По чистой воде.

 

 

Рассказ.

 

 

 

День простоял очень теплым, с голубым весенним маревом и капелью, однако речка, остановившаяся на бегу еще прошлой осенью была, по-прежнему, закована в лед.

 

На зимней переправе вилась тонкая тропинка, синела лыжня и тускло поблескивала прорезь санного пути. Вдоль конного следа неторопливо, чавкая лапами по снежной каше, вышагивали зловеще черные на белом снегу вороны отыскивая, по обыкновению своей каркающей натуры, дополнительный харч в конском помете.

 

В своем доме на правом берегу реки сидел вечером за основательным ужином Григорий Вскорсов. Было ему сорок восемь лет, выглядел он большеносым крепышом, без единой седины в густых волосах, начинавшихся низко над маленьким лбом, с лицом грубым и обветренным. Рядом находилась вторая его по жизни супруга. Подперев голову локтями она любовно заглядывала мужу в глаза. А тот ужинал, громко чавкая, и c присущей ему немногословием и основательностью изрекал что-нибудь о текущей жизни.

 

- Весна подступает... Слава богу- опять, выходит, через зиму перекинулись. Времена года по-научному...Коловорот жизни!

 

- Да, Гриша! Солнце припекает вовсю уже... У детей веснушки пошли. Старшая дочка лифчик требует.

 

- Не сегодня -завтра лед порушится на реке,-добавил он неспешно втягивая в себя рюмку самодельной вишневки и смачно закусывая домашней ветчиной- Надо лодку готовить...

 

- Пора, Гриша!- тихо отозвалась жена.

 

- Вот я и говорю... Конопатить, смолить время судно! Сезон!

 

- Расскажи про комиссию в районе. Про ВТЭК!- попросила жена.- Почему тебе первую группу инвалидности отклонили? Интересно даже! Другим присваивают , а тебе нет! Разве ты хуже других инвалидов?

 

Она примяла на затылке пышные рыжие волосы, пронзив их еще одной шпилькой.

 

- Недоволен я этим ВТЭКом,- нахмурившись сказал Григорий.- В положение инвалидного человека и не думают, сволочи этакие, входить. Формалистику разводят... Народу больше чем людей... Так и оставили при второй группе. А какое это пособие? Курам на пшено едва. Гроши ломанные... Издевательство над смыслом укороченной жизни!

 

Он посмотрел за окна. Было еще светло и над рекой копился все более сгущаясь едкий, разъедающий снег туман.

 

Григорий стал инвалидом еще в детстве. Как принято у мальчишек всех поколений, начиная с древних воровал яблоки по чужим садам, упал неудачно с дерева. Сломал шейку бедра. Кости по молодости срослись быстро, но неправильным манером. Левая нога стала короче правой. На шесть сантиметров. С тех пор ходил с палочкой, чуть припрыгивая, будто постоянно играл в детские "классики".

 

В армию не взяли, на шоферскую профессию, к которой он горячо стремился тоже... Взамен ущербной конечности развились в нем практичная смекалка, хозяйская вдумчивость и цепкая жизненная хватка. Пил он в меру, табачище не признавал вовсе, в бога не веровал , но и всуе имя его не упоминал.

 

Этот низкорослый, подпрыгивающий медведь мог делать все. Паял кастрюли, подшивал обувь, строгал, набирал бочонки, чинил утюги и радио, клал печи... " Только вот рожать не умею!"- говорил он сам про себя.

 

Угождал заказчикам само собой не бесплатно. Но тарифами никого не раздражал... И клиент в благодарность за работу, всегда качественную, на полной отдаче, теша себя гуманизмом к ущербным людям непременно сдуру переплачивал.

 

- Отчего же анулировали тебя на ВТЭКе?- спросила жена, чуть кося неправильно расставленными от природы серыми глазами.

 

- В комиссии один старый врач был из области. Дошлый! Из еврейцев, собака , похоже. Уличил, пес, на мелочи.- Григорий стиснул зубы, поиграл недобро желваками. -- Спрашивает с ехидным видом лица: " Значит вы, Григорий Валентинович, не можете себе на кусок хлеба заработать?" "Конечно,- отвечаю, - у меня же одна нога короче другой аж на восемь сантиметров. В бумагах про это написано. Без формалистики.

