Выборы и Перегрев

 

Рассказ.

 

 

 

После работы на ферме Савелий непременно, будто по должности ему это полагалось, заходил в сельский магазин. У ступенек его поджидали родные дети. Чаше лишь малолетние сыновья- их было четверо, иногда прибегали и две старшие сестренки. Пацаны еще издали заметив худого маленького отца, медленно бредущего с фермы, проворно шмыгали в магазин и кричали продавцу:

 

- Нилыч! Готовься! Батька овражек переходит.... В момент объявится у тебя.

 

- Что с того?- угрюмо отвечал старый лысый продавец, уже давно находящийся на пенсии, но не имеющий сил отпасть от своей заразной профессии.-- Надоел мне этот цирк его. Одно радует, что мать ваша аккуратно плату за его клоунаду взносит... Никогда не спорит! Верит кредиту моему...

 

- Он и водку и конфеты покупает. Ты его уважай, смотри! Знатный покупатель.

 

- Мне что! Народ жалуется. . От чудачества его покупателей наружу выворачивает. Одна баба на сносях мальчонка чудного родила- на одной руке десять пальцев, на другой ни одного. Но труженик великий ваш отец! За это и уважаю Савелия Перегрева. Как говорится-мал золотник да дорог!

 

Подойдя к магазину вышеозначенный Савелий Перегрев разувался на траве-мураве , с блаженным кряхтением стаскивая с худых тонких ног огромные, засохшие да каменности кирзовые сапоги с длиной голенищ до колен, и бросал на просушку в кусты вонючие портянки. От их запаха оттуда эвакуировалось все живое. Маленькое личико Савелия при этом ненадолго принимало выражение покоя и благости.

 

-- Пашу как два коня...Имею полное римское право выпить !- глухо бормотал он с усилием оттягивая железную , обвешанную гремучими замками дверь. Заклепнутые вхолостую , они еще долго качались и самовольно брякали за посетителем.

 

Были замки и на ставнях, и на подсобке, и на продуве погреба, на заслонке вытяжной трубы и даже на железном коробе, в котором продавец возил свежий хлеб. Запоры он по вечерам закладывал по часу не менее. А связка ключей поперек живота у Нилыча делала его похожим на стражника средневековой темницы.

 

Не смотря на это магазин по несколько раз в году подламывали. Выкрадывали в основном водку. Тогда наезжали милиционеры с собакой, районные сыщики ползали с лупой вокруг здания, давили коленками дерьмо, матерились, развешивали по округе фотороботы, но ни один взломщик еще ни разу словлен не был, похищенное списывали, дозор усиливали новым замком... Однако ходил слух, что хитрый опытный Нилыч, не попавшийся ни на одной ревизии, сам устраивал эти взломы, дабы покрыть недостачу.

 

Завидев внутри покачивающегося от усталости Савелия продавец омывался умилением и спрашивал:

 

- Чего пожелаешь, богатырь?

 

-- Эх ты, ноги с пятками! Еще спрашиваешь! Как всегда...Усадить четвертинку надо. Для покоя души ! На совхозном дворе сто двадцать пять голов бычков на мясном откорме стоят, а я один. Раньше четверо работу выполняло. Это как,а?

 

Нилыч с бойкой готовностью бросался в отдел промышленных товаров, брал с полки новенькую алюминиевую миску и ложку, вытирал их полотенцем, ставил на прилавок. Потом из второго отдела магазина- продовольственных товаров снимал четвертушку водки и отрезал горбушку ржанного хлеба, черную, поджаренную до хруста.

 

Уже напоследок клал на весы несколько горстей дешевых конфет. Он знал требования клиента. Угощение было готово!

 

Савелий отодвигался на край прилавка, крошил в миску хлеб, зубами мелким и частыми, как у грызуна скусывал с "мерзавчика" белую юбочку, и булькая выливал в миску водку, тщательно следя, чтобы весь хлеб пропитался водкой.

