И это самое страшное. Что у тебя даже и не зародится мысль его отвергнуть. Ты думаешь, что все, что тебе велят – правильно с самого начала. Нет в тебе пытливого ума. Ты не можешь понять, что те кто тобой руководят – сами этим правилам не следуют. А знаешь, ты, кто есть настоящий человек? Хаха! Прислушайся к этим словам, в них – всё. Это как раз то, что и будет главной идеей фильма. Это, пожалуй, будут вещать по телеканалам после моей смерти.

Так слушай же. Настоящий, истинный человек, Фёдор мой, это тот – кто свою правду, правду души держит выше всякой другой правды! Выше пастушьих указаний и выше своих инстинктов.

Такого человека судьба не проймёт! Он всякое переживёт и вынесет. А над таким как ты… чуть только ослушаешься, отобьёшься от стада, и судьба будет хлестать тебя плетью до крови, до боли, пока снова не вернёшься. Потому-то, таким как ты, и шагу прочь нельзя ступить! А станешь ты настоящим человеком – и судьба будет бросать тебя, бить своей плетью, кидать об любой утёс, а ты будешь только крепнуть!

Евгений остановился, теперь в его глазах горело какое-то остервенелое счастье. И он воодушевленно смотрел вверх. Он постоял еще секунд пять, и перевёл взгляд на Фёдора. Тот сидел на краю, поджав ноги под кровать, а руками вцепившись в матрас. На лице его виделось Евгению отрешенное непонимание, он смотрел на Евгения как на что-то бесконечно далёкое. Счастливое лицо Евгения сменилось гримасой отчаянья.

- Ты совсем не слушаешь меня! Ладно. Хоть я сейчас, только что, посмотрев на тебя, и понял, что ты останешься тем же бараном, я совершу задуманное. Знаешь ли ты, что в основании любого барана, вроде тебя, особенно у тебя, лежит эгоизм? Всё устроено так, что каждый баран, чувствуя то или нет, делает всё ради себя. На это рассчитаны правила пастухов, о которых я тебе говорил. Так им проще руководить тобой. Зная, что они всегда могут надеяться на твой эгоизм – они могут не волноваться. Им легко тебя раздразнить и легко тебя успокоить. Они знают, что тебе нужно. Помнишь почему?

А надо бы, чтобы ты запоминал то, что я тебе говорю! Потому что не ты определяешь, что тебе нужно, а они.

Внезапно прозвучал хриплый голос Фёдора.

- Извини… я… прерву. Ты, – тут голос Фёдора немного подорвался. Он будто бы сам боялся что остановил Евгения, – не прав. Мать… ну… даже умрёт за ребёнка!

Евгений моментально нашёлся что ответить.

- Умрёт? Да, умрёт! Что может быть дороже, чем второе я? В мечтах ее избавленное от всяких недостатков? Идеализированное! А, знаешь, пожалуй, ты привёл даже правильный пример. Родившийся ребёнок – больший эгоист, чем кто либо.

Вдруг, Евгений заметил в Фёдоре что-то странное, глаза его сверкнули как-то странно, каменно, несогласно.

- Нет. Я не верю.

Евгений озлобленно посмотрел на Фёдора и закричал:

- Молчи. Я же просил тебя молчать! В конце концов, помолчи же! Дай мне договорить! Последнее слово, которое я скажу – о Боге. О том, что создало всё. О том, что создало меня, создало тебя… хоть и странно, что оно создаёт таких… вроде тебя, но без этого не было бы и жизни пожалуй.

- Бога нет.

- Замолчи. Ты говоришь это от своей глупости. Ты не можешь выйти за рамки, чтобы понять. Ты думаешь, что Бога нет? Тогда расскажи мне, где кончается вселенная? Что за этим концом? Пустота? Ничего? Вакуум? А что за ним? И когда оно закончится? Ха!

Так вот слушай – Бог – это не Иисус. Бог – это не Будда, и не Аллах. И ни одна религия не может сказать, что её бог – истинный. Потому что Бог – един, и каждый найдёт в нём то, что ему дороже. Кому-то нравится Иисус и милосердие, кому-то Будда и целомудрие, кому-то Аллах и его праведный гнев.

Но истинный Бог это другое. Истинный Бог – это то, что создало нас и поселило на этой земле, точно также и со всей остальной вселенной. Это то, что отпустило нас в свободное плавание, и то, что ценит не смирение, но гордость. Настоящий Бог – тот, кто разговаривает с тобой через твою совесть. Это тот, кто оценит правду внутри тебя, если ты в неё свято веришь! Бог ценит только это. И нету никаких грехов. Есть только твоя совесть и ты.