 

Мальчишки со смеху умирают над моей ходьбой... "Воробьем" обзывают. Профессии доходной не имею.На работу мной брезгуют. Даже сторожем не берут! Воровство нынче такое, что аж государство трещит. Пока я первого вора на своей короткой ноге догоню, да отберу добычу , остальные к этому времени всю Россию по крошкам разволокут, как малые тараканы буханку хлеба. Извольте неформально рассудить на первую группу. Там сумма к бодрости способствует, другой полет жизни."

 

"А подсобными промыслами не старались заниматься?- спрашивает.-- Горшки, игрушки из глины выделывать. На продажу. "Помилуйте,- отвечаю,- ничему не обучен. Мой отец в леспромхозе парторгом работал. Язык у него на подшипниках крутился, а дельного умения не передал!"

 

Не буду же я врачу этому докладать, что одних бочонков для квашения грибов и капусты больше пятидесяти штук только в этом году в соседние деревни продал. Корзины плету на потребу... Лапти в музей заказали. Кротов ловлю. Жену, детей одеваю. Без формалистики.

 

- Ой, спасибо, Гриша!- зарделась молодая жена.- Шуба купленная такая красивая. И у сына самые дорогие в школе кроссовки...

 

Первая жена у Вскорсова умерла десять лет назад. При родах. Она была намного старше его, и женился он на ней, бездетной разведенке в свои глупые девятнадцать лет. Посчитал, что он, инвалид, другой жены и недостоин.

 

Но произошло биологическое чудо. Толстая, уже не раз побывавшая замужем , но никогда не рожавшая Татьяна вдруг стала выпираться пузом каждый год. Троих родила вживую, а дальше истребляла развитие семени абортами, делая их по несколько раз в году.

 

- Вот так Гришка инвалид!- похихикивали по обеим сторонам реки .- Под ним и сухая колода зацвела. Что, Танька, мужинек -то изрядно мнет!

 

Та блаженно прикрывала маленькие ожиревшие глаза, придушенно говорила:

 

-Охоч! Больно, зараза хромая ,охоч! Замучил! В постели он не инвалид, а истый Муромец! Могу на прокат дать. Его на всех хватит. Только не плачьтесь потом...

 

Она,старая Татьяна, накануне своего пятидесятилетия опять забеременела и надумала еще раз родить.

 

- Трое сыновей у нас, а дочки нету. Непорядок...План надо выполнять. Бог спросит за нерадение,- сказала она, испуганно глядя за мужа, зная, что все зависит от его решения...

 

Тот переступил с пятки на пятку, встал наподобие спящего на одном ноге петуха, сказал, поскребши пятерней всю лицо от низкого лба до упрямо выпяченного подбородка:

 

- Надысь телевизор у соседа отремонтировал...Впервой! Методом самотыка! Я раньше в них ничего не понимал, а тут исправил аппарат... Заплатили изрядно! Так что запасай пеленки! Выкормить сумеем. По средствам нам еще один рот будет...

 

А вот не получилось. И ребенок и мать ушли в могилу.

 

Похоронив старую жену, Григорий целый год вырезал из липовой баклуши изваяние ее, пробуя себя в скульптурном умельстве. Портретного сходства не получилось, но фигура напоминающая не то ангела, не то кающегося демона, была помещена им как надгробие. Сыновья посещая могилу матери, угрюмо сопели, шмыгали простуженными носами, стыдливо глотали слезы.

 

Вторично женился Григорий довольно быстро. Теперь он не смущался инвалидностью и приобретя опыт на супружеском фронте воспламенился молодой женой.

 

В местный колхоз о ту пору поступила на работу новая ветеринарка. Девица именем Алевтина Тимофеевна, ростом с каланчу, худая,плоскогрудая, рыжеволосая, с крючковатым носом и саженными выгнутыми ногами, про которых говорят, что глядя на них человек выдумал колесо.