 

Затем ложкой принимался хлебать эту убойную тюрю. При этом громко чавкал и блаженно щурился, будто вкушал самое изысканное на свете явство. Посетители магазина, особенно женщины, пулей вылетали наружу. Но однажды, когда хлеба не оказалось, и Савелий накрошил в миску вафель, то вымелись из магазина и самые стойкие мужики.

 

Пьянел он на глазах. Много ли надо щуплому мужику, "недокормышу" , детство которого выпало на голодные военные годы. По окончании трапезы Перегрев возвращал продавцу миску с ложкой, и дети вели его домой, по дороге выуживая из карманов конфеты. Нилыч же записывал в клеенчатую тетрадь сумму посещения. И всегда завышал кредит.

 

Зимой его поджидала с санками жена, женщина крупная и суровая. Пока хозяин угощался она не смела войти в магазин. Савелий это не любил. Еще во времена Ивана Грозного так было- пока мужик сидит в кабаке, пропивая деньги в пользу государя- никто из близких мешать ему не смей. Вмиг перегородит дорогу специально приставленный к "кружалу" стрелец.

 

Выстаивала смирно и Перегревиха- в гнев и визг не ударялась!

 

Только дети забегали внутрь торговой точки и приносили краткие новости.

 

- Мамка! Готовься. Корочкой хлеба миску вычищает...Ложку облизывает.

 

- Злой? Или как?

 

- Ага! Глаза вразбежку... Один на Нилыча смотрит, другой неизвестно куда... Кулаки сжимает и разжимает.

 

-Беснуется , карлик! Накалился Перегрев. О, Господи, чего сегодня будет?

 

А было одно и тоже. Дома малорослый Савелий пытался побить жену. Для этого ему приходилось подпрыгивать. Иначе не накидать фонарей рослой бабе. Жена легко отражала удары распетушившегося кормильца и вопила:

 

- Савва! Саввушка! Остынь!

 

- Какой я тебе Савва? возмущался тот.- Ишь выдумала! Я с тобой вместе свиней не пас. Не Савва я, а Савелий Никитич! Эх ты, ноги с пятками!

 

- Ну Савелий Никитич! Хотя отца твоего Никиту и вспоминать не хочу. Убивец... Мучается, небось, на том свете. Хоть и неродной он тебе...

 

-- Отца не трожь! Он фронтовик!

 

--Фронтовики по немцам стреляли, а он по нашим. Тьфу!

 

Говорить про отца Савелий не любил. С ним была связана главная тайна его жизни. Ее он не открывал даже самому близкому человеку. Хотя жена знала, что отец Савелия служил раньше в НКВД, привез откуда-то чужого мальчишку и усыновил его. Знала и то что, один из настоящих фронтовиков в селе Матвей Коробков люто ненавидел бывшего милиционера и однажды на охоте убил его из ружья. Но и сам не уцелел, потому что получил ответный выстрел. Так доказало следствие. И лежат они теперь оба на кладбище почитай рядом...

 

Угрюмый оттого, что не подвесил жене гостинцев Савелий ложился на заправленную кровать. В сапогах, засохших от грязи и навоза. Кепку большую скидывал, обнажая гриву густых волос. Скрещивал кирзачи и покачивая носками, принимался играть вторую часть спектакля.

 

- Вот скажи мне баба пустомясая? - вопросительно прищуривался он.- Витька- мальчонок? Волосы светлые, глазенки тоже. Ясно - мой сын! А у Катьки почему глаза черные? От кого она произошла?

 

- Дурак! Тоже твой ребенок. У меня же глаза темные...

 

- Ты вся темная... А Сашка почему кудрявый? У Димки вообще нос, как у грузина... Димитрий- вылитый продавец Нилыч!

 

- Идиот скотский ! Все дети твои! Савва! Не позорь меня... А то ухватом огрею! Кто про меня в селе дурное слово сказал.

 

- Не Савва, а Савелий Никитич! Дети у нас точно от разных отцов.