В ком правды нет, кто не способен на свою идею, кто подчиняется тому что предписано, того она жжёт изнутри за каждое отступление от стада. А за смирение и подчинение – не тронет.

А человек в ком есть такая правда, кто умрёт за свою правду, кто до самых страшных пыток будет её защищать, и чем ярче она в нём горит, тому совесть позволит многое, и Бог осудит по совести! По правде души. Если совесть жгла тебя за малейший проступок – да будет так, Бог накажет тебя за все проступки. А кому она позволяла многое, кто мог перешагнуть через неё, в ком Правда была, кто в неё истинно верил, тому Бог после смерти подаст всё, что будет желанно! Ответит на любой вопрос и наказать не посмеет. Ибо оценит твою правду.

Евгений остановился весь разъяренный и алчно смотрел на Фёдора, ожидая от него возражений. И Фёдор спросил:

- По твоему же выходит, что если советь мне позволит изнасиловать и убить маленького ребёнка, то Бог… то есть, Бог о котором говоришь ты. Меня не осудит? Ты хоть понимаешь, какой это бред?! И как это… жутко звучит?!

- Если есть у тебя правда, которая говорит тебе, что так надо! Если можешь позволить себе сделать это, если совесть не будет тебя мучить, а наоборот отступится и даже подтолкнёт в угоду правде души. И если ты веруешь, свято веруешь в неё, в эту самую правду, то не осудит!

Евгений смотрел на Фёдора с вызовом, желая спорить ещё. Но Фёдор больше не хотел спорить, Евгений казался ему каким-то средоточием зла и неправильности, скопищем всего того, от чего его предостерегали еще с пелёнок.

Однако в ту минуту он не смог и двинуться с места. Потому что казалось будто Евгений погружённый в свои помыслы и слова, уже дошёл в своей речи до того состояния когда был готов разорвать на куски любого, кто скажет ему слово против. Пока Фёдор всё это думал, Евгений продолжал говорить:

- А ты ведь, похоже, и вправду ничего не понял? Ха! Что ж! А впрочем, как же я мог надеяться, что ты что-то поймёшь? Да, я не учёл главного. Что твоя, твоя-то совесть будет отвергать всё что я говорю, и ты не можешь перешагнуть через неё! Я слишком слаб, чтобы зажечь в тебе правду. Хотя может и не так! Ты слышал всё что нужно чтобы узнать о том кто ты есть, и кто есть настоящий человек… но ты верно не смог понять этого. Знаешь, нет брат! Это не я оказался слаб! Это ты, баран, непробиваемо туп. Как и должно быть.

Фёдор же тем временем оказался настолько вне себя, что уже пришёл к выводу, что вполне себе сможет выдворить Евгения из палаты.

Он поднялся с кровати и подошёл к говорящему чуть ли не вплотную. Евгений отстранился.

При виде распухшего и заплывшего лица Фёдора, Евгению сделалось снова до жути противно, почти как вначале разговора и он скривил гримасу отвращения и не в силах больше сдерживаться, тем более разозлённый тем что не справился со своим «экспериментом» выкрикнул со злостью:

- Экая у тебя брат рожа поганая! Так бы и бил по ней, еще и ещё… урод! Баран!

Ярость пронзила Фёдора, и он, схватив Евгения за обе руки, чтобы тот не смог отпираться, сказал самым низким и хриплым басом, на какой только был способен, и который не переходил границы комичности. Меж тем Фёдору было весьма трудно сдерживаться, чтобы не сорваться на визг:

- Тебе пора отсюда уйти. Или я буду вынужден сказать персоналу, что ко мне ворвался сумасшедший!

Едва сказав это, Фёдор понял, что Евгений будет сопротивляться.

Евгений тут же со всей силы ударил ногой Фёдора в голень, отчего тот отшатнулся. Фёдору показалось, что всё повторяется, точно как в тот раз, и им снова овладела звериная ярость.

Его лицо покраснело, и он заорал, по-звериному, так что любой услышавший такой крик, подумал бы на медведя. Фёдор не думая схватил первое, что попалось под руку, а именно – железную тележку с различными инструментами и лекарствами, которые немедленно посыпались на пол. Фёдор замахнулся изо всех сил, и уже было думал, что тележка сейчас прошибёт Евгению череп, но ошибся.

Евгений как то ловко подогнулся и тележка пролетела прямо над его головой, и он, пользуясь случаем, схватил упавшую железную ложечку, какой в больницах всякие доктора проверяют у больных горло.