 

Страшноватенькая с виду ветеринарка. Даже чуть косила серыми холодными глазами. Лошади храпели, когда она подходила их кастрировать. Ей было уже за двадцать пять, выйти замуж она и не чаяла.

 

Как дефективный Григорий соблазнил девицу, на голову выше его, грамотную, строгую и годящуюся ему чуть ли в дочери в точности никому неизвестно?

 

Вероятно, это тот случай, когда на сто процентов верна пословица: "Любовь зла- полюбишь и козла." Поженились они после того, как у девицы стал лезть на простор живот, и ходила она напоминая цаплю, объевшуюся болотной живности...

 

- Ну и чем тебя этот врач из области разоблачил?- спросила Алевтина, прижимаясь острым плечом к мужу.

 

- А вот чем! Хитрый злодей! А ну-ка, говорит покажите ваши руки. Поверните их ладонями вверх...

 

Григорий повторил действие перед женой. Она с изумлением уставилась на них, будто увидела впервые. Ладони у мужа широкие, грубые, мозолей в три ряда друг на друга наросло. Хоть срезай как на лошадинном копыте. Еще бы! Попробуй днями корзины плести из одеревеневшей лозы, или клепки к бочкам строгать... А Григорий сопел над работой с утра до вечера.

 

- Ну вот! Извольте видеть!- сказал врач.- Это настоящие рабочие руки. Мозолистые, трудовые. Стало быть на кусок хлеба он способен заработать. Первая группу инвалидности присвоить никак невозможно... Государство не такое щедрое, чтобы всякую хромоту в денежном виде оплачивать.

 

- Хоть и еврей он, а сам головой инвалид!- констатировала Алевтина.- Не расстраивайся. Я тебя на трижды здорового не променяю. Сколько годов завидовала замужним бабам, теперь вот сама вволю под мужиком млею. И защита есть и услада! Аж косить глазами от счастья начала.

 

- Верно! Бывает у тебя такое,- подтвердил Григорий.- Не в одну точку иной раз смотришь.

 

- А раньше-то не бывало у меня такого...При тебе стала косить. От счастья! В техникуме у меня нормальные глаза были...

 

- Стараюсь! Ваша планида тяжелая... И рожать и скакать надо,- веско сказал Григорий.

 

- Спасибо, Гриша! Я тебе еще сделала на ужин любимый бифштекс.

 

- Впору будет! Ослаб я сегодня.

 

На столе появилась миска с бифштексом. Григорий называл его "татарским".Грубое, чисто мужское блюдо. Рецепт его был прост и дик! Мелко порубленная сырая говядина, лук, перец, уксус,соль, яичные желтки.

 

Научил его еще в молодости паромщик Яшка, наполовину русский, наполовину татарин, тоже одноногий инвалид, до глубокой старости пользовавшийся любовным восхищением женщин всех возрастов.

 

- Для меня что девка, что старуха! Любой почет будет после сырого мыса и желтков яичных,- говорил он, прищуривая хищные черные глаза с молодым блеском.- Две жены имею, хочу третью завести... Мои предки со времен Чингис-хана такой бифштекс употребляли. Жен было по десять штук, а дети не в одну юрту не помещались...

 

И Гришка принял на вооружение мужского достоинства это мощное питательное блюдо.

 

- Ешь! Я глядеть не могу на сырое мясо- сказала жена и отвернулась.- Пойду спать пораньше. Завтра бычков в совхозе кастрировать. Если наливки еще пожелаешь- остужается в холодильнике.

 

- Не положено!- твердо сказал Григорий, принимаясь за еду.- В холостяцком положении употребил бы. А мужу не пристало на ночь упиваться. У него жена под боком имеется. Служить должен. Мало ли где у ней зачешется...

 

Жена покраснела и молча ушла в спальню. Дети пропадали в сельском кино на последнем заграничном шедевре "Властелин колец."

 

Вдруг кто-то резко забарабанил в дверь.

 

--Открой! - крикнул хозяин.- Друг ли, враг ли,а принять обязаны...Без нужды не будут запор высаживать.