 

- Ты и виноват. Неизвестно сам какого происхождения... То ли из немцев, то ли из евреев.

 

- А у вас одни колдуньи в семье,- язвительно парировал Савелий.- Что мать твоя умела присуху делать. Что бабка, которая мухоморы сырые с аппетитом жрала

 

- Это верно, Саввушка!- рассмеялась Перегревиха.- Наестся мухоморов и давай на картах гадать. Мне жизнь долгую нагадала и много детей. Насчет детей сбылось...Этому я рада- не буду кривить душой. И ты детей любишь. В этом одинаковые мы с тобой.

 

- Кто тебя , темноту мясную, еще бы замуж взял? Я в школе за тобой на задней парте сидел. Четыре года щеками пухлыми любовался... Прямо перло из тебя здоровьем.

 

- Ты за это на мне женился?

 

- Конечно! Патока с мухами... Ноги с пятками!

 

Перегревиха краснела от удовольствия, но не подавая виду громко командовала:

 

- А ну брысь с кровати. Ишь , барин какой... Белье засвинячишь. Машину стиральную второй год обещаешь купить.

 

- Погоди Ольга Николаевна. Через месяц бычков моих на мясокомбинат сдадут, расплатятся, деньги будут. Бычки по высшей упитанности пойдут. И их лелею...

 

- Сколько ты мяса государству произвел, а в магазинах пусто...

 

- Это уж выходит политика такая. Значит не все исправно трудятся в государстве нашем .Руководства больно много, партийцев... Я один целую ферму тяну, а начальников пять. Даже парторг и тот командует, хоть я и не партийный. Приходит вчера и говорит: " Как, мол, Савелий Нититич не взять ли тебе повышенные социалистические обязательства по увеличению привесов в честь предстоящих выборов?" " Можно, -говорю,- только мне руки надо увеличить?" " Как это?- спрашивает" "А вот так,--говорю.-- сейчас у меня две руки, а если еще две пришить, тогда , конечно, буду как четыре коня пахать"

 

- Выборы -это хорошо!-сказала жена,- что-нибудь из продуктов городских подкинут. Соли привезут. С пол-зимы внапряг живем.

Праздник будет. Выходной обязательно... У нас с тобой свадьба тоже когда-то в аккурат перед выборами была. Помнишь? Все по-людски... Я платье новое себе сшила.Из крепдешина. Ты свой первый костюм купил в раймаге. Чистая шерсть. Не забыл?

 

- Помню! Он до сих пор в шкапу висит. Не разу больше не одевал. Перед скотом что-ли рисоваться?

 

- Вот и достань на выборы! А я платье свое попробую натянуть на тушу. И пойдем вместе голосовать,- мечтательно сказала жена.

 

- Посмотрим! У меня выходных не бывает,- окончательно присмирев сказал Перегрев.-- Я бы лучше на кладбище мать- отца проведал. Да и твоих родных тоже... У нас там много могил. Десятка два уж набралось... Моя следующая. Я же на пупке корма для целого стада таскаю. А ну уклонятся внутренности и кишки вывалятся когда-нибудь наружу. Только бы детей нам с тобой на вид поставить... Эх ты, ноги с пятками!

 

В день выборов привезли в сельмаг пива, соленой кильки и сладких фиников. Пиво было в бутылках, килька в скользких черных бочках, а сушенные финики в картонных коробках с изображением египетских пирамид и верблюдов.

 

Напоследок пришла машина с дефицитной солью. Из торговли постоянно исчезал какой-нибудь дозарезу нужный товар. Оно и мудро власти поступали. Надо, чтобы вечно не хватало чего-нибудь, чтобы мечта у человека не переводилась , с нею жить сладостно.

 

Нилыч отоваривал покупателей на вес прямо с кузова машины. Очередь, заряженная счастьем, воодушевленно гудела. Скупали соль на пуды. У продавца аж вспотела лысина, и он шлифовал ее магазинским вафельным полотенцем.