Фёдор уже начал было поворачиваться, но Евгений опередил его, запрыгнул на спину и стал душить. Фёдор закрутился как бешеный, ударяясь спиной, с висящем на ней Евгением, об стены, и роняя при этом всё что можно: тумбочки, вешалку и, в конце концов, какой то большой аппарат, стоявший у стены и назначения которого Фёдор не знал.

В конце концов, Евгений спрыгнул сам, и ударил Фёдора что было сил ногой в спину, а затем ложечкой по щеке, да так сильно, что щека проткнулась.

Фёдор взвыл как бешеный, и двумя руками схватился за ложечку и выдернул ее. Кровь лилась у Фёдора изо рта и с обратной стороны щеки, и он шатким шагом направился к кровати, чтобы перевязать полотенцем еще одну изуродованную часть лица, но он не дошёл.

Евгений, окончательно потерявший голову от своей победы, схватил окровавленную ложечку и ударом ноги повалил Фёдора на кровать. Из глаз того лились слёзы, возле рта смешиваясь с кровью, и он, едва шевеля губами, прерывистым голосом умолял:

- Нет… Нет… пожалуйста, я сделаю всё что захочешь…

Он плакал ещё сильнее, и особо жалобный вид ему придавало его изуродованное лицо. Евгений стоял возле кровати и, нагнувшись над Фёдором, говорил, и его слова перемежались со смехом:

- Хахаха! Ты безнадёжен! Даже сейчас ты хочешь, чтобы я отдал тебе приказ! Ублюдок! Не можешь… ничего… решить сам! Но! Довольно глупой болтовни! Я могу ещё сделать кое-что полезное! Хахаха!

Рыдающий Фёдор хватался за вырывающиеся руки Евгения и продолжал умолять, но разум его уже настолько отчаялся, что несчастный лепетал что-то неясное и непонятное.

Евгений одёрнул его:

- Убери руки болван, и лежи смирно! Будешь лежать тихо, тебе же будет лучше! Открывай рот!

Фёдор замотал головой.

- Нет… нет… пожалуйста…хватит…

Фёдор замолчал, сжал губы как можно плотнее и тут же получил мощный удар в солнечное сплетение, его рот непроизвольно раскрылся, в надежде захватить воздух, но Евгений с бешеным безумием прокричал:

- Ты поймёшь всё на небесах, когда Господь отправит тебя таскать мешки к чертям за твою баранью покорность!

И всадил ложечку вглубь рта Фёдора, тот взвыл и замахал руками и ногами, но Евгения это не остановило, он с яростью вбивал ложку дальше, и, наконец, пробил Фёдору шею, и даже кажется, судя по хрусту, повредил ему один из шейных позвонков.

Вот, кажется, подушка Фёдора начала покрываться чем-то красным и наволочка её очень скоро совершенно промокла.

Бедный Фёдор пытался кричать, но уж и этого не мог, всё что он мог это как-то судорожно дёргаться, что, впрочем, не могло остановить процесс умирания, скорее всего от болевого шока, хотя может от излишней потери крови или повреждения дыхательных путей.

Нельзя сказать, что этот факт не обрадовал Евгения, потому что именно что обрадовал. Наконец, когда судороги Фёдора закончились, Евгений вскочил с кровати, сволок Фёдора на пол и запихнул под кровать, после чего начал сдирать с кровати всю постель и пихать её туда же, к Фёдору. Когда всё это было кончено, Евгений поднялся в рост возле кровати. Лицо его было совершенно красным, а глаза горели.

Трудно сказать, что в тот момент переживал Евгений. Скорее всего, он был доволен.

Причём доволен до такой степени что ему казалось будто он уже на небесах, и та Высшая Сила, о которой он говорил, встречает его в небесных апартаментах, восхищённо улыбается ему и громко аплодирует, а на столике возле воздушного трона стоит бокал с мартини, и Высшая Сила протягивает бокал Евгению и они вместе, по дружески, начинают обсуждать как он ловко отделал Фёдора. Вот они вместе смеются и похлопывают друг друга по плечу, и ему, Евгению, говорят чтобы он желал чего только вздумается, а он, неспеша, потягивает мартини и улыбается, а Высшая Сила всё говорит и говорит ему, о том что таких как он, сейчас почти не встречается, как ей приходится ежедневно выслушивать жалобы всяких баранов у которых нету правды в душе и что, мол, было бы здорово если бы он, Евгений, снова вернулся на землю и профессионально бы занялся изничтожением баранов. Но внезапно Евгений поднимает глаза вверх и спрашивает: «А что Фёдор? Он уже был тут?», а ему отвечает: «Нет, но наверное скоро подойдёт»…

Через несколько мгновений Евгений отдышался и, подойдя к зеркалу, не без удовольствия сказал, обращаясь к самому себе:

- Форменный псих.