 

 

Алевтина босиком и полуголая впустила ломившегося человека.

 

В избу вкатилась полная соседка с того берега реки - Мария Чугунова. Их дома стояли в точности напротив , но разделенные сорокаметровой полосой воды...

 

Мария была вдовой недавно умершего друга Григория. С Антоном Чугуновым, тихим покладистым мужиком, сварщиком в леспромхозе, они кидали втихаря рыболовные сети в пределах своей негласной водной акватории,воровали по ночам сплавной лес.

 

А умер Антон от внезапной остановки сердца. Полез в жару купаться в холодную воду и все...остановился мотор жизни навсегда. А поработал недолго- около сорока лет.

 

- Чего тебе, Машка?- недобро спросила Алевтина.- Бегаешь по реке как оглашенная...

 

- Вот что значит без хозяина жить...Одно мучение.- завопила та,-- Завидую тебе, коновалка! А у меня беда за бедой! Выручай мужем своим.

 

Она остановилась перед Григорием, и стала с усилием застегивать кофточку на полной, ходуном вздымающейся груди. Была она одета на скорую руку.- Горе у меня. В одном исподнем речку перебежала. Послушай, Гриша, как сердце у бедной женщины бьется...

 

Он схватила руку Григория, пытаясь применить ее к прослушиванию своего организма, но тигрицей яростной вспрыгнула Алевтина, откинула чужую руку, ухватившую мозолистую ладонь мужа.

 

- Ты вымя-то свое, тетя, подбери! Он же не доктор!

 

Мария была старше ветеринарши, но совсем еще не поблекшая баба, носила черный, кудрявый парик,делавший ее жгучей брюнеткой, вызывающе-ярко подкрашивалась и выглядела вовсе не убитой осенними заморозками.

 

- Говори, чего приперлась?- опять вопросила Алевтина.

 

Она давно ревновала мужа к заречной соседке. Временами, когда Мария полоскала белье на том берегу, или просто отдыхала на лавочке, врытой у дома, он задерживал на чернявой, плотно сбитой вдове мечтательный, как ей казалось, взгляд...

 

- Замолчь, дылда! Не с тобой разговариваю...К специалисту пришла.

 

Она поправила парик, купленный после смерти мужа и долженствующий, по ее задумке, омолодить внешность. По правде сказать он вовсе не был ей к лицу, но бедная вдова, по добросовестному заблуждению, чувствовала себя в нем роковой женщиной и переубеждать ее в этом никто не брался. Не большой грех тешится мечтательностью.

 

Григорий смакуя убойное блюдо плодовитых степняков участливо спросил:

 

-Соседка! Какая беда у тебя? Возможность будет- подсоблю.

 

- Печка в избе не топится, Гриша! Тяги никакой, чадит, зараза. только! Дым не в трубу, а в избу! Не варено, не парено, Гриша! Хоть сырую овощь грызи. Осмотрел бы как мастер...Причина же есть какая-нибудь.

 

 

- Есть!- сразу и с убийственной холодностью заключил Григорий, и не смотря на протестующий взгляд жены сразу начал обуваться.- Есть причина, Маруся! . Я еще Антона предупреждал , что добром это не закончится... Мало хозяйской смекалки в нем было.

 

- Это верно, Гриша! Помер, а машинку швейную так и отремонтировал. Весь двор бревнами ворованными завалил. А без него еще хуже. Я бы я сейчас из могилы вынула. А чего у нас не так, мастер?

 

 

- Приметил я давно , что у вас на трубе зимой вороны да галки любят в холод греться... Сколько раз говорил Антону, что вытяжной колпак нужно соорудить...Он и тягу развивает , и от птиц защита.

 

Они прыгают то задом, то передом на выходе теплого воздуха, угорают и плюх в трубу без птичьего сознания. Угарный газ и человеку и всякому другому живому существу вреден... Это понимать надо без формалистики.

 

- И чего же Гриша делать теперь?

 

- Дымоход крушить, да ворон дохлых выкидывать - авторитетно сказал он.