 

- Бабы! Зачем столько соли берете?- в шутку увещевал он ненасытных покупательниц , объезжая всех вопросительными глазами.- У меня мозги от вашей глупости вспухли...

 

- Про запас Нилыч! Запас он карман не тянет. С зимы напряг... Тебе же выручка. Глядишь и обвесишь кого нибудь. Лишнюю копейку дочкам в город перешлешь! Говорят , старшая у тебя дом строит...

 

У Нилыча, действительно, жили в городе три дочки, которым он помогал. И это способствовало слухам о периодическом разыгрывании им спектаклей об ограблении. Но не пойман не вор!

 

- Соль же испортится может. Черви заведутся... Не разумеете никак? Целые клубки...

 

- Чего? Черви?--удивленно протянула Перегревиха.

 

- С палец толщиной...Сам видал.- Нилыч даже покрутил обеими ладонями, переплетая их в изображении червивого, шевелящегося клубка.

 

Бабы испуганно отпрянули от машины.

 

- Вот беда-то! А мы и не догадались. Переводим дуры, деньги .Спасибо, Нилыч, просветил... Ой, темнота наша!

 

И кляня свою безхозяйственность вовсе отошли . Но через минуту раздался истошный вопль той же Перегревихи.

 

- Дурак! Какие в соли черви могут быть Подумайте! Это же не крупа, а химия сущая. В ней всякий микроб гибнет. Никакая зараза не произрастает. Даже плесень. Отсутствие жизни наблюдается. А он, Фантомас про черви толкует! Издеватель!

 

- И верно! Шутит, кудрявый! Айда назад! Выстраивайся в новую очередь... У него гада у самого черви в мозгах завелись.

 

И с удвоенной энергией смели еще один годовой привоз соли. Дети Перегрева с полотняными мешочками тоже исправно отстояли в очереди и отоварились.

 

- Ну вот! Теперь и вам всем до свадьбы хватит!- удовлетворенно сказала мать.- А может и до конца жизни.

 

 

Голосование проходило в сельском клубе. За день до этого приезжал лектор из района. Говорил о политике, ругал любимый фильм детей и взрослых под названием "Фантомас", называя его "ядовитой кинопищей", призывал любить кукурузу, и сулил скорый и неотвратимый приход коммунизма.

 

- Когда хлеба будет вволю! Ограничения всякие вводятся. Скоро до талонов дело дойдет...Советской власти уже сорок лет, а толку мало видно,- задал ему вопрос старый партиец Вскорсов.

 

- Товарищи!- звенел молодой голос лектора.- Раскрываю секретные сведения. Вот-вот начнется освоение залежных земель в Казахстане. Там сотни тысяч гектаров диких земель. Они накормят государство наше.

 

- Зачем драть степи эти с пауками? У нас и тут земли необихоженной полно. Но партии виднее. Поедем водку пить в дальние края. Пусть сайгаки подивится. Еще один вопрос? У меня брат в соседнем колхозе обитает . Мне за работу в совхозе худо- бедно денежку платят, а ему палочки ставят. Когда выйдет ему облегчение...

 

-Это, товарищи вопрос не в моей компетенции. Натуральная форма оплаты труда еще долго будет сохраняться в колхозах, как передовая...

 

- Ни хрена себе передовая. Он пробовал деру оттуда сделать, так ему в паспорте отказали... Вопрос на прояснение ситуации еще имею? Какие это выборы если выбирать не из кого?

 

Тут поднялся Николай Карлович Эрлих, председатель сельской избирательной комиссии, директор школы.

 

- Чем Вас не устраивает наш кандидат?- грозно вопросил он и так сурово сдвинул брови, что молнии брызнули из его зрачков. Брызнули и пронзили всех присутствующих .

