Скоро утренняя стража. Блёкнет свод, спит долина у подножья Ветилуи, ветер травы целомудренно целует, да цикада одинокая речёт. В бледном небе проступил, седобород, горный кряж, хранящий мету меловую древних вод. Сердце бьётся! Ускоряет шаг стопа к стенам крепости, где каменные башни смотрят в небо, обречённо и бесстрашно на навершии скалистого горба. В угасанье звёзд и тонкого серпа, в их молчании суровом – скорбь и жажда. И мольба! Там, в степи, простор до края полонив, мириадами дымов колебля землю, войско тёмное сынов Ассура дремлет. Их костры горят в ночи, как головни, как светильники войны на пепле нив, для полей и гор, и тварей – злое время возвестив. “Кровь детей на лезвиях своих мечей, вы, несущие в карающих походах, не боящиеся мщения Господня, - жёсткосердные мужи, чья плоть грубей скола камня. Аравийский суховей дышит смрадом на безлюдии холодном крепостей, что лежат под ассирийскою пятой. Разорённых алтарей зола и пустынь, тел поверженных поля, речные русла с неподвижною водою кровяной, матерей осиротелых горький вой в пыльном мареве и рабства призрак тусклый над судьбой – вот удел непокорившихся земель, смерть, полон ли – выбор скудно-невеликий… Псы войны! По слову вашего владыки, жизни светлой драгоценная кудель, где молитва, песнь и хлеб, и колыбель, оборвётся посечённой повиликой неужель?! Пожинайте! Вы виной, что наша речь, робость, нежность, смех, потупленные взоры – только полог хитротканный и узорный, укрывающий от вас Господень меч… Нашу ненависть сумевшие возжечь, будьте прокляты! В бесславье и позоре вам полечь!”… Пред вратами Ветилуи, посреди истомлённого осадою народа, ветер волосы чужого полководца, словно ком, в пыли дорожной ворошит. И клинком горит, с дрожанием в груди, дочь Мерарии, рождённая свободной, Иудифь… |