 

Тут за дверью послышались шаги, Евгений обернулся и увидел как открывается дверь, в палату вошла медсестра, она держала в руках поднос, кажется с лекарствами. Её глаза быстро пробежали по палате, которая надо сказать была абсолютно разгромлена, девушка лет двадцати двух, тут же приметила кровь на полу, и отсутствие Фёдора на койке, сперва ей показалось что фигура, стоящая возле зеркала и есть Фёдор, но она тут же поняла, что это не так.

Её испугал этот человек, смотрящий на неё взглядом полным какого-то холодного насыщения, и вновь зарождающейся ярости. Она ахнула и выбежала из палаты. Евгений было хотел побежать за ней, но вспомнил, что охранники сидят недалеко, и она, по всей видимости, направилась к ним.

Это был седьмой этаж, Евгений не мог себе позволить провести 20 лет в тюрьме за убийство одного барана, и поэтому сразу понял, какой есть еще выход. Времени думать не было, сзади него послышались шаги, в палату ворвались два охранника и человек в халате. Евгений обернулся, охранники почти сразу бросились к нему и, казалось, что уж почти схватили его, но он мгновенно рванулся к окну, раскрыл его, и, почти не думая, шагнул вперёд. Смерти он конечно не боялся, но боялся боли. Сколько он пролежит на асфальте прежде чем душа покинет его тело? Секунду… две… или полчаса?

 

Он летел. Падение переросло в какой-то странный полёт вне пространства и времени, возможно, на самом деле, тело Евгения уже давно ударилось об асфальт, но сам Евгений продолжал лететь. Он летел в каком то тёмном пространстве, летел, сам не зная куда. Выхода или хотя бы намёка на него нигде не было. Пустота давила.

Так продолжалось минуты две. Когда в одно мгновенье всё исчезло. И полёт, и темное пространство. Евгений оказался в каком-то белом помещении, нельзя описать его форму, это было просто пространство, без углов, без стен. Единственное что в нём было – это дверь, и Евгений открыл её. За дверью оказалась белая комната, в конце которой стоял трон из облаков, на троне сидел пожилой мужчина, лет шестидесяти и с коротенькой седой бородой. Одет на нём был единственно халат. Впрочем, и в халате он выглядел величественно и устрашающе. Евгений испугался. Но дедушка как-то хитро улыбнулся ему и указал рукой куда-то в сторону, рядом с троном материализовался столик из слоновой кости, на нём стоял бокал с мартини. Евгений нерешительно подошёл к столику и взял стакан. Уже через несколько мгновений Евгений и Высшая Сила завязали дружескую беседу.

 

По заключениям экспертов смерть наступила через полминуты после удара, и два санитара выбежавшие из больницы отскабливали от асфальта уже бездыханное тело Евгения.

 

Послесловие.

Вот такая вот история мой читатель. И я полностью соглашусь, если вы скажете, что она весьма незамысловата и возможно не заслуживает внимания вовсе. Но, несмотря на это, мне бы очень хотелось если бы она, до некоторых, а может и до многих, донесла некоторые мысли, коими пропитана, и если это случится и вы поймёте, и примете, то что я пытался донести, то я смогу сказать что то что я задумал – совершено.

 

Но это еще не всё, думаю нужным добавить что Фёдор, после того как был обнаружен под кроватью, еще оставался жив, вследствие чего его незамедлительно доставили в реанимацию и провели, наверное, ряд нужных операций.

Это помогло ему снова встать на ноги и продолжить свою жизнь, которая после двух встреч с Евгением кардинально изменилась. Хоть сам Фёдор этого никогда не признавал внутри себя, но слова Евгения оказали на него почти что животворное влияние. Фёдор бросил институт, и, к удивлению своих многочисленных знакомых, занялся живописью, талант к которой у него открылся еще в больнице, когда ему заживляли шею.

Теперь Фёдор живёт один, в большом доме, и большую часть времени проводит наедине со своими картинами, которые приносят ему, как он сам говорит, душевное спокойствие.

И, наконец, Фёдор взрастил в себе ту самую «правду души» о которой ему рассказывал Евгений, и теперь свято верует в неё. И вот уж четыре года прошло, как первый вопрос который задаёт Фёдор незнакомому человеку звучит так:

«А есть ли у тебя, брат в душе правда? Ну знаешь… такая чтобы умереть за неё мог?»