 

Этот Эрлих, присланный учителем в село был не из русских, а из немцев. Молодой, энергичный, быстро выбившийся в директора. На нем хорошо сидел костюмчик, язык его всегда выговаривал только правильные слова и ему впервые доверили такую должность. Он мечтал отличится ревностью в ней и заслужить какого-нибудь повышения, чтобы не прокиснуть в глуши.

 

А отличится по части выборов можно было лишь стопроцентным голосованием "за". Хотя Николай Карлович знал, что даже в газете " Правда" сотая доля процента на выборах отдавалась каким-то неведомым бунтарям, не согласным с политикой партии, но на его избирательной территории этого не случится. Какие здесь могут несогласия? Какие бунтари? Да он за пять минут выпрямит их до генеральной линии. Сам Николай Карлович всемерно трепетал и укреплялся в силах шественного движения вперед.

 

И местный бунтарь парализованно умолк.

 

Савелий Перегрев в этот день, как всегда, ухаживал за мирно жующими бычками, набиравшими вес для убоя на говядину. С грустью подошел он к пустому месту в стойле. Там еще вчера стоял его любимец бычок- Гром. Самый смирный и упитанный. Савелий любил его почесывать между рогов. Гром при этом шумно вздыхал и прикрывая выпуклые фиолетовые глаза, шершавым языком лизал Савелия в плечо... А вчера приехало начальство совхоза и казнило Грома. Себе на мясо. А Савелию достались внутренности и голова...

 

В день выборов Перегрев закончив работу пораньше зашел по обыкновению в магазин. Но тюрю свою дешевую и жестокую заказывать не стал, а приобрел в кредит аж две полновесные "белоголовки", сотню килек и пол- буханки хлеба. Нилыч молча подал требуемое, буркнул:

 

- Решился? А когда голосовать будешь? Народ уже отметился. Ликует теперь. Водку метет, пиво...

 

- Успеется! Комиссия допоздна обязана сидеть,- твердо сказал Перегрев и двинулся в конец села, где возвышался печальный, обросший деревьями холм местного погоста.

 

 

...За час до закрытия избирательного участка, когда время приближалось к полночи председатель Эрлих забеспокоился. Его планы о ста процентах срывались. Объявился таки бунтарь, вставший поперек благостных мечтаний. Николай Карлович, перелопатив списки избирателей без труда вычислил имя человека, из-за которого он мог закиснуть в глуши. Савелий Никитич Перегрев! Он один не подошел к урне и не вострепетал от восторженности момента...

 

- Кто этот человек?- спросил Николай Карлович едва сдерживая негодование .- Я не местный, оттого в затруднении.

 

- Та-к! Мужичок один неприметный. Водку с печеньем заместо первого блюда хлебает,- ответила тонконогая Людочка Фролова, секретарша сельсовета тоже входящая в комиссию.

 

- Надо его отыскать и принудить выполнить свой гражданский долг,- решительно сказал Николай Карлович.- Дайте мне походную избирательную урну. Я направлюсь к нему домой. Людмила Афанасьевна вы поможете мне?

 

- Конечно! Я проведу Вас!

 

Людочка была влюблена в приезжего немца и мечтала заклепать его в цепи супружества, видя в нем свое интернациональное счастье.

 

И они вдвоем пошли к дому Перегрева. Людочка по дороге лягала голыми длинными ногами отбиваясь от комаров. Николай Иванович косился на нее и вздыхал. В доме бунтаря было тихо. Дети спали, а сама Перегревиха упаковывала купленную накануне соль в дедовский сундук. Она перебирала мешочки, и на лице ее светилось довольство больше чем у короля Лира.

 

- Нету хозяина дома. С работы еще не вернулся.- равнодушно информировала она.

 

- Какая работа, Ольга Николаевна? Ночь овладела миром!- взвизгнула Людочка, прихлопнув в воздухе обеими ладошками очередного комара , подлетевшего снизу к ее короткой юбочке.

 

- Ему что день, что ночь! Он мясо государству наращивает. Хотя чешется у меня догадка одна.