 

- Я разве осилю это!

 

- Где тебе! Не бабье дело , конечно! Жди- дай собраться. Оно понятно беда. Без печки жить невозможно... Ты же не крыса какая-нибудь, чтоб морковь сырую точить. Хоть и вдова, а тоже человек. Горячей пищи всякому хочется...

 

 

Обувшись, он сделал перепляс на месте, осаживая сапоги на обе ноги равномерно, направился к выходу. В сенях прихватил сумку с инструментами, кряхтя сошел с крыльца, и не оглядываясь, враскачку, зашагал к переправе. Инвалидная палка его глубоко проваливалась в рыхлый снег. Дородная Мария, тоже почему-то припрыгивая, след в след пошла за ним. И пока они переходили по льду туманную реку жена Алевтина провожала их зорким потемневшим взглядом.

 

Час спустя пришли из клуба дети и заорали, что река только что пошла. Встревоженная Алевтина, всунувшись голыми ногами в резиновые сапоги побежала вместе с ребятней наблюдать ледоход.

 

Над рекой стоял густой шорох. Пахло пресной водой, глиной, горьким запахом костра. Зима уплывала до следующего года. Льдины, сгруживаясь в узком пространстве между берегами, кувыркались , наползая друг на друга, вставали на дыбки, кололись на острые куски...

 

- А отец ваш на том берегу остался,- печально сообщила детям Алевтина.- Пошел печку Чугуновых перекладывать. Он такой- на все руки мастер. Учитесь!

 

- Не беда! Завтра вернется!- рассмеялись те.- Ушел по снегу , а приплывет по воде...

 

Дети вскоре ушли домой, а Алевтина еще долго,больше часа, как длинноногая цапля бегала вдоль реки, и поднимаясь на цыпочки, пыталась разглядеть что происходит на том берегу. Там, в доме напротив горел свет.

 

-Гриша!- отчаянно завопила в туманную даль Алевтина.- Домой пора!

 

Льдины шуршали и светились, как россыпь битого стекла. Наконец с того берега послышался знакомый, с сипотой голос:

 

--Алевтина? Чего орешь? Работу я еще не кончил...Делов по уши. Шла бы ты спать.

 

Река шуршала, но перекрикиваться можно было.Невеликая речка, из провинциалок.

 

--И когда же печку эту проклятую наладишь?

 

-- К утру только... У меня не десять рук. Сажи полно. Кирпич колется, мать их коммунистов! Обжог курам на смех! Осадка в фундаменте...

 

--Ворон угоревших вытащил из дымохода?

 

-- Еще не добрался до них... Сказано же тебе- уймись!

 

И тут же голос Марии.

 

-- Каланча? Ты указание мужа своёго слышала? Беги шустро спать!

 

--Я с тебя скальп сниму, если Вскорсова угробишь...Брюнетка фальшивая. Баба-яга страшущая.

 

- На себя посмотри, живодерка!

 

- Отольются тебе мои слезки!

 

- Еще посчитаемся! Собирай глаза в одну кучу, ставь прямо ноги и топай!

 

- Злая ты, Машка!

 

- Ой застыдила! Да ты бы в моей шкуре людей кусала... Лучше пять раз гореть, чем один раз вдоветь.

 

- Думаешь я мало в жизни натерпелась. В ветеринарном техникуме за мной ни один парень не ухаживал... Обзывали всяко!

 

- И правильно делали. Это Гришка дурак женился на тебе. Да ни один мужик без приговора суда не тебя залезть не захочет.

 

- Ладно!- смирилась Алевтина.-- Утро вечера мудренее ! Тебя, Солоху , все равно не переслушаешь...У завистливых печенка гниет...

 

Коротко всплакнув, она еще раз печально посмотрела на забавы проплывающих мимо льдин и отправилась домой. Знала характер мужа. Если принялся за какое дело, не бросит на пол-пути, доведет до конца... Надежный работник! Этим он брал!

 

Спала она плохо, видела во сне какие-то бесконечные веревочные узлы, которые ей предстояло распутать, а на рассвете опять была на берегу реки. Течение сипело и лед продолжал идти мощным потоком.

 

На повороте русла жалобно и протяжно , будто умоляя о пощаде, заскрежетал единственный в селе деревянный мост. Ежегодно сносило его ледовым тараном. Вот и сейчас он с балками и досками, сложился, точно куча деревяшек и рухнул в ледяную шипящую воду.

 

Чуть ниже уже стояли с баграми мужики из нижних домов, готовые выловить ценный лесоматериал. Будь свободен Гришка- обязательно приволок бы тоже доску-другую. Мост на этом месте почему-то всегда возводили исключительно пришлые шабашники. То белоруссы, то молдоване... Ежегодно клялись соорудить его на вечные времена, требовали доплаты за эту вечность, но каждую весну река уносила мост вниз по течению. Эта комедия уже всем надоела.

 

Закатав на грубом, мужской вязки свитере рукава Алевтина сложила рупором ладони, провыла как сирена в утренней мгле:

 

-- Гриша! Ау!

 

Ответа долго не было. Голос ломался и утопал в ледоходе. Но вот послышалось:

 

--С добрым утром, женушка! Как спала?

 

- Веревки всю ночь вила...Приснится же.

 

- Это к прибытку. Деньги считать будешь...

 

-- Спасибо, Гриша! Может лоторею выиграю...Четыре билета купила в совхозе.

 

--Ишь, зараза, спокою не дает. Иди бычков кастрируй. Коновалка!

 

-- Не с тобой разговариваю, Я хоть техникум кончила, а ты безграмотная... Сразу после школы на лесопилку пошла опилки таскать...

 

- Зато у меня сын в университете учится. На инженера.

 

- Наши дети не хуже будут. Может в Литинститут пойдут. Гриша! Исправил уже печку проклятую?

 

-- Ага! Шесть ворон угорелых вытащил...Одна еще крыльями шевелит. Как ее оживить?

 

Алевтина растерянно уставилась за речку.

 

-- А черт его знает! Водички с сахаром в клюв влейте что-ли? Глюкоза ей нужна. Я так думаю.

 

-- А молочка можно? Парного?

 

---Нет, дура темная... . Молоко свернется в зобе. Ничего не соображаешь. Птица в жарком дымоходе коптилась , а она молочка ей. Ума вовсе лишилась.

 

- Не кипятись зазря!

 

- Только вот угробь мне птица, брюнетка подставная!

 

Лед скрежетал, и отбрасывал на рассвете синие тени, а на сколах ледяных пластин мерцали бриллиантовые искры.

 

Они подныривали друг под друга , игриво кувыркались, выставляли свои тупые морды, глухо перешептывались...

 

- Алевтина? Готовь лодку,- скомандовал через реку муж.- К полудню, я так думаю, река очистится. Последний лед с верховий пошел... Приплывай за мной.

 

- Как знаешь, что последний?

 

- Хвои много на снегу. Из лесов стало быть лед двинул...

 

- Некогда! Говорено же- мне быков кастрировать. Сорок голов. На откорм будут ставить.

 

-- Пусть еще день с яйцами походят... Домой желаю. К жене законной. Соскучился.

 

- А чего у тебя голос хриплый?

 

- Устал очень! Два куба кирпича и раствора. Чумазый весь. Ноздри в пыли... Баню готовь.

 

- Нет, Гришенька,- послышался голос Марии.- Я для тебя баньку протоплю.Самолично! Отмылся чтоб...

 

- Я тебе покажу баньку, хабалка!- возмущенно закричала Алевтина.- Мужа своего угробила, теперь моего в очередь поставила. Нет,ей богу, не вытерплю я да хватану пехом через льдины. Ужо сорву твой скальп кудрявый.

 

- Хватани, дура! На дне всем места хватит. Ты небось не Иисус Христос, чтобы ходить по водам аки посуху ,-- задорно крикнула та.

 

- Получишь ты у меня пендюлей вмиг. В секунду буду у вас. Обоих на клочки разорву!

 

- Доска-- два соска! Иди шубу свою новую примеряй!