 

- Какая?- Людочка брыкнула острыми коленками.

 

- На кладбище он! Замыслил отца своего проведать. На могилы Вам надо идти! - и жена Савелия вытянула руку в направлении грустного холма, погруженного в покой летнего вечера.

 

- Вы точно знаете, что он там?- обомлев спросил Николай Иванович.- Путешествие ночью на кладбище не виделось ему увлекательной прогулкой.

 

- Точнее не бывает! Я. пожалуй пойду с Вами! За мужа переживаю! Лампу керосиновую " Летучая мышь" называется возьму с собой.

 

- Правильно, Ольга Николаевна. А то помрем в темноте со страха,- сказала Людочка и страстно вцепилась в руку Николая Карловича.

 

Тот вежливо кашлянул и высвободил свои пальцы. Да , он был холост, но будущая жена виделась ему все же другой. Какой он и не знал в точности, но не простецкая секретарша Людочка, недавняя выпускница школы.

 

Через пол-часа, не долее они втроем уже подошли к воротам угрюмо черневшего кладбища. Было тепло и безветренно. Между холмиков металась рыжая лисица, да гулко дубасил старую осину дятел, заканчивая свой ужин.

 

- У меня сердце заходится что-то. Ну дядя Савелий, паразит ты этакий!- дрожащим голосом пропищала Людочка, опять прижимаясь к Эрлиху.- Я хоть и родилась в этом селе, но кладбище ночью никогда не посещала...

 

Из мрака гукнула сова, а потом пронзительно запищала мышь, попавшаяся в когти хищника. Поверху деревьев пробежал ветер, а потом и у самой земли заструился холодок. Людочка поджала голые ноги.

 

- Хотите выпить?- шепотом вдруг предложила Перегревиха.- Для храбрости.

 

- А у Вас, что алкоголь имеется?- просипел интеллигентный Эрлих.

 

- Самогонка! Своя. На травах лечебных. Я и пирожки с капустой прихватила.

 

- Давайте, теть Оля! Дернем по стопке,- сказала Людочка.- Чтоб мурашки не бегали..

 

И они, пугливо озираясь, выпили. Ароматные травы и тающие во рту пирожки укрепили их значительно.

 

 

Савелия Перегрева, надежду "стопроцентной демократии" они обнаружили по храпу. Непроголосовавший "бунтарь" лежал возле могилы отца и безмятежно спал, дергая во сне ногами. Вероятно ему было страшно лежать среди покойников и он пытался убежать отсюда, однако сильное опьянение приковало его к земле.

 

 

Закончить поминки по всем своим усопшим родным он не успел. На могиле стояла , отсвечивая белой головкой нераспечатанная бутылка водки и лежали соленые рыбки.

 

Надо поднять его! - сказал Николай Карлович.-- Не положено лежа голосовать. Не соответствует политическому моменту.

 

- Это я в момент!- сказала жена.- Не впервой мне оживлять его.

 

Она склонилась над спящим мужем и ужасным, точно иерихонская труба голосом провыла:

 

- Спишь, подлец? Вставай, страшный суд настал... Описывай, зверюга грехи свои... За что жену тиранишь?

 

Слова эти мгновенно проникли в сознание Савелия. Он резво вскочил с кладбищенского ложа. Но изрядная доза алкоголя в кровяном русле сыграла с ним недобрую шутку. В мерклом свете керосинового фонаря, рождавшего тусклые тени кладбищенских крестов он никого из людей не узнал, а посчитал себя представленным к высшему суду на том свете. Он повалился на колени, уткнул маленькую голову в отсыревшую холодную траву и забормотал:

 

- Казните! Угли раскаленные готов жрать. Пилите меня хоть вдоль, хоть поперек. Я человека убил. Никто об этом не знает. Даже супружница моя и дети. Раскаяться желаю...

 

- Приступай!- жестко сказала Перегревиха остановив жестом спутников, пытавшихся вывести Савелия из ....