 

--Ага, завидуешь!

 

- Как чучелу на огороде...Плыви, чтоб тебе утопнуть. Грамотная она!

 

Разъяренная Алевтина бросилась под навес, засучила рукава и принялась волоком тащить к воде лодку. Сзади оставался глубокий, в виде борозды, след в земле. Женщина была молодой и сильной. За ней невозмутимо наблюдали с того берега. Но едва посудина осела в поднявшейся на уровень прибрежных кустов реке, как из из всех щелей на дне и по бокам десятками фонтанчиков взбурлила холодная, мутная, перемешанная с донным илом вода.

 

 

- Хозяин никудышный! Змей!-- ошарашенно глядя на погружающуюся лодку гневно закричала она на Григория.-- Лодка твоя как решето...

 

- Ясное дело! Закон природы. Дерево усадку дало!- криком отозвался Гришка. Лед уже шел редко , отдельными грязными заплатками, разговаривать враждующим сторонам можно было вполголоса.- Судно конопатить да смолить надо...

 

- И кто это будет делать?- выпучив глаза спросила Алевтина.

 

- Ясное дело ты..Кому не терпится мужа домой доставить,- со смешком ответила Мария.

 

- Заткнись хищница! Ворона-то ваша ожила?

 

- Опять на трубе сидит. Мы ей заместо воды хлеба с самогоночкой дали клюнуть... Вмиг, зараза, лапами задвигала. Хорошая самогоночка. Изюмная. Мужу твоему понравилась.

 

- Не спаивай моего мужа. Нафиг мне алкоголик нужен. Я тебя, Машка, ей-богу милиции за самогонку сдам. Они с тебя скальп-то снимут! Гришка! Командуй чем конопатить, как смолить? Я ветеринарный техникум кончила, а в речном флоте не служила, в усадке не разбираюсь... Может быть ты до моста бетонного дойдешь и через него вернешься домой?

 

- Да ты что Алевтина. До него четыре километра. С моей-то ногой! Да не спал всю ночь...

 

-Инвалид хреновый! Надо у тебя и вторую группу отобрать. Всю ночь кирпичи ворочал... Ты о здоровье своем подумай!

 

- Полайся вот, приплыву узнаешь мою строгость... Разводи костер для смолы. Пошарь в сарае, там все инструменты есть. И конопатка и трамбовки... Битум в старой собачьей конуре находится. Так что приступай к делу.

 

-- Ой, умру! У нее же руки не там пришиты... Какой ей речной флот. Только быков может холостить...

 

- Назло тебе Машка все сделаю в лучшем виде.

 

Долго продолжалась семейная спасательная операция. Алевтина под руководством Григория, пользуясь на расстоянии его мудрыми советами привела таки в готовность плавательное средство и в полдень торжественно отчалила от своего берега...

 

Ледоход на речке прекратился, вода мягко шепелявила у бортов, по берегам расцвели за один день вербы. Вчера еще топорщились голыми ветками, а сегодня будто стая желтых шмелей села на каждое дерево.

 

Алевтина сидела на веслах и целила курс лодки на лавочку, где сидели Григорий и заречная соседка. Нос отклоняло течением, но капитан не плошал и любое рысканье лодки выправлял одним ударом весла.

 

Приблизившись к противоположному берегу, Алевтина спрыгнула на мелководье за борт и хищницей вцепилась в Марию. Та рванулась бежать оставив в руках соперницы шикарный свой парник. Без него она выглядела старой обрюзглой, вовсе непривлекательной бабой. Алевтина злорадно рассмеялась и швырнула парик вослед.

 

- Поплыли что ли?- невозмутимо сказал Григорий, усаживаясь на место загребающего.

 

- Отдай весла!- буркнула жена.- Сама буду грести.Ты устал поди...

 

- Тебя, молодуху, прокатить в радость.

 

- Издеваешься, Гриша?- усмехнулась она.

 

Вода в реке проносилась величаво и мирно.

 

А на противоположном берегу кричали и прыгали от радости дети ожидающие родителей.