 

Перегрев всхлипнул и сбивчиво заговорил:

 

 

- Отец, который похоронен здесь мне и не родной вовсе... Он раньше в НКВД служил. А как началась война его вдруг в Поволжье перебрасывают. Вроде служебной командировки... А вы кто, апостолы? В суде числитесь?

 

- Конечно! Не мямли мужик. Разгружай душу Я сам Михаил Архангел!- прогудела Перегревиха, довольная подвернувшимся случаем выведать тайны мужа, которые он тщательно сохранял в себе.- Чего он в Поволжье делал?

 

- Немцев выселял... Кого везли в вагонах, кого пешком гнали. Одну партию на Урале водой сплавляли. На старой барже. Молодая женщина-немка вышла утром с ребенком умыться и свалилась в реку. А плавать не умела. Мой отец бросился спасать их. Ребенка вытащил, а мать течением унесло... Тот ребенок был я. От немцев сосланных я родился. Понимаешь, Михаил,- архангел, ноги с пятками?- уже нарочито по - свойски заговорил он с вымышленным судьей. Милиционер пригрел меня меня и привез в родное село. Они с матерью были женаты еще до войны, но детей им бог не ссулил.. Отца потом на фронт забрали. Но не с немцами воевать, а в заградительные отряды. Он по нашим отступавшим стрелял. Когда вернулся в село фронтовики его возненавидели. Особенно Матвей Коробков. У него орденов было больше всех. И его сына при отступлении из пулемета посекли краснопогонники... Однажды на охоту пошли. Я тогда еще мальчонком был, лет четырнадцати и тоже увязался. Там и произошло все. Я случайно увидел, как Матвей выстрелил из ружья в спину моему отцу. Он давно хотел отомстить ему... Отец упал и в болоте вода сразу покраснела, будто пузырек чернил красных вылили. Рядом никого не было. Я поднял заряженное ружье отца , подошел к Матвею и зажмурившись спустил курок... Никто этого не видел. На следствии решили, что они, давние враги застрелили друг друга. А на самом деле это я убил старого фронтовика. За отца. Он же не виноват был. Ему товарищ Сталин такой приказ отдал...Грех меня мучает всю жизнь. Пить из-за этого начал. Простите!

 

А теперь волоките меня в ад! За все отвечу.

 

- Оставайся пока здесь! Можешь поспать еще, грешник великий... Решение наше получишь позже, - сурово сказала мощная Перегревиха, и схватив за руки Эрлиха и Людочку потащила их к выходу. Те, разумеется, сопротивлялись, в особенности Николай Карлович, с тоской понимая, что достичь замысленных им результатов выборов нет никакой возможности. Пьяница, перепутавший жену с архангелом Михаилом, не может быть избирателем Верховного Совета даже будь он трижды из немцев.

 

И жена Савелия, опять откупорив свою лечебную, восхительно пахнущую самогонку, сказала умоляюще:

 

- Не трогайте его уже... Пока я Архангел для него, не прибьет он меня. Проспится и все позабудет. А догадается, что раскаялся не перед богом, а передо мной- жизни мне будет. Он хоть и маленький, а такой клоп едкий... Я тому рада,то все узнала. Вот отчего он мучается оказывается? Не осуждаю его... Мне жить с ним, детям отец нужен. Да и люблю я его, наверное, язву адскую. И Вас богом прошу- забудьте все. Как говорится " не покраснев- лица не сносить".

 

- Хорошо, тетя Оля!- сказала Людочка.- Я даже завидую Вам.- А вот Николай Карлович как? У него выборы. Надо идти нам подводить итоги. Протокол в район отвозить...

 

Эрлих перекинул на руках почтовый фанерный ящик, приспособленный под переносную урну для голосования, прокашлялся , сиплым от ночной сырости голосом сказал:

 

- Застряну я в этой вашей гиблой деревне... Как пить дать. Но делать нечего. Решусь на ваше предложение. Покинем же скорей это страшное место.